Червивое яблочко

-1-

Я узнала её сразу.

Всю неделю коллектив Центра творчества детей и молодёжи «Сияние» говорил о новом преподавателе изобразительного искусства, а точнее, был от неё без ума. Всюду только и обсуждали её летящие юбки, её торчащие сиськи, ямочки на щеках, аристократическую бледность.

Стройная, гибкая, зеленоглазая, с копной медных волос, похожая на лесную фею — описывали коллеги тем, кто ещё не имел чести познакомиться с новой «художницей». И добавляли всё, что ещё о ней знали: богатый муж, старше на двадцать с лишним лет, продюсер, сценарист, владелец кинокомпании, близнецы то ли десяти, то ли двенадцати лет, большой трёхэтажный дом.

Сиськи у неё действительно торчали. Бодро, воинственно, по-девичьи, хотя не так уж она была и молода, как смотрелась издалека, судя по возрасту детей. И, судя по оголившему хрупкое плечико джемперу, лифчики не носила. Зато носила бесформенные свитера, длинные юбки, грубые ботинки и шарфы. Один такой, узкий, крупной вязки, был намотан на её бледную шею и заканчивался кистями где-то на уровне колен.

Интересно, как ей описали меня, думала я, глядя, как, стоя у кассы в кондитерском отделе кафе, в огромной холщовой сумке, перекинутой через плечо, она ищет деньги или карту, чтобы заплатить за свой обед. Сумасшедшая одинокая тётка с геранями и сорока кошками?

На самом деле, сорока геранями и одним старым котом.

И кот действительно был у меня один, а вот гераней под сотню.

Впрочем, с чего бы ей вдруг меня описывали. С чего бы ей вообще думать, что зал на верхнем этаже, что ей отдали для проведения художественных занятий, обещали мне. Большие окна, солнечная сторона — идеально для растений. Но меня не спросили. Новый директор меня не любила и методично избавлялась от всего прежнего преподавательского состава. Можно сказать, уже избавилась: остались только я, да старенькая безобидная музыкантша Вера Петровна.

Только Вера и звонила узнать, как я. Она и снабжала меня всеми свежими сплетнями. Из остальных, похоже, никто даже не заметил, что я неделю была на больничном. Разве что мои подопечные — три группы по интересам, что я вела: дети, увлечённые ботаникой, взрослые любители комнатных цветов и взрослые, вставшие на нелёгкую стезю садового цветоводства.

Обедом, то, что выбрала новенькая художница, назвать, конечно, было трудно: пирожное и яблочко в карамели.

Цены в кафе не то чтобы кусались, но не по преподавательским зарплатам, поэтому большинство перекусывали в буфете Центра. Вот где было не протолкнуться и можно вдоволь почесать языки за поглощением блюд из «поминального меню»: пюре из порошковой картошки, солянки из скисшей капусты, котлет из картона и покрасневшего от стыда брусничного морса, когда на нём написали «из свежей ягоды».

В кафе «наши» приходили лишь по большой нужде или по незнанию, как эта новенькая училка. Но мне именно это и нравилось: можно посидеть в тишине, вдали от суеты, послушать щебетание птиц в клетках, журчание маленького фонтана, насладиться атмосферой уютного итальянского дворика, утопающего в зелени. У Виктора, хозяина кафе, был отменный вкус и золотые руки — эту красоту он создал сам. А ещё здесь готовили чудные пасты, тёплые авторские салаты, и я могла их себе позволить.

Сегодня, правда, атмосферу портили «спортсмены». Ввалившись в кафе толпой, побросав на пол сумки с формой, парни ржали как полковые кони, громко двигали стулья и требовали официантку.

Судя по росту, баскетболисты, но легко могли быть и футболисты, и пловцы, и каякеры — спортивных секций в Центре досуга с собственным бассейном и огромным прудом на территории прилегающего парка было хоть отбавляй. Я знала из них лишь одного — Таира Яфарова.

