— Ты сама во всём виновата, — цедит негромко, так, чтобы никто, кроме меня, не услышал, вот уже как полгода мой бывший муж, прищурив зло свои карие глаза, и буравит меня взглядом. — Зачем надо было лезть и вынюхивать? Чего тебе не хватало?! Дом, машина, отдых за границей — всё у тебя было!
Ловлю наше отражение в оконном стекле. Даже сейчас мы представляем красивую пару: я, в элегантном красном платье, и он, в дорогом костюме. А пятнадцать лет назад, когда начиналась наша семейная жизнь, тем более. Мы были молоды, красивы, влюблены. Куда всё это делось?
Сердце замирает и сжимается от боли. Уже подняла руку, чтобы потереть грудь, там, где сейчас болит, но под его взглядом опустила опять. Его нельзя злить. Надо терпеть. Но как?! Он ведь даже не понимает, что могло меня так возмутить, что я, не выдержав, подала на развод. Неужели он думает, что я всё это время ничего не замечала?
— Мне нужно было закрыть глаза на твоих любовниц?! — уже почти безразлично спросила я только потому, что он ждал моего ответа. Голос дрожал, но я старалась держаться изо всех сил.
Мы стояли очень близко друг к другу в центре роскошного и пафосного ресторана, где проходил праздничный ужин, организованный в честь завершения компанией мужа крупной сделки. Я вообще не хотела сюда идти, но Костя не оставил мне выбора. Сказал, что это важно для его карьеры, и я должна быть рядом. И отсидеться в стороне, подальше от бывшего мужа, тоже не получилось. Как только я вышла из-за стола, чтобы посетить уборную, он сам подошёл ко мне и теперь стоял и изводил меня разговором.
— А почему нет?! Что тут такого?! — шипит он, низко наклонившись к моему лицу, так что я чувствовала его горячее дыхание. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Взгляд на мгновение натолкнулись на бывшую свекровь, которая презрительно поджимала губы и явно не одобряла, что её сыночек опять стоит непозволительно близко ко мне. Он, кажется, этого даже не заметил. — Я тебя в чём-то ущемлял? От всех них я же всегда возвращался к тебе! Что не устраивало? Говорил же, что ничего серьёзного! — его голос дрожал от негодования. — Сейчас тебе легче? — он цинично ухмыльнулся, наслаждаясь моим молчанием. — Гордость взыграла? Довольна сейчас, когда разрушила нашу семью? Ты же всё равно никому не нужна!
Я разрушила?! Сердце бешено колотилось где-то в горле, думая выпрыгнуть наружу, в висках пульсировала кровь, перед глазами всё плыло. Куда делся мой любимый, нежный и заботливый муж, за которого я выходила замуж? Тот мужчина, который носил меня на руках, обещал вечную любовь и верность, исчез без следа. Сейчас я его ненавидела! Ненавидела всей душой, всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. За эти полгода он сделал всё возможное, чтобы я навсегда забыла все радостные моменты, которые были в нашей жизни. Он систематически, день за днём, разрушал наши отношения, наши воспоминания, нашу любовь. Я ненавидела его за предательство, за ложь, за обман. Было очень больно узнать, что я никогда не была единственной у мужа, что все эти годы он жил двойной жизнью. После этого открытия сердце начало болеть, словно его кто-то сжимал в тисках. Я ненавидела его за то, что, понимая, что развод неизбежен, он обставил дела таким образом, что при разводе оказалось, у нас нет ничего совместно нажитого, всё имущество принадлежит только ему, хотя я ни дня не сидела дома и наравне с ним строила его империю, и всё, что у него сейчас есть, заработано и мною тоже. Это было как удар в спину, предательство, которого я не ожидала. Я ненавидела его за то, что сейчас, когда моей маме срочно требуется большая сумма денег для операции, от которой зависит её жизнь, он измывается, кормит обещаниями, но денег не даёт. Он играет моими чувствами, моей любовью к матери, используя это как рычаг давления. Я ненавидела его за то, что он заставляет сейчас вытворять меня трюки, как цирковую собачку. Он унижает меня, заставляет меня плясать под его дудку, и я вынуждена повиноваться. И у меня нет выхода, я соглашаюсь на всё, потому что единственное, что у меня осталось в этой жизни, — это моя мама. Я готова на всё, чтобы спасти её жизнь. Я ненавидела его за то, что наши общие друзья, с одной стороны, понимают, почему я подала на развод, но практически все говорят, что ничего страшного тут нет, что зря я так отреагировала, надо было проявить мудрость и сделать вид, что ничего не знаю. Они не понимают моей боли, моего отчаяния. Я ненавидела его за то, что всё, практически все, кто знаком с нашей историей, жалея меня, считают, что нужно смириться, попросить у мужа прощение и надеяться, что он вновь возьмёт меня замуж. И, пожалуй, за последнее ненавидела особенно сильно. Эта мысль была невыносима, унизительна. Я не хотела возвращаться к нему, не хотела больше жить с этим лживым и предавшим меня человеком.
— Костя, просто отдай мне мои деньги и наслаждайся обществом любой барышни. Каждый из нас сделал свой выбор. Я устала от этих скандалов, от этого унижения. Я хочу начать новую жизнь, и для этого мне нужны мои деньги.
Его глаза сузились от злости, словно щёлочки, и я поняла, что он не собирается отступать. Но голос тем не менее прозвучал тихо, словно он говорил секрет:
— Ариша, у тебя нет денег, дорогая! — злорадно выдохнул муж мне в лицо. — И, если хочешь их получить, ты будешь делать всё, что я скажу. Он улыбнулся, и эта улыбка была полна злорадства.
От абсурдности и безвыходности ситуации слёзы были очень близко. Горло сжалось от обиды, и я едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Но очень уж не хотелось давать ему лишний повод порадоваться. Сжала зубы до скрежета, но загнала влагу обратно поглубже в себя. Дыхание стало частым и прерывистым.
С Костей мы знакомы очень давно — со школы. Он хорошо меня знает. Мы были друзьями, потом влюблёнными, а потом он стал моим мужем. Сейчас, вглядываясь в моё лицо, он прекрасно понимает, что происходит у меня внутри, и это знание приносит ему какое-то садистское удовлетворение. Иначе зачем же всё это?! Зачем этот спектакль перед гостями? Зачем это унижение?

Уважаемые читатели, вот и начинается новая история. Начинается с предательства, но кроме этого нужно постараться спасти близких из беды.
Книга участвует в литмобе " На_осколках_любви"
Бросили? Предали? Это не конец! Назло бывшему преуспею!
Приглашаю вас к прочтению моей книги и книг моих коллег. Интересно будет точно!

Я действительно пожалела уже на следующий день. А в этот вечер, придя домой, рухнула в кровать прямо в одежде, не в силах переодеться и умыться. В начале слёзы катились тихо, горячими ручейками стекая по щекам. Потом я начала подвывать, словно раненый зверь, а потом меня накрыла истерика. Настоящая, добротная, такой, какой ещё никогда до этого у меня не было. До икоты, заложенного носа и пульсирующей боли в голове. Я выла, зарывшись лицом в подушку, била её со всей силы, металась в кровати, пытаясь получить облегчение. В какой-то момент показалось, что меня готов принять в свои объятия обморок, но не случилось.
Как?! Как я могла оказаться в такой ситуации? Я, взрослая, самодостаточная женщина. Когда Костя успел превратиться в того монстра, который сегодня издевался надо мной? Или он всегда был таким, а я, ослеплённая любовью, просто не видела этого? Ведь мне же все пятнадцать лет нашего брака действительно казалось, что у меня идеальная работа, семья и самый лучший муж. Да и то, что я случайно подслушала разговор сёстры Кости и его тётки про то, что одна из его девиц беременна, только усугубляло ситуацию. Ещё в начале наших отношений контрацепция не сработала, и я забеременела. Я была счастлива и думала, что муж разделит со мной радость, но этого не случилось. Костя долго говорил про то, что сейчас не время, что всё обязательно будет, но позже, а сейчас у нас намечается первый серьёзный контракт, и роды будут помехой. Я плакала, говорила, что справимся, уговаривала, но муж был непреклонен и на следующий день прямо в буквальном смысле за руку отвёл меня к врачу. Что-то пошло не так. После той операции детей я больше иметь не могу. Это была моя самая сильная боль. И Костя, конечно же, об этом знал. Теперь у него будет ребёнок, а у меня никогда.
Состояние мамы, предательство мужа, отсутствие детей, невозможность найти нужную сумму — всё смешалось в один большой, тугой ком, разрывающий грудь изнутри.
Сердце зашлось, не давая вздохнуть. Сколько я пребывала в этой агонии, не знаю. В какой-то момент показалось, что я схожу с ума оттого, что никак не моглу найти выход из ситуации. Истерика закончилась глубокой ночью моим полным истощением, и я заснула, продолжая всхлипывать во сне.
А утро началось с громкого телефонного звонка. Резкая мелодия вырвала меня из сна, и я, оглушённая, дезориентированная, с опухшими глазами, которые едва открывались, с трудом нашла телефон и приняла вызов в последний момент. На экране высветилось имя Ивана Васильевича, врача, который курировал мамино лечение. Он очень редко сам звонил и сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
— Арина Михайловна? — услышала я его голос. В ответ на вопрос я вначале кивнула головой и только потом сообразила, что он меня не видит.
— Да. Иван Васильевич, что случилось? — спросила я, уже понимая, что этот звонок не принесет ничего хорошего и затаила дыхание, ожидая его ответа.
— Ваша мама… Её состояние сегодня ночью ухудшилось, и сейчас она в реанимации, — тихо произнёс врач, и эти слова ударили меня, вызывая стон боли. Перед глазами поплыли фиолетовые круги.
— Что? — прошептала дрожащим голосом. Горло пересохло и не давало возможности полноценно вздохнуть. Я уже всё услышала и поняла, но новость была настолько страшная, что понадобилось время, чтобы осознать произошедшее.
— Арина Михайловна, с вами всё в порядке? — спросил Иван Васильевич, и в его голосе послышалось беспокойство.
Я опять кивнула, но сразу добавила:
— Да, конечно, — пробормотала, пытаясь успокоиться. Глаза наливались слезами, а в груди разрасталась пустота.
Нет, нет, нет! Только не это! Эта мысль пульсировала у меня в голове.
— Арина Михайловна, операцию надо делать вчера. Если сделать её сегодня, то шансы малы, но они есть, а если завтра, то можно не делать. Потому что это уже, к сожалению, будет бесполезно. — продолжал врач, и его слова звучали, как приговор.
Я хватала воздух ртом, а сама лихорадочно думала, как быть.
— Я вас поняла. Я постараюсь их сегодня вам привезти, — еле шевеля губами, всё ещё оглушённая новостью, произнесла я в телефон.
Доктор, попрощавшись, закончил разговор, а я медленно, с трудом передвигая ногами, поплелась на кухню.
Собственное отражение в полированном боку чайника помогло включиться и начать действовать. Костя на телефонные звонки не отвечал. Ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. Быстро умывшись холодной водой и кое-как приведя себя в порядок, отправилась к нему на работу.
Мне понадобился час, чтобы добраться до здания в котором располагалась, ещё совсем недавно наша, а теперь только му́жнина фирма. Выходя из такси у центрального входа, я заметила его самого. Его машина только что припарковалась у тротуара, и водитель распахнул дверь, помогая выйти. Если Костя и удивился, увидев меня, то виду не подал.
— Арина? Ты всё-таки решила принять моё предложение? — глумливо, пакостно улыбаясь, произнёс он, по-барски махнув водителю, показывая, что он свободен.
