Час кицунэ. Посланница Инари

Пролог. Японская пословица: Быстро — это медленно, но без перерывов.

Грустной думой объят,
забрел я в тенистую рощу —
там, на склоне холма,
из сплетенья ветвей раздается
горной горлицы зов одинокий…

Ацуси Исихара

Автор Дзюн Ацуси Исивара Исихара— японский физик-теоретик, автор работ по электронной теории металлов, теории относительности и квантовой теории. Будучи единственным японским учёным, внесшим оригинальный вклад в старую квантовую теорию, в 1915 году независимо от других учёных сформулировал правила квантования для систем с несколькими степенями свободы. С 1918 года научная активность Исивары начала уменьшаться. С этих пор он посвятил себя в основном писательству и научной журналистике. Из-под его пера вышло много популярных книг и статей, рассказывавших о последних достижениях науки. В конце 1922 года у Исивары останавливался Эйнштейн во время своего визита в Японию; японский учёный записал и опубликовал ряд выступлений своего великого коллеги, в том числе его киотскую речь, в которой тот впервые подробно рассказал о своём пути к созданию теории относительности. Большой популярностью среди молодых учёных и специалистов пользовалась двухтомная монография Исивары «Фундаментальные проблемы физики»; он также редактировал первое полное собрание работ Эйнштейна, вышедшее в японском переводе в 1922—1924 годах. Кроме того, Исивара получил известность как поэт, писавший стихотворения в жанре танка. Незадолго до начала Второй мировой войны он выступал в прессе с критикой правительственного контроля над наукой.

Перевод с японского А. А. Долина

Прошло 400 лет.

Я стоял в самом последнем ряду парадного строя инугами и во все глаза рассматривал красавицу, что летела сейчас рядом с Командиром и Владыкой Инугами. Да, она именно летела, а не шла и не семенила, быстро-быстро перебирая ногами.

Она парила, она не касалась своими маленькими ступнями земли, она была божественно хороша, и я стоял, не в силах пошевелиться, не потому, что мы сейчас навытяжку приветствовали Владыку Инугами и прибывшую красавицу. Я стоял, забыв даже дышать, потому что не встречал еще существа прекраснее.

Ее поворот головы, ее легкая улыбка, что вот сейчас невесомо коснулась ее губ и пропала подобно легким крыльям бабочки, что мелькнули в жаркий полдень перед лицом и улетели дальше вместе с весенним ветерком…

Мне даже показалось что этот же ветерок, который так легко подхватывает лепестки сакуры, летящие отовсюду, донес до меня ее запах. Такой же чарующий, как и она сама. Легкий и невесомый, но я понял, что забыть его отныне не в силах.

Красавица что-то сказала, и Владыка Инугами, улыбнувшись ей, сделал нам знак, что можно расслабиться, но я продолжал стоять по стойке «смирно» и жадно вытягивать шею.

Я вообще никогда не видел, как улыбается Владыка Инугами. Это был первый раз, когда мелькнуло подобие улыбки на его тонких, вечно сжатых губах.

К моему огромному огорчению, я такой был не один. Все ряды воинов инугами не спешили расслабится и разойтись. Ни я один попал под волшебный магнетизм этого невероятного создания.

– Это кто? – прочистив горло, шепотом спросил я у стоящего рядом Сёмэн Кома-ину*, моего лучшего друга.

– Тамэсигири Кома-ину*, у тебя совсем мозги отшибло? Это же Аика Инэ, девятихвостая лиса. Самая сильная кицунэ Долины, - едва приоткрывая рот прошипел друг, потому что, несмотря на команду «вольно», мы все равно стояли навытяжку.

– Вот она – Аика Инэ? – не выдержал я.

Друг скосил на меня глаза, но ничего на этот раз не сказал и, видимо, ему хотелось очень выразительно покрутить пальцем у виска, чтобы я осознал всю свою непроходимую глупость.

Я только вчера прибыл из нижнего тренировочного лагеря и в самом деле ни разу еще не видел эту знаменитую кицунэ. Но Аика Инэ в моем представлении должна была быть другой. Сильной, свирепой и суровой. Совсем как наш Командир или как Владыка Инугами, а не вот это неземное создание. Но я знал, что Аика Инэ очень быстра, сильна и у нее, как говорили, необъятные запасы магии.

