Чары власти

Пролог.

Утро в Великом Новгороде начиналось медленно и мягко, словно сама природа позволяла себе растянуть момент перехода ночи в день. В комнате, украшенной старинной резьбой и украшениями из янтаря и серебра, где тёплые солнечные лучи просачивались сквозь тяжелые шторы из тонкого льна, лежала она — Аринa Леонидовна Скоботова. Абсолютно голая, окутанная невесомым спокойствием и миром, который принадлежал только ей в эти первые минуты рассвета.

Её тело — это живое произведение искусства, бронзовой окраски с золотистым отливом, как если бы солнце Средиземноморья решило поселиться в её коже. Красивая, сильная, и в то же время нежная — она лежала на большой кровати с балдахином, погружённая в состояние между сном и бодрствованием, позволяя себе ещё немного растянуть сладость окончательного пробуждения.

Кровать, на которой покоилась Аринa, была старинной, сделанной из тёмного, почти чёрного дерева с резьбой в виде стилизованных листьев и птиц, словно этот предмет мебели вырос из самого леса. Матрас был мягким, но упругим, а покрывало — из тончайшего льна кремового цвета — обнимало её тело, лишь едва прикрывая бедра и живот, оставляя грудь и плечи обнажёнными для ласкового прикосновения утреннего света.

Она лежала на боку, бок слегка выгнут в сторону, обнажая грудь, которая красиво качалась при каждом спокойном вдохе. Грудь — большая, третьего-четвёртого размера, идеально сформированная, с розовыми сосками, которые на мгновение едва вздрогнули от лёгкой прохлады воздуха в комнате. Её тело — без единого волоска, идеально гладкое: кожа живота была ровной и бархатистой, а лобок — абсолютно безволосым. Губки лона выглядели как нежные лепестки, готовые раскрыться навстречу новому дню или новым желаниям.

Волосы, цвета воронова крыла, раскинулись по подушке, мягко играя тенями на белоснежной ткани. Они были чуть ниже лопаток, ровные, шелковистые, как чёрный водопад, который медленно стекает по её плечам. Её лицо — овал с утончёнными чертами: прямой "греческий" нос, высокие скулы, чувственные губы, чуть приоткрытые, как будто вот-вот произнесут тайное заклинание, и большие зелёные глаза, пока ещё закрытые.

Тишина комнаты нарушалась лишь еле слышным шелестом лёгкого ветерка, проникшего через приоткрытое окно, и запахом жасмина, что стоял в керамической вазе на деревянном столике у окна. Этот аромат, смешанный с тонкой пылью старых книг и редких трав, вплетался в воздух, создавая невидимую ауру магии и спокойствия.

Аринa плавно шевельнулась в своей полудрёме, позволяя телу растянуться и принять позу, в которой каждое ощущение было усилено. Она провела пальцами по мягкому покрывалу, а затем её рука плавно скользнула вниз — по бедру, пробежав по нему пальцами, чтобы лечь закрывая ладонью пупок.

Внутреннее тепло росло — не просто тепло пробуждения, а пульсация живой силы, которая текла в ней, связывая с древними корнями рода и самой землёй Великого Новгорода. В этих мгновениях её дыхание становилось глубже, наполняя лёгкие свежим воздухом и силой. Её мышцы расслаблялись и вместе с тем пробуждались, готовясь к дню, полному магии и вызовов.

Глаза Арины плавно открылись, и мир вокруг наполнился ярким, пронзительным зелёным светом — цветом её колдовских сил. Взгляд, сначала немного рассеянный, быстро стал острым, словно два изумруда, светящихся в темноте. В этих глазах читалась хитрость, острый ум и неумолимая воля. Казалось, сама магия мира затаилась в этом взгляде, готовая вырваться наружу и изменить ход судьбы.

Мягко вытянув руки над головой и потянувшись, словно просыпающийся зверь, Аринa перевернулась на спину. Свет который до этого будто боясь проникнуть в комнату, коснулся её лица, придавая коже ещё больший блеск, а в её глазах зажглась ещё одна искра — предвкушения и готовности к тому, что ждёт впереди.

