Чёрный змей

Sei pronto

1940. Нью-Йорк. Квартира Мириам.
Тишина.
Мириам открывает глаза. Всё вокруг будто в дымке. Пол под ногами — чёрно-белая шахматка, но плитки медленно двигаются, как живые. На полу появляется нить алого цвета. Она тянется вперёд, вьётся тонкой линией и приводит к двери. Она тянется к ручке — и тут кто-то хватает её за запястье.
Мужская рука в кожаной перчатке.
— Не открывай.
— Почему?
— Это изменит всё.
Она вырывается из хватки, резко открывает дверь. За ней — комната, полная зеркал. В каждом — она. Но разная:
В одном — в чёрном плаще и с оружием.
В другом — в полицейской форме.
В третьем — в платье, испачканном кровью.
И вдруг, одно из отражений…
оно поворачивается к ней не в зеркале, а в реальности. Мириам замирает. У отражения — её лицо, но из глаз идут кровяные слёзы. Оно шепчет:
— Ты будешь убивать не врагов, а себя. Снова и снова.
Раздаётся выстрел. Внезапный. Мириам падает, задыхаясь. Наступила резкая боль в лёгких, дышать стало невозможным. Она в последний раз посмотрела на силуэт, стоявший над ней.

Мириам резко очнулась от тупой боли в висках. Лицо прилипло к онемевшей руке — она заснула прямо за письменным столом, среди разбросанных бумаг и черновиков. С трудом выпрямившись, она почувствовала, как тянет спину и покалывает пальцы. За окном лил дождь. Тяжёлые капли с силой барабанили по стеклу, будто кто-то умолял впустить его внутрь. На улице визжали шины — коротко и резко. Город дышал своим ритмом.
Мириам поднялась со стула, прошлась по квартире. Комната была скромной, но в ней жил свой маленький уют. На полке — книги по криминалистике, над кроватью — старые вырезки из газет с делами отца. На столе — фотография: отец с маленькой Мириам на руках. Уставший мужчина, с мешками под глазами, но в этом взгляде было что-то тёплое. Что-то, чего сейчас не хватало. Она коснулась рамки, задержав пальцы на стекле. Затем отошла к окну и прислонилась лбом к прохладному стеклу. На улице промокший мужчина, без зонта, размахивал руками, как будто спорил с небом. Мириам вспомнила свой переезд. Тот же дождь и те же тяжёлые капли. Тогда, уезжая, она стояла в прихожей с матерью. Она вытянула руку, задрала рукав и посмотрела на свои серебряные часы. Браслет часов, выглядевший словно чешуя змеи, искусно подчеркивал тонкое запястье девушки. Стрелки указывали на половину девятого. Времени было еще много. Мама вытерла руки о полотенце и, не дожидаясь слов, бросилась на кухню:
— Даже не спорь. Я тебе кусочек пирога с собой положу.
Уговаривать её было бесполезно. Так было всегда.
— Мириам, ты умная. Только, пожалуйста, будь осторожна. Знаю, у тебя есть голова на плечах. Просто… не забывай, что ты моя девочка. И то, что я люблю тебя.
Она вспоминает, как поставила чемодан, как мама положила в него тёплый пирог, как они обнялись. Губы матери дрожали, но она улыбалась.
> Всё будет хорошо, — сказала она.

Настоящее время.

На столе перед Мириам лежали записи отца. Чёткий, строгий почерк:
«*15 мая, 1923. Ла-Гранж. Холодное оружие. Жертва — неопознанный мужчина. Думаю, снова мафия…*»
Она провела пальцем по строчкам. Эти заметки были её наследием, её собственным оружием 44 калибра.
Отец был экспертом. Писал статьи, выступал, расследовал. Она шла по его следам. С шестнадцати лет изучала книги, схемы, структуру кланов. Сейчас у нее собственная квартира, бумажная работа и одно раскрытое дело, который далось ей слишком дорогой ценой. Всё ещё сжимая бутылку виски, она пошла на кухню. В холодильнике — сэндвич и крепкий алкоголь. Взяла стопку, села, налила. Обжигающая жидкость поглотила её изнутри и вернула в прошлое.

1924. Чикаго.

Ресторан был полон мягкого света, шелестящих платьев и мужских галстуков. Живая музыка, бокалы, смех. Отец — за столом. Мама рядом. Маленькая Мириам ждала клубничный бисквит и водила пальцами по белоснежной скатерти.
Брат прижался к плечу отца.
— Сегодня опять работаешь?
— Сегодня отдыхаем, малыш.
Когда с мамой они пошли в уборную, раздались выстрелы. Оглушительные. Мириам застыла. Мама схватила её и увела за угол. Они не двигались. Потом — осторожно вышли. Зал был в крови. Люди лежали между опрокинутыми стульями. Где-то — кукла. Где-то — запекшаяся лужа. Мириам увидела тело девочки её возраста. Бежевое платье, кровь на губах. Рядом был брат. Живой и даже невредим.
Но отец…
Мириам бросилась к нему. Он был уже мёртв. Она никогда не забудет этот вечер. С тех пор мафия — не просто слово. Это было лицо, звук, страх. Именно тогда она решила, что станет детективом.

Виски обжигал горло. Мириам вернулась в реальность. Внутри царит только пустота. Вспоминать — больно, но не вспоминать — больнее. Тут зазвонил телефон. Она встала, зевнула, протёрла глаза.

— Если это снова тот идиот с прошлого участка — клянусь, я ему перезвоню с Магнума… — пробормотала, поднимая трубку.

— Ну, здравствуй, Мириам, — сказал мужской голос. Гладкий и уверенный.
Она замерла.