Черная Каста

часть 1 глава 1

Кто сказал, что холоден снег?

«ЧЕРНАЯ КАСТА»

ЧАСТЬ 1

«Падение Дома Эрике»

Ты видишь? Встает дурная луна,

Чую темные времена,

Воронье в небе, земля дрожит,

Смерть у ворот кружит,

Ты сегодня — домой ни ногой,

уходи звериной тропой,

Седлай вороного коня у врат,

Сталь про тебя готовят, брат.

Из положении о правах и обязанностях дворянства: «Иной благородный Дом, по праву ли крови или по дарованию Нашего Императорского Величества, не производящий на свет магически одаренных наследников три поколения подряд, лишается своего титула, земель, движимого и недвижимого имущества, всех наших знаков внимания, помощи и благословения»

глава 1

«воспоминания»

За две недели до трагедии, к нам прибыл эмиссар Его Величества. Это был второй его визит на моей памяти. В детстве и юности время тянется долго, длинно, особенно в Северных землях баронства Эрике. Это край стужи, снежных буранов, диких вечнозеленых лесов, непролазных чащ, опасных отвесных скал и моря — сизого, бурного, безжалостного, как для пиратов с островной империи, так и для наших соплеменников с Юга. Лакомый кусок северных земель некогда был почитаем, богат, обласкан вниманием — но времена моего прадеда, Мага семи ветров, безжалостного убийцы и преданного друга Его Величества — давно минули, растаяли в памяти магов и ведьм, стерлись в учебниках истории...наше баронство доживало последние недели, а в роли главной жертвы был мой отец — барон Филипп Эрике, стареющий вместе с нашим безлюдным замком, - давно уже были оставлены бойницы, погашены дозорные огни, окна — заколочены. Мой замок был забыт, погребен всеми — деревенским людом, воинами-защитниками, гордыми соседями-магами. В тот год мы остались совсем одни: мой отец, десяток слуг, нянюшка-ведьма и я — баронесса Матильда Эрике, младшая из семнадцати детей барона. Мои братья и сестры, имена и лица которых я помнила смутно разъехались кто-куда... Большая земля поглотила их, как зерна весной, унесла бурным потоком в чужие земли, полные иного говора, иных запахов, иных лиц. И не было больше ни писем, ни вестей — сгинули как сизый дым....

Я хорошо помню тот день — имперский эмиссар, немолодой, но статный, с холодным взглядом был безразличен, немногословен и кажется немного брезглив. Он даже не взглянул на отца — сидящего перед догорающим камином. Я заслонила родителя. Этот человек шагнул ко мне и пристально взглянул в глаза. Мне больше не пришлось задирать голову как в последнюю нашу встречу — за пять лет я выросла на полтора локтя, стала сильной и лишилась наивности и иллюзий солнечного детства, я больше не сжимала кулаки и не тряслась ни от холода, ни от злости. Довольно... С минуту эмиссар молчал, а я как и была — в охотничьей куртке, давней и потертой, еще бабушкиной и с колчаном стрел в руке — не мигая ожидала его вердикта. Как и в предыдущие два раза он безразлично сказал:

- Лишенец, ни капли магии.

И кинул моему отцу не поворачиваясь:

- Ждите предписания, барон, но мой вам совет, собирайте вещи и слуг, в первый день весны приедут новые хозяева.

В комнате повисла безнадежность и тени — словно кто-то наверху мрачно рассмеялся над нами. Рассмеялся в последний раз. Отец не сказал ничего, а я лишь укрыла его потеплее в рысий мех и приказала подать грога и горючего сонного отвара.

Да, я знала — закон суров, но это закон и как можно ненавидеть Императора и законы магов, ведь все знают, что Дом, не производящий магически одаренных наследников более трех поколений — лишается всего. Бездарен — уступи место молодому и сильному. Тогда во мне не было ни злости ни ненависти, гнев вырос во мне неожиданно, как гриб-дождевик, в тот день, когда пролилась кровь, когда имя моего дома было стерто, а все кого я любила - были убиты. Но об этом мне еще предстоит рассказать.

А началось все с величия....