Улыбнувшись солнцу Арина снова потянулась и посмотрела на часы. Было чуть больше шести утра — город ещё дремал под покрывалом тишины и спокойствия. Не спеша подниматься, она потягивалась всем телом, разминая каждую мышцу после долгого отдыха и позволяя солнцу освещать каждую клеточку ее тела. Руки вытянулись над головой, пальцы слегка расслабились, а потом Аринa медленно повернулась на бок, скользя взглядом по комнате. В её просторной спальне все еще царил утренний полумрак, размытый золотистыми отблесками, и она не торопилась вставать.

Покрывало плавно соскользнуло с бедер, обнажая тонкие изгибы ног, и Аринa позволила себе ещё несколько глубоких вдохов — наполняясь тёплым воздухом и энергией нового дня. Гладкие пальцы руки провели по мягкому льну, она прижалась лицом к подушке, чувствуя её прохладу и запах травяного отвара, который лежал в комнате с вечера.

Наконец, она поднялась, опираясь ногами о прохладный пол деревянного пола. Высокая, стройная фигура, покрытая бронзовым загаром, плавно двинулась к ванной. По пути её движения были медленными, грациозными — словно она танцевала без музыки, каждый шаг отдавался внутренним ритмом.

Ванная комната встречала её прохладой мраморных плит и прозрачным светом. Она включила душ — струи воды сначала были прохладными, постепенно становясь тёплыми и мягкими, словно нежные пальцы, скользящие по коже. Вода обволокла тело, смывая остатки сна, смывая с неё сон и усталость, пробуждая в ней силу и женственность.

Её руки скользили по телу — по плечам, шее, груди, животу, бедрам, словно изучая каждую черту, каждый изгиб. Влажные волосы тёмного цвета спадали на плечи и спину, струясь водопадом, и она нежно провела пальцами по ним, заставляя капли стекать с кончиков. Её дыхание стало ровным, глубоким, а глаза закрылись, наслаждаясь этим утренним ритуалом.

Закончив с душем, Аринa взяла пушистое полотенце и мягко обернулась им, впитывая влагу с кожи. Сохраняя грацию, она вышла из ванной и направилась в свою гардеробную — просторное помещение с зеркалами, наполненное ароматами редких масел и духов. Она не спешила, обдумывая предстоящие дела, наслаждаясь этим уединённым временем, когда весь мир ещё казался её личным пространством.

Глава 1. Салон

Докурив, Арина аккуратно потушила сигарету. Она прижала её к краю бронзовой чаши, раздавив в пепле с мягким шипением, словно что-то окончательно было решено — старой ведьмой, не терпящей полунамёков. Затем, не торопясь, откинула накидку с плеч, позволив ей плавно соскользнуть по телу и упасть на кресло. Шёлк с тихим шорохом обвил её кожу в прощальном касании, как последняя волна сна перед пробуждением.

Наступал день, а это значило одно: нужно надеть доспехи.

Только её доспехами были не сталь и кожа, а чёрное, тончайшее бельё из шелка и кружева. Французское, с полупрозрачной чашечкой и вышивкой, сотканной вручную — узор был неслучайным: переплетение ветвей тиса и змеиных тел. Символ двойственной власти — разрушения и соблазна. Именно такой была она сама.

Арина надела лиф. Движения — плавные, отточенные, будто она облачалась не в одежду, а в ритуальный обряд. Лямки легли на плечи как ласковые когти. Она поправила грудь, обвела пальцем край кружева — не из суетности, а из привычки. Её тело знало каждый шов, каждую нитку. Оно принимало эту форму, как акт воли. Она не носила бельё ради мужчин — она носила его как напоминание самой себе: Я владею собой. Я выбираю, кому позволено смотреть, кому — прикасаться. И кому — платить за право быть рядом.

