Чеджу: кровь на белом песке

От автора

Дорогой читатель,

Прежде чем вы отправитесь в это путешествие, я хочу, чтобы вы начали его с самого начала — с книги «Сеул: танец отчаяния». Да, в новой книге вас ждет ХЭ, но путь к нему будет вымощен испытаниями, которые покажутся героям невыносимыми.

Я пишу эти строки, чтобы предупредить вас: эта история — не развлечение. Она родилась из тьмы, и она честна. Это роман о боли, предательстве и о том, как собрать по кусочкам свое разбитое «Я». В нем вы столкнетесь с детализированными сценами насилия, психологического абьюза и откровенными сценами (18+), которые служат одной цели — показать всю глубину падения и всю силу возрождения.

Я не оправдываю тиранов и не верю, что любовь исцеляет монстров. Я верю в жертву, которая находит в себе силы стать охотницей. Если вы ищете такую историю — историю, где сильная героиня борется и побеждает, — то вам сюда.

Сюжет построен как психологический триллер, с загадками и поворотами, но его сердце — это психологическая драма.

Берегите себя. Вы всегда можете сделать паузу, если почувствуете, что чтение задевает вас слишком сильно.

С любовью, Мила Дуглас.

Глава 1

Океан на Чеджу был не синим. Он отливал жидким серебром, переливающимся под солнцем в дымчатом тумане. Волны не гремели, а тихо вздыхали, накатывая на черный вулканический песок шелковыми языками пены. Этот звук — мерный, древний, утробный — стал саундтреком их нового бытия. Прошел уже год. Год, за который раны на ее душе медленно, под чутким вниманием Ки Чхана, затянулись прочными рубцами. Света больше не вздрагивала от тихого щелчка двери. Здесь, на краю земли, власть Хана Джисона казалась химерой, кошмаром, приснившимся в другом измерении. И ей здесь нравилось бесконечно больше, чем в шумном, давящем Сеуле. Здесь был ее новый дом.

Света ходила к психологу, с которой они могли говорить часами. Доктор Ли, женщина с мягкими глазами и тихим голосом, стала проводником по заминированным полям ее памяти. Именно она дала имена тем демонам, что Света носила в себе.

— Насилие редко начинается с крика и удара, Светлана, хотя и такое бывает, — говорила доктор Ли. — Но чаще оно прорастает как семечко, с маленького, почти невинного замечания. «Эта юбка слишком короткая, на тебя будут смотреть», «Твои подруги тебя используют, я один тебя понимаю». Он не рушил вашу реальность одним махом, он подпиливал ветку, день за днем, пока вы не перестали доверять собственному мнению. Вы вдруг стали ничем, и ваша вина за это росла с каждым днем.

Света слушала, и кусочки пазла в ее голове с треском вставали на свои, ужасающие места. Вспомнились бесконечные упреки в неблагодарности, сцены жестокости, изоляция от внешнего мира под предлогом заботы о ее безопасности.

— Это называется «газлайтинг», — объясняла психолог. — Он заставлял вас сомневаться в собственном восприятии, в своей адекватности. Вы перестали доверять себе, а значит, стали полностью зависимы от его оценки.

Самым трудным было осознать, почему она не ушла. Почему терпела. Доктор Ли терпеливо объясняла механизм травматической связи.

— Он чередовал жестокость и моменты нежности. Это как лотерея. Жертва живет в надежде на «хорошие» дни, цепляется за них, оправдывая «плохие». Это формирует зависимость сильнее наркотической. Ваша психика была сломана и перестроена под него. Он создавал в вас ощущение, что вы постоянно ошибаетесь, что без него вы пропадете. Так абьюзер формирует связь. Вы извинялись за вещи, которые не должны были требовать извинений.
Самым трудным было осознать цикличность. Доктор Ли рисовала на листе круг.
— Он не был монстром двадцать четыре часа в сутки. Вот фаза нарастающего напряжения — он хмур, вы ходите по струнке. Вот взрыв — унижения, иногда физическое насилие. А вот что шло потом?