Меня трясло. Ощущение, что время убегает сквозь пальцы, не давало расслабиться. Каждая секунда была на счету, и я не могла позволить себе терять время на пустые разговоры.
Костя внимательно пригляделся ко мне, дёрнулся и в два шага преодолел расстояние, между нами, оказавшись рядом. Его улыбка исчезла, сменившись выражением нешуточного беспокойства.
— Ариша, что случилось? — он схватил меня за плечи, напряжённо заглядывая в глаза.
— Мама… Ей хуже сегодня стало. Она в реанимации. Костя, деньги нужны прямо сейчас. — я смотрела на него и понимала, что сейчас он юлить не будет. В моих глазах он видел отчаяние и мольбу.
Мы стояли посередине оживлённого тротуара и спешащим людям приходилось нас огибать чтобы обойти, но я этого не замечала. Сердце оглушительно ухало в груди. Пришлось с силой потереть место, где болело. Казалось, что я сейчас задохнусь от волнения.
Пробуждение было жёстким. Ледяная вода, словно удар током, обрушилась на моё лицо, вырывая из глубин бессознательного. Внезапный холод, резкий контраст с окружающей темнотой, и ощущение дискомфорта мгновенно прорвались сквозь сонную пелену. От неожиданности, испуга, и полного непонимания происходящего, я хватала воздух ртом, пытаясь определить место и время. Вода неприятно катилась по лицу, затекая под одежду, вызывая дрожь по всему телу. Кое-как, приоткрыв глаза, сквозь стекающие по лицу капли, попыталась сориентироваться. Ничего не получалось. Перед моим взглядом мелькали размытые очертания, и, наконец, в неясном свете, я различила фигуру женщины. Она, сидя на коленях рядом со мной и держа в руках пустую кружку, беспокойно заглядывала мне в глаза, а, увидев, что я пришла в себя, с облегчением выдохнула.
— Слава богине-прародительнице, оклемалась! Девочка моя, ну и напугала же ты меня! — эмоционально воскликнула она, и её голос дрожал. — Я уже думала, что ты не придёшь в себя и уйдёшь вслед за остальными. — Она порывисто, даже как-то отчаянно, обняла меня, словно боялась выпустить из своих рук. Тепло объятий смешалось с холодом от воды и испуга, создавая странное чувство.
Я совсем ничего не поняла. Где я? Что со мной? Кто эта женщина? В голове только голубое-голубое небо, беспорядочный вихрь непонятных образов и чувств. Понятно было только одно: я каким-то образом умудрилась заболеть. Слабость накатывала волнами, словно приливы в море, тяжело давя на меня. Болели мышцы, голова, меня знобило и казалось, даже поднялась температура. Шум в ушах мешал сосредоточиться, разложить по полочкам происходящее, понять, что же со мной. Жуткая сухость во рту дополняла неприятную картину. Думать не получалось, в голове царил только беспорядочный гам. Так и не поняв ничего, я вновь закрыла глаза, стараясь хоть на время отодвинуть встречу с действительностью, но та же женщина, которая плеснула мне в лицо водой, этого сделать не дала.
— Нет, Ариша! Не спи! — приговаривала она, помогая мне принять сидячее положение, — Давай, девочка моя, выпей вот это. Должно сразу полегчать.
Моих губ коснулась керамическая кружка с каким-то тёплым отваром, и в нос проник приятный ягодный запах. А женщина продолжала уговаривать меня сделать хотя бы несколько глотков. Глядя на то, с какой заботой и нежностью, она за мной ухаживала, у меня не возникло даже мысли о том, что она задумала что-то плохое. В глазах этой женщины плескалась искренняя забота, и мне не хотелось противиться ей. Ощущение спокойствия и умиротворения медленно, но настойчиво охватывало сознание, и я позволила ей помочь.
Медленно сделав один глоток, с удивлением поняла, что напиток довольно вкусный, а ещё он, прокатываясь по пищеводу, внизу, в желудке, разлился приятным внутренним теплом. Так же, как это делает крепкий алкоголь при употреблении вовнутрь, только без алкоголя. Ощущения понравились. Продолжая прислушиваться к своему телу, перевела изумлённый взгляд на женщину. Её глаза блестели от слёз радости, а на лице играла лёгкая улыбка.
— Ну вот и хорошо! Ну вот и умница. Давай, Ариша, выпей всё до конца. Сразу легче станет. — довольная моим сотрудничеством, произнесла она, и, поднеся ко мне кружку, продолжала: — Этот напиток поможет. Он согревает изнутри.
Сделав ещё несколько глотков вкусного, пахнущего травами напитка, с радостью начала замечать, что голова довольно быстро начала проясняться, озноб, который меня мучил, проходит, а мышечная боль потихоньку исчезает. Тепло, зарождающееся в желудке, расходилось по всему телу, и я почувствовала себя намного лучше. Даже мысли стали яснее, стройнее.
— Ну вот и славно! Ты посиди немного одна, я пойду принесу тебе бульон, — попросила моя спасительница, и, дождавшись моего кивка, легко вышла за дверь, и я осталась одна в большой, но не уютной комнате. Решила осмотреться, потому как стратегия «страуса» здесь будет неуместна. Нужно было разобраться в ситуации, в которую я попала.
То, что я уже не дома, стало понятно сразу же. Слишком уж реалистична была незнакомая обстановка. Никакой сон не мог быть настолько ярким и детализированным. И то, что я, так называемая попаданка, книги про которых запоями читала мама, моя голова восприняла на удивление легко. То ли так сработала пресловутая защита мозга или ещё почему-то, но факт остаётся фактом. Ну случилось и случилось. Надо только поскорее разобраться, что к чему.
Комната была большой и, судя по всему, раньше довольно богатой, но сейчас находилась в запустении. Ткань, которой были задекорированы стены, выцветшая, грязная и местами порванная. Похоже, её годами никто не менял. На стене, на которую я сейчас опиралась спиной, висел такой же ветхий и выцветший ковёр, который явно принесли из другого места, пытаясь хоть как-то прикрыть облупившуюся штукатурку. Кровать, в которой я сейчас находилась, была изготовлена из хорошего добротного дерева с резным ажурным изголовьем, но постельное бельё, подушки, одеяло выдавали, что их лучшие времена канули в Лету. Они были потёртыми, выстиранными и пропахли пылью и затхлостью. В комнате царила атмосфера заброшенности и упадка.
Перевела взгляд на пол и увидела, что прекраснейший паркет, собранный из нескольких сортов древесины, сильно повреждён. В деревянном напольном рисунке во многих местах не хватало плашек, как если бы кто-то вырвал их с корнем. Лаковое покрытие местами отсутствовало, обнажая потемневшую от времени древесину. В некоторых местах паркет вздулся и был неровным, словно под ним текла вода.
В помещении оказалось довольно холодно, и я невольно поёжилась. Решив проверить свои предположения, подышала открытым ртом. Наружу вырвалось облако пара, быстро рассеявшееся в холодном воздухе. Озноб прошёл по всему телу, и я ещё глубже укуталась в одеяло, пытаясь согреться.
В большие окна, расположенные вдоль одной из стен, проникал тусклый дневной свет, едва разгоняя мрак в комнате. На стёклах толстым слоем красовались морозные узоры, напоминающие сказочные цветы и деревья. И были они настолько красивыми, что я ненадолго засмотрелась.
В голове появился план на первое время — пока не разберусь в ситуации, буду молчать, никому ничего не говоря о случившемся. Думаю, мне вряд ли поверят, если я начну рассказывать про попадание, а вот проверять, есть ли тут дома, где содержат душевнобольных, не хотелось бы. Палата под номером шесть точно не про меня. Если два дня без сознания лежала, то вполне могла и позабыть чего-нибудь. Например всё. Сначала осмотрюсь, а потом решу, что делать дальше. Лучше перестраховаться. А пока буду притворяться, что ничего не помню, и стараться выяснить, где я нахожусь и что происходит.
Приняв такое решение, я даже немного повеселела. Бульон оказался на редкость вкусным, или просто я очень голодной, но поглощала я его быстро, с жадностью наслаждаясь каждым глотком, и уже скоро тарелка опустела, что сильно порадовало мою знакомую. Тепло разливалось по телу, и силы возвращались ко мне. Наевшись и согревшись, сильно захотелось спать. В прошлой жизни я часто повторяла шутку, что повара в еду добавляют снотворное. Иначе почему после сытного обеда всегда хочется спать? Вот и у меня глаза стали закрываться, и я с трудом сдерживала зевоту.
— Госпожа Ульяна, можно вас? — дверь приоткрылась, но в комнату никто не зашёл. Голос доносился приглушённо — говоривший остался за дверью.
Выслушав просьбу, Ульяна перевела взгляд на меня.
— Теперь отдыхай. — она забрала из моих рук тарелку и уже поднялась, чтобы выйти, но перед этим наклонилась, поцеловала меня в лоб и тихонько прошептала: — Как же я рада, что ты очнулась! — В её голосе звучала искренняя радость и облегчение.
Проводив женщину взглядом, я пристроила голову на подушку. Мысли вяло текли в голове, словно ленивые рыбки в пруду. Получается, что здесь меня тоже зовут Арина, а лечит и заботится обо мне Ульяна. На этом пока всё, что мне известно о месте, куда я попала. Уже прямо перед самым засыпанием проверила свои воспоминания о моей прошлой жизни и с радостью поняла, что помню всё. Терять последнее, связующее меня с той жизнью, не хотелось. Хорошо, что помнила, но, порадовало и другое: к моему счастью, в душе не было боли и горечи ни от ухода мамы, ни от поступка Кости. Моя прошлая жизнь представлялась просто набором фактов, житейским опытом. Это было странное ощущение, словно читаю книгу о своей жизни, но не переживаю эмоции, описанные в ней.
В буквальном смысле провалилась в сон быстро, но мир сна не был ласковым и уютным. Вместо мягких облаков и нежных лунных лучей разум показал кошмарную реальность.
Нет, вначале всё было очень интересно. События проносились перед глазами, как кадры увлекательного фильма.
Сначала я увидела богатый дом, множество слуг, суетящихся по хозяйству, и семейную пару, которая не могла нарадоваться на свою единственную дочь. Было приятно наблюдать за этой семьёй со стороны. В их доме царила атмосфера любви, смеха и взаимной поддержки. Они жили в достатке и гармонии, дорожа друг другом, и казалось, что ничто не может нарушить их идиллию. Радость и чувство умиротворения появилось внутри меня.
Затем ви́дение сменилось, и я увидела, как уже знакомая мне Ульяна приехала в этот дом, одетая вовсе чёрное, с трудом сдерживая слёзы. И после долгих уговоров она согласилась остаться жить вместе с этой семьёй.
Следующий момент рассказал о том, как глава семейства отказался продать хороший кусок земли какому-то высокомерному, надменному, бледному типу, а тот, разъярённый отказом, пригрозил, что все об этом пожалеют, и его слова прозвучали угрожающе.
Я не понимала, что это. То ли просто сон, то ли сработала память тела, в котором я сейчас нахожусь, то ли это какое-то воздействие. Но в одном я была уверена точно: всё, что я сейчас видела, — это события, которые на самом деле происходили до моего появления в этом мире. Словно кто-то открыл передо мной окно в прошлое и показал жизнь человека, чьё тело я сейчас занимаю. Ви́дения были яркими, реалистичными, я чувствовала эмоции и переживания этой девушки, как будто сама проживала эти моменты. По мере того как события разворачивались, атмосфера начала становиться напряжённой. В воздухе повисла тревога, и стало понятно, что сейчас произойдёт что-то трагичное. Как в наших фильмах, чтоб подсказать зрителям, где нужно пугаться, за кадром начинает звучать страшная музыка, вот и у меня сейчас что-то подобное шуршало в голове.
