Чёрный эльф - Моя проблема

Пролог

«Если бы я знала, чем обернётся эта находка, может, и впрямь оставила бы его у реки…»

Я всегда была немного не такой, как все. Не потому что стремилась к этому — просто, наверное, так уж сложилось. Отец часто говорил, что это не подарок, а проклятие. «Голова полна ветров, а сердце — упрямства» — бурчал он, когда я не соглашалась с его решениями на советах старейшин. Но разве это плохо, если я вижу больше, чем они?

Тот день начался так же, как и все остальные: утренние молитвы, проверка запасов, ссора с отцом из-за его нового указа, который мне совершенно не понравился. Я была раздражена, и, решив хоть как-то выпустить пар, закричала: «К реке!» Подруги не заставили себя долго ждать — смеясь, они побежали за мной.

Вода была холодной, ледяной даже для лета. Мы ныряли, брызгались, и я уже почти забыла обо всем, когда увидела его.

Темное пятно на берегу. Сначала я подумала, что это какой-то зверь — возможно, раненый волк или лиса. Но, подойдя ближе, я поняла… Это был не из нашего мира.

Он был странный. Кожа — бледная, почти синяя, волосы — черные, как смоль, слипшиеся от крови. Он едва дышал. Мёртв? — мелькнула мысль, но затем его пальцы дёрнулись, вцепившись в песок, словно пытался удержаться в этом мире.

— Это… это тёмный эльф! — прошептала одна из подруг, отшатнувшись. — Они приносят смерть!

Я знала все эти старые легенды. Знала, что отец, вероятно, прикажет выбросить его или добить, не раздумывая. Но когда я заглянула ему в лицо — измождённое, но такое… знакомое — что-то сжалось внутри. Как будто я уже где-то встречала его, как будто всё это уже было.

— Мы берём его с собой, — сказала я, сжимаю кулаки, чтобы слова звучали твёрдо.

— Ты с ума сошла! — зашипели подруги, с тревогой оглядывая меня.

— Тогда идите прочь. — И я, несмотря на их протесты, осталась.

Три дня он не приходил в себя. Три дня отец бушевал, требуя, чтобы я выбросила «эту нежить» из дома. Три дня я сидела у его постели, меняла повязки, шепча заклинания, в которые сама не верила.

А на четвёртый…

Он открыл глаза.

И с того момента всё пошло наперекосяк.

Глава 1 : Охотники

— Айла! Опять ты где-то витаешь?

Голос отца, Кратоса, пронзил тишину деревни, как удар молнии. Я вздрогнула, возвращаясь с мирных раздумий, оторвавшись от трав, которые я перебирала у ручья. Зелёный дымок плавно вздымался в воздух, предвестие того, что отвар почти готов, но сейчас меня беспокоила не его готовность.

— Иду, отец!

Я вскочила, смахнув с рук капли воды, и быстро одёрнула одежду. Белая коса, длинная и легкая, мелькнула перед глазами, как снежный вихрь. Я привыкла к этому движению, оно было частью меня, частью моего мира. Люди в деревне называли меня «Снежной», но не из-за цвета кожи или волос, а потому что в моих глазах всегда скользила холодная ясность, а в мыслях — безупречная точность, как удар льда по стальной поверхности.

На площади уже стояли старейшины, собравшиеся под величественным Дубом Решений. Этот дуб помнил столетия и был свидетелем множества судеб. Он смотрел сверху вниз, его огромные ветви словно обвивали людей, как бы предлагая поддержку или обличение — кому как повезет.

Отец стоял посередине, скрестив могучие руки на груди, с выражением, которое не терпело возражений. Перед ним дрожал Лучезар, младший сын мельника, с глазами полными страха. Его фигура, склонённая в смирении, как никогда была отражением его беспомощности.

— Он украл! — взревел Кратос, его голос звучал, как раскат грома. — У рыбаков пропала сеть, а этот щенок её продал!

Лучезар побледнел до такой степени, что казался почти прозрачным, его руки дрожали, и взгляд метался по сторонам в поисках выхода.

— Я… я не знал, что она их! Я нашёл её на берегу!

Вокруг зашипели — этот момент был критическим. Украсть рыболовные снасти было, по сути, равнозначно обречь свою семью на голод. Порой не было другого способа выжить, как безжалостно карать.

Я сделала шаг вперёд, не обращая внимания на взгляды старейшин, которые сразу же сосредоточились на мне.

— Отец.

Все обернулись. Кратос нахмурился, но его жест, приглашающий к высказыванию, был чётким.

