Чëрно-жëлтая весна

1

Тому, кто счастье нашёл в этом мире – нечего бояться, и можно идти в другие! (с)

Ноябрь 2019 г. – июнь 2023 г. (ориентировочно)

Глава 1

Марк Семёнович Семечкин очень боялся этого дня. Ему было сложно признаться себе, но это было именно так. И самое плохое, что никого не было рядом, чтобы подсказать, дать совет – как ему быть?

Но отказать он не мог, тем более, будучи совсем не уверенным в правильности каких-либо действий. Что он скажет? Ищи другой дом? Ты мне больше не сын?

Но родительские чувства всё-таки есть, если это не пресловутый страх отсутствия человека, подающего стакан воды перед смертью. И Марк Семёнович впустил в свою маленькую квартиру Сергея. Всё-таки сын.

То несчастье произошло шестнадцать лет назад. Вполне благополучная, полноценная, уважаемая в округе семья стала центром надолго неутихаемых, едких и липких сплетен. Сергею тогда было двадцать шесть лет, он не был дураком, закостенелым разгильдяем или явным ублюдком. Чем-то занимался, как-то крутился, из какого-то одному ему ведомого стройматериала возводил своё будущее… а потом произошло то, что разрушило нормальность мира семьи Семечкиных. Привычные телевизионные криминальные хроники вдруг обрели режущий слух резонанс, несколько дней подряд мусоля происшествие.

И Марк Семёнович смотрел это. Ему было больно и страшно, но он хотел точно знать, что же случилось в то роковое время. А вот его супруга избегала этих телепередач. Она перестала следить за прибывающей яркостью весны, за дешёвыми интригами телесериалов, за цветами на подоконнике… и за собой. Если бы тогда Марк Семёнович знал, насколько ей тяжело, он бы сконцентрировался не на своих эмоциях и чувствах, а помог бы своей жене. Но нет, мужчина замкнулся, не замечая угасания своей второй половинки.

Через два года после того, как их сын совершил двойное убийство, Маргарита Семечкина умерла. Потом Марк Семёнович с дочерью разменяли свою просторную трёхкомнатную квартиру и навсегда потеряли близкую связь друг с другом. Дочери с его внучкой была нужна своя жилплощадь для новой страницы их существования, созданной без бытового участия угрюмого старика. А ему не хотелось им мешать, тем более ничем больше помочь он не мог.

Тогда Марк Семёнович завёл кота, чтобы не было так одиноко в панельной однушке спального района. Ещё у него была любимая работа, на которой он мог отвлекаться от всех своих бед.

А время шло, кот чем-то заболел и умер, с работы отправили на пенсию, хоть и позже положенного срока. Как же быстро подкралась старость, будто бы жизнь после долгого разгона вдруг замерла перед пропастью.

К сожалению мужчины, его осознание прошлого с годами не изменилось. Он прекрасно помнил и кадры криминальной хроники, и суд. И Сергея, который на этом суде говорил, что сильно раскаивается, после чего просил прощения у родственников убитых. Без тени озвученного ранее раскаяния, будто с лёгкой ухмылкой на губах. Марк Семёнович видел, что его сын был вполне спокоен. Спокоен, как обычно, но кто знал, что у него было на душе? В его взгляде не было никаких чувств, он просто говорил то, что ему посоветовал нанятый родителями адвокат.

Марк Семёнович не знал, как Сергей нашёл его адрес – они не писали писем друг другу после похорон матери. И сын не поехал к сестре, они с детства не ладили, он поехал к отцу. Сергею больше некуда было податься.

Но Марк ждал Сергея на год позже, но, благодаря УДО, сын вышел на свободу в самом конце января. Тогда они и стали жить вместе в одной комнате в двадцать два квадратных метра.

– Бать, впустишь? – сказал Сергей первые слова отцу после долгой разлуки.

Будто более возмужавший, с морщинами, исхудавший. На короткостриженной площадке волос, немного уступившей территорию высокому лбу, едва проявлялись седые мазки кисти времени. И глаза будто выцвели, хоть взгляд не показался злым, но утяжелился.