— Потом… — Света сжимала пальцы. — Потом он приходил с драгоценностями, покупал брендовые вещи. Говорил, что не контролирует себя, потому что слишком любит. И мы переживали такой яркий, сладкий период примирения. Я думала: вот он, настоящий, Джисон.

— Именно, — кивала доктор Ли. — Это «медовый месяц» и был тем крючком, который держал вас в ловушке. Вы жили от одного «хорошего» периода до другого, надеясь, что этот — последний, оправдывая все ужасы, что были между ними. Это классический цикл насилия: напряжение — инцидент — примирение — «медовый месяц». И так по кругу. С каждым витком ваши личные границы стирались все сильнее.

По вечерам, после сеансов, Света могла не спать всю ночь. Она перебирала в памяти эпизоды, прикладывая к ним новые, страшные ярлыки. «Цикл насилия». «Изоляция». «Патологический контроль». Ей было и стыдно, и горько, и невыносимо больно. Иногда ее охватывала ярость — не только на него, но и на саму себя, за свою слабость, за слепоту.

Справиться с этим ей помогали три вещи. Океан. Ки Чхан. И танец.

Океан был великим учителем. Она выходила на берег и кричала в шум прибоя все свои обиды и страхи. Или просто молча сидела, пока холодная вода омывала ее стопы, унося с собой частичку тяжелых мыслей.

Ки Чхан был ее тихой гаванью. Он никогда не говорил «я же предупреждал» или «надо было просто уйти». А был рядом. Его молчаливое присутствие, его руки, которые лечили и держали, были живым противоядием от ядовитой «любви» Джисона. С ним Света заново училась простым вещам: доверять, говорить «нет», быть собой, а не тем идеалом, которого от нее ждали.

И, наконец, танец. Она не репетировала «Лебединое озеро». Света танцевала свою боль. Назойливые воспоминания превращались в резкие, отрывистые движения. Чувство загнанности в угол — в серию стремительных пируэтов. А потом, на смену отчаянию, приходила медленная, тягучая пластика, рожденная шепотом океана и памятью о ласке Ки Чхана. Ее тело, бывшее объектом чужого вожделения и насилия, заново училось слушаться только ее. Оно становилось ее крепостью, ее языком, главным инструментом исцеления.

— Светлана-я, опять застыла, как цапля на охоте? — раздался сзади мягкий, знакомый до каждой интонации голос.

Света обернулась. Ки Чхан стоял в дверном проеме, опираясь о косяк. Его лицо, обычно сосредоточенное на приеме, было расслабленным, в уголках темных глаз затаились лучики морщинок — новые, появившиеся здесь, от солнца и, как она знала, от счастья. В руках он держал две чашки с парящим омуджи-ча, чаем из местных плодов.

— Не цапля, — улыбнулась Света, принимая свою чашку. Их пальцы встретились — ее, изящные, несмотря на появившиеся мозоли от домашних дел, и его — сильные, пальцы целителя. — Лебедь. Помнишь? Тот самый, умирающий.

— Тот лебедь давно уплыл, — Чхан сделал глоток, его взгляд стал серьезным. — Оставив здесь очень сильную и немного упрямую женщину по имени Светлана.

Глава 2

Океан утихомирился, загадочно замер, превратившись в зеркало, предвещающее будущий шторм. Воздух на Чеджу стал тягучим, влажным и в небе собирались первые тучи. Света стояла на пороге дома, вглядываясь в набегающую на берег мглу, и чувствовала, как старый, знакомый до костей трепет шевелится под кожей. Это было необъяснимо. Иррационально. Как внезапно зазвучавшая за спиной музыка из забытого кошмара.

Загадка пришла с туманом. Сначала — лишь смутный силуэт вдали, на пустынной дороге, ведущей к их дому. Человеческая фигура, двигавшаяся медленно, неуверенно, будто призрак, заблудившийся между мирами. Он был слишком худой, почти прозрачный в сером свете надвигающегося вечера. В его походке не было ни грации, ни цели — лишь опустошающая усталость, видимая невооруженным глазом.

«Турист что ли, — подумала сначала Света. — Сбился с маршрута».