Передо мной предстала картина о том, как однажды, в солнечное осеннее утро, в тот момент, когда семья завтракала, в дом ворвались стражники и обвинили главу в измене Короне. Я видела испуг и растерянность на лицах всех домочадцев, слышала крики и плач. Наблюдать за этим было больно. И сразу следующая картинка показала уже состоявшуюся казнь. Безжалостный меч палача опустился на шею несчастного, и я невольно вздрогнула от ужаса. В этот момент сдержать слёз не смогла даже я. А две осиротевших женщины, мать и дочь, были безутешны. Их горе было так велико, что казалось, они сейчас умрут от боли. Ульяна стояла рядом и как могла, поддерживала их, но её собственные глаза были полны слёз.
Вечером этого же дня в руках у королевских обвинителей были неопровержимые доказательства невиновности казнённого, но ничего изменить уже было нельзя. Жизнь несправедливо обошлась с этим человеком, и теперь его семья должна была расплачиваться за чужие ошибки. А на следующий день безутешной вдове и дочери объявили о том, что, несмотря на доказанную невиновность, отнятое имущество возврату не подлежит. Словно этого было мало, их ожидал ещё один удар. Взамен Корона предоставляла в их собственность большое поместье. Звучало это, конечно, великодушно, но вся горечь ситуации открылась позже. Как только мама девушки поняла, куда их хотят выселить, — а это был заброшенный, полуразрушенный дом на самом краю королевства и обедневшие деревни, — она потеряла сознание. Только благодаря Ульяне, которая успела подхватить её, она не упала на пол.
Следующее, что увидела, — это как мать, дочь, Ульяна и семейная пара, служившая в семье всю жизнь, которые оказались преданы семье до конца и согласились последовать в изгнание, приехали в начале зимы на новое место. Дорога оказалась тяжёлой, и все были измотаны долгим путешествием. Дом, некогда большой и красивый, сейчас обветшал. Стены покрылись трещинами, некоторые окна были выбиты, а крыша протекала. Продуктов нет, дров нет, — как в прямом смысле выживать в таких условиях, было непонятно. Запасы, которые взяли с собой, быстро заканчивались, и они оказались на грани голода.
Но самое плохое было то, что ни мать, ни дочь не могли и не хотели бороться с жизненными обстоятельствами. Они были сломлены горем и не видели смысла в дальнейшей жизни. Безнадёжность витала в воздухе, не давая вздохнуть.
Старшая госпожа всё чаще оставалась в кровати, укутавшись в тонкое одеяло, и всё чаще отказывалась от еды. Не помогало ничего – ни уговоры, ни угрозы. Ульяна злилась, сердилась, по ночам тихонько плакала, но ничего сделать не могла. Женщина, потерявшая за короткий период времени практически всё, приняла решение, что не хочет жить без мужа. В таких суровых условиях и так нелегко выжить, а если ещё и прикладывать силы в этом направлении, то всё произойдёт довольно быстро. На новом месте она смогла продержаться около месяца, а потом её желание исполнилось, и она тихо и никого не обременяя отправилась к своему любимому мужу. Злость, хорошая и качественная, волной огня прошлась по моему телу, заставляя сердце забиться чаще. За что эти люди были обречены на такие страдания?! На слёзы всё ещё бегущие по моему лицу, я уже не обращала никакого внимания.
Ульяна организовала все необходимые мероприятия, заботясь о том, чтобы всё прошло как можно более спокойно. Но на прощание с матерью девушка потеряла сознание, будто бы её тело не выдержало напряжения этого тяжёлого момента. Двое суток она не приходила в себя, и Ульяна уже практически потеряла надежду, думая, что девушка не сможет перенести это. Женщина тёмной тенью ходила рядом с кроватью и постоянно беспокойно оглядывала болящую. Но, к счастью, она очнулась. И это оказалась я. Получается, что этот бледный тип виноват в смерти не одного человека, а всей семьи. Эта мысль ударила меня как молния.
Проснулась от собственного крика, вся мокрая от липкого и холодного пота и ещё долго не могла унять бешеное сердцебиение и судорожное дыхание. Несмотря на то, что все события во сне показывались со стороны, я себя полностью ассоциировала с молодой девушкой — с дочерью той пары. Чувство потери и боли было настолько реальным, что не верилось, что это был всего лишь сон.
Закрыла глаза и через какое-то время опять заснула. В этот раз крепко, без сновидений, и в следующий раз открыла глаза бодрой и отдохнувшей. Настолько бодрой, что даже не сразу вспомнила, где нахожусь и что произошло. Комната была залита мягким рассветным светом, и я потянулась, наслаждаясь необычной тишиной.
Шорох, раздавшийся в углу, заставил насторожиться. Я резко села на кровати, пытаясь понять, что происходит.
С опаской посмотрела в ту сторону, откуда раздавался звук. В окно проникал скудный солнечный свет, и, может быть, он был виной, или моё подспудное желание, но несколько секунд я думала, что вновь вижу мою маму, ту, которая ушла от меня, не дождавшись помощи в больнице. Её образ, такой родной и знакомый, возник перед глазами.
Я смотрела на неё, и тепло разливалось внутри. Появилось ощущение счастья, заставляя меня улыбаться. На миг мне показалось, что всё произошедшее — сон, и я вот-вот проснусь рядом с моей родительницей.
— Мама?! — то ли спросила, то ли констатировала я хриплым, оттого что давно не говорила, голосом.
Фигура сдвинулась, и солнечный свет, задержавшись яркой точкой в районе головы, перестал её освещать, и мамины черты лица изменились, и теперь на меня смотрела Ульяна, но в её глазах я продолжала улавливать схожесть с таким любимым и, казалось, навсегда потерянным образом. Это было странно и необъяснимо.
— Ариша, разбудила я тебя! — расстроилась женщина, а сама осторожно потрогала мою голову рукой, но, видимо, что-то ей не понравилось, и она ещё и поцеловала мне лоб, но не только для того, чтобы приласкать, а для того, чтобы точнее понять, повышена ли температура. И это тоже был мамин жест. Она одна так делала, и это у нас называлось «поцеловать температуру». Этот жест, это прикосновение, заставили меня вздрогнуть. На мгновение мне показалось, что это мама рядом со мной. — Как ты? Лихорадки вроде нет. Голова не кружится? — с тревогой, вглядываясь в моё лицо, задавала она вопросы.
Я покачала головой из стороны в сторону и с улыбкой, адресованной им обеим, и Ульяне, которая, судя по всему, заботилась о девушке, в тело которой я попала, и моей маме, которая, как я верила, смогла передать мне «привет» и поддержать сквозь время и миры, прошептала:
— Спасибо тебе огромное за то, что ты рядом! — В этот момент я чувствовала необыкновенную близость с этой женщиной, как будто бы и вправду мы были родными.
Ульяна внимательно пригляделась ко мне и, не найдя в глазах ничего, кроме благодарности, ответила:
— А как по-другому? Ведь после смерти моего мужа и сестры ты единственная, кто остался мне дорог. — Проговорив это, она встала и отошла от моей кровати. Если бы я так пристально на неё не смотрела, то могла бы и не заметить, как её глаза налились слезами. — Семья и существует для того, чтобы поддерживать друг друга, — добавила она.
Я могла многое рассказать про семью и поддержку. К сожалению, Костя научил совсем другому, но по понятной причине делать этого не стала. Поэтому просто кивнула соглашаясь.
Ну здравствуй, новая жизнь и новый мир. Именно в этот момент, глядя на эту женщину и находясь в незнакомой комнате, я до конца осознала, что всё происходящее реально. Это не сон, не галлюцинация, а самая настоящая реальность. Я оказалась в другом мире. В мире, где у меня появилась новая настоящая семья. Всё это казалось таким невероятным, таким фантастическим, но в то же время таким реальным.
Ульяна немного оттаяла только к концу завтрака, на протяжении которого всё время смотрела в окно, хмурилась и плотно поджимала губы. Она была полностью погружена в свои мысли, и я не решалась её беспокоить. А потом, как будто приняв для себя какое-то важное решение, посмотрела прямо мне в глаза и улыбнулась тёплой, искренней, но грустной улыбкой, и я невольно ответила ей тем же.
— Чем хотела бы сегодня заняться? — спросила она, и её голос звучал уже гораздо мягче.
Ответ на этот вопрос я уже знала. Нужно было начать воплощать в жизнь свой план и вначале осмотреться. Но как сказать об этом? Я не понимала, что произошло ранее, и не хотела вновь испортить всё неосторожным словом. Вдруг Ульяна воспримет моё желание как вторжение в её личное пространство? Можно, конечно, повременить с активными действиями, но что это изменит, кроме потерянного времени?
— Может, дом посмотрим, да хозяйство? — осторожно, внимательно наблюдая за реакцией собеседницы, предложила я.
Ульяна неопределённо хмыкнула и ответила:
— Дом так дом. — И опять я не поняла её отношение к моему предложению.
Когда с завтраком было покончено, я хотела подняться и быстро собрать посуду на поднос, но Ульяна меня опередила. Я же осталась сидеть и разглядывать её.
Аринина тётя была красивой, статной женщиной, возраст которой определить сложно. Примерно от сорока пяти до пятидесяти. Кожа без единой морщины, гладкая, даже на вид упругая, без каких-либо пигментных пятен или сосудистых сеточек. Казалось, что время не имеет над ней власти. Количество прожитых лет выдавали только глаза. У Ульяны были глаза человека, много повидавшего, и в этом разнообразии было слишком много горя. Казалось, они хранили в себе какую-то невысказанную боль. Каштановые волосы, слегка тронутые сединой, были убраны в строгую причёску — туго скрученные и завёрнутые в пучок на затылке. Ни одного лишнего волоска, всё аккуратно и элегантно. Образ завершало шерстяное платье в пол серого цвета, но красивого жемчужного оттенка.
Женщина заметила мои разглядывания, но никаким образом это действие не прокомментировала. Она спокойно продолжала убирать со стола, давая мне возможность внимательно её рассмотреть.
— Я пока отнесу посуду, а ты накинь шубку, — беря поднос в руки, кивком головы указала в сторону высокого резного шкафа, тёмного дерева, стоявшего в углу комнаты. — И пойдём.
Если верить тому, что я видела во сне, верхняя одежда действительно может понадобиться. Сейчас осмотрим дом, а заодно проверю, просто ли сон мне приснился, или это было нечто большее, чем ночное виде́ние. Надеюсь, что всё увиденное всего лишь игра воображения, а не реальность, но рассчитывать на это не стала. Не с нашим везением, как говорится.
Выходить из комнаты, где чувствовала себя относительно безопасно, не хотелось, но надо. Моя предыдущая жизнь научила меня тому, что если ты сама ничего не сделаешь, то никто за тебя делать не будет. Поэтому незаметно для тёти бесшумно выдохнула и решительно отправилась на выход.
В соседней комнате располагалась кухня, превращённая ещё и в спальню для пожилой семейной пары, Марфы и Николая, в данный момент единственных наших слуг. Тут они и жили, и готовили еду. К сожалению, это была необходимость, так как больше в доме пригодных для жилья комнат просто не было. Когда супруги увидели меня, то обрадовались, как родной. Марфа умудрялась одной рукой обнимать меня, а второй стирать набежавшие у себя слёзы радости.
— Арина, как же ты нас напугала! Хорошо, что всё обошлось! — причитала женщина и шмыгала носом.
