Занятия закончились, и я спешила к себе в пентхаус, как только могла, но все равно защитный контур на двери оказался взломан. И тот, кто это сделал, еще внутри. Я уверена.
Стоп!
Внутри, или прямо здесь?
Внимательно осматриваюсь. Слева — лифт. Там точно никого, я из него только что вышла. Справа, в самом конце коридора, открытая арка на галерею, ведущую к охраняемой парковке для скайросов. На галерее с виду пусто, но для надежности стоит проверить пространство при помощи пси-способностей. Осторожность лишней не бывает, это я давно усвоила.
Почти не концентрируясь, запускаю лучи-сканеры, но ни одной живой души не обнаруживаю. Отлично! Теперь можно спокойно обследовать защитный контур, не опасаясь нападения сзади.
Тщательно изучив следы взлома, выдыхаю с облегчением:
— Дерек!
Значит, пари принято, и мне остается красиво и правдоподобно подыграть. А, точнее, проиграть. От таких мыслей сердце ухает куда-то в центр живота. То, что я собираюсь сделать, меня пугает, хоть и стыдно себе в этом признаваться. Но и отступать на полпути не в моих правилах. Отец учил всегда следовать намеченному плану, а в моем плане первым пунктом идет наш с Дереком спор.
Дерек Вилуоски мой единственный друг и подходящий для задуманной цели парень. Он не подвел, действительно сумел взломать защиту, которую я собственноручно ставила. Между прочим, на совесть ставила, чтобы у него и тени сомнений не возникло, что пари ненастоящее.
Теперь мой ход.
Подумав о том, чем все должно закончиться, испытываю мгновенную слабость. Интересно, он потребует выигрыш сразу, или…
Закусив губу, решительно касаюсь ладонью панели замка. Дверь мягко и бесшумно втягивается в стену, но я не спешу переступать порог. Сначала осторожно заглядываю внутрь, одновременно выпуская лучи пси-сканера.
Никого в пределах видимости.
— Самоубийца, я иду! — предупреждаю нараспев и с хищной улыбкой захожу внутрь собственного жилища.
Вдох. Выдох.
Медленно поднимаю правую руку. Кисть тут же окутывается голубым сиянием «перчатки». Правилами Академии астральных искусств такие усиления разрешены во время студенческих дуэлей и стычек. После активной боевой тренировки в крови все еще бурлит адреналин, и я собираюсь играть жестко. Вилуоски должен верить в собственную победу.
Сканируя комнату за комнатой, не забываю внимательно осматриваться. Противник может таиться где угодно. Вилуоски — протектор. Щиты, замки, защитные контуры, маскировка, и прочие подобные уловки — его стихия. В этом ему на потоке нет равных. А вот если надо вломить кому-то как следует — это уже ко мне. Я будущий ликвидатор, и потенциал у меня огого! Будет. Когда пройду инициацию...
Остановившись и прислушиваясь, невольно любуюсь ближайшей ко мне драгоценной посудиной, мягко мерцающей точками звездной энергии сквозь непроницаемо-синие стенки. Ваза исчезнувшей расы Дзинь. Между прочим, подлинная. Жаль, если во время борьбы ее разобьем или что-то другое поломаем. Папаша Кастильеро еще мне редкостей накупит, он и так расстарался, чтобы дочурка жила в роскоши и комфорте, но я с уважением отношусь к древностям и просто к хорошим вещам. Это в меня еще с детства до костей въелось.
Опасливо отхожу подальше и останавливаюсь там, где посвободнее.
— Дерееек, выходи!
Друг ничем не выдает свое присутствие в моей отнюдь не скромной обители, и волнение усиливается.
Сканирование пространства тоже не дает результатов. Почти. Кое-что я все-таки обнаруживаю: коротенькие записки, по одной в каждой комнате. В спальне на кровати. В спортзале на коврике для медитаций. В столовой на столе и в библиотеке на большом и уютном кресле для чтения. Та, что в гостиной — затерялась в длинном белоснежном ворсе ковра.
