Чем пахнет дождь

Глава 1. Настоящее

– Мам, а почему в нашей квартире чужой дядя? – Тима пытливо смотрел, в ожидании ответа.

– Дядя – сосед, – пояснила я.

– А почему он не в соседской квартире, а в нашей? – сын нахмурился, сведя брови над светло-карими глазами, недовольно надул губы.

Невольно пробежали мурашки по спине, с каждым годом схожесть сына с отцом становилась очевидней, и я никак не могла решить, хорошо это или плохо. Чаще не думала об этом, но порой всё-таки вздрагивала от нахлынувших, таких ненужных воспоминаний. Сейчас, когда каждый угол кричал о прошедшем, вздрагивать приходилось постоянно.

– Это и его квартира тоже. Она… общая, коммунальная, – попыталась объяснить, в который раз мысленно обругав себя за все ошибки разом, которые совершила.

Жил человек до пяти лет, не тужил. С мамой, папой, друзьями по двору и детскому садику, понятия не имел, что существуют коммунальные квартиры, проходные дворы-колодцы, крошечные детские площадки, где из зелени лишь пара узких газонов да покосившейся тополь. В последний раз он видел это года в три, естественно забыл, сейчас заново знакомится, не понимая, что на ближайшие годы – это его действительность.

Моя тоже, но свой выбор я сделала сама, за Тиму решили, не спрашивая.

Только кто о таком спрашивает ребёнка? Какой смысл? Хочешь ли ты, чтобы твои мама и папа развелись, папа уехал на один край страны, мама на другой? Любой ребёнок ответит «нет», поэтому и не спрашивают.

– Как общежитие, – добавила я.

Про общежитие сынишка слышал, даже видел пару раз, но я не была уверена, что запомнил.

– А та старенькая бабушка тоже соседка? – уточнил Тима.

– Да, – кивнула я.

– А наша бабушка?

– Наша бабушка не соседка, она – твоя бабушка, моя мама. Дедушка – твой дедушка, мой папа, – предвосхитила следующий вопрос.

– Тогда почему соседи живут с нами? – продолжал настаивать Тима. – Почему та бабушка-соседка ходит в нашу ванную? Зачем столько столов на кухне? И ты всегда говорила, что есть нужно на кухне, а тут мы едим в комнате!

Миллион вопросов в минуту, сотни уточнений, пояснений, справедливого недовольства, искреннего любопытства и детской непосредственности.

– Доедай кашу, – отвлекла я. – Банан будешь?

– Яблоко буду, – показал в сторону фруктовницы. – Мы пойдём смотреть на корабли? – наконец-то сынишка отвлёкся от темы соседей.

Тема ничуть не лучше, военные корабли – страсть сынишки, которая исчезла из его жизни, как и отдельная детская комната, велосипед, на котором можно гонять по двору, многочисленные друзья и приятели.

– Сейчас кораблей нет, – вздохнула. – Придут на день флота, и будет салют, – приободрила поникшего Тима.

Он закатил глаза, подпёр щёку кулачком, задумчиво вздохнул, выдал результат недолгих раздумий:

– Через два месяца?

– Через два месяца и две недели, – пояснила я.

– Понятно, – Тима недовольно глянул на меня, насупился, отодвинул тарелку с кашей. – Не хочу.

– Ладно, – согласилась я, чтобы не усугублять конфликт. – Поехали в парк аттракционов?! – с наигранным энтузиазмом предложила я, несмотря на то, что развлечения было последним, о чём думалось.

Нужно было решить сотню проблем и проблемок, начиная от поиска работы, заканчивая устройством сына, последнее летом было чем-то на грани фантастики. Детские сады закрывались, любые кружки тоже, оставались летние лагеря, куда пятилеток почти не брали, да и побоялась бы я отправить сынишку одного, и частные сады, забитые до отказа. Родители работали в полную силу, маме обещали отпуск в июле, отцу тоже, в один голос они сказали, что проведут его с внуком, но пока готовы подхватывать лишь вечерами, значит, вопрос устройства стоял первостепенно.

Да уж, нашла время менять жизнь…

– Поехали!

Тима спрыгнул со стула, радостно начал скакать с криками: «Мы идём в парк аттракционов! Мы идём в парк аттракционов!»

Три дня как мы приехали, всё это время я разбирала коробки, распихивала по местам вещи, искала то одно, то другое, то третье, заново привыкала к дому, в котором выросла. Тима в это время был предоставлен сам себе, развлекал себя конструкторами, рисованием карт, книжками, мультиками, компьютером, вечером ходил с бабушкой гулять на ближайшую детскую площадку, где почти не встречалось его ровесников.

Что ж, стоило показать, что на новом месте жительства есть и хорошее, хотя бы парк аттракционов, а не только отсутствие военных кораблей и соседи прямо в нашей квартире.

Перед выходом глянула на себя в зеркало, в последний момент мазнула блеском по губам, дав очередной зарок не ходить чучелом.

За годы замужества отвыкла краситься, прихорашиваться, покупать стильную одежду. Не потому что денег не было, были. Офицерам Северного флота платили прилично, на декоративную косметику и модные вещички жёнам хватало точно, просто смысла не видела. Местных бакланов, чаек поражать красотой, или мужа?.. Последний не замечал меня, словно я пустая стена. Он вообще не замечал никого и ничего, кроме алкоголя, за что и поплатился.

Джинсы, кроссовки, футболки, ветровки, кардиганы – вот мой стиль последние годы. Удобно, практично, не продует, не промокнет, не холодно, не жарко, не марко, что ещё нужно, когда всё, что видишь вокруг – серые панельные дома на фоне серого же Баренцева моря, а всё что ждёт – точно такая же безнадёга и беспросветная, бесконечная, как океан, тоска.

Пожалуй, единственное, что я сделала правильно в своей жизни – это родила сына и развелась с мужем, покончив с собственным браком, тащить который больше не могла, ни физически, ни, главное, морально. Сделала я это поздно, пройдя все стадии принятия и резко, буквально за несколько дней, поняв, что дальше – ад не только для меня, но и для Тимы.

Вова, так звали бывшего мужа, не сразу начал пить, не стал горьким пьяницей в один день. Поначалу выпивал не чаще остальных, со временем стал больше – постепенно увеличивался литраж, потом чаще, больше и крепче, пока не попал под сокращение. По сути, наказание за почти беспробудное пьянство. Доходило до того, что умудрялся нажраться до зелёных соплей на вахте, боевом посту, на что командование смотрело недолго и без всякого понимания. Вышвырнули без всяких сожалений и разговоров, спасибо, обошлось без суда.

Глава 2. Настоящее

Частного сада в округе не нашлось, зато обнаружилась неплохая альтернатива на первое время. Группы раннего развития, где можно оставить ребёнка на шесть часов в день, с питанием и дневным сном, если ребёнок нуждался. На оставшиеся несколько часов предлагались кружки, например, подготовка к школе. Удовольствие выходило дорогое, но было единственным выходом.

Я сходила в отдел образования, где меня заверили, что после решения всех юридических тонкостей, к сентябрю место в садике нам найдут обязательно, пока же помочь ничем не могут, и подсказали эти самые группы раннего развития.

С работой выходило хуже. Опыт у меня был, но очень скромный. Когда-то я окончила медицинский колледж в надежде стать косметологом и начать зарабатывать. Параллельно училась на нескольких курсах, думая, что закладываю первый кирпичик в фундамент собственной финансовой стабильности.

Я и правда все годы замужества работала косметологом, только уровень моего мастерства на фоне шагнувшей далеко вперёд отрасли оставлял желать лучшего, как бы ни старалась я поддерживать квалификацию.

Поначалу работала на дому, для небольшого военного городка с одним-единственным салоном красоты в подвальном помещении, услуги оказались востребованными. Оборудовала кабинет в одной из комнат, старалась изо всех сил наработать клиентуру и репутацию.

После рождения Тимы стало сложнее, приходилось подстраиваться под график малыша, но мои клиентки были в основном жёны офицеров, которые вынужденно находились в роли домохозяек, потому с лёгкостью входили в положение и соглашались перенести визит в случае форс-мажоров.

Когда зависимость Вовы начала выходить из-под контроля, стало тяжелее. Одно дело, когда в кабинет время от времени заглядывает любопытный ребёнок (и то, я изо всех сил старалась увлечь сынишку, чтобы не возникало казусов), совсем другое – когда по квартире шарится пьяный мужик, а то и ломится поговорить.

Пришлось снимать крошечное помещение, что в итоге вылилось в лишние расходы и сократило и без того скромный доход. Я выкручивалась, старалась не экономить на материалах, чтобы не страдало качество работы, не разбежалась с трудом наработанная клиентура, в итоге в последний год всё чаще выходила в ноль…

Приходилось утешаться надеждой, что однажды всё изменится, рано или поздно я вернусь к своему привычному доходу. В конце концов, мы не голодали, мне не приходилось думать о платежах за квартиру, ценах на продукты, оплату занятий Тима, эти потребности перекрывал Вова.

