До полуночи оставалось меньше четверти часа, но до самого рассвета мне предстояло позабыть о сне. Каждый месяц, когда в полнолуние свойства лекарственных растений достигали пика, все целительницы и целители были заняты важным и неотложным делом — изготовлением снадобий.
На уставших за день трудов ногах я спешно перемещалась между забитыми доверху шкафчиками и большим деревянным столом. Несколько минут спустя пучки сухих трав и стеклянные банки с листочками, кореньями, соцветиями и другими полезными составляющими заполонили поверхность от края до края — то была большая, но не вся часть моих запасов для сегодняшней ночи.
Вздохнув, я быстро организовала на столе небольшой свободный закуток для работы и наконец взялась за нож. Из приоткрытого окна в дом проникала летняя прохлада, на опушке леса пели ночные птицы и где-то совсем рядом стрекотали сверчки. Таков был мой привычный мир. Спокойный и уединенный.
И он вдруг содрогнулся, когда в крепкую дубовую дверь громко и требовательно постучали. Никогда местные жители не приходили ко мне в такой час: при срочной необходимости они бежали к городскому целителю, добраться до которого было в разы скорее, чем до моего дома на отшибе границы.
Замерев статуей, я напряженно прислушивалась к звукам вокруг. Кое-чему жизнь в уединении меня научила, и открывать двери неведомо кому было не в моих правилах.
Если забрел кто-то случайный или хмельной, то всегда лучше и безопаснее сделаться глухой. А если за помощью явились городские, то они точно догадаются крикнуть и представиться.
Стук повторился. С большей силой и частотой.
— Целительница Лауру, откройте дверь! — раздался снаружи громкий и уверенный приказ. — Целительница Лауру! Мы знаем, что вы дома.
Медленно отложив нож, я с колотящимся от ужаса сердцем направилась к двери. Мысли носились в голове, как стая бешеных псов, — такие же хаотичные и бестолковые.
— Целительница Лауру, открывайте! — пробасил уже другой голос. — Императорская стража!
Я едва не споткнулась. Что здесь потребовалось императорской страже?
— Целительница Лауру! — прокричали они снова и, к моему ужасу, перешли к угрозе: — Мы выломаем дверь!
Вытерев взмокшие ладони о подол, я взялась за засов и затем распахнула дверь. На пороге действительно оказался отряд королевской стражи. Дюжина крепко сложенных мужчин в доспехах и при оружии уставилась на меня с неприкрытым негодованием — наверное, не привыкли подолгу стучать.
— Что вам нужно? Еще и в такой час! — возмутилась я, вопреки бегущей по позвоночнику дрожи испуга. — Кто дал вам право угрожать?
Стражники не проронили ни слова и слаженно расступились. В образовавшемся между ними проходе возник молодой мужчина в богатых одеждах. У меня закружилась голова.
— Советник Рубус… — выдохнула я из последних сил.
Удивительно, но приветственный книксен получился сам собой, не потребовав от моего сознания никакого участия.
Незваного гостя я узнала сразу — не могла не узнать ничуть не изменившееся, всегда серьезное и сосредоточенное выражение лица и пронзительные, чуть прищуренные глаза.
Омир Рубус, которого я помнила юношей, разумеется, повзрослел, но едва ли стал другим. Как будто и не было последних десяти лет, прожитых мной вдали от императорского двора.
— Оставьте нас, — бросил он, не оборачиваясь.
Начальник стражи отрывисто кивнул. Отряд отошел на почтительное расстояние.
— Аурелия… — произнес Рубус одну долгую паузу спустя.
— Целительница Лауру, — поправила я настойчиво, наконец справившись с изумлением и страхом. — Пожалуйста, не будем забывать о приличиях, советник.
— Вот как? — спросил он с усмешкой и покачал головой. — Что ж, тогда я избавлю вас, целительница, от беседы со старым другом и перейду сразу к делу.
Я старалась не смотреть на него — только бы не выдать своих истинных чувств.
— Что привело вас ко мне? — Мой тон был безупречно вежлив и равнодушен.
Рубус вдруг тяжело, даже обреченно вздохнул, отчего я невольно вскинула на него удивленный взгляд.
— Император Стефан умирает, — сказал он. — Вы, целительница Лауру, наша последняя надежда.
— Умирает? — выдохнула я, вцепившись в подол собственного платья как в спасительную соломинку.
Казалось, весь дом внезапно заходил ходуном, и мне не удержаться на ногах. Однако стоящий напротив Рубус не выражал не малейшего беспокойства и не пытался предложить руку для опоры — в физическом мире ничего не произошло.
— Да. — Он кивнул. — Последние двадцать семь дней император прибывает в крайне тяжелом состоянии. Лучшие целители империи отказывают нам в надежде на лучшее.
