Цена его гнева

Пролог.

Дождь барабанил по крышам машин на школьной парковке, скатывался по капотам и стекал ледяными струями за воротник. Я стояла в тени автобуса, вцепившись в мятый конверт с нарисованным сердечком. Ладони липли от пота, сердце било в висках.

«Селеста, хватит трусить. Сегодня или никогда», — твердила я про себя, стараясь не смотреть на дрожащие пальцы.

У парадного Дарен смеялся вместе со своей компанией. Его голос пробивался сквозь шум ливня, узнаваемый, дерзкий. Тёмная толстовка облепила широкие плечи, капюшон сполз на затылок, подчёркивая мокрую прядь волос. На шее поблескивала цепочка. И эта снисходительная ухмылка — такая знакомая и недостижимая.

Я сделала шаг вперёд.

— Дарен! — мой голос сорвался громче, чем я ожидала.

Он повернул голову. Взгляд ленивый, скользящий. Улыбка сразу стала насмешливой:

— Эй, малышка! Опять заблудилась возле старшей школы?

Его друзья фыркнули, переглянувшись. Смех кольнул, как нож. Уши вспыхнули, но я стиснула зубы.

— Мне нужно поговорить с тобой. Наедине.

— Оу… серьёзно? — он приподнял бровь и кивнул своим парням. — Ребят, дайте-ка малышке минутку. Видимо, секрет вселенского масштаба.

Его друзья ухмыльнулись и, бросив несколько фразачек они удалились в сторону парковки,где стояли их припаркованные машины, продолжая смеяться.

Подойдя ближе к нему,я глубоко вдохнула, но голос всё равно дрожал:

— Дарен… я… я люблю тебя!

Секунду он молчал. Потом громко, зло рассмеялся.

— Любишь? Ты серьёзно? — он шагнул ближе, и я почувствовала запах ментоловых леденцов, вперемешку с сигаретами. — Тебе сколько? Пятнадцать? Да ты выглядишь на двенадцать.

— Мне почти шестнадцать, — выдавила я, сглатывая комок.

— Почти? — он усмехнулся, скрестив руки на груди. — Слушай, Селеста. Я встречаюсь с девушками, которые знают, чего хотят. А ты? Ты до сих пор носишь эти дурацкие кеды с блёстками.

— Но… мы же всегда общались, — я шагнула к нему, слова вырывались сами. — Ты был добрым со мной. Ты помогал…

— Добрым? — он прервал меня. В его голосе была скука. — Я просто жалел тебя. Думал, может, вырастешь в кого-то интересного. Но ошибся.

Его слова больно резанули сердце,но я всё же протянула ему конверт с признанием, пальцы дрожали.

— Здесь… всё, что я чувствую. Прочитай, пожалуйста.

Он взял его без всякого интереса, порвал край, достал лист. Пробежал глазами пару строк и усмехнулся:

— «Ты мой свет в темноте…» Господи, ты что, роман 19 века начиталась?

— Это правда! — выкрикнула я, чувствуя, как слёзы уже жгут глаза. — Я правда тебя люблю!

— Любовь? — он коротко фыркнул. — Это просто детская влюблённость. Через год ты сама будешь смеяться над этим.

— Не буду! — слёзы сорвались, смешиваясь с дождём. — Я никогда не перестану…

— Будешь, — оборвал он холодно. Скомкал письмо и бросил под ноги. Лист моментально размок, расползаясь в грязи. — Иди домой, малышка. Не мешай взрослым жить.

— Дарен… — я протянула руку к его запястью, но он резко схватил мою, сжал слишком сильно. Я вскрикнула.

— Запомни, — он смотрел сверху вниз, в его серых глазах не было ни капли жалости. — Я спал с девушками старше тебя, когда ты ещё в куклы играла. Так что оставь свои сопливые признания.

Он резко оттолкнул мою руку, будто ему было противно меня касаться.Он отряхнул руки.Потом повернулся и пошёл к друзьям.

— Дарен! — закричала я ему вслед, голос сорвался в истерике. — Ты ещё пожалеешь!

Он даже не обернулся. Только сказал через плечо:

— Сомневаюсь.

Я смотрела на его удаляющуюся спину.На то,как он обменялся парочкой слов со своими друзьями и они расселись по своим машинам.

Когда его машина проезжала мимо меня,он специально наехал на лужу и окитил меня грязной водой.Затем скрылась в потоке других машин.

Я осталась одна, дрожащая, мокрая, с горящим запястьем и рвущимся наружу криком.

Опустившись на колени, подняла размокший комок бумаги и сжала в кулаке так сильно, что ногти вонзились в ладонь.

Я сидела на мокром асфальте, прижимая к груди скомканный конверт. В ушах всё ещё звенел смех Дарена. Сердце билось в горле так сильно, что я едва могла дышать.

