Вторая книга дилогии. Первая здесь: https://litnet.com/shrt/Vklx
Куда тебе снова нужно?
Зачем взмахи черных крыл?
Ты помнишь любовь и дружбу,
Про смерть — не понять — забыл.
Огонь, что тебя терзает,
Холодный, как руки фей.
О солнце душа мечтает?
Оно в сотни раз страшней.
Куда и зачем ты рвешься?
Сгоришь, не успев взлететь.
Сейчас ты о клетку бьешься,
А там будешь биться в смерть.
Свобода — горчайший призрак,
О нем навсегда забудь.
Летишь? Это первый признак.
Летишь? Что же, в добрый путь.
«Легенда о черном лебеде», Орефина
1
Миновав холмы, мы спустились к новой реке — куда шире и быстрее предыдущей. Бурливая и шумная, она несла свои воды в долину, питаемая ниспадающими с горы водопадами. А правее, покачиваясь на волне, приближалась широкая платформа парома. Скрипели закрепленные на столбах канаты, два дюжих работника изо всех сил вращали колеса.
Длинный худой пацан, стоящий на краю платформы, прямо у задранных вверх сходней, высмотрел на берегу красивую девчонку, каковой Евника, несомненно, являлась, присвистнул и подбоченился. В следующий момент тупорылая тушка парома уткнулась в берег и мостки с грохотом упали на песок. Я предусмотрительно взошел на борт особняком, приготовившись наблюдать увлекательнейшее зрелище. И не прогадал.
Лошади заняли отведенное им место, люди — отведенное им, и паром тронулся в обратный путь, забирая чуть вверх по течению. Пока напарники пацана добросовестно вертели рычагами, этот сачок вразвалочку направился к леди Евнике Виктории де Велин.
— Привет, красавица! Я вот подумал, зачем такой роскошной девице платить за переправу? Может, придумаем что поинтересней?
Мне стало смешно. Братишка, ты на себя в зеркало смотрел? Тебе лет-то сколько?
— Отвали, — осадила его Евника. — Я дала обет безбрачия.
— Ой ли? — похабно усмехнулся паромщик.
Евника поморщилась:
— Уж по отношению к таким придуркам как ты — точно.
Парень не обиделся, напротив — самодовольно ощерился и приобнял Евнику.
— Да ладно тебе, красавица.
— Убери руку! — Ее глаза недобро сверкнули. Я-то знал, чем оное могло грозить обидчику, но парень, на свою беду, с леди Евникой знаком не был и границы последствий не осознавал.
— Ой, какие мы недотроги!
— Еще раз прикоснешься, я из тебя самого недотрогу сделаю. — Евничка изобразила чарующую улыбку. И нежно положила руку ему на плечо… В ту секунду она отчетливо напомнила свою сестру. Потрясающее семейное сходство.
Паромщик сглотнул и отстранился. А я искренне пожелал, чтобы тот все же попытался не послушать ее совета. Уж очень захотелось посмотреть, что такое она имела в виду. Однако паромщик проявил благоразумность и ушел в уголок, грустить. Дождавшись противоположного берега, он молча, аккуратно по бортику, протиснулся к вороту, опускающему сходные мостки, и с деловым видом занялся рычагом, старательно не обращая внимания на пассажиров.
— Зачем ты так? Человек теперь утопится.
— Да плевать на него, — ответила Евничка и, обернувшись к паромщикам, пропела: — Пока, мальчики, не скучайте!
Она подхватила свой мешочек и ласково потрепала лошадиную холку.
— Пойдем, что ли?
Вместе с остальными пассажирами мы поднялись до торной дороги. На перекрестке основная часть народа свернула влево, мы же пересекли тропу и направились на северо-восток, к вырастающему из стены синего леса Лонгкольскому хребту.
Евника показала рукой вперед:
— Где-то там расположены Королевские каменоломни. Нужно их найти.
— Что за каменоломни? — поинтересовался я. — Почему королевские? Не слышал, чтобы на Сенааре обитали короли.
— Не всегда же у нас не было королей. Это очень старые каменоломни, старое название.
— Ясно. А нам туда зачем?
— Письма передать, кое-кого увидеть. Там, кстати, лошадей продадим.
— Гм, а что, больше их продать негде? — с сомнением спросил я. Местность уж больно дикая. Если в Королевских каменоломнях кто-то и живет, вряд ли они — местные короли конного дела.
— Там заплатят дороже всех.
Евника что-то тихонько мурлыкала себе под нос, настроение у нее было самое радужное. Мелодия вначале мне показалась неуловимо знакомой, но угадать ее не получилось, и я просто клевал носом, покрепче зажав уздечку. Пока девушка меня не окликнула.
2
Несомненно, слуги были бы рады переждать это нашествие, отсидевшись где-нибудь в укромном уголке, но ревизорская инспекция, устроенная Арабеллой по возвращении из Гайдена, не обошла никого. То ее голос раздавался под сводами огромного зала библиотеки в западной части дворца, а через пару минут — уже в восточном крыле возле старого, последние десять лет не зажигавшегося камина.
«Мне что, ходить по собственному дому в перчатках?» — гневно вопрошала она, проводя пальчиком по очередному подоконнику. И прислуга опускала головы еще ниже, готовясь, если понадобится, раствориться в воздухе. Нет, леди Белл не приказывала сечь народ на конюшне почем зря и не вышвыривала из замка за неудачно испеченный пирог (ну если только он частенько бывал неудачным). Скорее, наоборот, по сравнению с другими сильными мира сего, слишком мягко обходилась с нижестоящими. Но наказать за дело, а точнее, за безделье могла запросто, что и проделывала с нерадивыми слугами.
Вот и сейчас кому-то не миновать профилактической порки, а кому-то вычета денег из жалованья. Кому-то же — нашлись и такие — предстояло получить вознаграждение за свои труды…
— Так, а это что такое?
Наступил полдень, и Арабелла заканчивала свою утреннюю инспекцию. Слуги, к которым была обращена реплика, страдальчески переминались с ноги на ногу, ответить никто не решился.
— Я задала вопрос… — Белл не сводила указующего перста с дальнего верхнего угла комнаты.