— Я не понимаю… — Сознание словно помутилось, и я не могла взять в толк ни одного произнесенного Рубусом слова.
Драконы не умирают от неизвестных болезней. Их удел, в отличие от простых людей и даже представителей магических родов, — жить долго и беспечно, не зная ни легких недомоганий, ни тяжелых недугов.
Убить дракона было под силу только другому дракону, но наша страна давно забыла о междоусобицах и войнах. Тем более никому и в голову не пришла бы идея о покушении на жизнь императора — молодого и сильного дракона с огромным магическим потенциалом и войском впридачу.
— Его прокляли, целительница Лауру, — произнес Рубус серьезно. — Никто не знает чем и когда.
— Ст… Император не знает? — нахмурилась я. — С его навыками невозможно не заметить удар проклятия.
В темно-карих глазах Рубуса мелькнуло сожаление.
— Император не приходит в себя. С самого первого дня.
— Как это возможно? — Я покачала головой. — Неужели все целители бессильны? Высшая целительница наверняка может что-то сделать…
С каждым мгновением мне становилось труднее дышать. В ушах нарастал звон. Я едва видела, как Рубус поджимает губы и складывает руки за спиной, то ли выдерживая паузу, то ли набираясь терпения для продолжения разговора.
Сопротивляться решению, принятому правой рукой императора, было глупо и бессмысленно. Я понимала, что никакими аргументами и просьбами не отговорю советника Рубуса от его намерений.
Да и могла ли я на самом деле не поехать во дворец? Просто закрыть за непрошеными визитерами дверь и без малейшего сожаления и даже капли вины вернуться к работе над настойками и мазями, навсегда позабыв об умирающем в столице императоре?
Может, мне и удалось неплохо разыграть безразличие в присутствии Рубуса, но наедине с собой от правды уже не скрыться: мне не все равно. Какой бы ни была история наших отношений в прошлом, я должна лично убедиться, что шансов на выздоровление для императора и правда не существует.
— Хорошо, — кивнула я, соглашаясь с волей советника вслух. — Расскажите подробнее о состоянии императора, чтобы я понимала, что мне стоит взять из снадобий.
— При всем уважении к вашим талантам, целительница Лауру… — начал Рубус неохотно и с явным сомнением в голосе. — Я не думаю, что у вас есть что-то, чего не найти во дворце.
Мне с трудом удалось удержаться от недопустимого правилами приличий фырканья. Похоже, слепая вера во всемогущество столицы поселилась даже в самом прогрессивном и свободном от стереотипов уме Хризы.
— Я предпочту подготовиться должным образом. — Настойчивости нынешней мне было не занимать. — Лучше взять с собой лишнее, чем сожалеть об упущенных возможностях, правда?
— Разумеется. — Рубус бросил в мою сторону напряженный взгляд.
— В таком случае я хотела бы узнать, что именно произошло с императором. Любая мелочь, как вы наверняка понимаете, может оказаться важной. — Я посмотрела на советника с требовательным ожиданием.
— Доподлинно нам известно немногое, — произнес он устало. — В тот вечер я нашел императора в его личных покоях уже без сознания. Никаких видимых ран или признаков борьбы не было. Стефан просто лежал на кровати, как будто спал. Однако на мои попытки его разбудить он совершенно не реагировал. — Рубус вздохнул, прежде чем продолжить свой отрывистый рассказ: — Последующий осмотр, проведенный личным императорским целителем, также подтвердил отсутствие каких-либо физических повреждений. Мы не обнаружили ни ядов, ни следов магического воздействия. Однако состояние императора ухудшается день ото дня: ни личный целитель императора, ни высшая целительница Илин не могут найти источник болезни, хотя испробовали все возможное. Стефан угасает: на него не действуют лечебные настойки и целебная магия, — все исчезает будто в небытии, как и его жизненные силы.
— В ауре тоже ничего нет? — Голос подчинился мне с трудом.
Гул мыслей о том, что неизбежно случится, если выводы других целителей верны, в моей голове становился сильнее и настойчивее с каждым сказанным Рубусом словом. Казалось, я только сейчас начинала осознавать неизбежность нависшей над императором угрозы.
— Ничего. — Рубус покачал головой. На дне взирающих на меня глаз зияла пропасть разъедающего его отчаяния. — Я смотрел сам: ни намека на скверну или физический недуг.
— Поэтому вы решили, что это именно проклятие? — уточнила я.
В академии нас учили, что проклятье всегда оставит свой след. Ни в одном из прочитанных мной манускриптов — от древних до новейших трудов, — не упоминалось иного, однако там же вскользь сообщалось кое-что еще: маг ограничен полученным при рождении даром, в то время как сама магия — безгранична и неисчерпаема.