— Ну надо же… смотрите-ка, нашу серую мышку отшили. Такое приятное зрелище!

Я подняла голову. Сквозь завесу дождя увидела Ливию. Она стояла, облокотившись на зонт, а вокруг неё теснилась её компания — те самые девчонки и парни, которые всегда ходили хвостом. В руках у них блестели телефоны, камеры уже снимали меня крупным планом.

— Что же ты, сестричка? — её губы изогнулись в мерзкой ухмылке. — Решила изобразить великую героиню любовного романа?

Толпа расхохоталась.

— Жалкая, — продолжала Ливия, подойдя ближе. — Даже твоя мать от тебя отказалась и ушла… Знаешь почему? Потому что ты никому не нужна. Лишняя. Ошибка.

— Замолчи… — прохрипела я, но голос сорвался и утонул в их смехе.

— О, смотрите! — выкрикнула одна из её подружек. — Она ещё и возражать пытается!

Смех усилился. Ливия прищурилась, потом шагнула ко мне и вылила на голову ведро с мусором. Пакеты, бумага, остатки еды — всё липло к волосам, к одежде.

— Вот так тебе и идёт! — сказала она, подняв руки, будто представляла спектакль. — Аплодисменты, дамы и господа!

Толпа загоготала ещё громче, кто-то свистнул.

Я дрожала, сжимала кулаки, но не могла выдавить ни слова.

— Ребят, пойдём в кафешку! — выкрикнул кто-то из её компании. — Чего руки пачкать об это недоразумение?

— Ага, нечего тут задерживаться, — согласились другие. Смех постепенно стихал, телефоны опустились, камеры выключались.

Но Ливия не спешила уходить. Она осталась рядом, и когда её друзья отошли, резко схватила меня за волосы. Я вскрикнула, зашипела от боли, вцепилась ногтями в её руку, но она только сильнее дёрнула вниз, наклонив моё лицо к асфальту.

— Слушай внимательно, уродка, — её голос стал низким, жёстким, в нём не было ни грамма показной игры. — Надеюсь, ты поняла своё место.

1 Глава.Больница.

— Пап... — я осторожно положила ладонь на его голову, проводя пальцами по коротким прядям седых волос. Кожа под ними казалась непривычно холодной и сухой. Я старалась улыбнуться, но уголки губ дрожали, выдавая всё то, что я пыталась скрыть.

Аппаратура вокруг мерно пищала, издавая резкие и неприятные звуки. Каждый писк будто вонзался в виски и напоминал: мы не дома. Это не просто усталость, не временный недуг. Это больница, палата реанимации. Здесь люди борются за жизнь, и мой отец — один из них.

Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь проглотить ком подступивший к горлу. Перед глазами вновь встал тот день. Чёртов звонок. Сухой, чужой голос помощника отца, будто читающий готовый текст: «Ваш отец в больнице. Сердечный приступ. Состояние тяжёлое». Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать сказанное, а потом всё завертелось так быстро, что я почти не помню — как мы собирались, как добирались до аэропорта, как я сидела в самолёте с ледяными пальцами, вцепившись в ремень безопасности, словно тот мог спасти от беды.

И вот мы здесь.Лирнвейл.Огромный, шумный, чужой. Город, который никогда не ассоциировался у меня с домом. Мы поселились в частном доме на окраине — роскошном, с большими окнами и идеально подстриженными газонами. Но для меня он был пустой коробкой. Дом без души.

И сейчас я одна. Как и всегда. Мэнди и Ливия даже не попытались прийти. Им плевать. Они приехали только ради университета, ради какой-то блестящей вывески, ради того, чтобы Ливия могла хвастаться своим поступлением. А отец?.. для них он будто просто часть сделки, которую можно отложить на потом.

Я открыла глаза и посмотрела на его лицо. Такое усталое, бледное, с резкими складками, которых раньше не было. Мой сильный отец. Всегда строгий, иногда жестокий в словах, но такой надёжный. Человек, который держал на плечах всё, что у нас было. И теперь он лежит здесь, беспомощный, окружённый трубками и проводами..

А что, если он не проснётся? Что, если этот разговор — последний?

Мысль обожгла так сильно, что я едва не всхлипнула. Я сжала его руку в своей, как будто могла передать ему часть своей силы.

— Ты должен выкарабкаться, пап. Слышишь? — мой голос сорвался на шёпот. — Я не готова... Я не справлюсь одна.

Тишина комнаты была нарушена только мерным писком аппаратов. А внутри меня всё кричало. Злость на Мэнди, на Ливию, на их равнодушие. Боль от того, что я так бессильна. И страх. Страх потерять единственного человека, который по-настоящему был моей семьёй, несмотря на все ссоры, разногласия и ошибки.

Я снова погладила его волосы, как будто это могло его разбудить. Хоть на минуту. Хоть ради меня.

2 Глава.Дом.

