Пока люди любят, они прощают.
Франсуа де Ларошфуко
Часть первая. И́нго
Глава 1
Вифо́н в моём кармане тихо пискнул. На экране высветилась надпись: «Ю́ли, мы тебя ждём! Поторопись, пока нас не занесло снегом!» Я вздохнула, подобрала повыше полы пальто и неуклюже перелезла через высоченный грязно-серый сугроб. Снегоуборщик прошёл ровно посередине дороги, оставив после себя крутые валы. В ботинки набилось ледяное крошево, иголочками закололо щиколотки.
— От ж зараза! — от души выругался полный усатый мужичок, перебирающийся следом за мной. — Сколько бытовикам не плати, никакого толку!
Мысленно согласилась с ним, прибавив парочку крепких выражений. Выбралась на расчищенный тротуар и направилась в сторону рынка. Под подошвами весело хрустел песок, которым щедро присыпали бугристую наледь. В морозном воздухе кружились редкие снежинки, но, судя по надвигающимся с юга плотным низким тучам, прояснения не ожидалось.
— Опять снег повалит, — проворчал всё тот же мужичок, семенивший позади меня. — Сыпет и сыпет, сыпет и сыпет… тьфу!
Таких обильных снегопадов в Скиро́не не помнили даже старожилы. Бытовые службы не справлялись, снегоуборщикам приходилось проезжать по одной и той же улице несколько раз за день. Дворники, сплошь рослые северяне, с раннего утра и до позднего вечера расчищали тротуары деревянными лопатами по старинке. И всё равно, вот уже которую неделю, просыпаясь, я видела в окне неизменную картину: ровное белое поле, упирающееся в стену соседнего здания.
Город опустел. Мелкие машины вязли в снегу, общественный транспорт ходил по сокращённому расписанию. Зажиточные горожане предпочитали лишний раз не вылезать из дома, по неотложным делам и за покупками отправляли и́нго. Государственные учреждения ограничили приём посетителей, кафе и рестораны перешли на доставку готовой еды. Курьеры, почтальоны и разносчики мужественно штурмовали полностью занесённые снегом переулки. Учащихся дважды в день развозили специальные автобусы, махины с колёсами не менее ярда диаметром. До деловых и промышленных районов люди добирались подземкой. Мне повезло больше: управление технического надзора, где я служила, находилось в трёх шагах от моего дома, а центральные проспекты худо-бедно откапывали.
— Когда же закончатся эти проклятущие снегопады! — не унимался мужичок. — Император обещал нам релугир… регулир… Погоду по расписанию! А вместо этого сыпет и сыпет!
— До весны осталась неделя, — ответила резче, чем собиралась. — Потерпите немного.
В голосе прорезались властные нотки. Мужичок притих. Поравнялся со мной, скосился — и живо прибавил шагу. Все государственные служащие Кергáра носили знак присяги империи — ромб с восходящим солнцем, герб династии Рени́ров. Его цепляли на браслет, крепили к короткой цепи на шею или же, как я, прикалывали на лацкан пальто. Главное, чтобы был на виду. А там гадай — в канцелярии управления я бумажки перекладываю или же в Третьей тайной службе выискиваю недовольных политикой императора. Мой случайный попутчик решил не рисковать.
Мостовую вокруг рынка расчистили до старинной брусчатки из тёмного, обточенного временем булыжника. Само круглое приземистое здание с плоским куполом насчитывало восьмой век. Оно помнило расцвет и развал Кергарской республики, годы изобилия и голодные бунты, баррикады на улицах и пламенные речи Ало́нсо Великого, первого императора и уроженца Скирона. Алонсо и ныне приглядывал за своими земляками — бронзовый, с высоты стоярдовой колонны из розового гранита, установленной к столетию со дня его смерти. Орлиный профиль императора был обращён к морю, скрещённые на груди руки выдавали волевую, сильную натуру. К сожалению, Бергáн, правнук Алонсо, от доблестного предка унаследовал не только привлекательную внешность и нос с характерной горбинкой, но и вспыльчивость и упрямство, свойственные роду Рениров.
— Юли! — услышала я жизнерадостное. — Юли, мы здесь!
Для надёжности Патри́ша помахала мне рукой. За ней возвышалась могучая фигура Джи: инго тоже улыбался. В отличие от хозяйки, нарядившейся в лёгкое кашемировое полупальто, он закутался в шубу с капюшоном. Жители архипелага в нашем промозглом приморском климате постоянно мёрзли.
— Светлого дня, льéна Диги́ш, — поприветствовал меня Джи. — Что случилось с вашей машиной? Может, я взгляну?
— Вместо машины у меня во дворе сугроб, — рассмеялась я. — Проще ждать, пока он по весне растает, чем откапывать. Спасибо, что согласились выручить. Обратно со щенком на руках я бы не дошла.
— Рассказывай! — потребовала Патриша. — С чего это ты вдруг надумала завести собаку?
Мы работали в разных отделах управления, хотя частенько пересекались и болтали о всякой всячине, от модных фасонов сумочек до классической оперы. Не закадычные подружки, но хорошие знакомые. Моим единственным настоящим другом была Зéя, инго, принадлежавшая ещё моей бабушке. Когда бабушки не стало, Зея переселилась к нам. После смерти родителей она заменила мне семью. Вела хозяйство, вязала толстые шерстяные носки и варежки, постоянно мурлыкала под нос незамысловатые песенки. Готовила традиционную для степей еду, крохотные полупрозрачные лепёшки с различными начинками. Полное блюдо этих лепёшек, от которого исходил невероятно аппетитный запах, всегда встречало меня на кухне. В начале осени Зеи не стало.
Через четверть часа я подписывала договор на право владения инго: пол — мужской, имя — на усмотрение нового владельца, возраст — совершеннолетний, состояние здоровья — удовлетворительное, место рождения — Раскен. Пожилой флегматичный нотариус, всякое повидавший за время работы при рынке, невозмутимо заверил документ. Деньги с моей карты перешли на счёт бывшего хозяина, я же получила знак, заменяющий инго удостоверение личности, — крошечную, в полдюйма, золотистую пластинку.
— У нас неплохой ветеринар, — намекнул нотариус после того, как я забрала коробочку со знаком, и не дождавшись ответа, продолжил: — Вживит за секунды под местным обезболивающим.