— Говори.

Я подошла к Лучезару, почувствовав его растерянность, и мягко взяла его дрожащую руку, разжала пальцы. Они были покрыты пятнами от старых верёвок.

— Смотрите, — сказала я, прикрывая руку Лучезара своей. На ладони ясно виднелись следы от верёвок, но не рыболовных. Грубые, рваные следы, которые не могли принадлежать рыбакам.

— Это не сеть была. Это ловушка для волков — из тех, что ставят на севере. Рыбаки такими не пользуются.

Тишина накрыла площадь, как туман. Все поняли, что под их ногами земля зашаталась.

— А ещё… — я наклонилась и, поймав лёгкий запах на его одежде, понюхала его рукав. — Ты трогал стрелы, натёртые белладонной. Охотники так делают, чтобы зверь быстрее умирал. Но рыбакам яд не нужен.

Лучезар заморгал, явно не ожидая такого поворота.

— Я… помогаал дяде Громару… — он еле вымолвил, и в его голосе проскользнуло нечто большее, чем простое оправдание — страх. Боялся не только наказания, но и чего-то большего.

Кратос хмыкнул, делая шаг вперёд, но я прервала его:

— Он не врет. Просто боится.

Я повернулась к Лучезару и пристально взглянула в его глаза.

— Ты нашел сеть у Кривого Камня, да? Там, где охотники разделывают добычу.

Он кивнул, глаза круглые от изумления. Я видела, как он пытался спрятать свои переживания, но они просвечивали сквозь его маску.

— Так зачем врал?

Он глотнул, как человек, пытающийся проглотить свою душу.

— Потому что… — его голос дрогнул. — Там был труп. Человека.

Через час мы шли к реке — я, отец и двое стражников. По пути, туман заворачивался в шершавые облака, и каждый шаг казался тяжелым, словно мы двигались сквозь саму тьму

.

— Ты уверена? — пробурчал Кратос, как будто и сам не верил, что меня можно найти на этом пути

.

— Да. Я указала на кучу веток у воды, тщательно скрывающих следы. — Ловушка на волков — но следы вокруг человеческие. Кто-то поставил её, чтобы скрыть убийство.

Отец сжал кулаки, и его лицо стало ещё более каменным.

— Кто посмел?..

Я уже знала ответ. Тереза говорила, что рыбаки с Южного берега ссорятся с нашими людьми из-за мелей. А яд на стрелах использовали только они — те, чьи сердца холодны, как сами морские воды.

Но я промолчала. Сначала — доказательства.

— Айла. Отец положил руку мне на плечо, и его взгляд стал мягким, но тяжёлым от предчувствий. — Ты…

Он не договорил, но я поняла. Он гордился мной.

А вечером, когда я возвращалась домой, моё сердце бешено колотилось, потому что на пути меня ждала Талия, схватив меня за руку с таким отчаянием, что я чуть не потеряла равновесие.

— Айла! Ты должна посмотреть! У реки… там…

Её глаза были полны ужаса, и её голос дрожал, словно она пыталась остановить саму смерть.

— Там чужой. И он живой.

Глава 2 : Мариель

Бред

Он метался в жару, словно пойманный зверь. Чёрные волосы прилипли ко лбу, кожа блестела от пота, а губы шептали одно имя, срывая его на едва слышный стон:

— Мирьель...

Я застыла на месте, с мокрой тряпицей в руках. Сердце сделало тяжёлый, тревожный удар.
Кто она для него? Сестра? Любовь? Враг? Или, может быть, тот, кто предал его?

Эльф резко дернулся, пальцы цепко вцепились в моё запястье — кожа мгновенно побелела под его хваткой.

— Где... она... — выдохнул он, голос его был хриплым, рваным, словно треснувшее дерево на ветру.

Я осторожно высвободила руку, стараясь не причинить ему боли.

— Тише, — прошептала я, укладывая его обратно на соломенные подушки. — Тебе нужно спать. Всё хорошо.

Он снова погрузился в забытьё, глаза затянулись мутной дымкой, а я осталась сидеть рядом, с новой тяжестью на сердце.
Кто такая Мирьель? И почему это имя оставляет горький привкус на губах?

Тереза и нож

Поздно вечером я сидела у печи, перебирая травы, когда скрипнул пол.
Тереза вошла, лениво точа нож о плоский речной камень. Лезвие скребло о камень, будто крыса точила зубы о кость.

— Мирьель, значит? — произнесла она, скривив губы в усмешке.
Металл сверкнул в тусклом свете лампы.