Трусики — в тон. Узкие, чуть приподнятые на бёдрах, они подчёркивали изгибы её тела: гибкого, сильного, идущего вразрез с возрастом. Хотя какой возраст у ведьмы, пережившей падение Ганзы, французскую революцию и цифровую эпоху?

Поверх — накинула чёрную блузу из плотного шёлка, обволакивающую тело как вечерний туман, с глубоким вырезом и запахом на тонкий кожаный пояс. Узкие брюки, будто влитые. В этом комплекте она была не просто красивой женщиной — она была фигурой. Тенью. Силуэтом, от которого у мужчин перехватывало дыхание, а у женщин возникало смутное раздражение от собственного несовершенства.

Пока кофе закипал на кухне, она открыла гардеробный комод, выдвинула узкий ящик и вытащила сумочку — маленькую, но вместительную. Старый Chanel, с поцарапанной застёжкой, которую она никогда не чинила. Внутри — всё, что нужно: тонкий айфон в кожаном чехле с гравировкой, кошелёк из зелёной кожи морского ската, ключи от дома и машины, миниатюрный флакон её духов — Essentia Noire, которые не продавались ни в одной лавке.

Этот аромат был сотворён ею же. Сандал, чёрный перец, вербена, капля ладанника и один выдох редкой травы, растущей только в Карелии и только раз в семь лет. Магия была в концентрации, в пропорции и в дыхании. Этот запах не просто влек. Он метил пространство. Мужчины, попавшие в его шлейф, начинали говорить медленнее, дышать глубже, поднимать глаза и забывать, зачем вообще пришли.

Она распылила одну каплю в воздух, вошла в неё, как в облако, и вышла — обновлённой.
Готовой.

На мгновение Арина замерла у двери, прислушалась. Дом дышал вместе с ней. Он был старый, добротный, из рубленного дерева, стоящий на берегу озера в получасе от Новгорода. Место выбрано не случайно — рядом родник, где когда-то её мать окропляла её кровью в обряд первой луны. Лес вокруг был полон голосов, знакомых с детства. Здесь всё было родным. Здесь не нужно было прятаться.

Она открыла дверь и вышла на крыльцо.

Лёгкий ветер тронул края её рубашки, прохладный, с запахом воды, сосен и чего-то первобытного. Внизу, у края двора, стояла она. Любимица. Спутница. Страсть. Mazda RX-8 тёмно-вишнёвого цвета, отливающая в багровый воск, когда на неё падал прямой свет. Кто-то бы сказал — устаревшая модель. Символ середины двухтысячных, пережиток девичьей мечты. Но они просто не понимали.

Арина обожала её.

Не за статус. Не за внешний вид, хотя тот и был дерзким. А за звук. За тот утробный рык двигателя, с которым она рвалась с места, за хищную манёвренность, с которой влетала в поворот, за ощущение полёта, когда она выжимала газ на трассе, и всё тело сливалось с дорогой в едином вибрирующем токе. В такие моменты она не была ведьмой. Она была ветром. Скоростью. Наслаждением.

Салон машины пах кожей и старым янтарным освежителем, который она однажды купила в Риге.
Она провела пальцем по крыше — жест любви.
Открыла дверь, села за руль. Машина отозвалась тихим мурчанием — живым, почти кошачьим.

— Поехали, малышка, — прошептала Арина, поворачивая ключ.

Мотор взревел. Не громко — но с глубокой, хищной интонацией.
Она пристегнулась, сунула в ухо наушник, выбрала нужный плейлист: "Velvet Rituals" — подборка композиций, что она собирала годами. Немного даунтемпо, немного трип-хопа, пара треков с тибетскими поющими чашами. Музыка ведьм современности. Музыка дороги.

Озеро за спиной, лес по бокам. И дорога — мокрая от утренней росы, будто зовущая.

Она нажала на газ.

Mazda оторвалась от земли, как птица в первый момент полёта. Скорость пришла не резко, а стремительно, но плавно — словно автомобиль не ехал, а плыл. Всё внутри затаилось. Мир за стеклом начал растворяться. Только дорога вперёд. Только она — Арина, ведьма, женщина, хозяйка и изгнанница своего времени.