Несколько раз я вырывалась на курсы повышения квалификации, пыталась внедрить новые услуги, но понимала, что всё, что я делала – каменный век. Дорогостоящая аппаратная косметология была мне недоступна, инъекционная, за редким исключением, тоже.

Сейчас я не пыталась запрыгнуть в последний вагон, я пыталась на допотопной дрезине догнать несущейся скоростной поезд, и, конечно же, ничего не выходило. Открыть, как когда-то давно кабинет на дому, было невозможно, коммунальная квартира не располагала, аренду помещения позволить себе я попросту не могла. Основные бы нужды закрыть.

Дав себе две недели на поиски, я твёрдо решила, что если ничего не получится по специальности, выйду к маме продавцом на рынок. Ничего страшного, не переломлюсь, зато стабильный доход. Она трудилась там почти всю жизнь, начиная с того времени, как приехала в этот город, и не собиралась менять способ заработка.

В двадцать лет я предположить подобного не могла, казалось, я всё-всё рассчитала. Сейчас же была готова на любое решение вопроса. У меня рос сын, долго выбирать, думать, я не могла себе позволить.

Забрала Тима с занятий, сынок выскочил довольный, в хорошем расположении духа. Наконец-то у него появились приятели-ровесники и занятие, конечно, не такое увлекательное, как разглядывать военные корабли, но рисовать тоже весело, как и лепить из глины флотилию.

Мы зашли в магазин. Хозяйство, пока не устроилась на работу, я взяла в свои руки, всё-таки какая-то компенсация неудобств. Родители ничего не говорили, не упрекали, наоборот, изо всех сил поддерживали, старались приободрить, но я понимала, что расстроила их разводом.

Если бы они были в курсе проблем Вовы с алкоголем, знали, во что превратилась моя семейная жизнь, особенно последние два-три года, они бы приняли ситуацию проще, но я скрывала, не рассказывала, думала, что само рассосётся. Увы, алкоголизм не рассасывается.

А ведь они до последнего верили, что дочь удачно вышла замуж, всё у неё отлично. Муж офицер, своё дело, пусть не приносящее миллионы, но ведь своё собственное, перспективы – не всегда же Вова будет служить, рано или поздно уволится, а та-а-ам, хочешь у Ледовитого океана оставайся, хочешь на юг отправляйся, можно и в Питере осесть.

Когда Вова сделал мне предложение, родители радовались сильнее меня, говорили, что я не понимаю своего счастья. Это когда-то офицеры голодные ходили, на пайке из жёлтого минтая выживали, сейчас всё изменилось. Нужно выходить замуж и не думать.

Я вышла. Действительно, какие огромные перспективы открывались передо мной в родном городе? Косметологом, как тогда казалось, можно работать в любой части страны. В бытовом же плане я выигрывала.

По прибытии на место службы нам дали отдельную квартиру, что казалось настоящей фантастикой. Вот так – раз, и у тебя квартира! Пусть служебная, но всё равно своя.

Родители мои отправились в Питер искать счастья, когда мне было три года. Оставили с бабушкой и дедом, тем самым, из Молдавии. До семи лет я жила в небольшом селе в центральной полосе, наследии социалистического строя, в совхозе имени Ильича. Никакого совхоза к тому времени там не осталось, а название существовало. Село «Совхоз имени Ильича» – вот такой парадокс.

К моему первому классу они осели в четырехкомнатной коммунальной квартире, сняв на долгое время восемнадцатиметровую комнату с балконом и видом на проспект. Со временем комнату удалось выкупить, следом вторую, для чего пришлось влезть в немалые долги.

Глава 3. Прошлое

На нужный этаж пришлось топать пешком, волоча огромные пакеты с провизией на полтора дня для пятерых прожорливых глоток, вернее, две глотки – парней. Три девушки, включая меня, столько еды не осилят и за неделю.

Зима наконец-то решила покинуть город. Запахло весной, в начале апреля проскочило несколько по-настоящему тёплых дней, потом снова выпал снег, который тут же растаял, обещая вернуться ещё пару раз, но чувство, что вот-вот начнётся самая настоящая весна, будоражило молодые организмы.

Идея отправиться за город принадлежала парню Кристины – моей одногруппницы. Кристи я знала почти четыре года, а её парня с семи лет, даже дольше, учитывая, что мы были соседями и учились вместе с первого по девятый класс.

Звали его Егор Сабуровов, полное имя Георгий, но для одноклассников он был и оставался Егором, а чаще звали по фамилии – Сабуров. Отношения у нас всегда были ровные, друзьями никогда не были, врагами тоже.

Рядом с домом располагалась одна из лучших в городе языковых гимназий, там мы и учились. Мама считала, что просто обязана дать мне самое лучшее образование из возможного, поэтому меня, в отличие от других детей неустроенных коммуналок, водили на подготовительные курсы при школе, которые стоили, как крыло от Боинга, и по результатам экзаменов зачислили в первый класс.

Вопреки распространённому мнению учиться было не слишком дорого. Выдавали бесплатные учебники, учителя оставались после уроков, чтобы бесплатно помочь отстающим, вели элективы. Денежные сборы были на подарки, бесконечные экскурсии и лекции, но пустить по миру родителей со средним доходом никак не могли.

И тяжело. Знания требовали твёрдые, в случае пропусков, болезней, неуспеваемости беспощадно ставили двойки, прозрачно намекали родителям, что ребёнка лучше забрать в школу «по способностям» в его же интересах.

Кого-то переводили в заведения с другим уклоном, к пятому классу несколько человек ушли в физико-математические школы, на их место приходили другие, но костяк класса оставался одним и тем же.

Я ушла после девятого вместе с двумя другими девочками. Они отправились учиться в Англию, а я в колледж, став едва ли не единственной за многолетнюю историю гимназии, не поступившей в институт.

Маму вызывали на беседу, объясняли, что я совершаю огромную ошибку. С блестящим знанием языка, возможностью достойно сдать экзамены… и вдруг колледж. Родители были согласны с доводами учителей, только я оставалась непреклонна.

Я хотела связать жизнь с медициной, вернее, косметологией, в первую очередь, потому что видела в этом перспективу. Папа доказывал, что сможет потянуть обучение в медицинском институте столько, сколько необходимо. Мама плакала, причитала, что я ломаю себе жизнь. Она в своё время окончила техникум, не пошла в институт, и где теперь? За прилавком на рынке!

Не послушала, ушла в медицинский колледж, проучилась почти четыре года, параллельно на косметолога, в скором времени планировала зарабатывать приличные деньги.

Что было бы, послушай учителей и родителей? В те же двадцать лет торчала бы на втором курсе меда. В перспективе ещё четыре года института, поиска средств на ординатуру, безденежье, потому что «хлебные места» заняты дочками и сыночками.

Одним словом, в те дни я была уверена в своей правоте, если нет реальных возможностей трудоустройства, зато есть нужда – незачем учиться на какого-то мифического менеджера или юриста, тем более врача. Ищи ремесло и живи им.

Сабуров окончил одиннадцать классов, поступил в Первый медицинский, планировал заниматься медицинской кибернетикой – полнейшей казуистикой для меня.

С Кристи они познакомились на новый год, на базе отдыха, куда мы отправились дружной компашкой, состоящей в основном из нашей группы. Соседний домик снимали студенты университета им. Павлова, такие же шумные и поддатые, как мы.

Мы не удивились с Егором, столкнувшись нос к носу. Проявили такое же вежливое безразличие, как в школе. После встречались в компании, которая постепенно стала общей, придерживались привычного нейтралитета. Привет, пока – вот и всё общение.

– Как вы здесь живёте? – ворчала Кристи, волоча пакеты наверх.

Она выросла в частном секторе Таганрога, окна её детской комнаты выходили на Азовское море. Центр Питера приводила её в уныние. Обшарпанные стены домов-колодцев, узкие проходные дворы, с бесконечными арками, клочки серого неба, едва-едва видимого из окон старых квартир.

– Нормально, – равнодушно пожала я плечами. – Зато смотри, лепнина, красота, – улыбнулась криво, показывая взглядом на то, что когда-то было карнизом с орнаментом.

Карниз остался, орнамент превратился в неровные бугры штукатурки, покрытые водоэмульсионкой.

– Как бы эта красота на голову не свалилась, – засмеялась Кристи.

– Вот выйдешь за Сабурова, будешь каждый день здесь ходить, – пропела я. – Может, тогда и свалится.

– Замуж? – наиграно фыркнула Кристи. Выскочить за такой подарок судьбы, как Сабуров, лишним бы не стало. – Нафиг надо! К тому же, родители ему квартиру купили на Ваське. Закончит универ, сразу переедет.

