Черные вороны 4. Петля

ГЛАВА 1

ЧЕРНЫЕ ВОРОНЫ. ПЕТЛЯ

Книга четвертая

               Ульяна Соболева

По мотивам Любовь за гранью. Все права на данное произведение принадлежат Ульяне Соболевой и только ей. Любое копирование и размещение текста повлечет юридическую ответственность.

АННОТАЦИЯ:

Когда месть превращается в смысл жизни – в ход идут любые методы, а вчерашние табу становятся лишь очередными ступенями на пути к цели. Когда у человека отнимают самое дорогое, а самое святое втаптывают в грязь, он без промедления переступит через любые принципы, чтобы ответить врагу тем же. Не важно, сколько жизней будет отнято, сколько судеб сломлено и сколько проклятий полетит в его адрес. Теперь им движет одно – необузданная жажда отомстить…В четвертой книге серии «Черные вороны» речь пойдет о тщательно продуманном плане мести, который шаг за шагом будет воплощать в жизнь Андрей Воронов. «Око за око» - вот каким принципом будет руководствоваться один из главных героев, выбирая в качестве мишени самое ценное, что есть у его врага. Он окунет всю семью Ахмеда в адский водоворот потерь и боли, чтобы тот, кто посмел тронуть самое дорогое, заплатил за это сполна.

Но никому не известно, кто именно попадет в смертоносную петлю и на чьей шее она затянется предательским узлом…

ГЛАВА 1. Лекса

Если вашу мечту легко осуществить,

значит это фигня, а не мечта.

© Фредерик Бегбедер. «Романтический эгоист»

Я смотрела на фото мужчины на сайте новостного портала и не понимала, почему так зависла. Да, я несомненно видела его раньше… Видела мельком, отец как-то говорил с ним по скайпу. По тону голоса я прекрасно понимала, что они далеко не друзья и даже не партнеры. Скорее, враги. Тем больше любопытства вызывал во мне этот тип. Вроде ненамного младше отца, а выглядит так, что пальцы ног поджимаются от восхищения. Мне никогда не нравились сверстники… нравились мужчины постарше, и сейчас казалось, что по телу пробегают мелкие электрические разряды. Избалованная мужским вниманием, даже пресыщенная, я, тем не менее, не много могла себе позволить. Отец пусть и давал мне больше свободы, чем полагалось, но были пределы и у его терпения. Все, с кем я встречалась, исчезали из моего поля зрения, едва осмеливались сблизиться со мной. Проклятый Сами – цепной пес отца, следил за мной, как евнух за гаремом. Отец говорил, что он многое мне позволяет, но замуж я выйду за того, кого он сам выберет, и по всем правилам и законам нашей семьи. А до замужества, если опозорю его имя, лично пристрелит. И я не сомневалась, что так он и сделает.

Я никогда на его счет не обольщалась. Я знала, кто такой мой отец и на что он способен. И об этом не обязательно говорить вслух. Я видела, как трясутся от страха все эти людишки из его окружения. Как дрожат их руки и колени в его присутствии. Отца боялся даже покойный Бакит. Выяснять почему - я не хотела. Меньше знаешь - крепче спишь. Это мужские дела, как говорит отец, и женщинам там не место. Но, наверное, я поистине поняла, каким он может быть только тогда, когда однажды его ослушалась.

Однажды, еще на первом курсе универа, мы с моей новоявленной подружкой умудрились сбежать от Сами с охраной и закатились в ночной клуб. Через полчаса заведение закрыли. Навсегда. Здание снесли уже на следующий день, а через неделю там начали строить какой-то супермаркет. Сами в ту ночь привез меня к отцу пьяную, в мини-юбке и с размазанной помадой. Отец ничего не сказал, только велел умыться, а потом позвал меня в свой кабинет и показал видео, как какие-то амбалы заталкивают мою подружку в минивен. Я судорожно сглотнула, а он тогда сказал нечто, что я запомнила на всю жизнь.

«Она получит то, за чем вы туда пришли. Ее больше никто и никогда не найдет. В этом виновата ты, Лекса. Живи и помни об этом всегда».

Сделал шаг ко мне, а я в ужасе отшатнулась. Он усмехнулся и все же подошел очень близко. Насильно привлек меня к себе, поглаживая по голове.

«Лекса, я постараюсь, чтоб у тебя было все. Луну для тебя куплю и твоим именем назову. Только не разочаруй отца… Пристрелю. Как суку. Поняла?»

Да, я поняла. Очень хорошо поняла. И вряд ли когда-нибудь забуду и прощу ему это… Я чувствовала свою вину. Если бы не связалась со мной, то ее не постигла бы такая ужасная участь. И именно тогда меня начали посещать мысли о моей матери… Той ночью мне впервые приснился кошмар. Потом он будет сниться мне снова и снова, перекошенное ненавистью лицо женщины… она смотрит на меня и шепчет синими губами:

«Ты проклята… я прокляла тебя… ненавижу-у-у-у… проклята… проклята…» Ее скрюченные пальцы тянулись ко мне, забирались в волосы, впивались в кожу и как тонкая железная проволока проникали под кожу, чтобы оплести мою душу паутиной и утянуть в пропасть, кишащую огромными черными змеями. «Я заберу тебя у него… как он забрал мою молодость, мою жизнь и мою душу… Вы оба убили меня. Ненавижу тебя. Лучше бы ты не рождалась. Ты убийца, как и твой отец-живодер. Он - монстр, он - чудовище, а ты - отродье монстра».

ГЛАВА 2

ГЛАВА 2. Андрей

Инстинкт мести в конечном счете есть не что иное, как инстинкт самосохранения.

© Эмиль Дюркгейм

- Андрей Савельевич, мы следуем в пункт назначения!

- Как себя чувствует наша звезда? - со смешком спросил я.