Слуги принялись перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Наконец выпихнули из своих рядов молоденького парнишку, и тот, запинаясь, проговорил:
— Эт-то п-паутина, миледи.
— И с паучками, как я погляжу, — безжалостно констатировала та.
Пауки, как и слуги, чувствуя грозу, поспешили отползти поглубже.
— С п-паучками, — севшим голосом подтвердил малый.
— И что же они, позвольте спросить, там делают?
— П-ползают, миледи, — совсем упавшим тоном прошептал парнишка.
— Насколько я помню, комнат непрошенным жильцам я не сдавала. — Белл смотрела грозно, но экзекуцию, кажется, закончила. — Так, пауков убрать, зал вычистить, окна вымыть, на стол свежие цветы и… смените портьеры. Серый — слишком мрачно, нужен светло-зеленый. Бет, спроси у Нафана, подходящий материал у нас должен был остаться после переделки в нижнем зале. И еще…
Взгляд задержался на мальчишке-слуге.
— Кто отвечает за уборку в зале? Сэлдон… нет, Сэм… тебя ведь зовут Сэм?
— Да, ми…
— Так кто же, Сэм?
Паренек замялся, поминутно оборачиваясь себе за спину. Из-за спины показался увесистый кулак.
— Ладно, — Арабелла выдержала паузу. — Я и так знаю. Барах… — Перст остановился на невысоком человечке. — На конюшню. Десять ударов. Нафан проверит.
— Миледи, — жалобно проскулил тот.
Но миледи лишь сурово сдвинула брови. Барах тяжко вздохнул и поплелся в указанном направлении.
Белл потерла ладошки:
— И теперь верхние комнаты…
Слуги тихо застонали.
Поспорив с управляющим по поводу новых портьер и ковров и выиграв спор, Арабелла успокоилась. Все во дворце чистилось, скоблилось, обновлялось, в общем, было готово предстать во всем своем великолепии к назначенному дню. Не всюду будут допущены гости, но кто знает, куда они могут забрести в поисках винного погребка, хорошенькой горничной или, скажем, секретных бумаг? Что бы они ни искали и куда бы ни забрались, чистота и порядок будут везде.
Помнится, герцогиня Данская рассказывала презабавный случай. Принимала у себя какого-то маркиза, оставила одного буквально на минуту, а когда вошла в комнату, тот с порога выдал: «Герцогиня, у вас под диваном пыльно. Нужно построже обращаться с прислугой». Да еще языком поцокал! «Нет, представляешь, — жаловалась потом она Арабелле, — не поленился залезть под диван и посмотреть, что у меня там делается».
А что касается секретных бумаг, так на то они и секретные, чтобы не валяться где попало.
Отпустив слуг, графиня присела отдохнуть. Эх, забраться бы на свой любимый диванчик в Зеленой комнате, почитать…
Практически во всех жилых комнатах дворца имелись большие или маленькие книжные шкафы, не считая отдельной огромной библиотеки, собиравшейся поколениями де Стеллсов в течение четырех, а то и пяти сотен лет. Там хранились совершеннейшие раритеты: рукописные «Баллады Морских королей», «Изборник Миралинга», первопечатные «Легенды о потаенных мирах» и даже уникальное собрание баллад Странствующего менестреля, записанных, как утверждали семейные дневники, одним из графов де Стеллс под диктовку умирающего автора. Имени того поэта никто не знал, в истории он так и остался как Странствующий менестрель, но в конце последнего свитка другой, нежели весь текст, рукой была добавлена надпись: «Мануиловой милостью певец и вольный странник Виолине Теймлесс». Эти рукописи содержались особо тщательно.
Белл посидела еще чуток, а затем, все-таки поддавшись желанию полистать что-нибудь, направилась в читальню.
3
Короткий Мармольский тракт был дорогой неширокой и достаточно безлюдной. В основном им пользовались различного рода промысловики, возящие товар на окрестные рынки. Единственные занятия, которые были дозволены опальному Чертогу: ловить рыбу, охотиться среди скал и валить лес. Сложней обстояло с бесчисленными лесными и горными тропами, ущельями и перевалами. Через них, бывало, пытались пробираться бандиты и мятежники из Чертога. У них, видите ли, обычай — почти ритуал — два или три раза в году являться на родину для отправления каких-то религиозных дел. Что, как правило, сулило новые беспорядки. И требовало усиливать наблюдение…
Пятерка дозорных вышла из лесного массива и пересекла грунтовую дорогу. Солдаты ненадолго задержались под открытым небом, вслушиваясь в ночь. Вокруг было мирно и безмятежно. В небе тускло светила без четверти полная луна, вырывая из тьмы силуэты старых вязов, поблескивали звезды. Изредка подавали голос ночные птицы да стрекотали полевые сверчки.
— Расслабься, старик, — сержант Картер ободряюще похлопал новичка по спине. — Чего насупился, как сыч? Расслабься.
— Угу…
Десятый раз за ночь Борис проклинал свою глупость, попутно изобретая все новые нелестные эпитеты в адрес Нольда. Правда, причем тут Нольд? Сам ныл целую неделю, что устал бездельничать, что душа требует хоть какого-то занятия. К счастью, никто из новых товарищей не заикнулся о ремесленничестве, вряд ли Бориса бы это прельстило. А вот идея сходить разок в патруль привела его в восторг. Горы, ночь, луна, неспешная болтовня с друзьями — романтика. Оно, может, было бы приятней посидеть на бревнах с шашлычком и пивом, попеть песен, а не расхаживать ночь напролет, отчитываясь на постах, что «в Багдаде все спокойно». Но ничего не поделаешь, Чертог под боком.
Схема патрулирования была банально-гениальной. Цепочка постов, на которых постоянно торчат группы вооруженных бойцов, сигнальные костры, сложенные во дворах и готовые в любой момент вспыхнуть, и пятерки ребят, курсирующие между двумя ближайшими контрольными точками. И песочные часы на столе, которые переворачивают в тот момент, когда группа покидает один развод и начинает движение к следующему. Песка в них чуть больше, чем нужно, чтобы отмерить необходимое на прохождения пути до соседнего поста и обратно время. Если время истечет, а патруль не вернулся — поднимется тревога.
