Чёрно-белый мир

Глава 1. Исчезновение

Константин Кольдт шагнул в прохладу ночи из светлого двухэтажного особнячка, в котором этим вечером зажгли сотни свечей в честь восемнадцатилетия дочери Мориса Латимира, старинного друга отца Константина и по совместительству верховного судьи Пирополя, столицы Фламии. Снаружи царствовала осень, и ветер приносил из парка характерные для этого времени года запахи грибов, прелых ягод и опавшей листвы. Влажный ночной воздух наполнял лёгкие. После духоты дома было приятно подставлять разгорячённое лицо холодному свету Вечерней звезды.

Прощальный взгляд на гостеприимное судейское имение, в котором взрывы смеха перемежались теперь со звоном бокалов под развесёлый аккомпанемент фортепьяно, рывок к подоспевшему экипажу и движение вон из Пирополя по проселочной дороге к резиденции Кольдтов.

Наконец пассажир мог немного расслабиться, вытянуть уставшие ноги и откинуться на обитое бархатом сиденье. Долгожданное уединение, однако, не стёрло тревожную складку между сведённых бровей мужчины. Зажатые в руке перчатки отбивали по бедру мелкую дробь. Тот факт, что путь из города до Кленовой рощи занимал всего полчаса, на сей раз не улучшал настроения.

Дело было вовсе не в том, что Константин ненавидел светские мероприятия, предпочитая отработку с солдатами тактик ведения боя или тихие вечера в кругу домочадцев, как и не в том, что судья открыто и настойчиво предлагал именинницу в качестве спутницы жизни. Нет, леди Латимир образованна, сообразительна, искусна в беседе. Юное создание, полное амбиций. Воплотить их в жизнь легко, стоит только обручиться с внебрачным сыном короля.

Он усмехнулся. Неужели Морис взаправду думал, что он, архимаг пламени, главнокомандующий королевской армадой да, в конце концов, тридцатишестилетний мужчина, в одно мгновение потеряет голову от сопливой девчонки, пусть и прехорошенькой? Может быть, ему отцовская гордость и тщеславие затмили разум? Из всех присутствующих на приёме заинтересовать могла разве что дочь барона Камейо, Клементина. Ни к чему не обязывающая интрижка с последней в летнем сезоне на вилле общего знакомого была источником многих приятных воспоминаний. Тем не менее даже незабвенный образ распятой на чужом бильярдном столе Клементины (о, это белое тело и волна красных волос на зелёном сукне!) не смог поменять мрачного направления мыслей Константина.

Весь вечер его одолевало недоброе предчувствие, дрожащее внутри противным перезвоном колокольчика, и, как он ни старался скрыть нарастающее беспокойство, как ни улыбался подходящим людям, вереница которых, казалось, никогда не кончится, спустя пару часов дребезжание колокольчика сменилось ударами гранд-колокола.

Приходилось изрядно сдерживаться, чтобы не высунуться в окно и не заорать на кучера, чтобы тот выжал максимальную скорость из проклятой упряжки. К счастью, демонстрации столь неаристократичного поведения не потребовалось. Позади остался живописный пруд с изящным мостиком и аллея разноцветных клёнов, а колёса кареты коснулись первых камешков подъездной дорожки.

Не зря говорят, что предчувствие мага сродни предсказанию. Вот и Константина интуиция не подвела. В комнатах на третьем этаже, которые его пятилетняя дочь занимала вместе с няней, горел неуместный для ночного часа свет.

Просторный холл и широкая мраморная лестница покорились рекордно быстро, а перед взором уже разворачивалась страшная для любого родителя картина. На застеленной дорогим розовым шёлком кровати, уронив лицо в ладони, сидела няня девочки - Пенни, утешаемая не менее зарёванной служанкой. Рядом застыл белый, в цвет валявшего на тёмно-сером ковролине плюшевого мишки, управляющий Кленовой рощи, от которого Константин и потребовал объяснений.

– Господин Скотт, докладывайте. Я желаю знать, что произошло и где Сэм. Только не говорите мне, что это то, о чём я думаю.