Мой прадед, завоевавший славу магией, мечом и диким норовом, воинственный и бескомпромиссный держал в страхе все северные воды, а с ними и туманных пиратов, которые прозвали его Кукун Однорукий. В те времена, заполненные смутой и войнами, старый барон и семь его сыновей — магов беспощадно вырезали предателей короны. Говорят, северные воды еще долго помнили ту магию ветра — ужасающей силы, и ни одна лодка не могла поднять парус в наших водах, ни одна пушка не смела палить, угрожая северному баронству. Кукун был свиреп, дик и любил вино, сталь, магию крови и трех своих жен. В те времена война для него являлась смыслом жизни. В те времена Он, представитель сильнейшего магического рода, укрывал и защищал малолетнего императора. Его баронство, как самая надежная и недоступная земля, была выбрана магическим советом, как Дом для королевского отпрыска. Именно Кукун был первым учителем правителя: как своих сыновей, он наставлял Эбада Второго в магии, верховой езде, политике и военном деле. Как и положено всякому пограничному барону он пал в бою — но уже не против пиратов. Гражданская война с каждым годом набирала силу и ярость и в один зимний день остроконечные корабли Изгоев заняли бухту Эрике. Кукун Однорукий пал, вместе со своими сыновьями, дочерьми, женами и ведьмами — воинами. Лишь один ребенок, самый младший, лишенный магических сил, выжил, сопровождая двенадцатилетнего императора обратно на трон, к его матери, в руки преданных интриганов и военных советников. Это был мой дед. Не смотря на заслуги перед государством, он прожил тихую, мирную жизнь, вдали от власти и государя, посвятив себя торговле, землепашеству и воспитанию воинов — мечников. За недолгие свои годы он родил лишь одного сына — моего отца и не смотря на ожидания всего государства, такого же лишенца, как и он сам.

часть 1 глава 2

глава 2

«черная тварь»

В комнате было тепло и тихо. Светало. Подушка из мешковины щекотала лицо. Я улыбнулась и открыла глаза: день рожденья и праздник Лун... Нянюшка уже неспешно ворошила угли:

- Вставай уж, соня.

Я поставила ноги на холодных ковер и потерла руки. Поприседала разминая мышцы и разгоняя кровь.

- Ох, уж твои штучки, Матильда, - сказала нянюшка, неодобрительно поддергивая себя за бороду.

Я улыбнулась и скинула ночное платье:

- Где моя вода?

- Хоть в день рожденья веди себя по-людски, вода ведь студеная, застудишься, - строго сказала ведьма

Я рассмеялась:

- Я что южанка какая? Всю зиму с непокрытой головой и ничего.

Няня резко дернула меня за косу. Да так, что я вскрикнула и закашлялась

- Ишь какая выросла, умная да образованная. Забыла, кто тебе отвары заговаривает, когда ты как дикарка оголтелая по лесу шляешься да в ледяных ручьях ноги моешь?

Я скривившись терла голову:

- Ну нянюшка, больно же...

- Секла я тебя мало, - гневно сказала гнома, но все же налила воду, одной сильной рукой, опрокидывая ведро.

Я наспех умылась, отдуваясь от холода и стряхнув воду с рук, выпрямилась.

Снова улыбнулась, изловчилась и поцеловала гному в щеку, покрытую густой бородой.

- Уйди, ледяная, - с показной строгостью сказала няня, но все же приобняла, и погладила по голове.

- Нянь, - окликнула я гномью ведьму, одеваясь.

- Ну чего тебе, - охотно откликнулась няня, застилая мою постель.

- Да вот, спросить хочу, - уже тише продолжила я, задумчиво заплетая косу, а няня подозрительно на меня взглянула, - столько лет со мной нянчишься, а ведь скоро баронство падет и...