Николай стоял рядом и не мешал жене выражать свои чувства. Только после того, как она смогла отпустить меня, он подошёл, и я заметила слёзы в его глазах.
— Госпожа, как мы рады вас видеть! И не чаяли уже! Не бросайте нас, пожалуйста! — проговорил Николай, потрясая мою руку, и его голос дрожал от волнения. Марфа, стоя за спиной мужа, кутаясь в тёплый платок, надетый на плечи, кивала, соглашаясь с каждым его словом.
Было очень приятно видеть искреннюю радость на лицах, смущало то, что эта радость направлена в адрес другой девушки. Заверив супругов в том, что я сделаю всё возможное и зависящее от меня, для того чтобы не покинуть их раньше времени, мы таки отправились на осмотр. Обход у нас получился долгим и не очень радостным.
Начать решили с погреба, который располагался прямо в доме, на цокольном этаже, и представлял собой просторное и сухое помещение. Его стены были выложены из серого камня, а потолок подпирали массивные деревянные балки. Вдоль всех стен располагались широкие, надёжные, но практически пустые полки. А внизу, на каменном полу, стояли деревянные лари, видимо, для овощей. Один из ларей, который сразу притягивал к себе внимание своими размерами, был доверху набит капустой. Самой обычной белокочанной. Куча из овощей была огромная, килограмм под сто, а может быть и двести. Сложно сказать на глазок.
— А зачем нам столько? — задумчиво уточнила я у Ульяны, разглядывая круглые головки разной степени испорченности, а потом перевела растерянный взгляд с капусты на тётю.
Стоя рядом со мной, она так же, как и я, любовалась продуктом сельского хозяйства, а когда я задала вопрос, поморщилась, но ответила:
— Да ты должна помнить. — сухо ответила она, внимательно посмотрев в мою сторону, но не дождавшись реакции, продолжила: — Нас, когда сюда выселяли, дали целую телегу её. А в ведомости, которую моя сестрица и твоя мама подписала не глядя, значилось, что это вот наш запас еды до весны. То есть по бумагам получается, что едой нас обеспечили! Добродетели, тьфу! Как прожить, питаясь одной капустой?! — последнее предложение она прорычала, и такая злость послышалась в её голосе, что от неожиданности я вздрогнула. Видимо, сама того не зная, задела болевую точку. — Но она же ещё и портится! И что с ней делать, непонятно.
— Нет. Яйца, молоко, мясо и масло, которые нам еженедельно приносят из деревни, стоят на кухне. — спокойно ответила тётя.
— А как на это прожить? — задумчиво озвучивала вопрос, который крутился в голове, а потом, подумав добавила больше себе, чем Ульяне — Ладно, что-нибудь придумаем.
Женщина почти весело фыркнула, услышав последнюю мою фразу. Мне кажется, что она не верила в мой оптимизм. Ну и зря! В самом начале моей семейной жизни у нас с Костей были периоды, когда денег не было вовсе и приходилось подключать всю свою фантазию, чтоб придумать, чем накормить семью. И справилась же! Лёгкая, даже не грусть, а тень эмоции коснулась моего сознания. Ээххх!
— Пошли дальше?
Я кивнула, всё ещё продолжая размышлять о нашем питании. Капусту однозначно нужно измельчать и перерабатывать. Часть просто вынести на улицу и заморозить, благо на дворе зима. Это пойдёт на супы, тушение и пироги. А бо́льшую часть после измельчения заквасить. Во-первых, так она не будет портиться, а во-вторых – сплошная польза. А из квашеной капусты, помимо обычного набора блюд, можно и вареников наделать, и начинку для пирогов приготовить, да и просто с лучком и маслицем – объедение! Интересно, а здесь знают про такое блюдо? Раз до этого ничего из придуманного мною только что не сделали, значит, либо не знают, либо не умеют. Придётся заняться прогрессорством. Ну а что? У нас в деревне бабушка так готовила, и вся семья была довольна. В общем, выход есть. Как говорил один мой знакомый: жениться нужно на женщине, которая любит поесть. Она и себя накормит, и тебя не обделит. А поесть я любила. Ещё бы специи какие-нибудь найти, чтобы вкус разнообразить. И дрожжи. Интересно, в этом мире есть дрожжи? Было бы здорово!
— Ты идёшь? — спросила меня Ульяна, когда я, задумавшись, не заметила, что она уже отправилась дальше. Пришлось поторопиться, чтобы догнать её.
Больше ничего интересного на цокольном этаже не было, только несколько хозяйственных помещений, в данный момент пустых и затянутых паутиной. В воздухе витал запах пыли и затхлости. Я смогла различить винный погреб, комнату для хранения дров, где сейчас было пусто и гулял ветер, и комнату для рабочего инвентаря, полную сломанных инструментов и старой, ненужной утвари.
— А где мы храним дрова? — подбирая слова, задала я следующий интересующий меня вопрос. Сложность заключалась в том, что я не знала, как Арина обращалась к своей тёте. На «ты», на «вы», по имени или просто «тётя»? Для себя я выбрала вариант «тётя» и всё чаще мысленно называла женщину именно так.
Ульяна, не подозревающая о моих размышлениях, поднималась по лестнице наверх, на первый этаж не сдержала мрачный смешок. Она остановилась на площадке и, оглянувшись на меня, ответила:
— Да было бы что хранить! Всё, что получилось купить, лежит в соседней комнате рядом с кухней, чтобы далеко не носить. Зимой лишнего ни у кого ничего нет, поэтому и купить получилось немного. Боюсь, этой зимой нам придётся туго.
Осмотр оставшейся части дома много времени не занял, но оставил гнетущее впечатление. Дом был двухэтажный, некогда богато украшенный лепниной и фресками, но уже много лет он стоял пустым и сейчас стремительно разрушался. Время и забвение не пощадили его красоту. Всё было именно так, как выглядело в моём сне – словно я вернулась в тот кошмар наяву. Жилыми из всех тридцати комнат дома оказались только две комнаты на первом этаже. В одной проживали мы с Ульяной, пытаясь создать хоть какой-то уют среди обветшалой мебели и сквозняков. А во второй поселились Марфа с Николаем. Они старались поддерживать порядок и чистоту, но их сил едва хватало на самое необходимое.
Стёкол в некоторых окнах не было, и холодный ветер свободно гулял по комнатам, а иногда и подвывал, как сегодня. Крыша текла, оставляя на потолке тёмные разводы. Печки, построенные для того, чтобы отапливать огромный дом, давно сломались и не работали. На наше счастье, печь на кухне ещё исправно функционировала и позволяла готовить еду и отапливать наши две комнаты, создавая хоть какой-то островок тепла в этом ледяном царстве.
На первом этаже, помимо кухни, располагались комнаты для слуг, большая и малая столовые, и гостиная, где когда-то кипела жизнь обитателей дома. А на втором этаже находились хозяйские спальни и гостевые комнаты, которые были однотипными, различии касались только размеров и убранства. Конечно, хозяйские больше и богаче, но опять же сейчас всё это находилось в запустении. Была ещё библиотека, но дверь перекосило, и мы туда попасть не смогли, хотя очень хотелось. Оставила это дело на потом.
Как правильная попаданка, я срочно хотела узнать, умею ли я читать и писать на местном языке. Это было первым шагом к адаптации в этом незнакомом мире. Очень не хотелось бы изучать это вновь. Но, помимо этого, мне было просто интересно побольше узнать и про сам мир, и про окружающее пространство. Знания по географии, биологии, истории, законам и многое другое было жизненно необходимо для того, чтобы устроиться в новом для меня месте и не попасть в неприятности. А где всё это можно найти, если не в книгах? Библиотека стала бы для меня настоящим спасением в этой ситуации, поэтому в списке срочных дел появилось ещё один пункт — попасть в хранилище необходимых мне знаний. В крайнем случае можно дверь просто выбить опять же.
— Может, на сегодня остановимся? — спросила Ульяна — Ещё вчера лёжкой лежала, а сегодня уже по морозу бегаешь! — закончила на фразу, беспокойно вглядываясь в мои глаза.
Что-то изменилось в её отношении ко мне. Что-то неуловимое и я даже не могу подобрать слова, чтоб описать это. Изменения мне не нравились. Но она по-прежнему переживала и заботилась обо мне. И это дорогого стоит!
— Давай сегодня закончим с домом, чтоб уже этот вопрос вычеркнуть из списка.
Тётя была права, несмотря на то что мы находились в доме, температура воздуха практически равнялась температуре на улице. Щёки щипало, нос покраснел, руки давно замёрзли, но я была полна решимости. К тому же осталось совсем немного.
Ворон. Настоящий, крупный, чёрный ворон, в высоту сантиметров пятьдесят. Он лежал на подоконнике, распластав крылья, как большая чёрная тряпка. Я уже хотела пройти мимо, подумав, что он мёртв, но пернатый едва заметно шевельнулся. Это движение было таким слабым, почти невидимым, что я могла бы его пропустить, если бы не вглядывалась в него так пристально. Сомнения одолевали меня лишь секунду. В следующее мгновение, резко изменив направление, я уже шла к нему, позабыв обо всём на свете.
— Арина? — позвала Ульяна, удивлённая моим внезапным порывом.
— А? — отозвалась я, не отрывая взгляда от птицы.
Я уже дошла до ворона и сейчас пыталась определить, жив ли он или мне показалось. Осторожно прикоснулась к его перьям, и птиц слабо вздрогнул. Видимо, почувствовав тепло моей руки, он открыл глаза. Они были тусклыми, словно затянутые пеленой, но в них ещё теплилась жизнь. Пока я разглядывала свою находку, ко мне подошла Ульяна, встала рядом и молча наблюдала за моими действиями. Недолго думая, я подняла ворона на руки, а потом и вовсе засунула себе за пазуху, чтобы согреть его своим теплом, а затем поспешила в комнату.
Скорее всего, бедняга просто замёрз. Что и немудрено. В этой комнате, где он лежал, стёкол не было, поэтому температура стояла такая же, как на улице, – градусов двадцать-двадцать пять мороза. К тому же пока мы осматривали дом, резко потемнело от набежавшей тучи, началась метель, и снежинки вихрем кружились в воздухе. Около окна уже даже намело небольшой сугроб.
— Зачем тебе птица? — спросила Ульяна, наблюдая, как я располагаю ворона в нашей комнате поближе к печной трубе. — Что делать собираешься?
Я и сама не знала точного ответа на этот вопрос. Всё произошло как-то спонтанно, инстинктивно. Просто, когда увидела его, лежащего неподвижно в снегу, в такой нелепой позе, стало жалко. Живой ведь! Получится спасти — значит здорово. А не получится, значит, судьба у него такая, но я, по крайней мере, буду знать, что сделала всё возможное, чтобы помочь. Весь этот сумбур мыслей я и выдала тёте, стараясь объяснить свои действия. Она выслушала без комментариев и лишь задумчиво разглядывала меня. То, что Ульяна догадалась, что я не её племянница, было понятно. Видимо, я вызвала её подозрения раньше, а сейчас это предположение только укрепила. Но сделанного уже не воротишь.
Пока раздевалась, постоянно следила за состоянием птицы; пока обедали – тоже. Ворон очнулся только ближе к вечеру. Заметив, что пернатый начал дрожать, дёргаться и пытаться встать, поняла, что мы успешно прошли первый этап реанимации и можно приступать ко второму, а именно: к кормлению. А насколько я знаю, вороны питаются мясом, поэтому взяла у Марфы небольшой кусочек курятины и при помощи ножа измельчила его в фарш. Добавила немного остатков утренней каши и перемешала. Именно этим месивом я и собиралась покормить своего нового питомца.