Медленно обходя комнату за комнатой, собираю их все и, прочитав очередную, закатываю глаза. Содержание разное с той или иной степенью пошлости, но общий смысл одинаков: «Я возьму тебя здесь».
Да уж. Дерек, как всегда, прямолинеен, но это мне в нем и нравится. Кстати, где же все-таки он? Не думаю, что после такого он бы ушел, но я везде посмотрела, остался только санузел, по которому я уже дважды прошлась сканирующим лучом…
Останавливаюсь перед входом в скромную по местным меркам ванную комнату. Особо спрятаться там негде, разве что в просторной душевой кабине, устроенной по последнему слову техники?
Да ну! Нет. Быть не может, чтобы ларчик так просто открывался!
Пси-способности — это хорошо, но иногда важно увидеть все собственными глазами. Осторожно вхожу и касаюсь пальцами дверцы, отчего та плавно сдвигается в сторону, обнажая высококомфортабельное нутро. Внутри никого.
Разочарованно хмыкнув, трясу рукой, развеивая остатки пси-энергии. Неужели Вилуоски сдрейфил и ушел? На миг пугаюсь, что если он и вовсе решил отказаться от нашего пари? Или станет потом меня подкалывать?
— Вот гаденыш! Не дождешься теперь выигрыша! — разочарованно шиплю вслух, жалуясь собственному отражению в зеркале, и принимаюсь раздеваться.
Подтверждая статус заносчивой задницы, душ после тренировок я обычно принимаю не в общей душевой, а у себя в пентхаусе. И раз уж Вилуоски здесь нет, а я все еще потная после занятий, самое время приступить к гигиеническим процедурам. Время — самый ценный ресурс во все времена и во всех вселенных, не стоит тратить его зря. Так меня учил отец.
На мгновение замираю, холодея не только снаружи, но и внутри. И дело не только в том, что ледяная вода продолжает изливаться изо всех отверстий душевой кабины.
Аделхард? Ну уж нет!
Демонстрирую неприличный жест в сторону входной двери и поворачиваюсь к прекратившему маяться дурью Вилуоски. Тот уже насквозь вымок и безуспешно старается не слишком громко стучать зубами.
— М-может, включишь теплую воду? Ты ведь тоже замерзла, — предлагает он и беспардонно тычет указательным пальцем прямо в собравшийся тугим камешком сосок.
Снова шлепаю друга по руке, но проявлять чудеса выдержки желания нет. Я тоже ужасно замерзла. Снова касаюсь сенсорной панели, и кабина мгновенно наполняется паром, а струи умеренно горячей воды вырывают у нас синхронный вздох облегчения.
Удивленные такой солидарностью мы с Дереком таращимся друг на друга, понимая, что момент упущен. Неловкость все нарастает, и стоя вот так совершенно голой перед одетым, пусть и мокрым до нитки, парнем, чувствую себя ужасно глупо. Хочется прикрыться и вышвырнуть отсюда Вилуоски, но… Тогда придется начинать все заново, и это будет намного сложней…
Раздосадовано прячу глаза под ресницами, судорожно соображая, что бы такого сделать, чтобы он вот прямо сейчас не ушел. Нужно срочно применить какую-то женскую хитрость, соблазнить его. Заставить остаться и продолжить.
Но вместо этого, я обхватываю себя руками за плечи.
Дерек не знает всей подоплеки, но чувствует, что со мной что-то не так, и меняет тактику. Тянется ко мне и обнимает, принимается неспешно, почти невесомо, гладить мои волосы, плечи и спину. В этих действиях нет никакой пошлости, скорее искренняя забота, и я потихоньку прихожу в себя и расслабляюсь. Иногда мне кажется, что во всей академии, а то и в мире, он один знает, что не такая уж я и стерва, какой стараюсь казаться. И иногда даже подкалывает меня на тему нежной и ранимой души.
Вот и сейчас Дерек понимает, что мне неловко, а еще проявляет редкую проницательность:
— Расскажи, что тебе нравится, Ари? Ты такая напряженная, словно это твой первый раз.
Я молчу. Открыть свой секрет другу я просто не имею права. Даже отец не догадывается, что контракт на мою невинность до сих пор не исполнен.
