Снежные тролли попрятались в ужасе, оставив недоеденное мясо на снегу. Их до смерти пугала человеческая речь, звучащая не из королевских уст.
Пятеро в чёрных, не по сезону лёгких плащах, стояли посреди ледяной пустоши, беззвучно шевеля губами. Их слова, грубые и чуждые, резали идеальную тишину Эпоса, словно ножом. Они не видели красоты в застывших алмазных деревьях, не слышали музыки в перезвоне сосулек. В них не было чувства эстетики. Только цель.
Их интересовал лишь снег под ногами, на котором их острые посохи, вымоченные в чернилах с кровью, выводили сложную вязь скандинавских рун. Серебристая энергия сочилась из линий, наполняя морозный воздух гулом нарастающей мощи. Разрыв был почти готов.
Треск снега прозвучал как выстрел. Люди обернулись, как один, сжимая древки своих крючковатых посохов и готовые метнуть заклятие. Но противник уже был среди них.
Он возник из метели, которой за мгновение до этого не было. Седая кудрявая голова, лицо двадцатилетнего юноши и жуткие, нечеловеческие глаза с тëмно-фиолетовым белком. Белая трость в его руках вращалась с неуловимой для глаза скоростью. Длинная мантия не шелестела и не развевалась — она была частью самой зимы.
Первый заговорщик не успел издать ни звука. Трость описала короткую дугу, коснувшись его груди. Лёд, мгновенный и неумолимый, застыл в лёгких. Он вырвался наружу хрустальными шипами, запечатывая крик в прозрачной глыбе. За долю секунды на снегу стояла идеальная ледяная статуя с лицом, навеки застывшим в маске ужаса.
Хаос длился не дольше трёх ударов сердца. Посохи взлетали в воздух, ломаясь о невидимые ледяные барьеры. Сгустки чужеродной магии гасли, едва успев родиться. Чернила проливались из резервуаров, оставляя на льду уродливые кляксы.
Один из людей попытался бежать, но его ноги увязли в сугробе, который мгновенно намертво схватывался — снег стал плотнее цемента. Лицо юноши мелькнуло перед бегущим на доли секунды, а затем трость коснулась его шеи, погружая его в вечную мерзлоту.
Последний, тот, что стоял в центре рунического круга, успел вскрикнуть:
— Барон… он…
Трость мягко уперлась ему в лоб.
— Передавайте привет, — тихо сказал Снежный Король.
Спустя секунду последнее ледяное изваяние замерло перед ним с застывшим в широко открытых глазах ужасом.
Тишина вернулась. Кристоф обвёл взглядом пять новых «скульптур», уродующих его владения. Ни тени волнения не мелькнуло на его лице, лишь холодная, безразличная усталость. Он легко, почти небрежно, тронул тростью каждую из фигур. Лёд с треском рассыпался, обратившись в мириады сверкающих осколков, которые ветер тут же смëл в небытие.
Затем он повернулся к руническому кругу. Его ботинок грубо стёр несколько ключевых линий. Серебристый свет погас, гул стих. Угроза была ликвидирована.
Он не оглянулся. Метель подхватила его, и через мгновение на снегу не осталось ничего, кроме ровного, девственного покрова и запаха страха, который ещё долго будет отпугивать местную живность.
Ничего, тролли как-нибудь это переживут. Покормить их свеженьким пару раз — и он вылезут из нор, снова став лояльными поддаными. Но это уже забота Королевы.
***
Где-то в ночной Москве, на балконе сталинской высотки на Котельнической набережной, пахло дорогими сигаретами и речной сыростью.
— Не вышло, — покачал головой молодой проныра в необычайно дорогом для такого простого лица костюме. — Разрыв не открылся. Вообще. Провал.
Он развёл руками и чиркнул зажигалкой, закуривая новую сигарету. Женщина лет сорока, облокотившаяся на кованые перила, лишь брезгливо поморщилась от противного дыма. Её строгое бордовое платье, покрытые лисьим мехом плечи и убранные в тугой пучок волосы казались чужеродными на фоне пьяного блеска ночного города.