Но что-то щелкнуло внутри, какая-то струна, дремавшая в глубине памяти, отозвалась резкой, тревожной нотой. Света инстинктивно сделала шаг назад, в тень веранды, превратившись из наблюдательницы в охотницу, почуявшую дичь.

Фигура приблизилась, и Свету будто ударило током. Лицо. Это лицо, тысячи раз виденное на гигантских билбордах в Сеуле, на экранах телефонов ее учениц, в глянцевых журналах. Но теперь оно было неузнаваемо искажено. Ни косметики, ни укладки, ни ослепительной улыбки. Только восковая бледность и огромные, горящие лихорадочным блеском глаза. Ли Минхо. Не кумир миллионов, а тень, изгнанная из собственной жизни.

Он не дошел до калитки, его ноги подкосились, и он рухнул на колени на мокрый от мороси песок, словно древний грешник, ищущий последнего причастия.

Именно в этот момент к дому подошел Ки Чхан. Он возвращался из клиники, на его лице застыла усталая, но спокойная улыбка, которую Света так любила. Улыбка человека, нашедшего свой дом. Его взгляд скользнул по ней, поймал ее оцепенение, а затем упал на фигуру у их ворот.

Реакция Чхана была мгновенной и безоговорочной. Врач в нем затмил все остальное. Он не удивился, не возмутился. Он увидел человека в беде.

— Минхо? — его голос прозвучал тихо, но твердо, разрезая влажный воздух.

Тот поднял голову. Его взгляд, мутный и потерянный, нашел Чхана, затем Свету. В нем не было ни радости узнавания, ни надежды. Лишь животная, бездонная боль.

— Они… они везде, — прохрипел Минхо, и его голос обычно такой яркий, казался призрачным, хриплым. — Нигде… нет места…

Ки Чхан, не говоря ни слова, шагнул вперед, поднял его с земли с той же профессиональной аккуратностью, с какой имел дело с тяжелыми пациентами, и, почти на себе, поволок в дом. Социальная пропасть между корейским врачом-мигрантом и звездой K-pop в этот момент не имела никакого веса. Один был спасателем. Другой — тонущим.

Света стояла как вкопанная, наблюдая, как эта тень из ее прошлого, ее личный позор и боль, переступает порог ее настоящего, ее убежища. Хрупкий мир, выстроенный с таким трудом, дал трещину с тихим, зловещим хрустом.

Очнулась она лишь в гостиной. Минхо сидел на их потертом диване, сжимая в дрожащих пальцах стакан воды, который дал ему Чхан. Он был похож на затравленного зверька, которого только что вытащили из капкана. Чхан молча осматривал ссадину на его лбу, его движения были точными и спокойными.

И тут в Свете все закипело. Тихий ужас сменился леденящей, всепоглощающей яростью.

— Что он здесь делает? — ее голос прозвучал как удар хлыста, слишком громко для этой тихой комнаты.

Чхан поднял на нее взгляд.

— Минхо в шоке, Света. Обезвожен. Ему нужна помощь.

— Помощь? — Света истерически засмеялась. — Ему нужна помощь? А у кого мы будем просить помощи, когда он приведет сюда этого придурка Джисона? Ты подумал об этом?

— Светлана, — мягко произнес Чхан, но она его не слышала. Вся ее исцеленная ярость, вся боль, которую она так тщательно хоронила в себе, вырвалась наружу.

— Я не хочу его видеть! — выкрикнула она, обращаясь уже к Минхо. — Ты понял? Ни секунды! Убирайся отсюда! Из моего дома!

Минхо дернулся, будто она ударила его. Его глаза, огромные и несчастные, наполнились слезами.

— Свет… прости… — он простонал. — Мне некуда идти.

— И что? Это разве моя проблема? — Света подошла к нему вплотную, и ее тень накрыла его. — Ты предал меня. Ты публично назвал меня ошибкой, провалом! Вывалял в дерьме. Ты сломал меня ради своей карьеры! А когда карьера все равно рухнула, ты приполз сюда? Искать утешения?

