Через тернии куда-нибудь подальше

Глава 1. Нежелательное соседство

Прохладное утро. Мои неуклюжие кудри трепал разбушевавшийся ветер. Звук езды колесиков чемодана по неровной асфальтированной дорожке выдавал во мне приезжую, проезжую или уезжую, во всяком случае непостоянную, переменную и скитальческую. Таков мой тернистый путь. Правда, в этот раз я и сама не понимаю, куда и отчего бегу…

Точнее, уезжаю.

У железнодорожного вокзала около двух путей, ведущих в абсолютно противоположные стороны, в замершем ожидании уже столпились люди. Какие-то моложавые студенты рассредоточились вдоль железнодорожных путей парами. На удивление, народу было много, в этой общей скученности особенно выделялись пенсионеры-дачники: вчерашние школьники-пионеры. Обычно они возвращаются в город ближе к вечеру со своей добычей – полезным и пахнущим на весь вагон разнотравьем, корешками, цветами, ягодами или грибами. Возле двери в железнодорожный вокзал со стороны железнодорожных платформ лениво расположилось пару сотрудников милиции в темно-синей форме с такого же цвета фуражками на головах – молодые ребята, бдящие за порядком. Но признаться, в их присутствии я, скорее, чувствую себя беглянкой или предательницей, так как меня не покидает навязчивая мысль о необходимости уехать куда-то далеко и надолго.

Немного раньше назначенного времени на платформе № 1 появился мой дизель-поезд. Странное ощущение, но в дороге вы никуда не торопитесь и у вас есть пара-тройка часов для того, чтобы подумать обо всем, меланхолично поглядывая на сменяющиеся за окном пейзажи, слушая музыку или наблюдая за происходящим в вагоне.

Мне не терпелось занять место у пыльного еще не обогретого лучами осеннего солнца окна, открыть свою книгу и погрузиться в легкое чтение, либо просто сонливо закрыть глаза, не тревожась о будущем. Движение поезда успокаивает… Ведь я в кои-то веки знаю, что будет происходить в моей жизни в ближайшие несколько часов во время поездки или думаю, что знаю…

Стабильность движения успокаивает, вот почему в поездах никогда не чувствуешь тревоги, только умиротворение, ведь деваться некуда, все слишком предсказуемо.

К слову, об умиротворении… Мои романтизированные думы быстро развеялись в толпе поднимающихся по лестнице в вагон пенсионеров. Спеша занять места, они продвинулись вперед, так что мне пришлось сделать решительный шаг назад, чтобы на меня никто не упал в худшем случае, а в лучшем, чтобы никто не оттолкнул меня сзади своей авоськой. В это же время седая женщина с конца очереди протиснулась в толпу передо мной, и моё тело подалось назад так, что своим локтем я уткнулась в мягкую, похожую на немного сдувшийся шарик грудь другой женщины.

Вот так и в жизни мы тоже не выбираем своих соседей и порой наши личные границы нарушаются посягательствами других лиц. Но как сильно эти другие лица влияют на нас? Полагаю, что окружающая среда в поезде не способна оказать на человека весомое влияние ввиду кратковременности воздействия. Поэтому все увиденное во время поездки останется в моей памяти каким-то призрачным отголоском некой реальности, отдельного эпизода моей жизни и стремлений (если, конечно, останется).

Когда я вошла в свой вагон, то заметила, что свободных мест в нём почти не осталось, однако же я втиснулась в компанию к одному из местных парнишек. Он был еще молод, лет двадцати, а в моей голове то и дело прокручивалась мысль о том, насколько двадцативосьмилетняя я кажусь ему привлекательной. Мы многозначительно молчали, а когда он сошел с поезда, я стала разглядывать шумных бабулек и дедулек с узелками и вёдрами.

Раньше ведь я считала, что они всегда были такими старыми и беспомощными, чуждыми веселым и озорным занятиям, порочным связям.

В стариках и детях есть нечто общее. Возможно, они лучше понимают друг друга, возможно, одинаково капризны или беззащитны, наивны или доверчивы.

Но именно в этих скрючившихся старичках сохранилось нечто доброе и светлое, что в наше время используется как инструмент для манипуляций. Эти люди были воспитаны иначе – в жестких и суровых условиях, они верили в любовь и ради семьи и её сохранения ставили на кон собственное психическое, а порой и физическое здоровье.

Наше поколение стало более эгоистичным, по этой причине нам крайне тяжело завести непринужденный разговор в поездах с себе подобными: гаджеты всегда оказываются интереснее.

Забавно, но раньше я считала, что бабушки и дедушки всю жизнь были обладателями седины и сети морщин. Старые черно-белые фотографии, из которых на меня глядели мои молодые дед с бабкой, казались мне отголоском какой-то древней реальности, с которой меня ничего не связывает абсолютно ничего, так что ничто не мешает той прошлой реальности быть вымыслом. И если бы не это фото как доказательство быстротечности и беспощадности времени, я бы, скорее всего, так и думала, что дедушки и бабушки сразу рождаются стариками.

Каждая из бабулек – с коротко отстриженными седыми тонкими прядями, длинными волосами, завязанными в тугой пучок сзади – была когда-то прекрасной девушкой. Старости неважно, была ты раньше роковой красоткой или нет, она заберет данное природой у всех. Тогда станет абсолютно неважно, тонкие у тебя губы или толстые, нарощенные ресницы или нет, худощавая ты или пышнотелая, высокая или маленькая. Имеет значение одно: состояние твоего здоровья, которое, к слову говоря, молодость заботит не особо…

Думаем ли мы, едя с ними в поезде и раздражаясь на рой голосов, обсуждающих дачные успехи, успехи своих детей и внуков, сложившиеся или не сложившиеся судьбы общих знакомых о том, что смотрим в своё будущее?