Часть первая. СЕНААР. Глава 1

Жили два друга в скалистых горах.

Хэй-йа, дорога далекая.

Вместе охотились в диких лесах.

О, хэй-йа, скала одинокая.

Гилберт уехал у герцога жить.

Хэй-йа, дорога далекая.

Френсис остался барону служить.

О, хэй-йа, скала одинокая.

Год прошел и второй наступает.

Хэй-йа, дорога далекая.

Темный герцог войну объявляет.

О, хэй-йа, скала одинокая.

С битвы жестокой барон убежал.

Хэй-йа, дорога далекая.

Френсис в плен к другу в той битве попал.

О, хэй-йа, скала одинокая.

Друг мой, брат мой, домой отпусти.

Хэй-йа, дорога далекая.

Ты меня еще можешь спасти.

О, хэй-йа, скала одинокая.

Нет, мой друг, темный герцог стоит.

Хэй-йа, дорога далекая.

Мне тебя приказал он убить.

О, хэй-йа, скала одинокая.

И со скалы, где деревья сплелись,

Хэй-йа, дорога далекая.

Сбросил Гилберт Френсиса вниз.

О, хэй-йа, скала одинокая.

Сам за ним в пропасть бросился он.

Хэй-йа, дорога далекая.

Герцог рад, спит спокойно барон.

О, хэй-йа, скала одинокая.

«Легенды Чертога»

1

Глубоко под землей, там, куда не проникают даже черви и прочая вездесущая мелюзга, было светло. Безо всякого видимого источника Зал наполнял ровный матовый свет. Два десятка столбов поддерживали высокий сводчатый потолок, не отбрасывая теней ни на стены, ни на зеркально-гладкий пол.

К Залу не вели тайные ходы, свежий воздух не нагнетался вниз по шахтам или трубам, как в знаменитых восточных Алмазных подземельях. Зал вообще не имел ни единого входа — в привычном для человека смысле. Его обитатели, точнее, постоянные посетители в дверях не нуждались. А случайных здесь не было и никогда не будет, так что удивляться загадкам Зала некому. Он и не предназначался для существ из костей и плоти.

Однажды прозвучала негромкая команда, и земля, подчиняясь велению неведомого зодчего, расступилась, спрессовалась в непроницаемые стены и надежный купол. Сами собой выросли каменные, в два человеческих обхвата, колонны. Сам по себе однажды вспыхнул, больше не угасая, приглушенный свет.

Бесформенная студенистая масса тенью пронеслась мимо безымянного хуторка в шесть домов и, покружившись над болотцем, всосалась в землю возле воды.

Просочившись сквозь толщу, тень рыхлой пеной закапала на гладкий пол Зала. Секунды спустя из бурой лужи поднялась могучая фигура в шитом золотом камзоле. Залу, полному на две трети, предстал муж с густой копной черных волос, едва тронутых сединой. В другом месте и при других обстоятельствах его можно было назвать красивым: короткая щегольская бородка, смуглое лицо, узкий с горбинкой нос, правильные, чуть резкие черты лица. На плечи накинут алый плащ с крупной застежкой: пентаграмма с алой же, под цвет плаща причудливой литерой.

— Привет тебе, Яфмами́. Любишь ты эффектные появления, — гигант, восседающий на золотом кресле, говорил с ленцой, слегка растягивая слова.

То, что он здесь главный, следовало из надменной позы, из роскошного, несравнимо богаче, чем у остальных, одеяния, из подобострастных взглядов окружающих. И из того, что он единственный — сидел. Яфмами склонил голову и коснулся рукой живота, приветствуя сидящего:

— Вечно здравствуй, генерал. Я бы рад являться как все, но возраст… — Он скромно опустил глаза.

Не больше чем игра. Силы Яфмами хватало на то, чтобы при необходимости разрушить пару городов. Или чтобы создать несколько подобных залов, правда, не в пример меньших. И генерал Иасонд, и все остальные это понимали.

Хозяин Зала расхохотался:

— Полно, Яфмами, полно. Твой возраст нам известен. Никак не старше других. И силы тебе не занимать, — в следующий момент он стер с лица веселость. — Как дела в Карабане?

Центральная область и ее столица Карабан уже много лет находились в ведении Яфмами — перешли в наследство от преемника вместе с проблемами и долгами. Проблемы решились, долги улетучились, с этим князь управляться умел. Однако сейчас в его владениях вновь стало неспокойно: после десятилетий тишины и благоденствия объявились смутьяны. Князь разослал шпионов во все уголки города, однако без результата. Яфмами рассчитывал справиться с проблемой до того, как о ней узнают, но, видно, не судьба.

— Ну, Яфмами, я жду твоего донесения.

— Я нахожу дела в Карабане вполне сносными. — Князь подобрался, стараясь выглядеть как можно непринужденней.

— Ты находишь? — В голосе генерала звучала не то насмешка, не то неверие. — А мои ревизоры находят положение вещей критичным.

Яфмами вздрогнул. Ревизоры? В Карабане? И шпионы Яфмами их проворонили? Князь едва сдержался, чтобы не заскрипеть зубами.

— Я ничего не знаю о твоих ревизорах. Они не появлялись во дворце, и я…

— Ты идиот! — по-своему закончил фразу Иасонд. — Им не нужно было появляться в твоем дворце. Стоило пройтись по улицам, чтобы понять, что происходит. Ты настолько слеп, что не видишь, как из рук в руки гуляют листовки Истинных и рукописи Наказов? Настолько глух, что не слышишь, о чем говорят в корчмах?

— Я вижу и слышу все, что происходит в городе. Но все обстоит не так, как тебе доложили. Рискну предположить, кто был в наблюдателях. Кабулий?

За Кабулием и Яфмами числилась давняя распря. Еще с тех времен, когда владыка выбирал, кого из двоих поставить над Карабаном вместо прежнего князя, не справившегося со своими обязанностями. Яфмами тогда победил, но Кабулий помнил обиду и при каждой оказии стремился отомстить, уколоть. Если выйдет, свергнуть, опозорить, уничтожить.

Глава 2

2

Ставшая уже привычной московская зима. С конца октября до второй половины ноября на радость редкой пацанвы, чудом не променявшей игру в снежки и дворовый хоккей на гаджеты и соцсети, дворы и парки заметал снег, и вдруг все растаяло, потекли ручьи да зарядил косой, противный мелкий дождь. Вырубив будильник и лениво свешивая с постели ноги, я покосился на окно. Моя бы воля — носу не высунул из дому. Но придется.

К половине седьмого вечера ждут в издательстве. Редакторша хотела обсудить какие-то очередные «последние правки». Еще немного таких бесконечно последних крошечных изменений в тексте — и я буду читать собственную книжку, как чужой роман. Хоть название и имена персонажей не изменили! Отстоял, добился. Впрочем, может, и стоило согласиться на незначительное и тем отвлечь от важного? Как говорил приятель: дедушка умер, но дело живет, лучше бы было наоборот. Ну да ладно! В любом случае, роман уже гарантированно выходит в свет ближе к середине весны. Шутка сказать — четвертая часть новой эпопеи восходящей столичной звезды современной фантастики Альберта Коржавина…

Кто бы знал, какой ценой даются эти нетленки.