– Только в квартире не кури, пожалуйста, – попросил Марк Семёнович, чувствуя шлейф горьких сигарет, когда сын переступил порог его жилища.

– Не бойся, бать, – сказал Сергей.

– Чем ты планируешь заниматься? – чуть позже поинтересовался пожилой мужчина у сына.

– Что-нибудь придумаю. Нормально заживём, бать!

Вот этого «что-нибудь придумаю» и «нормально заживём» Марк Семёнович и боялся. Но вдруг его сын сознательно не захочет надолго оставаться на свободе? По телевизору рассказывали о таких, кто действительно живёт по принципу «украл, выпил, в тюрьму».

Никакой агрессии от сына не было, хотя первые дни было особенно тревожно. Тяжёлый взгляд, медленные движения. Недосказанность во всём. Сергей мало ел, много спал, иногда куда-то уходил, а в свободное время смотрел телевизор.

Они практически не общались. И раньше Сергей был немногословным, но теперь эта немногословность вполне соответствовала его угрюмому внешнему виду. Высокий, худощавый. Длинные руки с огромными венами. Марк Семёнович был рад, что на руках сына не было синюшных наколок, но в его сдержанных речах было немало жаргона. Ещё Сергей любил заваривать в литровой банке чифир и иногда очень громко кашлял. Марк Семёнович всегда вздрагивал, когда его сын посреди ночи выходил в ванну и там заходился страшными приступами. Мужчина боялся, что у его сына туберкулёз.

Сергей спал на матрасе, на полу. Лишь когда отец куда-нибудь ненадолго уходил, Сергей мог прилечь на удобную кровать Марка Семёновича, предварительно постелив своё покрывало. Было заметно, что он мучился от болей в спине, но никогда не жаловался на это. Марк Семёнович ничего не говорил сыну: не советовал искать работу или сходить к врачу. Они жили вместе, стесняли быт друг друга, но избегали неудобных разговоров.

Конечно, хозяин квартиры чувствовал себя крайне неуютно. Но после нескольких тревожных дней, когда он боялся оставлять квартиру без присмотра, он поймал себя на мысли, что привык. Да и красть стало у него нечего – отложенные деньги он положил на сберкнижку. Тогда и погулять можно было на улице подольше, если позволяла погода. Только чтобы меньше быть дома. Уютность квартиры пропала, как только в ней поселился человек со свинцовым взглядом. Человек, который, по всей видимости, совсем не знает, что делать со своей свободой.

2

Глава 2

Дома стало душно. Марк Семёнович уже почти не слышал телевизор за гоготом и громкой музыкой – у его сына была посиделка с Викой и лысым другом, который уже пришёл в его дом пьяным. Время близилось к девяти вечера, а на улице уже почти стемнело.

Хозяин квартиры понимал, что вечеринка у Сергея могла затянуться, а сконцентрироваться на том звуке, что пытался извлечь его телевизор, он уже не мог. Поднявшись с кровати, он скрипнул отворяемой дверцей шкафа. На улице уже было тепло в это время и можно было примерить свой парадный костюм, который он надевал на все важные мероприятия своего завода, на котором он доработался до ведущего инженера отдела. С какой торжественностью он раньше надевал этот светло-серый плотный пиджак на белую рубашку, выбирал галстук, зачёсывал на привычную сторону свои покладистые волосы и брызгал на шею туалетную воду, которую дочь называла «слишком вонючей».

Сегодня Марк Семёнович натянул серые брюки от своего торжественного костюма. Они стали немного велики, пришлось использовать ремень. Белая рубашка показалась грязной на воротнике, поэтому, не снимая белой майки, мужчина застегнул на все пуговицы другую рубашку, светло-синего цвета. Потом он примерил пиджак, который уже не так солидно смотрелся на исхудавшем теле. Выбирать галстук и пользоваться едва оставшейся на донышке туалетной водой не хотелось. Причина выхода из дома не была торжественной.

