Чернила и заклинания

Глава первая. Путь в Питергоф. Маруся.

Поезд мчался сквозь дождливые просторы, как выпущенная из лука стрела, рассекая леса и поля уже вторые сутки. За окном — расплывчатые силуэты деревьев, серое небо и редкие деревушки, промелькнувшие за мгновение. Осталось совсем немного — каких-то пару часов, и я окажусь в Питергофе.

В городе, который я видела только на картинках.

Я покидаю свой родной городок в Англии — впервые в жизни. Впервые еду одна. Впервые — на конкурс, от которого может зависеть моя судьба.

Всероссийский конкурс ведьм и колдунов. Звучит внушительно. В нашем две тысячи сто двадцать пятом году быть ведьмой — не клеймо, а почти почёт. Нас больше не преследуют, не боятся. К нам приходят за советом, нас приглашают на работу при дворе.

Но было время, когда всё было иначе.

Так вышло, что мы живя в современном мире стали все чаще обращаться к традициям, к более древним правилам. И вот во времена технологий, мы все еще боимся гонений ведьм и обращаемся к традициям. Например таким как, браки заключенные между семьями, что дружат веками или то, что женщин все еще недолюбливают в магии и считают, что место ее на кухне.

Моя прабабушка, ведьма по материнской линии, жила в эпоху страха и запретов. Тогда магией пользовались в основном шарлатаны и обманщики — из-за них настоящих ведьм избегали, презирали, а порой и уничтожали. Даже в нашей тихой деревушке люди смотрели с подозрением на всех, кто обладал хоть тенью дара.

Только благодаря одному человеку — Фёдору Троекурову, богатому меценату и реформатору — магия вновь получила право на существование. Несколько лет назад он учредил конкурс, на который теперь съезжаются лучшие ведьмы и колдуны со всей страны. Победителей ждёт работа в Совете магии.

И вот я — еду туда.

Честно говоря, я боюсь. Не знаю, что страшнее — сам конкурс или необходимость говорить на русском, который я почти не знаю. Я росла в англоязычной семье, и даже бабушка, когда-то жившая в России, давно забыла родной язык.

Но мама, Амелия, настояла: «Не прячь силу. Она дана тебе не случайно».

Свою силу я ощущаю с детства. Я — Мэриан Бриджет Бишоп, потомок рода Бишопов. Та самая Бриджет, первая ведьма, сожжённая в Салеме, — моя предок. И если в этом мире осталась хоть капля справедливости, я должна доказать, что достойна своего имени.

Двери купе сдвинулись со скрипом. Я торопливо спрятала дневник.

Вошла Лизавета — моя спутница, наставница, няня. Невысокая, хрупкая, с собранной на затылке тёмной косой, она была старше меня всего на десять лет. Русская по происхождению, свободно говорила и на английском, и на русском. Правда, обучать меня второму языку считала бесполезным занятием. Мы ведь и так жили в Англии.

— Маруся, ты опять пишешь? Лучше бы русский учила, — пробурчала она, глядя в дождливое окно. — Опять дождь...

Маруся.

Мне никогда не нравилось это имя. Лиза зовёт меня так — по-своему, по-русски. Хотя все зовут меня Мэри. Полное имя — Мэриан. В честь бабушки. Мэриан Бриджет Бишоп.

Иногда мне кажется, что само имя несёт в себе старую магию.

Я посмотрела в окно и увидела своё отражение. Два тревожных зелёных глаза. Веснушки, слившиеся с бледной кожей. Волосы — ярко-рыжие, как огонь.

Если бы охота на ведьм всё ещё существовала — меня бы сожгли первой. Даже без суда.

Я надела наушники и включила аудиокнигу — о Салемских ведьмах. История, которую все искажают. Люди верят, будто ведьм убивал огонь. Но на самом деле пламя лишь обжигало кожу. Колдуньи замораживали языки огня и исчезали — но никто этого не видел. Потому что людям удобно верить в очищение.

Хотя главное зло всегда было не в ведьмах. А в людях.

Лиза тем временем молча вязала — как всегда, когда нервничала.

Я снова достала дневник.

…Я каждую ночь вижу один и тот же сон.

Меня сжигают на костре.

Палач — высокий, с голубыми глазами, в которых больно смотреть, и волосами цвета воронова крыла. Он всегда один и тот же. Я просыпаюсь с ощущением, будто действительно горела. Сердце болит.

Мама радуется моему отъезду. Она верит в меня.

Хотя ради конкурса пришлось отложить свадьбу. Ту самую, которую устроили мои родители.