Няня оборвала меня строгим жестом:

- Не кликай, девонька, не кликай. Как тому быть, лишь Боги знают, а жизнь она на то и жизнь — путь тяжелый и неласковый. И ждать добра от добра не пристало. У каждого свой долг и свое предназначение. Была я молодой ведьмой при твоем прадеде, воевала за государя и казалось мне: все не могу больше, но все равно, каждый день вставала и шла воевать, и плакать мне хотелось и домой под мамину юбку не раз в мыслях возвращалась. Но вот что я тебе скажу девонька — раз присягнула кому на верность или клятву дала — до конца жизни следуй, потому как бесчестье страшнее любой смерти. Когда пал твой прадед, казалось мне — все, нет ничего больше, нет сил ни жить, ни радоваться. Хоть бери и на меч падай. Но как я могла? Твой дед лишенец зеленый, безбородый, напуганный как заяц, все за меч хватался, и государь малолетний...ох, сколько я ему соплей вытерла, и не только соплей. Вот долг мой и заставил меня жить. А потом родились твои братья и сестры — выскакивали из графини как рыбы из проруби, вечно плачущие, болеющие. А мать твоя хороша — палец об палец не ударила, ни крохи магии не истратила что б в хозяйстве помочь. А потом ты родилась в ту жуткую ночь. Ты что ж думаешь, раз не родная ты мне, то любить тебя меньше могу? Хотела бы, да не получается голубушка, совсем не получается...

я снова глянула на нянюшку, рассерженную и покрасневшую, но такую родную и снова поцеловала: бережно, с особенной теплотой.

- Ну все, все, Тиль, - сказала гнома, - забот у меня полон рот, праздник ведь, егеря приедут, да и у тебя дел невпроворот. Заболталась я с тобой, на кухне не топлено. Нянюшка тяжелой поступью покинула мою комнату и я принялась одеваться — в конюшню надо успеть, скотину проверить, корова должна отелиться, и телега с рыбой прибыть скоро, мысли уже были там, в дневной рутине, когда в дверь постучали. Я открыла и недовольно уставилась на пришельца:

Мальчик, из деревенских в прожженном тулупе и надвинутом на лицо капюшоне стоял на моем пороге:

- Ваша Светлость, - сказал мальчик бесцветным, неторопливым голосом, - там в лесу медведь проснулся задрал двух охотников из наших.

Я выругалась про себя, но насторожилась:

- Толком говори, где именно...

- Я дорогу показать могу, как задрали, сразу к вам, егерей нету никого.

- А ты лицо чего прячешь...? - спросила я, стараясь разглядеть пацана.

- Меня оспа побила, вот и прячу...

Я недовольно закинула косу за спину:

- Жди меня у конюшни.

- Быстрей ваша Светл..

- Не перечь мне, - строго сказала я.

Наспех одев кожаную егерскую куртку отороченную мехом рыси, натянув тетиву лука, озаботившись парой ножей и рогатиной, я заспешила в конюшню. Мальчик уже стоял там, безучастно, понуро опустив голову. Скотина ревела: и коровы и телята и даже Уголек. Успокоив друга, я недобро взглянула на мальчишку:

- Боится тебя зверье, пацан.

- Это ничего — также глухо и безжизненно сказал он, опустив голову, - я побегу впереди вас, дорогу покажу, я крепкий...

- Давай уж, - сказала я седлая Уголька и наспех вскочив в седло, пристроила рогатину и колчан за спину, лук как всегда — покоился в руке. Ехали недолго — мимо оврага, мимо речки, минуя старые сосны, мимо звериной тропы. Мальчик оказался на удивление шустрым и я еле поспевала за ним. Слишком поздно я поняла — кругом ни звука, ни шороха, ни единого уханья совы. Подняла глаза к небу — три луны двигались стремительно выстраиваясь в ряд, лишь спина провожатого мигала невдалеке. И тут он остановился, замер, словно кукла...А впереди — непролазная чаща, и никакой медвежьей берлоги тут не было и быть не может. Я очнулась, словно водой ледяной плеснули. Спешилась и тихо спросила мальчика:

- Куда ты меня завел?...

Мальчик начал хрипеть, тяжело, страшно, по-звериному, Уголек заржал, вздыбился.

Страх прошелся по спине ледяной рукой, я разозлилась. Не в силах терпеть я подбежала к пацану и развернула к себе лицом, рука сжала лишь мякоть тулупа, словно под одеждой вовсе не было тела. Я попятилась: из под капюшона на меня глядела темнота, крик застрял в груди. Нечисть! - пронеслось в мозгу. Существо, обнажило когти и сорвало с себя одежду. Я резко вскинула лук, и стрела готовая сорваться с пальцев — замерла. Тварь юркнула в чащу слившись с тенями, а над лесом пронесся еле слышный то ли смех, то ли стон.