— Я понял! Все было только во время Контракта да? Тебе попался му… неприятный партнер, и ты теперь боишься близости? Такое бывает, я знаю. К сожалению, не все партнеры ведут себя достойно. Он был с тобой груб, Ари? Причинил боль? Унизил? Поверь, близость с мужчиной может быть приятной, я обязательно тебе покажу…
Дерек, продолжал что-то говорить, успокаивая меня, а я просто цеплялась за его одежду, стараясь не расплакаться. Проклятый Рейн фон Аделхард! Он действительно унизил меня и причинил боль. Сделав это однажды, он повторил это снова, выкупив контракт на мою невинность.
Номер семьдесят семь. Никогда не забуду момент, когда сидела в той отвратительной комнате, чувствуя себя драгоценностью в дешевой бархатной коробке. Хотя нет. Скорее поделкой на искусственном бархате, выставленной напоказ, как в музее. Такой же постамент и куча защитных контуров вокруг.
Я держала лицо и заставляла себя не кусать ногти, обреченно ожидая результатов аукциона. И вот наконец прозвучало — семьдесят семь. Номер победителя. Как символично…
Еще немного, и наступил момент знакомства. Я приготовилась увидеть кого угодно. Это мог быть уродливый старик толстосум, возжелавший юное тело, но главным образом — подпитаться моей пси-энергией. Или кто-то из отцовских «знакомых», стремящихся насолить главе Совета Пяти хотя бы тем, чтобы поиметь его дочь. Уверена, многие из них именно так бы и поступили, при возможности. В случае выигранного Контракта на мою невинность им бы за это даже ничего не было. Но необязательно кого-то калечить, чтобы испортить жизнь. Есть масса иных способов.
Но в комнату вошел мой старый знакомый.
Трясу головой, отгоняя непрошеные воспоминания, но и от них выходит толк. Злость придает мне решимости. Пока Аделхард бесится, напрасно ожидая меня, я исправлю его оплошность и заодно раз и навсегда избавлюсь от проклятой невинности, которая, точно дуло бластера, угрожающе тычет мне в спину, не давая спокойно жить. Все бы ничего, если бы не скорая инициация. Там уже я ничего не скрою, аура покажет, что я все еще девственница, и будет скандал и повторный контракт. Вот почему так важно провернуть все как можно скорей. Желательно прямо сейчас.
— Все нормально, Дерек, — шепчу я. — Меня никто не обидел, но и особого восторга я не испытала. Ты ведь поможешь исправить мое мнение о сексе? — последнее произношу, добавив томности в голос, и обвиваю шею парня руками, глядя на его чувственные губы.
Бросив самый настоящий вызов, сама прижимаюсь к губам Дерека. Стараюсь, чтобы мой поцелуй получился властным и уверенным. Похоже, удается. Глухо застонав мне в рот, Вилуоски «радует» мгновенно образовавшимся внушительным бугром под форменными брюками, и пытается перехватить инициативу. Я не позволяю, чувствительно прихватив зубами его нижнюю губу.
Когда он замирает, выпускаю его и интересуюсь:
— Забыл, кто здесь главный?
— Ага! Всегда подозревал, что тебе нравится сверху! — радуется новому повороту наших отношений парень.
Дотягиваюсь и впиваюсь пальцами в волосы у него на затылке.
Да, я демонстративно не посещала предмет, который ведет Рейн фон Аделхард, и не собираюсь посещать его впредь.
— Не думаю, что он вытащит тебя наружу за волосы, но все равно будет неприятно. Давай, Ари! Просто выгляни и ответь ему. Он уйдет, и не заметит меня. Не хочу заиметь во враги такого, как он.
— Какого? С каких пор ты боишься преподов?
— Ари, я потом тебе расскажу, почему я боюсь именно этого препода. А пока, ответь ему. Ну пожааалуйста! — друг шепчет, умоляюще сложив руки.
— Гад! Предатель! — шиплю, наблюдая, как мой неудавшийся любовник на глазах растворяется в воздухе, снова становясь невидимым.