Задира, наглец и хам Таир Яфаров несколько раз приходил на мои занятия скоротать время. Развалившись на старом диване, что стоял в моём кабинете, и заткнув уши наушниками, он тыкал в телефон и даже не старался делать вид, что его что-то интересует, кроме дивана.

— Молодой человек, к вашим услугам читальный зал библиотеки и холл, — начала я вежливо, когда посреди занятия он захрюкал от смеха.

— А мне нравится здесь, — ответил он, не удостоив меня даже взгляда.

— Здесь идут занятия, и они платные.

— Сколько? — полез он в карман.

— Это вам подскажут в кассе, — ответила я.

— Надеюсь, этого хватит? На пару занятий, — положил на стол у дивана купюру. — У меня окно, у вас диван. Договоримся? — усмехнулся он и закинул ноги на подлокотник. — Я же вроде никому не мешаю, нет? — осмотрел он присутствующих.

В основном женщины пенсионного возраста, что они могли ему сказать?

— Да пусть сидит, Марина Сергеевна, — махнула одна из них. — А подсветка обязательна?

— Для большинства цветов, да, — ответила я и продолжила занятия.

— Молодой человек, — окликнула я парня, когда аудитория опустела, и он, подхватив сумку, тоже отправился на выход.

— Таир, — обернулся он. — Таир Яфаров. — Я же сказал, это оплата.

— Я беру деньги за знания, которые даю. Вы ничего не узнали, значит…

— Тогда считайте это пожертвование или как правильно сказать? Вспомоществование? Купите себе чего-нибудь, Марина Сергеевна, — смерил он меня взглядом, оценив всё — от туфель до платка на шее. Меня бросило в жар от его наглости и неожиданно, своей жалкости. — Ну там, удобрений для цветов, — хмыкнул он и бросил, уходя: — Не благодарите!

-2-

— Погоди-ка, — ответил он кому-то из своих друзей, не отрывая глаз от девушки, и пошёл к кассе. — Проблемы?

— Нет, нет, — коротко глянула на него «художница». Её бледная кожа покрылась ярким румянцем, отчего она стала похожа на румяное яблочко в своей руке. — Не могу найти карту.

— Я заплачу, — широким жестом протянул он кассиру свою кредитку.

— Я верну, — выдохнула Яблочко, когда кассир пробила покупку.

Яфаров улыбнулся.

Темноволосый, яркий, как восточное солнце. Как миндаль в шоколаде, тепло и мягко сверкнули глаза. Блеснули зубы, идеально ровные и белоснежные на фоне оливковой кожи и уже растущей смоляной щетины. Ох, как много было в этой улыбке!

Что он ей ответил, я не услышала: слишком близко стоял, слишком низко склонился к её уху, слишком круто развернулся и пошёл к своим.

Кассир поставила её пирожное рядом с чайной парой и принесённым из кухни керамическим чайником. Художница подхватила поднос и только сейчас подняла глаза, чтобы осмотреться в зале.

К её «спасителю» и его компании подошла официантка, Яблочко интуитивно выбрала столик подальше от них и оказалась прямо передо мной.

— Ой, а вы, наверное, Марина Сергеевна? — замерла она. Голос у неё был нежный, как колокольчик. Тонкий и чистый. — А я вас искала. Сказали, что вы, наверное, здесь.

— Можно просто Марина, — удивилась я (так она здесь по мою душу?) и выразительно показала на место напротив.

Яблочко с облегчением поставила поднос и села.

— Я преподаватель изобразительного искусства, Александра. Но можно просто Саша.

— Очень приятно, — кивнула я.

— Не знала, что тут можно заказать что-то посущественнее, — оценила она мою тарелку с недоеденной пастой. Казаречче с сицилийским песто и рикоттой вместо пармезана была прекрасна, но я, к несчастью, отвлеклась, и она остыла. — Думала, здесь только чай.

— Так закажите, — великодушно предложила я.

Она отмахнулась.

— Мне хватит, — налила в чашку пахнущий жасмином чай. — Я и за это уже должна.

