Цена ошибки. Я тебя не прощу

Глава 1.

— Как вы себя чувствуете, Айя Эдуардовна? — вежливо интересуется доктор.

Я устало и полусонно улыбаюсь ему и тихо отвечаю:

— Прекрасно.

Несмотря на то, что дочь родилась раньше назначенного срока и роды прошли не так легко, как хотелось бы, я всё равно испытываю невероятную радость и облегчение. Мне очень хочется спать, но я пообещала себе, что дождусь приезда Макара. Он вот-вот должен вернуться из командировки.

Я уже живо представляю его лицо, улыбку, серые глаза, искрящиеся счастьем, когда он впервые увидит нашу дочь.

Она такая крошечная и сморщенная, но я всё равно успела рассмотреть черты лица Макара. Такой же слегка вздернутый носик и резко очерченные губки.

Мы так давно мечтали стать родителями. Даже в те времена, когда еще жили на съемной квартире и питались дешевой овсяной кашей из пакетиков, вместе часто фантазировали о том, какой большой и крепкой будет наша семья. А затем, когда Макар добился первых успехов в работе и мы обзавелись своим жильем, вопрос детей казался уже решенным. Мы хотели, как минимум, двоих. Но, увы, долгое время не получалось зачать и одного.

Когда этот момент наконец-то настал, прошло меньше месяца и у меня случился выкидыш. После него я несколько лет не могла забеременеть.

Львиную долю только-только заработанных денег Макар выбросил на дорогостоящие обследования. К счастью, мы оба оказались здоровы. Доктора успокоили нас, заверив, что рано или поздно мы обязательно станем родителями.

Они оказались правы.

И пусть беременность далась мне тяжело, я ни дня, ни секунды не жалела о нашем с Макаром решении.

Пока доктор делает кое-какие пометки у себя в блокноте, я невольно вспоминаю лицо мужа, когда он только узнал о моей беременности. Вспоминаю о том, как трепетно он поглаживал мой живот и улыбался, когда впервые почувствовал движение нашей дочери.

Я не сомневаюсь, что Макар будет хорошим папой. Он стойко пережил вместе со мной всю беременность и ни разу ни в чем не упрекнул и не пожаловался. На поздних сроках нам запретили всякую сексуальную близость, чтобы не подвергать ребенка риску. Да я и сама постоянно ощущала либо ужасную слабость, либо ноющую боль в области поясницы. Да и ноги часто отекали. Поэтому мне вообще было не до интимной близости.

Вспоминать об этом не хочется. Всё самое сложное и страшное осталось позади. К счастью. Впереди и меня, и Макара, и нашу дочку ожидает новый отрезок счастливой жизни.

В дверь моей палаты несколько раз стучат, а затем на пороге появляется медсестра. Приятная и юркая женщина средних лет, которая идеально знает свое дело и со всем мне помогает. В конце концов, не зря же Макар потратил солидную сумму денег на эту элитную частную больницу.

— Тут к Айе Эдуардовне, — сообщает медсестра. — Цветы, подарки принесли. Можно?

Моему доктору явно всё это не очень нравится, но он, поправив очки на переносице, соглашается и напомнив мне, чтобы я побольше отдыхала, уходит.

В палату тут же начинают вносить различные подарки, цветы в плетеных корзинах и даже воздушные шарики. Всё выглядит так красиво и празднично. Но я всё равно смотрю в сторону приоткрытой двери, ожидая, что вот-вот увижу Макара. Знаю, что ему еще как минимум полчаса добираться до меня, но так хочется чуда.

Я мысленно ругаю себя, напоминаю, что давно перестала быть маленькой капризной девочкой. В конце концов, Макар работает для нас, нашей семьи. Если бы у меня не отошли воды раньше времени, Макар обязательно присутствовал на родах. Так мы договорились. Но всё случилось так неожиданно. И дочку доктора забрали, чтобы убедиться, всё ли с ней в порядке. В конце концов, я пять недель еще должна была ее доносить.

— Тяжести поднимать вам пока что нельзя, — напоминает медсестра пока я расписываюсь в бланках курьера.

— Надеюсь, шариковая ручка к этому не относится? — отшучиваюсь и смотрю на десяток корзин с цветами, которые аккуратно расставляют у окна.

