Чёрный ферзь. Белый ферзь. В сердце шахматной доски. Книга 1

Глава Нулевая, она же Пролог. На благо добра

Порой у каждого случаются плохие дни.

Отвратительные, скучные, тянущиеся, утомительно-отвратительные дни. Или напротив переполненные таким количеством мелких неприятностей и событий, складывающихся в единое бесконечное полотно, навязчиво укрывающее с головой, что не получается найти выход из этой трясины. Работа, семья, друзья, недовольное руководство, озлобленные люди на остановке и в транспорте, глупая соседская псина, подкарауливающая в кустах, чтобы посильнее напугать, подвыпивший сосед, не понимающий, что он не лучший собеседник, мутное пасмурное небо, дожди, лужи по колено… Знакомо, не так ли?

В такие моменты единственное, чего хочется – спрятаться ото всех, чтобы не трогали. Или сорваться на того, кто окажется в неподходящее время в неподходящем месте. Второй путь чаще всего оказывается ближе, но успокоения не приносит, скорее наоборот. А как только дома становится невыносимее, чем на улице, то в голову приходит еще одно прекраснейшее решение – влезть во влажные сапоги, что еще только успели просохнуть и лишь немного нагрелись, нацепить куртку, схватить зонт с рюкзаком, и поспешно ретироваться. Потому что мириться не хочется, а не мирится – нельзя. Потому, что обе стороны не правы, но обида и унынье мешают признать собственную неправоту.

Как обычно, на зло, дождь лишь заряжает пуще прежнего. Он словно поджидает, копит силы, чуть затихает, так, для видимости, а после ка-а-ак выдает все что может. От этого на душе становится лишь тоскливее, и хочется бежать до какого-нибудь козырька, может быть на остановку, чтобы укрыться от непогоды. Там, под крышей, ругать себя многочисленными неприятными словами, какие только знаешь.

Скорее всего, большинство людей в подобные моменты, стоя под защитой укрытия, вспоминают, где они были не правы и подумывают вернуться обратно домой. А может, заскочить в кафе, чтобы поднять себе настроение горячим чаем, кофейком, а еще лучше хорошей кружкой какао с вкуснейшими десертами.

Мне же не стоит рассчитывать на умиротворяющие посиделки.

Нет не потому, что я не переношу сладкое, хотя водится за мной такое – к разнообразным тортикам и конфетами не лежит душа – зато выпечкой меня запросто подкупить. Не потому, что я привередничаю и не стану пить какао или чай где попало, я всегда за эксперименты и поиск новых мест. Уже неоднократно убеждалась, что у кафе, где еще не была, есть все шансы очаровать меня с первого же посещения и перейти в ранг любимых мест. Дело не в желании сначала прочитать отзывы, чтобы не мучиться с животом. И не в том, что до ближайшего более или менее приличного места стоит пробежать метров шестьсот, насколько я помню – переехав полгода назад в новую квартиру я как обычно в первую очередь изучила все, что есть в округе, не покидая стен, и лишь после отправилась в путешествие.

Главная проблема состояла в моей неудачливости. Если уж неприятности кого-то ждут, переживают, что никак не могут случиться, то, как только они замечают на горизонте мое, порой неуклюжее, тело, то принимаются радостно потирать ручки. Они знают – уж я-то приму их всех как родных! Я не могу назвать себя сто процентной неудачницей, в принципиальных делах бед почти не бывает, но мелочи…

Этот день не стал исключением, пока я выбирала между двумя укрытиями в виде остановки шагах в ста и кафетерия, до которого нужно пробежаться по тротуару, и немного зазевалась у перехода, первая же машина расплескала образовавшуюся лужу, да так, что капли долетели мне даже до лица. Для этого, конечно, не требовалось много ума, с ростом меньше метра шестидесяти, многое оказывается на уровне лица. Хуже приходилось только моей маме, которую я переросла на десять сантиметров.

В то время, когда стоящие рядом со мной заметили лихача и отпрянули, размечтавшаяся о напитках и булочке с маком я отхватила за всех. За что? А потому, что такова моя жизнь.