Тем временем кто-то переключил музыку. Энергичные современные песни на английском языке сменились менее энергичной, но не более приятной музыкой про голубей над зоной и про то, как запахло весной. Теперь совсем расхотелось чувствовать запахи этой самой весны. Вика что-то громко возразила, но грубый мужской голос заставил её заткнуться. Кто это был, Сергей или гость – Марк не понял. Ему тут же захотелось снять пиджак – тот действительно выглядел слишком праздничным для такого ужасного вечера. Джемпер казался слишком жарким, а жилетка слишком тонкой. Синяя джинсовая куртка была как раз для этой прогулки. Не броская, обычная, даже не старческая.

Марк Семёнович не стал любоваться собой перед зеркалом открытой створки шкафа. Он закрыл её и прошаркал к выходу из тесной квартиры. Недолго выбирал между сандалиями и туфлями, которые не так давно начистил, когда мыл полы в квартире. Но на туфлях уже белел след кроссовка то ли Сергея, то ли гостя. Пришлось вновь почистить оттоптанные тёмно-коричневые туфли, чтобы они выглядели опрятно. Никто не заметил, как Марк Семёнович вышел из квартиры.

Сначала, ему показалось, что на улице холодно. Потом он разогрелся, и стало немного жарко – он расстегнул куртку. До парка было слишком далеко и мимо круглосуточного магазина идти совсем не хотелось, там всегда шумели алкаши и подростки. Можно было пойти в соседний двор, где красиво цвела сирень, в которой утопала неприметная даже для местной шпаны лавочка. И там действительно оказалось тихо, хоть и достаточно темно. Вдали привычно гремел проспект, донося отголоски скорости своего течения автомобилей. Но это было отдалённым, не мешающим явлением.

Быстро стало прохладно. Долго сидеть – значит, подхватить насморк, застудить что-нибудь или опять эти боли в колене вернутся. А так не хотелось прощаться именно с таким вечером, когда окна дома светили дружелюбно и никто не демонстрировал на большую громкость свой плохой музыкальный вкус и своё неумение провожать в трезвости день. Тут было хорошо и, главное, спокойно. Хотя от сумасшествия пьянства этот дом от дома Семечкина отделял всего один двор.

Нужно было идти, но Марк не решался. Ему даже самому захотелось спеть. Но, разумеется, он не спел. Не умел, да и не мог себе такого позволить. Не заставил своё сердце петь, нужно было уходить.

Но и нужно было вспомнить, как когда-то, когда он только-только обвенчался с женой, то встретил на работе ещё одну девушку. История короткая, ничего пошлого. Но как бы хотелось понимать – не совершил ли он ошибку, не став ближе с той, которая была младше его жены? Как бы сейчас он чувствовал себя в этом мире? Не упустил ли он тогда своего счастья?

Но он смог совладать с тем интересом, который возник между ними. Года, года. Остаётся от них пластинка воспоминаний – испорченная враньём памяти, перезаписанная.

Марк вздохнул. Негоже вспоминать такое, когда всю жизнь был верен жене.

В этот момент за его спиной в кустах сирени что-то зашелестело, захрустело ветками, безматерно заругалось. Марк Семёнович только успел привстать со скамейки, как откуда-то сбоку, едва различимая в свете фонаря, показалась голова рыжей девчонки приблизительно возраста его внучки. По крайней мере, того возраста, который он запомнил, когда видел её в последний раз. Дети растут быстрее, чем взрослые стареют – хотелось бы в это верить. Но жаль то, как быстро угасает этот огонь беспричинной радости и лёгкого авантюризма в глазах детей. У себя Марк этого огня вовсе будто бы и не видел.

– Здрасьте! – оглушила тишину двора девчонка.

– Здравствуйте, – поздоровался Марк Семёнович и вновь присел на скамейку.

– Здесь не было Оливера? – спросила девчонка, выпутавшись из заросли сирени, явив себя целиком взору старика.

– Чего, простите? – совсем не понял Семечкин.