- Звезда на удивление сообразительной оказалась, уже начала соображать, что к чему…. Кричит, матерится и грозится позвонить папочке.

- Блокировки сигнала в действии?

- Да. Сами с главной машиной общаемся по рации.

- Как с ее охраной все прошло?

- Без происшествий. От хвоста оторвались. В течение получаса будем на месте!

Я нажал кнопку отбоя и ухмыльнулся, повторяя про себя слова Русого. Конечно без происшествий. Хотелось даже вслух добавить «пока что». Все происшествия нас ждут впереди, и сейчас я почувствовал, как кровь по венам побежала быстрее и в голове зашумело от нетерпеливого предвкушения. Как же долго я ждал этого часа. Каждый день, месяц за месяцем, превозмогая дикие приступы ярости и отчаяния, чтобы не сорваться с места и голыми руками не прикончить эту тварь. Он, как гребаная тень отца Гамлета, преследовал меня повсюду – не было и минуты, чтобы я не думал о том, как окуну чертового ублюдка в грязь. Ему не привыкать – он в ней живет, но теперь пришло время ею захлебываться.

Даже у самых конченых отморозков есть слабое место, ахиллесова пята, суть лишь в том, что кому-то удается до конца своих дней умело скрывать ее от остального мира. И мне нужно было ее найти. Деньги, влияние, даже его ничтожная жизнь – это слишком мало. Это ничто по сравнению с тем, в каком котле раскаленной смолы варились мы. И все эти басни про то, что время лечит - лишь жалкое утешение для наивных слабаков. Оправдание для тех, кто опустил руки и смирился с собственной участью.

Последние месяцы я жил одним – желанием отомстить. Эта жажда заменила мне даже воздух, вытеснила все мысли, и я подпитывал ее с одержимым желанием разрушить все и всех, кто окружает этого сукиного сына. Любую мелочь, которая представляет для него хоть какую-либо ценность – вплоть до фоторамки на стене.

Тот день, в кабинете врача, когда моя дочь с закрытыми глазами вынуждена была пройти через самый страшный ад, который ее вряд ли когда-либо отпустит, уничтожил и меня тоже. Прежнего. Выжег все внутри, оставляя лишь покрытую уродливыми трещинами почву.

«Терплю боль, кусаю себя за щеку, только чтобы продержаться. Еще один толкается в меня, а второй фотографирует и пьет что-то из бутылки. Они опять на своем говорят. Да я и не пытаюсь слушать. Какая разница уже… Слышу, как звонит телефон и смуглый отвечает. Он доволен, по голосу слышу, что разговор эмоциональный. Но не понимаю ни слова… кроме имени Ахмед…»

Каждое слово – непрекращающимся эхом в голове. Снова и снова, просто меняя свое звучание от оглушительно-громкого до навязчиво-отдаленного. Места себе не находил, казалось, с ума сходил от боли за дочь, злости на самого себя и жгучей ненависти, которая затмевала разум, путала мысли, мешая сосредоточиться. Я знал, что отомщу. Знал, что заставлю эту мразь встать передо мной на колени. Не для того, чтобы умолять, нет. Не это мне нужно. У меня иные цели - сломать, уничтожить, чтобы выл от желания сдохнуть и не мог.

А дальше… смерть отца… плен Дарины… Макс, который… Запнулся, даже в мыслях не смея заканчивать эту мысль. Слишком много боли. Слишком много разочарования. Всего слишком много. После чего не будет как прежде, как бы ни хотелось. Как ни пытаешься понять, принять или забыть – не будет. Есть грань, перешагнув которую, меняешься не только ты, но и мир вокруг тебя, в том числе и люди, которым в нем уже нет места. Вереница потрясений, которые сделали нас другими, и в кровавом эпицентре всего этого – одна-единственная мразь. Со своей неизменной ухмылкой, раскосыми глазами и руками, заведенными назад – в них всегда нож, который рано или поздно вонзиться в чью-то спину.

Миллион раз я видел, как сдавливаю голыми руками его шею, наслаждаюсь предсмертными хрипами и ощущением, как под сжатыми пальцами ходит ходуном кадык. А потом хладнокровно вырываю его и улыбаюсь тому ужасу, который плещется в глазах твари от вида крови, забрызгавшей мою отутюженную белоснежную рубашку. От осознания, что чужой триумф и ненависть – последнее, что он увидит в своей жизни.

А еще… все чаще ко мне во сне начала приходить Лена… Каждый раз, когда удавалось уснуть хотя бы на несколько часов, я просыпался с колотящимся в груди сердцем… Я видел ее в том самом белом свадебном платье и с зияющей дырой в груди. Пятна крови растекались по белому атласу витиеватым узором смерти. Она никогда раньше мне не снилась. Хотя я жаждал увидеть ее хотя бы там, во сне. Тосковал, винил себя, пожирал изнутри, мысленно заклиная, чтобы появилась – а она не приходила, словно наказывая. А после того, как услышал тогда из уст Карины имя «Ахмед», все изменилось. Ожило опять, потому что понял, не отомстил за нее. Ни за Лену, ни за дочь. Убрал не тех, все это время уверен был, что хоть часть вины кровью смысл, а оказалось, что все было зря.

Каждый мой сон начинался одинаково – день нашей свадьбы… Макс, отвешивающий свои пошлые шуточки и подбивающий меня хлебнуть виски, трасса, которую мы рассекаем, и часы, на которые я смотрю каждую минуту. Секундная стрелка, двигающаяся по циферблату, врезается в память, все время напоминая, что я не успеваю. Не успеваю, твою мать! Каждый раз, когда видел этот сон, ни разу не смог ее спасти. То гребаная пробка, в которой мы застряли, помешала.. а в следующий раз, когда удалось ее объехать, я, как в самой идиотской комедии, застреваю в лифте… Или мы «снимаем» с Максом всех ахмедовских ублюдков, но пуля снайпера все равно достигает своей цели, а Карину увозят – в самый последний момент, когда казалось – вот, наконец-то я все исправил. И так постоянно… ночь за ночью… покрываясь мокрым потом и сжимая руки в кулаки до хруста… потому что я ни разу НЕ УСПЕЛ! Каждый раз моя надежда подыхала, захлебываясь кровью, а я… я, бл***, оставался жить. И моя жизнь не имеет никакого смысла, пока эта тварь ходит по этой земле и дышит… дышит, бл***, с нами одним воздухом.

