Чешуя Змеедевы

1_Змеебаба!

— Точно я тебе говорю, старейшина Нимир! Своими глазами видел!

— Трезвыми хоть глазами-то?

— А что, я сейчас на пьяного похож? — возмутился мужик и выкатил испуганные зенки ещё больше, чтобы старейшина сам убедился, что они как никогда трезвые. — Выпил чутка, конечно, но это вчера было, а видел-то я её аккурат только что! Как увидел, сразу к тебе побежал, до самого твоего дома не останавливался!

Мужика, что принёс дурную весть, в деревне прозвали Ряхой. Вид у него, как правило, был не слишком опрятный, но на "неряху" он обижался. "А кто ты? Ряха, что ли?" — звучал тогда вопрос, так и прилипло. Женили Ряху на девице, для которой чистота и порядок были самым важным в жизни, думали, перевоспитается рядом с такой, но за десять лет брака ничего подобного не случилось: аккуратно причёсанные волосы и борода у мужика через пару минут снова начинали путаться и торчать во все стороны, на чисто отстиранной одежде тут же откуда ни возьмись появлялись пятна, кушак сползал, рубаха с одной стороны начинала топорщиться, и дальше больше. После рождения пятого ребёнка супружница его махнула на это дело рукой, и обратила свою тиранию чистоты и порядка на детей, лишь только изредка поджимала недовольно губы, когда видела мужа в особо непрезентабельном виде. А тот, переживая из-за её осуждения, частенько наведывался в трактир, чтобы приложиться к бутылке и пожаловаться на жизнь. "Вот что её не устраивает, а? Всё для неё делаю! И дом у нас крепкий, и достаток есть, и вообще я как охотник один из лучших, и как мужик хоть куда, а она! Рубаха на мне неровно сидит, говорит, и сапоги опять испачкал! А как их не испачкать, в лесу-то? Чай не по каменной мостовой в столице гулял!". Мужики Ряху жалели и в тайне радовались, что им такая жена не досталась.

— Змеебаба, значит? — снова спросил старейшина Нимир.

— Она, батюшка! Ох, страху я натерпелся! Сначала думал девица в озере купается, пригляделся, ни на одну из наших не похожа. Решил дальше следить, а то мало ли, вдруг обидит кто. А тут у неё хвост как из воды покажется! Длиннющий, толстенный, зелёный весь такой, на солнце блестит, переливается. Я от неожиданности чуть из кустов не выпрыгнул, тут она меня и заметила, как глянет своими огненными глазищами, тут я и припустил, что было силы. Еле ноги унёс!

— А это точно баба была? Ты уверен?

— А то как же! Там такие перси! Как дыни у Паланьи в огороде!

— Что, прям, разглядел?

— Не, не всё, волосами мокрыми прикрыты были, но там такой размер! И круглые, главное, упругие! Как вспомню, так хоть к жене иди мириться!

Ряха выставил руки перед собой и растопырил пальцы, восхищённо демонстрируя размер. Старейшина Нимир скептически хмыкнул, таких размеров не бывает, а если и бывают, то не круглые и упругие, а до пояса висящие.

— А талия у неё тонкая, — продолжал описывать Ряха, ладонями рисуя в воздухе песочные часы, — кожа белая, не то, что у наших девок, а волосы наоборот тёмные, длинные, если косу заплетёт, так ниже пояса будет, наверное.

— Ну, а на лицо какая? — поинтересовался старейшина, женская красота она в любом возрасте привлекает, не насладиться, так хоть полюбоваться, не увидеть, так хоть послушать.

— Не похожа на наших, узкое лицо, глаза большие, брови вразлёт, губы розовые, сладкие, эх, как бы не была змеицей!

Старейшина слушать-то слушал, но окончательно пока не верил, любил Ряха иногда приукрасить, водилось за ним такое...

— И вот ещё, — сказал охотник, вытащил из запазухи кошель, и достал оттуда полупрозрачную пластинку размером с детский ноготок, — на берегу нашел, ещё до того, как змеицу заметил, думал, может с серёжки у кого-нибудь отвалилось, хотел дочке отнести, а оно, похоже, ейная змеиная чешуйка.