— Она не рухнула! — его голос внезапно сорвался на крик, полный отчаяния и ненависти, но не к ней. — Он ее уничтожил! Джисон! Даже из-за решетки, даже сидя в своей камере, он нашел способ! Утечки, компромат, давление на лейбл… Меня вышвырнули как отработанный материал! Мои же друзья по группе отворачиваются, когда я прохожу мимо! Он систематически стирал меня с лица земли! И он знает… — Минхо перевел дух, и его взгляд стал абсолютно безумным. — Он знает всё о вас. О вашей жизни здесь, на Чеджу. Он получает фотографии. У него длинные руки, Света. Очень длинные.

Тишина повисла в комнате, слышалось только тиканье старых часов. Слова Минхо падали, как камни, в тихий пруд их жизни, опускаясь на дно и поднимая всю грязь и страх, которые они так старались похоронить.

Глава 3

Ворота тюрьмы закрылись за его спиной с глухим, окончательным щелчком. Хан Джисон сделал глоток свободного воздуха. Он был холодным, колючим, пахнущим бетонной пылью и далеким морем. Не воздух жертвы, вышедшей на исправление. Воздух хищника, вернувшегося в свои владения.

Тюрьма не сломила его. Она его закалила. Как сталь, опущенная в ледяную воду. Джисон сел за решетку богатым, человеком, играющим в божество. Он возвращался аскетом, чья власть заключалась не в деньгах, а в непоколебимой воле. Его костюм, идеально сидящий, подчеркивал его мускулистое поджарое тело. Лицо потеряло последние следы мягкости, обнажив идеальный, безжалостный каркас черепа. Глаза, всегда холодные, теперь были абсолютно плоскими, как поверхность черного озера в безлунную ночь. В них не было ни злобы, ни торжества. Лишь фокусировка. Точная, как у снайпера.

Его не встречал роскошный лимузин с подобострастным адвокатом. У обочины, в сотне метров от ворот, стоял черный, немаркированный фургон «Хёндэ». Рядом с ним, прислонившись к бамперу, курил мужчина. Он был невысок, коренаст, одет в простую черную куртку и такие же штаны. Его лицо было испещрено шрамами, а взгляд был тяжелым и спокойным, как у старого бульдога, видавшего всякое. Это был Ву Ким, он же «Стальной Цветок», глава сеульского филиала триады «Красный Дракон».

Джисон ровным шагом подошел к фургону. Никаких приветствий, никаких поклонов. Они измерили друг друга взглядами — вышедший на волю аристократ преступного мира и его боевой пес.

— Ву-сан, — произнес Джисон. Его голос был тихим, но он резал влажный воздух, как лезвие.

— Хан-сам, — кивнул Ву Ким, бросив окурок и раздавив его каблуком. — Добро пожаловать на свободу.

Он открыл заднюю дверь фургона. Внутри не было сидений, только два ящика. В одном — свежая одежда, дорогая, но неприметная. В другом — оружие, телефоны, паспорта и пачки денег разной валюты. Рабочие инструменты.

Джисон молча переоделся прямо на улице, скинув костюм, как змея сбрасывает старую кожу. Его движения были экономичными, лишенными суеты. Он не спрашивал, как дела. Джисон знал. Каждый его вложенный до ареста доллар работал. Его паутина, которую он плел годами, не распалась. Она лишь замерла в ожидании хозяина.

— Отчет, — сказал Джисон, когда фургон тронулся.

Ву Ким, сидя за рулем, говорил ровно, без эмоций, как опытный управляющий.

— Лейбл «Старлайт» обанкротился. Активы, которые вы указали, выкуплены через подставные компании в Нидерландах и на Кайманах. Ваш бывший партнер, господин Ли, решил посвятить себя благотворительности после того, как его сын попал в серьезную аварию на гоночном треке. К счастью, остался жив.

Джисон кивнул. Он и не сомневался. Его взгляд упал на планшет, лежащий на центральной консоли. На экране — спутниковая карта. Красивый остров Чеджу. Один из домов был обведен красным кругом.

— Они там? — спросил Джисон, и в его голосе впервые прозвучала некая нота. Не волнение. Собственнический интерес. Как коллекционер, спрашивающий о местонахождении своей самой ценной, украденной вещи.