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3. Андрей, Ахмед

Там, где нет правосудия, возникает месть.

© Максимилиан Вест

За неделю до событий в предыдущих главах

Звуки выстрелов взрывным эхом отбивались от толстых стен помещения, утопавшего в полумраке. Только небольшое ярко освещенное пятно вдалеке, на противоположном конце стрелкового коридора. Очередное нажатие спускового крючка - и вот еще одна пуля, подгоняемая моей ненавистью, со свистом полетела в сторону отпечатанного черного силуэта. Я держал пистолет прямо перед собой, целясь в находящуюся в нескольких десятках метров от себя мишень, слегка прищуривая глаза и в положенное время задерживая дыхание. Каждый выстрел - резкой отдачей в плечо, и промежуток между этими толчками все короче. Выпустил всю обойму, чувствуя, как заныли скулы от сжатых со всей силы зубов. Продолжал осатанело нажимать на спусковой крючок, отказываясь осознавать, что вместо очередных выстрелов воздух прорезают лишь холостые хлопки. С раздражением опустив пистолет и вынув расстрелянный магазин из рукоятки, рассматривал изрешеченную пулями мишень, которая с каждой секундой становилась все ближе. А внутри опять поднялась знакомая волна отвращения - на секунду показалось, что вижу перед собой лицо ублюдка Ахмеда. Осталось всего несколько дней, а у меня стойкое ощущение, что время остановилось. Минуты, даже секунды, растянулись до размера какой-то резиновой бесконечности. Чем больше чего-то ждешь, тем сильнее нетерпение. Оно выматывает, заставляя думать об одном и том же, прокручивая каждую мысль в голове сотни раз. И тебе ничего не остается, кроме как коротать это гребаное время, потому что заставить его бежать быстрее ты не в силах.

Опять взглядом на часы. Отточенное движение. Когда ровно через десять минут зазвонил мой телефон, я довольно ухмыльнулся. Мне нравилось это ощущение, что все идет строго по плану - тому самому, который я так тщательно составлял и разрабатывал на протяжении последних месяцев.

–          Здравствуй, Дед. Всегда буду поражаться твоей пунктуальности. Секунда в секунду…

–          Время не ждет, Андрей Савельевич, раз вы сказали, что дело важное - работаем.

–          Ну ты же знаешь, по не важному я бы тебя не дергал. Тут твой опыт нужен, а с профессионалами сейчас туго…

Дед получил свое прозвище за исключительный опыт в проведении самых сложных заданий. Смекалистый, умный, и чутье как у ищейки. Такой профессионал - на вес золота. Таких, как он, не отпускают - слишком ценен и слишком много знает. Преданность свою не раз подтвердил, и хотя о доверии с моей стороны речь не шла, но то, что он сделает все по высшему разряду, сомнений не вызывало.

–          Да молодняку я бы это и не поручил, - прокуренный кашель резко ударил в ухо, заставляя меня отвести трубку.

–          Ты, главное, это дело до конца доведи…

–          Потом на покой отпустите?

–          На покой отсюда только в гробу уходят, Дед. Да ты и сам не захочешь - я тебя знаю. Наставником тебя поставим - молодых да зеленых уму-разуму учить.

–          Больше похоже на проклятие, Андрей Савельевич, чем на награду за выслугу лет….

Мы рассмеялись одновременно - друг друга с полуслова поняли. А через несколько секунд Дед продолжил:

–          Короче говоря, контакт я без проблем установил. С тем, чтобы выманить, проблем не будет. Транквилизаторами подстрелим и на палке с петлей вытащим.

-           Отлично. А что с главной частью плана? Теперь ты можешь дать ответ?

-           Могу, Андрей Савельевич, кинологи уже начали проработку, - ответил хриплым голосом. - Но пес нам нужен в тесный контакт.

-           Обеспечим! Все указания уже даны. Сколько времени на это уйдет?

-           Ну, с собакой поработать придется плотно. Эти породы не ринговые, бороться особо не лезут, больше давят. Но конкретно эта особь азартна и несдержанна. Психика очень лабильна, демонстрирует явные признаки агрессии, короче, есть на чем сыграть.

-           А как ситуация на самом объекте?

-           Я уже несколько раз там был, с нашим человеком постоянно на связи. В дальней части усадьбы камер нет, только проволока с переменным током по верхней части ограждения. Оно и понятно, нет там смысла вешать датчики движения. То белки, то зайцы шмыгают. Да и пес постоянно без присмотра бегает.

–          А патруль? Другие охранные собаки? Ограждение? Не лохи же там сидят - система безопасности похлеще, чем в Белом лебеде.

ГЛАВА 4

ГЛАВА 4. Лекса

Мне было страшно. Так страшно, что казалось, я вся заледенела изнутри от этого ужаса и паники. Я никогда не переживала подобного унижения от мужчин, со мной носились как с драгоценностью, на меня никто и никогда не повышал голос, и я не знала физической боли, страха, неуверенности в завтрашнем дне.

  То, что я испытала, когда эти люди с лицами бесчувственных манекенов, связали мне руки и заклеили рот скотчем, отобрав телефон, было сродни самому настоящему шоку. Мне завязали глаза. Они не произнесли ни одного слова. Они даже смотрели сквозь меня, и это самое страшное – безэмоциональность. Когда видна реакция, ненависть, ярость - знаешь, как себя вести. Я вообще ничего не понимала, кто посмел тронуть дочь Ахмеда Нармузинова, кто решился на подобную подлость? Это мог сделать только тот человек, который достаточно силен, чтобы противостоять моему отцу.

