Что скрывают небеса?

Часть 1. Глава 1. Смелые разработки

Эта книга посвящается тем, кто живет с постоянным чувством вины. Тем, кто понял, что мучается бессонницей не из-за выпитого на ночь крепкого кофе, а настроение за мгновение с радостного меняется на злое не из-за тяжелого дня на работе.
Я надеюсь, что эта история поможет вам задышать полной грудью: возможно, вы почувствуете, что не одни. А может, даже сможете принять, что вы не виноваты.

Часть 1

Я хотела бы тебя, как тогда, обнять.

Группа «IC3PEAK». Плак-плак

Прозвенел звонок, оповещая школьников о том, что алгебра наконец закончилась. Он так сильно долбил в уши, проникал глубоко в голову, будто семиклассники, положив телефон на колени, не отсчитывали секунды до звонка. Елена Викторовна крикнула всем оставаться на своих местах и дописать пример, но её уже никто не слушал — подростки поскидывали учебники в рюкзаки и столпились около двери, пытаясь выйти. Я потянул вниз молнию на своей любимой чёрной кофте, которую мне подарил папа на прошлый день рождения. Здесь учителям было плевать на внешний вид, поэтому я, воспользовавшись случаем, ходил так, как мне было удобно, избегая рубашек с удушливыми воротниками и брюк со стрелками.

Я посмотрел на своё отражение в окне и последовал примеру одноклассников. За три месяца учёбы в новой школе я так и не смог привыкнуть к гиперактивным ученикам, которые не носили школьную форму, никогда не слушались преподавателей, грубо огрызались и пинали волейбольный мяч на физкультуре (хотя, в моём прошлом классе несколько смельчаков-болванов тоже так развлекались). Когда я первого сентября зашёл в класс и увидел дерущихся парней, вокруг которых столпились мои новые одноклассники и даже не пытались их разнять, то подумал, что здесь мои навыки вести коммуникацию не пригодятся. А завести здесь друзей уж точно не получится.

Вообще, с дружбой у меня всегда были проблемы. В прошлой школе я так и не смог найти с кем-то схожие интересы, поэтому даже забыл какого это — сидеть с кем-то вместе на обеде, так громко смеясь, что остальные оборачиваются и озадаченно смотрят в спины. Какого это — ходить гулять после школы, сидеть на потёртой временем детской площадке и обсуждать предстоящую контрольную по геометрии. Я так привык быть один, что совсем не чувствовал одиночества. Может, так мой мозг абстрагировался от неприятных мыслей и эмоций. Не знаю.

Когда бо́льшая часть класса покинула кабинет, а я уже хотел пойти вслед за ними, ко мне подошли Алиса и Герман. Именно они и стали моими первыми друзьями за последнее время. Я бы даже сказал, что они не просто стали друзьями, а лучиком света среди моих сомнений о том, что проблема с общением была во мне.

У Алисы были крашеные в светло-жёлтый волосы, маленький вздёрнутый нос и большие зелёные глаза. Она их всегда подчёркивала тушью и рисовала короткие стрелки, за которые не так сильно ругали учителя. В её ушах болтались в такт её шагам серёжки-висюльки в форме скелета рыбы. Никогда не понимал её манию к таким странным украшениям.

Когда я в первый раз посмотрел на неё, то у меня сложился образ девушки студентки, которая каждое утро заходит в «Старбакс» и берёт себе гранде латте с ореховым сиропом. Но, когда я узнал, что у Алисы аллергия на орехи, и она сама раздувается как грецкий орех, когда их ест, то просто заменил в своём воображении сироп на карамельный. Уж слишком ей шло пить дорогой кофе по утрам.

Герман был на голову выше Алисы. У него были каштановые волосы и выразительные серые глаза. Он держал под мышкой зелёный блокнот, с помощью которого общался с нами. Дело в том, что он потерял голос около четырёх лет назад. Алиса рассказывала, что его сбила машина, когда он переходил дорогу. Герман получил серьёзную травму головы, после которой стал немым. Десятки разных врачей пытались научить Германа говорить, но получилось это только у Алисы. Именно она придумала писать ему свои мысли в блокноте и тем самым общаться с людьми. С тех пор они стали близкими друзьями, говорила она. Я поражаюсь его оптимизму. Он никогда не говорит о том, что ему тяжело или грустно.