Потянувшись и пытаясь выкинуть из головы снившийся полночи бред, поплелся в душ. Хотя, чего я ждал? Больше года денно и нощно размышлять о принцессе, влюбившейся в пацана из нашего мира — бывшего продавца текстолитовых сабель, доспехов и прочего инвентаря для ролевиков и реконструкторов — волей неволей во снах будешь прятаться и улепетывать от приспешников Тьмы, изредка втыкая ножи и вилы в наименее расторопных ее представителей. И если бы только во сне…

Впрочем… впрочем лучше не вспоминать.

Откровенно говоря, иногда сам себе удивляюсь — пишу фэнтези про попаданцев, что среди моих же коллег писателей считается не самым почетным и интеллектуальным делом. Про разгильдяев из нашего мира, готовых враз превратиться в супер-пупер героев, едва оказавшись в параллельной вселенной с мечами и магией. Что поделаешь, конъюнктура и спрос на формат. Да и не умею я писать про звездолеты. Про тяжелые будни стражей закона, благородных бандитов или вороватых чиновников не хочу и не буду, а что до концептуального мейнстрима, тут и без меня творцов слезливых статусов для интернет-страничек хватает.

На какое-то время даже сам по молодости лет увлекся боями на мечах со щитами, топорах и алебардах. Так сказать, для полнейшего погружения в материал. Патлатые романтичные вьюноши и девы в репликах средневековых платьев придумывали себе эльфийские имена и присваивали фамилии древних родов Британии и Франции времен Столетней войны и завоевывали медальки на турнирах, я же накапливал фактический материал. Начиная от того, как именно скрипит потертое седло и заканчивая многочисленными впечатлениями, даримыми ударами железной палкой со всей дури по бедрам и прочим неприкрытым металлом частям тела. Через пару лет сумел соскочить с реконструкторской темы, не увязнув вконец в средневековой романтике и не купившись на прелести эвент-подразделения родного клуба. Коллеги рыцари бились за деньги на всевозможных корпоративах и презентациях, менее представительные бойцы продолжали штурмовать высоты турнирных таблиц, а я забрал доспехи из оружейки и вплотную приступил к новой литературной вершине. Тот самый продавец реквизита и самая-самая принцесса.

Кстати, писательством я занялся совершенно случайно. После армии мы с приятелем на спор решили забацать по роману. Ему не давал покоя факультет журналистики, а я пописывал еще в школе, на уроках, закрываясь от учителя рукой. Ну, знаете, всякие фантастические рассказики, наивные детективы и патриотические опусы про войну — о том, что рассказывал дед-ветеран. Приятель выдохся на полусотне страниц, а меня напечатали, безбожно искромсав «гениальный труд». Зато как я радовался своему имени на полках книжных магазинов! Вскоре вышла вторая книжка, а там и третья… Так все и началось.

Время от времени я порывался бросить «заниматься ерундой», но каждый раз проигрывал самому себе. Упертый маньяк, что тут взять. Упрямство мне досталось по наследству от бабушки, от нее же — первые уроки письма. А вот родителей помню плохо. Мне было пять, когда они ушли из моей жизни. Эльбрус, альпинистская группа, сход лавины…

Бабушка вложила в меня все лучшее, чем я мог похвастаться в те времена, она же привила неистребимую, ненасытную страсть к чтению. К десяти годам я проглотил школьную библиотеку, удивляя учителей широтой познаний и парадоксальностью выводов и раздражая одноклассников приобретенным снобизмом.

Когда мне было лет двенадцать, я впервые увидел «Возвращение дракона». И на следующую пятилетку Брюс Ли стал моим единственным и неповторимым кумиром, а школа единоборств — естественным продолжением этого увлечения. За настоящие и выдуманные успехи среди друзей и врагов приобрел прозвище Арамис, в особых случаях — Преподобный Арамис. Почему «преподобный»? Так получилось. В детстве я был мальчиком набожным, рос в религиозной среде. И мог при случае задвинуть что-нибудь соответствующее из Фомы Аквинского, Екклесиаста или Псалмов. Причем увлеченно, вдумчиво и, насколько возможно для столь младых ногтей — осознанно.

Когда пришла пора, загремел в армию. Вот где мое мировоззрение подверглось самой тщательной проверке. Размышления о вечном, поиски смысла жизни постепенно забылись. Меня окружали парни, утверждавшие, что и они ничуть не менее религиозны, чем я. Но жить им было намного проще. Их не связывали законы, обряды и правила — те, что я унаследовал от бабушки и в истинности и верности которых был истово уверен. Казалось, сослуживцы были свободны, чего я не мог сказать о себе. Поэтому порицал их поступки и в то же время втайне завидовал им. Сказать прямо, из армии вернулся совершенно другой человек с довольно своеобразным взглядом на жизнь.

В ванной я только успел отрегулировать температуру воды и перенести одну ногу через бортик, как услышал трезвон мобильника. Прислушался — мелодия для неизвестных абонентов. Сходить ответить или перезвонить потом? Нет, лучше сейчас — вдруг в издательстве решили переиграть со встречей. А моя редакторша ждать не любит, из чистой вредности припомнит. Склочная тетка…

Глава 3

3

День прошел как в тумане. Есть больше не хотелось, аппетит улетучился. Я валялся, пробовал читать, смотреть телевизор, но ни на чем не мог сосредоточиться. Однако нервы успокоить более-менее получилось, утренние приключения начали забываться, даже почти удалось поверить, что слышанные голоса — лишь плод галлюцинации, результат знакомства с булыжником. Да и чем они еще могли быть… Но вот оставаться дома в конце концов стало невмоготу, и я вышел на улицу намного раньше, чем требовалось.

Скучный, монотонный дождь колотил по куполу зонта, с порывами ветра залетал с боков на одежду, попадал за шиворот. Я подошел к переполненной остановке и спрятался под навесом.

Автобуса не видать. Нахохленные прохожие торопливо скользят вдоль улицы, забегают под козырек. На что надеются? Дождь, не унимаясь, льет несколько дней… Ждущие вместе со мной коротают время, ругая власть, погоду, ближайших соседей и американцев.

Мимо течет, разбрасывая брызги из-под колес, сплошной ряд автомобилей. Их пассажирам сухо и тепло, и главное — они едут, а не торчат под сыростью и ветром. В эту минуту я им по-хорошему завидовал. Может, и правда, махнуть рукой и приобрести автомобиль? Мало ли, что не люблю по городу за рулем — пробки, развязки, светофоры, гаишники, техосмотры и обязательная автогражданка… Зато не куковать на остановках, ожидая милости от общественного транспорта. Купить новенький фордик и горя не знать. В городе езжу нечасто, можно потерпеть; зато по трассе, под сто тридцать наперегонки с фурами да с хорошей джазовой радиостанцией — одно удовольствие!