— Спасибо, я намерена воспользоваться услугами своего доктора, — сухо отказалась я.
Когда мы вернулись в собачьи ряды, инго валялся в той же безжизненной позе. Над телом, никого не подпуская, замерли шены. Строгий окрик продавца отогнал псов, но стало ясно, что инго в глубоком обмороке.
— Льена Дигиш, я его донесу, только завернуть бы во что-нибудь тёплое, — предложил Джи. — Замёрзнет ведь.
— Сейчас, сейчас, — продавец засуетился и извлёк откуда-то чистую собачью подстилку. — Возьмите, льен.
Джи помог мне поплотнее закутать инго, затем с лёгкостью поднял его и направился к выходу. В машине я села сзади, чтобы придерживать свою покупку: даже через толстую стёганую ткань чувствовалось, насколько выпирают кости. Устроившись, я позвонила доктору Тодéшу, кратко обрисовала ему ситуацию и договорилась о визите на дом.
— До чего же ты добрая, Юли! — всхлипнула Патриша. — Как это благородно с твоей стороны — выкупить полуживого инго у жестокого хозяина! Этого ужасного продавца нужно наказать! Обязательно пожалуйся в Департамент!
— Сейчас меня волнует только здоровье бедолаги-раскенца, всё остальное подождёт.
Джи шумно вздохнул.
— Льена Дигиш, вы должны знать, — заговорил он, не отрывая взгляда от дороги. — Продавец соврал, никакой ваш инго не раскенец. Он островитянин, я встречал их на архипелаге. Майу́, Койу́ или даже Сайо. Не удивительно, что он пытался бежать.
— Этого не может быть, — фальшиво удивилась я. — Идёт война, островитянин не попал бы на материк.
— Его могли выловить в воде без документов и воспользоваться беспомощным состоянием. В любом случае Департамент сочтёт его лазутчиком и усыпит, — голос Джи дрогнул. — Они не будут разбираться: враг есть враг.
— Если он сбежит, его поймают и казнят, — тихо сказала Патриша.
— Значит, нельзя позволить ему сбежать, — отрезала я. — Джи, не знаешь фирму, которая установит прочную решётку на окно и засов на дверь?
— Ой, я знаю, — просветлела Патриша. — Папе поставили решётки после того, как в их районе участились кражи.
— Позвони им, пожалуйста, пусть пришлют мастеров.
Во внутренний двор машина не смогла въехать из-за сугробов, и я в который раз порадовалась, что не отправилась на рынок одна. Джи донёс инго до дома и бережно опустил на кровать в спальне Зеи. Собачью подстилку осторожно развернули, инго даже не пошевелился. О том, что он жив, свидетельствовало лишь слабое дыхание. По контрасту со светлой тканью одежда выглядела особенно грязной, но я не рискнула её снимать, ограничилась обшарпанными ботинками. Потревожу, инго очнётся и набросится на меня — и что я буду делать?
— Хочешь, мы останемся с тобой? — предложила Патриша.
Я покачала головой:
— Мне совестно вас задерживать. Вы и так меня здорово выручили, большое спасибо!
— Ерунда! Давай хотя бы дождёмся доктора.
К счастью, льен Тодеш уже звонил в дверь. Его сопровождали две помощницы — молодые рослые инго, комплекцией не уступающие Джи. Только тогда Патриша и её спутник попрощались и ушли.
— Ну, Юли, — доктор хитро прищурился, — показывай своё приобретение.
Однако, едва он склонился над инго, его весёлость моментально слетела.
— Милость Всевышнего, Юли… Какие же изверги существуют на свете! Таким хозяевам нельзя держать ни инго, ни животных!
— Собаки у продавца были в прекрасном состоянии.
— Если человек способен на жестокость, рано или поздно он проявит её по отношению к кому угодно! Хорошо, что мальчик без сознания, первым делом введу обезболивающее, иначе до него дотрагиваться боязно. Неси тёплую воду и мягкую губку. Ещё какую-нибудь простыню, которую не жаль потом выбросить, иначе мы всё тут испачкаем.
Губку я забрала из ванной, старенькую простыню отыскала в комоде, воду набрала в свою пластиковую детскую ванночку. Льен Тодеш достал из чемоданчика с десяток ампул, флаконы с раствором, бинты и тампоны. Помощницы ловко срéзали с инго одежду, сняли ошейник и цепи. Я всегда считала себя хладнокровной, но при виде худющего, сплошь в кровоподтёках и следах от кнута тела стиснула зубы, чтобы не застонать в голос. Плечи инго покрывали воспалённые рваные раны — он действительно выгрызал знак зубами.
— Тише, тише, Юли, — доктор вставил катетер и одно за другим вводил лекарства. — Ты очень вовремя вмешалась. Мальчик молодой, выкарабкается. Сколько ему — двадцать три, двадцать пять?
— Не знаю.
Ночью мне снилась Зея, и когда я проснулась, то какую-то долю секунды верила, что сейчас вновь услышу ласковое: «Юли, вставай, завтрак стынет!» За тринадцать лет я почти забыла голоса родителей, но мягкое воркование Зеи ещё не изгладилось из памяти. Последние полтора года она еле ходила, постоянно дремала и всё равно потихоньку возилась на кухне. «Старики живут, пока чувствуют себя полезными, — приговаривала она, — а ничего не делать — скука заедает».
Стрелки часов показывали половину восьмого. За окном шёл снег. На фоне бледно-свинцового неба снежинки мельтешили, словно растревоженный рой суетящихся насекомых. Двор опять завалило, верхушки кустов еле выглядывали из сугробов. Вылезать из-под тёплого одеяла не хотелось, но нежиться я себе не позволила. Решительно встала, оделась, заправила постель и прислушалась. В доме царила тишина. На цыпочках я подкралась к спальне Зеи, отодвинула засов и заглянула.
