Чешуя

Посвящается Эльфияу, который разжёг моё воображение всего пятью словами.

Если ехать поездом, ночь за окном становится оранжево-фиолетовой. Звёзд не видно - там, наверху, фиолетовый переходит в бледно-лиловый, спуская на землю обратно свет, которого она стала испускать так много. Вместо звёзд в мелькающих городах и пригородах - фонари. Рыжие, как будто больные. Родхе едва могла вспомнить, что раньше они были яркими и белыми - до режима экономии. Теперь не только лампы рыжие - столбы тоже. Это от ржавчины. Всё вокруг ржавое, и сама себе Родерихе Йейнагардс казалась не конопатой, а ржавеющей. Она прислонилась лбом к холодному стеклу, бездумно следя за тем, как меняется узор из блёсток ночного пейзажа. Глаза у неё сейчас, наверное, тоже отражали золотой свет и сияли, как у Богини Совы, озаряя такой незнакомый и такой неотличимый от Йейспаники Карфаген.

Бабушка бы назвала это бегством. Бабушка всегда была права, но правота её была так груба, что неизменно лишала сил. Родхе предпочитала оставлять себе силы, силы питались надеждой, надежда - иллюзией. Так что Родхе сейчас ехала на новое место работы и предпочитала беспокоиться о том, как ей сработается, удастся ли быстро найти жильё (поначалу она собиралась спать прямо в школе), будет ли заметен её фабричный, за почти десять лет не выветрившийся выговор. Слава Богине Сове, костюм у неё был в порядке. Два костюма, и ещё спортивная форма, чтобы не портить одежду для работу. Фонари за окном на миг подёрнулись плёнкой: третье веко непроизвольно затянуло глаз, как бывает при сильной усталости. Родхе проморгалась, разбудив глаз. Заснуть в поезде было страшновато. Если у неё украдут рюкзак, что ей делать? В стражу порядка она не пойдёт.

Мимо третий уже раз за ночь прошла здоровеная галка. Такая же рыжая, как Родхе, и больше ничего общего: Родхе была костями, а галка - мясом. Галлы были многобожниками. Йейнагардс постоянно вспоминала об этом, когда глядела на них, и постоянно одёргивала себя: какая разница. Не людей же в котлах варят, как о них когда-то злопыхали ромеяне. Но когда одна и та же галка, как заведённая, ходит мимо, будто высматривает чего-то - начнёшь напрягаться. В вагон, конечно, есть ещё люди. Они дремлют в темноте некрепко, если поднять шум, сразу вызовут стражу порядка... В общем, если галка нападёт, Родхе беспомощна. Говорят, преступники такое чуют. Но ведь галка, может быть, просто циститом страдает. Родхе старательно не глядела, когда галка шла назад. Но не почуять, что в этот раз та села прямо за спиной, не могла. Тем более что галка ткнула пальцем Родхе в плечо и сказала:

- Привет.

Третье веко непроизвольно снова мигнуло. Родхе попросила:

- Уйдите.

Галка молчала. Что-то себе думала или просто молча сверлила Родхе затылок. Йейнагардс разозлилась и повернулась, чтобы сказать что-нибудь в бабушкином духе, но сзади никого не было. От неожиданности Родхе даже проснулась - и первым делом перехватила рюкзак. Её трясло, как в ознобе. Вагон был тёмен и безмолвен.

***

Городок Рикизесайнс выглядел обнадёживающе: глушь глушью. Вместо каменной станции - деревянная, дерева в Карфагене хватало. Белые от африканского солнца доски перрона были сухими и звонкими, как металлофон. Родхе обнаружила это, когда на кованых каблучках прошла мимо неё галка: дзынь, дзынь, дзынь. Галка дошла до края платформы, со сдержанный любопытством мазнула по Родхе, оглянувшись, взглядом и позвенела каблуками по лестнице.

На Йейнагардс были дешёвые спортивные сандалии. Они по доскам шлёпали. Родхе заволокла третьим веком глаза, спасаясь от яркого солнца, и пошлёпала следом за галкой. Больше на этой станции не вышел никто. Поезд за спиной равнодушно поехал прочь, унося остальных пассажиров.

Городскую школу по карте оказалось найти нетрудно. В захолустных городах такие здания почти равноценны магистерии, так что ставят их в центре города. И к центру обязательно идёт прямая широкая улица от самой железнодорожной станции. Она была, конечно же, густо усажена с обеих сторон деревьями, и Родхе с наслаждением окунулась в зеленоватую тень. В семь утра улица была идеально пуста, а здания - молчаливы. Но школа, это Родхе знала, в последние дни каникул уже в восемь будет кипеть потаённой жизнью. Главное сейчас только убедиться, что нашла школу, и отойти на улицы помельче. Там утренние разносчики хлеба торгуют под окнами и у дверей свежим товаром. На лепёшку мелочи Родхе хватит, а запить можно из любой колонки во дворе. И у неё же умыться
Она так и сделала. А потом пошла в школу, и всё прошло так гладко, что даже отпустило мышцы плеч, которые всё сжимало с самой Йейспаники.

***

Родхе постаралась подойти к группе учительниц так, словно не разглаживала сейчас мокрыми ладонями складки столы и накидки в туалете. Тонкие волосы легко было собрать в маленький тугой пучок. Родхе выглядел достойно и чувствовала себя тоже достойно. На толпу женщин в костюмах, как у неё, смотрела издалека и с любопытством. Глаз сразу выцепил галку (ту самую!), и смуглое, цвета кофе с молоком, с африканскими чертами лицо на краю толпы. Уже подойдя ближе, Родхе осознала, что его хозяйка, в общем-то... Хозяин. Учительник. При движении костюм облегал грудные мышцы. Учительник с таким же любопытством глядел на новенькую, и она невольно расправила плечи. Кажется, они были ровесницами.

Подтягивались во двор и дети в опрятных белых хитончиках. Первыми, конечно, пришли малыши. Они толкались и пихались, стараясь не сходить с места, чтобы нельзя было сказать, будто они бегают. Уложенные дома причёски на глазах теряли приличный вид. Нормальный первый день в нормальной городской школе.

- Так вы новенькая? - шепнул над ухом учительник. Он, похоже, ничуть не комплексовал. - Боевые искусства или физика?

- Физика, - Родхе повернула голову, пользуясь случаем рассмотреть своего собеседника. Очевидно, боевые искусства преподавать приехала галка. - А вы?