Ходили слухи, правда я в это не верил, что она сильнее и быстрее и нашего Командира, и даже трех белых лисов Долины. Говорили, что уже много лет ни один воин Долины не был в состоянии не то что победить, а просто выстоять против нее дольше трех минут. Говорили, что и Владыки не рискнули бы с ней сразиться. Мне было трудно это представить. Она так нежна, так хрупка и так воздушна. Разве она может вообще удержать меч в своих маленьких ручках? Мне нестерпимо хотелось защитить и уберечь ее. А не сражаться и тренироваться с ней. Я вообще не представлял, как можно скрестить мечи с таким неземным созданием.

– Она необыкновенная, – шепотом сообщил я другу.

– Да ну тебя! Смазливая девчонка, но не более. Говорят, у них там есть Умеко. Вот она сказочно прекрасна, а эта всего лишь симпатичная. Ну и героический шлейф за ней тянется, – краешком губ быстро зашептал друг.

– Не представляю, как можно быть еще прекраснее, – не сдержал я восхищенного вздоха.

Я знал, что она первая и пока единственная из кицунэ, кто уже много лет дружит с нами и даже оправляется на задания вместе с нашими воинами. А еще я знал, что она частый гость в замке Инугами, и Владыка очень к ней благоволит.

Правда, я никак не ожидал столкнуться с ней на следующий же день после моего прибытия из нижнего тренировочного лагеря и того впечатления, что она на меня произведет.

От автора.

Дорогие читательницы!

Добро пожаловать в третью заключительную книгу о лисичках кицунэ. В ней мы попытаемся ответить на все вопросы что остались: откуда берутся, где обитают до того, как станут розовыми, и еще много всего. Мы встретимся со старыми персонажами и будут новые. Хотела предупредить у нас будут возможно потери. Не уверена, но собираюсь опять строго следовать исторической канве у людей и там не смогу что-то изменить. У нас очень опять интересный прототип. Не советую смотреть о нем информацию. Будет просто не интересно)

И да! Мы свергнем Владыку Кицунэ. И это не спойлер, а всего лишь вытекающая из предыдущих книг закономерность. Его гибель будет как мне кажется достаточно эпичной.

Ну и новый Владыка Кицунэ. Потому что нельзя без Владыки. Кто? Вот как обычно без понятия. Аика? Кио? Шидж? Нобу? Или кто-то из новых персонажей? Решим по ходу дела. Это обязательно лисичка, но не обязательно мужского пола. Так что буду рада всем комментариям и как обычно в незаконченной книге постараюсь на все отвечать, потому что они меня очень радуют и хочется прям творить) Так что заранее спасибо всем большое)

Ваша Олла Дез.

Глава 1. Японская пословица: Упорство и терпение превращает камень в пух.

Улитка,
Медленно взбирайся!
Гора Фудзи.

Дословный перевод

Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!
Перевод с японского В.Н. Марковой

Радость ползет улиткой.

У горя бешеный бег.

В. В. Маяковский

Эй! Ползи, ползи!
Веселей ползи, улитка,
На вершину Фудзи!

Перевод с японского А. А. Долина

Маленькая улитка! Медленно-медленно взбирайся по Фудзияме! Таков примерный перевод этих строк. Это одно из самых известных японских хайку в истории. Его написал великий Кобаяси Исса, один из четырех главных мастеров этой формы. Стих этот многократно переводился и цитировался – его упоминает Сэлинджер в повести «Фрэнни и Зуи», а братья Стругацкие даже взяли из него название своей повести «Улитка на склоне»

«Тайные виды на гору Фудзи» В.О. Пелевин

Я медленно спускалась к небольшой рыбацкой деревеньке.

Рисовые поля простирались вокруг на сколько хватало глаз. Лето отказывалось уступать свои права, несмотря на то, что наступало время Кокумоно сунавати минору - пора, когда созревает рис*. Это благословленное время приходилось на самое начало сентября. Рисовые колосья уже склонили свои головки, и крестьяне каждое утро выходили на сбор урожая.

Я теперь не очень любила это время года. В своей прошлой жизни я обожала осень. Это была самая спокойная и радостная для меня пора. Я любила начало золотой осени до наступления дождей. С ее звенящей тишиной, с красно-желтой листвой и походами за осенними грибами по мокрому лесу. С поздними распустившимися цветами, которые на фоне увядающей зелени выглядели особенно красиво. С алыми ягодами калины, кажущимися капельками крови на фоне листвы, на которые мне нравилось смотреть, но собирать которые я не спешила из-за неприятного запаха. С черноплодной рябиной, что склоняла ветки с гроздьями темно-фиолетовых ягод до самой земли.