За ночь инго так и не поменял положение. Я осторожно подошла, чтобы рассмотреть его поближе. Льен Тодеш назвал островитянина «мальчиком», однако доктор разменял восьмой десяток и считал мальчиками и девочками всех людей моложе сорока лет. Но я тоже видела скорее юношу, нежели мужчину — исхудавшего до костей и крайне непривлекательного. Бледная с землистым оттенком кожа, удлинённый нос, заострённый подбородок. Тонкие бескровные губы под слоем желтоватой мази едва угадывались, уши на стриженой голове смешно выпирали, волосы за ночь здорово отросли и серебрились на висках. Нареканий не вызывали лишь тёмные брови и короткие густые ресницы. Вчера всё лицо инго покрывали ссадины, сейчас они практически зажили, а рана от ошейника затянулась розовой кожицей. В империи самый высокий уровень медицины и лучшие в мире лекарства.
Льен Тодеш, как и обещал, пришёл ровно в девять. Пожелал мне светлого утра, но к своему пациенту заходить не спешил.
— Юли, прости, если моё любопытство покажется тебе назойливым. Однако ты дочь Ро́бера, и я обязан поделиться с тобой подозрениями. Вчера я весь вечер места себе не находил из-за беспокойства. Очень уж сомнительной кажется твоя покупка. Не разрешишь мне взглянуть на договор?
Он внимательно изучил документ и возмущённо ткнул пальцем в «состояние здоровья»:
— «Удовлетворительное!» Да если бы не твоё сострадание, мальчик не протянул бы и недели! К счастью, договор составлен по всем правилам.
— Что вас смущает? — прямо спросила я.
— У этого мальчика весьма примечательная внешность. Конечно, я не антрополог, но признаки слишком явные: узкая кость, высокие скулы, уникальный цвет волос, характерный разрез глаз. Я бы предположил, что он — островитянин, как бы нелепо это ни звучало. И его нахождение в империи в разгар военных действий вызывает вопросы.
По спине пробежали мурашки.
— Ты понимаешь, Юли? Вполне вероятно, у тебя в доме не просто жертва жестокого обращения, а враг. Который способен в любой момент наброситься, причинить вред, даже убить!
Доктор отдал мне договор, глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее:
— На твоём месте я обратился бы в Департамент надзора. У них есть специальный отдел по контролю за инго. А пока они разбираются, мальчика подержат под охраной. Так будет безопаснее.
— И что сделает Департамент, если выяснит, что мой инго — человек с островов?
— Ликвидирует угрозу, — уверенно заявил льен Тодеш. — Юли, девочка моя, к сожалению, стоимость покупки тебе никто не вернёт. Но собственная жизнь гораздо дороже денег!
Корректное слово «ликвидирует» вызвало злость.
— Льен Тодеш, вы сами сказали, что не антрополог, а раскенцы и жители островов очень похожи. Давайте подлечим инго до состояния, когда он сможет говорить. Вдруг вы напрасно волнуетесь.
— Разумеется, Юли. Профессиональный долг превыше всего.
Доктор подхватил чемоданчик и проследовал за мной в спальню. Одобрительно глянул на оконную решётку и пошёл мыть руки в прилегающую ванную комнату. Я лихорадочно размышляла. Льен Тодеш действительно был близким другом моего отца и ко мне относился с искренней симпатией. Достаточно ли этого, чтобы он не обращался в Департамент без моего ведома? Смогу ли я убедить его в том, что инго — раскенец? Внешне они напоминают островитян, хотя это если не приглядываться. Неужели отличия так сильно бросаются в глаза? Джи тоже догадался сразу, но Джи с архипелага, можно сказать, сосед.
В этот раз я внимательно следила за тем, как льен Тодеш осматривает инго: искала особые приметы — татуировки, родинки, шрамы. Увы, ничего подобного — гладкая, прозрачная до просвечивающих голубых вен кожа, там, где положено, — серебристый пушок волос, выпирающие рёбра и неожиданно чёткий рельеф мускулов. Доктор вколол необходимые лекарства, поменял повязки и поцокал языком:
— Прекрасная регенерация! Пара недель, нормальное питание — и следа не останется. Юли, я напишу рекомендации.
Писал он недолго, затем достал из чемоданчика две баночки.
— Это мазь для лучшего заживления и рассасывания синяков, а это — комплексные витамины, принимать трижды в день. Ты завтра на службу, Юли? Тогда я приду вечером, часов в восемь или в половине девятого.
За услуги льен Тодеш опять взял меньше обычного. У входной двери замешкался.
— Давай я пришлю тебе одну из своих инго? Они крепкие женщины, легко справляются с буйными больными. Ты ведь совсем одна.
Два выходных — великое счастье. Я не относилась к любителям провести весь день уткнувшись в книгу или визор, но ценила возможность как следует выспаться и никуда не торопиться. А в свободное время предпочитала активный отдых: прогулки, поездки за город и тому подобное. Месяц непрерывных снегопадов лишил меня любимых удовольствий, зато я наконец-то освоилась на кухне. При жизни Зеи подходить к плите не было надобности, после её смерти пришлось срочно учиться готовить — не настолько огромное мне платят жалование, чтобы постоянно питаться в ресторанах. Увы, искусного кулинара из меня не вышло, осталось надеяться, что островитянин не окажется сильно привередливым.
Я внимательно изучила рекомендации, оставленные доктором. Вздохнула и опять собралась в магазин, благо он в соседнем доме, а не в нескольких лигах, как в центральных районах города. Снег так и не перестал, плавно кружил и медленно оседал чистейшим белым слоем поверх слежавшихся сероватых сугробов. Бригада дворников уныло расчищала улицу, выход со двора мне пришлось протаптывать самостоятельно. Оглянувшись на цепочку глубоких следов, я припомнила вчерашнего мужичка. «Сыпет и сыпет, сыпет и сыпет…»
В магазине собралась очередь. Дородная льена за прилавком двигалась словно в полудрёме, вдобавок постоянно отлучалась за товаром в подсобные помещения. Нетерпеливая льена передо мной в сердцах обозвала её сонной клушей и ушла — не иначе в другой магазин с более расторопными продавцами. Я не торопилась и от нечего делать прислушивалась к болтовне двух девушек позади меня.
— А потом корабли ка-а-ак накроет гигантская волна! Высотой с лигу!
— Ой, Фай, выдумаешь тоже! Волна с лигу — все острова утонули бы.
— И ничего я не выдумываю! — обиделась первая. — В газетах утром писали! И в новостях покажут обязательно, сама увидишь! Тридцать кораблей погибло!