– Не чего, а кого, – поправила незнакомка. – Лысый, ну, короткостриженный пацан такой. Моего вида.

Про вид Марк Семёнович тоже не понял, ведь перед ним стоял обычный человек. Он оглядел девчонку, насколько хватало освещения. Подросток. Длинные, прямые, но растрёпанные ярко-рыжие волосы. На лице немного веснушек, светлые глаза, тонкие губы. Беретка, кофта, которая была мала в плечах и широка к низу. Юбка чуть ниже колен с большой заплаткой. Наверное, сейчас так модно.

– Лысого паренька не видел, – честно ответил Марк. – А давно он мог тут находиться?

– Не понимаю, давно или нет, – сказала девчонка. – Что значит давно?

– Ну, – смутился Марк. – Сколько минут, часов назад…

– Так я и не понимаю этого! – озадачилась девчонка. – Давно в отношении минут, часов или дней, но я чувствую, что он тут был!

3

Глава 3

Май разразился жарой. В маленькой квартире было очень душно, несмотря на раскрытые окна в комнате и на кухне. Этим утром Марк Семёнович опять слишком рано проснулся, несмотря на то, что Сергей с Викой очень поздно уснули. В комнате витал сладковато-противный запах.

Семечкин-старший долго лежал, слушая сиплое дыхание Сергея, потом медленно и тихо поднялся, оделся и ушёл на кухню. Там он вскипятил воду, заварил чай, медленно выпил его, закусив жёстким мятным пряником. Впереди был ещё один бесполезный день. Но с каким удовольствием он бы провёл его, если бы жил в одиночестве! Какое это наслаждение просто посидеть одному! Почитать книжку, сварить вкусный суп, а то и холодец. Хотя нет, в такую жару холодец совсем плохой выбор, но он что-нибудь бы придумал.

Но с таким «добрососедством» ничего делать не хотелось. Не хотелось их взглядов, присутствия, разговоров. Вика проснётся, сварит пустые, невкусные макароны с «кубиком». Предложит «деду». «Дед», который ещё не привык к тому, что он просто «дед», может быть, даже поест. Потом она, возможно, повозякает вонючей тряпкой по полу, наводя «чистоту». Сергей в это время сходит за пивом. Возможно, придёт опять с «другом». Пиво предложат и «деду», зная, что тот откажется – не любит алкоголь. Им будет весело, а Марку Семёновичу будет грустно.

Время подошло к отметке в десять часов. Сегодня воскресенье, поэтому можно было бы позвонить дочери. Давно он ей не звонил.

За то время, что Сергей здесь живёт, они созвонились лишь один раз. Семечкин-старший не мог не поделиться новостью. Это он делал в строжайшей секретности, на улице, за две остановки от дома. Но дочь в который раз дала понять, что у неё нет брата, и ей совсем не интересна его судьба.

Марк Семёнович раньше вёл себя также. Он много лет не писал писем сыну, и тот быстро перестал ему писать свои короткие, плохо написанные истории. Но сложилось так, что они снова оказались под одной крышей. И что теперь? После смерти кота рядом никого не было. Теперь есть сын. У него есть Вика. И «друг». Вроде бы как, своеобразная компания.

Марк Семёнович передумал звонить дочери. Он достал из комода свой сотовый телефон с большими кнопками, проверил баланс и убрал обратно. Он понимал, что дочь ему сама не позвонит. Не было такого ещё ни разу. На третью за свою жизнь свадьбу она его даже не позвала: «пап, ну чё там делать, мы только своих в кафе собрали, совсем немного посидели и разошлись!».

Интересно, а для Сергея он смог стать своим, если впустил его в свой дом? Наверное, он всё-таки позовёт его на свою свадьбу – только что изменится, если они с Викой распишутся? Появятся дети? Маленьких детей Марк Семёнович не любил, потому что их боялся. Они плачут, орут, шумят. Но, может быть, у него ещё есть время стать хорошим дедушкой? В своё время от своих маленьких детей он прятался на работе – сейчас он мог в этом признаться. Удалось только немного понянчиться с внучкой, когда она повзрослела до более-менее осознанного возраста.