У нас с Макаром много друзей. По большей части, они являются партнерами моего мужа или просто полезными знакомыми. Все эти люди пришли в нашу жизнь ровно в тот момент, когда Макар заключил свою первую успешную сделку.

Мне всегда больше нравилось уединение и тишина. Но я быстро поняла правила игры и приняла их, видя, как Макару нравится то, как развивается наша жизнь. Обмен подарками с партнёрами-друзьями быстро стал неотъемлемой частью нашей рутины.

Чувствуя, что я могу вот-вот уснуть и не дождаться мужа, решаюсь занять себя прочтением поздравительных открыток. Какие-то из них будут подписаны от чистого сердца, какие-то исключительно для проформы.

Медсестра собирает все поздравительные открытки и передает их мне. Я благодарно ей улыбаюсь. Когда она уходит, я несколько минут просто наслаждаюсь долгожданной тишиной, а затем начинаю распечатывать одну открытку за другой. Помимо коллег, партнеров и друзей Макара, меня поздравляют с рождением первенца и дальние родственника мужа. Все желают счастья и здоровья.

Я время от времени посматриваю на экран своего смарта, что лежит на прикроватной тумбочке и надеюсь вот-вот увидеть еще одно сообщение от мужа. Он написал мне сразу, как только сошел с трапа самолета и потом еще раз, когда уже садился в машину.

Время словно нарочно издевается и тянется невыносимо медленно. Я продолжаю перебирать открытки. Одна из них принадлежит свекрови — Стелле Георгиевне. Она сейчас отдыхает где-то на островах. И слава богу. Видеть ее здесь и сейчас, да еще и в отсутствие Макара мне совсем не хочется.

Мы не то, что бы ненавидим друг друга и постоянно находимся в состоянии «холодной войны». Скорее, у нас просто совершенно разные взгляды на жизнь и разные вкусы. Поэтому чтобы лишний раз не спорить друг с другом мы стараемся видеться не чаще, чем несколько раз в год.

В дверь моей палаты снова стучат.

— Да? — тихо спрашиваю и чувствую, как в грудной клетке всё словно замирает.

Две недели разлуки дают о себе знать. Ничего не могу с собой поделать. Так хочу поскорей ощутить теплые и сильные руки Макара. Почувствовать аромат его кожи и поцеловать радостную улыбку.

Глава 2.1

Сердце бьет в рёбра. Дышу через раз.

Стараюсь сохранить спокойствие, но оно тут же рассыпается мелким острым крошевом.

Я не должна нервничать. Не должна растрачивать остатки сил на негативные эмоции, чтобы в последствии не лишить дочку грудного молока. А учитывая, что нам с ней пришлось преодолеть самое настоящее испытание, добавлять еще проблем совсем не хочется.

Затаив дыхание, я быстро возвращаю фотографии обратно в конверт. Хочу верить, что это ошибка или жестокий розыгрыш. Но одновременно с этим — борюсь с приливом тошноты.

Какая-то совершенно глупая и наивная часть меня убеждена, что стоит спрятать эти фотографии и всё снова станет как прежде. Я буду тихо радоваться тому, что мы наконец-то стали родителями. Буду осторожно наблюдать за тем, как трогательно и с бережностью Макар впервые возьмет на руки нашу крошечную дочку. Буду делать всё, чтобы в нашей семье царили любовь, понимание и радость.

— Боже. За что?

Не знаю, какой бы была моя реакция, если бы эта информация открылась мне при совершенно других обстоятельствах. Но сейчас я всё еще ощущаю себя страшно, болезненно уязвимой.

Я хочу услышать объяснения и одновременно с этим хочу остаться в полнейшей тишине.

Нужна ли мне правда прямо сейчас?

Аккуратно опускаю голову на подушки и натягиваю тонкое одеяло до подбородка. Все поздравительные открытки тут же соскальзывают на пол, но меня это ни капли не заботит.

Закрываю глаза и снова вижу эти проклятые фотографии. Они будто жгут внутреннюю сторону моих век. Ввинчиваются ржавым раскалённым гвоздем в сознание.

В голове роится сотня вопросов: кто это прислал? зачем? правда ли то, что изображено на фотографиях? Я толком не разглядела девушку. Кто она такая? Откуда вообще взялась в близком круге моего мужа?