Жених — Кристофер, друг детства. Он хороший человек, но… в Германии он встретил другую. Я знаю. Они собираются сбежать.

Я ему не нужна. И слава богам.

Сейчас мне не до любви.

Я должна стать тем, кем родилась.

Ведьмой. Наследницей рода Бишоп.

— Маруся, мы подъезжаем! — окликнула Лиза. Её лицо, отражённое в окне, светилось от волнения. За стеклом мелькали здания, перроны, бегущие люди.

Я убрала дневник, глубоко вздохнула — и впервые за весь путь улыбнулась.

Что ж. Моё приключение начинается.

Глава вторая. «Призраки в доме.» Колдун.

Я сидел в кожаном кресле у окна, спиной к серому, размывшемуся дождём городу. За стеклом текла Нева — тяжелая, тёмная, как свинец. В небе гремело, гром вторил моим мыслям, и лишь редкие вспышки молний вырывали очертания крыш и куполов.

Рудольф, мой верный пёс, зарывался в кучу покрывал на кровати, поджав уши. Но меня гроза не пугала — наоборот, я любил её с детства. В раскатах грома и стуке капель по подоконнику было что-то родное. Как будто сама природа разговаривала со мной — на своём, древнем, полузабытом языке.

После дождя приходит свежесть, — говорила моя мать.

После дождя появляется радуга, — повторяла подруга.

Для меня же гроза всегда означала одно — силу.

В руках я держал чёрный кожаный ежедневник. Узкая атласная лента торчала из середины — закладка в мыслях, которые я оставил всего пару минут назад. Писал почти час. Многое хотелось сказать — но некому было слушать.

— Александр Николаевич, — голос прозвучал от двери. — Ваш отец желает поговорить с вами.

Это был Михаил, наш дворецкий. В тени за его спиной — призрачная фигура. Его жена. Анастасия. Умерла три дня назад, но до сих пор не ушла.

Я увидел её, как вижу всех — дымчатое тело, запавшие серые глаза, тонкие губы, сведённые в недобрую улыбку. Она тянулась к мужу костлявыми руками, но ловила лишь воздух. Призраки не могут касаться живых без воли колдуна.

— Хорошо, Миша. Идите. Я скоро.

Он кивнул и прошёл сквозь её бесплотное тело. На мгновение вздрогнул, будто от холода, но выпрямился и вышел. Призрак остался — замерла, глядя ему вслед.

— Здесь тебе больше нечего делать, — сказал я тихо. Закрыл дневник, убрал его в ящик и встал, поправив рукава свитера.

С моим ростом — почти два метра — подобрать одежду непросто. От матери я унаследовал рост, от отца — широкие плечи.

Анастасия печально склонила голову, будто прислушиваясь к чему-то далёкому. Я провёл пальцем по массивному кольцу на руке — перстень с символами луны и солнца, моё личное усиление. Тонкий луч магии коснулся призрака, и она заговорила.

— Сашенька... сынок. Я не могу уйти. За ним же кто-то должен присматривать. Он забудет что-нибудь, а то и... хуже...

— Тётя Настя, — я подошёл ближе. — Не заставляйте меня проводить ритуал изгнания. Я просил вас уйти. Михаил справится. Мы все с ним.

Она ласково назвала меня по-детски. Её голос был тихим, тонким, будто издалека. Они с Михаилом служили в нашем доме с молодости — верные, преданные, без магии, но с огромным уважением к нашему ремеслу.

Многие считают, что слуги в магических семьях — пережиток. Возможно. Я и сам мечтал бы жить спокойно, в собственной квартире, без посторонних. Но мои родители — люди старых правил. И Михаил с Анастасией стали для нас не просто прислугой. Они были частью семьи.

Отец, Николай Елисеевич Гор — целитель, врач, хирург. Он спасал людей одним прикосновением, но и скальпель держал не хуже магического посоха.

Мать — бывшая балерина. Когда-то мечтала стать фармацевтом, работала с травами, лечила. Но в те годы магия была под запретом, и она почти отказалась от дара. Мой дед, не обладающий силой, запрещал любое колдовство. Со временем он смягчился — внуки способны растопить даже самое холодное сердце.

Я посмотрел на призрака. Она всё ещё стояла, не решаясь исчезнуть.

— Тётя Настя, — я прокрутил кольцо. — Пора. Обещаю, Михаилу ничего не будет. К тому же... здесь ваш сын.

— Да... Сашенька...

Она потянулась ко мне, и её пальцы, дрожащие и едва зримые, коснулись моей руки. Холод — пронизывающий, до костей — но не пугающий. Холод прощания. Холод любви.