Пожилой мужчина услышал голоса в комнате. Сергей и Вика проснулись. Невольно пришлось подслушать их диалог.

– Чем воняет? – хриплым голосом спросила Вика.

– Ничем, вроде, – пробубнил Сергей.

– Это дед что ли обосрался?

– Нет, тебе кажется.

– Я тебе говорю, обосрался.

– Ты паштет вчера выкинула, который протух?

– Нет…

– Ну и дура.

Дома быть совсем не хотелось.

Когда Марк Семёнович обувал летние сандалии, из комнаты вышла Вика. В трусах и короткой майке. Она лишь хмуро посмотрела на мужчину, что в растерянности стал греметь ключами. Но хорошо, что она ему ничего не сказала.

Она ушла умывать своё опухшее лицо в ванную комнату. А Марк Семёнович надел синюю джинсовую куртку, взял свою увесистую клюшку и вышел из квартиры. Можно было и без клюшки, но с утра ныло колено, а это могло оказаться существенной проблемой на ближайшие дни.

На улице припекало. Мужчина пожалел, что не надел кепку. Медленно обойдя дом, он издалека увидел своего друга. Ну, как друга. Сосед, с которым они познакомились, когда Семечкин только-только сюда переехал.

Петрович был старше его на двенадцать лет. Они обсуждали вместе жизнь, политику, спорт. Поначалу играли в домино и шашки. И даже пару раз сыграли в подобие городков, но Семёновичу тут не было равных – его прирождённая меткость даже с выходом на пенсию осталась при нём!

Петрович вышел прогуляться до магазина с внучкой и правнучкой. У него была образцовая семья.

– Семёныч! – крикнул Петрович, увидев издалека через свои очки-телевизоры друга. – Куда собрался?

– Гуляю, – сказал Семёнович.

– Чего? – не расслышал Петрович.

Вся их благополучная троица стояла на тротуаре и ждала, пока Марк Семёнович дойдёт до них.

– Гуляю, – повторил Семечкин.

С Марком Семёновичем поздоровались и внучка, и правнучка Петровича. Это было приятно.

– Гуляешь? – переспросил Петрович с довольной ухмылкой.

– Гуляю, – в третий раз сказал Семёнович.

– Я тоже гулять вышел! Вон, в магазин, – сказал довольный Петрович. – Пирогов испечь жена хочет, муки купить надо! Да яиц…

– И мороженого! – сказала правнучка, улыбчивая белокурая девчушка лет пяти.

– И мороженого! – улыбнулся белоснежными протезами Петрович.

Внучка и правнучка терпеливо ждали, пока пенсионеры закончат разговор.

– Жарко сегодня, – сказал Семёнович. Погоду нужно было обязательно обсудить.

– Ага, настоящее лето, – согласился Петрович.

– Так, совсем немного и лето, – сказал Семёнович.

Он понимал, как со стороны неинтересен этот разговор. Но если утром он спрашивал себя, что осталось в его жизни, и нашёл ответ в виде короткого слова «ничего», то сейчас он понимал, что у него остались эти разговоры. Разговоры ни о чём, но с великой важностью пауз в диалоге. Эти диалоги должны были заполнить, чем-то заместить эту пустоту, что осталась от былых свершений, то есть от прошедшей жизни.

– Как твой сын, не пишет? Как дочь, не звонит? – с серьёзной заинтересованностью спросил Петрович.

4

Глава 4

Кас и Вирис, которому крепко забинтовали сломанную ногу и даже наложили подобие гипса, недолго были в гостях у Аркадия Ивановича.

Они вернулись в Резервный мир, в котором Вирис стал повеселее, даже съел остывшие сосиски, после чего Кас снова зафиксировал верёвкой его руки, потом привязал пленника к трубе, возле унитаза. В его бачке ещё была жидкость, а также у раковины стояла большая канистра с чистой водой, пригодной и для умывания, и для питья, о чём Кас и уведомил пленника. После этого он оставил его в тёмной ванной комнате, дверь которой запер на ключ. У него в жилище был второй санузел, поэтому такая занятость важной для быта комнаты его не тревожила.