— Да. — Рубус коротко кивнул. — Мы исключили другие варианты. Кроме того, болезнь император случилась сразу после нашего возвращения из Венефии.
У меня невольно вырвался испуганный и вместе с тем — изумленный — вздох.
— Вы были в краю проклятых ведьм? Но как?!
— Я не могу говорить об этом подробно и, надеюсь, мне не нужно объяснять, что всю полученную от меня информацию ты должна хранить в тайне. — В чертах его и прежде серьезного лица проступила почти незнакомая мне жесткость. — Я все еще доверяю тебе больше, чем другим, Аурелия.
На долгую минуту наши взгляды пересеклись вновь. Я отвернулась первой — когда жжение в глазах стало совершенно нестерпимым. В груди болезненно ныло сердце.
— Вы можете мне доверять, — сказала я искренне.
Спустя час сборы были завершены. Прихватив с кровати небольшой чемоданчик, нутро которого на две трети было заполнено целебными снадобьями, я тяжело вздохнула, прежде чем решительно двинуться вперед. Навстречу ожидающему моего появления Рубусу и грядущим по его воле переменам.
— Мы можем ехать, — сообщила я глухо.
— Вы быстро, — заметил Рубус не без удивления и с оценивающим прищуром уставился на чемодан в моей руке: — Это весь ваш багаж?
Я кивнула.
— Да. Я взяла все необходимое.
Во взгляде напротив читалось сомнение.
— Не сочтите за грубость непрошеный совет, целительница Лауру, но вам может потребоваться более… — замялся Рубус на мгновение, — разнообразный гардероб на время пребывания во дворце.
Мне с трудом удалось удержаться от невежливой, однако искренней усмешки: неуклюжая деликатность Рубуса, никогда не умевшего витиевато выражаться, ранила куда сильнее, чем скрытая за эвфемизмами правда.
— Я согласилась помочь императору, если то будет в моих силах. — В моем голосе, ровном и холодном, ничего не выдавало поселившихся у меня в душе смятения и страха. — Однако это не значит, что я собираюсь вернуться ко двору. Пусть и временно.
— Аурелия… — начал, было, Рубус несмело, но замолк, стоило мне резко покачать головой.
— Вы должны понимать, что мой отъезд состоится в тот же час, как будет исполнен мой целительский долг, — отчеканила я и, заранее отсекая любую возможность для продолжения дискуссии, потребовала: — Я перешагну порог своего дома, только если вы дадите мне свое слово, советник. Поклянитесь, что не станете меня удерживать. Ни по собственной воле, ни по воле императора.
Неподвижно-непоколебимое выражение на лице Рубуса на миг пошатнулось, на дне темных зрачков вспыхнуло пламя несогласия. Пусть собственные эмоции он скрывал искуснее, чем истинное значение своих слов, охватившая его внутренняя борьба не осталась мной не замеченной.
Отлитые из чистого золота городские ворота Анакии раскрылись перед нами, когда на небе едва забрезжил рассвет. Мы въехали в город в сосредоточенном молчании.
На обычно шумных и людных улицах столицы еще не сновали толпы народа, и, хотя из близлежащих домов уже доносились звуки начинающегося нового дня, наша процессия осталась незамеченной. Едва проснувшиеся горожане были слишком заняты, чтобы глазеть в открытые окна.
Сглотнув вставший посреди горла вязкий ком, я крепче сжала в руках поводья. Болезненно-частый стук сердца в груди оказалось не унять насилу умеренным дыханием. У меня задрожали пальцы.
— Все в порядке, целительница Лауру? — Рубус покосился в мою сторону с плохо скрываемым беспокойством.
— Конечно. — Я постаралась сопроводить свой ответ вежливой улыбкой. — Немного устала, ничего более.
Вряд ли столь стандартная по содержанию ложь прозвучала убедительно, однако Рубус милостиво решил не мучить меня расспросами. Пока что.
— Скоро вы сможете отдохнуть с дороги, — ограничился он ответной вежливостью.
— В первую очередь я должна осмотреть императора. Это ведь возможно? — Впервые мне пришло в голову, что дворцовые порядки, часто противоречащие объективному удобству и здравому смыслу, могут послужить помехой. — Нам не придется ждать наступления дня?
— Нам, — выделил Рубус первое слово, — не придется. Каждая секунда промедления может стоить Стефану жизни.
На этот раз он позволил себе говорить прямо, хотя на протяжении нашего путешествия, не желая привлекать внимание стражи, мы не обсуждали причину его появления на пороге моего дома. Дистанция между нами и другими всадниками выглядела сравнительно безопасной, и я поспешила узнать о состоянии императора больше:
— Кто сейчас находится при императоре? Главная целительница?