— Не боись, в этом месте никогда не происходит ничего страшного. Они когда в свое логово ползут, держатся подальше от дороги, здесь появляются редко. Да и ночь кончается. Скоро возвращаться будем, смотри, рассветает.
— Да уж конечно, — протянул Борис, подняв глаза к зависшей высоко в небе луне. До рассвета оставалось никак не меньше трех часов.
Молодой человек широко разинул рот, не в силах сдерживать зевок.
Постояв немного на открытом участке, они углубились в лес по другую сторону тракта. Продравшись сквозь валежник, все пятеро резко остановились — в нескольких шагах перед ними дотлевал тусклый огонек костра. Борис беззвучно выругался. Вот тебе и безопасное место!
Возле костровища никого не было. Угли едва тлели, не упрись носом — и не заметишь за кустами огонька. Картер присел на корточки, рассматривая место чужой стоянки.
— Прям заправский следопыт.
Картер поднял голову и зыркнул с неодобрением.
— Одиночка. Ушел с час назад или около того.
— Как думаешь, из местных? — отозвался уже знакомый Борису обладатель брежневских бровей, капрал Тастон.
— Кто его знает? — ответил Картер. — Меня больше интересует, что ему тут надо.
— Может, кого ждал?
— Возможно. Правда, это опасней.
— И что делаем? — спросил Борис?
— Ничего. По уставу полагается на пост доложить, а самим по округе пошарить. Но толку никакого. Столько времени прошло, где его искать? Так что пока не разделяемся, незачем парней гонять. Рано или поздно сам нарвется.
С виду Картер был спокоен, остальные также не выказывали особой настороженности. Может, правда ничего серьезного? Мало ли кто бродит по ночам? Заблудился или наоборот идет досконально известной тропой по своим делам. Устал — запалил костерок, чайку вскипятить да передохнуть малость.
Борис вдруг представил, что могло бы случиться, не повстречайся ему господин Яфмами, не познакомься он с компанией Крушимира. Кто знает, не пришлось бы ему самому бродить по ночным лесам, выискивая места для ночлега и шарахаясь от всяческих вооруженных незнакомцев, будь то бандиты или патрули?
А правда, попадешь под комендантский час, и что тогда? Станут у тебя спрашивать документы, задавать скучные вопросы, отпустят ли для первого раза, увидев испуганное лицо и поверив заверениям в невиновности? Или пришьют от греха подальше, чтобы не шастал в неположенное время по неположенным местам? Запросто! Будь ты хоть трижды святой и ни в чем не повинный. Это книжных героев никогда не убивают. Воскресают обратно к жизни только сказочные да библейские персонажи. А тут вам не книжки, тут климат другой.
Борис отделился от группы и шагнул с освещенного луной участка в тень нависающего над ним леса. Страха не было. Был незнакомый доселе задор и будоражащее кровь, волнующее желание увидеть, найти прячущегося в лесу человека первым. Стараясь держать пошире слипающиеся глаза, Борис повертел головой по сторонам. Рука легла на шероховатую рукоять, а шаги сделались мягкими, упругими. Лезвие махайры на три сантиметра выдвинулось из ножен и резко убралось назад, издав громкий лязг, разнесшийся по ночной тиши.
4
Удобная вещь — подоконники. Пусть даже с этой сентенцией не согласятся горничные, вечно стирающие с них пыль. Удобно опереться, когда смотришь в окно, удобно разместить цветы в маленьких горшочках, удобно забраться с ногами и сидеть, наблюдая, как по узкой дорожке сада крадется кошка или как в ветвях старой лиственницы вьет гнездо маленькая алогрудая птичка. Вдыхая тонко-свежий запах васильков и ромашек или густо-сладкий аромат роз. Слушая, как где-то вдалеке раздается стук копыт, как ругается повар, которому вместо красного перца принесли черный, или как Дамир властными окриками гоняет по двору новичков.
Жаль, не все владетельные господа оценили преимущества данных предметов. Но во дворце де Стеллсов они были всегда. Давным-давно маленькая Белли выбрала себе небольшую уютную детскую с огромным окном и широким деревянным подоконником. И с тех пор приобрела привычку садиться на него, обхватив колени руками, и наблюдать за садом или берегом моря, что виден с дворцового холма. Иногда, если не хотелось, чтобы ее беспокоили, она задергивала портьеры, оставаясь со своими мечтами наедине.
День сегодня выдался хлопотный. Рано утром — конная прогулка (Оскуро дождался-таки свою хозяйку), ближе к обеду — отчеты управляющего и проблемы с урожаем, а после — два «сильно важных», как выразилась бы Евника, визита. Поэтому, когда наступил вечер и графиню наконец оставили в покое, она потихоньку пробралась в Зеленую комнату, распахнула створки окна и долго-долго стояла, держась за деревянные рамы. Потом села, созерцая растворяющиеся в сумраке силуэты яблоневых деревьев.
Мысли приходили всякие. Хорошие — кажется, на бал все-таки приедут нужные люди. И не очень — почему который день хочется бросить все и сбежать куда-нибудь на Северные острова?
— Миледи… леди Белл, — позвал робкий голос снизу.
Арабелла вздрогнула, наклонилась, выглядывая из окна. Ночь еще не наступила, но увидеть что-либо в зарослях листвы было невозможно.
— Кто здесь? — спросила она негромко.
— Миледи, — из-за дерева вынырнул высокий худой парнишка, в котором графиня признала одного из слуг, сына ее лесничего.
Сэм? Сэлдон? Как там его?..
— Что случилось?
Мальчишка подбежал ближе, пугливо посматривая на окна первого этажа, и громко зашептал:
— Госпожа графиня, тут такое дело… меня господин Ездра позвал, то бишь отправил сказать… он хочет… — паренек запнулся.
— Чего хочет? — Арабелла тоже невольно понизила голос.
— Он это… очень просил, чтобы вы пришли. Он у папы, то есть у господина Берка, а там господин Ульф и еще один важный господин должен прийти. И они велели мне бежать сюда и передать вам.