Папа всегда говорил, что никто не осмелится прикоснуться ко мне и пальцем, что мне позволена такая невероятная роскошь в этом мире, где никто не может быть уверен в завтрашнем дне. Такая роскошь, как отсутствие чувства страха за свою жизнь и за свое будущее. Все эти людишки, которые меня окружают, слишком боятся моего отца, чтобы посметь даже не так посмотреть в мою сторону. И это мощное покровительство я ощущала всю свою жизнь. Только сейчас до меня начало доходить, что я жила в под золотым колпаком, и с меня сдували пылинки. Я же считала этот колпак нормальным явлением и даже подумать не могла, что кто-то может нарушить мою отлаженную шикарную жизнь.

 Значит, отец ошибался, и существовал кто-то, кто не боялся его, и кто-то, кто его предал. О моей поездке знали только приближенные Ахмеда, притом, я летела на личном вертолёте нашей семьи. Это было не просто дерзко, а безрассудно - похитить меня прямо под носом у Сами, который глаз с меня не спускал. Охранял даже в туалете. Сейчас я мысленно проклинала его за то, что плохо охранял, и себя за то, что не поняла, что вся эта затея с конкурсом была просто спектаклем, организованным тем, кто приказал меня выкрасть. От обиды на глаза навернулись слезы, на несколько секунд затмив отчаяние. Ничего я не добилась, я лишь попалась в ловушку, как идиотка. Самоуверенная, наивная дурочка, поверившая в свою уникальность. Отец был прав, я никто без него и без его денег.

А вот мой похититель невероятно умен и силен, сильнее моего отца. Он все просчитал и заманил меня в капкан из-за моего тщеславия. Мне стало страшно. Дух захватило, и от приступа паники по спине градом покатился холодный пот.

Но ведь может быть, что они не знают, кто я такая? Вот эти люди в машине, которые куда-то меня везут, они же выполняют чей-то приказ и вполне могут не ведать ни кто я, ни кто мой отец. Если попытаться с ними поговорить? Сказать, что за меня заплатят много денег.

Я пыталась, но на меня не обратили внимания, словно я говорю сама с собой, и я начала сопротивляться, кричать, но один из мужчин сжал мне затылок ледяными пальцами и заклеил рот скотчем. Я замерла, парализованная от страха и беспомощности. Тяжело и шумно дыша носом, тщетно пытаясь справиться с приступом истерики и унять дрожь во всем теле.

Каждую секунду надеялась, что прямо сейчас появятся люди моего отца и спасут меня. Разорвут этих ублюдков на куски. Ублюдков, которые посмели прикасаться ко мне и обращаться со мной, как с бешеным животным. Но отец не появлялся, а меня увозили все дальше и дальше. Несколько часов пути, во время которых я с ума сходила от жажды и от ужаса. Я считала про себя минуты, а потом сбивалась и от отчаяния снова задыхалась, стараясь не разрыдаться и не показать им, насколько мне страшно. Отец уже ищет меня. Я уверена в этом. Сами должен был сразу же ему сообщить. Они перевернут весь мир вверх дном и найдут меня, а тем, кто все это затеял сильно не поздоровится. Но другой голос нашептывал, что меня никто не найдет, что эти люди все продумали, иначе они бы не рискнули выкрасть меня прямо под носом у охраны. И если конкурс был спектаклем, кто-то очень хорошо к этому спектаклю подготовился. Настолько хорошо, что не вызвал подозрений ни у охраны, ни у отца. Перед глазами возник яркий флаер рекламы конкурса, и я прикусила губу, чтобы не разреветься в голос.

Когда машина наконец остановилась, меня выволокли из нее за шиворот. Я мычала и пыталась вырваться, но никто не обращал на это внимания. Меня куда-то потащили, удерживая с двух сторон под руки. Где-то лаяли собаки и завывал ветер. Мы не в городе. Слишком тихо вокруг. Настолько тихо, что мне казалось, эта тишина взрывается у меня в голове новыми волнами паники. Воображение рисовало жуткие картинки заброшенного, полуразрушенного здания или вообще кладбища, и от напряжения болел каждый нерв. Я прислушивалась к любому шороху. Услышав скрип открываемых и закрываемых ворот, лязг замков, дернулась, стараясь хотя бы что-то различить из-под повязки, но меня толкнули в спину и снова куда-то повели.

Почувствовала, как мы спускаемся по ступеням, и моим похитителям было наплевать, что у меня подгибаются ноги и я падаю, больно ударяясь коленями, обдирая косточки на лодыжках, когда подворачивала ноги из-за обуви на высоких каблуках, а они снова поднимали и куда-то тащили. Одну туфлю я потеряла, и теперь пыталась сбросить и вторую, но меня приподняли и просто понесли.

   Да, скорее всего они просто не знают, кто я такая, иначе они бы не посмели. Я скажу им, они испугаются и отпустят меня. Все закончится. А возможно, отец заплатит им денег. Эти люди просто хотят выкуп. Правда они не знают, с кем связались и что их ждет за этот поступок. На самом деле это я не знала, куда попала, кто выкрал меня и для чего. Позже я очень пожалела, что всецело положилась на отцовскую уверенность в собственной неприкосновенности. Из-за нее я потеряла бдительность, а точнее, я никогда и помыслить не могла, что кто-то осмелится причинить мне зло, учитывая, кто мой отец.