Я на ощупь тянусь за смартфоном и ныряю вместе с ним под одеяло. Это смешно и нелепо, но мне кажется, что здесь сейчас безопасней всего. Тем не менее сердце всё равно стучит слишком быстро и сильно. Я ощущаю его эхо в висках, затылке и даже кончиках пальцев.

— Айя, ты должна успокоиться, — шепчу самой себе и провожу пальцем по экрану, чтобы разблокировать смарт.

Тишина. Пустота.

Забавно, что еще каких-то десять минут назад всё это лишь усиливало мое нетерпение. Так хотелось поскорей увидеть Макара. Теперь я даже рада, что он задерживается. Всё будто бы сложилось так как должно.

На смену гадким фотографиям в мыслях приходят моменты из нашей счастливой жизни с Макаром. Я лишь крепче зажмуриваюсь, надеюсь, что и они исчезнут, но нет. Становятся только ярче. Эти моменты тоже похожи на кадры, которые я бережно откладывала в отдельный фотоальбом своей памяти, чтобы сохранить их на долгие-долгие годы.

Вот Макар лично контролирует работу по обустройству будущей детской. Мы сразу решили, что хотим знать пол нашего ребенка. Делать из этого интригу или сюрприз как-то даже и в голову не пришло. Настолько сильно хотелось поскорей убедиться в реальности происходящего.

Вот под плотно сомкнутыми веками возникает другая сцена. Макар часто-часто массирует пальцами свои закрытые веки и смеется. Мы знаем, что у нас будет дочь. Я плачу и одновременно смеюсь. Руки дрожат, в груди уже цветет невероятно сильная, нежная и теплая любовь к нашей еще не родившейся малышке. Макар крепко обнимает меня, целует и шепчет о том, как сильно любит и никогда никому не отдаст.

Кадр снова меняется, и я отчетливо слышу в своей голове голос Макара. Он убеждает меня в том, что не видит ничего плохого и серьезного в запрете врачей на интимную жизнь. Я волновалась из-за этого. Волновалась за состояние дочери. Волновалась за наши с Макаром отношения. Хотела, чтобы всем было хорошо.

Дура.

Господи.

Какой же наивной и по уши влюбленной дурой я оказалась! Волновалась обо всех, но не о себе.

Боль разрывает мою грудную клетку. Хочется выть, но я держусь. Упрямо. Будто это еще что-то может изменить.

Макар у меня первый и единственный мужчина. А я? Сколько женщин побывали в его постели, когда мы только начали встречаться? Сколько, когда мы поженились? Мне жутко, потому что мужчина, которого я люблю, вмиг превратился для меня в мерзкого и подлого предателя.

О том, что мы вот-вот встретимся и заглянем друг другу в глаза даже думать не хочу. Слишком больно.

Слышу тихий стук в дверь. Внутри всё тут же леденеет.

«Господи, неужели он уже здесь?», — проноситься в голове паническая мысль.

Выглядываю из-под одеяла и вижу свою медсестру. Она принесла мою малышку.

Макар очень хочет назвать ее Боженой. В честь своей бабушки. Я ее не застала, но для Макара эта женщина значила очень многое. Она фактически его воспитала, пока мать пыталась безуспешно устроить свою личную жизнь.

Я сразу же согласилась, хотя это имя мне совсем не близко и я не считаю его красивым. Теперь вдруг хочется всё переиграть и в ответственный момент внести в графу имени дочери не Божена, а Анжелика. Лика. Мне нравится, как звучит и полная форма, и сокращенная.

Я аккуратно сажусь и чувствую, как боль, грусть и непередаваемая нежность к дочери переполняют меня. На глаза наворачиваются слезы.

— И почему мы плачем? — с добротой в голосе спрашивает медсестра. — Радоваться нужно. Радоваться. Девочка у нас настоящий боец и мама — тоже. Вес быстро наберет, и никто не поверит, что раньше срока родилась.

Аккуратно беру дочку на руки. Она такая маленькая, что я боюсь ей случайно навредить. На душе немного теплеет, когда дочка оказывается так близко ко мне.

— Вот так. Молодец, — тихонько нахваливает меня медсестра, пока мы с дочерью смотрим друг на друга.