Я обожала осень… В прошлой своей жизни, которая сейчас казалась мне только сном.

Сейчас же это время у меня ассоциировалось с угрозой тайфунов, неспокойными ветрами, волнами, что могли неожиданно набежать на берег и снести рыбацкие сети, с лодчонками, выходящими за рыбой, несмотря на то, что в любой момент мог набежать неожиданный смертельный ветер, с запахом этой рыбы и усталыми лицами крестьян и рыбаков, стремящихся все успеть перед затяжными дождями. И, разумеется, – с полоумными ёкаями, которые любили портить мне нервы именно в это время года.

Не знаю, почему так складывалось. Может быть это было связано со временем моего появления в этом мире? Но каждую осень вот уже непростительно много лет подряд я вставала перед очередным непростым решением. И искала выход, и металась, распушив все девять белоснежных хвостов. Стараясь, чтобы не было жертв и пытаясь успеть везде и сразу. И часто именно в это время года я не успевала. Отчаянно пыталась, но все равно не могла быть в двух местах одновременно, несмотря на всю мою силу и ловкость.

– Аика? А ты уверена, что мы должны именно живым доставить его в Долину? Гораздо проще же перерубить или вытянуть всю магию, и дело с концом? – догнала меня на тропинке Рен.

– Когда это я в сентябре искала простых решений? Нет, Рен. Владыка сказал, что он ему нужен живым.

– Это же просто гигантский колокол. В прибрежных деревеньках скидываются на него всеми семьями. Он звонит в бурю, призывая вернуться рыбаков. Он просто огромный! На кой он Владыке? – простонала Рен.

Я пожала плечами.

– Ты же знаешь, я не спрашиваю. Мне все равно, – ответила я.

– Аика, так нельзя. Это не осень виновата. И не говори мне, что так бывает каждый год. Нет! Так бывает всё последнее время. Ты просто не замечаешь, но каждое твое задание – это садистское извращение. Он все ждёт, когда ты отреагируешь хоть как-то! Но ты кланяешься и отправляешься выполнять следующее похожее на самоубийство требование, – не в первый раз принялась возмущаться Рен.

– Ты забыла добавить, что я еще говорю: «Как прикажите, Владыка Кицунэ», – невесело улыбнулась я.

– Точно! – наставила на меня пальчик Рен. – Вот скажи мне, что мы будем делать с колоколом? С громадным колоколом, который постоянно звонит! Вот куда мы его денем? Он, мало того, что тяжелый и больше нас с тобой в три-четыре раза, так еще и злобный наверняка! Как любой новый ёкай! Ни твоя, ни моя Инро его просто не вместит! Да никакая Инро его не вместит! Я не знаю, есть ли у Владыки кицунэ Инро, но уверена, что и в его не влезет! – продолжила бушевать Рен.

– Не влезет, – меланхолично подтвердила я.

– А когда мы будем проходить арку Тории, его не пропустит. И на нас свалится огромный кусок бесполезного металла, потому что вся магия из него снова пропадет. Ёкаи не могут так попасть в Долину. И делать-то что?

– Давай просто посмотрим на него? Может он не такой уж и большой? – вздохнула я.

Но Рен в ответ только фыркнула.

Подходя все ближе к деревне, я поняла, что мои надежды вряд ли оправдаются. Колокол висел на звоннице в храме Сэннэндзи, что в Симоносэки**. И был он и в самом деле просто огромный.

Глава 2. Японская пословица: Никто не спотыкается, лежа в постели.

Там у подножья,
Гремят барабаны в деревне
И флейты звучат,
А здесь, среди сопок дремучих
Шепчутся сосны одни…