— Влад, у меня есть к тебе дело. — Алиса подошла к моей парте и оперлась руками об неё. — Помнишь, у нас прогулка сорвалась?

Я кивнул. Тогда Германа попросту не отпустили, Алиса готовилась к контрольной (с каких пор она начала это делать?), а меня мама заставила мыть полы. Я тогда очень расстроился. Всё-таки мне было сложно привыкнуть к тому, что меня куда-то зовут. С ними всегда было так комфортно и хорошо, что каждая отменённая встреча меня расстраивала. Я спустя столько времени начал остро ощущать одиночество. Я пока не определился, радоваться мне или плакать.

— Я такое придумала, упадёшь! — Алиса посмотрела на Германа и мотнула головой в мою сторону, показывая, что можно вскрывать все карты.

Он открыл блокнот, пролистал до нужной страницы, шелестя ей, и показал мне.

«Она придумала, как нам можно гулять, чтобы родители об этом не узнали, а мы всегда были свободны. Приходи в библиотеку после шестого урока, Алиса просветит нас там».

— Ну, если ты на первом этаже живёшь, то можно просто в окно выпрыгнуть, — сказал я, улыбаясь. — Никто не узнает, и гуляй сколько хочешь.

Она закатила глаза.

— Ладно, ладно, — я выставил руки перед собой, показывая, что лимит шуток исчерпан. — А где библиотека-то?

Герман с Алисой переглянулись.

— Ты что, за три месяца ни разу не сходил туда? — театрально удивилась она. — Там же зна-а-ания! — Алиса всплеснула руками, заливаясь смехом. — Она на втором этаже около кабинета русского, Влад. Туда всё равно почти никто не заглядывает, а сама библиотекарь просто спит, уткнувшись носом в «Граф Монте-Кристо».

Часть 1. Глава 2. Я на Такое Не Подписывался

Заснуть я так и не смог. Я представлял, как мы будем ходить по тёмным непроглядным улицам, тут и там встречая мохнатую нечисть, мавок, перевёртышей и других неприятный прохожих. Темноту я не люблю. Даже обычный поход в туалет ночью вызывает страшный стресс. Я, только выйдя за приделы комнаты, пулей бегу до туалета, включаю ослепительный свет и закрываю дверь на замок. Только тогда я могу спокойно выдохнуть и смахнуть холодный пот со лба. А как же я пойду на улицу? Всюду рыщут маньяки, которые так и норовят перерезать мне горло. А что, если Герман был прав? Вдруг мы правда поскользнёмся, разобьёмся и помрём? Нет, нет, нет! Нужно успокоиться… Нужно успокоиться…

Когда стало совсем темно, я, уже полностью одетый, вышел в коридор, чтобы проверить, спят ли родители. В приоткрытой двери соседней комнаты я заметил сладко посапывающую Соню, которая отрубилась в часов девять. Она всегда рано засыпала и крепко спала, так что я не беспокоился, что она меня застукает.

Тихо ступая на цыпочках по полу, я прошёл по тёмному коридору. Тут было настолько темно, что я не понимал, открыты ли у меня глаза. Я мог двигаться только на ощупь, поэтому вёл рукой по шершавой стене и пытался хоть как-то ориентироваться. Все звуки сейчас казались громче, почти осязаемыми. Каждый мой небольшой шаг мне казался настолько оглушительным, что мог разбудить моих чутко спящих родителей. Я мысленно молился, чтобы такого не произошло.

Я, легонько толкнув дверь пальцами, заглянул в спальню. Окна были плотно зашторены и не пропускали ни единого лучика. Мне хотелось как можно быстрее сделать шаг назад и уйти отсюда, но я не мог не проверить, спят ли папа с мамой. Я затаил дыхание и навострил уши. Всё стихло. Спустя мгновение я услышал тихое дыхание родителей.