— Болтушка ты, Фай! Тридцать кораблей — да разве мы отправили бы к дикарям такой флот? Им и трёх много! Чем эти Саё воюют — гарпунами и костяными ножами?
Ответ неизвестной Фай я не расслышала — подошла моя очередь. Однако слова девушек встревожили. Настолько, что, вернувшись домой, я включила визор и выбрала первый канал: там каждый час передавали новости. Через двадцать минут мрачный диктор со скорбным выражением лица начал обзор с самого громкого события дня. И пусть волна оказалась высотой не с лигу, а в сорок ярдов, и кораблей, как правильно предположила вторая девушка, было всего три, факт оставался фактом. Корабли империи затонули возле берегов Сайо. Приглашённый учёный пустился разглагольствовать на тему опасных природных явлений, его сменил бодрый министр с заверениями, что Кергар не отступит от намеченного курса. Я вполуха слушала их и смотрела в окно. Непрекращающиеся месяц снегопады начались спустя неделю с того дня, как разгневанные послы островов покинули империю.
В полдень я приготовила ещё одну порцию супа, добавив в неё перетёртое мясо. Открыла пачку с гранатовым соком, наполнила стакан. Не удержалась и попробовала: вкусно. Шен — буду звать так, пока не скажет настоящее имя, — спал, но на звук открывающейся двери поднял голову.
— Не рановато для обеда? — хрипловатым со сна голосом спросил он.
— Ваш желудок после длительной голодовки не примет много пищи сразу, — начала я объяснять, натолкнулась на иронично-вызывающий взгляд и замолчала. Необразованным дикарём островитянин точно не был.
— Странные у нас отношения, — заметил Шен, когда я поставила перед ним поднос. — Вроде раб я, а прислуживаете мне вы.
— Наслаждайтесь, — невозмутимо откликнулась я. — Это ненадолго. Как только окрепнете, будете есть вместе со мной на кухне.
— Если вы рассчитываете, что я стану для вас готовить, вынужден разочаровать, — усмехнулся он. — Мои кулинарные способности ещё хуже ваших.
— Проверяли?
— В подростковом возрасте. После чего кухарка начала заикаться, а кухню пришлось ремонтировать… — Шен осёкся.
— То есть у вас тоже существует некое подобие инго? — вздёрнула я бровь.
— На островах нет рабства! Прислуге выплачивают жалование, и никто не посмеет ограничить их свободу!
— Но они выполняют за вас вашу работу. Вы отдаёте им приказы, наказываете за неповиновение. Не такая уж огромная разница — отсутствие знака под кожей.
Я ожидала очередного всплеска гнева и ошиблась, услышав лишь осторожное:
— Кстати, о знаках. Куда вы вживили мой?
— Никуда. Вы не в том состоянии, чтобы выходить на улицу, а дома он вам не нужен.
Шен затих и занялся супом. Затем медленно выпил сок.
— Правильно ли я понимаю, льена Юлика, что принадлежу вам только на бумаге?
— Как вы думаете, Шен, зачем инго вживляют знаки? — ответила я вопросом на вопрос.
— Пометить своего домашнего питомца?
— Чтобы обеспечить свободу передвижения в пределах Кергара. Инго без знака — беглый инго. Его задержат и отправят в Департамент до выяснения личности хозяина.
— А что, у рабов статус отражается на лице? — съязвил Шен.
— В любом виде общественного транспорта установлены сканеры, считывающие либо знаки, либо именные карты оплаты для граждан. Но, предположим, беглецу невероятно повезёт, и он угонит машину… Кстати, вы в курсе, что пешком до порта не добраться?
Проснулась я в семь по будильнику. Позёвывая, сварила молочную кашу. Себе поджарила гренки, Шену оставила мягкий бисквит. Островитянин встретил меня хмурым взглядом, однако я поразилась тому, как быстро он поправляется. Синяки бесследно пропали, кожа посветлела, землистый оттенок исчез. Самое невероятное — волосы отросли ещё на дюйм и блестели в свете бра.
— Вижу, вам гораздо лучше, — отметила, ставя поднос с едой на стол.
— Вашими стараниями, — откликнулся Шен с неизменной иронией. — Вы, великодушная льена Юлика, решили посвятить свою жизнь заботе о рабах? Второй день только и делаете, что меня обслуживаете.
— Третий, — поправила невозмутимо. — Я обслуживаю вас третий день. Но вчера и позавчера были выходные, сегодня мне пора на службу. В обеденный перерыв я приду и принесу вам поесть. Будут какие-либо пожелания?
— Белое марочное вино с Ол-То́у, свежие морепродукты и выдержанный сыр, — съязвил он.
— Если доктор разрешит, то пожалуйста. Боюсь, правда, качество морепродуктов вас разочарует — их возят с архипелага, свежесть не та.
Островитянина задевало моё поведение и ещё больше — моё спокойствие. Шен уже составил определённое мнение обо всех имперцах, и то, что я в него не вписывалась, вызывало его раздражение. Он искал в моих поступках подоплёку, не находил и злился.
— Вы пожертвуете собственным обеденным временем, чтобы накормить меня?
— Невеликая жертва. Управление технического надзора, в котором я служу, находится в пяти минутах ходьбы отсюда.
— Какое удобство, — хмыкнул Шен. — Купили дом поближе к работе или подобрали работу рядом с домом?
— Можно сказать, что и так и так. Дом приобрёл мой отец, и он специально искал что-то в двух шагах от службы. А я устроилась в управление, потому что ленива и не хочу по полдня проводить в дорожных пробках.
— И кем же вы работаете, льена Юлика?
— Канцелярской крысой.
Его глаза округлились.
— Кем?..
— Делопроизводителем, — пояснила я.
— Секретарём?
— Ну что вы, Шен! — рассмеялась от души. — Секретарши бывают двух типов: одних держат за смазливую внешность, других за опыт. Первому я не соответствую, второго пока не приобрела. Скромный работник канцелярии — входящая и исходящая документация, письма, базы учёта. Бумажная канитель.
— Не скучно?
— Скучно, — созналась я. — Зато у меня стабильная зарплата, мне не приходится тратить время на дорогу и моё пальто украшает знак государственного служащего.
— Добровольное рабство, — фыркнул Шен.