— Что передать? Куда я должна прийти?
— Так к папе же, то бишь господину лесничему. А вас ждет господин Ездра. Вы очень нужны там, — парень махнул рукой в неопределенном направлении. — А передать надо было на словах и еще письмо. Вот я и передаю.
Изрядно запутавшись в «господах» и «передачах», графиня потребовала письмо. Парень — все-таки Сэм — достал из-за пазухи клочок бумаги и, обмотав его вокруг камушка, швырнул в окно. Арабелла, благоразумно отступив с траектории полета, подобрала письмо, развернула.
«Белл, пожалуйста, приезжай к Берку. Срочно. Ты нам нужна. Есть серьезный человек и серьезный разговор», — было написано на плотном желтом листке. Написано рукой Ездры.
Циркач много времени проводил у лесничего, помогал выхаживать Ульфа, которого неделю назад благополучно доставили в лесной домик. Подолгу беседуя с ним, он потом пересказывал разговоры Белл. Поэтому в присутствии Ездры у Берка нет ничего необычного. Необычна лишь просьба приехать.
— Ну, Мануил с тобой, — Белл кивнула мальчишке и собралась отойти от окна. — Сейчас спущусь. Найди лейтенанта Физоли Алчи, позови сюда. И еще предупреди Бет, что я буду отсутствовать ночью.
Тот отчаянно зашептал:
— Ой, миледи, господин Ездра сказал, что все так секретно. А ежели вы через дворец пойдете, вас увидят. И стража, и слуги. У меня вот тут, с вашего позволения… лестница есть. Может, вы по ней… А я пока господина лейтенанта поищу.
Арабелла, слегка ошарашенная этим простецким предложением, с сомнением наклонила голову, наблюдая, как Сэм вытаскивает из-за дерева здоровую садовую лестницу и с кряхтением волочет ее к стене.
— Вот, госпожа графиня, пожалуйста.
Белл тихо рассмеялась. Ай да парень! Явно в детстве не поротый.
— Позови Физоли, — еще раз сказала она парнишке, подхватила с кресла теплую шерстяную шаль, а из сундучка в углу — связку ключей и маленький кинжал в посеребренных ножнах на цепочке. Застегнула цепочку на поясе и забралась на подоконник. С приглушенным смехом — вот зрелище-то — перелезла на лестницу, начала осторожно спускаться. Детские навыки, казалось, давно утерянные, не подвели. Графиня легко справилась с шаткой опорой и спрыгнула на землю.
Пришлось подождать несколько минут; она стояла, кутаясь в шаль, размышляла, не стоит ли, пока не поздно, отказаться от сомнительной затеи. Послать Сэма обратно и попросить Ездру прийти самому, объяснить, в чем дело. Но Ездра не стал бы дергать ее по пустякам.
5
Наступал самый темный, предрассветный час. Умирающий хуторок из шести хибар спокойно досыпал ночь и не видел, как вспенилась земля, как за изгородью маленького выпаса образовалось крошечное болотце, как из него материализовалась фигура властителя Карабана и как она взметнулась в небо, унесшись на север.
В целом нынешней ночью в подземном Зале царила непривычно тихая атмосфера. Были даже вознагражденные…
Однако не все шло так, как рассчитывал Яфмами. В тщательно выстроенные планы приходилось спешно вносить коррективы. Не удалось провернуть давно планировавшуюся интригу против Ротерхана. Ей бы так поспособствовал негласный приказ Иасонда присмотреть за делами на Юге… Но не выдалось шанса. Не состоялось даже официального назначения на пост, прежде занимаемый Кабулием. У генерала явно была иная повестка дня, в которой для Яфмами не нашлось места.
Но главное! Градоправитель Пределов Туйман в кои-то веки решил выслужиться. Натравил гвардейцев на дозор Пределов, избавился их руками от Крушимира — военачальника, близкого к Веслану Зазе. Наделал шуму… Оно бы ничего, пусть зарабатывает очки перед Иасондом, стравливая одних придурков с другими. Кому-то и этим необходимо заниматься. Но там был Борис. Фигура на первый взгляд невеликая, однако принадлежащая ему, Яфмами. Более того — водящая знакомство не с кем-нибудь, а с писателем. Который тоже находится где-то на подступах к северной оконечности Сенаара. Так что, как ни крути, Борис — личность полезная. Хорошо, что он оказался под покровительством капитана. А теперь из-за одного предприимчивого выскочки приходится бросать дела и нестись на Север, контролировать ситуацию, рискуя тем самым привлечь ненужное внимание как самого Туймана, так и более серьезного противника — Гертхора.
Темное маслянистое облако заложило вираж, огибая скалу. Впереди показались стены и башни Пределов. «Сии Пределы суть пределы вечные, да не перейдет по иную сторону их никакая тварь, не пронесется чрез них никакой заразы, ибо сии Пределы суть пределы мира, оградить они мир призваны». Идиотский пафос строителей городов всегда вызывал у Яфмами усмешку. Никчемная, по сути, преграда на пути «заразы, несущейся в мир». Но без Пределов нельзя. Пределы — символ. Идея, знак мира.
Иасонд прав. Война должна быть, иначе Сенаар рано или поздно прислушается к словам волонтеров Чертога, не одними же поджогами они и травлей полей занимаются. Есть и такие, что недалеки от пресловутых Истинных. Те, кого необходимо смешать с грязью, навсегда отвратив прочих тварей от их слов. Это Яфмами держал в мозгах все время, пока Туйман огребал похвалу от генерала. Хоть и была наготове шпилька, и так хотелось пнуть минутного фаворита, пояснить всем, что нельзя было именно сейчас прикасаться к капитану Крушимиру. Что тот еще мог пригодиться. К сожалению, нельзя. Ибо действительно, дурак и тот поймет, что его смерть — лучший толчок к войне.