А вот это уже был аргумент. Чешуйка поблёскивала как изумруд, была гладкой и прохладной на ощупь, имела идеально закруглённую форму и не походила ни на что виденное ранее. Почти ни на что... Старейшина вздохнул, велел Ряхе спрятать чешуйку обратно в кошель и идти с ним.

Вдвоём они пошли к дому главного деревенского старейшины Эфима, тот сидел во дворе под навесом и неспешно попивал чаёк, Нимир сделал вид, что они с Ряхой просто шли мимо и решили зайти поздороваться. Младшая невестка Эфима принесла гостям чашки и добавила в плошку варенья. Некоторое время старейшины неспешно говорили о погоде и урожае, а Ряха уважительно молчал, потом, когда стало ясно, что никто из семейства Эфима рядом не крутится, Нимир перешел к делу, попросил Ряху ещё раз рассказать, что он видел и показать чешуйку.

Эфим повздыхал и покачал головой, неспешно поднялся, опираясь на свой посох, и пошел в дом, попросив гостей подождать. Он вернулся с маленькой неприметной шкатулочкой, ловко пряча её в рукаве. Шкатулку он аккуратно открыл и достал оттуда ещё одну чешуйку, только тёмную и матовую, она была непрозрачной и оказалась немного больше и толще той, что нашел Ряха. Однако форма была такая же и на ощупь они были одинаковые.

— Что делать будем? — спросил Нимир.

— Совет созывать, что ещё делать? — проворчал Эфим и, кликнув младшего внука, велел мальчишке бежать к третьему старейшине Тиррилу и звать его в Общий дом.

______________________________________________________________

Итак, поздравьте меня, я решила попробовать себя в жанре фэнтези! Поддержите, пожалуйста новинку лайками, репостами, комментариями и наградами, кому чего не жалко) Большое вам всем спасибо!

Коллаж от автора заявки Лейлы Сумеречной 

2_Бестолковый

Общий дом стоял посреди деревни и был больше и добротнее любого другого. Использовался он, если надо было принять знатного гостя, или для того, чтобы провести общее собрание по самым важным вопросам.

Следили за Общим домом все семьи по очереди и ответ держали перед старейшинами. Общий дом был лицом деревни. А деревня называлась Змеёвка. Кто первый раз слышал, думал, что, должно быть, в окрестных лесах водится много змей. Но это было не так, змей в лесах было, как и везде, ни больше и ни меньше положенного, а вот…

— Снова, братья, снова… — вздохнул Эфим и хмуро замолчал.

Все остальные собравшиеся тоже молчали, смотрели на две чешуйки, лежащие на дубовом столе и не знали, что сказать. Собрались здесь десять человек: трое старейшин, староста деревни, жрец Бога Солнца, четверо глав самых уважаемых семейств — солидных мужиков, у каждого из которых уже не по одному внуку было, и Ряха, самый молодой из собравшихся, у него старшая дочь только через пару годков невеститься начнёт.

Двести лет назад не было для девочки худшего времени, чем взросление, потому что как только она роняла первую кровь, так сразу становилась одной из тех, кто тянул жребий в первый день лета. Каждый год в этот день в лесу появлялся полузмей-получеловек, и ему нужна была «невеста», а ещё еда и выпивка, чтобы отметить «свадьбу». Задохнувшуюся в змеиных объятиях девушку находили на следующий день, от неё мало что оставалось, человечина для чешуйчатого душегуба была главным деликатесом, а возможность поохотиться и развлечься — приятным дополнением. Жертва одной девушки спасала всю деревню от уничтожения, потому что именно это обещал Змей, когда явился в первый раз и без труда убил и покалечил два десятка самых крепких мужчин. Раз в год отдать одну единственную девушку, разве это много? К тому же был жребий, и возможность для зажиточных семейств выкупить жизнь дочери, если девушка из семьи победнее соглашалась её заменить, чтобы спасти родных от голода и холода… На десятый год такой жизни один предприимчивый мужик сообразил, что наличие в доме девиц может быть прибыльным делом, и незадолго до страшного дня купил в городе четырёх девчонок, попавших в рабство из-за долгов отца. Старшая из них заменила дочку мельника, которой выпал несчастливый жребий, и тут же окупила и себя, и своих сестёр. Девкоторговец был доволен и радостно потирал руки, предвкушая в следующем году такую же выгоду. Но радовался недолго до следующего утра.