Служанка с тёплой, искренней улыбкой наблюдала за мной. В её глазах читались доброта и желание угодить. Казалось, она обрадовалась бы любой, даже самой безумной, моей идее, лишь бы это принесло мне радость. И в ней не было ни капли льстивости или притворства, только искреннее желание помочь. Было очень приятно, редко встретишь такое отношение. Мои руки тем временем продолжали готовить еду птице.
Ворон мои намерения одобрил. Однако из-за слабости самостоятельно есть он не мог и пришлось помогать. Скатывая фарш в небольшие шарики, я подносила их к клюву птицы и аккуратно проталкивала внутрь. Один, второй, третий. Наевшись, ворон перелетел на изголовье моей кровати и погрузился в дремоту. Выглядел он уже гораздо бодрее, даже глаза стали ярче.
Я решила, что, если птиц выживет, назову его Гришей, независимо от пола, определить который было невозможно, но, судя по крупному размеру, предположила, что это самец.
За окном стемнело. Дневной полумрак быстро сменился чернильной темнотой раннего зимнего вечера, и Марфа принесла подсвечник с зажжённой свечой. В её неровном, мерцающем свете всё выглядело немного зловеще. Тени удлинялись и колыхались, словно живые существа. Лица присутствующих выглядели бледными и напряжёнными. Свеча освещала лишь маленький круг во круг себя, а дальше от источника света стало совсем темно. Стены тонули во мраке, и казалось, что комната становится меньше. Пламя свечи трепетало от лёгкого сквозняка, отбрасывая странные, танцующие тени.
Метель, начавшаяся днём, разгулялась с новой, неистовой силой. Порывы ветра были такими сильными, что, казалось, даже взрослый человек с трудом удержался на ногах, если бы довелось ему быть в это время не в укрытии. Деревья склонялись к земле, словно в поклоне перед разбушевавшейся стихией. Снег с силой бил в стекло, как будто, пытаясь ворваться внутрь, и от этого стука казалось, что дом дрожит. Вихри снега кружились в бешеном танце, заметая всё вокруг, и видимость была практически нулевая. Глядя на это буйство из окна тёплой комнаты, я радовалась, что нахожусь под защитой дома, пусть и не такого надёжной, как хотелось бы. Представив, что сейчас могла быть на улице, среди этой разбушевавшейся пурги, я поёжилась от одной только мысли об этом.
Ульяна ещё после обеда села с вязанием. Она практически не шевелилась, если не считать рук. Лишь изредка бросая на меня короткие взгляды. Разговор не клеился. Лёгкость, которая была, между нами ещё утром, испарилась. И хотя никаких обвинений не прозвучало, гнетущая атмосфера, словно тугой жгут, держала меня в напряжении. Было понятно, что так долго продолжаться не может. Ситуация угнетала нас обеих, но я хотела оттянуть неизбежное объяснение, опасаясь последствий. Конечно, у меня вариантов нет, и я в любом случае, видимо, не смогу перенестись обратно в мой мир, но конфликт с женщиной сильно осложнит мою жизнь здесь, и этого хотелось бы избежать. И не только из-за возможных проблем. Мне нравились и Ульяна, и Марфа с Николаем, и я надеялась сохранить их хорошее отношение, хоть и не ко мне, а к телу, в которое я попала. Понимала, что, правда, рано или поздно выйдет наружу, но всё ещё надеялась на чудо.
Я вскинула бровь и внутренне напряглась, ожидая, что же будет дальше. В комнате повисла тишина.
— Давай поговорим! Отчего же нет! — ответила я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело.
Выпрямив спину, скрестила руки на груди и встретила взгляд Ульяны. Конечно, я была согласна поговорить, у меня просто не было другого выхода, но начинать разговор сама точно не буду. Пусть она делает первый шаг.
Женщина сидела, вздыхала и вроде как мялась. То посмотрит на меня, то отвернётся. И молчит. Пауза затягивалась. Ни я, ни Ульяна, казалось, не решались нарушить её, боясь того, что может последовать за первым словом. Время тянулось, а тишина становилась всё более невыносимой.
— Кто ты? — глубоко вздохнув и собравшись с силами, спросила женщина в конце концов. И голос её прозвучал непривычно грубо.
Я обдумывала ситуацию. Елозить и делать вид, что не поняла, о чём она спрашивает, не собиралась, но нужно было подобрать слова. Я уже открыла рот, чтобы ответить, как нас прервал шум со стороны кровати.
Развернувшись, увидела, что спасённый птиц спланировал на пол и, перебирая лапами, громко стуча коготками по деревянной поверхности, шустро поспешил ко мне. Добравшись до кресла, в котором я сидела, он тяжело, явно с усилием, взлетел и уселся на подлокотник. На мгновение замер, как бы оценивая ситуацию, а затем повернулся в сторону Ульяны.
— Даже так? — хмыкнула она, поднимая брови от удивления. — Защитник, значит, да?
Я тоже улыбалась, глядя на разворачивающиеся события. А ворон тем временем скорее всего, от слабости, немного потерял равновесие и, чтобы не свалиться, раскрыл крылья, ловя баланс. Но со стороны это выглядело так, как будто он и вправду меня защищает. Ульяна лишь вздрогнула от неожиданности.
— Спасибо, мой хороший! — поблагодарила я пернатого и аккуратно погладила по вновь сложенному крылу.
Это происшествие немного разрядило ситуацию. Возвращаясь к разговору, я уже не была так напряжена.
— Ты не Арина, — твёрдо сказала женщина, и в её глазах плескалась тревога. — Кто ты и где моя племянница?
— Её больше нет. — не стала тянуть с плохими известиями.— Думаю, что она погибла, тогда на кладбище рядом с могилой матери. — Ульяна судорожно вздохнула, как будто задохнувшись, и сцепленными руками прикрыла рот. В её глаза появились с трудом сдерживаемые слёзы. Одно дело догадываться, а совсем другое получить подтверждение того, что и последний член твоей семьи ушёл за грань. Сейчас я по-настоящему ей сочувствовала.
— Меня тоже зовут Арина, — тихо сообщила я. — И я из другого мира. Там, у себя дома, я умерла, а в следующее мгновенье открыла глаза уже оттого, что ты вылила на меня воду. Почему так произошло и как это получилось, не знаю! И уж точно я этого не хотела. Но случилось так, как случилось. Я сама до конца до сих пор не могу поверить в то, что произошло.
Ульяна подавленно молчала, а мне было просто нечего добавить. В полной тишине она поднялась и подошла к окну, за которым продолжала бушевать зима, в физическом мире отражая то, что творилось внутри. Наблюдать за женщиной было больно. Я хотела бы подойти к ней, обнять, оказать поддержку, но понимание, что сейчас ей нужно время, останавливало. Это было горе, и его надо пережить. Поэтому я сидела, не проронив ни звука, давая возможность женщине осознать случившееся. Ворон дремал на спинке стула, не выказывая заинтересованности. В комнате повисла неприятная тишина.
Прошло довольно много времени, прежде чем Ульяна вернулась в кресло, в котором сидела с начала разговора.
— Хорошо, я приняла это. Что делать будем? — спросила она.
— Жить. Мне правда жаль, что так случилось, но я в этом не виновата. Я такой же заложник ситуации, как и ты.
Мы сидели, молчали, и каждая была погруженная в свои мысли. Тишина в комнате стала почти осязаемой, подчёркивая всю сложность ситуации, в которой мы обе оказались.
— В чём я раскрылась? — спросила, только для того, чтоб заполнить паузу, и для того, чтоб знать, где я допустила ошибку. Хотелось бы избежать подобных ситуаций в будущем.
Ульяна снисходительно улыбнулась и посмотрела на меня, предоставляя возможность само́й догадаться. Её молчание было выразительнее любых слов. Понимание пришло внезапно. Я просто не думала об этом. Стремительно происходящие события захватили всё моё внимание. Сейчас, когда я вернулась мысленно и проанализировала этот день, ответ на мой же вопрос стал очевиден.
— Ну да. Ты права. Невозможно провести близкого человека, — она кивнула, подтверждая мои слова.
— Первое, что насторожило, — это коса. Кстати, действительно очень красиво, у нас таких я не видела. Но моя племянница не умела обходиться с волосами. Для этого всегда были слуги. Во-вторых, ты была готова собрать посуду после завтрака, и это тоже совсем нетипичное поведение Арины. Она бы никогда не стала делать такую работу. Это просто не пришло бы ей в голову. Ну а дальнейшее поведение только укрепило меня в мысли, что ты не она. Ты решила заняться делами, поблагодарила Марфу за завтрак, пожалела и взяла в руки ворона. Дальше перечислять? — насмешливо спросила женщина.
Сейчас я была рада, что хорошее общение между нами восстановилось.
— Не, не надо. Я поняла. Актриса из меня совсем никудышная. — высказала я неоспоримый факт — Можно вопрос? — женщина кивнула, и я продолжила: — Почему ты не удивляешься тому, что я не из этого мира?
— У нас в прошлом бывали случаи, когда люди, так же как и ты, попадали в наш мир. Это редко, но случалось. И об этом знали все. К таким людям всегда хорошо относились, до тех пор, пока не появился один человек и не попытался организовать государственный переворот. Много людей тогда погибло. После этого случая отношение к таким "попаданцам" изменилось. Сейчас, как только обнаруживается такой человек, нужно сразу сообщить королевским дознавателям, и его забирают. Что уж дознаватели с этими людьми делают, я не знаю, но таков закон — закончила объяснять она и испытующе посмотрела на меня.
Решение пришло мгновенно. Услышав слова Ульяны, я быстро вскочила с кресла, чем побеспокоила ворона, мирно дремавшего рядом. Птица сонно хлопнула крыльями и перебралась на спинку, наблюдая за происходящим. А я упала на колени рядом с Ульяной, обхватив колени женщины, и подняла своё лицо, вглядываясь в её глаза.
— Я не хочу тебя терять! Прошу, останься! Мы потихоньку справимся, и всё у нас будет хорошо! Обещаю! — выпалила я, сжимая её колени и стараясь убедить в правильности предложения.
Она грустно улыбнулась и погладила меня по голове знакомым жестом, напоминающим ласку моей мамы. Это простое движение вызвало волну тёплых воспоминаний и ещё больше усилило моё нежелание расставаться с Ульяной.
— Я тоже не хочу терять нить, которая связывает меня с семьёй. Хотя бы таким образом, — её лицо, как и, моё, было сырое. — И была бы рада остаться с тобой. Много лет я жила делами семьи моей сестры, и сейчас сложно что-то менять.
К горлу подкатил комок. Я никак не могла вздохнуть. Влага в глазах мешала видеть, но это уже были другие слёзы – слёзы радости и облегчения. Она почти согласила! Я чувствовала это! Сложно было понять, как эта немолодая, явно через многое прошедшая женщина, за такой короткий промежуток времени стала настолько дорога мне. То ли это были мои личные симпатии, то ли память тела, в которое я попала, то ли, то, что я часто ловила себя на мысли о том, что её движения, слова, поступки похожи на действия моей родной мамы, которую я потеряла. Сложно сейчас отделить одно от другого. Но факт остаётся фактом – я не хотела её терять и всё тут. Эта женщина, которую я знала всего несколько часов, стала для меня неожиданно важной и нужной. Было тут и зерно прагматизма. Я отлично понимала, что со знаниями и подсказками Ульяны мне будет гораздо легче освоиться в этом мире, но не это было главным.
Её окончательный ответ затерялся где-то между «да» и «нет».
— Мне нужно подумать, — ответила она, и я решила не настаивать.
