Татьяна сидела на гранитном парапете и, не мигая, вглядывалась в речную воду. На душе было плохо. Плохо – это ещё ничего не сказать. На душе было гадко, отвратительно и гадко. И, несмотря на яркое солнце, прохладную свежесть реки, ничего уже не радовало.
Как можно радоваться, если скоро ты умрёшь. Страшное слово, одинокое слово. Приговор врачей был жесток:
- У вас подозрение на рак.
Сказали кратко и сухо. Приговорили.
Сказать, что было жалко себя. Нет, не жалко. Татьяна не привыкла к жалости как таковой. Детство, школа, университет, работа, замужество. Всегда была активной, деятельной и жизнерадостной. Себя не жалела. Зачем жалеть, ведь хорошо всё. Привыкла жалеть других, помогать, сочувствовать, опекать.
Было недоумение: «Как так? Ведь невозможно же! Это же я, Таня!» Те же руки, те же ноги и волосы те же, но мысли враз другие стали.
А мысли были тяжёлые. Вроде бы и страха не испытывала, а сердце как будто кто-то сжал и иглу туда вставил. Дышать тяжело, дышать больно. «Я умру. Я скоро умру», - колотилось в мозгу, не давая больше ни о чём думать.
Вот говорят, что при приближении смерти жизнь проносится перед глазами. Ничего подобного, ничего не проносится. Пустота.
Гранит, на котором сидела, начал холодить. Даже нагретый на солнце, он постепенно тянул из Татьяны жизненные силы, энергию, выкачивал тепло и жизнь. В голове пронеслось: «Нужно встать. Камень холодный, застужусь, вредно».
Следующая мысль накрыла без остатка первую: «А не всё ли равно теперь? Какая разница? Так и так – умирать».
- Как же я дошла до такого? А все же жаль! – не слыша своего собственного голоса, Татьяна произнесла вслух.
Проходящие мимо юноша и девушка обернулись на голос, но Татьяна этого не заметила. Как не заметила и того, что на реку внезапно набежала тучка, задул порывистый ветер. Только первые капли дождя вывели её из оцепенения. Татьяна медленно встала и так же медленно пошла к стоянке, где была припаркована её машина. Потом долго искала ключ от машины в сумочке, бессмысленно шаря в ней рукой и забыв, что именно ей было надо.
Когда ощутила влажность платья, почти насквозь промоченного дождём, на мгновение очнулась, достала ключ, открыла машину, включила обогрев.
- Всё кончено, - пробормотала неслушающимися губами.
Её никто уже не услышал. Хотелось плакать, но слёзы не шли, высохли, пересохли, закончились. Нет слёз.
Схватилась за сердце, в мозгу высветилась мысль:
- Ну что за игла там сидит. Ну что там колет такое? А то помру раньше времени.
- Как раньше времени? Я не хочу умирать! – воскликнула в голос Татьяна, благо в машине её никто не слышал.
Это ей так казалось, что громко, во весь голос сказала. На самом деле это был чуть слышный шёпот, который показался громогласным.
И тут побежали картины. Вспомнила всё: и как с мужем мечтали родить ребёнка, и как млела от одной только мысли о малыше, и как обследоваться решила, чтоб ребёночка здоровенького родить, и как анализы сдавала, и как ждала с надеждой результаты. Всё вспомнила. И приговор тот вспомнила: «У вас рак, девушка».
- Ну, как же может быть? Мне ещё только двадцать пять! Ещё жить да жить! Бы… Умирать не хочется. Рано ведь, - скороговоркой выпалила Татьяна.
- Ну вот, уже сама с собой разговаривать стала, - заметила она, наконец, реальность. – А что я Серёжке скажу? Он же ещё вперёд меня умрет от такой новости. А как же ребёнок? Как жалко! Жалко! Жалко! Да, черт возьми, жалко! Себя жалко! А что мама скажет? А у папы ведь инфаркт случится. Будь он неладен, этот рак. Ну, вот нафига это всё!
Мысли, слова, фразы, восклицания, как из рога изобилия, понеслись из Татьяны. Она уже не замечала, как кричит на всю машину.
Она кричала. Это был крик, какой-то животный крик, не допускающий и самой мысли о смерти.
- Нет! Нет, я не могу умереть! Это невозможно! Я так много ещё не успела. Я не построила дом, я не посадила дерево, я ребёнка ещё не родила, в конце концов. Я троих детей хочу, много детей, мне их всех родить надо. А вы говорите – смерть! Какая смерть! Откуда! Нет!
Татьяна, буквально, металась по замкнутому пространству машины, кричала, голосила, как над покойником. Над собой голосила. Пока в окно тихонько не постучали. Татьяна аж подпрыгнула от неожиданности, больно стукнулась головой о потолок. Пришла немного в себя. Возле машины стоял молодой мужчина в полицейской форме.
Татьяна с усилием открыла окно.
- Девушка, Вам плохо? – проговорил молодой человек. - Может «скорую»?
- У меня все хорошо. Оставьте меня в покое, – резко бросила Татьяна сквозь открытое окно, - а «скорой» не надо. У меня всё хорошо. Я и так скоро умру. Сама умру, и «скорая» не поможет.
- Да что вы такое говорите, девушка? Вы молодая такая, красивая, Вам жить надо!
- Рак у меня, вот и умру, – неожиданно для себя выпалила Татьяна.
- Да может, это неправда вовсе. У меня вон тестю три раза говорили, что у него рак, а он до сих пор живёт. Живее всех живых будет. Они ведь там то анализы перепутают, то перестрахуются. Сказали вам, не подумав, а вы и взаправду умирать собрались. Вам ещё детей рожать и рожать.
От неожиданности Татьяна машинально открыла дверь, вышла, всем телом тяжело привалилась к машине.
- Детей же рожать ещё надо, - глядя прямо ей в глаза, ещё раз проговорил парень, как будто хотел напомнить о самом главном, о самом ценном в этой жизни.
- А и, правда. Что это я? – бессильным шёпотом проговорила Татьяна. – Детей же надо.
- Девушка, вы посидите, не ездите пока никуда, я вам сейчас кофейку принесу. Попьёте, развеетесь. Мысли чёрные и уйдут. Только дождитесь меня. Не заводите машину.
- Хорошо, не буду заводить, не поеду, – через слёзы застилающие глаза, она совсем смутно видела парня, - я дождусь Вас, дождусь, не волнуйтесь.
Молодой полицейский широкими прыжками буквально понёсся к ближайшей уличной кофейне. Он всё время оглядывался, как бы желая удостовериться, что Татьяна точно выполняет его просьбу и не пытается завести машину.