— Ну что, посидела со своим папашей? — голос, холодный и насмешливый, раздался из темноты прихожей, и я вздрогнула. Сняв одну туфлю, я застыла, пока из-за угла не появилась она. Мачеха. Ее губы были намазаны яркой алой помадой, волосы идеально уложены, взгляд — ядовито-насмешливый. Она окинула меня с головы до ног, как будто я была грязной тряпкой, случайно оказавшейся в её доме.

Я нахмурилась, но ответила ровно:
— Зачем мне отвечать, если ты и так знаешь? — я поставила туфлю на коврик и посмотрела ей прямо в глаза. — Могла бы и сама навестить своего мужа.

Она громко хмыкнула, откинув голову, и усмехнулась.
— У меня не было времени, — протянула она наигранно жалобным тоном, словно оправдывалась. Но тут же её голос стал холоднее. — В отличие от тебя, у меня есть дела поважнее. Нужно готовить Ливию к поступлению. Университеты, репетиторы, приемные комиссии... — она поправила браслет на запястье и чуть прищурилась. — А сидеть возле больничной койки и нюни распускать — это твоя роль.

Я сжала кулаки. Её слова жгли, но я не дала ей увидеть слабость.
— Знаешь, иногда я думаю, что ты только и ждешь, когда он... — я запнулась, но закончила, — когда он не вернётся. Тогда вся эта «империя» останется в твоих руках.

Мачеха улыбнулась. Настоящая хищница.
— Милая, ты слишком много думаешь для девочки, у которой нет ни будущего, ни места в этой семье, — её голос был мягким, но каждое слово резало, как стекло. — В отличие от Ливии. У неё блестящие перспективы. Она будет учиться в лучшем университете, выйдет замуж за достойного мужчину, и... кто знает? Возможно, когда-нибудь возглавит компанию твоего отца.

Я почувствовала, как сердце больно сжалось.
— Компания моего отца, — подчеркнула я.

Мачеха шагнула ближе, запах её дорогих духов ударил в нос.
— О, дорогуша, твой отец давно сделал свой выбор. Он выбрал меня. Он выбрал мою дочь. А ты... — её взгляд скользнул по мне, будто по какому-то мусору, — ты просто обуза. Балласт, который слишком долго тащили.

Я стиснула зубы, но промолчала. Спорить с ней — всё равно что биться головой о бетонную стену.

Мачеха довольно улыбнулась и, проходя мимо, специально толкнула меня плечом.
— Кстати, завтра ты снова поедешь в больницу. Ты же у нас любишь играть в заботливую дочку. Вот и продолжай. Мы с Ливией будем заняты более важными вещами.

Её каблуки цокали по мраморному полу, пока она удалялась, оставив за собой шлейф яда и ненависти.

Я проводила её взглядом, пока мачеха не скрылась за поворотом в гостиную. Лёд внутри меня ещё не растаял, но я знала — если задержусь хоть на секунду, она найдёт новый повод для яда.

Схватив сумку, я поспешно направилась в свою комнату. Дойдя до двери, я открыла её и с силой захлопнула за собой — случайно, но громкий хлопок будто подытожил всю мою злость.

Сумка с глухим стуком упала на пол, а я сама рухнула на кровать, вцепившись в Тести — мою плюшевую капибару, моего единственного верного слушателя. Я прижала её к груди, вдыхая знакомый запах ткани.

— Почему мне так тяжело, а? — прошептала я, зарывшись лицом в мягкий бок игрушки. — Тести, скажи... Почему всё как будто против меня?

Молчание. Только мягкая шерсть под щекой и пульс в висках.

Завтра начинается университет. Вроде бы день, которого ждут. Новый этап, новая жизнь, новые возможности. Но я чувствую не радость, а тяжесть, будто впереди не светлая дорога, а очередное испытание.

Мы с Ливией поступили на один курс, хотя она старше меня. Почти год она просто прожигала свою жизнь: шумные вечеринки, алкоголь, парни с гелем в волосах и пустыми глазами. Сигареты, которые она выкуривала на балконе, прячась от отца, но пахнущие на весь дом. Её смех по ночам, когда я пыталась заснуть.

Её жизнь всегда казалась лёгкой и беззаботной. Она словно плывёт по течению, и это течение само приносит ей всё — друзей, деньги, внимание.

А я? Я всегда гребла против течения. Мне приходилось стараться в два раза больше, чтобы доказать хотя бы самой себе, что я чего-то стою. Но рядом с Ливией я всё равно будто тень. «Та, что младше. Та, что лишняя.»

Я сильнее сжала Тести, как будто от этого могла появиться уверенность.
— Завтра всё изменится. Я должна... Я просто обязана выстоять.

И всё же в глубине души я боялась: а вдруг завтра Ливия снова затмит меня? А вдруг я останусь в её тени навсегда?..