В этот вечер говорили мы долго и много. Обе делали вид, что никакого неприятного разговора между нами не было. Просто две женщины, две родственницы, проводили вечер, общаясь и делясь своими мыслями. Марфа несколько раз приносила горячий чай, с улыбкой на нас поглядывая и радуясь нашей беседе. А темы между тем не заканчивались.
Вначале я довольно подробно рассказывала про себя, про наш мир, про то, что случилось прямо перед тем, как я перенеслась сюда. Я говорила о своей семье, о друзьях, о работе. Ульяна внимательно слушала, не перебивая, только изредка что-то уточняя. Когда я дошла до истории с Костей и тем, как это отразилось на моей маме, женщина не на шутку рассердилась. Её глаза сверкнули гневом, а губы сжались.
— Да что он возомнил о себе, дрянь такая?! — кипятилась тётя. — Как земля таких носит?! — рявкнула она, а я вздрогнула от неожиданности. — Ишь что удумал, подлец! — я подумала, что Косте сильно повезло не встретиться с Ульяной в таком состоянии. Он бы точно не обрадовался этой встрече.
Немного остыв, Ульяна продолжила расспросы о нашем мире. Её интересовало всё: как мы живём, чем занимаемся, что едим, как работаем. Как можно быстро рассказать про целый мир? Правильно! Никак! Но я старалась. Тётя оказалась благодарным слушателем и с восторгом воспринимала мой рассказ.
Чуть позже настала моя очередь задавать вопросы. Информация оказалась объёмной и тяжёлой. В этом мире меня зовут графиня Арина Михайловна Малиновская. Сон, приснившийся мне, точно отразил трагедию этой семьи. По ложному доносу отца обвинили в измене Короне и казнили, потом, конечно, доказали невиновность, но… Уже было поздно. Мама, не выдержав позора и смерти мужа, умерла. А затем за ней последовала и ее дочь. Слушая Ульяну, я вновь, как во сне, задыхалась от эмоций — ужаса, невозможности что-либо изменить, вопиющей несправедливости. С трудом представляла, как можно пережить то, что выпало на их долю. Только за одни прошедшие сутки я выплакала годовой запас слёз и сильно рассчитывала, что на этом остановлюсь и дальше поводов не будет. Как же я ошибалась в этот момент!
У женщин отобрали всё: дом, земли, деньги — и сослали в эту глушь. И они пытались выжить, в прямом смысле этого слова. С девочками остались только Марфа и её муж Николай, которые практически вырастили Ульяну и её сестру Полину. Они последовали за Полиной в дом мужа и после её замужества, став частью семьи. Поэтому и привилегий у них было больше, чем у обычных слуг, и отношение к ним соответствующее.
Сама Ульяна рано вышла замуж, но вскорости овдовела, потеряв опору в жизни. Детей богиня-прародительница не послала, и Ульяна осталась совсем одна. Родители сестёр к тому моменту уже не стало, и Полина уговорила её остаться жить с ними, не желая оставлять сестру наедине со своим горем. И уже много лет они были неразлучны, поддерживая друг друга. И теперь вот такое горе настигло их, разрушив их мирный уклад.
В наследство, как единственной представительнице семьи Малиновских, мне досталось хоть и запущенное, но довольно большое имение. Кроме самого дома, в мою теперь уже собственность попали и три больших деревни, расположенные неподалёку. Раньше они славились своими умельцами и богатыми урожаями, но сейчас всё изменилось. А ещё в моём распоряжении находилась большая яма (это слова Ульяны), где добывали глину для гончаров, обширные поля, густой лес, полный дичи и зелёные пастбища. Раньше было большое стадо всяческой живности: коровы, овцы, куры, гуси, — но теперь остались только воспоминания. Возможно, в наследство входило и ещё что-то, но для этого нужно было изучить документы.
Главная проблема заключалась в запущенном состоянии имения. Два года подряд стояли неурожаи, а летом разразился мор, унёсший жизни людей и скота. Осенью, воспользовавшись единственной возможностью в году сменить место жительства, те, кому было куда идти, покинули деревни, бросив дома и поля. Оставшиеся боролись за выживание, и теперь это стало моей заботой.
Утро у меня началось поздно. Проснулась, когда робкое зимнее и неяркое солнце уже вовсю заглядывало в окно, рассыпая по полу бледные зайчики. Настроение было прекрасное, словно кто-то невидимый наполнил комнату светом и радостью. Не открывая глаз, я с удовольствием разложила по полочкам вчерашние воспоминания, вновь и вновь прокручивая в голове тёплые моменты. Ещё раз от души порадовалась за решение Ульяны остаться со мной – её поддержка сейчас была как никогда важна. А затем стала накидывать примерный план работы на сегодня.
Во-первых, нужно было понимать, что имеется на кухне. Для этого нужно попросить Марфу, чтобы она составила полную инвентаризацию посуды и еды. Нужны два списка: что есть и что необходимо. Цель этого мероприятия — не только получить нужную информацию, но и найти то, чем будем измельчать капусту. У меня, у бабушки в деревне была специальная сечка и большое деревянное корыто. Возможно, здесь есть что-то подобное, потому что теми ножами, которые я видела вчера, много капусты мы не нарежем. А вот бочку можно принести из погреба. Там я видела совершенно великолепные, крепкие, дубовые бочки, разных размеров, которые идеально подойдут для закваски.
Во-вторых, попросить Николая разобраться с окнами. У меня была задумка посмотреть, как в этом мире крепятся стёкла к раме, и если принцип подобен нашему, а именно штапиками, то разобрать стёкла, которые целые, и использовать для ремонта окон в ближайших к нашим комнатах. Так мы сможем значительно сократить потери тепла, что особенно важно в условиях зимы. Если же стёкла крепятся каким-то другим, неизвестным мне способом, то придётся искать другие решения. Оставшиеся окна заколотить досками до весны. Если же досок не хватит, то хотя бы прикрыть простынями или другой плотной тканью, чтобы хоть как-то сохранить тепло и предотвратить попадание снега вовнутрь.
Пока эти два дела делаются, можно попросить Ульяну составить компанию и прогуляться с ней по окрестностям, чтобы получить полное впечатление хотя бы о доме и пространстве, примыкающем к нему.
Конечно, нужно было бы проехаться в деревни, познакомиться с местными жителями, узнать об их жизни, но будем делать дела постепенно.
Только после того, как составила в голове план действий, открыла глаза и потянулась. Точнее, хотела потянуться, но, вытянув руки над головой, так и замерла, потому что сверху на меня, не мигая своими чёрными глазами, смотрел Гриша. Он сидел на изголовье кровати, наклонив голову набок, и казалось, что внимательно меня изучает. Увидев, что я проснулась, он захлопал крыльями, видимо, так выражая радость, а потом неожиданно громко то ли каркнул, то ли кхекнул, тем самым напугав меня. Я рассмеялась, отгоняя остатки сна.
— И тебе доброе утро! — произнесла я и погладила птицу по голове, а он благосклонно мне это позволил. — Пошли вершить великие дела! — оптимистично предложила я, поднимаясь с кровати.
Именно в этот момент в комнату с кувшином тёплой воды зашла Ульяна. Как ни вглядывалась я в её лицо, не заметила следов вчерашних переживаний. Она выглядела свежей и отдохнувшей, словно и не было той напряжённой ночи. Как у неё получается так хорошо выглядеть?
Подошла к окну, полюбоваться солнцем, когда услышала за спиной:
— Ой, ну и кто тут такой хорошенький? — проворковала тётя, а я с изумлением оглянула, чтобы посмотреть, чего это с ней.
Оказалось, что эти слова адресовались вовсе не мне, как я вначале подумала, а Грише, который стоял на краю кровати и с любопытством наблюдал за женщиной. При этом гордо поднял голову и выпятил грудь, явно красуясь. Я только ухмыльнулась.
Ишь ты какой позёр! Красавчик!
Повосхищавшись птицей, правда, на расстоянии, Ульяна помогла мне умыться тёплой водой из кувшина, рассказала, как почистить зубы с помощью специального порошка и веточки мяты, и что если мне нужно будет помыться, то можно всегда нагреть воду в печке. Только, насколько я могла судить, это, казалось бы, простое мероприятие в моём мире, здесь было целым событием из-за холодов и неустроенности быта. Да и горячая вода была скорее роскошью, чем обыденностью. Вот и с этим нужно будет разбираться. Как же я привыкла к горячему душу каждый день!
Вначале накормила своего питомца тем же блюдом, как и вчера, и только потом сама села есть. За завтраком, который сегодня состоял из варёных яиц и творога, поделилась своими планами с тётей.
— Хороший план! — поддержала меня она, улыбнувшись, допивая чай. — Доски можно посмотреть в сарае во дворе, а простыни я точно видела на чердаке в сундуке.
— Угу. Будем решать проблемы по мере их поступления. Начнём с самого очевидного. — ответила я, чувствуя себя увереннее.
И у Ульяны, и у Арины были хорошие запасы разнообразной одежды великолепного качества. И, что меня сильно порадовало, было много тёплых вещей. Уходя из собственного дома, они смогли взять только одежду. Поэтому меня так сильно поразил контраст разрушающегося дома и качество, и стоимость одежды. Теперь я поняла причину.
После завтрака, выдав почему-то обрадованным слугам задания, мы отправились на прогулку. Гриша остался в комнате, удобно устроившись на излюбленном месте. То ли еще не оправился, то ли решил, что ему и тут хорошо не знаю. После сытного завтрака он опять дремал на спинке моей кровати.
— Слушай, а ты не знаешь, почему Марфа с Николаем так обрадовались моим распоряжениям? — пока мы шли по коридору в сторону выхода, задала Ульяне не дававший покоя вопрос, — Обычно слуги хотят увильнуть от дополнительной работы.
Она фыркнула и пояснила:
— Ты забываешь, что Марфа и Николай — необычные слуги. — я вопросительно посмотрела на нее, не понимая что она хочет сказать — Они так давно с нами, что уже стали почти членами семьи. Я видела, с какой болью они наблюдали за тем, как Полина и Арина потеряли вкус к жизни и постепенно уходили за грань. Сегодня, когда ты развила бурную деятельность, они решили, что хотя бы одна из девочек вышла из этого состояния. Вот и радовались.
Дом стоял на вершине высокого холма, верхушка которого была словно срезана гигантским ножом, образуя довольно обширное ровное пространство. Вокруг этого холма возвышались невысокие, старые горы, которые уже теряли свою мощь и скоро под воздействием процессов эрозии и выветривания тоже станут холмами. Но пока вершины гор терялись в облаках, создавая впечатление неприступности и величия. Снег, лежавший толстым слоем на земле, искрился под лучами солнца, превращая весь пейзаж в сказочную картину.
Посмотреть сейчас всё хорошенько не получалось, просто потому, что круго́м лежали огромные сугробы, доходившие мне почти до пояса. Но, стоя на крыльце, я видела, что отсюда открывался совершенно великолепный вид на долину. Внизу несмотря на снег, с лёгкостью можно было различить деревни, про которые говорила Ульяна вчера. Они располагались полукругом относительно дома. Виднелись и поля, покрытые белым покрывалом, и чуть дальше, рядом с третьей деревней, большой котлован. Видимо, глину добывали именно там.
В долину спускалась хорошо просматриваемая дорога, в данный момент, так же как и всё вокруг, заметённая снегом. Она вилась серпантином, идущая сначала вниз, потом поднимающаяся вверх, потом опять вниз. Снег скрывал под собой все неровности и делал дорогу похожей на бесконечную белую ленту.
— Ульяна, а ты говоришь, что местные ребята раз в неделю приносят нам продукты. А дороги-то нет! — поделилась своим наблюдением с тётей, глядя на заснеженную дорогу.