— Да, — Ву Ким свернул на пустынную дорогу, ведущую к частному аэродрому. — Доктор Ки Чхан работает в местной клинике. Она преподает балет детям. Живут скромно. Никаких связей с прошлым. Думают, что спрятались.

На губах Джисона появилось нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Это было страшнее любой гримасы ярости.

— Она так наивна. Я бы нашел ее везде. Среди миллиардов женщин. Ничто не забывается. Никто не теряется. Нужно лишь знать, где искать и кому платить.

— Хм, ещё один момент, за вами установлено наблюдение, — продолжил Ву Ким. — Со стороны прокуратуры. Мы их отшили. Пока. Они не ожидали, что вас встретим мы.

— Они многого не ожидают, — отрезал Джисон. — Они думают, что посадили преступника. Они не понимают, что выпустили на волю охотника. А он пуль не боится.

Джисон взял планшет и увеличил изображение. Дом. Ничем не примечательный. Сад. Он разглядел крошечные фигурки — одну поближе к дому, другую у океана.

— Он с ними? — спросил Джисон, его палец указал на третью, мужскую фигуру, которая появилась на изображении, выйдя из дома.

— Да. Ли Минхо. Он нашел их две недели назад. Пресса об его исчезновении уже утихла. Все думают, что он находится на реабилитации после срыва.

— Хорошо, — Джисон отложил планшет. — Наблюдение продолжать. Никакого вмешательства. Ни одного лишнего взгляда в их сторону. Я не хочу пока…ее пугать.

— Приказ? — спросил Ву Ким, бросая на него быстрый взгляд.

Джисон повернулся к окну. За стеклом проплывали огни Сеула — города, который когда-то был его игровой площадкой, а теперь стал всего лишь точкой на карте.

— Паук не бегает за мухами, Ву-сан. Он плетет паутину. И ждет. Мухи сами прилетят, почуяв вкусное. А потом… — он замолчал, и в салоне фургона повисла звенящая тишина, — потом он медленно обернет их шелком, который прочнее стали. Я ждал целый год, позволил ей думать о свободе. Я могу подождать еще немного. Чтобы насладиться моментом.

Фургон подъехал к частному самолету. Не к показному «Гольфстриму», а к функциональному, быстрому бизнес-джету, который нельзя было отследить.

— Куда летим, хан-сам? — спросил Ву Ким.

Глава 4

Света несла домой пакет с продуктами, купленными в местном магазинчике. Простой ужин. Уютная жизнь. Внутри нее, как отзвук далекой музыки, тихо пела тишина и покой. Она почти поверила, что так будет всегда.

Почти.

Первое, что она увидела, подойдя к дому, была распахнутая настежь дверь. Дверь, которую они всегда запирали, даже уходя ненадолго. Второе — примятые кусты гортензии у крыльца. Третье — глухой удар, доносящийся изнутри, и приглушенный стон.

Ледяная волна прокатилась по ее спине. Пакет выскользнул из ослабевших пальцев, апельсины покатились по земле, как яркие, бесполезные шарики. Она не думала. Света побежала.

В гостиной царил хаос. Перевернутый журнальный столик, валяющаяся на боку ваза с полевыми цветами. И четверо мужчин. Ки Чхан лежал на полу, прижимая руку к окровавленному разбитому носу. Над ним, встав в полный рост, возвышался Хан Джисон.

Он был одет в идеально сшитый темный костюм, который выглядел чужеродно и пугающе в их скромном доме. Его лицо было спокойным, почти скучающим. Джисон смотрел на Чхана не с ненавистью, а с холодным, научным любопытством, оценивая как его лебедь прикипел душой к этому навозному жуку.

— И в кого же ты превратился, доктор? — голос Джисона был мягким, ядовитым. — Живешь в этой… конуре. Лечишь каких-то рыбаков. И мое сокровище заставил забыть об ее предназначении. Ты не мужчина. Ты — нищий, который украл чужую вещь и вообразил себя хозяином.

Света застыла в дверях, ее легкие отказались дышать. Мир сузился до этой картины: ее любимый человек, униженный и избитый, и ее кошмар, воплотившийся в плоть и кровь.