А Пределы… В них очень полезно иметь свои глаза и уши. Крушимир таковыми не являлся. Борис — может стать. Если не произойдет никаких новых проколов. Если снова не упустить мальчишку из вида…
Но тем не менее князю был по-своему симпатичен Крушимир. Сильный, внушающий доверие друзьям, лютый с врагами, по-детски беззаветно преданный властителям. Такими интересно играть, на них можно делать ставку. Поручать им заботу о всяких простачках вроде Бориса и быть уверенным, что на выходе получишь ценный продукт: искренний, послушный, надежный. И пусть все обверещатся, что Яфмами злоупотребляет числом слуг из простых тварей. Нельзя так просто разбрасываться ресурсами, в том числе человеческими. Мало кто из властителей это вообще понимает. Кстати, не забыть встретиться с Даффгаллом, расспросить, как дела на Юге. А то и наведаться, посмотреть на все самому. Нельзя разбрасываться ресурсами.
Облако остановилось над главным городом Пределов и пролилось вниз. Яфмами принял свой обычный вид, но пока не торопился показываться кому бы то ни было. Только бродячие собаки шарахнулись в сторону от места, где он замер, вдыхая воздух спящего города и пытаясь определить, в какой стороне искать своего подопечного.
* * *
Борис разомкнул глаза: кто-то осторожно, но настойчиво тряс его за плечо.
— Господин, проснитесь! Пора.
— Куда? — вяло отмахнулся он.
Присланный за ним рядовой выпрямился, оставив плечо Бориса в покое.
— Господин Цын приказал проводить вас до площади. Общее построение дружины, мы опаздываем!
— Мне-то зачем? — молодой человек снова смежил веки. — Я не военнообязанный.
— Время прощания с капитаном Крушимиром.
Глаза мигом распахнулись.
— Вот, господин Цын распорядился вам передать…
На постель лег черный сверток.
Борис свесил с кровати ноги, сел. Голова гудела и кружилась, он помотал ею, пытаясь прийти в себя. С трудом припомнил вчерашний день: как вернулись в город, как завершился вечер. Кажется, много пили, поминая погибших друзей и проклиная гвардейцев. Но вначале много бегали, отвечали на вопросы начальства. Даже он, не служащий Пределам…
Кто-то расспрашивал о его прошлом, о родине, а Борис долго рассказывал и сам удивлялся, сколь искусно получается интерпретировать историю под слушателей. Затем громко сожалел, что не состоит в дружине Пределов. Присутствующие кивали, а китаец, задумчиво наклонив голову, отвечал, что это легко исполнимо и он что-нибудь предпримет.
6
— Думаешь, оно?
— Не знаю, миледи. Выглядит как куча ржавого железного хлама.
— Это и есть куча железного хлама, но вряд ли обычный хлам стали бы столь тщательно прятать. Причем долгие годы.
— Может, спрятали и забыли? В любом случае, сейчас я бы даже в руки его не взял. Разве нашему кузнецу на переплавку отдать?
Арабелла нахмурилась. Остатки того, что раньше называлось анеласами, эстоками, фалькатами, кампиланами и фламбергами лежала на полу недавно обнаруженного либрария. Ржа поела большинство мечей, и прямо на глазах они рыжевато-коричневой трухой осыпались на ветхие кожаные обертки и разложенную Дамиром мешковину. Старинные мечи… мечи Старинных?
— Да, боюсь, Эльгару от них будет мало толка. Но мы все равно должны отвезти ему все, что нашли.
Нашли…
Вернувшись из лесной избушки и прикорнув на пару часов, весь следующий день Арабелла провела в подземелье, вместе с Дамиром пытаясь отыскать в книгах следы древнего оружия. И им повезло, повезло настолько невероятно и непредсказуемо, что впору было слагать гимны Дивному Младенцу. Они не просто наткнулись на записи старого графа Эдриана де Стеллс, где было что почитать об оружии прошлого, они обнаружили и само оружие — в небольшом тайнике под внушительной стопкой книг. Обнаружили и не поверили своим глазам. Легко… очень уж легко последнее время давались им эти потрясающие находки. Стечение обстоятельств? Промысел Мануила? Или неведомое доселе предопределение? Наверное, все вместе. И Арабеллу, несмотря на весь восторг от происходящих маленьких чудес, это настораживало. Никогда чудеса не давались людям просто так. Случилось чудо — жди ответственности за него. Осталось только понять, какой именно. Легендарное оружие равно легендарной войне? Не дай Мануил! Однако графиню все же не покидало стойкое ощущение, что это не они нашли оружие, а оно нашло их. И ровно тогда, когда им позволили его найти.
Грунтовые воды не коснулись стен тайника, но… Но железные мечи пребывали в плачевном состоянии. Да и кто знает, не в таком ли виде их туда прятали?
Единственная надежда…
Лишь чувство долга не позволило Белл отмахнуться от просьбы Эльгара. Дала слово — надо исполнять. Однако «единственная надежда» генерал-губернатора Чертога не в силах сделать невозможное. Да, мечей, ножей, арбалетов и даже наконечников для стрел много, а пригодных — мало. И не ясно, стоят ли результаты затраченных усилий. Возможно, к ржавому «хламу» Старинные не имеют никакого отношения.
С наибольшей уверенностью ситуацию мог бы прояснить Ездра, но тот, забрав Физоли, еще днем отправился в порт, точнее в удаленную бухточку за скалами. Там, в стороне от других кораблей, на якоре стояло два судна, одно из которых сегодня ночью отправлялось в Чертог, собираясь унести на своем борту двух нежданных гостей графства — Эльгара Арнеса и Ульфа Карпаня.
— Ладно, — приняла решение Белл. — Переправляем все оружие к кораблю. Пусть Ездра и Эльгар смотрят сами. Если оно нужно Чертогу, губернатор заберет его с собой.
Дамир пожал плечами.
— Как скажете, госпожа. Тогда надо торопиться, у нас не более часа в распоряжении.
Солоноватый ветер разбивался о высокий каменисто-песчаный берег. Крутые склоны и глыбы камней, осыпавшихся в море, охраняли чашеобразную бухту от праздных взглядов портовых служащих и матросов с вновь прибывших кораблей. Маленькая трехмачтовая каравелла с треугольными парусами, крепившимися к длинным составным рейкам, покачивалась на волнах в некотором удалении от береговой полосы. Чуть дальше, несмотря на сгустившиеся сумерки, можно было различить очертания средних размеров каракки.