Мэнни Скотт никогда не был трусом, а после сегодняшних событий кто-то совершенно справедливо назвал бы его героем, потому что, твёрдо глядя в глаза сильнейшему магу из ныне живущих, он произнёс:

– Боюсь, господин, Саманта похищена. Как вы понимаете, дилетанту не под силу вывести из строя защиту дома и временно заблокировать звуковые волны. Все уже почти спали, дома было привычно тихо, и я понял, что что-то не так, только когда не услышал собственных шагов в холле и когда от неожиданности выронил карманные часы. Каюсь, несколько секунд провёл в ступоре, а потом вдруг вспомнил, что в довоенные времена, когда стихийная магия не ограничивалась лишь пламенем и льдом, «воздушники» разработали артефакт, способный вмешиваться в структуру воздуха и контролировать его колебания. Мой взгляд упал на окно... Морозный узор полз по стеклу!.. Я кинулся наверх, но обнаружил лишь спящую в смежной комнате Пенни. Обычно няня реагирует даже на вздох подопечной, а тут… ни шороха. Это, – он обвёл рукой осиротевшее помещение, – работа Дома вечного льда.

– Уверен? – прищурился Кольдт.

– Более чем. Они не думали скрываться, записку оставили, – подытожил управляющий, кивком указывая на письменный стол, точнее, лежащее на его поверхности свидетельство преступления – бело-голубой лист бумаги с печатью Антуана, короля Фригона, и его же руки ровными строками:

«У вашего суверена два наследника и ты, бастард. Ах да, ещё твой неуравновешенный кузен, Бальтазар. Ты в курсе, что он топит не только военные суда? На моей стороне лишь малолетняя воспитанница. Проку мало, но тут ты меня поймёшь, я готов на любые меры, гарантирующие нашу безопасность. Силы неравны, однако, надеюсь, впредь ты будешь сговорчивее и не так жесток с моими подданными, оставишь коварные планы и в ближайшем будущем не покинешь своих владений. В противном случае с дочерью придётся попрощаться. Впрочем, я взял то, что когда-то ты отнял у меня. Передавай отцу наилучшие пожелания. А».

Глава 2. Столкновение

То, что меня выбросило на поле боя, я поняла сразу. Не могу сказать, что видела много сражений, лично не присутствовала ни на одном из них, но равнина, принявшая моё многострадальное тело, совершенно точно была охвачена огнём войны. Хотя почему только огнём? В сиреневых сумерках вспышки пламени чередовались с сиянием ледяных снарядов. Своеобразный танец двух стихий можно было бы даже назвать красивым, не будь он смертельным.

На моих глазах ливень пламенных стрел обрушился на группу людей, пытавшихся воспроизвести какую-то хитрую мерцающую сеть. Плетение разрушилось, когда одежда одного из тех ребят вспыхнула факелом. Последовавший за возгоранием крик сменился жутким воем, и на землю упали головешки, мало напоминавшие то, что минуту назад звалось человеком. Я опрометчиво втянула носом задымлённый воздух, и мир завертелся волчком. В горло плеснулась желчь. Руки, которыми я упиралась в землю, от слабости затряслись.

Друзья погибшего тем временем перешли в контратаку. Грудь мужчины метрах в пятидесяти от меня пронзило хрустальным копьём. Фрагмент за фрагментом его фигура покрывалась инеем, пока наконец не рассыпалась бело-розовым крошевом. И меня всё-таки вывернуло. Не успела я отдышаться и утереть слёзы, как «ледяной» сформировал новый снаряд, очевидно, для ликвидации бегущего прямиком на меня парня.

Как говорил герой одного старого доброго блокбастера, колебаться вредно. Рывок навстречу бегуну – и во второй раз за этот день земная твердь раскрыла мне свои объятья. Над головой просвистела сверкающая пика, и холмик, под который мы свалились, превратился в маленький Эльбрус.

– С-спасибо, – с запинкой произнёс растяпа.

Мой взгляд метнулся от снежной горки к его лицу. На меня смотрели светло-карие, можно сказать, медовые глаза. Уголок рта парня подрагивал, будто он никак не мог решить, улыбнуться или нет. Веснушчатый лоб покрывала испарина. Рыжие волосы прилипли к вискам.

– Я Николас. Ник Шелли. А ты? То есть, я хочу сказать, как ты здесь оказалась?! Женщинам нельзя! И вообще, готов поклясться, что, когда начинал… гм… манёвр, тебя не было!

Он обращался ко мне на каком-то чудном диалекте английского, и приходилось изо всех сил напрягать мозги, чтобы сносно его понимать, но, поскольку язык я любила и знала, ответила в полном соответствии с утверждением, что краткость – сестра таланта:

– Не за что. Не было. Сама не знаю, что произошло. Я Карина.

– Оу! Какой скверный акцент! – скривился рыжий гад. – Ты что, из пустынных земель? И ты, и одежда твоя странные. Ладно… – он потёр лоб, оставляя на коже пятно сажи. – Сейчас не время для светской беседы. Давай, двигай, только без глупостей.