С первыми солнечными лучами из леса вышел прекрасный витязь в сияющих доспехах, он тащил за хвост мёртвого змея и вёл за руку спасённую девчонку. Змея он бросил посреди деревни, дабы все видели, что лесной кошмар мёртв, а с девчонкой пошел в Священную рощу к алтарю, чтобы сочетаться законным браком. Дочка мельника, говорят, тогда позеленела от зависти.

Как только обряд был совершен, витязь пришел к бывшему хозяину своей жены и на правах новоиспечённого родственника предложил выкупить её сестёр за увесистый мешочек золотых монет. Сделка была отличной, мужик моментально обогатился бы, но его подвела жадность, захотелось большего. В пылу торга продавец живого товара заявил, что выручит больше, если продаст девчонок как шлюх в блудный дом. Витязь сказал, что сестры его жены теперь и его сёстры тоже, а за оскорбление сестёр у них, у воинов принято вызывать на поединок. Мужик хотел было откреститься от своих слов, и даже отдать девочек бесплатно, но было поздно, витязь из далёкой страны оставался непреклонен, оскорбление женщин семьи смывалось кровью и никак иначе, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что они под защитой. Поединок закончился быстро, витязь не стал убивать пустобреха, но оставил крестообразный шрам у него на лбу, как знак позора. Совершив все намеченные дела и получив благодарности от счастливых жителей деревни, герой вместе с женой и её маленькими сёстрами ушел в закат, прихватив дохлую змеюку в качестве боевого трофея. Только несколько чёрных чешуек осталось в пыли…

— Делать-то что будем? — подал голос Эфим.

— Так, а что делать-то? Змея к нам не заявлялась и ничего не требовала. Может, она просто мимо проползала и в озере нашем искупалась? Может, ей и не нужно ничего? — высказался староста Юдий.

— Хорошо бы, если так… — задумчиво произнёс Нимир. — Но лучше знать наверняка, а пока детей и баб в лес не пускать.

— Да, я распорядился уже, — сказал староста. — Бабы меня тут же вопросами забросали, еле отбрехался, что Ряха бешеного волка видел.

— Так может, пойти её поискать, змеюку-то? И спросить?

— А кто отправится искать, тот первой жертвой и будет… — усмехнулся один из мужиков, а другой ехидно добавил:

— И кого же нам не жалко?

И в этот момент все присутствующие подумали об одном и том же. Думать было неудобно, но так уж получилось.

Какая деревня без деревенского дурачка? Вот и Змеёвка не обошлась. Правда местный дурак был особенный: красавец двадцати лет от роду с редкими в этих краях небесно-голубыми глазами и золотыми волосами, улыбался он так, что бабы розовели, а у девок вообще ноги подкашивались, а ещё этот недалёкий парень был сильнее любого мужика в округе, то есть во всех смыслах сногсшибательным. Ох, и намучились же с ним в деревне! Если бы к этой красоте и силе нормальный ум, был бы первый парень на деревне. Если бы дурачок был хиленький да не слишком красивый, никто бы и не подумал отправлять его как жертву, потому как всем известно, что юродивые — благословение богов, и посылаются на землю, чтобы в людях доброту и бескорыстие воспитать. А Хиван ещё и сирота теперь, мать его, хромая Ярина, вдова Викта-рыбака, по осени отмучилась… А от кого Хивана она нагуляла непонятно, муж-то её уж двадцать пять лет как помер.