— А полной свободы не бывает. Мы всю жизнь от кого-то зависим: в детстве от родителей, затем от учителей, начальника, жены или мужа, под старость от детей и внуков. Даже монах-отшельник в Раскéрских горах приспосабливается к капризам погоды, — я поискала взглядом часы. — Пожалуйста, допивайте чай. Мне пора идти — за опоздания нас штрафуют.
Он пристально посмотрел на меня. К неприязни примешивалась подозрительность. Стало даже интересно — что он на самом деле думает о моей персоне? Какой я ему кажусь?
— Сколько вам лет, льена Юлика?
— Двадцать пять. А вам, Шен?
— Мы ровесники, — буркнул он и уставился в окно, давая понять, что разговор закончен.
Без четверти восемь я вышла из дома. К этому времени дворники прокопали узкую тропинку, на которой два человека могли еле-еле разминуться. По улице медленно двигались снегоуборочные машины, грузовики один за другим увозили снег. Словно в насмешку, снегопад тут же присыпáл тёмное дорожное покрытие белой порошей. Дворник-северянин с трудом разогнулся, потёр поясницу и поднял удручённое лицо к небу:
— Эка напасть… Прорвало его, что ли?..
Утешить его было нечем: просветов среди плотной облачной завесы не намечалось. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз видела солнце. Казалось, тучи зависли над Скироном навсегда. От невесёлых мыслей отвлекли толчея на входе в управление и привычная суета в коридорах. Внушительные штрафы за опоздания волновали сотрудников куда больше погодных аномалий. К счастью, канцелярию общая суматоха не затрагивала. Почту доставляли только в девять, и до этого времени мои коллеги пили чай и увлечённо болтали. Преобладали вечные проблемы добропорядочных семейных дам — мужья, дети, домашнее хозяйство и всевозможное рукоделие. Ещё горячо обсуждали знаменитостей, визосериалы и политику. К сожалению, ни одну из тем я не могла поддержать достойным образом: мужем не обзавелась, сериалы не смотрела, ко всяческим вышивкам-вязаниям испытывала стойкую неприязнь, а о политике по определённым причинам предпочитала помалкивать.
Тем не менее я всегда присоединялась к утренним чаепитиям. Отчасти из инстинкта самосохранения — противопоставлять себя сплочённому коллективу чревато последствиями. Не то чтобы я боялась осуждения, но зачем портить себе жизнь по мелочам? С другой стороны, послушать опытных жён и матерей даже полезно — разумеется, не слепо следуя их советам, а делая собственные выводы. Вот и сейчас я тепло поприветствовала дам и с удовольствием выпила уже вторую за утро чашечку чая. Сегодня обсуждали детские капризы и снегопад, плетение из бисера и снегопад, творожные кексы и опять снегопад — и так ровно до девяти, пока запыхавшийся курьер не внёс целый мешок писем. После чего в отделе наступила вожделенная тишина, нарушаемая лишь тиканьем старомодных часов в простенке между окнами.
В канцелярии вернувшиеся с обеда дамы опять чаёвничали. Судя по тому, сколько чашек за день они выпивают только на службе, их кровь как минимум наполовину состоит из чая. Я изобразила любезную улыбку, повесила пальто в шкаф и вернулась к учётным книгам. Во время перерыва принесли огромную пачку документов для рассылки, следовало их зарегистрировать, снять копии, разложить по конвертам и надписать. Отличное занятие, когда тебе нужно успокоиться. Раздавшийся писк местного переговорника застиг меня врасплох.
— Льена Дигиш, зайдите в приёмную, — прошелестел тихий голос.
Коллеги подавились чаем. Когда секретарь директора управления вызывал рядового сотрудника, это означало штраф, выговор или иные неприятности вплоть до увольнения. Я вышла, провожаемая сочувствующими взглядами. Служебный лифт бесшумно доставил меня на пятый, последний этаж, ковровая дорожка с жёстким ворсом привела к помпезным белым с золотом дверям, которые сделали бы честь императорскому дворцу. Просторная приёмная тоже поражала пышностью — дорогая полированная мебель, вычурные бронзовые светильники, уголок, обтянутый белой кожей. Секретарь, похожий на нахохленную сову, сухо кивнул мне и указал на неплотно закрытую дверь в кабинет директора.
— Вас ждут, льена Дигиш.
Несмотря на роскошь обстановки в приёмной, кабинет директора управления отличала деловая простота. Сам хозяин кабинета утопал в глубоком мягком кресле. Рядом напряжённо застыл невысокий худощавый мужчина неопределённого возраста с цепким и умным взглядом. Едва я вошла, он нетерпеливо рванулся вперёд и стиснул меня в объятиях.
— Юли, чёрт бы тебя побрал!
Сначала я попыталась высвободиться из железной хватки. Естественно, безуспешно. Затем покосилась на директора управления.
— Сарéн, — совсем иным, властным тоном приказал гость, — будьте любезны, оставьте нас.
Без единого возражения грузный директор выбрался из кресла и покинул кабинет. Я укоризненно покачала головой.
— Дядя Бриш, как тебе не стыдно! Ты выгоняешь начальника управления, словно нашкодившего щенка! Что теперь подумает секретарь?
— Плевать я хотел… — начал Бриш, задумался и скривился. — М-да, Юли. Перегнул. Но это ты виновата! Три дня ни одного звонка! Уже жалею, что согласился на твою авантюру!
— Мне не о чем было докладывать, — я воспользовалась тем, что Бриш ослабил бдительность, выскользнула из объятий и присела на край огромного директорского стола. — К тому же твои люди перестарались с достоверностью. Островитянин попал ко мне в ужасном состоянии. Счастье, что он не знает о том, что любой гражданин империи, уличённый в подобной жестокости, будет немедленно строго наказан. Ошейник, цепи и кнут, серьёзно?
Глава Третьей тайной службы с мальчишеской ловкостью запрыгнул на стол и устроился рядом со мной.
— Юли, мы хотели сыграть на контрасте. Мерзавец-хозяин, благородная спасительница, вечная признательность и всё такое прочее.
— Ты перечитал любовных романов, в которых прекрасная героиня спасает инго, а он влюбляется в неё и совершает подвиги, — фыркнула я. — Надо сказать твоему помощнику, чтобы прятал от тебя подобные книжки. Твоей работе романтика вредит.
— Девочка моя, в жизни срабатывают самые простые варианты, — вздохнул Бриш.