ГЛАВА 5

ГЛАВА 5. Андрей

Распахнул дверь подвала и захлебнулся от внезапной ярости. В висках застучало, а перед глазами – мутная пелена. Что они, мать их, творят? В голове не успело промелькнуть ни одной мысли – рука инстинктивно дернулась к кобуре, и уже через секунду один из отморозков рухнул на колени. Я прострелил ему голень. Он взвыл от боли и схватил себя за ногу в месте ранения, с ужасом наблюдая, как сквозь его пальцы просачивается кровь. Не знаю, что взбесило меня больше – то, что посмел ослушаться, или что намеревался сделать. Я до нервной дрожи ненавидел насильников. Ни одна тварь не вызывала во мне такого презрения. Готов отстреливать их собственными руками, перед этим пытая самыми изощренными методами. Это не мужик больше, не человек даже - ничтожество. То, от чего нужно избавляться, как от гнилого и вонючего мусора.

Вслед за мной в помещение вбежал Русый и, клянусь, я впервые в жизни заметил, что в его глазах промелькнул страх. Он даже оторопел, понимая, что за такие проколы пощады не будет.

- Граф… я …

- С тобой я потом разберусь, -  не дал ему вставить и слова, - спермотоксикозников своих убери отсюда нахрен!

Стриж продолжал валяться на полу, сжимая простреленную конечность. Его лицо исказила гримаса боли, а я смотрел на это отребье со спущенными джинсами и понимал: еще секунда - и я разряжу всю обойму. Молча. Наблюдая, как его тело превращается в дырявый кусок мяса.

 - А-а-а, я не могу встать… не убивай, Граф.. не убивай…

- Что? Не можешь идти? Ползи…  

Русый подбежал к раненому, дернул его за воротник куртки, приподнимая, и тот обхватил его за шею. Остальные, побледневшие, с расширенными от страха зрачками, пятились в сторону двери, боясь поворачиваться ко мне спиной. Я проследил за ними взглядом, не произнеся ни слова. Хотя сейчас они были не нужны, каждому лучше начать молиться. Тоже молча…

Когда дверь в подвал закрылась, я наконец-то посмотрел на девчонку. Она сидела в углу, присев на корточки и, обхватывая хрупкими руками свои колени, пыталась хоть как-то прикрыть наготу. Клочки одежды валялись на полу по всему помещению, на столе – разорванный золотой браслет с подвеской в виде скрипичного ключа. Допелась девочка… она тихо всхлипывала и наблюдала за происходящим сквозь полуопущенные ресницы. Ее плечи время от времени приподнимались, а тело била мелкая дрожь.  Я снял пиджак и, сделав несколько шагов в ее сторону, бросил его.

- Прикройся…

Она наконец-то подняла голову, и в глазах, вокруг которых образовались грязные потеки от туши, блеснула злость.

- А ты, типа, благодетель, да?

Я продолжал молча за ней наблюдать. Мелкая, обнаженная, в западне… от страха трясется, но дерзит. Это что? Смелость? Да нет, скорее, глупость. Попытка показать, что ей не страшно. Что не сломается. Что мужчина с пистолетом в руках в темном подвале - это так, розыгрыш. Как и четверо чурбанов, которые ее чуть не отымели несколько минут назад.

Рассматривал ее словно зверушку в клетке – забавную такую. Что-то на подобии тех карманных собачек, которые громче всех лают. Они кажутся себе грозными и страшными, а на деле вызывают только снисходительное умиление.

- Предпочитаешь перед мужчинами расхаживать голышом? А орала-то зачем, а? Могу обратно благодарную публику позвать…

Ее губы сжались в тонкую линию. Она оставалась на том же месте – сидела, съежившись, а рядом лежал брошенный мной пиджак.

- В этой комнате нет ни одного мужчины, который достоин на меня смотреть, не то что трогать… - пафосно и заносчиво. А мне на этот раз почему-то вспомнился взъерошенный воробей, который распушил свои перья, чтобы согреться. Только все это представление мне начинало надоедать, поэтому церемониться с ней долго я не имел ни малейшего желания. Хватит!

- В этой комнате нет больше ни одного мужчины, которому это было бы интересно… Так что не обольщайся!

Мне кажется, она даже хмыкнула от такой «вопиющей наглости». Я словно читал, как в ее голове вертятся мысли «Да что он себе позволяет? Мудак!» Она сжала тонкие пальцы в кулаки и ударила ими о стену.

- Так какого черта ты меня тут держишь? Да ты вообще знаешь, кто мой папа? Он тебя в порошок сотрет… ясно?

- Я буду ждать с нетерпением… Думаешь, придет?

- Он не просто придет – он всех вас заставит ползать у меня в ногах…  - ее звонкий от природы голос звучал в этих бетонных стенах приглушенно и тихо. Не произвел должного эффекта.

- Все? Монолог окончен? Станиславский аплодировал бы стоя… Но его время прошло. Вставай давай, мы уходим…

- Никуда я с тобой не пойду!

- Не вопрос. Посидишь тут недельку без еды и отопления… если выживешь, конечно.

Я направился в сторону выхода, не оборачиваясь. Спокойным, размеренным шагом, делая вызов и говоря в трубку:

- В подвал не заходить. Дверь не открывать. Да! Вообще! Ни под каким предлогом!

ГЛАВА 6

ГЛАВА 6. Макс

Я припарковался возле ночного клуба рядом с её машиной и усмехнулся, закрывая ей выезд с парковки.

Сюрприз, маленькая. О да-а-а, конечно я тебе доверяю. Несомненно, девичник с подружками совершенно невинное мероприятие, особенно когда я в отъезде. Вышел из машины, пикнул сигнализацией, сунул ключи в карман и взбежал по мраморной лестнице. Приподнял одну бровь, увидев название заведения. Неплохо девочки развлекаются. Название мне не сообщила. Я снова посмотрел на СМСку.

«Мы с девчонками на девичнике. Ты не отвечал на звонки. Люблю тебя. Перезвони мне, как сможешь».