Только вот как жалеть здоровенного детинушку, который, если со злости ударит, деревянную стену проломить может? И если он ворон считает постоянно, и ни одно дело ему поручить нельзя, везде напортачит, а из-за силищи своей напортачит так, что всей деревней потом справляют? Если ест за семерых, а если кого толкнёт нечаянно, может и плечо выбить? И если девки глупые на него заглядываются, и того и гляди дурачков рожать начнут? Староста Юдий вздохнул, припомнив, как не давеча как вчера его супружница отчитывала младшую дочку, любимицу избалованную Тарину, за то, что вздумала юбку перед бестолковым Хиваном задирать. Ладно хоть ум у дурачка, как у мальца семилетнего, не понял ничего. А ведь растрепать об этом может по своей детской наивности. А что, если и не божье благословение этот Хиван, а наоборот, отродье демоново? И избавиться от него правильнее всего будет?

3_Несчастливая

Ярине, писаревой дочери, с детства не везло. Почти во всём, а в том, с чем везло, потом не везло ещё больше. Отец-писарь научил её читать и писать, на кой бы оно девке надо, непонятно, но научил. Не погорел бы в хате со всем добром, дал бы за дочерью хорошее приданое и нашел бы ей в мужья какого-нибудь купца, молодого, начинающего, которому грамотная жена была бы неплохой помощницей. Но нет, осталась Ярина без семьи и без приданного приживалкой у дальних родственников. Была бы милой да улыбчивой, может, и вышла бы замуж за того, кто был по сердцу, но посватался к ней только беспутный Викт из Змеёвки, да и то только потому что никто в здравом уме за него дочь не отдал бы. А Ярину буквально продали. Пьянющий Викт посмотрел на неё, скривился презрительно, но деньги, вырученные за родительский дом, на стол выложил.

На свадьбе жених напился, как свинья, Ярина глаз от стыда поднять не могла, и в первую брачную ночь ей за это прилетело по лицу. Да и то, что было дальше, вызывало только омерзение, пропахший рыбой новоиспечённый муж даже помыться перед свадьбой не удосужился, и слова: «И как тебя сношать, такую страхолюдину?», тоже радости не добавляли. Рыбу после этого Ярина даже на запах не переносила.

А потом пошла семейная жизнь в маленькой развалюшке на краю деревни. Викт был или пьяный, или злющий, или то и другое сразу, дела его шли не очень хорошо, выловленная рыба у небрежного и ленивого рыбака частенько портилась, и продать её не было никакой возможности. Ярина как могла вела хозяйство и пряталась от мужа, чтобы не злить его тем, что всегда молчит, никогда не улыбается, и детей родить не может. В деревне говорили: «А куда смотрел, когда брал в жены такую тощую да бледную? Сразу видно, что пустоцвет».

Спрятаться Ярине удавалось не всегда, поэтому ходила, бывало, побитая и заплаканная. Деревенские только головой качали, да глядели брезгливо и жалостливо, но никто в семейные дела не лез. Сколько раз Ярина смотрела на выловленную, задыхающуюся в сетях рыбу и думала, что с ней происходит то же самое. Сколько раз стояла над обрывом и смотрела с высоты на воду: набрать бы камней в подол и…

Однажды Викт швырнул в жену топор, попал по ноге, ладно хоть обухом прилетело, а не остриём. Дело было вечером, Викт со словами: «Так тебе и надо, сучка!» отрубился и захрапел, а Ярина со сломанной голенью поползла через всю деревню к знахарке, от шока даже на помощь не позвала никого. Или не верила, что помогут. Кто она им? Уродина-сирота из соседней деревни, молчаливая, да неприветливая, кикимора болотная не иначе. Бабы над ней посмеивались, мужики презрительно усмехались, только детишки знали, как она улыбается, и что пастила у неё самая сладкая в деревне. А так, кому она нужна? У всех своих проблем по горло.

Когда Ярина доползла наконец до знахаркиного крыльца, силу у неё хватило только на то, чтобы постучать, а дальше сознание её покинуло. Проснулась она в избе на лежанке, переодетая в чистое с выправленной ногой в лубке. Староста Юдий, только недавно выбранный на эту должность советом деревни, стоял перед ней и извинялся за равнодушие, сказал, что больше такого не допустит, что, если Викт не исправится, он её к себе в дом возьмёт, чтобы жене по хозяйству помогала… Ярина слушала и молчала, как-то не верилось ей в чужое небезразличие.