В это время Оливия ковырялась в комнате-хранилище в груде вещей, которых Кас наскладировал великое множество. Одежда плохо продавалась, но выбрасывать её было жалко и иногда её можно было выменять на цершеры, обеспечивающие водой – самые дешёвые, но очень нужные в этом мире шары голубого цвета.

– Как тебе мой новый наряд? – спросила Оливия, продефилировав мимо Каса в новых полусапожках, юбке и кофте с оголёнными плечами.

Кас сказал:

– Тебе не идёт. Ты без спроса ковырялась в моих вещах?

– А что, нельзя? – удивилась Оливия. – Я не могла спросить, ты же был занят со своим новым другом! Тем более, это женские вещи, а ты живёшь бобылём один!

– Так, он мне не друг!

– Зачем ты тогда оставил его в живых?

– Откуда в тебе столько… кровожадности? – Кас не сразу нашёл подходящее слово.

– Всё просто, – не смутившись, ответила Оливия. – Если меня хотят убить, то я должна убить в ответ.

– А ты смогла бы?

– Смогла, – уверенно ответила девчонка и Кас даже немного поверил.

– Он быстро поправится и мне поможет. Ладно, оставь одежду себе…

– А можно я ещё возьму? – спросила девчонка, и, не дожидаясь ответа, вновь скрылась в комнате, где вещи были свалены в кучу на полу. – Здесь темно, включи свет или зажги свечу!

На улице действительно темнело. Ещё немного и Резервный мир погрузится во мрак ночи, оставив только огромное жёлтое светило в небе, заменяющее луну и почти не дарующее света. В это время мир застывал, любые дела прекращались. А с электричеством здесь было совсем плохо, не все человеческие технологии могли тут прижиться. А те, что приживались, требовали почти ежедневного ухода из-за чёрно-жёлтой заразы, приводящей в негодность даже самые простые механизмы.

– Надо ложиться спать, – сказал Кас. – Я постелю нормальную постель в своей комнате…

– Я буду спать здесь! – запротестовала Оливия. – В своей новой одежде, я не пойду в твою комнату!

– Как знаешь, – устало сказал Кас, пройдя на кухню. Всех накормив, он остался голодным.

Поев, впотьмах он пробрался в свою комнату, посветив фонариком на Оливию, которая быстро угомонилась в куче тряпья и мирно посапывала. Навещать Вириса он не стал, хорошо, что в квартире было два туалета.

Он быстро уснул, засунув под подушку привычно перед сном перебранный, смазанный и заряженный пистолет. До этого всё оружие он сложил в своей комнате, его он обрабатывать от заразы не стал, пусть завтрашний покупатель сам этим занимается.

Утром он проснулся раньше всех, после чего разбудил Вириса. Вскоре проснулась и Оливия. Накормив своих гостей, Кас собрался идти на рынок. Нужно было послушать последние слухи, и, возможно, что-то продать. Также в этот день его ждала важная встреча, поэтому не уйти было нельзя.

Собрав почти всё оружие в рюкзак и сумку, он отправился в путь, предварительно крепко связав Вириса и надежно приковав его цепью к трубе. Оливию он просто попросил ничего не предпринимать. И если она соберётся уходить, то пусть будет осторожной и захлопнет за собой дверь. Та заверила его, что никуда не собирается, так как вовсе потеряла след Оливера. Её это расстраивало, у девчонки не было ни настроения, ни того аппетита, что был вечером.

Как только входная дверь громко хлопнула, Вирис достал из рукава не найденное Касом лезвие, которым он с лёгкостью перерезал верёвку, что сдавливала его руки. Потом он расправился с цепью, которая оказалась не такой крепкой. Сломанная нога, конечно, была серьёзной помехой, но если найти подходящий упор, то всё могло стать лучше.

Выбив хлипкую дверь, Вирис встретился лицом к лицу с Оливией.