— Простые? — усмехнулась я. — Этого парня похитили и избивали, его переполняет ненависть к империи, он зубами выгрызал знак! И ты ждёшь, что в благодарность за тарелку супа он тут же выложит мне секреты островов?
Бриш многозначительно дёрнул плечом.
— К тому же ты забываешь: я не «коварная обольстительница» и не «очаровательное дитя», — озвучила я самые распространённые типы агентов. — На этот раз мой заурядный облик сыграл дурную службу. Нужно было поручить дело Нари́те или Дéлике. Меня островитянин только что назвал непривлекательной!
— Это он погорячился, — Бриш приобнял меня. — Юли, однажды выбранная тобой роль исключительно удачная. Обыкновенная, неприметная, незапоминающаяся — идеальный образ. Ещё подростком ты великолепно справлялась с заданиями. Отец гордился бы тобой. И сейчас — я в тебя верю. Именно поэтому оставил лишь внешнее наблюдение и позволил самой выбирать линию поведения с островитянином.
Он с тоской покосился за окно, где мельтешили белые хлопья.
— Снежный циклон. Потом, не сомневаюсь, его сменят ураганные ливни. За ними придут цунами вроде той волны, что вчера потопила корабли. А дальше? Пожары, бури, нашествия саранчи? Не представляю, как такое возможно, но это работа островов! И если мы не поймём как, то могущественная империя спасует перед крошечными клочками суши!
— Оставили бы их в покое, — резко произнесла я. — Бергану не нужны эти, как ты правильно сказал, крошечные клочки суши. Неужели так трудно на несколько лиг перенести морские торговые пути?
— Берг не привык, что кто-то открыто плюёт ему в лицо. Знаешь, что написал императору великого Кергара князёк Сайо? «Ты пожалеешь». В ответ на официальное послание на четырёх листах, фактически завуалированное предложение о мире, — два слова! Во дворце весь день ходили на цыпочках, лишь бы не попасть Бергу под горячую руку!
— Значит, это не было предложением мира, — упрямо возразила я. — Дядя, попробуй объяснить Бергану, что гордость не всегда благо. В конце концов, у него целая служба получает жалование за то, что занимается созданием положительного образа императора. Пусть снисхождение к островам преподнесут как великодушие потомка Алонсо Великого. Мы слишком мало знаем об островитянах. Шен поправляется на глазах, у него кровоподтёки проходят за ночь, рубцы рассасываются с невероятной скоростью, даже волосы растут по дюйму в день!
По пути с работы я сделала крюк, зашла в универсальный магазин и еле дотащила до дома два больших пакета с покупками. Первым делом отправилась на кухню и поставила вариться курицу на бульон, в очередной раз с грустью вспомнив Зею. Переоделась в домашнее, для фона включила визор. В Грасоре открывали новый университет, очевидно, хотели показать, что никакие военные кампании и природные аномалии вместе взятые не сломят боевой дух великого Кергара. Алую ленточку торжественно перерезал сам император. Берган выглядел не по возрасту усталым и осунувшимся, обязательная для подобных церемоний улыбка не вязалась с холодным взглядом. Валивший хлопьями снег не прибавлял оптимизма. Приглашённые на открытие зрители тоже натянуто улыбались и прятали хмурые лица за шарфами и шапками.
В семь я принесла Шену ужин. Он уже вполне бодро сидел на кровати, серебристые волосы прикрывали кончики ушей. Наверное, ему было настолько скучно, что при моём появлении островитянин даже не съязвил. Без разговоров съел всё, что я принесла, выпил сок и с сожалением отставил пустой стакан.
— Хотите добавки? — предложила я.
Гордость в нём боролась с потребностями выздоравливающего тела.
— Не откажусь.
Со второй порцией он разделался так же быстро, сам собрал пустую посуду на поднос. Я не спешила уходить.
— Шен, выслушайте меня. Скоро придёт доктор. Для вашего же благополучия прошу: сделайте при нём вид, что вы — образцовый инго, пример послушания и преданности хозяину. Льен Тодеш уже советовал перепоручить вас Департаменту надзора. Боюсь, при малейших признаках агрессии с вашей стороны он обратится туда без моего ведома и согласия.
— Чем плох Департамент? — уголки губ предсказуемо поползли вверх. — Мне-то без разницы, кому принадлежит клетка, в которой меня будут держать.
— Вас не будут держать в клетке, точнее, не продержат в ней долго. Первый же серьёзный осмотр подтвердит, что вы — островитянин, враг, нелегально оказавшийся в империи. Шпион или случайная жертва — не важно. Благодаря князю Сайо, отказавшемуся от переговоров, между Кергаром и островами нет соглашения о выдаче военнопленных. Вы доведёте мою мысль до логического конца, или мне продолжить?
— Намекаете, что меня казнят? — усмехнулся Шен.
— Не намекаю, а говорю прямо. У вас два варианта: добровольно потерпеть четверть часа или бесславно умереть. Очень сложный выбор, не правда ли?
— Вы не собираетесь вживлять мне знак? — спросил он после долгой паузы.
— Нет.
— Обещаете?
— А вы поверите имперке на слово? — вздёрнула я бровь.
— Имперке — нет. Вам попробую.
В голосе Шена не было ни теплоты, ни признательности. Уверена, он просто наконец-то начал здраво рассуждать. Положение инго спасало его от смерти, хозяйка-девушка, одинокая и слабая, увеличивала шансы на побег. Теперь он перестанет предпринимать отчаянные попытки, начнёт собирать информацию, попросит доступ к газетам и визору.
— Льена Юлика, а если я дам вам слово, что не сбегу? Вы позволите мне свободно перемещаться по дому? Смотреть новости?
— Разумеется, Шен. Всё, кроме выхода на улицу.
Он кивнул.
— Можно считать, что мы договорились?
Вместо ответа я вышла, демонстративно оставив дверь открытой. Вернулась с объёмистым пакетом.
— Здесь одежда. Пижама, брюки, рубашка, бельё, носки и тапки. Если что-то не подойдёт — не срывайте бирку и скажите мне, завтра я обменяю на ваш размер.
Шен ошарашенно развернул бумажную упаковку и хмыкнул.
— Всё чёрное?