Экран смартфона, который всё это время лежит на подушке, вспыхивает. Приходит сообщение от Макара. Такое долгожданное и теперь такое необъяснимо болезненное.

«Уже на месте, родная».

Глава 2.2

Я перечитываю эти несколько слов. Понимаю, что не могу и не хочу сейчас видеть Макара, иначе… Иначе мы страшно поссоримся.

Я не смогу остановиться. Не смогу спокойно спросить о том, что означают те фотографии. Потрачу остаток сил на то, что не следует тратить.

Не сейчас. Особенно, когда у меня на руках новорожденный ребенок.

Жмурюсь и слышу уже привычный стук в дверь. Мы с медсестрой переглядываемся.

— Там наш папочка приехал, — с улыбкой предупреждают нас.

— Не нужно, — шепчу и снова опускаю взгляд на дочь.

— Плохо себя чувствуете? Что-то беспокоит? — начинает забрасывать меня вопросы моя медсестра, пока поправляет одеяло.

— Всё хорошо. Просто не нужно сейчас впускать моего мужа сюда.

Медсестра на несколько секунд выходит из палаты. Я аккуратно покачиваю дочь и рассматриваю ее личико. Она и впрямь очень сильно похожа на Макара.

— Он уже здесь, — заявляет моя медсестра, когда возвращается. — Весь взволнованный ждет. Еще немного и двери с петель снесет, чтобы к вам попасть. Настоящий ураган, а не мужчина.

За рёбрами снова начинает ныть. Остро. Горячо. Но глупое упрямство напополам с испугом всё равно берет вверх, и я стою на своем:

— Попросите его прийти завтра. Я сильно устала.

Медсестра ничего не говорит, снова уходит.

Проходит не меньше минуты, когда мой смарт оживает. Он стоит на беззвучном. Работает только вибрация. И стоит мне ее ощутить, как я едва не упускаю его на пол. Дочери это тоже явно не нравится. Она начинает капризничать.

Звонит Макар.

Между нами разница в возрасте десять лет. И никогда прежде я не ощущала ее так ярко и веско, как сейчас. Веду себя как маленькая испуганная девчонка, хотя совсем недавно напоминала себе, что таковой не являюсь.

Похоже, сама себе наврала.

Макар продолжает звонить. До последнего гудка. Снова и снова.

Волнение внутри меня поднимается настоящим цунами, отчего сердцебиение просто зашкаливает. Что я творю?

Когда смартфон наконец-то затихает, я позволяю себе сделать один маленький короткий выдох и поцеловать дочку в лобик. Приходит сообщение.

«Что, мать твою, происходит?»

Будто выстрелом мне в грудь. Снова и снова.

Макара легко завести. Он может вспылить, затем успокоиться и тогда-то по-настоящему плохо станет всем.

Мне страшно. Между мной и Макаром случались ссоры. Не часто и без лишнего драматизма. Макар никогда меня не оскорблял и уж точно не поднимал руку. Он у меня хороший. Самый-самый. Но эти проклятые снимки…

Когда-то, когда мы только-только познакомились, я ему призналась, что могу простить всё что угодно, но не предательство. В любом его проявлении. Для меня это некая красная линия. Черта. Граница. Предел. Та самая последняя капля, пусть чаша будет и не переполненной, а пустой.

Я хорошо помню этот разговор. За годы совместной жизни ничего не изменилось. Но сейчас меня будто разрывает напополам. Может, всё-таки нужно попытаться поговорить?

Я не успеваю вызвать медсестру, слышу быстрый четкий звук шагов.

Шагов моего мужа.

Дверь открывается настолько резко, что я и впрямь решаю — Макар ее вот-вот снимет с петель. Он высокий, мужественный. Весь в своего отца. Не мужчина, а настоящая стена, за которой я всегда себя чувствовала уютно и защищённо.

До этой секунды.

— Тебе сюда нельзя, — проговариваю сиплым голосом.

Макар зло смотрит на меня. Очевидно, пока не понимает причину столь резкой перемены моего настроения.

— Айя, деньги здесь плачу я, поэтому запретить видеть тебя и дочь — абсолютно глупая идея.

Глава 3.