В самолете был, к ней летел и не мог ответить. Как СМСку прочел, сильно сжал сотовый пальцами, и внутри волна уже знакомая накрыла, а я дышу медленно, стараясь успокоиться. Тихо, Зверь, спокойно. У нее и своя жизнь должна быть, не все на тебе замыкается. К себе цепями не привяжешь, не души её. Пусть развлекается. Ну да, а сам в машину запрыгнул и педаль газа на всю.

«Гера, где моя жена? Координаты сбрось и все. Кто там её ведет? Лысый? Отлично. Я уже в городе. Адрес скидывай. Я жду».

Через пару минут адрес пришел на мессенджер, а я как раз влетел на нужную улицу. Усмехнулся, когда менты следом увязались.

«Мерседес, черного цвета, номер 5674MAX, притормозите сразу за светофором».

Свернул к обочине, отстукивая пальцами по рулю, когда молоденький лейтенант склонился к машине.

- Ваши права, пожалуйста.

Поднял на него усталый взгляд, сунул руку во внутренний карман, достал портмоне, отсчитал двадцать купюр достоинством в сто баксов каждая, продолжая смотреть молокососу в глаза, сунул их ему в карман.

- Здесь на три штрафа сразу.

Он судорожно сглотнул, а я усмехнулся снова, отсвистел ему «наша служба и опасна и трудна» и ударил по газам, оставляя позади себя ошарашенного мальчишку с четырёхмесячным окладом в руках.

Мало платите ментам, господа. А пока мало платите, всегда найдутся те, кто заплатят больше, и срать они хотели на ваши гребаные законы. У такого мудака, как я, права отобрать надо, тачку отогнать на штрафстоянку за сто двадцать по городу, а мент не может - ему детей кормить надо или мать пенсионерку. Вот и весь закон. На меня он будет всегда работать, а не на государство, потому что Я его кормлю, а кто кормит, тот и заказывает музыку.

Охранник без слов пропустил меня внутрь заведения. Еще бы попробовал не пустить. Напрягся, когда я пристально посмотрел ему в глаза. Коксом, видать, опять торгуют втихаря. Расслабься, шкаф, я за своей личной наркотой приехал. Мне не до вас сегодня. Хлопнул его плечу.

- Все ништяк, не нервничай. У меня тут свои дела. Дане привет передавай пламенный.

Зашел в зал, и по глазам резко ударили прожекторы, крутящиеся под потолком в бешеном темпе, и неоновые сверкающие вспышки. В стороне, утопая в дымке, пара столиков, и на сцене мужики извиваются. Накачанные лоснящиеся красавчики у шестов в бабских трусах. Усмехнулся еще раз, уже зло, отыскивая взглядом жену и сбрасывая куртку, усаживаясь за барную стойку.

Заметил её возле столика справа от сцены, танцует, взгляды бросает на красавчиков. Знал бы - не пустил. Нехрен на мужиков пялиться.

 Осмотрел её с ног до головы, и в горле пересохло. Бля***ь, никогда не привыкну к этой красоте. Каждый раз вижу, и стопорит. Зависаю на доли секунд и думаю о том, что все МОЕ! Вот это роскошное тело в коротком платье с блестками, длинные ноги, полная грудь и шикарные волосы, манящий рот. В паху тут же прострелило, и перед глазами картинки замелькали, как обхватывает ногами мои бедра пока я яростно долблюсь в ее тело.

Неделя — это дьявольски много. Облокотился о барную стойку спиной и уже через секунду сделал глоток ледяного виски. Не видит меня, танцует с подружками, а я голодный, как зверь. из аэропорта сюда сразу. Увидеть немедленно. Ломка дикая все эти дни сжирала. Сорвался к ней, послав все сделки к чертям. Потом разберусь. С ней хочу, хоть на одну ночь, не то загнусь.

Она изменилась, моя девочка. Подростковая угловатость пропала. Вся округлая, сочная, превратилась в женщину. Смотрю на нее, и в горле драть начинает, дыхание учащается и взгляд скользит по роскошному телу, затянутому в блестящую ткань, по ногам в черных чулках и тонким лодыжкам, и снова вверх к груди. Скулы свело от желания сдавить её ладонями. Смеется, запрокидывая голову и потягивая шампанское из бокала. Ревниво просканировал периметр – кобелей поблизости не заметил и снова на нее взгляд перевел, глотая холодный напиток, чувствуя, как обжигает нервы. Давай, детка, обернись, хочу твой взгляд, когда ты меня увидишь.

Заметила меня, и глаза округлились, замерла, убирая растрепанные волосы с лица, насторожилась. Знает, что мне это может не понравиться. Отсалютовал ей бокалом и отправил смску.

«Продолжай. Я посмотреть хочу. Ты в чулках?».

Улыбнулась уголком рта. Бестия. Поняла, что я голодный. По взгляду вижу. Она уже меня изучила, моя малышка. Отпила из бокала, продолжая извиваться в танце, намеренно разворачиваясь ко мне спиной и вращая бедрами. Маленькая ведьма знает, как меня возбуждает её округлая попка. И кровь начинает закипать в венах, пальцы сильнее сжимают бокал. Смотрю на нее, и все тело простреливает адреналином, в штанах становится тесно, когда вижу, как ее руки скользят по тонкой талии, по бедрам, слегка приподнимая блестящий шелк по бокам, показывая мне резинку чулок. Твою ж мать! Бокал с грохотом на стол.

ГЛАВА 7

ГЛАВА 7. Лекса

Прежде чем привязать к кровати, меня переодели в какие-то джинсовые штаны и свободную кофту с длинными рукавами. Интересно, специально гардеробом запасались, или это были непредвиденные расходы? Хотя вряд ли у Воронова было что-то непредвиденное.