— Знаешь, что это значит на их проклятом языке?

Я молча подняла на неё глаза, не желая показывать, насколько меня это тревожит.
Тереза всё равно продолжила:

— "Морозная звезда".

Я вздрогнула.
Как мои волосы — серебристые, вьющиеся, словно утренний иней на траве.

— Ты что-то скрываешь, Айла, — голос Терезы был низким, угрожающим.

Я сузила глаза, чувствуя, как напряжение стягивает воздух между нами.

— А ты? — бросила я в ответ.

Мы замерли друг напротив друга — две хищницы, готовые вцепиться друг другу в горло. В свете лампы нож в её руках отбрасывал длинную, зловещую тень на пол.

Отец и забытый ритуал

Сумерки едва опустились на деревню, когда отец нашёл меня на пороге лавки.
Его лицо было затенено капюшоном, но глаза горели — старыми, тяжёлыми ожиданиями.

— Дочь, сегодня Звёздный Плач, — сказал он, сжав моё плечо с такой силой, что в костях хрустнуло.
— Ты должна быть там. Должна подтвердить кровь.

Я кивнула, покорно опустив голову, но внутри меня всё сжималось.
Как я могла участвовать в ритуале, когда там, в лавке, между травами и кровью, медленно умирал тот, кого я спасла?

— Айла, — его голос сделался тёмным, почти звериным. — Ты пахнешь... чужаком.

Лёд обдал мою спину.

— Это полынь, — быстро соврала я, пряча дрожь. — Готовила новый отвар.

Он долго смотрел мне в глаза, слишком долго. Потом тяжело выдохнул и отпустил.
Но я знала — подозрение осталось.

Ночь. Звёзды и правда

Я пробралась в лавку, когда луна скрылась за облаками, и мир стал безлико тёмным.
Осторожно открыла дверь — и сразу встретилась с его взглядом.

Он сидел, прислонившись к стене, его золотые глаза светились в полутьме, как две расплавленные монеты.

— Ты не спросила, кто я, — тихо сказал он, и его голос был ровным, словно вода в глубоких озёрах.

Я пожала плечами, теребя в пальцах корень мандрагоры — привычный жест, чтобы унять волнение.

— Тёмный эльф. Что ещё нужно знать?

Он усмехнулся — коротко, горько. И в этот миг его красота была по-настоящему пугающей.

— Меня зовут Кайлан, — сказал он. — А Мирьель...

Я вскинула голову, дыхание застряло в горле.

— Она была как ты. Полукровка. Дитя двух миров.

Его голос дрогнул.

— Они убили её, когда узнали, что она спрятала меня.

Тишина опустилась между нами, густая, словно туман над болотом.
Я опустила голову, сжимая зубы, чтобы не закричать.

Полукровка... Как я. Как он. Мы оба — ошибка. Оба — приговорённые.

Внезапный грохот выбил меня из оцепенения.
Дверь распахнулась настежь, вломившись в стену с глухим ударом.

На пороге стояла Тереза, бледная, как смерть.

— Они здесь, — выдохнула она, нож в её руке блеснул в лунном свете.

Глава 3 : " Идеальный вечер "

Отец стоял на пороге, тяжёлый, как зимняя буря. Его шаги гулко отдавались в пустом воздухе лавки, заставляя меня внутренне съёжиться.

— Айра.

Его голос был натянут, как струна.

Я метнулась к Кайлану и, без всяких изысков, втиснула его в узкий проход между мешками с сушёными травами. Мешки скрипнули, эльф тоже — но я одним движением прижала его к стене, заставляя замереть. Он повиновался, лишь его золотые глаза блеснули в темноте, как два ослепших фонаря.

— Отец.

Я повернулась, натянув на лицо самую безмятежную улыбку, какую только могла изобразить в этот прекрасный вечер, когда меня вот-вот могли сжечь за укрывательство. Рукой я наугад схватила первую попавшуюся банку — кажется, с корнем чего-то смертельно вонючего.

— Как раз инвентаризирую запасы. Зима на носу, надо готовиться.

Отец не ответил. Просто шагнул вперёд — медленно, вразвалочку — и пустил в ход свою пытку молчанием. Его тяжёлый взгляд проползал по лавке, как слизняк: котёл с дымящимся отваром, полки с засушенными корнями, скамья с пустыми чашками... и, конечно же, на тень за моей спиной он тоже бросил взгляд. Долгий, прилипчивый.