Автор Рёкан Тайгу — японский писатель, философ, каллиграф и мыслитель. Рёкан родился в конце 1758 года в небольшом рыбацком селе, в семье старосты этой деревни, местного синтоистского священника. Сам Рёкан до восемнадцати лет учился в конфуцианской школе, где, изучал китайскую классическую литературу, а также философско-религиозные трактаты известных китайских и японских философов и религиозных деятелей. Несмотря на то, что он, как старший сын, должен заменить своего отца на посту синтоистского священника и старосты села, Рёкан уговаривает отца отпустить его в монастырь Косьодзи. Он много путешествует по городам и, после возвращения из поездки, решает стать монахом в храме. Он берет имя Рёкан, что означало «хороший» и «великодушный». В 69-летнем возрасте он знакомится с молодой монахиней Тэйсин, которой на тот момент исполнилось всего 27 лет, и которая за пять лет до этого, расставшись с мужем, пошла служить в монастырь. С детства влюбленная в поэзию, Тэйсин была в восторге от знакомства с Рёканом, которого обожала и искренне любила до конца его дней. Она стала для поэта лучшим другом и верной заботливой компаньонкой. Рёкан тяжело заболел дизентерией. Состояние его здоровья постепенно ухудшалось. У больного постоянно дежурили его родной брат Юси и Тэйсин, сменяя друг друга. 6 января 1831 Рёкана не стало. Тэйсин написала «Рёкан, умер сидя в позе медитации, так же, как если бы он заснул».

Перевод с японского А. А. Долина

Со второго этажа по лестнице слетели, переплетясь руками и целуясь Рен и Нобу. С тех пор, как Рен научилась парить, обретя восьмой хвост, эти двое вообще, по-моему, ходить разучились.

Оторвавшись от Нобу, Рен обвела меня и Кио, стоящих в дверях, затуманенным взглядом и спросила:

– Уже пришли? – она тряхнула головкой и, положив ручку на широкую грудь Нобу, прошептала: – Вечером продолжим.

Отстранившись от него, она с улыбкой сказала:

– Аика, чай? А я пойду Юри позову из ее башни.

Я кивнула и двинулась в гостиную.

Движением руки достала чай, чашки и угощение на стол и принялась разливать ароматный напиток.

– Мы уходим с Кио к людям, – поставила я в известность Нобу. – На тебе Рен и Юри. Шиджа из замка извлеки и посели в моих комнатах. И никуда без нас не соваться! И тут же к нам с известием, при малейшей угрозе!

– Владыка? – нахмурился Нобу.

– Да. Я ему не доверяю. Юри к охоте и испытанию на выносливость не готова. Я ее туда не пущу. А, уж прости, тебе и Шиджу я доверяю мало. Вы не вытяните в случае чего. Поэтому меня выдергивай. Владыка… беситься, – спокойно сказала я, наблюдая за переглядыванием Нобу и Кио.

– И ты бросишь этого своего… Кио, как там зовут этого ее даймё*? – нахмурился Нобу.

– Уэсуги Кэнсин**. И – да, она его бросит и даже не задумается ни на минуту. Не так ли, Аика? – посмотрел на меня в упор Кио.

Я откинулась на диване и вернула ему взгляд.

– Я вот не пойму, – пожал плечами Нобу, не замечая наших с Кио переглядываний. – Зачем ты вообще согласилась выполнять это задание? Тебе мало того, что случилось почти четыреста лет назад? Однажды ты уже связала свою жизнь с человеком! Ни к чему хорошему это не привело! Ты приходила в себя почти триста лет. И вот теперь, когда ты опять живая, ты снова это делаешь?

– Не тебе об этом судить, Нобу. Ты не имеешь права говорить было ли это хорошо или плохо! – нахмурилась я. – Тебе не приходило в голову, что я и ожила только благодаря ему?

– Да что может человек?! – поморщился Нобу.

– Например, подарить мне свою любовь? Любовь великая сила, Нобу, и она способна возродить многое. И веру в человечество, и потерявшую все ориентиры лисичку-кицунэ. Да, я не люблю его так, как он того заслуживает, но его любовь меня согревает, когда мне холодно, как на вершине Фудзи. И я ему благодарна за то, что он делится со мной этим огнем, – мне был неприятен этот разговор, но тем не менее, я не хотела пока его пресекать.

– Это нечестно по отношению к нему, – задумчиво протянул Кио.

– Да. Но я пробовала уйти. Каждый раз он не давал мне такой возможности. Он… утверждает, что его все устраивает, и он не готов пока меня отпустить, – пожала я плечами. – Ему всего тридцать один. Я уйду, когда почувствую, что пора.

– Уверена? – изогнул бровь Кио.

– Да. Пусть женится, заведет детей. Но пока я нужна ему, я буду с ним, – кивнула я.

– Всё равно не понимаю. Зачем ты сделала его своим любовником? – не сдавался Нобу.