Она весело фыркнула, словно я сказала какую-то глупость.
— Это же парадная дорога. Они короткой ходят, а она выходит аккурат в наш двор. Сейчас тут посмотришь и выйдем через чёрный вход, сама всё увидишь. — ответила Ульяна, подмигнув мне.
Река, которая протекала рядом с домом, убегала извилистой лентой в долину. На холме она была не широкая и не глубокая, но с довольно сильным течением, которое не давало ей замёрзнуть и покрыться льдом, в поворотах образовывая заводи, где вода казалась почти чёрной. А в долине она растекалась спокойной полноводной рекой, на берегу которой и располагались деревни.
— Ульяна, а в этой реке водится рыба? — озвучила я свою мысль, которая пришла только что. В голове вертелись разные идеи, как улучшить наше положение, и эта показалась мне самой перспективной.
— Да, но только красная. А такую мы не едим. Да и ловить у нас некому, — ответила тётя.
Из всей её фразы я услышала только то, что они не едят красную рыбу. Это показалось мне странным.
— А почему не едите? Она какая-то ядовитая? — спросила я, предполагая самый очевидный вариант.
Тётя замерла, изумлённо посмотрела на меня, и было видно, что в её голове сейчас активно шевелится мысль. Она словно впервые задумалась об этом.
— А знаешь, я не понимаю, почему мы не едим её? Просто как-то так сложилось. Про то, что кто-то хоть когда-то ей отравился, я никогда не слышала. Надо местных поспрашивать. А тебе для чего это? — спросила она, с интересом глядя на меня.
— Да вот думаю. В наших горных речках водится рыба форель с нежнейшим и вкуснейшим мясом. Очень жирная и очень полезная. И ведь у неё именно красное мясо. Так может, и эта рыба такая же? Если это так, то это могло бы существенно поправить нашу продуктовую ситуацию. — объяснила я свою мысль.
— Сегодня мальчишки из деревни должны прийти, у них и спросим, — подвела итог Ульяна, и тема была закрыта.
— Не могу представить, что это всё наше! — с улыбкой и восхищением заметила я, посмотрев на довольную моей реакцией Ульяну. — Я была довольно состоятельной женщиной и много где побывала. Но такого потрясающего вида я не видела нигде! Удивительно!
Тётя стояла рядом со мной и довольно улыбалась. Было видно, что такая моя реакция ей пришлась по душе.
— Представляешь, как тут всё будет выглядеть весной? — спросила она, но ответа не потребовалось. Мне не хотелось говорить, я просто кивнула, а она добавила: — Ладно, пошли смотреть с обратной стороны дома. Там тоже есть на что поглядеть.
Уже уходя, я в дверях ещё раз оглянулась. Ну круто же!
Пройдя весь дом и выйдя на уже не такое парадное крыльцо, мы оказались с обратной стороны здания на хозяйственном дворе. И тут осмотр не задался из-за глубоких сугробов, которые намела вчерашняя метель. Снег лежал пушистыми волнами, словно огромное белое море, захватившее всю территорию. Расчищен был только небольшой пятак прямо перед крыльцом. Речка, которую я видела ещё с парадной стороны, тут протекала прямо во дворе, извиваясь среди сугробов, словно серебряная змея. От бревна, переброшенного через неё, бежала сейчас еле уловимая тропинка. Что, собственно, и неудивительно после вчерашней разбушевавшейся стихии.
Движимая любопытством, я подошла поближе к реке. От увиденного выводов было два: рыба в реке есть, и она действительно подозрительно похожа на форель. И следующий вывод, что по этому бревну могут ходить только циркачи, потому как оно было местами подгнившее и скользкое от покрывавшего его мха. Кроме того, бревно было довольно тонким, и мне показалось, что один неверный шаг может привести к падению в воду.
— И по нему кто-то ходит? — указав рукой на бревно, спросила я у единственного источника знаний.
— Мальчишки и ходят. Те, что нам продукты приносят. Говорят, был мост, но он уже давно обвалился. На первое время положили бревно, но ты же понимаешь, что временное часто становится постоянным? Тут так же. Построить новый мост пока не было возможности, но деревенские на днях обещали укрепить и расширить бревно, чтоб до весны дотянуть.
Полюбовавшись ещё какое-то время на реку, блестевшую под лучами солнца, мы отправились обратно в дом. Дела сами себя не сделают. И только мы отошли, как с того берега раздались детские голоса. И хоть я и ожидала прихода мальчишек сегодня, сейчас вздрогнула, настолько за эти дни привыкла к тишине и уединению.
Я же не могла позволить себе такую роскошь, как промедление. Каждая секунда могла стоить мальчишке жизни. Скинув на руки испуганной Ульяне шубу, чтобы, намокнув, она не добавляла мне тяжести, начала пробираться по береговым сугробам к ребёнку. Глаза застилали слёзы. Идти было тяжело. Снег стоял глубокий, и я несколько раз проваливалась по пояс, чувствуя, как холод проникает сквозь одежду и охлаждает кожу. Но, не останавливаясь, упорно продолжала ползти к реке. И как только мне это удалось, ни секунды не раздумывая, залезла в ледяную воду, которая тут же с радостью затекла в мои невысокие сапоги. Дыхание перехватило от шока.
Только маленькая глубина реки в этом месте давала мне шанс спасти мальчика. Он лежал без сознания лицом вверх. Видимо, сломавшееся дерево сильно приложило по голове. К счастью, его лицо было над водой, и он мог дышать.
Несмотря на угрозу переохлаждения, я понимала, что первым делом нужно осмотреть ребёнка на предмет травм. Мысль о том, что его, возможно, вообще нельзя двигать, вызывала ужас. Что я буду делать, если это так? В голове проносились обрывки знаний из курсов первой помощи, но они казались бесполезными в этой ситуации. Вокруг не было ни аптечки, ни телефона, чтобы вызвать скорую. Оставалось только полагаться на себя и надеяться, что всё обойдётся.
Пока я осторожно ощупывала его тело, осматривая на предмет повреждений, он, к моей огромной радости, открыл глаза. Они были слегка мутноватые, но он был в сознании!
— Где болит? — спросила быстро, стараясь говорить спокойно и уверенно, хотя внутри всё сжималось от страха. Сердце колотилось так сильно, что я едва слышала собственный голос.
— Да вроде нигде, — слабо ответил он, и я почувствовала, как напряжение немного отпускает. Слова мальчика стали для меня глотком воздуха, и я едва сдержала слёзы облегчения.
Закончив осмотр и не найдя никаких серьёзных травм, я подняла его на руки и, ещё успев удивиться мимоходом, какой он худенький, стала возвращаться тем же путём, как сюда пришла, потихоньку, помаленьку, не спеша, боясь выпустить из рук свою ношу. Вначале встала на крепкий корень, так удачно лежащий рядом, и только потом перенесла ногу на заснеженный берег. Хорошо, что Ульяна уже вышла из ступора, и с её помощью я с ребёнком на руках довольно быстро смогла подняться на твёрдую землю. Дальше мы, как могли быстро, направились в дом. Мальчик уже начал дрожать всем телом.
Марфы с Николаем нигде не было видно, и мы, не останавливаясь, прошли сразу в нашу комнату. Сняв с ребёнка мокрую одежду, я быстро укутала его в тёплое одеяло, так что наружу торчала только белобрысая макушка, и уложила к себе в кровать. Ребёнок оказался не просто худым, а был каким-то истощены. Меня пугала его бледность, синева под глазами и почти бесцветные губы. Он дрожал, словно листочек на ветру, и огромными глазами следил за моими действиями.
Только закончив с переодеванием мальчишки, я занялась и собой. Мокрая одежда неприятно льнула к телу, холодом стягивая кожу. Дрожь била уже так сильно, что это было заметно даже сквозь ткань. Зубы стучали, а пальцы потеряли чувствительность.
— Да что же это делается? То лежит в беспамятстве, то по ледяным речкам скачет! А ну как заболеешь, неугомонная?! Вот, скидывай быстрее, — причитала Ульяна, заведя меня за ширму и помогая стянуть платье, которое никак не хотело поддаваться. Оно буквально прилипло к телу, и каждое движение вызывало очередной приступ дрожи. Наконец, одежда поддалась, и Ульяна быстро помогла мне надеть сухое. — Какая насыщенная жизнь пошла! Что ни день, то что-нибудь случается, — ворчала беззлобно она, покачивая головой. — Боюсь представить, что дальше ждать.
Переодевшись и мгновенно почувствовав себя лучше, я обняла тётю и от души поцеловала её в щёку:
— Спасибо тебе огромное! Ты меня спасла!
— Ой, было бы за что! — смутившись, произнесла она, но видно было, что ей приятно.
— Давай поговорим немножко, — мягко предложила я, когда закончила со всеми манипуляциями. Мальчик всё это время молчал, лишь изредка взглядывая на меня с опаской. — Как тебя зовут? — спросила я, стараясь говорить как можно спокойнее и дружелюбнее.
Ребёнок настороженно посмотрел на меня, но после небольшой паузы всё же ответил:
— Матвейка.
— А меня Арина, — представилась я и улыбнулась.
Ульяна тем временем накинула мне на плечи тёплый платок, который предварительно погрела у печной трубы. Я благодарно улыбнулась и вернула внимание мальчику.
Он кивнул и дополнил:
— Вы наша новая госпожа. Я знаю!
Такой смешной. Худенький, взъерошенный, кроткие волосы остались торчком после того, как их вытерли, он сейчас сильно напоминал воробья. Огромными синими глазами он настороженно следил за мной. Грустную мысль об отсутствие собственного ребёнка отогнала от как неконструктивную.
— Ага. — согласилась с комментарием — Скажи, Матвейка, у тебя сейчас голова болит, кружится? Может быть, подташнивает? Шум, звон в ушах есть? — спросила, стараясь не напугать его своими вопросами, ну и выспросить нет ли последствий сегодняшнего приключения.
— Голова болит, и больше ничего, — ответил он хрипло. Его голос садился прямо на глазах.
На фоне белого постельного белья он выглядел ещё бледнее, чем при первой встрече. Ну и как узнать, есть ли у него сотрясение мозга? Голова может болеть и оттого, что его ударило, и от стресса. МРТ бы ему сделать, но чего нет, того нет. Поэтому решила просто понаблюдать за ним хотя бы до вечера. Возможно, за это время его состояние улучшится.
Про Гришу, квартирующегося в этой же комнате, я вспомнила только тогда, когда он, перелетев со шкафа, плавно и практически бесшумно, сел на изголовье кровати. Он устроился там с важным видом хозяина положения, и начал следить за происходящим. И теперь они с Матвейкой друг друга разглядывали. Гриша с явным любопытством, а Матвей с опаской и восхищением. А я, не вмешиваясь, наблюдала за ними и против воли улыбалась.
На кухне, как я и ожидала, обнаружилась Марфа. Ульяна в этот момент кратко пересказывала ей события, связанные с появлением у нас нового постояльца. Женщина слушала внимательно, время от времени покачивая головой и цокая языком, явно переживая за мальчика.
— Как он? — первым делом спросила Марфа, кивнув в сторону двери комнаты, откуда я только что вышла.
Пришлось в двух словах рассказать о состоянии Матвея. Было видно, что Марфа искренне беспокоится о ребёнке, и её расстроенное выражение лица говорило само за себя. Она лишь качала головой, выражая своё сочувствие. После этого мы перешли к обсуждению текущих дел.
— Вот, Арина, списки, которые ты просила, — сказала Марфа, кладя на стол два листа бумаги. — Всё посмотрела и переписала. Вот тут, — она указала на первый листок, — то, что есть, а вот тут, — на стол лёг второй листок, — то, что нужно. Ну и инструмент для измельчения нашёлся.