Я внутренне взвыла. Ну ещё бы — стою тут, как собака на охоте, спиной к темноте. Подозрительно. Очень подозрительно.

— Пахнет странно, — пробормотал он.

— Полынь и корень дягиля. Новый рецепт от кашля, — бодро соврала я, едва не уронив банку.

Отец хмыкнул, как будто сомневался, но связываться со мной явно не хотел. Он скрестил руки на груди, наклонив голову набок.

— Тебе шестнадцать. Пора замуж.

Я чуть не поперхнулась полынным духом.

— Конечно, отец. Завтра же обвенчаюсь с ближайшим вепрем. Он, кстати, тоже храпит и спать не дает ночью. Прекрасная пара.

Он даже не улыбнулся. Жаль. Я была уверена, что шутка хороша.

— Без шуток.

— А у меня что — выбор?

— буркнула я, снова уткнувшись в банку.

— Кто же будет перевязывать ваши дырявые животы и вытаскивать стрелы из вас?

Он посмотрел на меня ещё несколько долгих секунд — и молча ушёл, хлопнув дверью так, что травы на полках вздрогнули.

Я медленно выдохнула.

— Ну и вечерок, — прошептала я.

Из-за бочки с вином вылезла Тереза, напоминая сильно потрёпанного хорька.

— Ты странная, — объявила она, обмахиваясь рукавом. — Все девки мечтают о свадьбе, а ты...

— А ты? — я вскинула бровь, вытирая руки о фартук. — Тебе уже семнадцать. Где твой блестящий, как начищенный котелок, жених?

Тереза густо покраснела. Почти в цвет тех самых паучьих лапок, что валялись под полкой после последней вспышки эмоций.

— Лучшие парни деревни тащатся за тобой! Даже Громовир, которого я люблю, вчера спрашивал про тебя! — выпалила она, надув щёки.

Я устало закатила глаза.

— Велика потеря.

— А ты?! Что ты сделала, чтобы он тебя заметил? — закричала она, топнув ногой.

Я задумалась.

— Перевязала ему рану, когда его свинья укусила. И не перепутала зверобой с болиголовом.

Её глаза метнули в меня кинжал. Или два. Может, три.

— Я не обязана...

— Вот именно. Ничего не обязана, ничего и не будет, — я пожала плечами, словно стряхивая с себя её злость.

Тереза что-то буркнула себе под нос и выбежала, хлопнув дверью так, что лавка снова вздрогнула. На этот раз, с полки рухнула банка с сушёными жабьими хвостами.

— Идеальный вечер. Просто идеальный, — сказала я пустой лавке.

Я подошла к Кайлану. Он медленно поднялся, опираясь на стену. Бледный, с едва заметной усмешкой.

— Спасибо, — прохрипел он.

Я окинула его взглядом — мятая рубашка, тёмная кровь на боку, голодный огонь в глазах.

— Не стоит благодарности, — буркнула я. — Если бы тебя нашли, мне пришлось бы отварить твои кости для местной ведьмы. А это, знаешь ли, такая возня...

Он усмехнулся, но тут же поморщился от боли.

— Мне нужно домой.

— О, замечательная идея! С дырой в боку и опухшей ногой! — я хлопнула себя по лбу. — Да ты чемпион по глупости, точно.

Кайлан только вздохнул.

— Ты права.

Я скрестила руки на груди, прищурилась.

— Конечно, я права. Я всегда права.

Он изучал меня с каким-то странным выражением, от которого мне захотелось поправить волосы и сделать вид, что я страшно занята чем-то важным. Например, спасением мира. Или хотя бы лавки.

— Почему ты помогаешь мне? — наконец спросил он тихо.

Я замерла на полпути к котлу, скомкав в пальцах сушеные листья мяты.

— Потому что, — сказала я, не оборачиваясь, — я тоже хочу когда-нибудь увидеть твой мир.

Тишина легла между нами, густая, как дым.

Потом я услышала, как он тихо сказал:

— Ты его увидишь.

И почему-то я ему поверила.

Глава 4 : Новая лавка

Я стояла посреди своей полуразвалившейся лавки, скрестив руки на груди, как старая ведьма на привале, и с мрачным выражением лица наблюдала, как ветер весело играет занавеской из тряпья.
Кто бы мог подумать, что ткань способна так красочно выражать презрение к моему существованию?

— Иногда мне кажется, что они делают это специально, — буркнула я себе под нос, лениво перебирая в пальцах иссохший пучок зверобоя. — То руку сломают, то ядовитые ягоды перепутают с черникой… То вообще придумают новый способ сдохнуть.