Я смотрела в потолок, полностью расслабившись. У меня сейчас не осталось сил на сопротивление, на ярость и на попытки освободиться. И я не хотела их тратить. Они мне точно пригодятся. Я решила успокоиться и принять ситуацию. Если я до сих пор жива – значит, нужна им именно живой. Не им – ЕМУ. Этому холодному, ледяному психопату, выкравшему меня прямо у самолета, а возможно, вообще подстроившему весь этот спектакль с конкурсом.

Вспомнила, как восхищалась им, разглядывая в новостной ленте, и аж передернуло от злости на саму себя. Не зря отец тогда разозлился - они явно не обменивались любезностями и были врагами. А я, как идиотка, представляла, какой он вблизи и какой на самом деле у него голос.

Когда увидела там, в подвале, сначала подумала, что у меня галлюцинация. Из-за шока, из-за паники. Когда немного совладала с лихорадкой и в висках перестал эхом отдаваться звук выстрела, я наконец-то поняла, что мне не кажется. Надежда, которая появилась вместе с бешеным восторгом увидеть здесь того, о ком так недавно много думала, сменилась каким-то ужасающим оцепенением от понимания – он и есть мой похититель. Их хозяин. Вот этих уродов, которые схватили по его приказу и пытались меня изнасиловать. Пренебрежительно швырнул мне свой пиджак и прошелся по помещению, сложив руки за спиной.

Его красивое, словно высеченное из мрамора лицо с пронзительными черными глазами, полными высокомерного презрения, слегка расплывалось из-за слез и жжения в глазах от яркого света. Он возвышался надо мной, как гора, и теперь, когда я все поняла, внушал мне панический ужас. Не знаю, почему, но в отличие от тех, кто всего несколько минут назад рвал на мне одежду и грубо держал за руки, от него исходила вязкая аура мощной силы, он подавлял как меня, так и своих плебеев. Они его боялись, от них воняло страхом, когда они выносили своего окровавленного и стонущего, как девка, дружка. И я знала, почему он его подстрелил – не потому что тот хотел меня отыметь, а потому что Воронов (или как они его там называли - Граф) приказал не трогать меня , а его ослушались. Вот почему. Возможно, это временная отсрочка. Я уже давно в своей жизни не верила в человеческое благородство. С того самого момента, когда поняла, чем занимается мой отец и на что способны люди, которые его окружают.

Но я не хотела, чтобы этот Воронов понял, насколько страшно мне самой. «Никогда не давай противнику почувствовать твои слабые места».

Мужчина словно занял все пространство в подвале, теперь помещение казалось просто жалкой каморкой и… этот взгляд. Я никогда не испытывала такой тяжести от мужского взгляда. Чувствовала себя ничтожно маленькой рядом с ним. Пылинкой. Я могла ненавидеть его как угодно, но, несомненно, в нем чувствовалось величие, которое порабощало. Он умел показать свое превосходство даже взглядом.

Я ни секунды не сомневалась, что он оставит меня гнить в этом подвале. Это не было блефом, я по глазам прочла, что не будет никакой пощады. Это враг. Самый настоящий, опасный, умный и хладнокровный враг.

А потом в комнате сжимала пальцами стекло и смотрела в его глаза, ощущая, как от ярости клокочет все внутри и хочется воткнуть этот осколок ему в сердце. За это высокомерие, за это отношение ко мне, как к умственно отсталой идиотке или дряни. К мерзкому насекомому, которое посмело жужжать и мешать его превосходительству. Он смотрел именно так - безэмоционально, с тонной презрительного омерзения и брезгливости. Мне кажется, он мог бы столкнуть меня с окна, пойти вымыть руки с мылом и вернуться в свой кабинет, на его лице не дрогнул бы ни один мускул. Он бы спокойно распорядился отодрать меня от асфальта и закопать где-нибудь в темном лесочке.

Но я, наверное, слишком ему нужна, и он придумал иное унижение. Связать меня как конченую психопатку и запереть в комнате. Думал, я буду спокойно это терпеть? Кушать то, что мне таскала эта старая идиотка с пучком седых волос на затылке? Лежать тихо-мирно, связанная по рукам и ногам, и мочиться под себя?

Я орала там как резаная, пока мне не заклеили рот. Я плевалась едой и укусила одного из его ублюдочных псов за руку, когда он пытался меня накормить, а я отказывалась пить. Не дождетесь! Дочь Ахмеда не станет ходить под себя и есть, связанная как бешеное животное, тоже не станет. Лучше сдохнуть. Поэтому если я ему нужна, пусть освобождает меня, иначе я тут помру от голода и жажды.

Охранники с опаской подходили ко мне. Они не решались даже прикоснуться, потому что я взглядом давала понять – только троньте, и я подниму такой ор, что у вас барабанные перепонки лопнут. Они уходили ни с чем, и именно тогда я поняла одну весьма занятную вещь – им приказано меня не трогать. Не только не убивать, а не прикасаться вообще.

Это было странным щелчком в моем сознании, каким-то переломным моментом, когда панический ужас от происходящего сменило трезвое мышление. Я должна придумать, как мне отсюда выбраться и как дать понять отцу, где я. А для этого нужно для начала встать с этой постели с кожаными ремнями и выйти из комнаты.

Я вспомнила, как любила пугать свою тетку в детстве, ту самую, что растила меня. Когда она серьезно наказала меня и заперла в дальней комнате в полной темноте, я легла на пол и отключилась. Точнее, я каким-то образом заставила всех в это поверить. Лежала на полу, не шевелилась, почти не дышала и не реагировала на зов, пинки и даже легкие пощечины. Когда перепуганная тетка вызвала врача, он даже нашел у меня пониженное давление, аритмию и приступ астмы. Я, конечно, хотела заявить ему, что притворялась, но потом решила, что это сыграет мне на руку, и не раз. Манипулировать теткой стало намного проще, когда она вдруг всматривалась в мое лицо во время очередного спектакля с мнимым приступом. Мне даже выписали ингалятор, и я исправно выбрызгивала его, когда оставалась одна в спальне, в воздух, чтобы на следующий месяц получить новый.