– Но куда? Что ты хочешь делать?

– Как куда?! Бежать! Этим, собственно, я и занимался, перед тем как ты на меня кинулась. Хотя ты, конечно, молодец, и всё такое, но… Видишь ли, я очень слабый маг, – развёл ладонями новый знакомый: – Только и могу, что костерок запалить или там воду подогреть, а для того, что здесь происходит, моих умений недостаточно. Я живу в приграничье, и большая часть моего дома находится на территории Фламии. «Благодаря» этому и капле дара я оказался на войне с Фригоном. Но, знаешь, с меня хватит! Предлагаю тебе сейчас уйти со мной, а разбираться что к чему будем потом. Согласна?

Естественно. Стопроцентное попадание. Бинго. В яблочко. Как можно скорее покинуть это страшное место – мечта! Моя ладонь легко легла в протянутую руку Николаса.

Мы уже отползли к кромке окружавшего поле брани леса, как вдруг случилось нечто необычное. Я с удивлением обнаружила, что разом стихли все звуки, до сего момента сопровождавшие бой. Не раздавалось ни приказов командиров, ни стонов раненых, ни победных возгласов их более удачливых противников. Как будто кто-то стёр звуковую дорожку боевика. Тишина обрушилась на нас настолько внезапно, что Шелли вздрогнул и резко повернулся в сторону небольшого возвышения в стане фламийцев, на которое в компании двух солдат взбирался человек в чёрном пальто по щиколотку. Наброшенный капюшон и скрывающий нижнюю часть лица тёмный платок придавали мужчине зловещий вид. Кажется, кто-то из фригонцев не выдержал и, понадеявшись на удачу, обрушил на их головы глыбу льда, которая сгорела, словно метеор в атмосфере, на приличном расстоянии от цели.

Николас прошипел что-то вроде «идиот», капюшон повернулся в сторону атаковавшего, и из почвы под ногами фригонцев повалил густой пар. Воины рванули в стороны от центра занимаемого ими квадрата, где разгорался нешуточный пожар.

Воздух над пламенем заколебался и стал закручиваться вверх, вырастая в огромный огненный смерч. Он, словно древнее чудовище, пожирал ветер, наливался силой, набирал скорость. Общими усилиями люди Фригона пытались удержать щит, но ничего не помогало. Всё, что находилось рядом с эпицентром, таяло как воск, и бороться с бедствием было бесполезно – я это знала. Я видела кадры, снятые в 2020 году в Калифорнии. На них торнадо выжег тысячи квадратных километров леса, сгубил десятки человек. Единственное, что могли сделать «ледяные», – перестать сопротивляться и попытаться бегством спасти свои жизни.

– Бежим! – заорал мне на ухо Ник. – Сейчас от этого места ничего не останется!

Лесной массив, куда мы бросились со всех ног, был не лучшим укрытием от огненной магии, однако уйти с поля боя можно было только через него. Вокруг то и дело вспыхивали деревья, дым разъедал лёгкие и глаза, а открытые участки кожи обдавало нестерпимым жаром. Но мы упорно продирались сквозь чащу, ведомые жаждой жить. Я так сильно сосредоточилась на движении, что не сразу поверила, что слышу детский плач. В самом деле, откуда в этой мясорубке взяться ребенку? Как там сказал рыжий? Женщинам нельзя. А детям, что, можно?!

Глава 3. Воздушные замки

Девочка так и не пришла в себя и путешествовала по осеннему лесу на руках у Николаса. Это не добавляло парню благодушия. Путь к приграничным территориям Фламии сопровождался его ворчанием. Он часто останавливался, чтобы перевести дух, иногда спотыкался и пропускал удары веток по лицу. Несмотря на тщедушность малышки, Ник устал. Так что я прилежно несла вверенный мне факел и с трудом удерживала язык за зубами, чтобы не задать тысячу и один вопрос, что мучал меня. На предложение помочь бывший солдат ответил мрачным взглядом, а ещё отповедью про вздорных девиц и сердобольных, но глупых юношах, которые им потакают. Я решила оставить его в покое и, чтобы чем-то себя занять, пыталась на жизненном отрезке отыскать момент, когда всё пошло под откос.

Воспитанница одного из подмосковных детских домов, я не ведала иной жизни, кроме сиротской, ведь, в отличие от друзей по несчастью, потеряла родителей не из-за болезни, трагической случайности или лишения родительских прав. Я, честно говоря, вообще ничего не знала о своём происхождении.