– Он силен, красив, могуч. Мне с ним интересно и… Нобу, – простонала я. – Ну что ты как маленький? У Рен заразился этой инфантильностью? Как будто можно ложиться в постель только с любимым человеком? Я уберегла от этого Юри и Рен, выполнив волю Владыки. Или ты хотел, чтобы это задание отдали Рен? – я поймала ошарашенный взгляд Нобу, – Или может быть Юри?

И улыбнулась несдержанности Кио, который едва слышно скрипнул зубами. Только Юри была способна вызвать его на неконтролируемые эмоции. Обычно он всегда следил за ними и выдавал только то, что считал нужным.

Глава 3. Японская пословица: Колос зреет — голову клонит; человек богатеет — голову задирает.

Стыло мерцает
над Фудзи в лунную ночь
снег на вершине —
в небесах над горой нависает
чуть заметный облачный полог…

Автор Маэда Югурэ поэт танка “натуралистического” направления, основатель общества танка «Хакусуйся» – «Беловодье». На его творчество оказали большое влияние поэты-сенсуалисты и художники-модернисты. Маэда Югурэ экспериментировал с формой и ритмикой танка. Он бросил среднюю школу, так и не окончив ее и больше никогда не жил в родном городе Хадано с тех пор, как переехал в Токио, но он глубоко любил Хадано и много писал о пейзажах своего города и Тандзавы. Маэда был исключительно плодовитым поэтом, и до нас дошло более 40 000 его танка, но при жизни он опубликовал очень мало. Он умер 20 апреля 1951 года, в возрасте 89 лет.

Перевод с японского А. А. Долина

Я не умею хорошо притворяться тем, кем я не являюсь. Всегда буду думать, что сказала и сделала что-то не так и выбилась из образа. Самой собой быть все же проще. Идти напролом у меня всегда получалось неплохо. Прошибить головой дверь в домик для испытаний и вытащить подруг? Ну, это вот я! А пытаться изображать из себя «хрупкую деву в беде» получалось из рук вон плохо. А мне был интересен этот мужчина.

Поразмыслив, я решила делать то, что я умею лучше всего.

Помню, в прошлой жизни, как-то я с родителями поехала на отдых на турбазу в горах, и мы туда добирались с водителем, который сильно лихачил на дороге. Меня, ожидаемо, сильно укачало на всех этих поворотах, и еще было очень страшно, потому что сидела я на переднем сидении. Говорили, что там меньше укачивает. Врали. Меня и укачало, и от страха я чуть было заикаться не начала. Но одно я уяснила тогда четко: какой бы извилистой не была дорога, лучше на ней не останавливаться. И двигаться только вперед, несмотря на все опасные повороты. Потому что сзади может ехать другой лихач, который врежется в тебя и столкнет прямо в пропасть, если ты остановишься.

И вот именно идти «прямой», как серпантин, горной дорогой я тогда и решила, пробивая головой препятствия и являясь самой собой.

Даже самым выдающимся воинам и сильным лидерам нужно спать, и когда они спят, то на редкость беззащитны. Но когда Уэсуги Кэнсин спал, его, разумеется, охраняли. И охраняли весьма серьезно, потому что врагов у молодого главы клана было очень много. Многие ему завидовали. И не только его власти и силе, но и личным качествам, не говоря уже о его молодости и красоте. Поэтому и охрана его спальни была весьма впечатляющая.

Но только не для лисицы-кицунэ, которой смертельно надоело ждать, когда предмет её интереса соизволит сделать хотя бы движение рукой или ответить на её улыбку. Я не говорю, что он должен был давно наброситься на меня. Нет. Но, все же, мне бы хотелось хоть какой-то реакции на все мои усилия. Просто камень, а не человек!

Именно эти мысли и кружились у меня в голове, пока я кралась мимо охраны даймё провинции Этиго. Я не до конца хитрила и не использовала магию на полную. Нет. Я была одета в черную одежду, сливаясь с мраком ночи. Только глаза и были видны, как у легендарных ниндзя, которые и были, в основном, или инугами, или кицунэ. Люди редко достигали таких высот в умении становиться невидимыми.

В какие-то моменты я все же отвлекала взгляды охранников, где-то забиралась на балки под потолком, где-то сливалась с мебелью и пряталась за углы. Меня не заметили. Кому-то из стражи я отвела глаза вспорхнувшей из кустов птицей, кому-то – покатившимся детским мячиком. Но просочилась я почти идеально, и магию совсем не используя.