Я аккуратно перевожу взволнованный взгляд на медсестру и даю ей понять, что обо мне не стоит тревожиться. Вижу, что она готова встать на нашу с дочерью защиту, если потребуется, но не делает этого. Тихо уходит и так же тихо закрывает за собой дверь.

— Объяснишь, в чем дело? — сухо спрашивает Макар. — Я мчал к вам через всю страну, чтобы ты не пустила меня на порог?

Злится. Пытается урезонить свою злость, но у него ничего не получается. Я слишком хорошо его знаю.

Глубокий взгляд беспросветных серых глаз продолжает меня буравить. Я опускаю свой на дочку. Внутри всё страшно дрожит. Кусаю губы и чувствую себя так, будто это я во всём виновата. Будто это мои фотографии с другим мужчиной внезапно обнаружил Макар.

— Айя? — требовательно зовет он меня.

Я поднимаю на него взгляд. Смотрю на то, как небрежно и явно в спешке наброшен медицинский халат поверх тонкого пальто из кашемира. Смотрю на упрямый квадратный подбородок и чувствую, как продолжает бешено грохотать сердце.

— Я не умею читать мысли.

Тон всё такой же сухой, а голос — низкий. Я почти верю в его эту выдержку, если бы не пальцы. Макар так крепко ими стискивает цветы и игрушку, что я вижу, как угрожающе белеют его костяшки.

Моя медсестра снова возвращается. Наверное, это уже сотый раз за сегодня. Мне необъяснимо стыдно передней ней за всё это.

Макар даже не шелохнулся. Продолжает стоять и давить своей железной энергетикой. Он ждет ответа. А у меня его нет. Есть только те проклятые фотографии и единственный вопрос: правда ли то, что на них изображено или нет?

Медсестра терпеливо и осторожно показывает мне как правильно нужно прикладывать мою девочку к груди. Я стараюсь внимательно слушать и прилежно выполнять все инструкции.

Сложно. Потому что молчаливое присутствие Макара сводит меня с ума. Радует только то, что малышка не капризничает. До ее появления я понятия не имела, что могу любить вот так. Могу испытывать такую неимоверную нежность.

Могу всё. Ради своего ребенка.

— Молодцы, — хвалит нас медсестра. — Вы переживали, а всё с первого раза получилось.

Она бросает быстрый взгляд в сторону Макара. Он явно ей не нравится, но она старается этого не показывать. Логично. Опасается, что могут оставить без хорошо оплачиваемой работы.

— Можете присесть, — предлагает она моему мужу, прежде чем снова оставить нас наедине.

Он откладывает цветы и игрушку на подоконник и медленно опускается в кресло, расположенное напротив моей кровати.

Наблюдает за нами. Нет. Любуется.

Макар прислоняет сустав указательного пальца к подбородку и любуется нами. Или я себе это только выдумываю? Как и то, что между нами совсем еще недавно царили взаимная любовь, понимание и доверие?

Не удерживаюсь и время от времени аккуратно поглядываю на него, пока с осторожностью и нежностью покачиваю дочку на руках. Они, действительно, внешне очень похожи. Думаю, с каждым днем эта схожесть будет проявляться всё отчётливей.

От этой мысли на душе немного теплеет. На секунду. Затем я снова вся каменею под прицелом тяжелого взгляда.

Когда дочка засыпает я всё же беру себя в руки и решаюсь предложить Макару ее подержать. Он так ждал этого момента, и я не могу его отнять. Ровно, как и не могу поверить в то, что случилось. Наверное, я слишком мягкая. Другая на моем месте непременно поступила бы иначе. Жестче.

— Подойди к нам, — тихо шепчу и быстро смотрю на Макара.

Он выглядит уже не таким грозным. Оттаивает. Он рад, но в то же время явно еще не оставил идею добиться от меня внятного ответа.

— Главное — придерживай головку, — инструктирую.

— Такая кроха, — губы Макара растягиваются в улыбке, когда он всё-таки берет нашу дочь на руки. — И пахнет молоком.

Я почти не дышу. Смотрю на двух самых дорогих и важных в моей жизни людей. Сердце сжимается. Чувствую, как в переносице начинает знакомо щипать из-за подступивших слез. Я стала слишком уязвимой.

Макар осторожно отступает немного назад и с нежностью рассматривает нашу дочь, будто еще не до конца верит в реальность происходящего.