– Да ладно?! – не скрыла я удивления.

Сабуров, конечно, был из обеспеченной семьи, не чета моим родителям, но чтоб расщедриться на квартиру к окончанию учёбы… хотя… я ничего не знала о бывшем однокласснике, может, давно прикуплена вилла в Италии, где-нибудь на озере Комо.

– Ладно, – передразнила Кристи. – Вот выскочишь за Вовку, тоже с квартиркой будешь.

– Угу, с видом на море, – кивнула я.

Со своим парнем я познакомилась в конце осени, на дискотеке военного училища, куда мы заскочили в приподнятом от бутылки шампанского настроении. Никто не мог вспомнить, какая муха нас всех укусила, что отправиться к курсантам показалось отличной идеей.

Вова с друзьями решили тряхнуть стариной, обычно пятикурсники слишком круты, чтобы опускаться до развлечения вторых, третьих курсов, но тогда в компании главенствовало пиво.

Глава 4. Прошлое

– Слушай, Сабуров – он кто? – я подняла озадаченный взгляд на Кристи, от которой услышала вопрос.

Мы расположились за большим столом из массивного дерева с точно такими же огромными лавками и нарезали салат из свежих овощей. Рядом сосредоточенно кромсала лук Аня – однокурсница, её с приятелем, который тоже учился с нами, встретили на станции. Олег отсыпался после суток практики на скорой помощи, упав на первый диван, куда ткнул палец хозяина дома.

– В каком смысле «кто»? – переспросила я. – Егор он. Георгий.

– В смысле национальности, – вполголоса прошелестела Кристи.

– Без понятия, – равнодушно пожала плечами.

За девять лет знакомства у меня ни разу не возникло вопроса, какой Сабуров национальности, сейчас тем более не собиралась об этом думать, пусть хоть единственным оставшимся шумером окажется.

– Вдруг он с Кавказа, мусульманин? – продолжила Кристи. – Нравы там, жуть, конечно… – тяжело вздохнула.

Видимо, план хорошо устроиться за счёт Сабурова уже не казался таким шикарным, как несколько часов назад.

– Егор с Милой в одном классе учился и свинину на шашлык одобрил, – вставила рассудительная Аня.

Мы все по разным причинам оказались в колледже, Аня была из тех, кто поступал осознанно, всерьёз собиралась связать свою жизнь с медициной, как и Олег. На этой почве и сошлись, сначала зубрили вместе, практику проходили, потом стали встречаться, теперь подыскивали совместное жилье.

– Русский он, – сделала я вывод.

– У него брата Эльбрусом зовут! – перебила меня Кристи, округлив глаза. – Эль-брус, – проговорила по слогам, будто я с первого раза не услышала.

– Эльбрус и Эльбрус, спроси сама своего Сабурова, кто он, – огрызнулась я.

Вот кого обсуждать совершенно не хотела – это старший брат Сабурова. В идеале вообще никогда в жизни больше не встречать, забыть, выкинуть из памяти. От одной мысли об этом Эль-брусе мурашки размером с айсберг, потопивший Титаник, неслись по телу, разгоняя волну жара.

Добирались мы на дачу родителей Сабурова на машине Эльбруса, на огромном внедорожнике, под стать хозяину, мощном. Меня посадили вперёд, рядом с водителем, сладкой парочке понадобилось тискаться на заднем сидении, другого времени и места не нашлось.

Всю дорогу сидела как на иголках, силилась смотреть ровно перед собой, с нарочитым интересом рассматривала проталины, жухлую траву, остатки снега, лысые деревья вдоль трассы, что угодно, лишь бы не бросать взгляд на водителя. На то, как уверенно, вальяжно он управлял такой-то махиной. Одна рука расслабленно лежала на руле, вторая на рычаге передач, время от времени переключая. Невозмутимое выражение лица, лишь изредка сведённые брови, когда бросал взгляд в зеркало заднего вида, где отражался наш Твикс.

Машина заехала за широкие глухие ворота, прокатилась мимо двухэтажного дома с полуколоннами, крыльца с портиком, плавно остановилась у строения, оказавшегося гаражом.

– Приехали, – констатировал Эльбрус, заглушая мотор. – Сиди, – отдал он приказ в мою сторону, заставив замереть.

Обычно такое покровительственно-наглое отношение со стороны мужчин меня возмущало, могла огрызнуться, поставить на место, здесь же молчала, как кролик перед удавом, лишь хлопала ресницами, как безвольная матрёшка.

Он подошёл к двери с моей стороны, распахнул, протянул руку, приглашая выйти. В оцепенении смотрела на широкую ладонь, понимала, что увернуться не получится, да и глупо как-то…

Кристи выпорхнула из салона, с улыбкой принимая помощь Егора, Аня тоже благодарно вцепилась в ладонь Сабурова, даже полусонный Олег, не сообразив, что происходит, облокотился на руку, а я изображала из себя невесть что, непонятно по какой причине.

– Здесь лужа, – услышала я низкий, бархатистый голос Эльбруса, от которого неуместно и сладко перехватило дыхание.

Посмотрела на приманивающий жест, он словно кошку звал, которая ни в какую не хотела даваться в руки, потому что все рефлексы, инстинкты кричали этой кошке – беги!

Всё-таки протянула руку, сама не поняла, как оказалась в крепких объятьях, стальных и нежных одновременно. Щёки полыхнули огнём, пальцы ног невольно подобрались, сердце едва не захлебнулось от глупого восторга.

– Говорю же, лужа, – услышала я горячий шёпот у лица.

Очнулась, когда меня поставили на узкий тротуар вдоль гаража, якобы случайно задев полоску кожи между задравшимся свитером, курткой и поясом джинсов.

– Надо заняться, – небрежно бросил Эльбрус, показывая глазами на углубление асфальта, в котором действительно стояла вода.

Я отчётливо поняла, что заняться он собрался вовсе не ремонтом.

– Пойдём, – подтолкнул застывшую меня Егор, показывая в сторону дома.

Когда Сабуров пригласил в баню на дачу, отпраздновать первые тёплые денёчки после продолжительной, надоевшей зимы, представлялось что-то типа щитового дома, отдельно стоящую баню с предбанником, где мы будем отдыхать и спать потом вповалку в одной-двух комнатах. На деле увидела другое.

Егор показал несколько комнат для гостей на первом этаже, буркнул, что сами разберёмся, кто, где и с кем будет ночевать. После отвёл в «банный комплекс» – это был именно комплекс, с русской парилкой, сауной, хамамом, бассейном, купелью, комнатой отдыха со столом и лавками, с отдельным выходом на улицу, и располагался он прямо в доме – проход туда из дома был через широкий коридор, уставленный деревьями в кадушках. Бассейн был слит, набирать его смысла не было, долго и прогреться не успеет, в купели же плескалась ледяная, прозрачно-голубая вода.

С девчонками мы переоделись в купальники, замотались в простыни и начали готовить, Егор в это время отправился на улицу, разжигать мангал, куда запропастился Эльбрус, я не знала, в тайне мечтала, что он исчезнет до конца выходных, мало ли, какие дела у человека могут появиться.

– Неудобно как-то спрашивать, – вернула к насущному вопросу национальности своего парня Кристи.

– Предлагаешь мне спросить? – уставилась я на подругу, не знаю, почему разговор начинал нервировать.

Глава 5. Прошлое

Парни ещё несколько раз выходили на улицу, возвращались с новыми порциями мяса или куриных крыльев, которые тут же сметали, как саранча.

Олег едва не мурчал от удовольствия, налегая на еду, что, в общем-то, понятно. Полуголодный студент столько еды одновременно видит только когда возвращается домой, к маме с папой, и то не факт. Насколько было известно, родители Олега не шиковали, потому он с первого курса работал везде, куда брали.

Егор перерабатывал поданные блюда с энтузиазмом электромясорубки, быстро и без разбора. Эльбрус не отставал, только, в отличие от остальных, он едой наслаждался, откровенно кайфовал, впиваясь в сочное мясо или кусая помидор. Было в этом действе что-то первобытное, манящее и до одури смущающее.

Меня порядком развезло, с трудом удавалось контролировать эмоции, тем более взгляды. Поймала себя на том, что откровенно пялюсь на Эльбруса, рассматриваю, как шикарный, редчайший экспонат.

Ещё бы этот экспонат не замечал моих взглядов, только он всё видел, плотоядно улыбался и иногда подмигивал, вызывая желание провалиться сквозь землю, а лучше уйти прочь. Вот так, в купальнике и простыне, прямо по улице с не растаявшим снегом на опушках. Плевать, хоть остыну, избавлюсь от жгучего морока.