Сёдзи открыла в спальню бесшумно и почти тут же задвинула обратно. Мне достаточно было маленькой щелки, чтобы проскользнуть внутрь. И сработала я быстро. А потом метнулась к кровати и приставила танто к горлу Уэсуги Кэнсина.

И почти тут же услышала его спокойный голос:

– Ну, наконец-то! Я уже устал тебя ждать.

– Ты ждал?

– Разумеется. Я запомнил тебя еще в первый раз. Мой старший брат, Нагао Харукагэ? Это ты убила его? – все так же спокойно спросил он, не открывая глаз.

– Нет. Не могу сказать тебе, что не собиралась. Меня наняли сделать это. Но меня опередили. Тот слуга отравил его. Я покарала убийцу, – ответила я правду.

– Я рад, – вдруг выдал он.

– Рад? – хмыкнула я.– Чему? Тому, что я держу нож у твоего горла? Не боишься, что я убью тебя?

– Нет. Если хотела бы, то давно убила. Возможностей у тебя было много. Но ни одной ты не воспользовалась. Значит не планируешь это делать. Что тебе на самом деле нужно? – спросил он и только сейчас открыл глаза, прямо на меня посмотрев.

– Как ты вообще понял, что это я вошла? – спросила я.

– Твой запах ни с чем не перепутаешь. Я его чувствую, даже когда тебя давно нет в комнате. Ты его не изменила перед тем, как идти ко мне, – ответил он.

Мы вообще с ним сейчас разговаривали больше, чем за те несколько месяцев, когда я вокруг него ресничками хлопала, поднимая ветерок от усердия.

Плохой из меня наёмный убийца. О запахе я и в самом деле не подумала.

Я медленно убрала танто от его шеи и отстранилась. И почти тут же он метнулся ко мне и уронил меня на спину на футон*, нависая сверху.

– Так что тебе от меня нужно? – голос звучал ласково, почти чарующе.

Глава 4. Японская пословица: С тем, кто молчит, держи ухо востро.

Ясный осенний день.
Воробьи не спешат возвращаться
под свою застреху…

*

Старые гэта
не стучат, в снегу утопая.
Воробьи замерзли…

Автор японский поэт Накамура Кусадао родился в Китае в семье японского консула, но детство его прошло в Мацуяма, городе, подарившем Японии многих прославленных поэтов. Старые и новые школы хайку наводняли город. Дух поэзии витал в воздухе Мацуяма, и неудивительно, что он со школьной скамьи пристрастился к чтению трехстиший прославленных земляков. Накамура Кусадао поступил на германское отделение Токийского университета. Немецкая литература впоследствии оказала известное влияние на его творчество, расширив эстетический кругозор поэта и добавив в его мировоззрение изрядную долю западного рационализма. Дебютный сборник Кусатао «Первенец» обозначил рождение новой тенденции в хайку, которую критика окрестила «школой жизненного поиска» или «школой поиска Человека». Стиль Кусатао отличался некоторой усложненностью ассоциаций, за что привыкшие к «цветам и птицам» критики мягко журили автора. Его называли «труднодоступным» поэтом и упрекали в излишней интроспекции — с чем сам автор покорно соглашался, хотя речь шла в основном об истолковании конкретных образов. Его поэзия завоевывает сердца читателей широтой взглядов и очевидной преемственностью по отношению к классической традиции. Кусатао, ощущая эту кровную связь, в поздние годы публикует ряд фундаментальных исследований о Басё, Бусоне, Исса, а также обобщающий труд по истории хайку и сопутствующих средневековых поэтических жанров. Можно сказать, что большинство авторов хайку второй половины ХХ века прямо или косвенно обязаны своими поэтическими достижениями выдающемуся поэту Нового времени Накамура Кусатао.

Перевод с японского А. А. Долина

Есть вещи, на которые мы можем и должны влиять. Иначе будет сломана ось колеса жизни и этот мир перестанет вращаться. Но есть вещи, лезть в которые не нужно или слишком рано.

Вечная битва тигра и дракона. Сколько гравюр и картин я видела на эту тему? И не сосчитать. Каждый раз меня уверяли, что герои символизируют разные качества. И не всегда противоположные. Тигр страшен в своей свирепости, а дракон – в неукротимости. Дракон духовное, а тигр мирское. Дракон вода, а тигр огонь. Дракон ловкость, а тигр сила. Эти две силы сцепились, и кто выйдет победителем в древней схватке? Ведь речь идет даже не о добре и не о зле.