Однако Юдий слово своё сдержал, с Виктом поговорил и запретил приближаться к жене, пока пить не бросит, а когда тот возмутился, приложил пару раз кулаком. На правах старосты, который всей деревни как отец считается. Викт решил, что после такого надо непременно напиться, потом пьяный пошел рыбачить и потонул.

— Надо же, — покачала головой Ярина, — а я сама топиться хотела…

Вдовья жизнь ей понравилась куда больше замужней: за косу никто не хватал и ногами не пинал, вещи не расшвыривал, еду не переворачивал, не будил злобным окриком и страхолюдиной не обзывал… Теперь она была сама себе хозяйка, небольшой домик постепенно делался уютным, знахарка тётка Зояра поручила ей дело — собирать в лесу травы, каждую в нужную пору, и сушить особым образом, сама-то уже немолодая была по оврагам лазить. Ярине с поломанной ногой тоже не сказать, чтобы легко было, но в лес она каждое утро шла с удовольствием, да и возвращалась оттуда с улыбкой, хоть и прихрамывала от усталости.

— Ну вот сейчас ты травы собираешь, это хорошо, — говорил ей староста Юдий, из чувства вины продолжавший принимать участие в её судьбе. — А зимой что делать будешь?

Ярина пожала плечами, ей ведь самой много не надо, того, что с маленького огорода соберёт, до весны должно хватить. Были бы дети или старики, стоило бы беспокоиться, а так…

— У тебя родня есть какая-нибудь? Может, брат? Или сестра? Тётка с дядькой? Можно им письмо написать…

Ярина только качала головой.

— Мне и тут нравится.

— Если у тебя денег на писаря нет, так я дам.

Сам себе не признавался, но хотелось ему её куда-нибудь пристроить, чтобы глаза своей хромотой не мозолила.

— Зачем мне писарь? Я и сама писать умею. Только некому писать.

Нет уж, пусть она зимой с голоду и холоду сдохнет, чем вернётся к двоюродной тётке, которая гоняла её как холопку, попрекала куском хлеба, а потом и вовсе продала.

— Как это писать умеешь? Откуда? — удивился Юдий.

— Отец научил, и читать, и писать, и считать.

Староста скептически усмехнулся, а Ярина молча выложила на стол заметки о травах, сделанные углём на бересте. Сам Юдий читать не умел, но буквы родного алфавита на вид помнил. Выходило невероятное — Виктова вдова, это горе луковое, без слёз не взглянешь, умела и читать, и писать. Одна на всю деревню. Эх, знать бы раньше!

С тех пор Юдий отказался от услуг приезжавшего раз в неделю писаря, а Ярине предложил его работу. Так-то дела были невеликие: ежели кто в соседнюю деревню или в город собирался, к Ярине приходили, чтобы письмо родне написать, или запрос купцу в городскую лавку, чтобы проезжая мимо, привёз какой-нибудь товар, или предложения об обмене между деревнями, если у кого излишки в хозяйстве образовывались. С кого-то Ярина брала оплату деньгами, с кото-то продуктами или мужицкой помощью по хозяйству — крышу залатать, забор починить, прогнившее крыльцо заменить. А со старосты поначалу брала оплату бумагой и чернилами, чтобы заметки о травах не на бересте делать, а так, чтобы потом книга получилась. Вскоре у неё, конечно, своя бумага завелась, как у всякого писаря, и книги ей заезжавшие в деревню купцы привозили.

4_Недостойный

Когда Ярина увидела его в первый раз, жутко испугалась. Огромный, грязный, лохматый оборванец сидел у ручья и пил, зачерпывая воду ладонью. Вышедшая к ручью женщина остановилась как вкопанная. Незнакомец поднял на неё невиданные в этих краях небесно-голубые и, как показалось испуганной Ярине, безумные глаза, а потом начал подниматься. Она тут же выронила полную трав корзину и бросилась бежать, убежала недалеко, больная нога подвела: подогнулась, охваченная судорогой, и Ярина упала, не сумев с ней совладать. Страшный человек приближался к ней, и что толку было пытаться отползти? Она закрыла лицо руками и заплакала. Убьёт, как убьёт, смерти она уже давно не боялась, а к насилию и унижению муж приучил.