– Мужику природой заложено осеменить как можно больше самок – инстинкт размножения, – пьяно и невнятно нёс Сабуров, одновременно жуя шашлык. – Полигамия – наше право! – провозгласил он и поднял рюмку с водкой.

Кристи глупо хихикнула, присоединилась к импровизированному тосту. Аня с Олегом, похоже, не слышали пламенной речи, молча подняли бокалы с вином, а может, держали своё мнение при себе. Им-то какое дело до полигамии Сабурова?

Я решила не спорить, мне тоже не было дела, что Сабуров думает о моногамии, полигамии, полигинии, полиандрии и прочих «поли» вообще, и об инстинкте размножения в частности. Не мне с ним размножаться.

Эльбрус выпил полную до краёв рюмку, не поморщившись, через несколько секунд неспешно закусил, окинул брата насмешливым взглядом, сказал:

– Ты же медик, значит, в биологии шаришь. У человека нет инстинктов, ни полового, ни материнского, ни самосохранения, никакого, кроме ерунды, типа секундного поднимания бровей. Есть рефлексы – условные и безусловные, – быстрая нейронная связь и автоматизированная реакция на раздражитель. Человек по факту высший примат, а чем высокоразвитей млекопитающее, тем меньше у него инстинктов.

– Ну, рефлекс размножения, – отмахнулся Сабуров. – Самец должен оставить след в природе, он так запрограммирован.

– Тогда не обижайся, когда самка притащит тебе детёнышей от другого самца, – загоготал Эльбрус. – У самок тоже инстинкт – выбрать самого сильного самца, подходящего для продолжения рода.

Сабуров с минуты пялился пьяным, расфокусированным взглядом на брата, потом перевёл его на Кристи, нахмурился, будто та прямо сейчас отправилась искать более подходящего самца для продолжения рода.

– А, плевать, – сделал он вывод, нарвавшись на недовольный щипок от Кристи. – Пойдём, – махнул рукой в сторону парилок.

Все, кроме Эльбруса, дружно двинулись за ним. У меня желания париться не было, в голове шумело и клонило ко сну, но оставаться наедине со старшим братом Сабурова не хотела больше.

Чувствовала какую-то неясную опасность, которую объяснить толком не могла. Не накинется же он на меня прямо здесь, когда остальная компания всего в нескольких метрах. Неловкость я ощущала от его изучающих, бесцеремонных взглядов, главное – от собственной реакции на эти самые взгляды.

Подскочила, засеменила следом за всеми, хватаясь за простынь, как за цитадель собственного целомудрия, никак не меньше.

Оголённая шея – волосы я собрала в высокий пучок – пылала, по позвоночнику побежали ледяные, колючие мурашки, лопатки покрылись гусиной кожей, ладони мелко подрагивали, когда я шла в сторону парных, понимая, что следом шагает Эльбрус.

Почти в панике я скрылась в хаммаме, надеясь, что в пару пылающего лица не будет видно, или что Эльбрус проигнорирует этот вид парной. Там уже растянулась Аня, блаженно закрыв глаза, рядом, сидя на каменной скамье, пристроился Олег.

– Егор на улице, – коротко сказал он. – Перебрал.

– Понятно, – кивнула я, устраиваясь напротив.

Пар обволакивала тело, проникал в каждую пору, расслаблял. Закрыла глаза, невольно представив, как точно так же обволакивает горячее дыхание Эльбруса. Вздрогнула от собственной фантазии. Всё, с алкоголем на сегодня покончено.

Я резко встала, стряхнула морок, поспешила к выходу. Рядом с купелью встретила Кристи, она спешила от двери с улицы, обхватывая себя руками.

– Блин, холодно, – процокотала она. – Пошли в сауну, – схватила ледяной рукой и потащила в нужную сторону. – Егор совсем расписался, свалился прямо на лавочку у мангала, хорошо, что Рус вышел, отвели в спальню, – говорила она на ходу.

В сауне Кристи продолжала стучать зубами, не забывая рассказывать, что увидела на втором этаже Сабуровского дома.

– Там зал метров сорок, не меньше, диван здоровенный, телевизор на всю стену, прикинь. Я вообще раньше таких телеков не видела, даже в магазине. А на первом этаже камин, прикинь. Живут же люди…

– Ну, да, – кивнула я.

Живут. Кто-то живёт, а кто-то хлеб жуёт, кому-то супчик жидковат, кому-то жемчуг мелковат. Можно восхищаться, завидовать, стремиться к такому же уровню жизни, но лучше трезво смотреть на вещи: такого положения я если и добьюсь, то годам к пятидесяти, сейчас главное работать, повышать квалификацию, ставить реальные цели, а не «зал с телевизором во всю стену».

Рассказ о чудесах интерьера и уровня жизни Сабуровых прервал вошедший Эльбрус.

– Двигайтесь, девчонки, – с широкой улыбкой проговорил он.

Кристи мгновенно отодвинулась от меня, освобождая место между нами, сразу же туда шлёпнулось полотенце, уселся Эльбрус, сузив помещение довольно просторной сауны до крохотной коробки.

Я поняла, что он специально сел ближе ко мне, попробовала было отодвинуться, но рядом была горячая стена, пришлось остаться на месте, подавить желание вытянуться по струнке, а лучше сбежать. Не хотелось выглядеть глупо, повести себя по-детски.

Глава 6. Прошлое

Празднование прихода весны продлилось ещё несколько часов. За это время Сабуров успел поспать, вернуться, вновь напиться, что на старые дрожжи случилось быстро, и снова отправиться восвояси, в этот раз с точно такой же пьяной Кристи.

Аня с Олегом хмелели медленно, но методично, к концу вечера тоже уже мало что соображали, хотя она и пыталась помочь мне с посудой.

Я к спиртному больше не притрагивалась, усвоила урок, потому гора грязной посуды и остатки еды, которые нужно было убрать до утра, достались мне.

– Всегда так, – услышала я насмешливое от Эльбруса. – Кто меньше пьёт, тому и убираться. Помогу, – поставил он в известность.

Меня хватило лишь на короткий кивок. Вместе убрали со стола, отнесли посуду в посудомойку – признаться, впервые видела вблизи это чудо техники, поглядывала с интересом, стараясь скрыть любопытство – остатки еды положили в контейнеры в холодильник «сайд бай сайд» – тоже чудо для меня.

– Твоя комната, – глухо произнёс Эльбрус, останавливаясь у одной из одинаковых дверей на первом этаже. – Твои вещи я занёс, – распахнул дверь, показывая на мою небольшую дорожную сумку. – Кровать заправил.

Понимание, что он прикасался к постельному белью, на котором мне придётся спать, ввело в неожиданный ступор. Переступила с ноги на ногу, глядя на резиновые тапочки на собственных ногах, суетливо одёрнула клетчатые шорты и футболку, в которых стояла.

Скромный домашний костюм, почти монашеский, только судя по блуждающему взгляду Эльбруса, выглядела я, как опытная куртизанка в изысканном неглиже, дока в соблазнении.

Сделала шаг в комнату, Эльбрус шагнул за мной, закрыл дверь за спиной, посмотрел на меня прямо, от чего меня буквально заколотило. Светло-карие глаза прожигали во мне дыру размером с космос, становилось горячо в груди, сердце лихорадочно билось, кровь неслась с нечеловеческой скоростью.

– Скажи мне «нет», – потребовал он, именно потребовал, а не попросил или подсказал.

– У меня есть парень, – прохрипела я, что, к моему ужасу и стыду, не прозвучало как «нет».

– Нет у тебя мужчины, – уверенно проговорил Эльбрус, всё так же прожигая взглядом. – Был бы, ты не оказалась бы здесь.

– Но ты сам… сам показал эту комнату, – залепетала я, оправдываясь.

– Вообще здесь, в сауне, без него, в компании пьяных мужиков.

– Женщина сама может решать, где ей находиться и с кем, – вспыхнула я.

– Так реши, – произнёс он.

Сделал несколько шагов, пересекая расстояние между нами. Встал вплотную ко мне, возвышаясь надо мной, как гора, а ведь я не крошка полтора метра в прыжке. Медленно обхватил мою поясницу широкой горячей ладонью, притянул к своему телу, вжал, качнул бёдрами и замер, глядя на меня.

Опешила, обалдела, сошла с ума, офонарела – любой синоним подойдёт, чтобы описать то, что я почувствовала. Такого ведь не бывает…

Не может такого быть, если это не аномалия какая-нибудь – мегалопенис, например, встречается при аномально высоком уровне тестостерона.

Или может? Господи, о чём я думаю, вообще?! О члене старшего брата Сабурова! Хотелось самой себе надавать по щекам, чтобы очнуться наконец.