— Я не знаю ваших предпочтений, но, согласитесь, нежно-салатовое в горошек или персиковое в цветочек было бы вам не к лицу.
На его лице возникла слабая, почти нормальная улыбка, но переодеваться он не стал.
— С вашего позволения, льена Юлика, я дождусь доктора. Не хочу надевать чистую одежду на грязное тело.
Льен Тодеш появился через час. Долго сбивал снег с ботинок, потом отряхнул пальто.
— Ужас, что творится, — пожаловался со вздохом. — Метель, ни зги не видно, машину бросил на улице, вернусь — не найду среди сугробов… Как твой мальчик?
— Судите сами.
При виде Шена доктор всплеснул руками.
— Невероятно! Ну-ка, мой хороший, иди поближе ко мне.
От бесцеремонного обращения инго закусил губу, однако смолчал. Послушно сел на край кровати и позволил снять повязки. Льен Тодеш присвистнул.
— Поразительно! Опухоль спала, от воспаления не осталось и следа! И ни одного шрама — просто чудеса! Кожа как у ребёнка!
— Льен Тодеш, ему можно мыться? — спросила я.
— Сколько угодно! Фиксация больше не нужна. Только, пожалуйста, мой милый, никаких резких движений! Чудеса чудесами, но повреждения были слишком значительны. На всякий случай я сделаю пару уколов. И витамины — не забывай про витамины!
Уколы Шен тоже перенёс стоически. Напоследок доктор заставил инго открыть рот. Островитянин стерпел и это, лишь прикрыл глаза, чтобы не выдать гнев.
Будильник безжалостно прозвенел в семь утра. Я поплелась на кухню, поминая недобрым словом острова, императора, Третью службу и даже дядю. Будь я одна, обошлась бы чашкой чая, а теперь каждый день приходится готовить! От овсяного печенья остались только крошки, молоко Шен тоже выпил. Из ветчины и десятка яиц я сообразила пышный омлет. Островитянин тут же нарисовался в дверях, явно привлечённый запахом.
— Светлое утро, Шен, — безмятежно поздоровалась я. — Садитесь завтракать.
Он с недоумением следил, как я перекладываю весь омлет со сковородки на тарелку и ставлю перед ним.
— Льена Юлика, вы в него плюнули? Почему сами не едите?
Вместо ответа я достала чистую вилку, отрезала от омлета маленький кусочек, прожевала и проглотила.
— Убедились, что не отравлено? Мой аппетит просыпается к вечеру.
Допила свой чай, чашку закинула вместе со сковородкой в мойку и оценила получившуюся композицию.
— Вы умеете мыть посуду, Шен, или за вас это всегда делали слуги?
Островитянин вмиг вспыхнул.
— На что вы намекаете?!
— Сужу по вашим рукам. Настолько нежная кожа не сочетается с грязной работой. Вряд ли вам приходилось заниматься домашней уборкой или чем-то подобным.
Шен уставился на свои пальцы так, словно видел их впервые в жизни. А я мысленно прикидывала — на сколько дюймов отросли его волосы, раз теперь они полностью закрывают уши? От раны на шее не осталось и следа, кожа напоминала изысканный кардéнский фарфор — такая же гладко-матовая, белая, полупрозрачная.
— Это не значит, что я не справлюсь с элементарными вещами!
— Замечательно. Тогда посуда за вами.
— Решили вспомнить, что вы — моя хозяйка? — съязвил Шен.
— Обыкновенная справедливость. Я готовила — вам мыть. Встретите меня с обедом — без разговоров встану к мойке.
Возразить ему было нечего. Поэтому я удивилась, когда он нагнал меня в прихожей.
— Льена Юлика, вы уходите и оставляете меня одного в доме? Не связанного, не запертого? А вдруг я начну рыться в ваших вещах?
— А вы начнёте?
— Больно надо, — очень по-детски насупился он.
— Тогда о чём речь?
Хотелось рассмеяться, но я пощадила его самолюбие. Замоталась шарфом и шагнула в метель. Вьюга со вчерашнего дня только усилилась, пока я дошла до работы, снег облепил лицо и повис на ресницах. В холле управления постелили дополнительные грязезащитные коврики, но и это помогало мало. Уборщица не успевала убирать кашу из воды, снега и песка. Мои коллеги на разные голоса склоняли все природные аномалии в мире. Дамы в канцелярии на их фоне выглядели эталоном невозмутимости и спокойствия. Они пили чай — и сегодня это показалось мне чудесным. Если, несмотря ни на что, люди не изменяют своим привычкам, не так уж всё безнадёжно.
Бумажная рутина и вовсе подняла мой дух. Война, снежные бури, операции тайной службы — и бюрократическая переписка по поводу необходимости выделения плановому отделу дополнительных скоросшивателей, папок, скрепок и зажимов. Вопрос на двести пятьдесят реалов неделю решало несколько руководителей. Особенно позабавила резолюция директора на одном из приказов: «Они их едят, что ли?!» Я настолько развеселилась, что не сразу заметила Патришу, которая подошла вплотную к моему столу.
— Светлого дня, Юли.
Обычно весёлый голос Патриши звучал сдавленно. Она не отрывала взгляда от носков своих лакированных полусапожек и, что ещё хуже, не улыбалась.
— Светлого дня, Пат.
Следующую фразу Патриша буквально выдрала из себя:
— Юли, мне нужен твой совет.
— Всегда рада помочь, — опешила я.
— Не здесь, — она оглянулась на моих коллег, разумеется, навостривших любопытные уши. — Можно, я зайду к тебе после работы? Это очень-очень важно!
Раньше для Патриши «очень-очень важным» был фасон туфель, которые не сочетались с очередной сумочкой, но я заметила опухший нос и покрасневшие глаза. Вряд ли из-за ерунды Пат станет портить свою внешность и лить слёзы.
— Конечно, приходи.
— Спасибо! — от избытка чувств Патриша схватила мою руку, сжала и почти опрометью выскочила из канцелярии.
Всё время до обеденного перерыва и после, когда шла домой, я размышляла над странным поведением Патриши. Лишь у самого порога мысли переключились на Шена. Встретила меня подозрительная тишина. На секунду сердце ёкнуло: неужели всё-таки сбежал?! Понятно, что уйти далеко дядины агенты ему не дадут, но сколько лишних хлопот! Дёргалась я напрасно — островитянин нашёлся в гостиной. Сидел, уткнувшись в книгу, и при виде меня вздрогнул.