Не знаю, что происходит, но с появлением в моем пентхаусе Рейна фон Аделхарда, что-то во мне меняется. Замороженные эмоции словно оттаивают все и разом. Злость, смущение, возбуждение, неловкость, негодование, обида. Во мне бурлит такой коктейль, что немудрено взорваться.
Изображение наставника транслируется во весь рост. Он всего в шаге от меня. Стоит в своей безупречной черной форме, и потемневшие от злости глаза смотрят по-прежнему именно туда, где я нахожусь. Полная иллюзия, что он меня видит!
Я уже совершенно не стесняюсь Дерека, стоящего рядом, но присутствие моего личного врага по ту сторону эфемерной преграды переворачивает все внутри. Кожа покрывается мурашками, соски сжимаются в две тугие горошины, как будто на меня снова льется ледяная вода. Пальцы на ногах невольно подбираются, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прикрыть руками стратегически важные места.
Позорно проиграв эту битву, выключаю изображение и, уткнувшись лбом в стенку кабины, размеренно дышу, пытаясь собраться и решиться хоть на что-нибудь. Мне нужно несколько секунд. Всего несколько секунд, чтобы снова натянуть маску холодной и надменной стервы...
— Студентка Кастильеро, я знаю, что вы здесь, — раздается неожиданно спокойный голос по ту сторону перегородки. — Глупо полагать, что здесь я вас не найду. Напоминаю, что гигиенические процедуры не являются уважительной причиной, чтобы игнорировать вызов наставников. Вам это известно?
Какой умный! А что, если я вся в мыле? Так и приходить? Да и игнорирую его вызовы я не в первый раз, так чего он вдруг притащился?
Но инстинкты прямо-таки кричат, что сегодня медлить опасно. Он и в кабинку войдет, если не отзовусь. С Аделхарда станется. А, может, и ладно? Пусть видит, что я развлекаюсь по полной. Я ему ничего не должна!
Но что тогда будет с Дереком? Почему друг вдруг так оробел перед обычным наставником. Не помню, чтобы у них был конфликт. Можно подумать он разозлится и как-нибудь отомстит Вилуоски? Но за что?
Глупости все это, Дерека он не тронет, да и с какой стати? В свободное время мы вольны заниматься любовью с кем угодно, если нас не связывает контракт. Отношения между студентами академии не запрещены, чем я отличаюсь в этом от других?
И все же мне отчаянно не хочется, чтобы он заметил Дерека здесь. Чуйка, что ли? Или это простое нежелание предстать перед давним знакомым в таком свете?
— Наставник Аделхард, одну минуту… — наконец решаюсь я.
В этот миг Вилуоски чувствительно щиплет меня за зад.
— Предатель! — шепчу одними губами невидимому другу и пытаюсь ударить туда, где он предположительно находится.
Кулак находит пустоту, но я не собираюсь оставлять хулигана-невидимку безнаказанным и принимаюсь ловить его на ощупь, благо в кабинке не так много пространства для маневров.
— Что у вас там происходит, Кастильеро? Чем это вы занимаетесь?
— О вас думаю, наставник! — зло огрызаюсь, зажимая Вилуоски в углу и нанося несколько чувствительных ударов.
— Интересное вы место для этого выбрали, — все больше раздражается Аделхард.
— Самое что ни на есть подходящее! — огрызаюсь я.
Снаружи слышится сдавленный кашель.
— Я рад, что обо мне вы думаете в душе, а не в уборной. Даже немного польщен.
— Издеваетесь, наставник?
Задавая вопрос, я еще разок-другой сую беззвучно ржущему невидимому Вилуоски кулаком под дых, и тот резко выдыхает, когда мне наконец удается пробить.
— Кастильеро, да что за непотребство вы там творите? Немедленно на выход!
Ну, немедленно так немедленно…
Напустив на себя привычный наглый вид, выскальзываю из кабинки и оказываюсь нос к носу с преподавателем.
Ни один мускул не дрогнул на лице фон Аделхарда, только в глазах промелькнуло что-то темное, но я это замечаю.