Протиснула между нами ладони, упёрла в твёрдую грудь, попыталась отодвинуться, не чувствуя никакого сопротивления, эффекта, впрочем, тоже. Эльбрус легко сдерживал мои попытки вывернуться, словно не чувствовал их, будто я была крошечным котёнком, а он львом, или горой, которую невозможно просто взять и сдвинуть.

– Скажи словами, – потребовал он. – Скажи «нет», я сразу уйду.

Язык присох к нёбу, я рассыпалась, растворялась, исчезала в тяжёлом дыхании над моей макушкой, в тепле сильных рук, в безусловной силе тела рядом со мной. Иррационально, совершенно глупо хотелось почувствовать это тело не через ткань футболок и бюстгальтера, а кожа к коже, как тогда, в купели.

Словно услышав мои мысли, ладонь Эльбруса скользнула под мою футболку, прошлась по спине до защёлки лифчика, ловко справилась с ней, я лишь выдохнула, распахнув глаза.

– Теперь отказ не принимается, – поставил в известность.

Поднял на руки, через секунду опустил на кровать. Эльбрус нависал сверху, легко удерживая свой вес, разглядывал меня, будто мороженое слизывал, глубоко и выразительно дышал, заставляя меня дышать так же в унисон.

Приподнялся на колени, снял с себя футболку, отбросил в сторону. Потянулся за моей, быстро расправился, следом с лифчиком, который слетел мгновенно, будто только этого и ждал.

– Да, чёрт, шикарней, чем я думал, – невнятно пробормотал, глядя на мою оголившуюся грудь с напрягшимися сосками.

Одно колено занёс между моих ног, лёг сверху, перекатился, укладывая меня сбоку, опустил губы к шее. Прошёлся к местечку за ухом, чуть прикусил мочку, спустился к ключицам, дразня языком. Наконец, обхватил жадно ртом сосок, второй накрыл ладонью, сжав между пальцами.

Если до этого мгновения я относительно соображала, фиксировала в сознании происходящее, наблюдая как бы со стороны, не в силах отказаться, то сейчас я попросту потерялась в кружащих голову ощущениях. Настолько отчаянно сильных, что единственное, что получалось – не захлебнуться в собственных эмоциях, стремительно доводящих меня до грани, отправляя за грань.

Кружило, затягивало в воронку ощущений, терялись мысли, причинно-следственные связи, всякое понимание происходящего. Осталось лишь жгучее желание чувствовать, прикасаться, целовать, отдавать, брать.

Я ощущала, как сквозь шорты об мою ногу трётся член, и больше не думала о том, большой он или нет, единственное, чего хотела, чтобы он заполнил неизвестно откуда взявшуюся пустоту внутри меня.

Большая ладонь легла между моих ног, тяжело сжала, потёрла, вырывая судорожный вздох, заставляя шире раздвинуть ноги, приподнять бёдра и двинуться навстречу настойчивым движениям.

В следующую секунды шорты вместе с трусами медленно поползли вдоль ног, оставляя меня обнажённой, бесстыже распахнутой перед мужчиной. Захотелось прикрыться, запоздалый стыд нахлынул волной, но был подавлен одним движением руки, которая зафиксировала мои руки, прижав к моему же животу.

Глава 7. Настоящее

С работой по-прежнему ничего не выходило, меня не брали никуда, даже в самые отстойные «салоны» в подвальных помещениях, не отвечающим ни одной норме СанПиНа. Постепенно я теряла надежда найти хоть что-нибудь, мало-мальски по специальности. Отведённые две недели прошли, и я решила пойти на рынок.

– Не выдумывай лишнего, – нахмурился папа за общим завтраком, когда сказала, что собираюсь устроиться к маме, как раз требовался продавец на вторую точку.

– Не понимаю спешки, – поддержала мама отца. – Тебе есть нечего? Жить не на что и негде? Подумай лучше, как повысить квалификацию, пойти учиться, а там, бог даст, устроишься. Мы с отцом достаточно зарабатываем, чтобы прокормить тебя и Тиму. Не миллионы, сама знаешь, но на картошку с мясом и зимнюю обувь точно хватит.

– Я не маленькая девочка, чтобы меня содержали родители, – попыталась я отрезать.

Достаточно того, что я сломала устроенный быт родителей, перевернула их налаженную жизнь с ног на голову. Теперь, вместо неспешных прогулок по загородным паркам, так любимых ими, они вечерами носятся с внуком на игровой площадке, в выходные просыпаются от детского смеха и мультиков.

– От этого быть нашей дочерью ты не перестала, – возразил отец.

Невольно подкрались слёзы, быстро отвернулась к окну, уставилась на угол ярко-голубого неба – нечастого гостя в наших краях. Как же давно я не чувствовала человеческой поддержки, настолько, что даже родительскую принимала с трудом, щетинилась, как пугливый ёж.

– Ну-ну, – обняла меня мама. – Всё наладится, вот увидишь.

Очень хотелось верить этим словам, но никак не выходило. Сколько лет я обещала себе, что всё непременно наладится. Вова перестанет, наконец, пить, мой доход начнёт расти, но становилось только хуже, сейчас тем более. Ни работы, ни обозримой перспективы на трудоустройство, ни своего жилья, ни приличной заначки, благодаря которой можно продержаться во время обучения.

– Мама, пойдём смотреть на Неву? – с неподдельным энтузиазмом предложил Тима, когда дедушка с бабушкой отправились на работу. – На корабли!

– Корабли ещё не пришли. День Флота в конце июля, – напомнила я, показывая на настенный календарь.

– На пассажирские!

– Пойдём, – вздохнув, согласилась я.

Суббота, занятия, куда обычно отвожу Тима, закрыты, полноценно искать работу всё равно не получится. Лучше провести время с сыном, чем предаваться унынию и самоедству – ничего от этого не изменится, время вспять не повернётся.

Собиралась тщательней обычного, на подсознании, помимо воли всё время ждала встречи с Эльбрусом. Ведь встретились мы дважды, значит, и третий раз может быть. Привычные джинсы заменили брюки, однотонную футболку шёлковая блуза с коротким рукавом, в ход пошла недорогая, но стильная бижутерия. Немного подумав, надела туфли на высоком, устойчивом каблуке. Нанесла лёгкий макияж и брызнула духами – любимым со времён юности ароматом.

Тима, естественно, рвался прокатиться на одном из катеров, устраивающим прогулки по рекам и каналам города, пришлось пообещать, что если будет хорошо себя вести, в следующий раз обязательно, сегодня просто посмотрим.

Вести себя хорошо у Тимы получалось с трудом. Для начала он попытался залезть в фонтан напротив Адмиралтейства, в итоге ограничился тем, что намочил руки. Носился вокруг деревьев Александровского сада, от нерастраченного энтузиазма выскакивая на цветочные клумбы, врезался в степенных прохожих, едва сам не попал под колёса самокатчика. Со всей тщательностью обтёр верблюда у памятника Пржевальскому.

Я одёргивала сына только тогда, когда он мешал остальным людям, бронзовый верблюд же был словно специально установлен, чтобы его обтирала неугомонная малышня. Не только я переживала сложный период в жизни, Тима тоже.

Это я ушла от мужа-алкоголика, отказавшись ехать в чуждый мне Краснодарский край, жить с его родителями, Тима же в одночасье лишился отца. Вова не уделял внимания сыну, игнорировал его присутствие, но ребёнок, не видевший другого отношения, принимал равнодушие за любовь. Просто папа занят, он настоящий моряк, офицер, защищает границы нашей родины – а это не шутка какая-то, а самая настоящая военная служба!

Он потерял привычный мир, друзей по двору и садику, отдельную комнату, многие игрушки, которые я попросту не смогла увезти с собой. Обещала Тиму вернуться, забрать, понимая, что больше не переступлю порог в прошлую жизнь. Надеялась, что постепенно забудется и робот-конструктор, и огромный, раздолбанный грузовик, который стал бы отдельным местом в багаже, согласись я его тащить.

– Что такое «пржевальскому»? – после внимательного изучения куска гранита с надписью, спросил Тима.

– Пржевальский – это фамилия учёного, географа. Читай, что дальше написано, – подсказала я.

– Первому исследователю природы центральной Аз… я не знаю такой буквы, – Тима обиженно смотрел на надпись, буква «I» поставила его в тупик.

– Азии, – прочитала я. – Исследователю Центральной Азии. Это такая буква «и».

– Где это Центральная Азия? – проигнорировав букву, спросил Тима. – Там море есть, а военные корабли? – задал самый ожидаемый вопрос из всех, какие только могут слететь с его уст.

Куда бы мы ни шли, о чём бы ни говорили, первым делом требовалось уточнить, есть ли в этом месте море и военные корабли. Ведь для сына моряка самое важное, чтобы были корабли и море.

– Нет, – пожала я плечами.

– Ладно, – покладисто согласился Тима и снова полез на верблюда.