Рубус покачал головой.
— Нет. С ним личный целитель. Высшая целительница Илин дала свои рекомендации и теперь занята поисками лечениями.
— В академии? — предположила я, однако он снова качнул головой в отрицании.
— Библиотека Императорской академии целителей содержит множество трудов, но едва ли там есть что-то, чего наши целители еще не знают. Илин отправилась в край эльфов.
Я почувствовала, как брови на моем лице невольно ползут вверх от искреннего удивления.
— Они согласны ее принять?
— Не за просто так, конечно. — На губах Рубуса отразилась кривая усмешка.
— Это все еще не гарантирует ответов, — подметила я. — Ведь так?
— Верно. — Он помрачнел. — Они могут ничего не найти. Или найти слишком поздно.
Я молча кивнула, старясь не показывать собственного беспокойства, пробравшегося в каждую клетку. Время было не нашей стороне.
— К счастью, — неожиданно продолжил Рубус, — у нас есть вы. Я уверен, что император будет исцелен.
Прозвучавшие без капли сомнения слова ничуть меня не приободрили. Напротив, на моих плечах будто осел очередной груз неподъемной ответственности, которой я не желала.
Мне было страшно представить, что произойдет, если моего дара окажется недостаточно, если не только я, но и никто другой не сумеет спасти Сте… императора. С той минуты, когда на пороге моего дома появился Рубус, ужас, способный в любое мгновение парализовать сердце навсегда, струился по моим венам вместе с кровью.
— Не возлагайте на меня непомерных надежд, прошу, — прошептала я, зажмурив повлажневшие глаза.
Советник кивнул, принимая мою просьбу. Оставшуюся часть пути в императорский дворец мы проделали в тишине, лишь стражники позволяли себя изредка перекинуться словечком-другим где-то позади, пока в их сторону не прилетал грозный взгляд начальника.
От накопившейся за минувшие сутки усталости и городской духоты начинала кружиться голова, но я упрямо не сводила глаз с становившихся все ближе к нам каменных стен белого замка с его золотыми шпилями и пятью башнями с летными площадками для драконов. Вот и оно — место, однажды служившее мне родным домом.
Ноющая, затрудняющая дыхание боль в груди была неожиданно острой. Свидетельство тоски, существование которой до этой минуты я отчаянно старалась опровергнуть, пусть и безуспешно.
Еще несколько минут спустя мы наконец спешились и вошли во дворец. Стража осталась снаружи, Рубус был моим единственным сопровождающим. Знакомые коридоры сменялись один другим, и я из последних сил заставляла себя смотреть исключительно вперед, а не вертеть головой в попытке охватить взглядом все — от пола до потолка и каждой царапины на стенах.
Время от времени мимо проходили слуги и придворные, провожавшие нас заинтересованными взглядами, но не нашлось никого, кто был бы в достаточной мере глуп или безрассуден, чтобы встать у Рубуса на пути. До покоев императора мы добрались поразительно быстро.
Двое стражников немедленно распахнули двери, пропуская нас внутрь без единого вопроса. Едва переставляя разом онемевшие ноги, я впервые за десять лет переступила порог императорских покоев, и взгляд мой сразу устремился вправо, к массивной кровати — той же, что стояла ровно на этом же месте и в прошлом.
Боль пригвоздила меня к полу, стоило мне только заметить безошибочно принадлежавшие Стефану руки, покоящиеся поверх изумрудного цвета покрывала. Один затянувшийся вдох спустя я смотрела на его лицо.
Когда-то столь любимое мной. Юное, еще не познавшее разочарований и тяжести императорского венца, а теперь — повзрослевшее и осунувшееся, испещренное письменами недуга.
— Морелла. — Раздался рядом громкий голос Рубуса.
— Советник! — На периферии моего взгляда кто-то подскочил с кресла, спешно выпрямившись и направившись в нашу сторону. — И леди…
— Аурелия Лауру, — представил меня Рубус, пока я не могла пошевелить ни кончиком пальца, ни языком, ни любой другой частью тела. — Но оставим любезности на потом. А сначала — поведайте нам с целительницей, каково состояние императора.
— Разумеется. — Ранее растерянно-подобострастный тон целителя вдруг изменился и приобрел строго профессиональную окраску. — Состояние императора осталось прежним: ни ухудшений, ни улучшений мной не отмечено. Все наши попытки привести императора в сознание или хотя бы добиться видимых на диагностике изменений в его физических показателях остаются безрезультатными. Я продолжаю поддерживающую терапию, но, как вы понимаете, не могу уверено заявить, что она действительно помогает.