— Мужчина, не вы обронили? — хрипловато проговорил кто-то за моей спиной.

Я обернулся на оклик, голос показался знакомым. Ан нет, позади стояло существо неопределимого пола и возраста в каких-то невразумительных лохмотьях вместо одежды. Лишь поросшие щетиной края буровато-землистого лица намекали, что передо мной, скорее всего, мужчина. Хотя, конечно, больше похоже на гориллу… Я передернул плечами от невольной ассоциации с последним сном. Существо указывало заскорузлым пальцем мне под ноги. Я опустил глаза. В луже рядом со мной валялся наполовину раскрытый перочинный ножик. Красная рукоять с полустертым серебристым характерным логотипом-крестом — плохая подделка под швейцарию, чуть заляпанное грязью лезвие. Обоюдоострое, как мне показалось на мгновение, чего не бывает у перочинных ножей.

Присмотрелся еще раз — нет, действительно, кто-то не слишком аккуратно заточил у ножика обе стороны клинка. В свете фонаря по ножу метнулся яркий блик — словно по металлу дрожь пробежала.

— Нет, не я.

— А-а, тогда ладно, — протянуло существо и нагнулось, чтобы поднять ножик. Затем медленно распрямилось, еще раз взглянуло на меня и медленно зашагало прочь.

Но действительно слишком знакомый голос! Слышал его совсем недавно. Где только? Хриплый, невысокий… совсем не подобострастно-просящий, как обычно у бомжей.

У меня засосало под ложечкой от твердой уверенности, что не нужно было давать этому мужику в руки острые предметы.

— Эй, погоди!

Я быстро оглянулся на дорогу, чтоб не прозевать автобус, скользнул глазами по толпе вокруг и шагнул вслед за мужиком, но того и след простыл.

А через минуту, покачиваясь на рессорах, к остановке подкатил синий «ЛиАЗ». Шумно распахнулись двери, и вся толпа ринулась внутрь. Меня внесли, не спрашивая разрешения и не требуя благодарности.

Насыщенный выдался денек. Сны с маханьем мечей, голоса (вот чего еще не было — так это голосов, вдобавок столь сюжетных и реальных), мужик этот дурацкий с его обоюдоострыми ножами. И главное! И сновидения, и кровавая история в ванной, и памятный поход в магазин с принудительным погружением, и эта парочка, рассуждающая о каких-то там пророчествах… Такой концентрации чертовщины в пределах менее чем двадцати четырех часов не случалось никогда!

Или я накручиваю сам себя, пойдя на поводу писательского нутра?

Из размышлений меня вывел робкий голос, раздававшийся совсем рядом.

— Я… у меня… Вы знаете, я деньги дома забыл. Можно мне?..

Я обернулся на голос — и радостно улыбнулся. Борька Иванов, мы с ним жили по соседству.

Необъятных размеров дама в униформе Мосгортранса была неумолима.

— Можно. До следующей остановки, а там — на выход и домой за деньгами.

Парня надо спасать. Сцена: двое встречаются в автобусе.

— Борька, ты, что ли?

Борис закрутил головой и наконец заметил меня. Недоумение, узнавание, радость.

— Алька? Привет! Ты откуда и куда?

— Я к метро. А ты?

— Туда же… Слушай, старик, у тебя мелочишки не найдется за билет заплатить?

— Да о чем разговор, заплатим.

Я повернулся к контролерше, протянул сторублевку:

— Возьмите за этого чудика забывчивого. И уж простите его, не штрафуйте на первый раз!

Тетке, по-видимому, самой не очень хотелось в толчее оформлять несчастного «зайца» — конец рабочего дня все-таки, и она снисходительно махнула рукой, пряча бумажку.

— Ладно уж, езжайте.

— Вот спасибо! — Борька расслабился и повис, надежно стиснутый соседями.

Через пару остановок толпа поубавилась, и мы смогли по-человечески поздороваться.

— Ну, Алька, рад тебя видеть. Сколько же мы…

— Да года три как минимум, — прикинул я.

— М-да. Это надо обмыть!

— А как же! Сейчас из автобуса выйдем — зонт не раскрывай, враз и обмоем.

Мы посмеялись шутке, перекинулись парой фраз о жизни, работе… Тут он как-то разом поскучнел, засмущался и неуверенно протянул:

— М-м-м… вот… Аль, мне неудобно…

Борька отвел глаза, никак не решаясь высказать проблему. У него вообще такой пунктик дурацкий — не говорить прямо. Всегда мнется, жмется, по полчаса нужные слова подбирает, а уж если ему что-то необходимо, двадцать раз заикнется, помычит, прежде чем поймешь, чего хочет.

— Ладно, не кокетничай, что случилось?

Глава 4

4

Сознание медленно, нехотя разгорается.

Глаза закрыты, но сквозь веки пробивается неяркий красноватый свет. Издалека плывет легкий, едва уловимый запах гари. Но ветра нет, воздух сухой, прохладный и неподвижный.

Не знаю, где я. Чувствую, что лежу на жесткой холодной земле, в бок упирается конец тупой коряги. Лежу так долго, что начинает надоедать.

Хочу пошевелиться, но тело не слушается.

Состояние в стельку пьяного человека: лежишь, а все равно качает. Казалось бы, все понимаешь, но ничего не можешь поделать. Руки-ноги не поднимаются. Сердце бьется, легкие втягивают воздух — уже хорошо. Живой. Незнамо где, сколько и как, но живой. Что-то будет дальше?

И снова те же голоса. «Баклан» и Хриплый.

— Опять он?

— Опять. Ты опять доказал свою полудурость! Что, и сейчас ничего не видишь? Вот уж повезло мне с подчиненными!

«Баклан» ненадолго замолчал, затем пискляво ойкнул и запричитал.

И попятился.

Есть род зрения, благодаря которому удается видеть даже сквозь плотно сжатые веки. Сейчас именно такой случай. Две серые тени по бокам, еще несколько поодаль.

Как же хочется встать, сделать хоть что-то, взмахом руки или меча из недавнего сна отогнать их… Как минимум — убедиться, похож ли один из них на старого знакомого бомжа с автобусной остановки. Но тело не повинуется. И я лежу, пространно и как-то даже отвлеченно размышляя о происходящем. Впрочем, что еще остается?

— Наконец-то разглядел, — снова раздался презрительный голос Хриплого. — Да, это уже не предстоящее. Действительное во всей своей красе. Любуйся на здоровье. Свершилось! На нашу голову.

— Тогда, может, попробуем использовать? — помолчав, предложил первый нерешительно.

— Любопытно. И как бы ты предложил его использовать?

— Очаруем, привлечем на свою сторону. Вооружим, растолкуем, что к чему, пока не перехватил Другой? Раз уж не самый сильный.

— Разуй глаза, — вскричал Хриплый. — Он уже вооружен.

Тут в разговор вступил еще один — из тех, что дотоле молча стояли в сторонке:

— Позвольте заметить, ваали[1]. Разве это оружие? Простая заточенная железяка!