После принятия в стране закона об инклюзивном образовании мы стали учиться в школе с детьми из обычных семей, и в этой ситуации были как минусы, так и плюсы.

С одной стороны, среди ровесников, обласканных судьбой, избалованных любовью и поддержкой близких, я была белой вороной. Не только по причине отсутствия дорогого телефона или модной одежды, а, скорее, из-за специфической внешности, «благодаря» которой ко мне намертво приклеилось прозвище «цыганёнок». Надо признать, оно действительно подходило к моим чёрным глазам, каштановым волосам и смуглому оттенку кожи. Спустя какое-то время так меня стали называть не только ученики, но и некоторые учителя. Приходилось делать вид, что мне всё нипочём, ведь иного варианта просто не было.

С другой стороны, в школьной среде было немало добродушных детей, встречались и преподаватели от бога. Например, учитель английского языка, Анна Михайловна. На её занятиях мы смотрели «Гарри Поттера» в оригинале, классические контрольные она заменяла викторинами и поощряла подопечных за старательность, а не за какие-то сомнительные заслуги вроде покупки компьютера в класс. Эти уроки были моим островком надежды, возможностью хотя бы в мечтах побывать во дворце королевы, прокатиться на красном двухэтажном автобусе, взглянуть на город с высоты «Лондонского глаза» и зашвырнуть подальше в Темзу блестящий медный пенни.

Я представляла, что когда-нибудь прочитаю произведения Агаты Кристи, Конана Дойля, Эдгара По без словаря, а может быть, сама стану сыщиком и переловлю всех мерзавцев, оставляющих младенцев на автобусных остановках, на скамейках в парке, в туалетах аэропортов.

В итоге после школы мои документы отправились на факультет международного права в Университет МВД.

Я поступила, учёба давалась относительно легко, а главное – одногруппникам было наплевать, что я детдомовская. Да хоть марсианская, лишь бы поделилась конспектами. И я поверила, что на моей улице наконец случился праздник.

Следующей большой удачей стала встреча с Пашей. Мы познакомились, когда я переходила на последний курс, а он выпускался с оперативно-розыскного, и лето, проведённое вместе, стало лучшим в моей жизни. Ни с кем ещё у меня не было такой душевной близости. Мы были похожи даже внешне. Чернявый Пашка, услышав моё школьное прозвище, рассмеялся и предложил организовать группировку, чтобы проворачивать тёмные делишки, которые можно было бы прикрывать, работая полицейскими. Мы хохотали до рези под рёбрами над изобретёнными мошенническими схемами с участием цыганского табора. И когда в конце каникул Паша сделал мне предложение, я согласилась. Мы мало знали друг друга и, наверное, слишком торопились. Но я была влюблена и счастлива, мне не хотелось зацикливаться на мелочах. К тому же наш союз мог стать началом моей собственной семьи – той ценности, о которой я всегда мечтала.

Пашина мама, воспитавшая сына в одиночку, поддержала идею с женитьбой. Она говорила, что путь от преодоления внутренних комплексов и внешних обстоятельств до звания лучшей студентки потока вызывает уважение и не оставляет сомнений в том, что я достойная пара её сыну. Знала бы моя будущая свекровь, сколько радости принесли её слова! А если бы мы знали, что спустя полгода после нашей свадьбы эта добрая женщина умрёт от несвоевременно обнаруженного рака груди, больше бы ценили время, проведённое рядом с ней.

Я поддерживала мужа, как могла. Как никто другой, я понимала, что значит быть сиротой. Казалось, мы справлялись неплохо.

Куда хуже стало, когда Павел устроился на работу в уголовный розыск. К тому времени мы продали две однокомнатные квартиры (свекрови и мою от государства) и жили в небольшой двушке в одном из спальных районов столицы. Я готовилась к выпуску из университета и подрабатывала в бюро переводов при нотариальной конторе. Там я получала деньги, языковую практику и кое-какой опыт в правовой сфере.

Однажды я ушла из офиса пораньше, чтобы успеть подготовиться к зачёту, и совсем не ожидала увидеть дома мужа. Обычно он приходил очень поздно, ужинал, затем ложился спать, но в тот день сидел за столом на кухне, закрыв лицо руками. Перед ним расположилась нехитрая закуска и початая бутылка водки.

– Паша, что случилось? Что-то на работе, да? – я осторожно опустилась перед ним на колени.

