Четверо на защите

Пролог

Тишину разорвал хруст.

Не громкий. Не броский. Звук ломающейся под весом тела ветки где-то в темноте сада. Именно его я услышала сквозь сон.

Я не проснулась. Я вынырнула. Из той липкой, чёрной бездны, где меня нет. Сердце тут же рвануло в бешеную галоп, вдавливая рёбра в матрас. Не двигаться. Не дышать.

В доме было тихо. Неправильно тихо. Даже ночные скрипы старого дерева замолчали, будто затаились.

И тогда я почувствовала.

Холод. Не от окна. Изнутри. Ледяную волну, плывущую по жилам. Это было не моё. Её.

Брук.

Мысль вонзилась в мозг острой занозой. Наша связь — та самая, смешная, детская, про которую мы смеялись и которую скрывали от всех — натянулась струной. И на том конце была только… пустота. Острая, режущая, мертвящая пустота.

Я сорвалась с кровати. Пол был ледяным под босыми ногами. Дверь в её комнату оказалась приоткрыта. Темнота за ней дышала чужим холодом.

— Брук? — шёпот сорвался с губ, хриплый от предчувствия.

Вместо ответа — запах. Медный, тяжёлый, сладковато-отвратительный. Запах крови, который я узнала бы из миллиона.

Я толкнула дверь.

Лунный свет, пробивавшийся сквозь занавеску, выхватил из мрака картину, от которой сознание попыталось сжаться в точку и исчезнуть. Папа… Мама… Их силуэты, неестественно сломанные…

И у окна — она.

Брук стояла, прислонившись к стеклу. В белой ночнушке, теперь тёмной с одного бока. Она смотрела прямо на меня. Глаза были широко открыты, полны ужаса, но не её. Моего. Я чувствовала её панику, её боль, её конец как свою собственную. Это был не кошмар. Это было слияние.

— Беги… — её губы не шевельнулись. Слово прорезалось прямо в моём сознании, холодным лезвием. — Он здесь. Для тебя.

За её спиной, из сгустка теней, отделилась фигура. Высокая, неспешная. В его руках что-то блеснуло. Не нож. Что-то другое, изогнутое, ритуальное.

Его глаза встретились с моими. И в них не было ни злобы, ни ярости. Только холодный, голодный интерес. Как коллекционер, нашедший потерянный экспонат.

— Артемида, — прошипел он. Голос был похож на скрип ржавых петель. — Наконец-то.

В этот миг связь с Брук вспыхнула ослепительной, белой болью. Я стала ею. Я почувствовала, как холодный металл входит в плоть. Услышала собственный хрип. Увидела, как комната заваливается набок.

И увидела себя — бледное, искажённое ужасом лицо в дверном проёме.

Её последним ощущением был не страх. А толчок. Словно всё, что было в ней — свет, смех, жизнь — она сжала в один шар и вытолкнула ко мне. На прощанье. Наследство.

Потом — обрыв.

Пустота.

Я упала на колени, задыхаясь, моё горло было сжато чужим предсмертным спазмом. В ушах гудело. В глазах плыли тени.

Когда зрение прояснилось, в комнате никого не было. Ни Брук, ни… него. Только тишина, снова ставшая густой и всеобъемлющей. И запах. И ледяное эхо её последнего слова в моей голове.

Беги.

Я побежала. Сквозь спящий дом, мимо немых свидетелей, на холодное крыльцо, в слепую ночь. Босиком, в одной ночнушке, с ледяным комом её смерти вместо сердца.

Я бежала, не чувствуя камней под ногами. Бежала, пока в лёгких не осталось воздуха, а в голове — мыслей. Только ритм: беги-беги-беги. И один вопрос, стучавший в такт ударам сердца:

Если я чувствовала её смерть… почувствует ли он, что я жива?

Ответ пришёл позже. С рассветом. С полицейскими. С шёпотом «единственная выжившая». С программой защиты свидетелей. С новым именем и городком Сент-Хейвен.

Но вопрос так и повис в воздухе. Как и последний взгляд из темноты.

Он нашёл одну половину целого.
Теперь он будет искать вторую.
И у меня есть лишь одно преимущество — я уже знаю вкус его охоты. Изнутри.

Он думает, я жертва.
Скоро он узнает, что я — зеркало.
А в зеркале его собственная гибель ждёт своего рассвета.

Меня зовут Аврора Стоун.
И это только начало моего кошмара.