Первые двое издали кто недоумевающий, кто возмущенный возгласы.

— Да ты… щенок! Ты знаешь, что это за «железяка»?

— С вашего позволения, ваал, я — знаю. Но ему-то почем знать?

— Хм…

— Посмотрите на него: великий воин, а вооружен непонятно чем. Мы сослужим ему службу, наградив оружием более благородным.

— А заодно и себе, — согласился первый.

Я бы этих предприимчивых!

— Вопрос лишь в том, что выбрать? Кистень, лук, арбалет? Еще я слышал, у них есть оружие столь совершенное, что стоит потянуть за рычажок — и целая толпа отправится ко всем чертям.

— Преувеличивают. В том смысле, что не ко всем. До нас не достанет. Другой департамент.

— И другое оружие! — Хриплый гоготнул, затем враз стал серьезным. — Идиоты! Что первый, что второй. Вы и впрямь рассчитываете переманить его на нашу сторону? Болваны! Найдите его немедленно и убейте. Будьте осторожны. А я доложу генералу.

Найти меня? Да он сам болван. Чего меня искать-то? Вот он я.

Фигуры плавно сместились влево и скрылись из виду. В тот же миг я ощутил, что снова могу худо-бедно шевелиться. Глаза разлепились, в левую ступню вернулась ноющая боль, затылок засаднило от подлого удара сзади.

Но самое поразительное, не ощущалось и следа недавнего ужаса, паники, мысли о сумасшествии. Вообще не было мыслей о невозможности, нереальности происходящего. Странно, удивительно, неизвестно чего ждать и как выпутываться — и не более. Теперь я точно знал, где нахожусь. Может, пока без подробностей, но знал. С подробностями будем разбираться потом.

И знал еще одно: я на своем месте.

Как так? Почему?

Нет, кошки на душе скреблись, и еще как. До затаившейся где-то на уровне пупка тошноты — когда уже слегка мутит, но спазмы пока в глотку не рвутся. То ли спокойная безысходность, граничащая с фатализмом, то ли схожесть происходящего с преследующими меня целый год видениями… Или, наоборот, несмотря ни на что неуловимая с ними, с видениями, несхожесть.

Попаданец…

И вновь пришло спасительное забытье.

Лениво наползающий сумрак заволакивал деревья, в небе всходил растущий тусклый месяц. Становилось все холодней. Я повернулся набок, почувствовав, как с плеч на землю сползло покрывало. Протерев глаза, разглядел в полутьме плотный, болотного цвета плащ. Умудрился приподняться на локте и принять сидячее положение. Движение отдалось болью во всем теле, но я стерпел и не застонал. На колени упала влажная тряпка, до сего момента лежавшая у меня на лбу.

Неподалеку горел костер. Возле него пристроился человек лет сорока пяти или чуть старше. Заметив, что я пришел в себя, он махнул рукой, приглашая к огню. Я кивнул в ответ и придвинулся ближе. Стянув мокрые ботинки, пристроил их сушиться.

Рядом хрустнула ветка, и из темноты в свет костра ступила молодая, скорее даже юная, девушка. Невысокая, стройная, почти красивая. Она подошла, коснулась мягкой ладошкой моего лба, проверяя температуру:

— Живой?

— Да, вроде того. Кто вы?

— Мы… прохожие. Меня зовут Евника, а моего отца Ездра. — Она отвернулась к костру, помешивая в котелке что-то пахучее, после чего подала мне пузатую глиняную кружку. — Держи, это надо выпить, пока не остыло.

Напиток был обжигающе горяч, о чем я поспешил сообщить.

— Вот и хорошо, — голос Евники, высокий и звонкий, звучал так, что я понял: сопротивляться бесполезно. — Пей, пока горячее, иначе не поможет. Додумался — на ночь глядя в одиночку по Гайденскому лесу разгуливать!

Обжигая язык и гортань, я послушно выглотал горьковатую киселеобразную жижу, вернул кружку и вновь откинулся на плащ. В небе перемигивались незнакомые звезды, из чащи раздавался щебет ночной птицы, а в мое избитое тело потихоньку начинали возвращаться силы.

Глава 5

5

Зал под землей был мрачен; словно сам неподвижный воздух вобрал в себя характер и настроение обитающих здесь существ. Матовый свет едва уловимо мерцал, черные стены, потолок и глянцевый пол угнетали. Но Зал никогда не предназначался для проведения празднеств с фейерверками и игристыми винами. Не для того сотни лет назад расступилась земля, не для того спрессовались непроницаемые для имеющих плоть стены и вздыбился купол пятиугольного потолка.

Здесь зачитывались приказы и оглашались приговоры, выслушивались доклады, донесения и объяснения, вершились судьбы. Крайне редко у тех, кому приходилось стоять на зеркальном полу, возникал повод почувствовать себя уютно и свободно в обществе владыки Сенаара. Последний же, наоборот, чувствовал себя уютно всегда.

Сегодня Иасонд предстал в образе юного блондина с сияющими золотом глазами. Полы длинной, отороченной мехом мантии блестели белизной. Достойный слуга своего господина, он любил изображать ангела света. С виду не отличишь — тьма, непроглядная и тяжелая, надежно сокрыта под одеждой благопристойной личины.

В эту ночь атмосфера в Зале была напряжена до того предела, когда между собравшимися начинают проскакивать искорки. Под высоким сводом натянулась тонкая пелена тишины, готовая вот-вот прорваться и оглушить не успевших оглохнуть от самой тишины.

Привычно явившись последним, Яфмами окинул взглядом хмурые, встревоженные лица и пришел к выводу, что ожидается Большая Раздача Тумаков. Развлечение пока не началось, следовательно, ждали его. Маловероятно, что Иасонда смутило бы отсутствие кворума. Явился, получил свое, отвалил. Следующий. Сегодня, по-видимому, роль мальчика для битья предстояло играть именно ему, Яфмами. Как этого персонажа зовут обитатели Основного мира? Пьеро? Плохое второе имя для князя Карабана.

Яфмами слегка наклонил голову. Почтительно, но не раболепно.

— Приветствую тебя, генерал, — нарушил он безмолвие и, развернувшись назад, добавил. — Привет и всем вам.

Тишина не взорвалась, лишь треснула и скрылась, стыдясь причиненного ей ущерба. Все в Зале получили возможность пошевелиться и перевести дух. Сидящий на троне прокашлялся — первый звук, изданный им с момента, как в Зал начали прибывать посетители, мог означать одно: вечеринка объявляется открытой. Иасонд уперся руками в золотые подлокотники и медленно, тяжело поднялся. Возможно, излишне тяжело, если учесть, что выглядел он сейчас хрупким юношей никак не старше двадцати. Все напряглись. Каждый втайне надеялся, что мощь урагана обрушится на кого-нибудь другого, и украдкой шарил глазами по Залу в поисках кандидата.

Шелестя краями риз, Иасонд скользил между застывшими подчиненными, разглядывал неподвижные фигуры, всматривался в лица. Наконец негромко заговорил.