— Держитесь от него подальше, — кивнула я в сторону шумной компании. — И не чувствуйте себя должной. Заплатил и заплатил — спасибо.

— Неловко как-то, — пожала она голым плечиком. Поправила сползший свитер, и размотав бесконечный шарф, положила рядом на стул.

На её белоснежной коже остался след от грубой пряжи, и она потёрла его пальцами.

— Для Таира Яфарова это не деньги.

— Что-то я так растерялась, что даже не глянула в чек, — поискала она тот на подносе и снова почесала шею.

— Похоже, у вас от шарфа раздражение, — заметила я.

— Похоже, — посмотрела она на грудь, что тоже покрылась пятнами. — Дочь мне связала, и я обещала носить. Чёрт! Надо было его, наверное, постирать.

Я удивилась, что можно в принципе надеть нестираную вещь, но промолчала.

— Так зачем вы меня искали? — напомнила я.

— А, да. Насчёт ваших цветов.

Ну, следовало ожидать.

— Я что-нибудь придумаю, — тяжело вздохнула я.

Куда девать цветы с четырёх двухметровых окон, для которых на свои деньги сделала полки, я понятия не имела. В моём кабинете окна в три раза меньше, выходят на север, к тому же прикрыты двумя огромными голубыми елями — света почти не попадает. Дома в однокомнатной квартире места и того меньше, плюс кот, который ведёт с цветами личную борьбу, и довольно успешно, а впереди — зима, учебный год только начался.

— Дам объявление, договорюсь…

— Нет, нет, — перебила она. — Я хотела сказать, что они мне совсем не мешают. Пусть стоят.

— Правда? — опешила я.

— Вроде у меня не было аллергии на герани, — улыбнулась она и почесала руку. — Хоть я их и не очень…

— О, среди пеларгоний есть настоящие красавицы. Королевские, розебудные…

— Наверное, — согласилась она. — Я просто не люблю цветы. Простите, — смущённо пожала плечами. — Это у нас взаимно: я не люблю их, они меня. Сколько ни пыталась, то залью, то засушу. Земля — не моё, особенно на окнах. Да и в саду я возиться не люблю.

Она отломила вилочкой пирожное — творожное, с апельсиновой начинкой.

— У вас сад? — спросила я из вежливости. Конечно, к её трёхэтажному дому должен прилагаться сад, как же иначе.

— Мы недавно переехали в большой дом с садом, — ответила она. — Муж не выносит квартиры и высоту выше второго этажа. Ко мне в студию на третий этаж даже не поднимается, — засмеялась Александра. Смех у неё тоже был тонкий и чистый, как хрустальный звон. — Очень удобно.

— Да? Для чего?

— Ну, не знаю. Просто удобно, когда есть личная территория, которую можно захламить по своему вкусу. А вы где живёте?

-3-

— Здесь недалеко. Через парк.

— Одна? — ловко расправлялась она с пирожным, демонстрируя хороший аппетит, несмотря на свою субтильную внешность.

— С котом.

— О-о… — выдохнула она. — Любите кошек?

— Нет. Совсем нет. Но так уж вышло, — потягивала я холодный китайский улун «с пирогенными нотками», как говорил про этот чай Виктор.

Он и прервал нашу беседу.

— Всё в порядке? — спросил он, глянув на мою недоеденную пасту.

— Да, всё отлично. Нет аппетита, — соврала я. — Это Саша, наш новый преподаватель, — представила я.

Он представился сам.

Молодёжь во главе с Таиром веселилась вовсю. Виктор коротко обернулся, оценив ситуацию. Поправил полосатый поварской фартук, плотно сидящий на его крепкой фигуре. Выглядел он внушительно и для своих лет (а сколько ему, кстати? сорок? сорок пять?) спортивно: мог и навалять.

— Если они вам мешают…

— Нет, нет, — ответила я. — Всё в порядке.

— Да, всё в порядке. Очень вкусно. Спасибо, — ответила Саша.

— Благодарю, — снова кивнул Виктор. — Как нога? — обратился ко мне.

Я махнула рукой.