Баронесса Белла фон Глим никогда не любила Москву. Но по дурному стечению обстоятельств именно этот город был идеальным для замысла её господина. Все революции начинаются в столице.
— Место? — спросила Белла без эмоций.
— Наша точка была на Третьяковской. Их — где-то в снегах. Там, где этот… ну, вы знаете. — Курящий гость сделал театральную паузу. — Наш ледяной дружок порезвился. Жаль пацанов.
Баронесса медленно кивнула. Гость сверкнул хитрыми глазами и исчез во мраке, будто его здесь и не было. Женщина развернулась и прошла с балкона в гостиную, тонущую в полумраке. Её голос, ровный и чёткий, вскрыл тишину хирургическим скальпелем:
— Сожалею, мой барон, но ваш план провалился. Нельзя было доверять ученикам. Я лично должна пойти в Эпос и открыть следующий разрыв.
Казалось, в комнате больше никого не было. Затем из самого мрака, из угла, куда не доставал свет ночных огней столицы, донёсся голос. Спокойный, обволакивающий и полный непоколебимой уверенности.
— О нет, моя баронесса. Все идет именно так, как и было задумано. Просто терпение. Наша пьеса еще не сыграна до конца.
Голос умолк. Баронесса застыла, и впервые за вечер на её бесстрастном лице мелькнула тень чего-то, отдалённо напоминающего страх.
— Доброе утро, любимый, — негромко проворковала девушка, которую я призвал прошлой ночью на Новом Арбате.
Я приоткрыл один глаз, потом второй. На серых шторах спальни плавали золотые блики от её тиары и браслетов.
Чудо-Женщина. Диана. Молодой миф, ей нет и сотни — слишком юна, чтобы колдовать. Но уже вполне материальна, если приложить достаточно силы к призыву, и податлива, если призывателю хватит обаяния. Мне хватило.
— Утро доброе, — пробормотал я, с наслаждением потягиваясь. Похмелья не было — побочный бонус от расставания со Светой и перехода на «лёгких» в плане энергозатрат фамильяров. Хотя, кто кого здесь фамильяр — ещё большой вопрос.
Диана провела пальцами по моей груди, оставляя на коже лёгкое покалывание магии амазонок.
— Ты был великолепен прошлой ночью. Как настоящий герой.
— Геройство у меня по рабочим дням, — усмехнулся я, садясь на кровать. — А вчера был выходной.
Четыре года. Целых четыре года с тех пор, как Петербург выстоял, а мы с Лизой сбежали оттуда, как ошпаренные. Новое руководство общины, пришедшее на пепелище, смотрело на нас, как на опасных радикалов. Наследников Кристофа и его метода. Поклонников и почитателей Снежного Короля. Пришлось вспомнить старые долги.
— Помните события двухмесячной давности? — я тогда не улыбался, глядя на главу Московской общины через его дубовый стол. — Ваше «недоразумение» с гадалками на ВДНХ? Кристоф Хаас — вот благодаря кому вы до сих пор в кресле. А долг, Александр Викторович, платежом красен.
Лагутин, дородный, с лицом уставшего чиновника, смотрел на меня без восторга.
— Шантаж, Марк?
— Нет, — я покачал головой. — Напоминание. Устройте нас в Москве, и мы квиты.
Он тяжело вздохнул, но кивнул. Не потому, что испугался — в конце концов, он отделался бы выговором. А потому что был не глуп. Он понимал, что мы — кусок той самой войны, которую он предпочёл бы забыть. И что такие куски лучше держать поближе, на виду.
Диана обняла меня сзади, прижавшись щекой к спине.
— О чём задумался, воин?
— О работе, — брякнул я, и тут же пожалел.
Зазвонил телефон. На экране — дерзкое селфи Лизы, на заднем плане фото — Кот-Учёный, состроивший рожицу. Я вздохнул.
— Белов, — поднял я трубку, стараясь, чтобы голос звучал официально.
— Крис в городе, — без предисловий бросила Лиза. Её голос был напряжённым, как струна. — Через три часа над ним суд. В здании Ордена.