— Береги себя, сынок. И моих мальчиков тоже... Они теперь одни.

Я кивнул. Обещание было дано. Я даю их часто. Душам, которых вижу. Я провожаю их. Помогаю отпустить. Предостерегаю живых от мёртвых. Моя магия — видеть прошлое. Смерть. Истину.

Анастасия исчезла — рассеялась, как дым над водой. Комната вновь наполнилась тишиной.

Я вспомнил, что написал в дневнике:

«Завтра — отборочный тур. Завтра я докажу, что не зря ношу имя Гор. Что сила моя — реальна. Что не нужно бояться магии.

Завтра, возможно, вся Россия, а то и весь мир, узнает имя Александр Николаевич Гор».

Мурашки побежали по спине. И ещё от одной строчки:

«Брат бы мной гордился. Но это он должен был быть на моём месте».

Рудольф зарычал — коротко, но напряжённо. Он сорвался с постели и медленно пошёл к окну. Я последовал за ним.

По ступеням поднималась фигура — высокая, стройная. Капюшон скрывал лицо, но я узнал её сразу.

Ольга.

Михаил открыл дверь. Приветствие. Шаги. Каблуки. И голос — знакомый, хрупкий, как хрусталь.

— Друг мой, ты не забыл, что мы уезжаем через час?

Пёс отошёл к кровати, не сводя с неё взгляда.

— Александр Николаевич, — начал Михаил, явно смущённый. — Ваш отец уехал на операцию. Он просил передать...

— Я знаю, — кивнул я. — Спасибо.

Обернулся. Ольга стояла у входа, как всегда безупречная. Высокая, уверенная, в тёмном костюме. Волны светлых волос. Карие глаза, прищуренные. Рудольф рычал — он не любил её. И она его — тоже. Другие животные обожали Ольгу. Этот — нет.

Мы познакомились в университете. Оба учились на юристов. Хотя я пошёл туда из-за брата. Он мечтал о карьере двух братьев колдунов и лучших юристов. Я мечтал писать. Ольга была его невестой. Теперь её жених мёртв.

А я — не стал адвокатом.

И остался совсем один.

— Нам пора, Сашка.

— Оля... Я ведь сильный колдун?

Она прошла мимо, села в кресло. Открыла ящики стола, закрыла. Искала. Я знал что — и знал, что не найдёт. Она взяла мой дневник, пролистала и аккуратно вернула на место.

— Ты сильнее всех, кого я знаю, — сказала она. — Даже сильнее отца.

— А его?

Мы не называли имя. Уже три года как его нет, но рана — всё ещё открыта.

— И его, — ответила она тихо.

Глава третья. «Добро пожаловать в игру.» Маруся.

Как только поезд замедлил ход и гул голосов в тамбуре усилился, ладони вспотели, а в горле пересохло. Лиза, вцепившись в ручку чемодана, тревожно осматривалась по сторонам.

Мимо нашего купе уже прошли почти все. Мы оставались последними.

— Ну, пойдём? — спросила она.

Я кивнула. Голос меня покинул. Если я уже дрожу, как осиновый лист, здесь, на перроне, — как же я выдержу испытания?

На платформе первым, что я увидела, был вокзал. Белое здание в стиле XVIII века сияло чистотой. Солнце отражалось в высоких окнах, и свет бил в глаза прохожим, заставляя их жмуриться.

Мы прошли через череду формальностей — багаж, досмотр, транспорт. Толпа была плотной, шумной. Люди повсюду: торговки в цветастых платьях продавали газеты и сигареты, семьи плакали, смеялись, обнимали прибывших и провожали уезжающих. Я растерялась.

Внизу лестницы нас встретил досмотр: металлическая рамка и полноватый, лоснящийся от пота мужчина в форме. Его лысина блестела на солнце, а живот едва удерживался пуговицами рубашки.

— Вещи на ленту, всё из карманов — в контейнер, сами через рамку, — рявкнул он на меня.

Русский язык был для меня как музыка — красивый, но трудный. Я понимала многое, но говорить... Почти не могла. Раздражало, что Лиза вынуждена переводить каждую фразу — за меня и для меня.

— Иностранка, что ли? — спросил он у неё.

Лиза кивнула и объяснила, откуда мы. Её чемодан прошёл досмотр. Мой — нет. Щуплый парень у монитора нахмурился, что-то заметив, и подозвал толстяка. Тот взглянул на экран, затем на меня и проворчал что-то ещё. Лиза снова переводила, но я уже и без слов знала, что именно вызвало подозрение.