Может ли в это противостояние вмешаться маленькая лисичка? Нет, не может. Да, я не совсем слаба и наделена и умениями, и магическим даром. Но, во-первых, у меня прямой запрет от Владыки Кицунэ. А, во-вторых, я могу кое-что предотвратить, могу кому-то помочь, но не в ситуации, когда должны сражаться две армии. И что может одна лиса, пусть даже и с сильными магическими способностями, против целой армии людей?

Поэтому я не вмешивалась, как и приказал Владыка. Да и Уэсуги мне запретил. Он даже не брал меня с собой, когда отправлялся воевать. Хотя я и просила. Но Уэсуги каждый раз хмурился и отказывал под мой тяжкий вздох.

Хотя поначалу война не быстро набирала обороты, и обе стороны не вступали в прямые столкновения, ограничиваясь небольшими пограничными стычками, чтобы проверить силы друг друга.

Но вот однажды летом, когда я расслабленно сидела в саду, Уэсуги пришел и объявил, что планирует глобальное сражение за долину, разделяющую владения двух соперничающих между собой кланов.

И случилась первая битва при Каванакадзиме.

Потом на том же месте их было еще две. И каждый раз они были кровопролитные и беспощадные. Ни с одной стороны, ни с другой пленных не брали, и даже во взятых крепостях убивали всех солдат гарнизона.

И почему-то так складывалось, что перед каждым сражением я исчезала, пытаясь повлиять на обоих Владык. Но ни Владыка Кицунэ, ни Владыка Инугами вмешиваться в ход сражений не спешили. Владыка Инугами, правда, отправлял своих воинов. Но они решали только небольшие, локальные задачи. Иногда спасали крестьян, иногда ребенка, но в крупных бойнях никак себя не проявляли. Хотя в небольших стычках и участвовали. Инугами гибли чаще, чем кицунэ, но их и было гораздо больше.

Однажды, года через три после начала войны, на Уэсуги было совершено очередное нападение, которое я чудом успела предотвратить. Я была жутко зла и полетела, сломя голову, искать заказчика. В результате я промучилась около двух месяцев, а когда вернулась, Уэсуги, нахмурившись, выслушал мой рассказ.

А потом он отвернулся от меня и сказал, стоя ко мне спиной:

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала!

– Да? – удивилась я.

– Если однажды тебе прикажут выбрать между твоей жизнью и моей, то ты выберешь свою.

– Нет! – воскликнула я.

– Я сказал! – припечатал он.

– Такого приказа не последует, – проскрежетала я зубами.

– Я надеюсь, что ты меня услышала! – поставил он точку.

Никто из противников не мог достичь желанной победы в этой войне или получить какие-то существенные выгоды, а долина Каванакадзиме оставалась разменной монетой и постоянно переходила от одного враждующего клана к другому.

Так война и продолжалась с переменным успехом. Мимолетные стычки на границах владений двух даймё, редкие крупные сражения. Но основные военные действия велись всё за ту же долину Каванакадзимы. Крепости строились и сравнивались с землёй, за эти годы долина делилась несколько раз, но оставалась спорной территорией для каждой из сторон.

Глава 5. Японская пословица: Одна собака залает впустую — остальные подхватят всерьез.

Осенний денек.
По мосту через ущелье
переходит кошка…

Автор Хара Сэкитэй – один из лучших японских поэтов сообщества «Хототогису» «Малая кукушка» родился в семье деревенского врача в префектуре Симанэ и должен был, по расчетам отца, так же как и два старших брата, стать медиком. Однако юношу властно влекли музы. Учась в Медицинском университете в Киото, он записался в кружки хайку, танка и живописи, затем начал осваивать бамбуковую флейту, причем занимался своими хобби так рьяно, что забросил основную специальность и вскоре окончательно расстался с вузом. Со школьной скамьи он посылал стихи во всевозможные газеты и журналы, а в 1908 году сам возглавил небольшой кружок хайку, в котором проповедовал «отражение натуры», ориентируясь на поэзию «Хототогису». В 1921 г. он становится главным редактором поэтического журнала «Кабия» – «Лесной обходчик», в котором продолжает вместе с друзьями публиковать новые стихи. Лучший сборник Сэкитэй «Тени от цветов» 1937года увидел свет, когда поэт давно уже был тяжело болен. В последние десять лет жизни недуг не позволял ему писать, но и одних лишь стихов, сложенных в Ёсино, было достаточно для того, чтобы имя Хара Сэкитэй вошло в список классиков хайку двадцатого века.