— Идёмте обедать, Шен, — я показала ему завёрнутые в бумагу контейнеры, от которых шёл пар. — Вам сегодня повезло: в столовой управления продавались комплексные обеды на вынос, а там прекрасно готовят.
— Я разбил чашку, — невпопад ответил он.
— Печально, — преувеличенно горько вздохнула. — Это были любимые чашки Зеи. Хорошо, что осталась вторая, уберу и сохраню на память.
Патриша пришла в половине шестого, я едва успела переодеться в домашнее. Она по-прежнему выглядела глубоко несчастной, по сторонам не смотрела и рассеянно поздоровалась с Шеном, который не покидал облюбованного дивана в гостиной. Островитянин оторвал взгляд от книги:
— Добрый вечер.
— Ой! — словно очнулась Патриша. — Добрый вечер! Простите, вы — тот самый инго, которого спасла Юли? Вы так быстро поправились?!
— В империи прекрасные врачи, — Шен поднялся и издевательски поклонился. — Льена Юлика, я пойду к себе.
Это «пойду к себе» прозвучало так царственно, что я поставила в памяти зарубку. Патриша забыла об инго через секунду. Опустилась в предложенное кресло, отказалась от чая.
— Прости, Юли… Я сама не своя. Самое ужасное, что больше мне совершенно не с кем поделиться! Десятки подружек, но ни одна не даст разумного совета. Раньше я прибежала бы с подобным к маме, только мама ничего не должна знать. Иначе всё окончательно рухнет!
Она потянулась к крохотной сумочке, вынула носовой платок, промокнула блестящие глаза.
— Я говорила тебе, что подала документы для присвоения Джи гражданства?
— В прошлом месяце, — подтвердила я.
— Вчера вечером я получила положительный ответ из Департамента. Обрадовалась и рассказала Джи, — Патриша всхлипнула. — Понимаешь, я от него всё скрыла — не хотела напрасно обнадёживать. Мало ли, ведь случаются и отказы. Тем более что Джи с севера архипелага, а у нас сейчас военная кампания…
Рука сжала платок с вышитым в углу вензелем.
— Мы с Джи любим друг друга, Юли. Уже семь лет. Мне не нужен другой мужчина, будь он каким угодно богатым, влиятельным… да хоть самим императором! Замуж я выйду только за Джи, и не важно, что он с нищего крошечного островка. Но вчера, когда я показала ему разрешение, он меня отругал! Заявил, что наш брак никогда не примут мои родители, что я порчу себе жизнь, что потом я его же возненавижу!
— А твои родители действительно будут против? — осторожно спросила я.
— Прыгать от счастья до потолка точно не станут, — выдохнула Патриша. — Папа здорово рассердится, мама примется каждый день звонить и плакать. Скорее всего, прекратят помогать деньгами. Только если они меня любят, должны понять. Но пусть даже не поймут — это моя жизнь и мой выбор!
— Подобные громкие заявления звучат замечательно, когда ты не задумываешься о последствиях, — осадила я её порыв. — Пат, ты хоть примерно представляешь, что значит — жить на зарплату? И Джи не захочет сидеть на твоей шее, он же не бездельник какой-нибудь. Ему придётся работать. Высшего образования у него нет, значит, остаётся низкооплачиваемый труд. Разнорабочий, подсобник, грузчик… Предположим, ты продашь свой шикарный особняк в центре Скирона и переберёшься в домик попроще где-то на окраине, а вырученные деньги положишь в банк. Это даст небольшой месячный доход. Ещё тебе придётся уйти с непыльной должности в управлении и поискать другое место. Вместе вы сможете рассчитывать тысяч на сто пятьдесят — сто семьдесят. Сколько стоят твои сапожки, Пат?
— Тридцать тысяч, — она невесело улыбнулась. — Поэтому я и пришла к тебе, Юли. Ты такая рассудительная. Всегда всё взвешиваешь и планируешь каждую мелочь. Мои подруги с жаром поддержали бы меня и даже не заикнулись о проблемах.
— Пат, предложи Джи после получения гражданства закончить какие-либо курсы — он ведь неглупый парень. Отлично разбирается в машинах, а механики неплохо зарабатывают. Есть даже курсы с последующим трудоустройством от профильных предприятий. И сама обратись в агентство — у тебя ведь диплом экономиста? Если вы не будете спешить, то спокойно подберёте нормальные варианты. Так, чтобы контраст между прошлой жизнью и настоящим не ударил по вашим отношениям. Тебе же не обязательно сразу ставить родителей в известность о том, что твой инго — больше не инго. А когда почувствуете себя защищёнными в денежном плане — тогда и оформляйте официальный брак. В этом случае родители убедятся в серьёзности твоих намерений и окажутся сговорчивее.
Патриша взвизгнула и кинулась обниматься.
— Подожди! — я выставила вперёд ладони. — Всё, что я тебе насоветовала, хорошо в том случае, если ты целиком и полностью в себе уверена. Не пожалеешь через пару лет, что вышла замуж за бывшего инго. Не попрекнёшь его бедностью, в запале не бросишь ему в лицо: «Да я могла бы сейчас купаться в деньгах!»
— Ты обо мне плохого мнения, Юли! — вспыхнула она. — Я была готова даже на архипелаг переселиться, лишь бы вместе с Джи! Он самый лучший, самый надёжный, самый-самый! Пойду, передам ему твои слова. Мы непременно так и поступим. Сначала найдём работу, потом поженимся.
Она вылетела в прихожую, кое-как влезла в полупальто, не замечая, что пропускает пуговицы. Звонко чмокнула меня в щёку и исчезла в снежной круговерти. Я перевела дух. На коврик у порога оседали снежинки.
В гостиную я не вернулась, сразу прошла в кухню. Заглянула в холодильник, прикидывая, что приготовить на ужин.
— Льена Юлика…
— Шен! — возмутилась я. — Почему вы вечно подкрадываетесь?! У меня сердце в пятки провалилось!
— Извините, — он застыл в дверном проёме. — Могу я сесть?
— Садитесь, — указала на стул в углу. — Вы едите свинину? На каких-то островах архипелага она считается нечистой пищей.