Чужак опустился рядом с ней на колени и полез под юбку. Ярина дёрнулась, но он вдруг заговорил на незнакомом языке ласково так, успокаивающе, как с ребёнком. Нашел больную ногу и стал гладить теплыми ладонями сведённую судорогой голень. Гладил как-то по-особенному, потому что вскоре напряженные мышцы расслабились, да и усталость, накопившаяся под конец дня, прошла. Ярина замерла, не зная, как реагировать, только сердце стучало в висках. Мужчина закончил разминать ей ногу и расправил юбку, как была. Потом подсел поближе и осторожно взял женщину за плечо, разворачивая к себе. Ярина убрала руки от пылающего лица и посмотрела странному незнакомцу в глаза, подивилась ещё раз, какие они светлые и яркие, а потом будто поплыла, не чувствуя тела. Он ещё что-то говорил на своём непонятном языке, а она пошевелиться не могла, да и не хотелось шевелиться, странное спокойствие окутывало её сознание…

А потом всё кончилось, мужчина встал и пошел к ручью, поднял брошенную корзину и сложил в неё выпавшие травы, вернулся с корзиной к Ярине, та уже села и собиралась вставать. Незнакомец опустился на землю рядом с ней, хотел передать ей корзину, но тут его привлекло то, что лежало на дне: стопка желтой бумаги, плотно закрытая баночка с чернилами и перо, завёрнутое в тряпочку. Он достал листы и заглянул в них. Ярине показалось, что листать что-то и читать для него занятие привычное — неожиданно для лесного дикаря. Да и не воняло от него. Да, вид был не слишком опрятный, но создавалось впечатление, что он мылся в реке и как мог стирал свою много чего пережившую одежду. А вот сапоги были хорошие, крепкие, даже красивые и тоже непривычные для здешних мест. Но всё это она осмысливала уже потом, а сейчас ей хотела вырвать из чужих рук свои записи, но она боялась. Мужчина просмотрел её заметки о травах и зарисовки этих трав и по-доброму хмыкнул, потом аккуратно сложил всё обратно и поставил корзину Ярине на колени. И вдруг легко поднял её саму на руки и понёс. Женщина вцепилась в свою корзину и боялась лишний раз пошевелиться, не то что голос подать.

Чужак донёс её до опушки леса, поставил на землю и кивнул на видневшуюся за полем деревню.

— Идьи домои, — сказал он, старательно выговаривая слова её родного языка, будто делал это впервые.

Ярина испуганно кивнула и заторопилась по тропинке к дому, потом спохватилась, обернулась, но человека уже не было.

— Спасибо, — несмело сказал она и с сомнением огляделась: может, привиделся ей чужак? А может, и не человек это был вовсе, а дух лесной?

На следующий день Ярина, не совсем уверенная в том, что делает, постелила у ручья чистый рушник, положила на него пирог и крынку молока. Может, незнакомец просто мимо проходил, и уже давно ушел из этих мест, может, он не из тех людей, с которыми стоит продолжать знакомство. Но всё равно.

Она зашла в лес подальше, нашла подходящую полянку, поставила корзину на пень и принялась за работу. Сбор трав приносил её душе умиротворение, как и наполненный ароматами цветов воздух, и щебетание птиц, и шелест листьев. До леса путь был неблизкий, но именно здесь Ярине было по-настоящему хорошо. Она даже напевала тихонько, пока занималась делом. Собрав первую охапку трав, она вернулась к корзине и обнаружила рядом с ней аккуратно сложенный рушник и пустую сполоснутую крынку, а сама корзина была наполнена травами, точно такими, какие она собирала вчера. Поверх трав лежал букетик полевых цветов, перевитый травинкой, совсем небольшой, но собранный так искусно, что каждый цветок в нём казался красивее себя самого. Ярина долго его рассматривала, не могла оторвать взгляд, и ей подумалось, что человеку, который так составляет букет, должно быть, очень неуютно в неопрятной одежде и с нечёсаными волосами.