Тишину нарушил слабый голос, едва слышный сквозь скрип досок:

— Я починю.

Я обернулась и наткнулась взглядом на Кайлана, восседающего у стены в позе героя трагедии.
Бледный, как полотно, с раной в боку и слишком упрямыми глазами для полумертвого эльфа.

Я прищурилась.

— Ага, конечно. Прямо сейчас встанешь, отрастишь себе новые кости и починишь весь этот бедлам. Давай-давай, не стесняйся.
Пей отвар, глупец, пока еще есть чем.

Он улыбнулся, беззлобно и чуть обречённо, а я фыркнула, схватила корзину и вышла, хлопнув дверью так, что осыпалась целая пригоршня сухих трав.

Никакой благодарности. Никакой логики. Жизнь, как она есть.

Тереза сидела на опушке, с каким-то остервенением набивая подол всякой зеленью. Вид у нее был задумчивый, а язык торчал от усердия.
Я остановилась рядом, скрестив руки:

— И кого ты собралась травить, юная отравительница?

Она вздрогнула так, будто я выскочила из-за дерева с дубиной, и сердито нахмурилась:

— Это... это для пирога!

Я смерила ее долгим взглядом, как доктор, приговоривший пациента к неминуемой глупости.

— Пирога, говоришь? Последнего, наверное.

— Нет! Я отлично готовлю! — она вспыхнула, как спелая рябина на солнце.

Я склонилась, вытащила несколько подозрительно блестящих ягод и подняла их перед ее носом:

— Это волчьи ягоды, Тереза. Смерть в красивой обёртке.

Ее глаза расширились до размеров блюдец.

— Я… я думала, это шиповник…

Я усмехнулась, разворачиваясь к дороге:

— Ну что ж, по крайней мере твой пирог точно останется в памяти деревни. Особенно в разделе "Похороны".

Тереза что-то жалобно пробормотала мне вслед, но я уже шагала прочь, чувствуя, как за спиной завывают ветра недопонимания.

На полпути обратно я услышала радостные вопли — и еще до того, как увидела, уже знала, что будет

.

Малышня, собравшись в кучку, резвилась у костра, словно демоны на шабаше. Один особенно шустрый, видимо, решил стать птицей. Без крыльев.

— СТООООЙ! — заорала я, в прыжке ловя его за шиворот. Он повис в воздухе, беззвучно открывая рот, как рыба на берегу.

— Сколько раз можно говорить?! Вы хотите себе ноги поджарить или сразу на костре испечься? Мне потом вас лечить или хоронить?!

Они визжали и разбегались, как муравьи после дождя, оставляя после себя разбросанные камни и запах дыма.

Я вытерла лицо ладонью.

— Деревня. Цвет нации. Нет бы книжки читать… Нет, надо костры устраивать посреди леса.

Корзина, полная трав, оттягивала руку, а мысли были заняты подсчетом: сколько лет моей жизни еще отнимет эта деревня.
Я толкнула дверь ногой, привычно приготовившись к порции рухнувших досок и запаху сырости…

И замерла.

Пол — ровный.
Стены — крепкие.
Потолок — перестал капать мне на голову.

Я стояла посреди своей лавки, как пришелец в параллельной реальности, и смотрела, не веря собственным глазам.
Корзина с травами выпала из рук и глухо шлёпнулась на пол.

Кайлан приподнялся на локтях, испуганный моей тишиной:

— Что-то не так?..

Я медленно повернулась к нему, чувствуя, как в груди разрастается странное тепло, подозрительно напоминающее благодарность.

— Все так. Все просто… слишком так.

Он слабо улыбнулся, явно гордясь собой.

— Я же говорил, что починю.

Я усмехнулась.

— Да уж. Вот только теперь придется привыкать к тому, что мой дом больше не пытается меня убить каждую минуту.

Глава 5 : Чужая забота

С первыми лучами солнца в мою лавку начали ломиться, как на праздничную ярмарку, будто в ней бесплатно раздавали молодость и здоровье.

— Ой, да у тебя тут теперь как у знахаря в городе!

— бабка Марфа постучала посохом по новому полу так, что я едва сдержала желание его отобрать.

— И кто это тебе досок принес? — Громовир (если это, конечно, был он — за последнюю неделю я запуталась в их рыжеволосой родне) подозрительно осматривал стены, будто искал, где спрятаны ловушки.

Я скрестила руки на груди, чувствуя, как злость начинает закипать, пузырясь внутри.