– Так и знала, что тебя стоило прикончить! – сказала она. В её руках был автомат, про который Кас совсем забыл. Девчонка ещё вчера закинула это оружие в кучу барахла.

У автомата не было рожка.

– А тебя стоило бы прирезать, – злобно сказал Вирис.

Грис жёсткой хваткой одной руки вцепился в дуло автомата, выворачивая оружие из рук девчонки, которая беспомощно и безрезультатно щёлкала спусковым крючком. Вирис смог выхватить автомат, но Оливия крепко схватилась за руку мужчины. Тогда грис со всей силы оттолкнул девчонку так, что она отлетела в соседнюю комнату, выбив своим не крепким телом запертую дверь. Вирис проковылял в эту же комнату. Но его интересовала не лежащая без сознания девчонка, а нажива, которую он сможет найти в этой квартире и самостоятельно унести с собой. И он принялся рыскать. Автомат у него уже был, следовало поискать патроны и ещё что-нибудь поинтереснее.

Но кроме шмоток, консервов, алкоголя и сигарет Вирис ничего не нашёл, хотя облазил всё вокруг. Тайник с цершерами был хорошо спрятан. Но под кроватью ему удалось отыскать один рожок с патронами.

Оливия долго лежала без сознания, потом пришла в себя и потирала затылок.

– Дурочка! – обратился к ней Вирис, используя вместо клюшки автомат. – Эту штуку заряжать надо было.

Сказав это, он ловко вставил рожок в автомат, после чего передёрнул затвор. Он уже определился, что возьмёт с собой: конечно же, этот автомат и сумку с консервами, алкоголем и средствами по уходу за оружием и прочей техникой. Ноша получилась увесистая, но ничего, грисы очень выносливый народец. Нужно будет сообщить Дарину, что сюда надо вернуться как можно скорее и поискать тайники.

5

Глава 5

Аркадий Иванович пытался как-то отвлечься от всяких плохих мыслей, расстройств. Он заказал на доставку сытный обед, хотя иногда, даже небезуспешно, пытался держать себя в форме. В форме человека с не выпирающим на метр вперёд животом. Но всё равно пузо рвалось наружу через заставу пуговиц дорогой рубашки.

Нет, дела шли хорошо, даже слишком. Но расстраиваться было от чего.

Не так давно на него вышел один очень странный человек. Он сразу обозначил свои знания про Резервный мир. Однако он не был ни альнелоном, ни грисом. Впрочем, обычным человеком он тоже не казался, хотя выглядел подобно очень хорошо ухаживающим за собой мужчиной лет пятидесяти. Он был слишком хорош, визуально походил на какого-то голливудского актёра. Аркадия Ивановича задело то, как, оказывается, может выглядеть мужчина его лет. Ему даже не хотелось думать, что его новый бизнес-партнёр был старше его. Будто чувствовалась в нём особая порода, не человеческая.

Аркадий Иванович не смог отказать, хотя всегда был очень осторожен. Видимо, Олег Рубинович Гжельский был тоже таким же хорошим бизнесменом, поэтому смог убедить в перспективности общей выгоды. Что ж, как бы хорошо Иваныч ни шифровался, новое направление бизнеса сулило приличный заработок, хоть оно и было связано с самой секретной частью его деятельности – Резервным миром.

А расстроен Иваныч был от того, что имел ощущение, будто Гжельский применил к нему какое-нибудь НЛП или самый настоящий гипноз. Иначе Иваныч не мог бы так просто согласиться на такое дело, раскрывающее его тайную деятельность. Слишком легко Олег Рубинович завязал с ним деловую связь. Тут без магии, колдунства, наваждения или гипноза точно не обошлось.

Он не мог переиграть условия сделки, отменить её исполнение. Он больше всего хотел никогда больше не видеться с Олегом Рубиновичем, что просто так пришёл к нему домой и буквально за час добился нужного для него результата. А Аркадий будто даже не сомневался, нужно ли ему это. Впрочем, так было и на второй встрече и будет на третьей. А то, что третья встреча состоится Иваныч не сомневался – ведь Гжельский обещал. Будто его слова были тяжелее звука, извлечённого из рта с идеально белыми, ровными зубами.