Ага! Ты сам дал мне в руки оружие, гад, и я им воспользуюсь!
Сердце колотится как безумное, адреналин зашкаливает, но внешне я остаюсь отстраненной и холодной. Годы, прожитые в доме отца, научили меня носить маску равнодушия при любых обстоятельствах.
А еще помогает мысль, что я имею полное право выставить наглеца из пентхауса и подать жалобу за приставание к студентке. Это не лучшим образом скажется на его карьере, а Аделхард не из тех, кому приходится выбирать, насколько мне известно.
Но я не делаю ни того ни другого. Просто стою вся мокрая и неприкрытая, позволяя давнему врагу рассматривать себя, как тогда на торгах, которые он каким-то невероятным чудом выиграл…
Вспышка гнева не производит никакого эффекта.
Губы мужчины искривляет презрительная ухмылка, и он подходит еще ближе. Двухрядная застежка его кителя едва не касается моей груди. Я ощущаю тепло, исходящее от него, вдыхаю ненавязчивый и, как назло, приятный запах парфюма и чистого мужского тела — свежий, будоражащий. Словно это он только что вышел из душа, а не я.
Лучше бы он вонял навозом, как и полагается выродку с Кантры!
Сохранять самообладание больше невозможно, я еле сдерживаюсь, чтобы не отодвинуться, и выше поднимаю голову. Гляжу ему прямо в глаза с таким видом, словно это я выше, а не он. Я умею. Научилась так смотреть за время, прожитое с отцом.
— Все такая же дерзкая и самонадеянная, да, Ари? Считаешь так следует вести себя с наставником?
Голос Аделхарда сладко вибрирует где-то у меня в животе, и я с трудом подавляю желание долбануть его в висок чем-нибудь тяжелым. Да хотя бы вон той нефритовой статуэткой замысловатой формы. Уродливая и тяжелая, как раз то, что нужно, чтобы пробить ублюдку башку.
Усилием воли заставляю себя прирасти к месту и по-прежнему высоко держать голову. Даже папаша Адолфо наверняка бы гордился такой выдержкой. Когда напряжение моральных сил достигает пика, гневно шиплю:
— Ты не имеешь права, Аделхард! Здесь тебе не аукцион!
Бровь наставника удивленно изгибается. Похоже, Рейн не ожидает, что я заговорю об этом, и я стараюсь развить успех:
— Ты и тогда оказался ни на что не годным. Заплатил, чтобы поглазеть на меня без одежды, да? На большее тебя не хватило? Трус! Так вот что я тебе скажу, — приподнялась на цыпочки и выплюнула ему в лицо: — Все. Время вышло! Вали!
В тот же миг я оказываюсь прижатой к мужской груди. Кожаные вставки и пуговицы неприятно впиваются в мое обнаженное тело. Пальцы Рейна зарываются в мои волосы. Грубо прихватывают их на затылке и тянут, безжалостно запрокидывая мне голову. То, что следует потом, поцелуем назвать трудно. Жесткие губы терзают меня и наказывают. Щетина царапает кожу, Аделхард отнимает мое дыхание, словно пытаясь таким изощренным способом меня уничтожить. Мужская ладонь находит мою грудь, грубо стискивает. Пальцы, нащупав торчащий сосок, причиняют вместо ласки боль.
Растерявшись, не могу собраться и вывернуться. Разом позабыв все приемы, скулю, позорно извиваясь в мужских руках и позволяя ему творить с собой такое непотребство. Захлебываюсь противоречивыми эмоциями. Давлюсь ими, точно горькой морской водой, тщетно пытаясь выплыть на берег во время шторма.
— Хватит! — не выдержав такого издевательства, отталкиваю Рейна.
— Ты сам подписал тот контракт, так какие теперь претензии? За кого вы меня принимаете, наставник Аделхард? Я вам не наложница и не девка из квартала фиолетовых вуалей, чтобы вытворять подобное!