– Карина, – прошептал он, поднимая на меня мутный взгляд, – это кошмар. Как будто я сплю и вижу страшный сон, но не могу проснуться. Потому что нельзя проснуться из реальности, нельзя! Мы находим изуродованные тела, и я не понимаю, как… как земля носит чудовищ, что творят такое! А знаешь, в чём секрет, любимая? – он наклонился к моему уху: – Они никакие не монстры. Да-да. Самые обыкновенные люди. Ходят себе в толпе, в уверенности, что убить из похоти, ревности или мести – норма. Даже от скуки… почему бы нет…

Глава 4. Явление

Говорят, самая тёмная ночь – перед рассветом. Именно в такой час, когда не видно ни зги, но каждое живое существо ощущает зарождающийся где-то в глубине мироздания свет, наша троица остановилась у заброшенной постройки.

Одинокое здание обступали гектары леса. Стёкол не было, и через окна внутрь лез кровавыми стеблями дикий виноград.

– Что это? – спросила я, глядя на развалины. – Где мы находимся?

– На полпути к границе с Фригоном. Это, – Ник мотнул головой в сторону сооружения, вкладывая спящего ребенка в мои руки, – обитель Умбры, богини ночи и смерти. Ей, в основном, поклонялись на других территориях, но и здесь почитатели находились. То было раньше. Нынче во Фламии славят лишь бога дневного света – Солиса, во Фригоне – Астеру, повелительницу Вечерней звезды. В стародавние времена Солис и Астера считались парой, тандемом, рождающим жизнь. Наверное, они поссорились, раз началась война, унёсшая тысячи душ…Давай наберём сухих листьев, – перевёл тему он, – положим на них девочку, укроем её же накидкой. Осень удачно задержалась в этих землях. С костром будет тепло.

Устроив малышку, он щёлкнул пальцами. В сложенной чашечкой ладони вспыхнул робкий огонёк. Николас поднёс пламя к собранному вместе с листьями хворосту – и возле наших ног заплясали оранжевые язычки.

Смогу ли я привыкнуть к магии? Возможно, со временем… Сейчас же мои колени ослабели, и я опустилась на поваленное дерево. Рядом сел Ник.

– С едой придется подождать, – вздохнул он, протягивая мне добытую из внутреннего кармана кителя фляжку, – попей немного. Запасы воды и съестного сделаем завтра. К полудню доберёмся до Эмбертона. Это крупный город на востоке страны. От него всего полдня пути до границы и до Эджервилля – моей деревни. Одежду хорошо бы сменить, – он покосился на мой брючный костюм: – Нам обоим.

После пробежки по лесу пить хотелось неимоверно, но воды было мало на троих, оттого я позволила себе лишь глоток. Терпеть неудобства – моя отточенная неблагополучным детством суперсила.

– Почему она не приходит в себя? – кивком указала на девочку, возвращая флягу. – Времени прошло достаточно.

– Она маленькая и, естественно, не обученная. Колдовство отнимает много энергии, а то, что птичка сделала там, у Багрового поля, невероятно. Её магический резерв пуст. Сил не осталось даже на бодрствование. Хорошо, что она спит. Так не больно…

– Багровое поле – это место сражения, верно?

Парень кивнул.

– Кстати! – вспомнила я. – А кто тот человек, создатель вихря? Никогда бы не подумала, что такое возможно.

– Ах это! Константин Кольдт – внебрачный сын короля и альтеор, то есть верховный маг, главнокомандующий. Зря тот придурок попёр против него, он лишь приблизил их поражение, – губы Ника изогнулись в кривой усмешке. Странным образом в его словах жалость к фригонцам переплеталась с восхищением персоной, буквально стёршей их с лица земли: – Кольдт уничтожил смерч вслед за врагом. Развеял. Повезло, иначе от нас с тобой не осталось бы ни косточки.

Я поёжилась. По телу поползли мурашки, несмотря на то, что у костра было тепло.

– Меня интересует другое. Например, кто она? – Николас указал на девочку. – Зачем «ледышки» притащили её во Фламию? И что нам с ней теперь делать? Но самое главное, – на этот раз палец Ника ткнул в мою сторону: – Кто ты и откуда?

Сочинять было бесполезно, точнее – невозможно, ведь я ничего не знала о месте, в котором оказалась. Оставалось только довериться случайному знакомому и надеяться, что не ошиблась, и тот в самом деле неплох. Не бросил же он нас ни здесь, ни у Багрового поля. Доводы «за» то, чтобы поделиться своей историей, были хлипкими, но ничего не поделаешь. Я глубоко вздохнула и начала распутывать клубок событий, приведших меня в этот мир.