Масляные светильники на палубе каравеллы выхватывали из темноты груду металла, вокруг которой, как и час назад, в задумчивости собрались люди. Только сейчас — шестеро.
— Даже если это ковали Старинные, нам от этого теперь никакой пользы! — произнес губернатор Чертога.
— Я бы не был таким категоричным, — Ездра потер бороду. — В древнем оружии скрыто больше, чем видим мы с вами. Не верю я, что сила вложенных в него молитв иссякла. Или что мечи невозможно перековать. Надо осмотреть каждый клинок, и если то, что я знаю о них…
— Разрешите?
Ездра, Эльгар, Арабелла, Дамир и Физоли обернулись к фигуре, скрытой за грот-мачтой — светловолосому спасенному. Тот поднялся с невысокого дубового бочонка и двинулся к железной груде. Он слегка сгибал спину при ходьбе, прикрывая правый бок, но держался на ногах достаточно твердо.
— Аккуратней, — вполголоса сказал циркач.
Ульф наклонился и вытянул из кучи ржавый анелас без ножен. Коричневая пыль осела на ладони.
— Я видел такие мечи, — сказал он. — Ездра прав… — Клинок вознесся острием к небу. — Они прекрасно действуют.
Сталь в его руках чуть сверкнула. Сверкнула?
Узкий слой ржавчины осыпался на палубу, освобождая полоску чистого серебристого металла.
Затем еще одну.
И еще.
Рыжие пятна облетали с клинка, будто за сотни лет вовсе не въелись в его плоть, а лишь припорошили сверху. Мгновение, и короткое широкое лезвие отразило холодные лунные лучи, а навершие рукояти — теплый свет корабельных светильников.
7
Лес, казалось, не имел просвета. Кроны смыкались прямо над головой, стволы заставляли петлять, выискивая, где бы ступить, не рискуя запнуться в полуметровых мотках корневищ. Вокруг стояла непроницаемая тишина: не пели птицы, не слышалось далеких звериных криков, даже ветви деревьев и те не качались. Одни наши шаги в жухлой листве нарушали безмолвие.
С самого утра над нами нависал темно-зеленый свод, и с самого утра меня не покидало ощущение, что неподалеку бродит кто-то чужой. Шагая по дорожке, я то и дело поглядывал по сторонам, пытаясь разглядеть затаившихся врагов. В конце концов за стволами и впрямь начали мерещиться красные пятна бесовских накидок. Я непроизвольно стиснул рукоять меча Мануила. Спросил у Евники, не чудится ли и ей нечто подобное, но та лишь высказала предположение, что я переутомился, и ехидно пообещала по прибытии в Чертог заварить для меня успокаивающего настоя.
Еще около часа мы шли лесом, миновав широкий овраг и ненадолго задержавшись возле ручья, чтобы напиться и пополнить фляги. Было по-прежнему тихо, но смутная тревога не оставляла. Такой противный, липкий холодок в груди.
— Уже решил, что будешь делать?
Вопрос Евники застал меня врасплох.
— В каком смысле?
Я остановился и поправил рюкзак. Лямки отдавили ключицы, руки ныли, а ноги перестали слушаться и подкашивались на каждом шагу.
— В прямом. Мы к вечеру будем на месте. Надеюсь, у тебя хватит ума в самом Чертоге не разглагольствовать про то, что ты его гвардеец. Не рассказывай больше никому историю про потерю памяти, ладно? Таких простодушных особ, как моя сестрица, там нет. Валандаться с тобой и на руках носить никто не станет.
Я поморщился.
— Ладно, я шучу, извини. На самом деле немного поругай Пределы, попеняй на Лживых. Если получится — побольше молчи, поменьше задавай вопросов. Народ у нас не то чтобы общительный, чужаков привечает не сильно. Но перед праздником разных пришельцев достаточно, так что затеряться сможешь.
Она хмыкнула.
— Ох, Мануил мой! Чувствую себя какой-то… не знаю. Как будто сама шпиона к себе домой веду да его же и поучаю, как себя там вести. Сказать кому — и можно веревку идти намыливать. Или на саму себя генерал-губернатору донести? Ладно, пойдем. А то уж очень хочется до вечера успеть. На месте придумаем, где остановиться и чем заняться.
— Да, слушай, а кто такие Налимы? — вспомнил я рекомендацию Ездры.
Евника подняла бровки.
— А тебе зачем? Так, местные чудаки, из «мирных». Ну, из тех, кто не хочет войны. Папины знакомые… Стой! — Она повернула голову, расслышав нечто, чего не услышал я, и присела за ближайший куст, настойчиво увлекая меня последовать ее примеру.
За деревьями, не скрываясь, шествовала высокая фигура в огненно-алом плаще, следом за Лживым двигался отряд солдат-людей.
Стало быть, неспроста мерещилось…
— Господи! — вырвалось у меня.
Отряд прошел в каких-то двадцати метрах. Рука потянулась за мечом, но я усилием воли задержал ее. Бес-командир остановился. Повел носом воздух, сделал подчиненным знак рассредоточиться и прочесать окрестности, указав направление, почти параллельное нашему недавнему маршруту. Солдаты рассыпались по лесу.
— Откуда они здесь? Раньше так близко не появлялись, — прошептала Евника, когда солдаты во главе с красным плащом удалились на достаточное расстояние. И добавила взволнованно: — Слушай, а ты прав оказался!
Она судорожно вцепилась в ремень своего арбалета.
— Как только нас не заметили!
А я вдруг вспомнил… Однажды такое уже было. На площади перед дворцом де Стеллсов, в день моего несостоявшегося свидания. Там сквозь меня, точно так же меня не видя, смотрела рыжеволосая Лилиетт Даффгалл.
Я передернул плечами, скинув оторопь. Отшутился, ободряюще подмигнув:
— Не бойся, ты ведь со мной. Смотри, как они меня испугались, удрали сразу! Еще не забыла, кто я такой?
Девушка нервно закусила губу, ничего не ответив. Видимо, правда смертельно перепугалась. Второй раз за все время, что я ее знаю.