Официальный тон помогает хотя бы немного вернуть самообладание. Рейн выпускает меня и отступает, тяжело дыша. В его необыкновенных глазах плещется тьма, а лицо искажает странная смесь презрения и желания. С ледяной усмешкой он вдруг снова подается ближе и хватает прядь моих волос. На фоне его черного форменного кителя они кажутся особенно белоснежными. Кончиком этой импровизированной кисточки Рейн ведет по моим губам, шее, груди, повергая меня в ступор. И как-то хрипло интересуется:
— Точно хочешь знать, за кого я тебя принимаю, Кастильеро?
Мое самообладание окончательно втоптано в пол.
Так. Хватит! Больше никаких извращенных экспериментов. Рейн — наставник Академии Астральных Искусств. Я — студентка, а значит, между нами не должно быть ничего подобного и пора ему об этом напомнить. Мысленно признав собственное поражение, спрашиваю в свою очередь:
— Наставник, позвольте мне одеться.
— Нет. Я желаю еще любоваться твоим телом.
Ответ совершенно не тот, на который я рассчитываю. Задохнувшись от возмущения, вскидываюсь, но встретившись взглядом со своим противником, понимаю, что впервые вижу его таким. Рейн фон Аделхард смотрит на меня, как оголодавший канис на кусок кровяной колбасы. Жадно и с неприкрытым вожделением. От этого взгляда моя кровь закипает и превращается в патоку. Ноги слабеют, сладко ноет низ живота, заставляя полыхнуть огнем щеки.
Подобрав с пола остатки втоптанного туда самообладания, издевательски интересуюсь:
— Наставник, а вы купили лицензию, чтобы заявлять такое?
Мои слова звучат на удивление спокойно и даже немного зловеще. Разговаривая с членом семьи Кастильеро, кто-то мог бы от таких интонаций и в штаны напрудить, но на Аделхарда это не производит впечатления. Мужские пальцы ложатся мне на подбородок, приподнимая лицо. Рейн склоняется так, будто снова хочет меня поцеловать. Его губы касаются моих, когда он задает вопрос:
— Ты желаешь знать, купил ли я право трахать тебя, когда мне заблагорассудится, Ари?
От такой наглости зверею. Никому не позволено разговаривать со мной в подобном тоне! Со мной — Арелией Кастильеро!
Прежде чем соображаю, что делаю, мой кулак окутывается голубым сиянием «перчатки», и я от души заряжаю забывшему свое место сенатренышу в морду.
— Трахать меня можешь только во сне. Наяву не сотри ладошку, навозник!
— Мама, тебе плохо?
Дебора Раскел облокачивается на столешницу и крепко жмурится. С каждым днем ей становится хуже и хуже. Ее волосы поблекли, губы выцвели, в уголках глаз прибавилось морщинок, а на утонченном лице застыла печать страдания.
— Мама?
— Сейчас все пройдет, дорогая. Я уже приняла лекарство, — она старается улыбнуться и сделать вид, что все хорошо.
Мама всегда так поступает и меня учит никогда не показывать слабость.
Дебора еще немного стоит, а затем, точно решившись, выпускает опору и идет к выходу. Пытается впихнуть ноги в тяжелые сельскохозяйственные ботинки сборщика хакса, призванные защитить нижние конечности рабочего от колючих побегов. Поднятая нога дрожит, а по маминому виску стекает капелька пота. С запозданием бегу к Деборе, чтобы отговорить от этой затеи и поддержать, если мама снова вздумает падать.
— Тебе не стоит сегодня идти на работу!
— Я и так провалялась в постели целую неделю, мы сильно задолжали за аренду харвестера.
— Мам, может… Может, нам обратиться к доктору? К хорошему доктору с Итерры.
Дебора отвечает мне печальной улыбкой.
— Ну да, знаю. У нас нет денег ни на медицинские услуги, ни на шаттл… — бормочу я и не могу сдержать тяжкий вздох.
— Вот видишь, Ари, ты умница, — мама ласково проводит ладонью по моим заплетенным в две тугих косы волосам, выкрашенным в неприметный мышастый цвет.