Невзирая на разлад в отношениях с мужем, я тяжело переживала его гибель. Наш брак закончился крахом, но я не желала Паше смерти. Всё-таки он был единственной моей семьей. Плохие воспоминания стирались, и перед внутренним взором представал образ смеющегося парня, угощавшего меня мороженым после учёбы. И как же гадко было от того, что последними моими словами, обращёнными к нему, были слова ненависти! То, что я сказала, перед тем как он ушёл навсегда, отравляло душу горьким упрёком. Я никак не могла понять, откуда во мне взялась такая злоба. Сейчас я скорее жалела Пашу, потому что он был не дурным, просто, по всей видимости, слабым человеком. Не справился с жизненными сложностями. С гордыней, не позволившей принять поддержку. С толикой власти, что давала профессия. С переродившимися в ревность чувствами ко мне. Может быть, сложилось бы иначе, удели я больше внимания, согласись он на помощь… Но ничего уже нельзя было изменить.

Похороны и все сопутствующие мероприятия пронеслись как в бреду. Со словами сочувствия ко мне подходили его друзья и коллеги. Я не запомнила их лиц, как и тех фраз, что они говорили. Мне бы хорошенько порыдать в подушку, но слёзы не шли, и боль так и осталась комком в груди.

Стены квартиры давили. Я хваталась за любую возможность чаще покидать опустевшее гнездо. Посидеть с детьми соседки – пожалуйста. Растолковать закон отстающей однокашнице – разумеется. Подменить коллегу на работе – тысячу раз «да»!

И ещё хотелось во что бы то ни стало окончить вуз. До выпуска оставалось менее года, а я не привыкла сдаваться. Да и какие теперь у меня могли быть занятия, кроме карьеры? Разве что общение с парочкой друзей.

Глава 5. Чёрно-белый мир

– Уверена? Она прокричала: «Ассайя редит?»

Шелли рассматривал моё лицо так, будто надеялся отыскать ответы на вечные вопросы философии, не меньше. Пальцы его рук то и дело зарывались в рыжие вихры. Нервничать парня заставляло не столько наличие иной реальности, где всем заправляют какие-то компьютеры, сколько появление выславшей меня оттуда дамы. Его настораживало, что слова, которые она произнесла, походили на язык тёмных магов, а ведь те давно канули в лету.

– Но она была! – воскликнула я. – То есть есть! И моё присутствие здесь – прямое тому доказательство. По-моему, тёмные не настолько мертвы, как тебе представлялось, или я не права? Так что здесь вообще происходит, ты можешь объяснить толком?

– Честно говоря, сам не понимаю, но ты так просто не отвяжешься, да?

Если в брошенном на меня взгляде и была какая-то надежда, мой упрямый вид убил её на корню.

– Ладно, слушай, – вздохнул Ник обречённо, и его кисть обвела линию горизонта. – Всё это зовётся Амираби…

Основная часть Амираби – солёные воды Акмар в россыпи островов, освоенных ближе к суше и совершенно диких вдали от берегов. Акмар омывает единственный континент, по одной половине которого стелется населённая кочевыми племенами пустыня Мальдезер, а другую делят два враждующих королевства – Фламия, где правит Дом неуёмного пламени, и Фригон с Домом вечного льда во главе.

До раскола Фламия и Фригон составляли союзное государство – Лусеат, с единой экономикой, культурой, религией и лингвистической системой. Основой для объединения послужила общность магии, ведь обе стихии, огонь и лёд, берут начало в светлом источнике – природе. Недаром «Лусеат» с забытого языка переводится как «свет».

Тогда браки между фламийцами и фригонцами не были редкостью, от них рождались маги воды или воздуха в зависимости от того, какой дар преобладал в союзе родителей. Если лёд одного был мощнее пламени другого, на свет появлялся водный маг. Если же огонь брал верх, лёд превращался в воздух.

Чтобы сохранить влияние, знатные семьи подыскивали для отпрысков равную или превосходящую по силе пару. А так как браки по расчёту характерны прежде всего для королевских особ, неудивительно, что самыми искусными магами Лусеата были члены правящих Домов.

При этом использовали магию, в основном, мужчины. Считалось, что им это необходимо для обеспечения безопасности семьи и страны, ну а женщины находились под защитой родственника или мужа. Со временем жительницы Лусеата утратили навык колдовства. Тем не менее спящий в их крови дар увеличивал силу детей, поэтому девочки из известных родов ценились высоко. Собственно, по этой же причине аристократы не брали в жёны простолюдинок.