— А вам-то что? Не за ваши же деньги чинила. И не на ваших досках.

— Да мы просто... — начал было Громовир, но я уже распахнула дверь, указывая на улицу с торжественностью королевы, выгоняющей наглых вельмож.

— Вон! Пока не принесёте мне того, кто умеет молчать, — лечиться будете у костра!

Они выбрались наружу, посмеиваясь и бормоча что-то невнятное. Я захлопнула дверь так, что сушеный беладонн с верхней полки посыпался на пол, как последний аргумент.

— Отлично, ещё и ядом убьюсь. И без посторонней помощи, — пробурчала я себе под нос.

Я уже зачерпнула воду для зелья, готовясь забыться в рутине, когда желудок предательски заурчал так громко, что даже настойки на полке затряслись.

— Черт… — я уткнулась лбом в прохладный край котелка. — Не умереть бы первой.

Кайлан сидел там же, где я его оставила, сгорбившись у стены. Его золотистые глаза — такие живые и странно спокойные — наблюдали за мной без упрека. От этого становилось только хуже.

— Подожди... Я сейчас. Что-то найду. Что-нибудь съедобное... Или хотя бы не смертельное.

Я, скидывая на себя потухшую усталость, выбежала наружу и тут же налетела на Терезу.

Тереза стояла, подбоченясь, с выражением на лице, будто уже успела осудить не только мой дом, но и моё существование в принципе.

— Слышала, твоя конура теперь как новая, — заявила она с таким тоном, будто обвиняла меня в колдовстве.

— Да. И? — я уставилась на неё, подперев бровь рукой.

— Кто починил? Громовир? — в её голосе прозвучала надежда, и я вдруг вспомнила, что она давно за ним сохнет, как вяленая треска на солнце. — Он… мой.

Я моргнула, вспоминая: кто тут у нас Громовир? Высокий, рыжий, с руками как у мельничного колеса?

— Нет, не он.

— А кто?! — она шагнула ближе, глаза вспыхнули. — Твой эльф? Тот, который "вот-вот умрет"?

Я закатила глаза так, что на мгновение увидела потолок.

— Сама починила. Взяла, топор, гвозди, напала на доски с криками "Выживу или умру" — и починила.

Тереза не впечатлилась.

— Но ты же... девушка... — прошептала она, как будто только что раскрыла тайну мироздания.

— Нет, блин, самец оленя, в полном расцвете рогов, — парировала я, устало потирая висок. — Ты правда думала, что я буду ждать милости от природы или от вас, пока крыша на голову рухнет?

Я резко развернулась и зашагала прочь, оставив её хлопать глазами, как выброшенная на берег рыба.

Вернувшись в лавку, я наскребла половину черствого хлеба и последнюю банку брусничного варенья. Призрак щедрого застолья это зрелище вряд ли бы одобрил.

— Прости... Больше ничего нет, — пробормотала я, протягивая еду Кайлану.

Он взял хлеб, аккуратно намазал вареньем, словно это было нечто драгоценное, и осторожно откусил.

— Спасибо, — сказал он так искренне, что у меня в груди что-то болезненно ёкнуло.

Я резко отвернулась к печи, возясь там, будто решала мировые проблемы.

— Сейчас суп сварю... Из чего-нибудь. Из травы, из коры... Из воздуха, если повезёт, — бурчала я себе под нос.

Позади послышался тихий, почти неслышный смешок. Кайлан. Я усмехнулась тоже, только про себя.

Может, не всё так плохо. Может, в этом доме наконец будет кто-то, кто умеет не только умирать, но и жить.

Глава 6 : Табличка

На рынке сегодня было особенно «весело»: крики, смех, запах печёных пирожков... и, конечно, разящие в самое сердце взгляды.
Стоило мне появиться, как продавцы начали прижимать к себе корзины с товарами, будто я умела красть на расстоянии силой мысли.

Я остановилась у прилавка с яблоками, бросила взгляд на аккуратно выложенные ряды. Сочные, налитые солнцем... Прямо издевательство.

Карман, в ответ на мои надежды, скрипнул от обиды. Никаких монет. Ни одной.
— Прекрасно, Айра. Просто прекрасно, — пробормотала я себе под нос. — Может, заколдовать яблоко, чтобы оно само пришло ко мне?

Продавец, почуяв моё присутствие, насупился и подозрительно уставился, как будто я уже припрятала полприлавка за пазухой.
Я вежливо кивнула и отошла, сохраняя остатки достоинства.

