Честь имею

Честь имею

В городе Энск, где ещё сохранились старые липовые аллеи и здания, помнящие не только советскую эпоху, но и посеребрённый налёт девятнадцатого века, писательская организация занимала особое место. Не то чтобы горожане зачитывались книгами местных авторов — отнюдь. Но само существование людей, посвятивших себя слову, создавало некую духовную вертикаль, необходимую провинциальному городу, как воздух.

Игорь Сергеевич Иванов руководил этим литературным кораблём почти пятнадцать лет. Седой, с глубоко посаженными глазами, в которых временами вспыхивал молодой озорной огонёк, он был из тех людей, что с годами не теряют внутреннего юмора, но обретают мудрость. Его проза, неторопливая, с тонкими психологическими нюансами, напоминала чеховскую — без надрыва, но с ощущением неизбывной русской печали, лежащей в основе национального характера.

В последнее время сердце Игоря Сергеевича стало пошаливать. После второго микроинфаркта врачи настоятельно рекомендовали оставить все дела, связанные с нервотрёпкой.

— Игорь Сергеевич, — сказал кардиолог, постукивая пальцами по стопке результатов обследования, — третий звонок может оказаться последним. Выбирайте: административная работа или жизнь.

В тот вечер Иванов долго сидел у окна, глядя на медленно опускающиеся в свете фонарей снежинки. Он думал о недописанном романе, о героях, живущих в его воображении и требующих воплощения. О жене, которая каждый вечер встречает его с тревогой в глазах. И о писательской организации, которая стала для него вторым домом.

Решение пришло само собой. На следующий день он вызвал Нину Петрову.

Нина Алексеевна, женщина около сорока лет, с проницательным взглядом и энергичными движениями, вошла в кабинет, слегка постучав в открытую дверь.

— Присаживайтесь, Нина Алексеевна, — сказал Игорь Сергеевич, указывая на кресло напротив. — У меня к вам серьёзный разговор.

Нина Петрова писала лаконичную, почти хемингуэевскую прозу. Критики отмечали её умение в нескольких фразах создать полноценный образ, а главное — особое, женское понимание мира, без сентиментальности, но с глубоким состраданием к человеку. При этом она обладала редким административным талантом — умела улаживать конфликты, находить компромиссы, добиваться финансирования для литературных проектов.

— Я ухожу, Нина Алексеевна, — просто сказал Игорь Сергеевич. — Здоровье не позволяет совмещать творчество и руководство. Хочу предложить вам временно возглавить организацию до официальных выборов.

Петрова не выразила ни удивления, ни радости. Она просто кивнула:

— Я сделаю всё возможное, Игорь Сергеевич.

Заместитель председателя Давид Аронович Смирнов узнал о решении Иванова одним из первых. В свои шестьдесят три года он сохранял юношескую подтянутость, всегда носил костюмы с галстуками и говорил с лёгким налётом старомодной витиеватости. Его рассказы о военных конфликтах, хотя он сам никогда не служил в армии, пользовались определённой популярностью среди читателей, предпочитающих литературу действия. Критики отмечали некоторую картонность его персонажей, но Давид Аронович к критикам относился с презрением, считая, что настоящая литература — это про подвиг и чётко обозначенную борьбу добра со злом.

Услышав о назначении Петровой, Смирнов закрыл дверь своего кабинета и долго сидел, барабаня пальцами по столу. Он ждал этого момента все пятнадцать лет. Он, который прикрывал спину Иванова, решал самые деликатные вопросы, выстраивал отношения с властями города. И вот теперь его обошли, предпочтя женщину, пишущую камерные истории о простых людях. Это было унизительно.

В тот же вечер Смирнов позвонил Геннадию Прокофьеву, автору исторических романов, известных больше количеством страниц, чем литературными достоинствами.

— Гена, — сказал Смирнов без предисловий, — Иванов уходит. Назначил вместо себя Петрову. Что думаешь?

Прокофьев помолчал. Потом хмыкнул:

— Думаю, что женщине не место в руководстве. Особенно такой организацией.

— Именно, — подхватил Смирнов. — Я звоню, чтобы посоветоваться. Может, стоит собраться узким кругом и обсудить сложившуюся ситуацию?

Первое заседание правления под руководством Нины Алексеевны проходило в обычном режиме. Обсуждали план публикаций альманаха, готовящийся фестиваль молодых авторов, вопросы финансирования.

— И последнее, — сказала Петрова, просматривая повестку. — Нам нужно определиться с кандидатурой на премию имени Гоголя. В этом году у нас три сильных претендента…

— Я предлагаю отложить этот вопрос, — перебил её Смирнов, откидываясь на спинку стула. — Решение о премии должен принимать постоянный председатель, а не временно исполняющий обязанности.

Наступила тишина. Все присутствующие ощутили внезапное напряжение, заполнившее комнату.

— Давид Аронович, — спокойно ответила Петрова, — по уставу врио председателя обладает всеми полномочиями. Премия присуждается по графику, и мы не можем откладывать решение на неопределённый срок.

— А я считаю, что можем, — Смирнов обвёл взглядом присутствующих. — Более того, я предлагаю созвать внеочередное собрание организации и обсудить сам вопрос временного руководства. Нам нужен сильный лидер, а не… — он сделал паузу, — временное решение.

— Давид Аронович, — в голосе Петровой появились стальные нотки, — я прошу вас придерживаться повестки. Если у вас есть предложения по её изменению, вы можете внести их в письменном виде перед следующим заседанием.

Смирнов поднялся. Выпрямился во весь рост.

— Господа, — произнёс он, обращаясь к членам правления, — я вижу, что нас пытаются поставить перед свершившимся фактом. Но так не пойдёт. Я, как заместитель председателя, считаю, что решение Иванова было поспешным и не учитывало мнение коллектива. Честь имею! — он слегка поклонился и вышел из кабинета.

На следующий день Смирнов собрал у себя дома шесть членов писательской организации. Прокофьев, разумеется, был среди них.

— Друзья мои, — начал Давид Аронович, разливая коньяк по хрустальным рюмкам, — я не собираюсь никого агитировать. Но давайте посмотрим правде в глаза: наша организация — это прежде всего мужское братство. Я не против женщин-писательниц, упаси бог. Но руководить должен тот, кто понимает суть русской литературы, её державность, её духовную миссию.