В те времена росла и процветала ещё одна держава – Ноксильвар. Правящая династия – Дом безмолвных теней – всегда держалась особняком. Даже язык у них был свой. Того наречия сейчас не услышишь, но оно до сих пор живёт в названиях амирабийских стран и городов, древних писаниях и текстах заклинаний, ритуалов. Магия ноксильварцев не имела природного происхождения, а основывалась на силе тёмных знаний. Они не умели по щелчку пальцев выжигать сухую траву на полях, как фламийцы, или мановением руки превращать озеро в каток для зимних забав, как фригонцы, но могли призывать тени ушедших предков, перемещать дух или тело, проклинать, воздействовать ментально и бог знает что ещё.

Представители Дома безмолвных теней и их одарённые подданные берегли своё мастерство, храня тайны внутри узкого круга посвящённых. В этот круг наряду с мужчинами входили женщины. Из соображений конфиденциальности они не устраивали браков с выходцами из Лусеата, только между своими. Оттого крепких детей в Ноксильваре рождалось мало, и тёмных магов была лишь горстка. Тем больше лусеатцы ценили договоренности с ними, которых всеми силами старались достичь.

В Ноксильваре делали прекрасные амулеты. Одни, к примеру, активировали проклятье в ответ на атаку, другие открывали портал, третьи создавали кратковременный приворот, иные – множество других полезных эффектов. Когда заряд кончался, украшения продолжали радовать своим изяществом глаз хозяина или хозяйки. За амулеты тёмные получали от Лусеата урожай из фламийских теплиц, в которых круглый год поддерживалась благоприятная для растений температура, а ещё клинки из фригонского хрусталя, что были прочнее стали и очень помогали в ближнем бою при случавшихся время от времени набегах пустынных кочевников.

Жители Ноксильвара поклонялись богине ночи Умбре, в Лусеате молились богам дневного и вечернего света – Солису и Астере. Однако к троице, олицетворявшей тьму и свет, смерть и жизнь, с одинаковым почтением относились все обитатели Амираби.

Этот противоречивый, чёрно-белый мир умудрялся существовать в относительном согласии, пока однажды люди, державшие его в своих руках, не нарушили законы, на которых он стоял.

Тёмные маги вели замкнутый образ жизни. Чужаки не задерживались на их территории дольше, чем требовалось для дела. Но то ли глава Дома безмолвных теней, король Миссандр Тенебрисс, уверовал в необходимость реформ, то ли его раззадорил успех боевых магов на границе с Мальдезером, где хорошо сработанная ловушка прихлопнула крупное племя, то ли посетило банальное желание развлечься, – словом, какова бы ни была причина, в Силенте, столице Ноксильвара, был организован праздник, на который вопреки традициям пригласили правителей соседних земель.

Это был дебют Мелиссы Тенебрисс. Накануне принцессе исполнилось семнадцать, и ей разрешили выход в свет. За исключением трёх туров сумеречного вальса, подаренных Сайлассу, старшему брату, все танцы она отдала наследнику Фригона – Альберу Гланцу. Потому-то никто не удивился, когда Дом вечного льда предложил брачный союз.

Глава 6. Отцы и дети

Проснулась я от того, что кто-то тянул за рукав. Протёрла глаза и увидела девочку. Та сидела рядом, в синих глазах её не было страха, только робкая улыбка блуждала на губах.

– Привет, – я тоже попробовала улыбнуться, – не спишь?

Она покачала головой:

– Неа.

Ну да, признаю, вопрос идиотский. Ясно же, что не спит. Местное красное «солнце» давно выползло на небо. Просторы Амираби окрасились в розоватый цвет. Николас ещё спал, и я не решилась его будить.

– Как чувствуешь себя, после того, что произошло там, в лесу? Как оказалась в той палатке, ты помнишь? И как тебя зовут?

Кажется, я переусердствовала с вопросами. Маленький лобик наморщился, на переносице практически встретились ровные брови, и ребёнок с достоинством выдал:

– Я – Кольдт.

– Кольд? Маг холода? Да-да, я знаю, ты очень смелая и спасла нас всех. Без тебя мы бы не выбрались, правда. И всё-таки, скажи, пожалуйста, какое у тебя имя?