Устав, я шлёпнулась на лавочку у детской площадки, тут же, в Адмиралтейском саду. Верблюд, как и сам господин Пржевальский Николай Михайлович, были забыты, погребены под впечатлениями от бесчисленных корабликов, катеров, прогулочных теплоходов на Неве. И самого настоящего пиратского судна, пришвартованного на Мытнинской набережной. На самом деле тематический ресторан, но переубеждать Тиму не стала, пиратское судно – значит пиратское. Выглядело действительно внушительно и атмосферно.

Глава 8. Настоящее

Учёба подходила к концу, оставалась всего лишь неделя, и я – трудоустроенный специалист. Конечно, если сдам экзамены, но в этом-то не сомневалась. У меня железная мотивация учиться, ни одного пропуска или незначительного замечания. Выкладывалась я по полной, ни разу не позволила себе схалтурить или опоздать. Мной были довольны и обещали место в хорошем, читай «с большой проходимостью», салоне, а это приличные деньги.

Поначалу я бесконечно дёргалась. Встречаться с Сабуровым совсем не хотела, отвечать на его вопросы тем более, о потенциальной встрече с Эльбрусом старалась не думать в принципе из чувства самосохранения – в этом случае единственным верным решением было бы бросить учёбу, но это слишком огромная роскошь, непозволительная.

Постепенно успокоилась, между делом выяснила, что ведущей хирург работает в центральном филиале клиники и нос не кажет к простым смертным – рядовым косметологам. Большая часть персонала видела его лишь на новогоднем корпоративе, а кто-то не видел вовсе.

Несколько раз напротив учебного комплекса, у административного корпуса, видела машину Эльбруса, вернее, похожую. Номер не запомнила, автомобиль дорогой, но не такой и редкий, чтобы делать однозначные выводы. И вообще, у него бизнес, помнится, связан с авторемонтом, или что-то такое, далёкое от косметологии.

Выходило, что я могу проработать минимум до нового года без страха быть пойманной, на корпоратив же идти совсем не обязательно, или можно смешаться там с толпой. Зачем сейчас об этом думать? Сейчас всё складывалось как нельзя лучше. Сама не верила, что всё происходит со мной. Повезло!

С Аней и детьми мы собирались пойти на празднование Дня Военно-Морского Флота. Наконец-то горячо ожидаемые Тимой корабли зашли в Неву. Накануне мы гуляли с ним по набережной, любовались махинами шаровой окраски. Я не чувствовала и толики ностальгии, морской флот ассоциировался у меня с вечно пьяным Вовой и бестолково прожитыми годами, а вот Тима смотрел во все глаза, перечисляя то, что видит.

Смотри, ракетные корабли, здесь катер, а там крейсер. Артиллерийско-торпедный, гляди-гляди, эскадренный миноносец. Корабли противоминной обороны. Жалко, что авианосец «Адмирал Кузнецов» до сих пор на ремонте. Вот на него бы посмотреть! Но ничего-ничего, починят, папа будет там служить, уж он-то покажет Тиме все-все, самые тайные уголки корабля.

Я кивала, не спорила, лишать сына иллюзии, что его отец – самый настоящий боевой офицер, не хотелось. Вырастет, постепенно во всем разберётся, пока версия с дальним кругосветным походом звучала лучше, чем правда, в которой папа укатил под бок драгоценному самогонному аппарату.

Аня не смогла пойти на парад, причину я спрашивать не стала. За пару месяцев общения поняла, что с Олегом у неё серьёзные проблемы, лезть с неуместным интересом или советами не хотела. Хотя и заикнулась пару раз, что не стоит играть в спасателя, не нужно погружаться в созависимость, сложно выбраться. Честно сказать, не уволь Вову командование, я бы так и жила на Кольском, считая, что пусть плохо, зато стабильно. И всё равно когда-нибудь жизнь наладится, рассосётся само собой.

А вот Тима не мог пропустить такое событие. Принарядился, потребовал погладить ему майку расцветки тельняшки и специально купленную для таких случаев белую бескозырку. От меня тоже потребовал быть нарядной, и это вовсе не коктейльное или вечернее платье, украшения и стильная обувь, а точно такая же майка вкупе с белыми брюками. Подумав, нанесла лёгкий макияж и надела босоножки на удобном каблуке.

Начав обучение, я почти перестала пренебрегать мейкапом, старалась красиво одеться. Гардероб был невелик, но всё-таки удавалось выглядеть прилично, что немного повышало самооценку – совсем не лишнее в моём положении.

Мы толкались на набережной. Над серыми водами Невы разносился зычный голос диктора, рассказывающий о каждом корабле, который стоял или проходил по фарватеру, в честь которых гремели выстрелы пушек. Всё очень торжественно, по-настоящему празднично.

Тиме было плохо видно, мы пытались просочиться сквозь толпу, чтобы устроиться у гранитного парапета, пропускали неохотно, но мы упорно двигались к цели. Приходилось крепко держать сынишку за руку и плечо, боялась, что потеряется. Тима послушный, покладистый мальчик, он редко хулиганил, никогда не убегал от меня, но толпа – есть толпа.

Взять на руки крепыша я могла, но в последний год это становилось сложнее и сложнее. И в кого только уродился таким крепышом? Впрочем, я точно знала – в кого.

В какой-то момент Тима устал от столпотворения. Выросший в маленьком военном городке, где самая большая очередь выстраивалась на качели в соседском дворе, он вконец растерялся и захныкал от того, что ему ничего не видно, и это самый дурацкий День ВМФ в мире. Как я ни пыталась приободрить сынишку, ничего не выходило. Тима хмурился и обижался на всё на свете.

Нужно было выбраться из столпотворения, идти в сторону дома, по пути зайти в кафе, чтобы порцией мороженого или пиццей смыть негативные впечатления. Однако я понимала, что уйдя сейчас, Тима позже опомнится и начнёт жалеть, что не досмотрел парад. А второй пройдёт только в следующем году.

– Мама, а там папа? – вдруг спросил Тима, показывая рукой на сторожевой корабль. – Его отпустят сегодня к нам в гости, да? – в глазёнках вспыхнула неподдельная надежда. – Хочу к папе! – заныл он.

Захотелось нахлестать себя по щекам. Ради какой сакральной цели я упорно сохраняла брак? Верила в «долго и счастливо» с Вовой, что он станет хорошим отцом Тиму? Ни во что я не верила, – призналась себе. Плыла по течению и приплыла в итоге.

– Тима, – сказала громко, стараясь перекричать толпу и голос диктора, разносящийся над гладью волн. – Папа в кругосветном плавании, он сейчас на экваторе. Ты знаешь, что такое экватор? – попыталась перевести я тему.

– Экватор – это воображаемая линия, которая делит Землю на Южное и Северное полушарие.

– А мы в каком полушарии живём? – подхватила я, проталкиваясь на несколько шагов вперёд.

Глава 9. Настоящее

Гостеприимным жестом Эльбрус пригласил нас внутрь, Сергей Сергеевич, откланявшись, отправился за штурвал.

Я видела, как мы отчалили от берега, и покрылась холодным потом. Почему я согласилась на эту авантюру? Нужно было сразу идти домой, под любым, самым нелепым предлогом. Тима бы расстроился, но он ребёнок, расстраивается по сто раз в день и столько же раз радуется, иногда для перемены настроения и причины не нужно. Уже через несколько дней он забыл бы обиду, переключился на новые впечатления и эмоции, а теперь…

Мы оказались в довольно тесном коридорчике, ведущем внутрь.

– Аккуратней, – сказал Эльбрус, показывая на несколько ступенек, ведущих вниз. – Лестница.

– Это трап, – важно заявил Тима. – Мы на судне.

– Молодец, – похвалил Эльбрус, потрепав Тиму по тёмной макушке, чуть взлохматив густые, слегка вьющиеся волосы.

Вспомнилось, что когда у Эльбруса отрастали волосы, они немного вились, чем бесили обладателя густой шевелюры.

– Санузел, – показал Эльбрус на дверь. Приоткрыл, небрежно махнул, показывая туалет с зеркалом и раковиной.

– Гальюн, – внёс пояснения Тима, ужасно довольный собой.

Следующим оказалось просторное помещение со столом, двумя диванами, барной стойкой в стороне, пронизанное приглушённым уличным светом из полузатенённого сплошного окна. Лаконичный, совсем не вычурный дизайн. Несколько оттенков серого, хром, белоснежные детали интерьера.

– Кают-компания? – уточнил Тима, важно оглядывая интерьер. – А камбуз где?

– Здесь, – Эльбрус открыл дверь, демонстрируя небольшую, оборудованную кухню.

Два разделочных стола, закрытые полки, плита, раковина, наверняка за некоторыми фасадами пряталась всевозможная бытовая техника.

– А там что? – тут же спросил Тима, показывая пальцем на ещё одну дверь из кают-компании.