Пока мотор мурлыкал, пока волосы колыхались от открытого окна, пока вокруг было только небо, лес и шоссе, — она чувствовала себя собой. Не той, кого все видят. Не той, кем приходится быть.

А той, кем она была всегда.

Mazda мягко свернула с трассы на знакомый поворот, скрытый от глаз прохожих лоскутами леса и молодыми берёзами, уже успевшими зазеленеть с летней уверенностью. Участок асфальта был гладким, будто только что поцеловавшим дождь. Арина не сбавляла скорость — её «малышка» RX-8 послушно скользила по дороге, как будто знала каждую трещинку и изгиб этой местности. Как и сама Арина.

Салон «Черная Лилия» находился чуть поодаль от центра города, ближе к частному сектору — в старинном купеческом доме, перестроенном и укреплённом ещё в нулевых, когда ведьмы начали возвращаться в мир, перестав прятаться за полками с травами и шерстяными накидками. Дом был двухэтажным, с тёплым серым фасадом, обвитыми плющом стенами, и резным козырьком над входом. На табличке у ворот — сдержанная надпись: «Black Lilia. Эстетика. Уход. Вдохновение.»

Глава 2. Предложение

Дверь салона распахнулась с лёгким звоном колокольчика. Ветер, ворвавшийся следом, шевельнул висящие у входа серебристые ленточки и принёс с собой чужой ритм — не новгородский, не северный. Южный. Солнечный. Упрямый.

Он вошёл. Высокий, тёмноволосый, с чуть растрёпанной чёлкой и уверенной, живой походкой. Не просто прошёл, а появился — как будто пространство само отступило, чтобы его впустить. Чёрные брюки, белая рубашка, пиджак расстёгнут — из-под воротника выглядывала нить кожаного шнурка, возможно, амулет. Под глазами — след долгой дороги. На губах — полуулыбка, при этом взгляд цепкий, внимательный, взрослый. И всё же — что-то в нём было дерзко-молодое, даже немного вызывающее.

Арина в это время стояла у ресепшена, разговаривала с Ликой и Светой — те что-то шептали про сегодняшнюю поставку масел. Но как только дверь открылась, их разговор обрезался сам собой. Ведьмочки обернулись. Арина — тоже. И как-то так получилось, что на пару секунд в помещении наступила тишина, вязкая, звенящая, как в том самом моменте, когда ловишь запах грозы перед бурей.

Парень не смутился. Он скользнул взглядом по залу, коротко — по девушкам, чуть внимательнее — по самой Арине. Улыбнулся.

— Доброе утро. Лукас Воронов, — голос мягкий, с чуть тянущими интонациями. Не ленивыми, нет. Скорее… поющими. Южная манера речи. Видя, что его слушают, он уточнил, как бы между прочим: — Я родился в Испании. Поэтому имя немного… выбивается из контекста. В России меня чаще зовут просто Лука. Хотя, если честно, я до сих пор не до конца понимаю, почему.

Голос — бархат с лёгкой хрипотцой. Речь — почти без акцента, но ухо Арины сразу уловило: русский не родной. И это было… приятно. Не вульгарно-приторно, как у бизнесменов с юга. И не грубо, как у приезжих мачо. Нет. В нём было что-то тёплое, растянутое, солнечное. Как утро после бессонной ночи.

Она ещё не успела ответить, а он уже смотрел на неё с интересом — не скрытым, не завуалированным, без ложной скромности. Это само по себе было редкостью. Мужчины, особенно те, что хоть немного чувствовали магию, обычно старались не задерживать взгляд. Не лезли вглубь. Особенно если понимали, к кому пришли. Арина знала: сила порой пугает не заклинаниями, а тем, как легко она пронизывает воздух.

Внезапно вместо неё ответ прозвучал сбоку — ленивый, обволакивающий, чуть снисходительный.