Еще раза два или три вдалеке виделись отряды, слышался металлический лязг и мелькали развевающиеся рубиновые плащи.
Видимо, дела Чертога действительно все хуже.
Вскоре зеленый навес оборвался, и он — долгожданный и всеми ненавидимый — возник прямо перед нами. Чертог.
За время пути я ни разу не задумывался, каким он окажется. Подсознательно ожидал очередного комплекта защитных башен и прочих фортификаций. Вообще был готов увидеть все, что угодно. Но не то, что увидел.
Обычно так рисуют Иерусалим. Синее с белесой поволокой небо, ровный, пологий холм, квадратные домики налеплены друг на дружку, среди домиков — немного зелени. Первая возникшая мысль: он игрушечный. Словно ребенок-великан утыкал кучу песка кубиками, устроив чудовищных размеров пирамидку.
Евника застыла с немым благоговением на лице. Я дал соскользнуть поклаже и, с наслаждением расправив плечи, остановился рядом. Картина действительно была волнительной. Город без ворот и крепостных ограждений, заставивший целый мир говорить о себе и себя ненавидеть. Город, оказавшийся целью моего пути. Город… Ведь его действительно боялись. Его корни пущены по всему Сенаару. Он на севере, но и юг, и восток, и запад ощущают его дыхание.
8
Свое прозвище Налимы получили, когда глава семейства занимался рыболовством, показав себя лучшим среди собратьев по ремеслу. Родом с Южных архипелагов, он в незапамятные времена служил наемником, затем уволился по ранению, женился и осел в пригороде Гайдена. Там повстречал одного бродячего артиста и его дочку… А позже переселился в Чертог.
С Давидом мы посидели на славу. Как служащий губернаторской канцелярии, он пребывал в курсе главных новостей и настроений. Для меня — самое то.
— Ладно, хватит болтать, спать пошли! — заразительно зевнул он, когда часы на городской площади отбили три утра. — Вставать через четыре часа.
Я согласился. На минуту выйдя во двор, задрал голову — и почувствовал, как под ногами качнулась земля. В вышине сверкал хоровод звезд, огромных и невыносимо ярких. Незнакомые созвездия перемигивались, превратив небосклон в громадную чернильную бархотку, на которую щедрый ювелир вытряхнул все свои сокровища. Простояв некоторое время в оцепенении, я вернулся в дом и улегся в постель. И тут же провалился в сон.
Под утро мне привиделась Арабелла. В изумительном платье цвета сенаарских звезд, с улыбкой на устах и непереносимой, режущей болью в глубине глаз, она кружилась в танце… с тьмой. Мрачное черное облако подхватывало графиню, уносило вверх и стремительно опускало вниз, едва не роняя оземь. Я пытался ее отнять, кричал… пока не проснулся в ледяном поту.
В доме стояла тишина. Сон еще держался в сознании, живой и настоящий. К горлу подступил комок. Я сполз с кровати и уткнулся влажным лбом в колени. Долго сидел, не зная, что сказать: ни себе, ни Мануилу. Давящая тревога охватила со всех сторон, и несколько наконец произнесенных слов молитвы ее не отогнали. Что бы ни происходило там, во дворце, я не имел возможности защитить находящихся в нем. И это было мучительней, чем я мог предположить.
Я вышел во двор. Леонора занималась стиркой. Заметив меня, она распрямилась, размяла поясницу. Придирчиво осмотрела мою щеку.
— Болит?
— Нормально, — я качнул головой. — Который час?
— Вообще скоро полдень. Пойдем, накормлю.
От завтрака я отказался.
— Ну, как знаешь, проголодаешься — говори, не стесняйся.
Хозяйка обтерла руки и отошла от корыта с мыльной водой. Опустилась на ступеньку, предложила мне сесть рядом.
— По поводу вчерашнего… Ты моего муженька прости. Поверь, здесь у нас тяжело сохранять веру, много шансов уронить руки. — Она немного помолчала. — Знаешь, не все Истинные так себя называют. Взять, к примеру, моего мужа. Или ту же Евничку. Так же как не все, кто себя Истинными зовет — на самом деле таковые. Есть те, что с Младенцем встретились, но толком не познакомились.
Поразмыслив над ее словами, я спросил:
— Кто такие Истинные?
Хозяйка улыбнулась — широко и открыто, как ребенку.
— Истинные — это те, кто знает Истину.
— А гвардейцы Чертога?
— Это те, кто за нее сражается. Некоторые обладают истиной и молчат, а кое-кто кричит — но не знает ее.
— То есть Истинный может быть гвардейцем, но гвардеец может и не быть Истинным?
— Да, Кадош. И последних, к сожалению, больше.
Я опустил веки, хмыкнув утвердительно.
Оно и понятно. Гвардейцев всегда можно найти сколько хочешь, гвардейцем быть нетрудно. К Истинным по определению больше требований. Чему бы ты ни был истинно предан и в каком бы мире ни жил. Стройные ряды ремесленников плечом к плечу маршируют по городам и весям, признанных мастеров — поискать. Автолюбителем себя назовет любой, у кого есть права и руль, настоящий шофер — искусство. Каждый второй тебе расскажет, как драться на мечах, заявит «а вот я бы», но разбираются в предмете единицы. Мы любим многих, но любимая — единственная. Друзьям может не быть числа, друг — всегда один.
Но как быть, когда большинство таково, каково оно есть? Один в поле — он воин или нет? Что делать тем, кто в золотом меньшинстве?
И не напрасно ли я вчера сорвался? Пока не с чем идти в бой, глупо заикаться о войне. В таких условиях о ней приятно размышлять сидя на мягком диване, как Варух и Налим. Ничего не стоит возлюбить ближнего, когда он далеко, или простить врага, если нет иного выбора и выхода. Быть приверженцем взглядов куда легче, чем отдать за них жизнь. А способность умереть однажды во имя идеи требует гораздо меньшего мужества, чем жить ради нее изо дня в день.
Да и я хорош. Зная, что от тебя ничего не зависит, не страшно делать дерзкие заключения.