«Лечишь людей бесплатно, лечишь — а тебя потом же и обвиняют в краже воздуха», — подумала я, пробираясь через толпу.

Вернувшись в лавку, я швырнула пустой мешок в угол.
Долго молчала, глядя на полку, где сиротливо стояли последние два пузырька настойки да пара скомканных бинтов.

— Ну, хватит, Айра. Сколько можно играть в благотворительность? — вслух уговаривала я себя. — Пора стать страшной ведьмой с платным входом.

Я нашла старую доску, обломок угля и, скрипя зубами, нацарапала:

"ЛЕЧЕНИЕ — ПЛАТНО.
Зелья, мази, приворотные зелья — уточнять цены внутри."

Получилось, может, и криво, зато с душой.
Прибивая табличку над дверью, я подумала:

— Теперь я официально — бизнес-знахарка. Ещё бы бухгалтера завести.

Долго ждать реакции не пришлось. Через пару часов во двор лавки ввалилась целая делегация.

Бабка Марфа, стуча посохом, Громовир, вечно недовольный жизнью и собой, и ещё кучка местных — те, кого я лично когда-то спасала от хвори, ожогов и всяких других глупостей.

И, конечно, отец. О, он особенно блистал угрюмостью.

— Айра, что за самоуправство?! — начал он с места в карьер.

Я облокотилась на косяк двери, скрестив руки.
— Какое самоуправство? Цены написала? Написала. Предупредила? Предупредила. Всё честно.

— Да ты что! — взвыла бабка Марфа. — А как же долг перед людьми?!

— Я свой долг отработала! — я подняла руку, чтобы прекратить её жалобный вой. — Или мне напомнить, сколько вампирских укусов я за бесплатно лечила? А вшей у детей? А нарывы у Громовира?

Тот покраснел и отвёл глаза.

Отец замер, видно, вспоминая, как я неделю таскалась к нему с травами, когда он чуть не сгорел от лихорадки.

Я спокойно добавила:
— К слову, вы мне ещё должны за прошлую осень. Помните эпидемию? Ну так вот.

В толпе зашевелились, зашептались, кто-то нервно кашлянул.

Я развернулась и ушла в лавку, не забыв напоследок бросить через плечо:
— Учитесь, как надо вести дела, господа.

Позднее, когда я уже привычно мешала в котле какое-то новое зелье (очень хотелось сварить что-то, пахнущее деньгами), в дверь лавки влетела Тереза.

— Ты изверг! — с порога заорала она.

Я подняла глаза, не прерывая помешивания.
— Не изверг, а предприниматель, если уж быть точной.

— Ты наживаешься на бедных людях!

Я усмехнулась, отставив мешалку.
— Ах, бедные! Те самые бедные, что три года за лечение даже спасибо нормально не говорили?

Тереза надулась, как надутый мешок.
— Ты раньше была другой!

— Да. Раньше я была дурой, — я улыбнулась самой мягкой улыбкой. — Теперь я — дура с табличкой. Разница огромная.

Она топнула ногой и выскочила прочь, хлопнув дверью так, что очередной сушёный беладонн снова рухнул на пол.

Я вздохнула, глядя на валяющиеся листья:
— Похоже, пора вешать ещё одну табличку: «Осторожно, вход со своим недовольством опасен для трав».

Не успела я собрать упавшие листья, как за Терезой вошёл Кайл.
Спокойный, как вечер после бури. Он придержал раскачивающуюся дверь, усмехнулся и сказал:

— Ты молодец, Айра. Давным-давно пора было поставить этих неблагодарных на место.

Я прищурилась, не веря своим ушам.
— Ого, поддержка? Прямо сегодня? Без требования бесплатной настойки в придачу?

Кайл пожал плечами, опираясь на косяк:
— А что? Деревня реально охренела. Привыкли, что им всё даром подавай, а сами пальцем о палец не ударят. Хотят помощи — пусть учатся ценить чужой труд.

Я ухмыльнулась, чувствуя, как впервые за день плечи становятся чуть легче.
— Спасибо, Кайл. Приятно знать, что у меня ещё есть сторонники. Хоть один.

Он кивнул, чуть улыбнувшись:
— Да ладно тебе. Даже если они будут строить обиженные рожи — все равно к тебе приползут. Кто ещё их вытащит из ямы, если что?

Я покачала головой, понимая, что он прав.
И пусть в этом было немного цинизма — зато чистая правда.

Когда тебя ценят только тогда, когда ты бесплатно латаешь чужие дыры — самое время повесить табличку. И начинать брать плату.