Я уже заприметила два набора корыт и сечек — одно побольше, другое поменьше — и осталась довольна, что моя интуиция меня не подвела. Всё выглядело надёжно и удобно.
В это время в кухне появился Николай с большой дубовой бочкой, которую он, кряхтя, притащил и поставил в центр. А после присел на лавку отдышаться.
Я тем временем внимательно изучала списки, составленные Марфой. Они были исписаны мелким, но чётким почерком, и я не могла не порадоваться. Во-первых, тому, что слуги умеют писать и считать (ведь могло быть иначе), а во-вторых, тому, что я без труда понимаю, что написано. Один из моих вопросов о моих знаниях отпал сам собой.
Из хорошего было то, что посуды и кухонной утвари у нас было достаточно. По крайней мере, на первое время точно хватит, а дальше будем разбираться. Плохой новостью, хотя я примерно так и представляла ситуацию, было то, что у нас катастрофическая нехватка дров и еды. Кладовые практически пусты. Надо решать этот вопрос и делать это срочно.
Пока женская половина нашего общества была занята, Николай времени даром не терял и переносил всю капусту из погреба. Все подготовительные работы были завершены, и можно было приступать непосредственно к квашению. Но вначале решили есть. Работа обещала затянуться, а время близилось к обеду и нужно было подкрепиться.
Пища была простой, я бы даже сказала грубоватой, но она была сытной и горячей, а это многое значило! Густая похлёбка с овощами, чёрный хлеб и пшённая каша — вот и всё, что было на столе. Чтобы не тревожить Матвея, кушать решили прямо на кухне, все вместе.
После недолгого отдыха Николай ушёл заниматься окнами, а мы приступили к готовке. Участвовали все, но сразу было видно, что женщины ничего не знали ни про консервирование, ни про ферментированные продукты и осенние заготовки. То ли они не знали, то ли в этом мире про это не слышали, — пока неизвестно. Пришлось объяснять, что и как делать, поэтапно, показывая каждый шаг процесса.
Для обеих женщин такая работа оказалась в новинку, но и у Марфы, и у Ульяны, уже к десятому килограмму, очень ловко начало получаться измельчение капусты сечкой. Для забавы они устроили соревнования, состязаясь, кто быстрее справится с задачей. Я только улыбалась, наблюдая за ними. Вроде взрослые женщины, но кто сказал, что им не пристало немного повеселиться.
Мне корыто не досталось, но в голову пришла очередная мысль. А что, если небольшую часть капусты сделать красной, маринованной? С добавлением свёклы и яблочного уксуса? Рецепт-то ведь простой! Во-первых, это вкусно, во-вторых, это полезно, в-третьих, это быстро, ну и удивить хотелось.
Нарезать капусту крупными кусочками, а свёклу нашинковать, наоборот, мелко, можно и ножом. Уложить всё в ёмкость и добавить чеснок для остроты и аромата — тоже ничего сложного. Далее в кипящую воду (на один литр) добавить три столовых ложки сахара и три столовых ложки соли, а потом ещё полстакана девятипроцентного уксуса. И кипящим раствором залить капусту со свёклой. И всё! Через сутки полезная и вкусная закуска готова.
Приняв такое решение, я начала подготавливать капусту и укладывать её в самую маленькую деревянную ёмкость, больше похожую на ведро, но с крышкой. Литров на десять. Потом быстро сбе́гала в погреб и принесла свёклу. Ульяна и Марфа вопросительно посматривали за мной, но вопросов не задавали. А я пока не рассказывала, что задумала. Пусть это будет сюрпризом. Не дождавшись от меня пояснений, они потеряли ко мне интерес и начали негромко переговариваться между собой о нашем спасённом ребёнке.
Залив свою заготовку горячим маринадом, вскипячённым в печке, я уселась на лавку отдохнуть, и в это время к нам заглянул Николай с докладом, что на крыльце стоит какой-то мужик, и требует разговора с новой хозяйкой. Удивившись, я переглянулась с Ульяной. Что ещё решило случиться именно сегодня?! Затем решительно поднялась и направилась, провожаемая беспокойными взглядами, на выход.
— Накинь чего-нибудь. Холодно же! — крикнула вдогонку тётя. Я кивнула, на ходу набросила на плечи тёплый платок, который скинула, когда начинала заниматься капустой, и поспешила на выход. Мне не терпелось узнать, что же ещё произошло.
Проходя по длинному, неосвещённому коридору, я не сообразила и повернула налево, к парадному входу, чтобы выглянуть на улицу. Поправил Николай, который уже догнал меня.
— Рядом постою. Мало ли что! — весомо сказал он, тихо, но уверенно. Я порадовалась его поддержке.
В небольшой прихожей действительно нашёлся незнакомый мужчина, а за ним ребята, которых я сегодня уже видела. Они стояли чуть поодаль, нервно переминаясь с ноги на ногу, и наблюдали за моим приближением.
Я остановилась и молча разглядывала гостя. Он был высок и широк в плечах, словно медведь, и довольно привлекательный. Длинные, светлые волосы были убраны в тугой хвост, который спускался по плечам. Стальные серые глаза настороженно смотрели на меня уставшим, но внимательным взглядом. Небольшой, почти незаметный, ровный шрам, украшал его правую щеку, добавляя образу суровости. Несмотря на внушительный вид, встреча с ним не пугала меня. Я не чувствовала от него опасности, скорее беспокойство и тревогу, и то направленные не на меня.
Ребята, пришедшие с Никитой, столпились у порога, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Заметив мой взгляд, они замерли, словно окаменев, и только их глаза, полные любопытства и тревоги, выдавали их волнение. Я с интересом разглядывала их: простые деревенские мальчишки лет десяти-двенадцати, в чистой, хоть и заштопанной одежде. Их полушубки из овчины и шапки, плотно надвинутые на лбы, защищали от мороза, а лапти, обмотанные шерстью, хоть и выглядели неказисто, но, видимо, справлялись со своей задачей.
— Госпожа, мы дять Никиту привели, да о Матвейке узнать хотели, — проговорил самый высокий мальчик, покраснев до корней волос. Он нервно теребил шапку в руках, явно чувствуя себя неловко. — Да и вот, принесли, — добавил он, протягивая мне корзинку с продуктами. Мой взгляд сразу упал на творог цвета топлёного молока, и я невольно сглотнула, вспомнив, как давно не ела ничего подобного. — Можно мы повидаемся с Матвейкой? — с надеждой спросил он, и в его глазах читалось искреннее беспокойство.
Мальчишки тут же подхватили его просьбу, и в комнате поднялся такой галдёж, что я едва разобрала отдельные слова. Все они наперебой говорили о Матвее и беспокоились о нём.
— Значит, так, — произнесла я, и в комнате мгновенно воцарилась тишина. Все взгляды устремились на меня — Для начала, спасибо вам за то, что привели дять Никиту и принесли продукты — сказала я, стараясь звучать мягко, но уверенно. — Но что касается Матвея, ответ — нет. Вам его повидать не удастся. Он, как я уже говорила, спит, и ему нужен покой, — объяснила я, заметив, как их лица вытянулись от разочарования. — Предлагаю поступить так: вы, ребята, отправляйтесь по домам и навестите друга позже, когда ему станет лучше. А дять Никита, — я перевела взгляд на мужчину, — пока останется у нас, чтобы присмотреть за сыном. Договорились?
Мальчишки облегчённо переглянулись, явно радуясь, что их не прогнали сразу, и согласно закивали. Никита, стоявший чуть поодаль, тяжело вздохнул, и вышел из группы ребят, сразу отделяя себя от них. Его лицо было серьёзным, но в глазах читалась благодарность за то, что ему позволили остаться. Он молча кивнул, давая понять, что согласен с моим решением.
— Ну мы тогда пойдём? — не то спросил, не то сообщил мальчишка, который и начал разговор со мной, а, дождавшись моего кивка, начал командовать ребятами, двигая их на выход.
— Госпожа, а можно я принесу варенье? Малиновое? Или мёду? — робко спросил один из ребят, когда остальные уже почти вышли. Он стоял на пороге, сжимая в руках шапку, и его глаза смотрели на меня с надеждой. Видимо, он долго собирался с духом, чтобы задать этот вопрос, и решился только сейчас, когда остался почти один. — Мама всегда лечит меня ими, когда я болею. И мне помогает! — добавил он, и в его голосе прозвучала такая искренняя уверенность, что я невольно улыбнулась.
Меня тронула его забота и желание помочь.
— Если мама будет не против, то это было бы замечательно, — мягко ответила я. — Спасибо тебе большое!
Его лицо осветила широкая улыбка, и он радостно подпрыгнул, словно получил самое лучшее одобрение.
— Разрешила! — донёсся до меня его радостный шёпот из-за двери, прежде чем он скрылся за ней, догоняя своих друзей.
Когда за мальчишками закрылась дверь, я кивнула Никите, чтобы он следовал за мной, и поспешила в тёплую кухню. Как же я была благодарна Ульяне за её настойчивость с платком! Холодный воздух, гулявший по коридорам старого дома, пробирал до костей, заставляя меня ёжиться. Я зябко передёрнула плечами, пытаясь согреться, и спрятала ладони в подмышки, хотя это почти не помогало. Казалось, холод проникал даже сквозь одежду.
Николай, заметив мои попытки согреться, неодобрительно покачал головой, но, к счастью, промолчал. Его молчание было мне на руку — я и так чувствовала себя неловко.
Идя по коридору впереди всех, спиной ощущала на себе любопытный взгляд Никиты. Это было понятно: он пришёл в дом к госпоже, а увидел почти разруху. Ободранные стены, выцветшие ковры, скрипящие половицы — всё это явно не соответствовало его ожиданиям. Но объяснять ему все обстоятельства нашего вынужденного переезда и финансовые трудности я не собиралась. Вместо этого я выпрямила спину, подняла подбородок и сделала вид, что всё в порядке. Что ещё мне оставалось делать?
В кухне работа по измельчению капусты была закончена, и Ульяна с Марфой были заняты уборкой.
— Ульяна, Марфа, это Никита, отец Матвея, — представила я мужчину. Лица женщин вмиг озарились интересом. Они с нескрываемым любопытством разглядывали гостя.
Мужчина, который до этого нерешительно замер на пороге, нервно теребя в руках снятую шапку, после моего представления сделал глубокий поклон, почти до земли.
— Доброго здоровьечка, — проговорил он тихо, и его голос звучал сдержанно, почти робко. После этих слов он замолчал, словно не зная, что добавить.
— И тебе не хворать, — ответила Марфа, её лицо озарила приветливая улыбка. Ульяна же лишь коротко кивнула, не отрываясь от уборки, но я заметила, как её взгляд скользнул в сторону Никиты, оценивающе и слегка настороженно.
— Пошли, провожу, — махнула я рукой в сторону комнаты, желая поскорее избавиться от этой неловкой паузы. Никита с явным облегчением последовал за мной. Он явно не знал, как вести себя в присутствии незнакомых женщин, и чувствовал себя скованно.
Гриша, завидев нас, негромко поприветствовал, распушив свои чёрные перья. Я подошла поближе и, задумавшись, разглядывая ребёнка, погладила птицу по голове, как кота. Это произошло случайно, но неожиданно пернатому это понравилось, и потом я гладила его уже осознанно, наблюдая, как он довольно щёлкает клювом. Если Никита и удивился наличию у меня ручного ворона, то ничего не сказал. Все его внимание было приковано к сыну, который лежал на кровати, бледный и неподвижный.