— Приветствую всех. Хотел порадовать добрыми новостями и порадоваться вместе с вами. Но не могу. Неутешительны дела, происходящие на острове. Печальны донесения, приходящие ко мне. Враг снова что-то задумал, а мы не знаем, что, и не предпринимаем ничего, чтобы ему помешать. Слуги Сущего имеют полную свободу действий. Что будем делать?

Иасонд остановился напротив Яфмами.

— Здравствуй, князь.

Остальные затаили дыхание, похоже, кандидат в козлы отпущения выявился.

— Помнится, ты обещал наладить дела в Карабане и сообщить о том, что повстанцы раздавлены. Ну и где обещанные зачинщики? Где негодяи, тревожащие наш покой, они арестованы? Поистине, это была бы отдушина среди череды неудач, о которых мне то и дело доносят. Почему не сообщаешь о победе? Отчего не осчастливишь нас? Или тебе не о чем говорить? Никакой победы нет, а твои подчиненные настолько ленивы и тупы, что Истинные у них под носом чувствуют себя как дома?!

Иасонд замолчал, ожидая ответа. Яфмами позволил себе сделать шаг назад.

— Генерал, тебе доложили про беспорядки в Карабане. Наверняка докладывали неоднократно, обстоятельно, щедро сдабривая подробностями, большинства из которых не было в действительности. И догадываюсь, кто старался наиболее ревностно. Но так или примерно так дела обстоят не в одном Карабане. Вспомни возмутительный эламский скандал, смуту в пригородах Тиса. Я уже не говорю о всем известной ситуации с Чертогом.

В Зале послышался ропот: негодяй! — тонет сам и пытается утащить за собой других!

Среди Лживых от создания мира шла вражда, ибо они ненавидели всех, включая себе подобных. Такова была их природа. Войско, великолепно организованное, система, где все на своих местах, жила ненавистью. Ненавистью и жаждой украсть, убить, погубить. Неважно кого, главное погубить. Единственно знание вечного закона, гласящего, что царство, разделившись в себе самом, не устоит, сдерживало тьмы Лживых, не давая им уничтожить друг друга.

Яфмами продолжил:

— Что до ситуации в моих владениях… Действительно, в Карабане раскрыта община Истинных. Организаторы смуты казнены или изгнаны, а листовки и рукописи Наказов уничтожены.

Рядом с Яфмами стоял Кабулий, начальник тайной канцелярии острова. Если в начале речи он саркастически улыбался, то на последней фразе пришел в бешенство. Мысленно, однако, праздновал победу: ну, право слово, Яфмами, нельзя давать такой повод тем, кто его с нетерпением ожидает.

— Ты смеешь утверждать, что изгнал кого бы то ни было из Карабана!? — его голос зазвенел от гнева. — Да они бежали! Ты поймал хоть одного настоящего лидера? Все твои солдаты — куча ни на что не годных остолопов!

— Естественно, если злоупотреблять числом слуг из простых тварей, — встрял еще один.

Яфмами было вспыхнул, но удержался от язвительного ответа, который уже висел на языке. Он взглянул на повелителя, на своих противников… Обронивший последнюю фразу, старый подпевала Кабулия, сжался в комок. Иасонд жестом остановил давних соперников. Он явно еще не был готов распроститься с Яфмами, ни в смысле спокойно отпустить восвояси, ни — навеки упокоить в преисподней. И это давало князю шансы на продолжение игры.

Часть вторая. ГРАФИНЯ. Глава 1

Славится Город далекий и близкий,

Славится Город своей красотой.

Славится Город далекий и близкий,

Славится Город своей высотой.

Тем, что ворота его — жемчугами,

Тем, что ворота из золота там,

Башни взвиваются над облаками,

Добрый правитель царствует сам.

Славится Город далекий и близкий,

Славится Город своей чистотой.

Славится Город далекий и близкий,

Славится Город любовью людской.

Тем, что в том городе не умирают,

Тем, что в стенах его тленью конец.

«Брат и сестра» там людей величают,

Градоправителя — просто Отец.

Славится Город далекий и близкий,

Славится Город, что ночи в нем нет.

Славится Город далекий и близкий,

Славится Город, правитель в нем — Свет!

Тем, что попасть в него может не каждый,

Тем, что попасть в него можно легко.

Только открыть двери сердца однажды,

Только правителю вверить его.[1]

«Легенды Чертога»

1

— Какой ужас! Что ты мне принесла?

— Коричневое платье из тафты, с оборками и рюшами, госпожа графиня.

— Да вижу я. Ты что, стащила его из сундука моей прабабушки? Сейчас же положи эту реликвию на место. И возьми синее, шелковое.

Служанка шмыгнула за дверь, оставив госпожу одну в комнате.

Графиня Арабелла Корделия Джульетта де Стеллс возмущенно повернулась к зеркалу. Ну что за девчонка. Служит у нее два года, а до сих пор не приобрела и зачатков хорошего вкуса. Притащить коричневое! Сколько раз объясняла, что к ее волосам и смуглой коже идет синий, голубой, белый и изумрудно-зеленый. Пожалуй, еще бледно-розовый. И, разумеется, алый.

Арабелла улыбнулась.

Да, в красном она неотразима. Причем настолько, что появление в обществе, особенно мужском, в одеяниях этого цвета следует дозировать с величайшей точностью. Ибо последствия могут быть совершенно непредсказуемыми.

Графиня хорошо помнила, как восемнадцать дотоле вполне разумных мужчин весьма неразумно передрались за право подать ей руку, когда она садилась в карету. Тогда пришлось обойтись без руки…

В общем, алый для особых случаев.

Зашла служанка, осторожно внося темно-синее платье с тонкой серебряной вышивкой.

— Вот, умница, Бет, ничего не перепутала… на этот раз.

Полностью облачившись и не без помощи застегнув все многочисленные крючочки, Арабелла поручила заботам служанки голову. Сама же, пока та завивала и укладывала ее длинные волосы, принялась читать аввизи. В еженедельном «летучем листке», как всегда, писали о великосветских балах в Карабане, приемах у герцогини Данской, событиях на Майене и вскользь, намеком, о распре между городами на Севере. Но графиня не зря платила ординарцам, что приносили аввизи. Для нее, как для других вельмож, составлялись письма-приложения с информацией, не вошедшей в официальные «летучие вести». Да и сам листок, на деле состоявший из четырех страниц, давал все же кое-какие сведения, не всегда точные, но и не ложные — скорее, там просто могли о чем-то умолчать.

«Потрясающая ведомость о небывалом землетрясении, случившемся на острове Эреду в городе Нинлиль, — вслух прочитала Белл. — Получено от достоверного свидетеля…»

Она вздохнула и задумчиво отложила бумагу.

— Бет, а как там наш пострадавший?

Вчера у дворцовых докторов появился новый загадочный пациент.