— Спасибо вам… Это очень красиво… — смущённо сказала она, не зная, услышит ли он.

Ответа она не дождалась, и от этого ей стало немного грустно. Но Ярина подумала, что это не самое большое разочарование в её жизни и его вполне можно пережить, поэтому села на землю возле пня, разложила на нём свои принадлежности для письма и принялась описывать очередное лесное растение. Если уж травы оказались собраны так быстро, почему не воспользоваться свободным временем?

Для следующего похода в лес она начала собираться ещё с вечера. Быстро скроила и сшила мужские штаны из плотной ткани, достала рубаху с вышивкой, которую в девичестве, как положено, готовила для будущего мужа, в каждый стяжек вкладывая свои добрые пожелания и мечты о семейном счастье. Не сбылись мечты, и рубаху мужу она так и не отдала, просто не смогла, соврала, что в огне пропала. Вот пусть теперь носит эту рубаху чужеземец, который сказал ей что-то ласковое на своём непонятном языке и подарил цветы. Большего счастья в её жизни, наверное, не будет. Ещё шерстяной плащ взяла, недавно купленный, который всё собиралась укоротить для себя, но руки не доходили, а теперь и не надо, ему будет в самый раз. Ещё гребень и мыло. И небольшое зеркальце, в витой раме с ручкой, купец один подарил за то, что помогла ему прибыль просчитать. Вот только на что оно ей? Чай не царевна не себя любоваться… Что ещё? Обычную простыню. Тряпки всегда нужны, а, чтобы разрезать, нож у него есть, травы-то он ножом срезал. Где он ночует, интересно? Под открытым небом? Ага, Ярина! Ты ещё в свой дом его пригласи и себя предложи! Только усмехнулась… Кому она нужна, кикимора хромоногая, которая за крупицу доброты всё готова отдать? Даже лесной бродяга не польстится… Пирог с другой начинкой уже томился в печке, а корову она с утра подоит.

5_Невозможное

Они встречались в лесу каждый день. Ярина приносила корзину, полную еды, и убеждала Светлана, что она не такая уж и тяжелая. Он помогал ей идти по лесу и перебираться через коряги-овраги, потом усаживал её на пень или поваленное дерево и сам собирал травы и ягоды, которые она показывала. А ей оставалось только заниматься своей работой: исписанные листы множились, радуя глаз аккуратной стопочкой. Закончив со сборами, Светлан садился рядом, брал один из листов и читал. Как-то взял перо и с удивлением его рассмотрел, сказал, что в их краях пишут маленькой кистью из жесткого конского волоса, рассказал про бумагу и про чернила. Всё оказалось по-другому.

— Твои земли похожи на наши? — спросила Ярина.

— Не очень, — грустно улыбнулся он. — У нас теплее, лес другой, цветов больше, и они пышнее здешних и ароматнее, у вас всё как-то поскромнее. Зато скорпионы в постель не заползают.

— Скорпионы? Ты жил так далеко? Как же ты добрался сюда?

Его взгляд помрачнел, и Ярина уже собралась извиняться за то, что спросила лишнее, но Светлан вдруг ответил:

— Я не могу всё тебе рассказать. Я… был плохим человеком, я не выполнял свой долг, я предал людей, которых должен был защищать, и я сбежал, хотя должен был биться до конца…

— Все люди ошибаются, но не это делает их плохими, — сказал Ярина и вернулась к своей работе.

— А что же делает человека плохим?

— Не знаю, наверное, невозможность признать свою ошибку и измениться.

Вечером Светлан спросил, есть ли у неё ещё одно перо, и не может ли она принести его завтра вместе с бумагой, чтобы он смог кое-что записать. И на следующий день, когда корзинка была наполнена травами, они уже вдвоём выводили строчки аккуратных букв, каждый свои.