– Смотри, – спокойно отреагировал на детскую беспардонность Эльбрус.

Взору открылась небольшая каюта, всё расстояние поперёк которой, от стены до стены, занимала кровать, идеально заправленная покрывалом в цветовой гамме, что и в кают-компании. В углах массивные сундуки, вернее сказать рундуки. Ничего лишнего – зарядного устройства, книги, расчёски, – никаких следов постоянного присутствия человека.

– Ты здесь спишь? – поинтересовался Тима, внимательно оглядев пространство с затемнённым иллюминатором.

– Моя каюта ниже, – серьёзно ответил Эльбрус. – Рядом с каютой капитана и матросов. Эта кровать для гостей.

– Как мы? – тут же отреагировал Тима.

– Как вы, – кивнул Эльбрус, бросив на меня взгляд, от которого подкосились ноги.

Невольно посмотрела на кровать. Вспышкой пронеслось то, что могло бы происходить на этой кровати между мной и человеком, который стоял рядом, буквально поглощая меня своей аурой. Всю, от пяток, которые ещё чувствовали прикосновение сильных, одновременно нежных рук, до затылка, на котором приподнимались волосы от переизбытка чувств.

В доли секунды я успела миллион раз пожалеть о том, что приехала сюда, и даже зардеться самым постыдным образом, как невинная девица на выданье.

– Пойдёмте, покажу фордек, – проигнорировал мой вид Эльбрус, хотя, уверена на тысячу процентов, заметил, отметил и сделал выводы. – Так называется зона отдыха на яхте, – пояснил он Тиме, который напрягал лоб, вспоминая значение незнакомого слова.

В этой самой зоне расположились небольшие кресла вдоль кормы, обитые кожей, стол и пара лежаков близко друг к другу. Всё в тех же серо-хромовых и белоснежных цветах.

Тем временем лёгкая вибрация судна усилилась, яхта начала набирать обороты, плавно вливаясь в поток других катеров и теплоходов. По направлению я поняла, что движемся в сторону Ладожского озера, вдаль от города.

Тима восхищённо захлопал в ладоши, забрался на кресло с ногами и начал махать встречным, поздравляя с праздником. С соседних бортов летели доброжелательные, весёлые ответы.

– Тима, – сделала я замечание, чтобы вёл себя прилично.

Визги, крики и радость от Дня ВМФ понятна, но это не причина залезать с ногами на кресла. В них люди сидят, а не скачут на них, как жизнерадостные обезьянки.

– Пусть, – с улыбкой перебил меня Эльбрус. – Ничего страшного.

– Испачкает.

– Испачкает – отмоет. Правда, Тимур?

– Правда! – с готовностью отозвался Тима. – Я осторожно, чуть-чуть, ни капельки не испачкаю!

Осталось лишь вздохнуть. Страшно представить, как он «отмоет» эти белоснежные кресла, во что превратит.

– А куда мы идём? – тут же поинтересовался Тима, позабыв о собственном обещании «осторожно, чуть-чуть» и не испачкать, потому что залез на соседнее кресло, так же с ногами, и посмотрел вперёд.

Центр города остался позади. Мимо проплывала Синопская набережная, мелькая фасадом гостиницы «Москва», съездом на Староневский проспект, где красовался памятник Александру Невскому.

– В Ладожское озеро, – ответил Эльбрус.

– Там произошло Ледовое побоище? – спросил Тима, в очередной раз поставив меня в тупик тем, откуда он так много знает.

Никакому раннему развитию я внимания не уделяла, познавательных фильмов, адаптированных для дошкольников, не включала, на лекции не водила. Обычная программа: садик, постепенная подготовка к школе. Тима же словно из воздуха брал информацию.

– Ледовое побоище было на Чудском озере, это недалеко, так что ты почти не ошибся, – подбодрил Тиму Эльбрус.

– А на Ладожском озере какое побоище было? – Тима посмотрел заинтересовано на Эльбруса, найдя в нём достойного собеседника.

– Здесь была Северная Война между Россией и Швецией. Пётр l победил. Ты знаешь, кто такой Пётр l?

– Царь, он построил Санкт-Петербург, привёз картошку и отрезал бороды бояринам.

– Боярам, – с улыбкой поправил Эльбрус. – Всё верно говоришь. Ещё отвоевал крепость Орешек, её ещё называют Шлиссельбург, она имела огромное стратегическое значение в те времена. Кстати, мы будем проходить мимо, всё увидишь своими глазами.

Глава 10. Прошлое

Просыпалась с огромным трудом. Организм отказывался приходить в себя, хотел оставаться в пусть липком, но забытьи.

Воспоминания, вспыхивающие в сознании яркими вспышками, заставляли натягивать одеяло на голову и зажмуриваться, в тщетной попытке провалиться в крепкий, безмятежный сон.

Неужели это я? Это случилось со мной? Со мной? Сколько историй я слышала про то, как девушка поехала с компанией и по пьянке лишилась невинности – целое море. Всегда считала, что со мной такого точно произойти не может. Уж я-то контролирую ситуацию и знаю людей, с которым общаюсь. И вот… Случилось!

Накануне я искренне надеялась, что по окончанию процесса Эльбрус встанет и уйдёт в свою комнату, дав мне время, чтобы прийти в себя. Оплакать свою слабость, умноженную на недалёкость.

Он действительно неспешно встал, внимательно посмотрел сверху вниз, как я лежу на смятой простыне, подтягиваю на себя одеяло, поджимаю пальцы на ногах от охватившей неловкости и стыда.

– Вставай, – протянул руку.

Уставилась на широкую ладонь, не вовремя вспомнила, что делали эти пальцы несколько минут назад, где были, вспыхнула как свечка.

– Жду, – констатировал Эльбрус, не меняя положения.

– За-зачем? – я начала заикаться.

От страха ли, неожиданности, стыда, всего сразу – понять не сумела. В голове творился сумбур, мысли прыгали, как блохи, не останавливаясь ни на чём.

– За надом, – отрубил в ответ.

Я лишь моргнула и начала выкарабкиваться из-под одеяла, пытаясь одновременно обернуться в простыню. Одним движением, совершенно непонятным, Эльбрус поднял меня, поставил, укутал и подтолкнул в сторону двери.

Вышла в коридор, в страхе обернулась. Вдруг кто-то увидит, поймёт, что случилось, главное – с кем… Со старшим братом Сабурова, мужчиной, которого я видела первый и, возможно, последний раз, тогда как у меня есть Вова.

Следом, как настоящая гора, шёл Эльбрус. В тот момент имя как нельзя лучше подходило ему. Огромный, суровый, неприступный.

Мы поднялись на второй этаж, прошли тот самый, восхваляемый Кристи «зал» с огромным телевизором, повернули в небольшой коридор и оказались в просторной комнате. Широкая кровать, два кресла, журнальный столик между ними, стеллаж с книгами. В углу, рядом с массивной подвеской для штор с ламбрекенами устроился глобус-бар.

Всё такое… вычурное. Совершенно неподходящее мужчине, который прямо сейчас стоял напротив окна в одних трусах, вызывая во мне неясный страх, одновременно с безграничным доверием. Ядерная смесь эмоций, с которой я едва могла справиться.

Эльбрус подошёл к глобусу, откинул крышку, выудил оттуда бутылку, налил в снифтер поигрывающую в свете люстры жидкость, протянул мне, показывая на кресло, чтобы я села.

– Выпей. Коньяк расслабляет.

– Я уже расслабилась, спасибо, – прохрипела я, пытаясь за шуткой скрыть неловкость.

– Не похоже, – всё, что ответили мне.

Пришлось сесть в кресло, предварительно подложив побольше ткани простыни под низ, силясь проигнорировать невозмутимый мужской взгляд.

– Не переживай, у тебя почти нет крови, – всё, чем прокомментировал мои суетливые движения Эльбрус. – Ты занималась художественной гимнастикой?

– Почему художественной? – зачем-то спросила я.

Нужно было встать и уйти. Я вообще не понимала, что делала в той комнате, зачем меня привели, для какой цели, но почему-то поддерживала самый нелепый диалог в моей жизни с самым неожиданным собеседником, которого меньше суток назад знать не знала, даже не слышала о нём.

– Вряд ли спортивной, телосложение не то. Может быть классической хореографией?

– Не занималась, – выдавила я.

– Понятно. Повезло, значит, со строением, – кивнул Эльбрус и скрылся за дверью, которую я не сразу заметила среди лепнины, фактурных молдингов, карнизов и бра.

Раздался неясный шум, через несколько минут снова появился Эльбрус, молча взял меня за руку, повёл в ванную комнату, где я уставилась на белоснежную ванну, которая быстро набиралась водой.

– Забирайся, – скомандовал Эльбрус, показывая на переливающуюся гладь воды, бурлящую там, где текла из-под крана.