Юноша, на вид чуть старше двадцати, низенький и слегка полноватый, с носом как у обитателей Пределов, вырвался из толпы и, бешено вращая глазами и вопя что-то невразумительное, бросился под копыта скачущего коня. Жеребец понес, подавив кого-то на своем пути, а рыцарь, лорд Хагги, едва не вылетел из седла.

Так как происшествие имело место практически напротив дворца, пострадавшего занесли прямиком в одну из гостевых комнат. Правда, его пришлось на всякий случай связать…

При упоминании о нем Бет позволила себе хихикнуть.

— Ой, госпожа, он совсем обезумел. Сидит, глядит в одну точку. Потом вскакивает и начинает метаться из угла в угол. Вечером спросил у меня, который час, я ответила: четверть седьмого. А он опустил голову и грустно так забормотал что-то про ужин в темнице и какие-то «макароны». Миледи, вы не знаете, что это?

Леди Арабелла не знала.

— Любопытно… сбегай еще на кухню и напомни там на всякий случай, чтобы его не забыли накормить.

— Как же, его забудешь. Эх, госпожа, видели бы вы, сколько он ест!

Тем временем туалет был закончен, и графиня решительно поднялась на ноги. Мысли вернулись к ее «женихам». Сегодня опять налетят эти стервятники. Но ничего, сегодня у нее как раз соответствующее настроение. Сегодня кое-кто повеселится на славу.

Седой, прихрамывающий на правую ногу дворецкий Нафан служил де Стеллсам больше сорока лет. Он повидал на своем веку немало.

Немало балов, пиров и приемов. Немало шелков и бриллиантов. Немало поклонников и набивающихся в фавориты титулованных комедиантов, от которых он, будь на то его воля, защищал бы «бедную девочку» канделябром помассивнее. Или одним из коллекционных мечей со стены охотничьей залы. Немало для того, чтобы с первого взгляда оценить, кто перед ним стоит и будет ли миледи Арабелла рада видеть нового гостя.

— Барон Лемур фон Фэтси.

Графиня сжала губы. Ничего не поделаешь, годовщина рождения старого графа, прекрасный повод для всяких мерзавцев устроить паломничество. Она присела в церемонном реверансе, приветствуя посетителя, появившегося, разумеется, «исключительно с целью засвидетельствовать свое почтение».

Ладно бы первого за утро…

Глава 2

2

Все было именно так, как было. Мир, в котором Борис Иванов жил, в который верил, который недолюбливал (нужно заметить, взаимно) прекратил свое существование. Теперь на его место пришла какая-то жуть из фильмов про Средневековье. И этот кошмар можно потрогать, понюхать. Он реален, что доказывает: с рассудком у Бориса все в порядке.

Хотя неизвестно, что лучше — быть психом в привычной, нормальной действительности, где таковых большинство, или в здравом уме и твердой памяти выпасть из московского автобуса под ноги какого-нибудь недоделанного Ланселота. Или Айвенго, разница невелика.

В седле держаться не научились, а туда же, за копье и в доспехи. Дон-Кихоты!

Поначалу в реальность происходящего не верилось, уж больно диким все было. Расфуфыренные дамы, орущие громче него самого, возмущенные мужики, хватающиеся за всевозможное холодное оружие. И яркое-яркое солнце, лето и ни капельки дождя.

Но Борис был сыном своей эпохи, воспитанным и вскормленным книгами, где главные действующие лица — маги, драконы и поколдовывающие на досуге принцессы. Что в итоге дало силы побороть парализующую разум истерику, вопреки всем канонам психологии и психиатрии. Из книг он почерпнул одну закономерность: все, сколько их ни было, герои, попавшие из нашего мира в мир больного воображения автора, молниеносно (обычно за пару страниц) справлялись с паникой, адаптировались к новым условиям жизни и довольно бойко включались в борьбу за что-нибудь большое и чистое.

Борцом себя Борис не считал, однако быстро смекнул, что привыкать к новой среде, сжиться с ней, в любом случае придется. Ибо на девяносто девять процентов был уверен, что это не сон, не бред и не галлюцинация.

А как бы хотелось!

И Борис сжился. Позволил уложить себя на носилки и привязать к ним тонкой, но прочной веревкой. Позволил внести в роскошный замок. Позволил врачам обработать ушибы и ссадины, даже пытался помочь средневековым коллегам, руководя процессом.

Советы коллеги выслушали со вниманием, но не воспользовались, — темень! –обмазали раны чем-то не слишком дурно пахнущим. Напоили микстурой, на вкус как мыльная вода, но в качестве компенсации вкусно и плотно накормили и оставили одного. Спать и приходить в себя.

Лекари, по-видимому, столкнулись с тяжелым случаем психического отклонения. Больной уж очень неадекватно себя вел. Откуда им, бесхитростным, знать, что больной был бы счастлив, если бы у него и впрямь всего-навсего поехала крыша.

* * *

Князю Яфмами всегда нравился Биб и дворец де Стеллсов. И его выгодное расположение на границе острова, и наличие порта, и богатство. Когда-то (самого города еще не было и в помине) здесь стояла обычная крепость, вокруг которой вертелась вся жизнь. Несколько окрестных деревень, расположенных по берегу моря и в лесу, сам лес, точнее его часть — вот и все тогдашнее графское достояние, не чета теперешнему. И замок — мощный, крепкий, выстроенный не из ракушечника или песчаника, а из хорошего, добротного камня с вкраплениями белого мрамора, что дарило крепости легкий серебристый оттенок. Со временем часть старых построек разрушилась или была снесена, и лет сто тому назад — возведен нынешний дворец, внешне сохранивший некоторые черты старого доброго рыцарского замка. Впрочем, какие-то строения остались до сих пор: донжон, часть крепостной стены и рва, кузня, колодец.

Красивый город, красивый дворец. И графиня не последняя красавица Сенаара.

Яфмами прислушался к чувствам, сделал над собой усилие и отвлекся от сладких дум. Он ощутил присутствие чужака — присутствие непонятно что сулящее, но совершенно четкое и очевидное.

Сосредоточившись, увидел его. В одной из комнат, налево по коридору. Так, это кто же у нас? Князь с удивлением обнаружил, что совершенно не знает человека, крепко спящего в одной из гостевых комнат. Странно, казалось бы, всех гостей графини он знал как облупленных. Родственники, поклонники, придворные хлыщи да соседи… Кого попало сиятельная леди не привечает. Любопытства ради Яфмами воззвал к своим источникам, на счастье бывшим всегда доступными и всегда под рукой.

— Надо же, вот ты кто такой! Ну-ка, ну-ка… даже так! Интересный расклад, — присвистнул князь, медленно преображая внешность.

* * *

— Борис Иванович.

— Кто вы? — Борис от удивления раскрыл рот. Голос разбудил его и моментально поднял на ноги. — Я не слышал, как вы вошли.

— Вы спали. И я прошу прощения за то, что вынужден прервать ваш сон. Надеюсь, вы отдохнули?