Перевод с японского А. А. Долина

– Что ты делала на поле боя?

Я даже сёдзи не успела задвинуть, войти и поставить поднос на маленький столик, а мне в лицо уже прилетел его гневный вопрос.

– Как ты узнал? – спокойно спросила я.

– Я тебя там увидел!

Я почти физически ощущала волны ярости, исходящие от него.

Теперь понятно, почему никто не решался зайти к своему господину. Ярость от того, что победа была так близка, но все же ускользнула, да и еще и мое присутствие на поле боя. Уэсуги в бешенстве. Нет, мне не было страшно. Он никогда и ни при каких обстоятельствах не поднял бы на меня руку, но его гнев мне не нравился.

Уэсуги успел снять доспехи, вымыться и переодеться. Он был в легком сером кимоно без вышивки и сидел, развалившись на футоне. Хотя его поза казалась расслабленной, глаза его гневно сверкали, и взгляд не сулил мне ничего хорошего. Ссорится я не хотела, но и как усмирить его гнев, тоже не представляла. Любовные утехи никогда не помогали, сколько бы я не пыталась. Пока Уэсуги не выскажется, – он не успокоится.

Поэтому я все же поставила поднос, села на циновку, сложив руки, и в упор посмотрела на него.

Как просто было бы, если бы я могла сейчас подойти и поцеловать его, прижаться и запустить маленькие ладошки ему под кимоно. Но он бы сидел камнем и в итоге встал бы и, повернувшись ко мне спиной, продолжил бы разговор. За десять лет, что мы были вместе, я уже успела всё это изучить.

– Почему на поле боя ты ко мне не поспешил, раз заметил? – спросила я.

– Потому что увидел, как мастерски ты зарубила своего противника! Ты не нуждалась во мне! Не нуждалась в моей помощи, и тебя не нужно было спасать! – кипел он.

Я же тяжело вздохнула. Слабых и хилых девушек, нуждающихся в спасении, сильнее любят? Или все же тех, на кого можно положиться, и кто вовремя подставит свое плечо и встанет рядом? Будет подавать патроны и заряжать оружие? Или все же хлопаем ресницами и взлетаем, попадая в очередную беду, из которой нас нужно вызволять? Вечный вопрос. И я думаю, что ответ прост. Женщина должна быть разной. И уметь сидеть с охотничьим ружьем на перевес, обещая бандитам, что выстрелит в первого, кто войдет в эту дверь и попытается навредить ей и ее детям. И захлёбываться в рыданиях, когда муж все же вернулся домой, защитив свою семью. Одна моя подруга в лихие времена вот так просидела на стуле перед дверью с охотничьим ружьем своего деда три часа. А у нее за спиной спали её двое детей.

Я еще раз вздохнула и покачала головой.

– Ты не прав, Уэсуги. Ты мне нужен. Очень нужен, – честно сказала я, понимая, что только искренность сейчас и сможет мне помочь.

– Вот как? – изогнул он брови.

– Да, – и я твердо посмотрела ему в глаза. – Ты сильно испугался за меня?

Он скрежетнул зубами.

– Как ты думаешь, почему я сорвался и помчался в штаб Такэда Сингэна на лошади, хотя это было чистой воды самоубийством? – спросил он.

– Из-за меня? Решил, что это сразу же переломит противостояние и закончит битву?

– Да!

– Этот поединок войдет в историю, – попыталась улыбнуться я.

Он задумчиво меня рассматривал.

– Ты владеешь вакидзаси просто на невозможном уровне. Твои движения четки и невероятно быстры. Такого уровня невозможно добиться без колоссального количества тренировок и заниматься нужно с самого детства, едва научишься ходить. В стране нет клана синоби-но-моно, который смог бы поднять боевое искусство на такую невероятную высоту. Не говоря уже о том, что женщин учат владеть другим оружием. Оружие куноити танто – кинжал, метательные дротики, яды, сюрикэн и веера всех форм и размеров, – продолжил он.

В его голосе не было больше трудно сдерживаемой ярости. Теперь он пытался докопаться до сути, но гнев его все же еще не остыл.

– Ты не прав. Главное оружие куноити красота и обаяние, а еще смекалка, ум и изворотливость. Мы ведь сильно уступаем мужчинам в физической силе, – улыбнулась я.