Ритуальный нож, чёрные свечи, мотки нитей, иглы, старые записи бабушки. Магия рода Бишоп всегда была тесно связана с кровью. Я не любила чёрную магию, избегала её. Но кровь... в ней была сила. Как и в магии Вуду, которую я изучала втайне.

— Говорят, нам нужно пройти с ними, — устало сказала Лиза.

— У нас есть разрешение на ввоз магических атрибутов, — напомнила я и попыталась улыбнуться.

Видимо, улыбка вышла неудачной. Щуплый исчез за экраном, а толстяк едва не утонул в испарине. За спиной гудела раздражённая очередь. Люди сдавленно ворчали, как река перед паводком. У меня заболела голова, тело ныло. Не так я представляла первый день в России...

В моей фантазии я гордо шествовала мимо толпы. Люди скандировали моё имя, приветствовали, как королеву, идущую на бал. А тут — обыски, недоверие, тяжесть чужих взглядов.

Из этого потока мыслей меня вырвал голос мужчины. Он подошёл к сотрудникам, пожал руку Лизе, а затем осмотрел меня с ног до головы. Его взгляд задержался на моих ногах, а потом скользнул вверх — оценивающе, чуть сальными глазами. Мне стало не по себе.

— Мэри, этот мужчина с конкурса. Он продюсер, — сказала Лиза, но тот даже не посмотрел на неё.

— Вы Мэриан Бишоп? — спросил он на чистом английском. — Меня зовут Игорь. Я продюсер конкурса.

— Продюсер?.. — я сжала рюкзак и оглянулась на Лизу. Похоже, она тоже не понимала, о чём речь.

Я отправляла заявку через обычный портал. Анкета, фото, видео. Через пару дней мне позвонила девушка — вежливая, сдержанная. Попросила пройти тесты, и вскоре пришло письмо с приглашением. Говорилось, что нас встретят, поселят в отель, всё объяснят. Но ни слова о «продюсерах».

— Князь Балконский, друг господина Троекурова, предложил изменить формат конкурса, — начал Игорь, легко шагая в ногу со мной. Лиза спешила позади, стараясь не отставать.

— Я знаю, что раньше отбор шёл в резиденции Троекурова, а финал — на главной площади, — сказала я, нахмурившись.

Что-то было не так. В пальцах покалывало. Едва сдерживалась, чтобы не выпустить в Игоря сноп искр — или хотя бы мысленно не ударить его по самодовольной ухмылке.

— Верно. Но теперь конкурс будет сниматься на камеры. Вас будут видеть миллионы. И — одно нововведение — участники будут помогать реальным людям. В прямом эфире.

Я резко остановилась, едва не вызвав волну раздражения у толпы за спиной. Продюсер остановился уже на улице, только потом заметив, что меня рядом нет. Лиза догнала меня и коснулась моей руки:

— Что случилось?

— Мне не говорили про съёмки.

— Ты ведь ещё не подписывала контракт. Можешь отказаться.

Я огляделась. И в этой суете, в чужом городе, так хотелось услышать голос бабушки. Что бы она сказала?

— Вы ведь не передумали? — Игорь посмотрел на меня напряжённо. — Мы долго искали ведьму из такого сильного рода.

— Вы... знаете, кто я?

— Конечно. Мы тщательно проверяем каждого участника. — Он кивнул в сторону машины. — Пойдёмте?

У обочины стояла чёрная, дорогая машина. Я не знала марку, но прохожие оглядывались — значит, машина дорогая. Игорь щёлкнул брелком. Машина издала короткий писк. Он сам убрал наши чемоданы в багажник и галантно открыл нам двери.

Я села в салон — и только тогда поняла: я даже не спросила, куда нас везут. В чужой стране, с малознакомыми людьми... Это было безрассудно.

Я чувствовала, как улицы, люди, машины — всё давит на меня. Энергия вокруг пульсировала, била, как ток. Я всегда была интровертом. Но сейчас — особенно. Я ощущала чужие эмоции как физическую боль.

— Простите, — сказала я, — вы продюсер, но не показали никаких документов.

Может, это и паранойя, но в мире, где магия — это сила, предосторожность — обязательна.

— Конечно, — спокойно ответил Игорь. Он передал в салон папку, не отрывая взгляда от дороги. Лиза раскрыла её и начала читать.

Первая карточка:

Воронцов Игорь — продюсер Всероссийского конкурса.

Далее — распечатка условий:

Условия участия.

Участник соглашается на съёмку, которая пройдёт преимущественно в доме князя Балконского.

Участникам предоставляется жильё.

Всего в конкурсе участвуют тринадцать человек.

Первый отборочный этап — 5 марта.