ГЛАВА 8

ГЛАВА 8

Слава (Изгой)

Открыл глаза, всматриваясь в очертания знакомых предметов, и потянулся правой рукой к будильнику. Даже не глядя на него мог точно сказать, что на часах ровно пять утра. Каждый раз заводил, и еще ни разу не пришлось проснуться именно от его звонка – на протяжении многих лет я просыпался в одно и то же время. Словно внутри - свой часовой механизм, который никогда не дает сбоев. Душ, стакан воды, упражнения и пробежка. Как четкий алгоритм или ритуал, без которого не проходил ни один день. Когда-то муштрой все это считал, ненавидел и клялся, что выберусь. Добился своего, только до сих пор, когда бегу через лес, между лопатками жжение чувствую – именно в это место прикладом получали те, кто отставал во время марша-броска. Тогда же и имя свое второе получил - Изгой. Одним его дают при крещении, мне же его подарили, когда чуть не подох в лесу от потери крови. Никого к себе не подпускал, выл, как собака, от боли, но приблизиться не давал. Сказал, что сам оклемаюсь, если нет – значит, так тому и быть. Они ушли, и правильно сделали, я бы на их месте даже не приблизился. Когда твое единственное задание - выжить, все свое благородство и сочувствие нужно засунуть куда подальше.

С того времени много воды утекло, а привычка осталась, словно срослись мы с ней. И позже я понял, почему не могу уже иначе. Потому что смог выжить тогда благодаря этой жесткой дисциплине и самоконтролю. А еще я научился быть незаметным. Маленький неприметный домик за городом, одежда неярких тонов, покупки в разных магазинах, чтобы ни в одном из них не стать постоянным клиентом. Минимум вещей, чтобы в любой момент можно было их собрать и сорваться с места. Никаких фото, кредитных карт и банковских счетов. При себе всегда наличка на первое время и пакет документов с новым именем и фамилией.

Даже когда Граф нашел меня, в моем жизненном укладе ничего не изменилось. Я не переехал в шикарные апартаменты, не сменил толстовку на костюм от Армани и не передвигался в сопровождении охраны. Охрана – это вообще бесполезная опция. Так, разве что ради статуса. Ни один телохранитель не сможет тебя защитить, если за твое убийство заплатили настоящему профи. Я не знаю, сколько таких вот, уверенных в своей неприкосновенности, погибли от пули из моей винтовки. Не считал… вернее, перестал. В любом задании интереснее всего была подготовка – когда ты на какой-то период времени словно живешь чужой жизнью. Проживаешь ее вместе с тем, кому всадишь пулю в лоб или затылок. Изучаешь привычки, распорядок дня, маршруты, продумываешь самое удобное место, с которого легко скрыться и остаться незамеченным. А дальше – все уныло и неинтересно. Каждый раз одно и то же. Выстрел, паника, страх, удивление в глазах, растерянная охрана, которая мельтешит возле своего уже бывшего работодателя, задирая головы вверх, вертя ими по сторонам и размахивая пистолетами. Скучно, господа, вы на удивление предсказуемы…

***

Я ехал по ухабистой дороге, думая о том, во сколько мне потом обойдется замена подвески. Вроде пару десятков километров от города отъехал - а чувство, будто в каменный век попал. Не так широк шаг цивилизации, оказывается. Чертыхнулся, когда увидел развилку, и конечно – никакого указателя. Твою мать, да где же находится эта зачуханная психушка с видом на сосны? Не знаю, которая по счету за последние несколько месяцев. Но я уверен был, что мы на верном пути. Интуиция. Чутье какое-то подсказывало, что найдем то, что ищем. Я что зря, что ли, возле Ахмеда столько времени терся?

Поплутав еще несколько минут, выехал на тропу и через метров пятьсот увидел старое здание, огороженное высоким, но таким же обветшалым забором. Вышел из машины, вдыхая чистый воздух и прислушиваясь – тихо, как на кладбище. Да уж, веселая ассоциация… Постучал в ворота, и через несколько минут услышал, как кто-то приближается. Мужчина лет шестидесяти осмотрел меня с ног до головы и удивленно спросил:

- А вам кого, юноша?

- Мне главврач нужен, или кто тут у вас заведует…

- Иннокентий Викторович? Его нет сейчас, но он скоро должен быть. С транспортом у нас тут туго, автобус раз в три часа едет. А вы проведать кого, али как? У нас тут гости – большая редкость… - и вздохнул как-то очень тяжело.

- А пациентов много? – почувствовав, что старик явно соскучился по общению, я решил разузнать как можно больше.

- Да так.. .

Я вдруг заметил женщину, сидящую на лавочке. Голова платком покрыта, из-под него выбилось несколько светлых прядей, посеребренных сединой. Странно, лицо достаточно молодое, а уже седая. Она держала в руках какой-то сверток и раскачивалась из стороны в сторону.

- Эх-х-х, опять Галина Сашеньке колыбельную поет…

- Какому Сашеньке? - я посмотрел на старика, словно на сумасшедшего. А может, он тоже один из пациентов и рассказывает мне басни?

- Сашеньке, ребенку своему… Она у нас больше десяти лет уже. Тихая, спокойная, никому слова плохого не скажет. Ее привезли к нам на лечение, а как курс закончился, так Иннокентий Викторович пожалел – оставил здесь. Она тут убирает, да в столовке помогает с готовкой. Говорит, ребенка у нее забрали… Сашеньку.

Я сам не заметил, как напрягся. Внутри словно кольнуло что-то – сердце даже быстрее застучало. Пока сходится все. Ребенок, и временной промежуток. Черт, неужели нашел?