— На тебя похожа, — шепотом сообщает и едва касается губами ее лобика.

— А мне кажется, что она — твоя копия.

Слышу, как дочка причмокивает губами.

— Колючий. Знаю, — обращается к ней Макар.

Я не справляюсь со слезами. Они срываются с ресниц, а губы — улыбаются. Такую полярность чувств я никогда прежде не испытывала.

Путей для отступления у меня нет.

Всё должно решиться здесь и сейчас.

Я молча тянусь к тумбочке и достаю проклятый конверт. Он кажется для меня слишком тяжелым. Стараюсь держать себя в руках, пока вынимаю его содержимое. Макар внимательно наблюдает за мной. Похоже, еще не понимает, что кто-то подловил его на горячем и сдал мне.

— Вот, — я демонстрирую ему один из снимков и внимательно смотрю. Хочу уловить хоть какую-то эмоцию на лице своего мужа, но ничего не вижу. Только его по-мужски красивую внешность.

— Откуда ты это взяла? — спрашивает.

— Передали курьером.

Хмурится, осторожно опускает дочь в кроватку.

— Знаешь же, что на носу выборы. Будут разного рода провокации. Я разберусь.

И всё. Никаких оправданий. Испуга. Замешательства. Клятв. Ни-че-го. Макар даже не собирается делать вид, что в чем-то виноват.

— То, что здесь запечатлено — правда?

Судорожно стискиваю пальцами край одеяла. Надеюсь, что вот-вот услышу, как всегда, уверенное «нет». Сейчас Макар всё объяснит без лишних эмоций. По факту. Я попрошу прощения за то, что с горяча устроила цирк и всё между нами тут же наладится.

Но время идет. Ответа нет.

Только короткий, но разрушающий мою личную вселенную утвердительный кивок.

Весь мой прежний мир тут же превращается в прах и беззвучно осыпается пеплом у изножья моей больничной кровати.

— Почему? — спрашиваю дрогнувшим голосом. — За что ты так… с нами?

Глава 4.

Губы Макара изгибаются в едва заметной жесткой улыбке с явным снисходительным оттенком. Я чувствую себя круглой дурой, будто только что выдала самую бестолковую глупость, какую только можно. А он милостиво ее вытерпел. Надо же. Какая щедрость.

— Не неси херню, Айя, — отвечает и медленно выпрямляется.

Такой большой и широкий в плечах. Раньше мне казалось, что Макар собой заслонит меня от любой беды, если потребуется. А теперь… Теперь будто душит своим присутствием. Сжимает. Отрезает путь к свободе.

— Это не херня. Я подам на развод, Даровский. Ты даже не представляешь, как мне сейчас больно.

— Не дури, родная.

Он снова прожигает меня своим взглядом, который способен и душу всю вытрясти, если захочет.

— Не будет никакого развода, Айя. Это понятно? Я не позволю своей дочери расти безотцовщиной.

Горло сдавливают и слезы обиды, и жгучая злость. Если бы могла, прямо сейчас ушла. Забрала бы дочь и ушла. Неважно куда. Главное — подальше отсюда. Подальше от этого человека.

Потряхивает как ненормальную.

Кажется, что каждую мою мышцу в теле выворачивает, выкручивает. Это такая странная боль. Она и в самом деле не похожа ни на одну другую, которую я испытывала раньше. Её нельзя купировать. Никак. Нельзя описать.

— А что ты позволишь, Макар? Держать меня рядом? Несчастную и униженную?

Слышится раздраженный вдох.

— Хватит устраивать истерику из-за одного ничего незначащего траха, — веско добавляет, будто решает поставить этим жирную точку в нашем разговоре.

Хочется его ударить. Так сильно хочется, что даже в кончиках пальцев начинает покалывать. Я даже вижу, как моя ладонь метко бьет по щеке с короткой темной щетиной. Этот миг мне неожиданно доставляет какое-то темное и не совсем адекватное удовольствие. А затем это происходит в реальности.

В пальцах теперь болит из-за удара. Не такого крепкого, как мне хотелось бы. Облегчения нет. Хватаюсь руками за поручень кровати, чтобы не свалиться. Пульс бешено бьет по вискам.

— Ты это сделала в первый и последний раз, Айя, — предупреждает Макар, а я вижу, как его кожа наливается красным.