– Нет, – отступила я на пару шагов, вцепившись в простыню, словно стоявший передо мной, почти надо мной мужчина не мог вырвать из моих рук эту мнимую защиту одним лёгким движением.

– Я уже видел тебя, – буквально поставил меня в известность. Напомнил. Пригвоздил. – Мила, никогда не стесняйся своего тела, даже если когда-нибудь ты не будешь настолько красива, как сейчас – не смей стесняться.

В замешательстве я смотрела, как набирается вода, переводила взгляд с Эльбруса на дверь и всерьёз рассчитывала на то, что сумею убежать, закрыться в своей комнате, а рано утром уехать на первой электричке.

– Ещё минута раздумий, и я заберусь в эту чёртову ванну с тобой. Поверь, сейчас тебе это вряд ли понравится, – пригрозил Эльбрус, потянув одновременно меня и узел из простыни на моей груди.

Предпочла за лучшее улечься в ванну, вцепившись мёртвой хваткой в борта, будто могла утонуть или уплыть, как мамонтёнок на льдине к неведомым берегам.

Эльбрус невозмутимо регулировал воду, усевшись на край, как пришёл – в трусах-брифах с низкой посадкой и кантом, бесстыдно подчёркивающим то, что скрывала ткань, то, что сегодня лишило меня девственности. Там, под тканью, выразительно бугрилось, наглядно демонстрируя, что больно мне было не в моём воображении, а в реальности.

– Выпей, – напомнил он, поднося к моим губам коньяк.

Послушно сделала глоток, сморщилась, однако снифтер остался у губ и снова надавил, вынуждая сделать ещё несколько. В голове зашумело, я закрыла глаза, чувствуя, как волна тепла изнутри смешивается с теплом воды, заставляя расслабляться напрягшиеся мышцы.

– Умница, – услышала сквозь лёгкий шум в ушах, следом последовал тихий всплеск воды.

Из-под ресниц наблюдала, как большая ладонь гоняла воду рядом с моим телом, заставляя расслабиться ещё сильнее. Почти растечься, раствориться в неясной неге, окутывающей меня с головы до ног.

Глава 11. Настоящее

Доучивалась я на автомате. Исправно выполняла задания, внимательно слушала, не ленилась конспектировать, пыталась впитать как можно больше и лучше, раз выпал такой шанс. Но все мысли крутились вокруг Эльбруса, будь он неладен.

Не сам он – моя слабость, безвольность рядом с ним. Я таяла, как мороженое на солнцепёке, текла, как… самая дешёвая сучка. Вспоминала каждый взгляд, жест, движение, колебания воздуха, смаковала в памяти, откровенно наслаждаясь. Сколько бы ни запрещала себе, напоминая, что это не тот человек, о котором стоит мечтать и которого хотеть. Совершенно не тот. Становилось противно от себя самой, но остановиться не могла.

На яхте мы пробыли до восьми вечера. Тима нарыбачился от души, улов вышел щедрым – помог эхолот. Чудо техники, никакой фантастики. Несколько рыбин Эльбрус выбрал для ухи, несколько для жарки, остальные оставил в ящике, который куда-то унёс Сергей Сергеевич.

Тима действительно принимал активное участие в приготовление обеда, помогая по мере сил. Моя помощь не потребовалась. Эльбрус категорично заявил, что готовить дома женщина, конечно, может, если ей нравится, но на природе – увольте. Её дело отдыхать. Пришлось пассивно наблюдать за процессом, млея внутри от представшей картины.

Тима стоял на подставленной скамеечке, сосредоточено резал зелень, пока я замирала в ужасе от того, что у него в руках нож, пусть и столовый. Видела, что Эльбрус внимательно следил за руками сына, но всё равно нервничала. Не приходило мне в голову учить малыша обращаться с ножами. Тима мыл очищенную рыбёшку, перекладывал в кастрюлю, следил, чтобы воды на бульон было достаточно, сосредоточено ждал, когда закипит, чтобы сообщить Эльбрусу.

В итоге приготовили вкуснейший обед на четверых. Ароматная уха, в жизни ничего чудесней не ела, несмотря на простой, как три копейки рецепт. Запекли картофель, сделали салат из самых простых ингредиентов: огурцы, помидоры, зелень. Нажарили некрупного рипуса – рыбку, которую я изредка встречала на рынке, она считалась деликатесом для местных, почти как корюшка.

Удивительно, но Тима, никогда не жалующий рыбу, трескал простой обед с таким аппетитом, какого я припомнить не могла. Он не был малоежкой, не приходилось заставлять его есть, уговаривать, хитрить, чтобы впихнуть пару ложек супа, но особенных вкусовых пристрастий не имел. С видимым удовольствием ел только сладкое, как почти все дети. А сейчас буквально сметал всё, что было в тарелке, поглядывал в сторону добавки.

– Нагулял аппетит, – улыбнулся Сергей Сергеевич, глядя на Тиму, чьи щёчки разрумянились на свежем воздухе, влажном ветре и солнце, отражающемся в серой воде.

– Эту рыбу я поймал? – важно уточнил Тима, показывая на жареную рыбёшку.

– Вот эту – точно ты, – ответил Эльбрус, перекладывая рыбу в тарелку малыша.

– А эту? – показывая на добычу покрупнее предыдущей.

– И эту, – согласно кивал Эльбрус. – Отдадим маме?

– Конечно! – Тима, ужасно гордый собой, посмотрел на меня со словами: – Ешь, мама, я сам поймал! Ты видела? Видела? Видела же?!

– Видела, – ответила я, поглядывая на довольного сынишку.

Хорошо, что я решилась уйти от Вовы. Здесь, со мной, Тима получит хотя бы крупицы позитивных эмоций и внимания, которыми хорошо бы напитаться каждому ребёнку в детстве. Что было бы, согласись я поехать на малую родину бывшего мужа?

Единственное, что видел бы Тима – вечно пьяного отца в состоянии, колеблющимся между заплетающимся языком и стадией амёбы, пускающей слюни. Недовольную всем и вся бабушку, особенно мною. Родню, которая иначе, чем инородными элементами Тиму и меня не воспринимали бы… Я и была инородная для них. Чужая.

Естественно, момент с Эльбрусом – это всего лишь миг, случайность, которая больше не повторится. Не должна. Но ведь лучше крохи приятных воспоминаний, чем море плохих.

На обратном пути Тима заснул, растянувшись на одном из диванов. Нужно было разбудить, но я не решилась, уж слишком сладко сопел. Эльбрус осторожно поднял его на руки, отнёс в спальню с необъятной кроватью. Оставил приоткрытой дверь, вернулся ко мне, сидящей словно с колом в позвоночнике.

Пока рядом крутился Тима, находился за одним столом Сергей Сергеевич, я чувствовала себя в относительной безопасности. Старалась держаться подальше от Эльбруса, дружески улыбалась, уделяла внимание сынишке, делала вид, что ничего особенного в ситуации нет. Каждый день родной отец сына приглашает нас на яхту… Обыденное дело!

– Что скажешь? – спросил Эльбрус, устраиваясь рядом, протянул бокал с прохладным соком из сицилийских апельсинов.

Вздрогнула, отвела взгляд, уставилась в затемнённый иллюминатор. Покачивающиеся, ярко-синие волны казались в нём смурыми. Он же не мог помнить такую мелочь, как мой любимый сок… так, всего лишь совпадение. Естественно не мог, если бы такие детали имели для него значение, не случилось бы того, что случилось…

– Что? – прохрипела я в ответ, делая глоток сока, чтобы прочистить горло.

– Как живёшь, какие планы? – Эльбрус приподнял бровь, сверля меня взглядом. Он не спрашивал, не интересовался, не проявлял праздный интерес, он допрашивал, не сомневаясь, что ему ответят. – Там же, на Курилах?

В голосе звучало пренебрежение. Уверена, он специально сказал Курилы, помня, что умчалась я на Кольский полуостров.

– На Кольском полуострове, – поправила я, сглотнув опаляющую горечь. – Да, там же.

– Здесь, значит, в отпуске? – протянул он, пытливо глядя на меня.

– Да, решила немного отдохнуть, навестить родителей, пока Вова… в кругосветке, – самозабвенно подтвердила я собственную ложь Тиму. – Тиме город показать. Эрмитаж там, Русский, Петергоф… – продолжила уверенно врать. – Артиллерийский музей, – выпалила, игнорируя всё более иронично выгнутую бровь Эльбруса.

– Эрмитаж – это важно, – то ли серьёзно, то ли с издёвкой кивнул в ответ. – Понравился?

– Кто? – опешила я, поглощённая всем, что было Эльбрусом.

Внушительная внешность, взгляд, густой, обволакивающий голос, расслабленная поза, красноречиво указывающая на то, кто здесь главный.