Но дело шло медленно. Кристина, безропотно и почти безвозмездно, согласилась стать первым подопытным кроликом, и свои обязанности она выполнила безукоризненно. С другими претендентами было сложнее. Нет, деньги нужны были всем, но Аркадий Иванович, тщательно прощупывая каждый шаг, не был уверен ни в одном из кандидатов.

Гжельский тогда обмолвился, что если будет проблема с добровольцами, то он их предоставит. Но Аркадий решил, что сам их легко сможет найти. Иначе, зачем он нужен в этом деле? Только лишь для того, чтобы просто передать Гжельскому все виды волшебных шаров, что у него были, чтобы тот разработал уникальные серебряные цершеры, причём буквально за неделю?

Жаль, что тогда язык не повернулся спросить, как у него это получилось. Они не обменялись контактами, Аркадий Иванович поменял свои адреса жительства, чтобы вновь внезапно не увидеть этого мужчину на пороге личного пространства. Но начальник овощебазы чувствовал, что Гжельский придёт и сюда.

Нет, по-своему Иваныч попытался исполнить своё обещание. Ему даже получилось хорошо «навариться» – на него вышла девушка-альнелон. Но она, согласно уговору, не предоставила первые результаты эксперимента, и Иваныч занервничал. Хоть внешний вид Олега Рубиновича и его слова не вызывали чувства паники, но было очень неприятно – Аркадий не мог для себя сформулировать, почему ему больше не хочется лично встречаться с этим странным господином.

– Аркадий Иванович, к вам посетительница, – объявила по средству связи секретарша Кристина.

– Посетительница? – недоверчиво переспросил шеф. – Что ей надо?

– Она говорит, что пришла по вопросу аренды цеха.

У Иваныча пустовал второй цех и то, что нашёлся потенциальный арендатор, серьёзно улучшало настроение.

– Кристиночка, впусти эту посетительницу, – попросил Аркадий Иванович.

* * *

Кас побродил по рядам уличной торговли. Торговцев было мало, интересных слухов не было, оружие и простые цершеры никто покупать не хотел.

Зато старый грис Гришатре, собственной персоной, был на месте – Кас это понял по специфическим табличкам у его торгового места. Тот не стал отряжать на встречу своих сыновей, значит, хотел личной беседы с Касом.

Вагончик важного гриса был приоткрыт, на лавке перед ним не было товара, но таблички информировали о том, что редкие травы у него ещё есть в наличии – кто знал алхимию, могли их использовать для самостоятельного изготовления цершеров.

На этот рынок и официальные грисы, и официальные альнелоны закрывали глаза – тем, кто придерживался официального противостояния грисов-альнелонов здесь делать нечего. Местные торгаши достаточно осмелели, чтобы даже не шифровать свои надписи на вывесках торгового павильона, который уже грозился обрушиться, изъеденный в опорах гнилью этого мира. Но пока торговля продолжалась.

– Гришатре, ты тут? – постучал в приоткрытую дверь вагончика Кас.

– Тут, погоди снаружи, – отозвался старый грис.

Кас подождал и это не заняло много времени. Большой, авторитетный грис вывалился из своего убежища. Осмотрел гостя наглыми кошачьими глазами – за его обликом не было той пронырливости, что была у младшего поколения. Была наглая уверенность в собственном превосходстве, и не было никакого желания угодить. Он много повидал, поэтому никуда не спешил.

– Что принёс? – спросил он.

А Кас ещё обладал той пронырливостью, помогающей быстро и удачно избавиться от ненужного товара, чтобы обрести что-то более стоящее:

– Смотря, что тебя интересует…

Гришатре усмехнулся и сказал:

– Только не дешёвые бусы из стекла. После переворота грядёт новое потрясение. Я чувствую. Поэтому, давай всё, что у тебя есть из редкого. Размен не предлагаю сразу – только деньги.