Джисон медленно повернул голову. Его взгляд скользнул по ней, с головы до ног, фиксируя простую одежду, растрепанные ветром волосы, босые ноги в пыли. В его глазах вспыхнуло что-то темное и голодное.

— Стелла, — произнес Джисон, и ее старое имя прозвучало как плевок. — Как мило. Вернулась домой с рынка. Как настоящая островитянка. Такая примерная…хм, жена.

Джисон сделал шаг к ней. Света инстинктивно отпрянула, развернулась, чтобы бежать. Но в дверном проеме уже стояли двое коренастых мужчин в черном. Их лица были каменными. Путь был отрезан.

— Не убивай его, — выдохнула она, поворачиваясь к Джисону. Голос ее был хриплым от ужаса. — Пожалуйста. Не убивай его. Я сделаю все, что захочешь. Только не убивай.

Джисон мягко улыбнулся. Он подошел вплотную, его пальцы, длинные и холодные, коснулись ее щеки. Она вздрогнула, как от удара.

— Абсолютно все? — переспросил Джисон, и его пальцы скользнули в ее волосы, сжали их у корней, запрокидывая ее голову назад. Больно. Унизительно. — Готова даже подписать развод с этим нищебродом и снова стать моей? Вернуться навсегда ко мне? Стать моей Стеллой?

— Света… не надо… — прохрипел с пола Ки Чхан. Его правый глаз уже заплывал. — Из-за меня… не стоит, милая…

Джисон, не отпуская Свету, с разворота ударил его ногой в живот. Чхан издал сдавленный, горловой звук и согнулся, держась за живот. Света хватало ртом воздух, боясь, что перестанет дышать совсем.

— Я не разрешал тебе говорить, тварь, — сказал Джисон абсолютно ровным тоном. Он снова посмотрел на Свету. — Его заберут. В качестве залога. Залога твоего хорошего поведения. Если ты посмеешь ослушаться меня хоть в чем-то, с ним поговорят мои сотрудники. Более предметно.

Потом его взгляд упал на ее живот, еще плоский, но уже хранящий их с Чханом тайну.

— Мой сын, — произнес Джисон с непоколебимой уверенностью, — будет рожден в роскоши. В своем законном доме. А не в этой лачуге, пахнущей рыбой и нищетой.

Что-то в Свете сломалось. Страх, парализовавший ее, сменился дикой, животной яростью.

— Это не твой ребенок, придурок! — закричала она, пытаясь вырваться из его хватки. — Ты никто! Ты ублюдок! Козел! Он никогда не будет твоим!

Джисон не рассердился. Напротив. Он смотрел на ее истерику с тем же холодным интересом. Его рука, все еще сжимающая ее волосы, потянула ее еще сильнее, заставляя смотреть ему в глаза.

— Ну что ж, — прошептал он, проводя большим пальцем по ее мокрой от слез щеке. — Снова тебя надо учить, моя маленькая русская дурочка. Ты так и не поняла, кто я? Я — твоя судьба. Твоя тюрьма и твой дом. Твой Бог и твой Дьявол. Все остальное — просто дурной сон.

Джисон кивнул своим людям. Двое мужчин грубо подхватили полубессознательного Ки Чхана и потащили к черному внедорожнику с тонированными стеклами, стоявшему за домом.

— Неееееееет! — закричала Света, но ее собственный крик словно застрял в горле. Ее схватили под руки, ее ноги заскользили по полу. Последнее, что она увидела, прежде чем ее втолкнули в машину, было лицо Джисона. Абсолютно спокойное. Маска победителя.

В сотне метров от дома, за большим валуном, притаился Ли Минхо. Он вернулся с прогулки раньше и увидел черный внедорожник. Инстинкт заставил его спрятаться. Теперь он слышал крики, видел, как выволокли Ки Чхана, как затолкали в машину Свету. Он видел Джисона.

Его всего трясло. Минхо кусал ногти до крови, чувствуя во рту вкус подступающей тошноты и страха. Его сердце бешено билось, требуя действия. Беги! Помоги! Сделай что-нибудь!

Но ноги были ватными. Голос парализован. Перед ним был не человек, а воплощение того кошмара, что сломал его жизнь. Хан Джисон. Всесильный. Беспощадный.