Громко выругавшись и сообщив что думаю о водителе и его авто, я тоже отступила от греха подальше и, под неодобрительное оханье двух мамочек с великовозрастными детинами, наверняка уже знающими намного больше ругательств, осмотрела себя. Бежевое пальто приобрело несколько менее светлый оттенок и теперь скорее напоминало шкуру пятнистого кошачьего (а ведь мне советовали взять что-то потемнее, менее маркое, но нет, я же всегда умнее). Коричневые сапоги уже давно промокли так, что любить пофорсировать перед пешеходными переходами хуже сделать не мог, зато свежекупленные и лишь раз надетые на собеседование брюки требовали незамедлительной стирки. Впрочем, оправдали они себя с лихвой – как и обещал производитель, они очень плохо пропускали влагу. Хотелось верить, что хотя бы лицо, тщательно отмытое перед выходом от макияжа, не покрыто равномерным слоем грязи. Я чувствовала одинокие капли, но стереть пока не могла – зонт в такую погоду выпускать из рук не стоило. Пару раз я уже бегала за ним, не удержав, и неизвестно завершился ли лимит моих неудач.

Очень скоро я получила ответ на свой вопрос – нет.

На переходе я старалась держаться ближе к середине, так как прекрасно помнила где хуже всего обстоят дела с дорожным покрытием, дважды мне уже доводилось проваливаться в лужи по щиколотку. Но, похоже за последние дни ямы либо перекочевали, чтобы подлавливать таких самоуверенных пешеходов, как я, либо птицы успели выгрызть новый кусок асфальта, либо кто-то намеренно устраивал ловушки. Так или иначе, но на другой стороне я оказалась уже не только успевшей умыться, но и зачерпнув грязной воды в сапоги.

Когда-то я мечтала переехать в этот город, но не настолько, чтобы носить часть его с собой в обуви.

Зато теперь выбор куда идти был очевидным – на остановке я замерзну быстрее, чем досчитаю до ста, и крыша мне уже ничем не поможет, а в кафе немного приведу себя в порядок, может, сумею оттереть то, что оттирается, отогреюсь, немного пережду, позвоню подругам. Может, вызову такси, чтобы добраться до кого-то из них.

Шаг пришлось сбавить, ветер дул прямо в лицо, выставленный передо мной зонт встречал шквал капель, я чувствовала как мое единственное укрытие дрожит в руках. Ели-ели удавалось придавать ему нужное положение. Сколько я так прошла не знаю, ориентировалась только на то, что могла рассмотреть – столбы, скамьи, урны, лежащий на боку велосипед, прицепленный к какой-то клумбе на ножках. Ничего из этого не помогало понять долги ли еще идти.

Глава Первая. Добро пожаловать в… тюрьму?

Фиолетовые волны и облака прыгали передо мной, совсем как солнечные зайчики. Они были то отчетливыми, с хорошо виднеющимися краями, то размазывались пятнами, а затем снова собирались в различимые объекты. Я была уверена, что появились они из-за того, что напарник той девицы уронил меня и хорошо приложили об асфальт. А может, никого на самом деле мне не встречалось, и я потеряла сознание от какого-то камня, упавшего на голову. Или отключилась после того как в меня ударила молния? А почему бы и нет? С моим-то везением стоит каждый раз радоваться, что осталась в живых после прогулки. То, что мне привиделось как кто-то удерживает, поливает и меняется со мной телами, как в одном из десятков одинаковых фильмов – еще ничего. Хуже, если я попала под машину, например, и теперь лежала в коме, наблюдая странные картины. Хм, а если оно действительно так? Никто не знает как мыслит и мыслит ли человек без сознания.

Не хотелось бы мне открыть глаза и оказаться в больнице. Впрочем, если я в больнице, то скорее всего, жива и почти здорова. Ох, и почему мне так надо было куда-то отправляться в дурную погоду? Да, не получилось на собеседовании, да, немного повздорила с приятелем – кто ж знал, что мое дружелюбие должно всенепременно окончится взаимностью и ответным признанием в любви? Я предупреждала, что не готова ни с кем заводить отношений, нормально же говорила, что хочу немного переждать, посмотреть по сторонам, надышаться свободой и уж точно не поддаваться на уговоры и бегать на свидания к приятелю бывшего и лишь потому, что он долго ждал пока мы поссоримся. Выпрашивал еще… Терпеть не могу канючащих мужчин.

Облачка понемногу исчезали, они закручивались в вихре, отдалялись и растворялись. Мне следовало открыть глаза, но никак не получалось. Нечто мешало мне. Пожалуй, в первую очередь страх, что я действительно попала в слишком неприятную ситуацию и теперь могу столкнуться с последствиями. Что, если я себе сломала руку или ногу? А если все сразу? А если что-то еще хуже?