Слышу, как дочка начинает кряхтеть в кроватке, а затем — плакать. Только не это. Сразу же прихожу в себя. Разбудили ребенка своими выяснениями отношений!

Мне страшно и стыдно, потому что для своей дочери я хотела совсем другого. Я хотела для нее счастливую и любящую семью, а она с первых же дней своей жизни уже становится невольной свидетельницей ссоры между родителями.

Я аккуратно поднимаюсь.

— Лежи, я сам, — строго предупреждает Макар.

Не слушаю. Делаю то, что и задумала.

Поднимаюсь и подхожу к дочери. Глаза застилает пелена слез. Кажется, что всё вокруг меня плывет акварелью. Ко всем прочим чувствам, что переполняют меня, добавляется еще и страх. Страх из-за того, что я не смогу справиться с обязанностями матери. Я уже не справляюсь с ролью жены, раз мне изменил муж.

А, может, это я всего лишь плохая жена?

Руки мелко подрагивают. Дочь плачет. Макар стоит позади меня. Так близко. Я всегда была уверена на сто процентов, что хорошо знаю своего мужа. Была уверена в нем больше, чем даже в самой себе.

Слезы тихо катятся по щекам. Я сжимаю губы, чтобы ни один всхлип не вылетел наружу. Руки по-прежнему дрожат, но я всё-таки справляюсь. Аккуратно беру дочь. Она далеко не сразу, но понемногу успокаивается. Может, чувствует меня? Инстинктивно понимает, что находится в безопасности? Надеюсь.

За всё то время, пока я укачиваю дочку Макар не произносит ни слова. Стоит. Смотрит. Я чувствую его взгляд. Он причиняет только еще большую боль.

Затем, когда я со всей аккуратностью, на которую только способна, укладываю малышку обратно в кроватку, ощущаю на себе руки Макара. Я мечтала об этом моменте, когда с замиранием сердца ждала его приезда. А теперь… Боль сожрала абсолютно всё.

— Ай…

Я чувствую тошноту. Любимый вкусный запах одеколона теперь вызывает отвращение.

— Скажи только: тебе понравилось? — не могу сдержать в себе желчь и чувствую, что ладони Макара лишь сильней сжимают мои бёдра. — Лучше, чем со мной? По шкале от одного до десяти, сколько поставишь ей и мне?

Меня несет. Я знаю. Знаю и ничего не могу с собой поделать.

— Подробности тебе не нужны. Думаешь, станет легче?

Я никак не реагирую на его слова. Они просто проносятся мимо меня. В голове царит пустота, такая же, как и в грудной клетке. Там дыра. Огромная. Черная. С обугленными краями. Кажется, если опущу руку, то почувствую ее пустоту.

Кажется, будто я нахожусь на качелях. Эмоциональных. Вверх — боль, злость, обида. Вниз — безразличие, пустота, бессилие. Меня качает туда-сюда. Снова и снова. До тошноты, которая так и не выходит наружу.

— Со мной ведь спать было запрещено. Да и выглядела я не очень… возбуждающе.

— Айя, прекрати. Ты носила моего ребёнка.

— А судя по тем фото, — веду плечами, будто к ним прикоснулся мороз, — девушка явно не обделена красотой.

Я говорю и говорю. Мне так сильно хочется сейчас быть похожей на циничную дрянь, которой абсолютно всё равно на то, что происходит. Но не получается. Голос дрожит.

Ненавижу себя за то, что от одного его прикосновения, пусть и стального, всё равно перехватывает дыхание. Ненавижу, потому что всё еще люблю.

— Айя, давай теперь поговорим как взрослые люди. Без истерик.

— После того что случилось, я с тобой быть не хочу. Никогда. Я нуждалась в тебе, Макар. Я рожала нашу долгожданную дочь, пока ты, — кривлюсь, потому что говорить о таком просто невыразимо гадко. — Пока я думала, что умираю, ты развлекался. Я после такого ни дня с тобой больше не проживу под одной крышей.

— И куда ты пойдешь? На что будешь жить? Думала о дочери в этот момент или нет?

Цепенею.

Конечно, я об этом не думала. Да и когда? Еще пару часов назад моя жизнь казалась идеальной. В ней точно не было места для побега.