— Это какой-то узор? — спросила Ярина, разглядывая причудливую вязь на листе Светлана.

— Нет, это слова.

Чужая письменность была чудной и непонятной, а вот в цифрах обнаружились сходства.

— А что ты пишешь?

— Письмо сыну.

— У тебя есть сын?

— Пока нет, но я надеюсь, что однажды будет.

Прозвучало как будто со значением, но Ярина не обратила внимания, уж от неё-то у него детей точно не будет, даже если невозможное случится, и он возжелает её как женщину.

Однажды она уснула за своей писаниной. Ночью мало спала, мимо проезжавший купец заехал в деревню переночевать, поэтому Ярина допоздна писала письма для соседей. И вот в полдень почувствовала, что глаза слипаются, и продолжать работу уже невозможно. Светлан был на соседней поляне, собирал для неё поспевшую землянику, поэтому Ярина решила немного подремать, положив голову на руку. Спалось ей хорошо, было спокойно и радостно, будто у отца на руках, даже улыбнулась, просыпаясь. И обнаружила, что спала в объятиях Светлана, который держал её на коленях и прижимал к себе. И платок её вдовий сполз с головы, и коса, отросшая за семь лет, была ничем не прикрыта.

Ярина испуганно соскочила с мужских колен и принялась всё исправлять.

— У тебя красивые волосы. Зачем платок? Жарко же? — спросил он, лаская взглядом тёмные каштановые пряди.

— Без платка только незамужние ходят.

— А ты разве замужем?

— Я — вдова, это другое. Неправильно без платка, особенно при мужчине.

— А я никому не скажу, — заверил он, едва сдерживая улыбку.

Ярина застыла с платком в руках, пытаясь понять, что происходит. Он с ней заигрывает или просто шутит? Ведь не может же быть, чтобы она ему нравилась. Понятное дело, ему одиноко в лесу, но не до такой же степени…

— Чего ты боишься, Яррини? — с мягкой усмешкой спросил Светлан, наблюдая её нерешительность.

— Ничего, — пробурчала она и бросила платок в корзину.

Действительно, было бы чего бояться? Хотел бы, уже сделал. А в платке и правда жарко.

Случалось несколько раз, что Светлан бросал все свои дела и уходил, обещая вернуться и советуя Ярине надеть платок. И стоило ему скрыться за деревьями, как на поляне появлялся кто-нибудь из деревни: мужики с топорами за древесиной, бабы по ягоды, детишки за хворостом или погулять. Кто-то просто здоровался, кто-то останавливался поболтать, были такие, кто на жизнь умудрялись жаловаться. Детишек Ярина спрашивала, не забыли ли как буквы выглядят. Летом они не учились, и без того дел полно было, а вот зимой бегали к ней чуть ли не каждый день…

Как только на поляне снова оставалась одна Ярина, Светлан возвращался и как ни в чём ни бывало приступал к своим делам. Иногда, проходя мимо, улыбался по-мальчишески и стягивал с её головы платок. Она только усмехалась и чувствовала себя беззаботной семнадцатилетней девчонкой, которой оказывает ненавязчивые знаки внимания первый парень на деревне. Отчего бы не помечтать?

Однажды Светлан вдруг оставил своё письмо, посмотрел на небо и велел Ярине быстро собираться.

— Что случилось?

— Скоро гроза.

— Тогда я домой.

— Не успеешь, пойдём ко мне…

Он подхватил корзину, и они побежали в глубь леса, остановились у скрытой в зарослях хижины. Это был небольшой шалаш, покрытый дёрном и мхом, а внутри устланный сеном. По сути спальное место, в полный рост не встанешь, только и оставалось, что сидеть рядышком под одним плащом, слушать громовые раскаты да смотреть на дождь, который начался, как только они забрались внутрь.

— Откуда ты всегда всё знаешь? — спросила Ярина, не утерпев.

— Не всегда… Иногда не знаю, иногда бывает слишком поздно… А иногда это даже хорошо, что я не всё могу предугадать. Знал бы, что ты подойдёшь к ручью, спрятался бы, и мы бы с тобой так и не познакомились.