— Да, спасибо, — Борис на самом деле чувствовал себя посвежевшим, а присутствие незнакомца странно возбуждало и бодрило. На незнакомце был надет дорогой стильный костюм чернильно-черного цвета. Столь же черные, с едва заметным серебром длинные волосы рассыпались по широким плечам.

Лживый, в свою очередь, разглядывал Бориса. Невысокий, русоволосый с рыжинкой еврей, немного детские черты лица. Явно ошарашен тем, что с ним произошло и не имеет ни малейшего представления, где находится. По-своему добр, благороден и честен. Но до сих пор не посвятил себя ни Лжи, ни Истине. Мечется где-то посередине в ожидании решающего толчка. И будет преступлением не подтолкнуть мятущуюся душу, пока не опередил Сущий.

Поистине, очень интересный поворот событий.

— Присаживайтесь, — вошедший по-хозяйски предложил Борису кресло и сам уселся во второе. — Глубоко сожалею обо всех злоключениях, что вас постигли. Надеюсь, они вас не слишком травмировали?

— Так это… вы меня сюда?

— Нет-нет, я не имею к вашему, скажем так, перемещению прямого отношения. Честно говоря, косвенного тоже. Но мое положение обязывает взять на себя определенную ответственность за происходящее в наших краях.

— А где мы?

— М-м… как бы вам объяснить? Допустим, в некотором отражении привычного для вас мира с несколько отличным летоисчислением, в какой-то момент пошедшим в ином направлении. Приблизительно то, о чем писали ваши фантасты, но без волшебства и прочих глупостей.

Глава 3

3

Не успели мы толком передохнуть, как в небольшую уютную комнату, где мы расположились, вбежал слуга.

— Леди Евника, графиня ждет вас.

— Пошли, — девушка кивнула мне. — И поменьше болтай. Она все же графиня.

Старый, совершенно седой церемониймейстер распахнул перед нами резные двери и, шагнув за порог, возвестил:

— Леди Евника Виктория, баронесса де Велин и сопровождающий ее господин Кадош.

Баронесса? Ого…

Где-то наверху протрубили фанфары (или мне только померещилось?), и мы вошли в зал.

Зал был обширен, светел и торжественен. Одну стену украшали десятки мечей, шпаг, сабель и кинжалов, между которыми в художественном беспорядке крепились головы диких зверей — от косуль до страшных клыкастых тигров. Через громадные окна лилось солнечное сияние, подцвеченное радужной мозаикой в верхней части каждого окна. Высокие, в рост человека, расписанные замысловатыми узорами вазоны стояли между глубокими, обшитыми бархатом креслами.

Увлекшись созерцанием зала, я в первый момент не заметил за одним из кресел графиню.

Господи… Ближайшие полминуты я был занят тем, что пытался вспомнить, как надо дышать. И как меня зовут. Графиня — та, кого я ожидал увидеть в очках, с пучком пепельных волос и вязаньем на коленках, — ей не было и двадцати пяти.

Я задохнулся.

Видал я красивых женщин. И очень красивых тоже… Но графиня была неописуемо, невозможно красива. Неприлично красива. Нет, таких не бывает. Гибкая фигура, изящная прическа, шелковое темно-синее платье до пят. И подбородок, губы, ресницы! Но не это главное. Она была… была… словно язык пламени схлестнулся с волной из глубин моря. Переплетение невозможного. Совершенный танец двух стихий — обжигающего жара и нежного потока. Свет и сумрак в глазах…

Я все же вздохнул, не отрывая взгляда от ее необыкновенных глаз.

— Графиня, — Евника опустилась в глубоком реверансе.

— Леди Евника, — графиня ответила на поклон так грациозно и величественно, что у меня защемило сердце.

Девушки на мгновение замерли, а затем… с радостными возгласами бросились друг к другу в объятия и закружились по гладкому мраморному полу.

И тут я вздохнул во второй раз, после чего дышать стало почти совсем легко.

Леди Арабелла вырвалась из объятий Евники и простерла свой взор на меня.

— Господин Кадош, рада приветствовать вас в родовом дворце де Стеллсов. Надеюсь, вы простите меня за то, что оставила вас на пару минут без внимания, мы с сестрой не виделись более полугода.

Я честно попытался выдавить из себя что-то подобающее моменту, но смог воспроизвести лишь некую композицию из гласных букв, изредка перемежая их согласными. Композиция была принята за утверждение, и графиня вернулась к Евнике.

— Ты вовремя. Эти мои гости… — Она фыркнула и ненадолго замолчала, видимо подбирая более-менее благопристойные эпитеты, относящиеся к «гостям». Но не подобрала. — Представь себе, трое за утро… такого еще не бывало. Иногда я так тебе завидую! Господин Кадош, вон там стоят кресла. Выберите любое и садитесь. О, Мануил, да в кресло же!

Заглядевшись, я чуть не сел там, где стоял.

— Чувствуется, день начался весело, — усмехнулась Евника.

— Более чем. Сегодня один спросил: «Вы не думаете, что в вашей ситуации вам больше приличествует траур?»

— А ты что?

— А я ему в унисон: «Я думаю, что если вы будете продолжать в том же духе, траур будет приличествовать вашей семье». — Графиня шутливо надула губки: — Хоть бы сватались из-за красоты моей неземной. Скажем, сердце я их пленила, жить без меня не могут и все такое. Так нет ведь, все на Биб нацелились. Город им нужен! Впрочем, и парочка романтиков имеется…

Она загадочно улыбнулась.

В дверь постучали. Давешний дворецкий приблизился к графине и что-то прошептал ей на ухо.

— Как? Сам?!

Нафан утвердительно кивнул. Белл нахмурилась и поднялась с дивана.

— Что-то случилось? — взволновалась Евника.

— Не знаю, кажется, случится. Простите, Кадош, Нафан проводит вас в комнату, где вы сможете отдохнуть с дороги. Евника, будь добра, развлеки нашего гостя.

* * *

Князь Яфмами покидал комнату для гостей с чувством выполненного долга. Он все прокручивал состоявшуюся встречу с Борисом и был чрезвычайно доволен собой. До главного зала, в котором его ожидала встреча еще более приятная, оставалось всего ничего, как вдруг за очередным поворотом загогулистого коридора князь столкнулся с парочкой, выходящей от графини. В первый момент Яфмами не обратил на мужчину и женщину ни малейшего внимания — посторонятся! — но что-то заставило его поднять глаза.

Ему захотелось ощетиниться и зашипеть, как коту, что ненароком наскочил на ободранного дворового пса. Но он сдержался и даже отыскал в себе силы улыбнуться и церемонно раскланяться. И посторонился сам. Ибо ни один уважающий себя кот не вступит в бой с дворовой собакой, не будучи вполне уверен в собственных шансах на победу.

Сестра графини, девчонка, почитающая себя крутой воительницей, враг номинальный и опасности не представляет. Контролируемый, декоративный противник. Давно ее, кстати, не было видно в графстве. Мужчина же…

Яфмами был совершенно не готов к встрече. Никак не сейчас! И не здесь, не в графстве де Стеллс. А хотя, что бы изменилось, случись она завтра с утра в Карабане или неделей позже в подземном Зале? Впрочем, последнее вряд ли.