— Ходить могу, и ладно. Даже почти не хромаю.

Про каблуки, конечно, придётся забыть, как бы я их ни любила. Всё, отбегалась на шпильках — дошла моя очередь до обуви на низком ходу.

Рассказывать Александре, как глупо я растянула ногу, оступившись на ровном месте, не хотелось. Я и так рядом с ней чувствовала себя старухой. Хотя вблизи было заметно, что ей около тридцати, я и в её годы уже не могла похвастаться ни такой фигурой, ни такой кожей, ни шикарными волосами, а сейчас и подавно.

Сейчас мне и не надо: женщина после пятидесяти с заурядной внешностью — невидимка для мужчин. Просто хотелось хотя бы стареть достойно, а как-то и это не получалось.

— Принести что-нибудь ещё? — забрал Виктор грязную тарелку.

— Нет, — улыбнулась я. — Спасибо, Вить!

Он посмотрел на Александру, но она тоже покачала головой.

Я посмотрела на часы, когда он ушёл. Пора было идти.

— У вас ещё занятия сегодня? — торопливо допивала свой чай Александра.

— Я на лекцию, хочу послушать Василевского.

— Василевский, который «Просто о сложном» и «Занимательная наука»? — удивилась она.

— Он самый. Биолог, учёный и популяризатор науки, — кивнула я.

— Ой, мои дети его обожают, — оживилась Саша, слегка раскрасневшись. — Мы все книги его скупили, они и подкаст слушают, и от телека, когда идут его передачи, не оторвать.

— Да, он такой, — улыбнулась я. Шикарный и неподражаемый. Эдуард Василевский.

Только из-за него меня новая директриса и терпит.

— Вы знакомы?

— Учились в одном вузе и с тех пор дружим.

— И он ведёт занятия в нашем Центре? — поразилась она.

— Читает бесплатные лекции раз в месяц. Но потом у меня ещё вечерняя группа. Для пенсионеров. В рамках программы «Счастливое долголетие», — встала я.

— О, мне про неё тоже сказали, — погрустнела Александра. У неё вообще всё было написано на лице, каждая эмоция, малейшее изменение настроения. — Не знаю, потяну ли такую нагрузку. Мамочки с детками, детская группа, подростки, креативы для взрослых, индивидуальные занятия, — она запихивала в сумку свой бесконечный шарф. — Ещё это бесплатное «Долголетие».

Я пожала плечами. Что я ей могла сказать? Бесплатное, оно только для «учеников», преподавателям платили из бюджета города. А с начала учебного года обычно все группы переполнены, потом в разы поредеют. И замечательно, что рисование так востребовано. Я и рада была бы приходить чаще, рассказывать детям, как черенковать традесканции, а подросткам, как правильно ухаживать за фикусами, но моя аудитория — «Счастливое долголетие»: сад, огород, посадка, обрезка, уход, как вырастить крупную морковь, как укрыть на зиму розы.

Я и рада бы возиться в своём саду, но всё, что у меня есть — четыре окна в чужой художественной студии и две клумбы на территории центра, где этой осенью царствовала декоративная капуста.

Нет, я не жалуюсь. Жизнь давно научила меня, что возможности часто не совпадают с желаниями, создать семью не каждому дано, любовь ничего не решает, а планам порой не суждено сбыться. Но жить можно и так, находя счастье в мелочах, а радость в деталях. Жизнь вообще состоит из мелочей и деталей: вдохов и выдохов, ударов сердца, взмахов ресницами, шагов.

Вкусный ужин, хорошее вино, мурлыкающий кот, интересная книга, распустившийся цветок, вечерний воздух, напоенный запахом леса и прохладой, вид из окна, лекция Эдуарда Василевского, нога, которая больше не болит.

Особенно сегодня радовала нога.

— Господи, вот я дура! Вот же она, — достала из сумки карточку Алекандра. — Ладно, вы идите, а я пойду верну парню деньги.

— Хорошо, — усмехнулась я. Разве мне требовалось её разрешение?