– Саманта. Но ты хорошая, поэтому можешь звать меня Сэм. Сначала я играла с Антуаном, и он обещал показать Фростфорт, это во Фригоне, я там не была. Хотя я почти нигде не была. Но Антуан сказал, что там все-все умеют делать фруктовый лёд. Эх, теперь не научит!.. – вздохнула она. – Нам почему-то пришлось остановиться в том лесу, и он поручил меня другим, но те разбежались, как только запахло дымом, а я одна…

Подбородок девочки задрожал, и всё же она сумела сдержаться. В ней чувствовалось столько скрытой силы, сколько не каждому взрослому дано.

– А тебя как зовут?

– Карина.

– Никогда не слышала такого имени! – Саманта задумчиво разглядывала моё лицо. – И не видела, чтобы леди носила мужское платье, – добавила она, указывая на мои брюки: – И говоришь чудно, и вся ты странная. Мне нравится!

– Спасибо. Наверное.

Саманта была не первой, кто прошёлся по моей речи. А ведь на Земле я слыла всезнайкой и абсолютно точно не считалась леди. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. По-настоящему важным было лишь одно – вернуть её в семью.

– Послушай, мне очень хочется отвести тебя домой, но для этого придётся немного мне помочь. Ты помнишь, где живёшь? Знаешь имена родителей?

– Конечно. В большом-пребольшом доме. С папой, Мэнни, Пенни и другими.

– Так. А кто твой папа?

– Папа – это папа. Хотя дядя Зар зовёт его Стин, а Мэнни и Пенни – господином. Да. Точно так.

Чем большим количеством «важных» подробностей снабжала меня Саманта, тем призрачнее становилась надежда на успех. Быть может, Николас в курсе, кто все эти Мэнни-Пенни? Кстати…

– Проклятье! Карина!!! Почему не разбудила?!

Рыжий, который стал ещё рыжее при свете дня, подскочил как ошпаренный. Ему явно было что сказать, но он сдержался, вовремя заметив мою собеседницу.

– Доброе утро, сэр! – белокурая головка слегка наклонилась. – Как поживаете?

Рот парня округлился, как и его глаза. Руки привычным движением взметнулись к волосам.

– Милая, это Николас, он очень рад видеть тебя в добром здравии. – Я мысленно возблагодарила Джейн Остин за «Гордость и предубеждение». – А это вот Саманта, поздоровайся с ней, Ник, когда отомрёшь.

– Доброе утро, Саманта, приятно познакомиться, – хриплым ото сна голосом произнёс он. – Смею напомнить, что нужно торопиться, если хотим добраться до Эмбертона к обеду.

На слово «обед» мой живот отреагировал недвусмысленно, и Шелли – воплощение усталого вздоха – протянул нам флягу с остатками воды.

– Благодарю вас, светлый сэр!

Девочка, похоже, решила добить моего спутника, а поскольку до сих пор тот был весьма полезен, я отправила его собирать вещи, а сама занялась ей. В кармане нашёлся пакетик с последней салфеткой. Я смочила бумагу каплей воды. Потихоньку с детского личика исчезали островки грязи. На плечики легли две аккуратные косы.

– Обмотай ей голову, – Ник бросил мне свой шейный платок. – На подходе к Эмбертону добавим капюшон. Это необходимость, а не прихоть. Не смотри на меня так.

Мы продирались сквозь лес около трёх часов, по моим подсчётам. Иногда для ускорения Сэм ехала у Шелли на спине. Наконец мы вышли на просёлочную дорогу. Из-за линии горизонта поднимались уютные черепичные крыши. Из печных труб струился дымок, тянулся вверх, примыкал к облакам. От принесённого ветром запаха выпечки кружилась голова, а ноги сами собой ускоряли ход. По мере приближения к Эмбертону беспокойство Николаса росло.

– Да, – увещевал он, – Саманте придётся скрывать способности. Никаких ледяных фокусов, верно, дорогая? И нет, Кара, мы не можем просто взять и пойти в таверну. Скорее всего, тебя примут за мальдезерскую шпионку и во славу Солиса сожгут на костре. Учти, имени Карина на Амираби нет. Нет и точка. Есть Корин или Кара. Я предпочитаю второе. Ты тоже? Прекрасно. Тогда аминь. Кстати об этом! – он задумчиво поскрёб щёку. – Я отведу вас к одному человеку. Калеб служит и живёт при храме. Он друг и коллега отца.

– А как нам удастся пройти незаметно? Среди бела-то дня?

– А-а-а, – протянул парень, хитро щурясь, – вот поэтому я и настаивал на том, чтобы успеть к полудню. Все будут на службе внутри храма, мы же тем временем проберёмся в дом оранти. После обедни Калеб всегда заходит к себе.