В животе всё сжалось в ледяной ком. Кристоф. Здесь. Последний раз мы виделись в Эпосе, и он не изъявлял желания являться к нам в мир, и тут...
— Какой ещё суд? — выдавил я. — Он же… он там.
— А вот соберутся и решат, можно ли судить тёмного властелина за то, что он накостылял парочке немецких сказочников у себя дома, в Эпосе, — в голосе Лизы звенела язвительная нотка, но сквозь неё пробивалась тревога. — Будешь там?
Вот те на. Кажется, кому-то слишком хорошо жилось в отпуске с молодыми мифическими красотками. «Агент СРСП пропустил новость о суде над лучшим другом» — звучит, как анекдот. Но на деле — горькая правда.
— Конечно, — пообещал я. — Давай его встретим.
— Тогда жду в двенадцать у входа! — уже куда жизнерадостнее сказала она, после чего отключилась.
Диана смотрела на меня с лёгким укором.
— Уходишь?
— Дела, — коротко кивнул я, уже сгребая с пола разбросанную одежду. — Ты свободна. Спасибо за компанию.
Она сказала что-то ещё, но я уже не слушал. Мыслями я был там, в здании Ордена, где через несколько часов должен был появиться он. Тот, кто спас нам всем жизнь и ушёл в вечную зиму. Герой. К сожалению, это мнение разделяли не все.
Пока Чудо-Женщина одевалась и готовилась к переходу обратно в Эпос, то и дело стреляя в меня взглядом, я зашёл в соседнюю комнату за служебными принадлежностями. Из-за угла комнаты донёсся знакомый скрипучий голос:
— Ну что, шеф, снова рвём шаблоны? Наводим тень на ясный зимний день?
На полке, рядом с парой книг по криминалистике и потрёпанным томом Булгакова, сидел Колобок. Его изюминки-глазки смотрели на меня с привычным ехидством.
— Ты прям Пушкин сегодня, — буркнул я, натягивая джинсы.
— Да я хоть в тесто превратись, а за твоими приключениями уследить не успеваю, — проворчал он, подпрыгнув и мягко приземлившись мне на плечо. — То Чудо-Женщины, то суды над ледяными королями… Скучно не будет. А встретиться с Крисом — это ж как старую песню вспомнить. Только надеюсь, он не станет меня ревновать за все те пакости, что мы с тобой творили.
— Ему есть, кого ревновать, — усмехнулся я. Скомкав в руке удостоверение СРСП с моей не самой радостной физиономией, я сунул его в рюкзак, куда тут же юркнул Колобок.
Встретиться с Кристофом. После всего. Сердце колотилось где-то в горле от радостного предвкушения и лёгкого страха.
Потому что я знал его лучше всех остальных. И знал, что получение статуса Короля и «катаклизма» в 18 лет мозгов не добавляет. Только бы наш монарх ничего сегодня не натворил...
***
Последний день зимы ознаменовался в Москве небольшим плюсом, тоннами реагента на асфальте и противной слякотью.
Белый «Мерседес» плавно затормозил на мокром асфальте и идеально вписался в парковочное место. Водительская дверь открылась, и миру явился... нет, он определённо не производил впечатление Короля. Скорее, просто обеспеченный бизнесмен-сноб в белоснежном костюме и с тросточкой. Его жуткие глаза были скрыты за аккуратными полупрозрачными очками, а двигался он так, будто вышел на сцену.
Когда Кристоф уже обошёл машину и приблизился к нам с Лизой, проезжающий мимо внедорожник щедро окатил белый борт «Мерседеса» грязной водой из лужи. Кристоф посмотрел ему вслед. На секунду его нечеловеческие глаза сузились, а затем он дважды стукнул тростью по асфальту.
Тук — вся грязь стекла с борта его машины на дорогу. Тук-тук — и под колёсами того внедорожника образовался тонкий слой льда. Его занесло на пустой тротуар почти боком. Я даже отсюда видел, как у водителя от страха чуть не вылезли глаза из орбит.