Складывалось впечатление, что телом шевелить получается, я чувствовала конечности, шею, которая почему-то заболела, как только я начала выныривать из сна. А еще отчетливо ощущался холод, я замерла, где бы ни лежала. Может, это все из-за удара и до сих пор мое тело находится в луже, а бесчувственные прохожие не желают помогать? Проходят, перекладывая обязанность позвонить в скорую на других. Я и сама проходила мимо людей. Меня настигла кара?

Словно в доказательство, чувствовалась небольшая влажность, это стало очередной неприятностью. Все-таки в луже… Во время рождения я явно опоздала на раздачу талантов и набрала корзину исключительно из антиталантов. Что ж, долгое время получалось оправдываться что это тоже неплохо, что это позволяет выделяться из толпы, что быть неудачницей не грустно, а по меньшей мере весело и раз уж я умудряюсь продолжать почти что счастливое существование, то приспособлюсь у чему угодно… Но лужа – уже перебор.

Сейчас же нужно проснуться! Вот сейчас, на счет «три» я открою глаза, встану, пойду домой и буду сидеть там, с бутылкой чего-нибудь вкусного и желательно очень крепкого, жалеть себя, слушать как дребезжит стиралка, возвращая нормальный вид тем вещам, которые еще возможно спасти. Раз, два…

Досчитать до трех я не успела. Проснуться еще не получилось, зато открыла рот, видимо, чтобы сказать «три» вслух. Разумеется, именно в этот момент некто вылил на меня ушат холодной воды. Настолько леденящей, что я сначала вскрикнула, забилась на месте, где лежала и только после, наконец, открыла глаза. Пелена заволакивала взор, я не могла рассмотреть ничего, кроме маленького оранжевого свечения высоко над головой. Звезда? Солнце? Луна? Или фонарь?

– Во те на, як и обещал! Глазюки разинула, рот разинула, готовая болтать чегой не спросишь. А ты все – померла, да померла, а как померла-то, ежель мы как надобно все делаем?

Обладатель низковатого хриплого голоса стоял где-то рядом, мало того, что его было слышно, я сумела еще и учуять. И, честно говоря, это меня совсем не радовало, очень хотелось хоть ненадолго заработать насморк.

Зрение понемногу возвращалось. В лицо мне почти ткнули огоньком, и я разглядела пламя, а после и деревянную рукоять факела. Факела?

– А… эм… Авм… – многозначительно произнесла я, выясняя чего здесь происходит и только после произнесенных первых звуков поняла, что не узнаю собственного голоса. Горло плохо слушалось, может, из-за холода? Наверняка это все из-за луж!

– Долдонил тебе – балакать станет еще до того как к истязателю отведем, а ты чего? Ох, Всеведущие, и ох, Чудодейская Мать, девка-то померзнет да помрет. Ох, от сырости и мороза околеет. Ох, как так-то, одна в каменном мешке-то, ужас…

– Я ж не для того, чтоб пожалеть, – хмыкнул второй, он звучал громче и грубее, – А чтобы сугреть-то. Собою.

– Так ты б то так и сказал, а то – мерзнет и мерзнет. Я ж тебя как понимать должон?

– Тогда б главарь услышал и доложил куда не надобно. А оно мне на что? А оно мне не на что! Я думал ты меня того, прикроешь. Сам говорил, нельзя напрямик – намекай. Я и намекал.

– Дурно намекал, надобно по-иному. Я тебя научу.

В процессе спора не совсем джентльменов я приходила в себя, а глаза учились заново фокусироваться. Получилось довольно быстро, казалось, что зрение стало лучше, размытость почти пропала и теперь я могла рассмотреть те детали, что в последние десять лет от меня ускользали. Увы, они были неожиданными и неприятными.

Надо мной возвышалось двое мужчин – один был пониже и покоренастее, я бы сравнила его с обезьяной, вроде гориллы, только размерами он ей явно уступал. Весь выбритый, бровей и тех не обнаружилось, а выражения лица явно намекало, что интеллектуальные беседы он если и ведет, то очень недолгие. Второй – высокий, худосочный, с длинной бородой, густыми усами и спутанными болтающимися до плеч русыми волосами, казался немного умнее. Он ухмыльнулся, и это вызвало отторжение, кривляния превращали длинного в опасно-отталкивающего субъекта, с которым стоило иметь общего меньше, чем с его приятелем.