Мысли в голову полезли сплошь невеселые. И я, предупредив хозяйку, что вернусь не раньше, чем к ужину, вышел со двора — развеяться, погулять.
Узкие улочки Чертога. Узкие улочки любого сенаарского городка. Настороженные, напряженные лица, в глазах неизменное: «Что за чужак? Кто таков, откуда, что надо? Да не таращись по сторонам, иди куда шел. Городские ворота там, чуть дальше. В мире много мест, на нас свет клином не сошелся».
Тяжело быть проклятием мира. Понимать, что девять из десяти сенаарцев вспоминают о твоей родине с гримасой ненависти. А город-то — мирный… во дворах сушится белье, куры бегают по крохотным загонам, не торчат везде и всюду военные объекты. Не пестрят вывески оружейных мастерских, не маршируют по улицам отряды гвардейцев.
9
Кареты шли и шли. Одна за одной останавливались у парадной лестницы, распахивая дверцы и выпуская наружу фонтаны цветных брызг — пурпурных, бирюзовых, розовых, синих, изумрудных, серебряных — сверкающих и переливающихся, словно аккадское стекло. Легкий щебет голосов наполнил аллеи, подъездные дороги и коридоры графского дворца.
Леди Арабелла — гостеприимство и обаяние — приветствовала прибывающих. Еще немного, и соберутся все. Остались три семейства, близняшки Барли и… и он.
Мерион Данская что-то с волнением шептала ей на ухо, но все внимание графини было приковано к небольшой черной карете, появившейся на подъездной дороге. Вовсе не пышной, не фонтанирующей пестрыми красками, не кичащейся инкрустированными гербами. Обыкновенной, неприметной карете.
Ах, Мануиле! А ведь вчера казалось, что все будет так просто.
Приятно выбирать между хорошим и… потрясающим. Никаких мучительных сомнений, никакого «а если ошиблась?»; яркие, восторженные, положительные эмоции. Ведь это всего лишь платья!
Два великолепных бальных наряда, во всю ширь разложенные на кровати, поблескивали парчовой вышивкой и мелкими камешками в приглушенном сиянии светильников. Собственно, решение было принято. Чудесное снежно-золотистое платье наверняка понравилось бы Артуру, но оно слишком обязывало. В нем Арабелла должна была чувствовать себя милой и беззаботной. Наивной девушкой со светлыми мыслями и ожиданием грядущей радости. А чувствовала… чувствовала по-другому.
Нельзя, чтобы разлад между внешним и внутренним стал заметен. В таком туалете можно встречать гостей, улыбаться им и говорить, как она счастлива всех видеть, а потом сменить его. Вот второй — даже более впечатляющий — вполне отражает ее нынешнее состояние.
Осталась последняя забота.
— Бет, ты мне завтра понадобишься, поэтому покажи-ка, в чем ты собираешься появиться перед людьми?
— О, сейчас, госпожа графиня!
Служанка унеслась из комнаты и сразу же вернулась, прижимая к груди нечто рыхлое, лилового цвета, расшитое траурными черно-зелеными лентами. На лифе красовалась устрашающих размеров брошь в виде ядовито-малиновой розы.
Арабелла сглотнула. Нет, она, конечно, предполагала подобное, но все же…
— Бет, золотко, я думаю, тебе стоит надеть что-нибудь другое.
Глаза горничной мгновенно наполнились слезами.
— Но миледи, это… мое новое платье… лучшее! Я его заказала, потратила почти все жалованье за два месяца.
Арабелла едва удержалась, чтобы закрыть ладонями лицо и не расплакаться от смеха. Тяжелый случай.
— Пойдем, — поманила она Бет и направилась в гардеробную.
Распахнув сундук в дальнем углу, Арабелла пробежалась взглядом по выглядывающим лоскуткам тканей. Ага, вот… Его она носила года два назад. Симпатичное домашнее нежно-салатовое платьице. Для светловолосой Бет самое то. Немного узковато и длинновато, но тут проблем не возникнет.
— Бери, — она вытащила платье из сундука. — Можешь надеть завтра, это подарок. Не забудь отпороть вензеля, подшить подол и расставить в талии — надеюсь, успеешь. И подбери на плечи какую-нибудь шаль. Только, ради Мануила, не фиолетовую!
Бет ошарашено приняла муслиновую драгоценность.
— Да, госпожа графиня. Благодарю, ох… спасибо, спасибо, ваше сиятельство!
— Иди, перешивай, и поживее, ты мне сегодня еще будешь нужна.
Служанка без слов скрылась в коридоре, а Белл вернулась в комнату.
На туалетном столике стояли два подсвечника, и графиня, присев, задумчиво наблюдала, как колеблются язычки пламени, как тонкими струйками стекает по молочному телу свечи тающий воск. С той стороны зеркала на нее смотрела молодая особа с изящной фигуркой и уставшими серо-зелеными глазами.
И мысли вернулись, словно никуда не исчезали…
Двадцать пять. Свобода. Дар, о котором она не просила ни Мануила, ни Дивного Младенца — красота. Но зачем эта красота нужна, если единственного человека, которому она хотела бы ее отдать, может быть, уже нет на этом свете?..
Арабелла откинула с лица упавший локон, порывисто встала. Тоска нырнула поглубже в сердце и затаилась до следующего подходящего случая. Графиня постаралась подмигнуть красавице в зеркале и на несколько секунд задержалась, всматриваясь в пространство за спиной. Нет, больше стекло никого не отразило. Никто не подошел к Белл со спины, не положил руки на талию. Никто не склонился и не шепнул ничего на ушко, смешно отодвинув носом все тот же локон.
В комнате по-прежнему было тихо: ни шороха, ни шепотка. Молчал и Мануил, в которого она когда-то безоглядно верила. Которого, еще живя с папой и мамой, считала своим лучшим другом, а потом утешителем в наивных девичьих трагедиях и надежным спутником в грезах о романтическом, полном приключений будущем…
В дверь постучали, Арабелла повернулась.
— Миледи, Нафан просил меня передать вам письмо. — Бет с поклоном протянула графине небольшой конверт. — А посланный во дворе, ждет ответа. — Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, явно спеша вернуться к новому наряду.