Глава 7 : Цены

Позже, когда Тереза окончательно выпустила пар, а деревня в очередной раз обиделась на весь мир, мы с Кайланом сидели у очага, попивая тёплый травяной настой.
Чай был горький, как моя вера в разум окружающих.

Я, лениво покручивая кружку в руках, буркнула:
— Может, правда пора составить прайс-лист? Чёткий. Чтобы не умничали.

Кайлан кивнул серьёзно, подперев щеку рукой:
— Согласен. Первичное лечение — одна курица. Консультация — два кувшина вина. Снятие сглаза

—...
Он задумался на миг, а потом добавил:
— Пара хороших сапог. Иначе самой ходить за травами надоест.

Я рассмеялась, представив, как Тереза будет торжественно вручать мне сапоги.

— А реанимация? — спросила я, не удержавшись.

Кайлан ухмыльнулся, глаза лукаво сверкнули:
— Дом. С мебелью. И горячим ужином.

Мы расхохотались.

Смех эхом прокатился по лавке, и впервые за долгое время она казалась мне не пустой развалюхой, а настоящим домом.
Пусть даже с полкой, с которой каждый день падал беладонн.

Я подняла кружку в знак тоста:
— За новые порядки!

Кайлан стукнулся своей кружкой о мою и добавил:

— И за то, чтобы с нас больше не пытались тянуть жилы даром.

Мы выпили, а потом я взяла старую дощечку и начала набрасывать смешной, но пугающе правдивый "прейскурант".

И пусть теперь кто-то попробует сказать, что я изверг.
Изверг, так изверг. Только теперь — платный.

На следующее утро у двери уже столпилась полдеревни.
Всё как я и ожидала: стояли, таращились на мою новенькую дощечку с ценами, будто я объявила, что теперь лечу только за золотые короны и души их первенцев.

Я, в предвкушении, облокотилась на косяк двери, лениво щурясь на рассерженных «покупателей».
А за моей спиной, в лавке, Кайлан тихо отсиживался, изредка выглядывая из-за полки, как особенно осторожная мышь.

— Ого! — воскликнула бабка Марфа, тыча своим посохом в список. — Тут за одно снадобье пол-курятника просят!

— Так и есть, бабуся, — я кивнула, не меняя ленивого выражения лица. — А за консультацию — вино. Чтоб разговор был веселее.

— Грабёж! — возмущённо зашипела она.

— А бесплатные советы, баба Марфа, вот там, за углом, у старого пня. Он тоже много чего «лечит». — Я улыбнулась во все зубы.

Народ разразился возмущённым шёпотом. Кто-то пытался спорить, кто-то считал, сколько кур у него осталось. Кто-то пытался вспомнить, не должен ли я случайно им бесплатно за старые заслуги.

И вот — вперед протиснулся дядька Еремей, пузатый, с вечно потным лбом и глазами, полными надежды.

— Айра-а-а, родненькая, ну чего тебе стоит! — забормотал он, косясь на табличку. — Ты же добрая! Вылечи нас, а? Меня, жену, детей… да и бабку заодно.

Я ухмыльнулась, скрестив руки на груди:
— Что ж… за вас всех — это будет… — я склонилась, изучая табличку. — Две коровы, три курицы, бочка мёда и… э-э… добавьте пуд соли. Я не жадная.

Еремей побелел.

— У меня нет коров!

— Тогда здоровье тоже временно недоступно, — пожала я плечами. — Рекомендую лечиться тёплой водой и верой в чудо.

Из лавки донёсся тихий смешок Кайлана. Он быстро спрятался обратно за полки, когда я метнула в его сторону взгляд:
"Не ржи громко, а то сейчас тебя тоже лечить попросят".

— Изверг! — всхлипнула кто-то в толпе.

— Так и запишите, — бодро сказала я, стуча пальцем по табличке. — Айра. Изверг. Лечение по предоплате. Курицами.

Толпа начала редеть, ворча и шепча что-то недоброе.
А я, с победной улыбкой, вернулась внутрь.

Кайлан встретил меня, едва сдерживая смех.
— Молодец, — сказал он, протягивая мне кружку с остывшим чаем. — Они, похоже, совсем ахринели, раз решили, что ты будешь их всех бесплатно латать.

Я чокнулась кружкой о его кружку и фыркнула:
— Ничего. Теперь каждый чих — платный.

И пусть хоть весь мир считает меня извергом.
Главное — что у меня наконец появился тариф на выживание.