Отчего-то она строго следит, чтобы никто и никогда не узнал, каков он у меня на самом деле. Говорит, что это очень плохо — выделяться среди местных. У нее самой волосы каштановые, к тому же изрядно припорошены сединой.
Деборе все же удается обуться, и она выпрямляется, пытаясь отдышаться перед следующим действием. А затем принимается застегивать ботинки. Закусываю губу, стараясь не расплакаться от вида дрожащих маминых пальцев — длинных и изящных. Раньше у нее всегда был красивый маникюр, но с тех пор как ее портативный маникюрщик разбился, я не видела мамины руки ухоженными.
Мама мучается, но никак не может совладать с тугими застежками. Давит на них ладонью, но тщетно. Ей уже не хватает дыхания, а простое действие утомляет настолько, что на застиранной футболке цвета хаки проступают влажные пятна. Наблюдая за этим, закусываю губу так сильно, что чувствую привкус крови. Мама не любит, когда я плачу, и я креплюсь изо всех сил. Но я всего лишь подросток, и эмоции требуют хоть какого-то выхода, а злость помогает не расплакаться.
— Проклятая Кантра! Ненавижу эту гребаную планету! — изрыгаю в свинцовое безрадостное небо ругательство и пинаю стену.
— Ари! Не сквернословь и не буянь, это тебя не красит! — на миг мама становится прежней, и я готова ругаться без перерыва и переломать всю мебель, а то и разнести нашу хибару, лишь бы и дальше видеть ее такой.
К сожалению, так это не работает...
Не совладав с застежкой, Дебора бессильно опускается на колченогий табурет. Откидывает голову на стену и прикрывает глаза. Мама не плачет никогда, словно бы и не умеет, но я знаю, сейчас она в отчаянии.
— Так. Снимай это немедленно и быстро в постель! — принимаю решение я, и теперь уже в моем голосе звенит сталь. — Я сбегаю за доктором, он даст тебе другое лекарство.
Прежде чем успеваю шагнуть за порог, мама перехватывает мою руку:
— Не надо, Ари. Я просто немного посплю, и станет легче.
— Вот и правильно! — с преувеличенной бодростью отвечаю ей я и помогаю разуться, а после дойти до кровати.
Укладываю ее как есть — прямо в рабочей одежде и поправляю старенькое одеяло. Подумав, ставлю на подоконник рядом теплую воду. Мама засыпает раньше, чем я успеваю отойти — это лекарство, что она приняла перед выходом, так действует. Иногда я начинаю подозревать, что и не лекарство это вовсе, а простое снотворное или даже наркотик, от которого никакого толку, только в сон клонит и мысли путаются. К примеру, сегодня мама даже не вспомнила, что у меня день рождения. Теперь я еще на один условный цикл старше.
Быстро вымыв тарелки в тазу с мутной колодезной водой, выливаю помои прямо с крыльца и ныряю обратно в хижину, отмечая, какой же затхлый внутри запах. Но оставить открытым единственное окно не решаюсь, мама во сне может замерзнуть и заболеть.
Прихватив ее защитные боты, накидываю куртку и выхожу на крылечко. Обуваюсь, сидя на потертой деревянной ступеньке. Боты мне великоваты. Они старенькие, но надежные. Даже гравитационное поле все еще работает, только вот батарея слишком быстро садится. Моих сил едва хватает, чтобы застегнуть слишком тугие крепления, приходится долго колотить по ним кулаком.
Пока вожусь, ко мне подходит Брёх — старый канис с побелевшими иглами на загривке. Он достался нам вместе с хибарой на отшибе рабочего поселка номер семнадцать. Канис кладет голову мне на колени, смотрит печальными глазами — верхними. Нижние держит едва прикрытыми — они все равно ничего не видят.
Осторожно чешу его шею там, где заканчиваются иголки.
— Брёх, сторожить! — командую, поднимаясь.
Канис согласно урчит, обнажив изрядно поредевшие желтые зубы. Эх, такой беззубый разве что замусолит воров до смерти. Хотя, что у нас красть? Мы беднее всех на нашем участке. А так, может, они даже сжалятся, увидев такую нищету, и оставят чего-нибудь поесть?