Но хуже всего то, что не Яфмами сообщил Иасонду переворачивающее все с ног на голову известие. А генерал Иасонд первым пронюхал о Предреченном и донес новость до властителей.

Да, завтра или через неделю было бы лучше. И подальше отсюда, в Тисе или где-нибудь еще. Но что поделаешь, так случилось, вот он, треклятый сказочник, во дворце непокорной гордячки де Стеллс. Живой-здоровый и, что хуже, успевший завести дружбу с бунтовщиками.

Глава 4

4

Арабелла с тоской проводила уходящую в компании Кадоша сестру. Предстоящая встреча тревожила, девушка действительно не знала, чего от нее ожидать и как себя вести.

Зачем он пришел? Чего хочет? Какую тактику избрать? Арабелла смяла кружевной платочек, который держала в руках. Все равно не успеть ничего придумать. Она сделала знак Нафану, и тот открыл дверь, объявляя:

— Властитель Яфмами, князь Карабана и сопредельных земель.

Вперед, кланяясь Белл, шагнул тот Лживый, встречи с которым ей хотелось бы меньше всего.

— Здравствуйте, графиня.

— Здравствуйте, князь, — Арабелла присела в легком реверансе. — Рада вас видеть, хотя, признаться, ваш визит оказался весьма неожиданным, — и, заметив выражение его лица, добавила: — Но не сочтите, что нежеланным.

— Прошу извинить, что не сообщил заранее. Оказавшись в ваших краях, не мог не навестить вас.

— Приятно, что не забываете. Надеюсь, с моей стороны не будет нескромным спросить, что привлекло вас на Юг?

— Дела. Но поверьте, не стоящие вашего внимания.

— Что ж, — Белл села в кресло, жестом приглашая Яфмами последовать ее примеру. — Тогда расскажите, что нового у вас в Карабане.

Князь улыбнулся.

— В городе все прекрасно, сейчас лучше, чем когда-либо. Кстати, не желаете посетить вашего покорного слугу в его дворце? Предлагаю вам такое маленькое развлечение.

— Карабан не так уж близко. Однако я с удовольствием приму ваше приглашение. Когда позволит время и состояние дел…

— Готов ждать. Но знайте, что напомню о приглашении, как только мне покажется, что жду слишком долго.

— И окажете мне этим услугу, — Арабелла сделала паузу, а затем гостеприимно предложила: — Желаете что-нибудь выпить? Вино? Ликер? Коктейль?

— Благодарю. Коньяк, если можно.

Белл звякнула в колокольчик. Появившийся слуга поставил перед ними два бокала и налил туда темно-янтарную жидкость, примостив рядом блюдце с нарезанным лимоном.

Яфмами потягивал напиток, ненавязчиво осматриваясь вокруг и поддерживая неспешную беседу, а Белл вертела свой бокал в руках, но его содержимое даже не пригубила.

Может, ему ничего особенного и не нужно? Обычная встреча сюзерена и вассала, каковым, по сути, являлась графиня де Стеллс по отношению ко всем вечным властителям? И все-таки… Политическая ситуация складывается совершенно недвусмысленная. Стычки Пределов и Чертога набирают обороты, в чем князь имеет свой интерес. А Биб занимает на Юге очень уж выгодную позицию. По морю можно доставлять курьеров, провизию, наконец, армию гораздо быстрее, чем по суше — через многочисленные восточные горы и дремучие леса. Да и лучшие дороги проходят через ее графство. Не может он не иметь интереса. И все же за все их встречи ни словом не обмолвился. Возможно, и не обмолвится. Вечные властители, в отличие от Живых, умеют скрывать свои намерения.

Белл прокручивала мысли одну за одной, тоже без труда продолжая светский разговор. Яфмами же, исподтишка рассматривая графиню, пытался окончательно оформить свое решение. Он видел Арабеллу не то четвертый, не то пятый раз, и ему весьма нравилось то, что он видел. Но только снаружи. Внутренний же мир собеседницы настораживал князя, если не сказать вызывал опасения.

Про графиню ходили самые разные слухи. И что она любит в одиночестве бродить по дальнему пустынному побережью, что иногда седлает коня и уезжает в лес, пропадая там по нескольку дней. Что однажды вызвала на дуэль слишком уж зарвавшегося жениха и убила его. А уж скольких самолично выгнала из дворца взашей… Пожалуй, не всем слухам стоило верить, но совершенно точно известно, что она снизила налоги с крестьян, вдрызг разругавшись из-за этого с наблюдателями от властителей. И именно она добилась помилования ремесленника из Лимы, который провинился перед Лживыми и должен был умереть. Но Арабелла выпросила для него изгнание. Поговаривали, она отправила его не на тот остров, куда нужно, а на другой, и властители потеряли след. Так что подстроить несчастный случай не удалось. Но это были лишь предположения. Из точной же информации значилась такая: никто из обратившихся к ней за судом или помощью не оставался обиженным.

А еще гвардейцы Чертога, разгуливающие по дворцу… И писатель, возникший так некстати! Яфмами поежился, но быстро взял себя в руки.

Он пригубил коньяк, похвалив отменный букет, что-то спросил у Арабеллы, на что-то ответил. Нет, он давно знал, что родная сестра графини заигрывает с Чертогом. И что с того? Куда большей проблемой могли стать так называемые Истинные, получающие все больше власти. Пусть о них почти никто из тварей не знает, а кто знает — редко видит разницу между ними и гвардией северных мятежников. Истинные в Карабане, Истинные в Бибе, хотя последнее пока не подтверждено. Ха, кому эти подтверждения нужны кроме Иасонда? Пусть он их и дожидается, а Кабулий разбивается в лепешку, выискивая доказательства. Яфмами тем временем найдет самих Истинных и способ их уничтожить! А победителей не судят ни в Верхнем мире, ни в Нижнем. Заодно никто не посмеет обвинить его за частые посещения Биба. В конце концов, Южная область слишком велика, а Ротерхан, князь Гайдена и властитель Юга, слишком слаб, чтобы уследить за ней в должной мере. Кто запретит Яфмами присмотреть за его делами?

А между делом поиграть с графиней в замечательную игру «кошки-мышки». Ибо имея перед собой столь привлекательную мышку, так приятно почувствовать себя кошкой. Котом.

Наконец ничего не значащая болтовня начала ему надоедать. Яфмами решил, что пора убрать из разговора холодную нотку светскости, и, сверкнув зубами в ослепительной улыбке, заметил:

— У вас прекрасный дворец, леди Белл. Не могу не отдать должное вкусу его хозяйки.

— Рада, что вам нравится, — отозвалась Арабелла. — Старалась привнести сюда частичку себя, хотела, чтобы получилось торжественно и уютно одновременно.

«Мануил мой, зачем я все это рассказываю? И главное кому?!» — Белл вдруг ощутила странный укол совести.

Загрузка...