— Лукас, говорите? — лениво протянула Маришка, не поднимая головы. Она сидела в стороне, возле своего рабочего места, неспешно водя пилочкой по собственному ногтю с видом, будто в мире нет ничего важнее формы кутикулы. — Знаете, Лука — это, вообще-то, старинное русское имя. Не в честь апостола, как вы там привыкли на западе, — слово "западе" она произнесла с лёгкой, но совершенно явной насмешкой. — А вот "Лукас" — это уже новомодная калька. И звучит… ну, как латте без кофеина. Привычно, но не по делу. Потому и звучит будто бы странно. Для русского слуха такое имя просто непривычно, особенно как нынче говорят "в глубинке".

В голосе Маришки прозвучали и насмешка, и лёгкое, почти подростковое презрение, с которым у ведьмочек частенько выговаривались слова вроде «коуч», «вайб» или «феминитив». И всё же, впервые оторвав взгляд от ногтей, она наконец глянула на гостя. Прищурилась, оценила. В её глазах сверкнуло живое, сочное любопытство.

— Так что, собственно, вы забыли в нашем скромном салоне, мистер… Лукас? И кстати, посмотрите на мой бейджик. Там написано "Маришка". И это уменьшительно-ласкательное обозначение. Меня и вправду зовут именно так. То, что у меня в паспорте написано "Марина", — с тем же тоном продолжала ведьмочка, — ни о чём не говорит. Марина — это, простите, офисная версия, все забываю сходить и поменять документы, чтобы звучало правильно. Маришка — это от Мары. Ну, вы вряд ли знаете, конечно. Маришки— спутницы Мары, вестницы зимы и смерти. Дочери Мораны. То есть… совсем другой род. А Марина — это, скорее, рыба в томате. Согласны?

На долю секунды Арина почувствовала в воздухе слабое смущение. Лука, явно привыкший быть в центре внимания — а может, просто рассчитывавший, что его появление произведёт эффект, — оказался слегка выбит из колеи. Неожиданно для себя он стал объектом обсуждения, а не субъектом действия. И это, конечно, задело.

Арина, глядя на свою ведьмочку, едва заметно приподняла бровь. Ах, Маришка, лиса ты хвостатая...

Впрочем, сама Арина не удержалась от улыбки. Сдержанной, едва заметной — но настоящей. Она уловила тонкий момент: парень растерялся. Впервые. За всё это время — первый сбой. Не угроза, нет. Просто щелчок. И он от этого стал… живее.

Она мягко перехватила нити разговора, голос её прозвучал чуть теплее, чем обычно, но всё так же сдержанно:

— Согласна с моей подопечной, — сказала она спокойно, но с лёгкой улыбкой, — что же привело вас в мой скромный салон, мистер Лукас?

Она выделила именно полное имя — с лёгким акцентом на последнее «с». Проверяя, как оно теперь, после лекции Маришки, отзовётся у него на слух. Вместе с обращение мистер, позволяя лёгкому ироничному оттенку скользнуть по звуку, как капле масла по воде. Пальцами провела по запястью, будто машинально. Но жест был продуманный — маленький знак, что теперь говорит она. И даже ветер, гулявший в оконных проёмах, чуть стих.
Теперь она вела.
Теперь он — отвечал.

Арина не шевелилась. Разглядывала. Оценивающе, но не откровенно. Не как женщина — как ведьма. Волосы густые, небрежно уложены. Кожа смуглая, южная. Лицо — с открытым лбом, резкими скулами. Рот — чуть чувственный. Пальцы — длинные, уверенные. Рука, поданная на рукопожатие, была тёплой и сухой.

Ты чертовски молодой, — отметила про себя Арина. — И чертовски уверенный в себе.

Парень вздохнул, приходя в себя после обстрела лукавыми взглядами трех чаровниц и мудрого взора их наставницы, возвращаясь к тому, зачем пришел.

— Моя фамилия, как вы уже поняли, — Воронов. Я представляю интересы моего отца, Дмитрия Воронова. И у меня в к вам Арина Леонидовна деловое предложение.