Я облегчённо выдохнул и уже развернулся, как вдруг экран моего телефона, лежащего в кармане, засветился. Раздалась короткая трель. Мне пришло сообщение. Чёрт. Как я мог забыть выключить звук?!

Мама заворочалась на кровати. Сердце бешено стучало о рёбра. Меня словно парализовало. Я знал, что нужно бежать, закрыть дверь и притвориться спящим в своей комнате, но страх сковал меня. Именно за это я себя ненавидел.

Мама подняла голову и в темноте мне показалось что она посмотрела прямо на меня. Я весь сжался и нервно сглотнул. В комнате стало оглушительно тихо. Лишь кровь стучала в ушах, оглушая меня.

— Влад? — сонно пробормотала она.

От страха я не смог открыть рот, чтобы ей ответить. Спустя несколько мгновений мама, не заметив меня, снова уткнулась носом в подушку и засопела. Я вылетел из спальни родителей и закрыл за собой дверь. Только сейчас я осознал, что всё это время не дышал. Я жадно сделал несколько глотков и невесело усмехнулся. Если мне было так страшно пройти по тёмным коридорам, то как я буду гулять по ночным улицам?

Я вышел из квартиры, тихо закрыв дверь и провернув несколько раз ключ, и решил проверить свои собранные вещи. Облокотился об дверь, расстегнул молнию рюкзака и стал рассматривать его содержимое: мой телефон, деньги наличкой, наушники, бутылка воды и небольшой чёрный металлический фонарик. Папа подарил мне его два года назад, но за это время я к нему даже не притронулся. Пора бы уже испытать его. Когда я нажал на кнопку, фонарик засветился. Ха! Ещё работает. Интересно, зачем мне его подарил папа? На каждом телефоне же уже есть встроенный. Ладно, пригодится. Вдруг телефон разрядится?

Я бросил фонарик в рюкзак и потянул за молнию, чтобы его застегнуть. Я вышел на лестничную площадку и быстро сбежал вниз по ступенькам.

Я распахнул дверь парадной, глубоко вдохнул, и, сделав шаг на улицу, с ужасом посмотрел вокруг. Всё вокруг заполонил ужасный мрак, взял весь мир в свои объятия. Здесь фонари не горели. Мне стало тяжело дышать. Я нервно вздохнул и трясущимися руками расстегнул куртку, которая будто сдавливалась вокруг моей шеи, перекрывая поток к свежему воздуху. Меня окутал страх. Я ещё ни разу не гулял так поздно.

Я нащупал телефон в боковом кармане рюкзака, включил фронтальную камеру и посмотрел на своё испуганное лицо, но это не было проблемой до этого момента.

— Я же не маленький, — дрожащим голосом пробубнил я, изучая своё лицо. — Уже не надо бояться темноты. Нужно просто успокоиться. Всё бывает в первый раз. — Я спрятал руки в карманы и зашагал по тёмному тротуару.

Потом остановился, подумал, достал фонарик из рюкзака и пошёл уже более решительным шагом.

Шагая по проспекту, я постоянно всматривался в тёмные дворы и улицы, надеясь там никого не увидеть. Хотя, я всё равно несколько раз встретил подростков, которые наверно так же вышли прогуляться. Они заразительно смеялись, наверняка наслаждаясь своим маленьким путешествием по ночному городу. Им совсем не было страшно, их лица не искажала гримаса ужаса. Наблюдая за ними, я понял, что успокаиваюсь. С моих плеч будто свалился тяжёлый груз. Я снова задышал полной грудью.

Совсем скоро я дошёл до пункта назначения. На лавочке сидели Алиса, которая смотрелась в карманное зеркало и поправляла свою чёлку, и скучающий Герман. Как только я увидел их, ускорил шаг и бросил фонарик в карман рюкзака. Алиса первая увидела меня и, захлопнув зеркальце, помахала мне.

— Привет! Ну чего так долго? — спросила меня Алиса, уперев руку в бок. — Мы договаривались встретиться здесь в полночь, а сейчас уже… — Она достала свой телефон из кармана и посмотрела на время. — Уже пятнадцать минут первого! И кто-то мне ещё предъявлял, что это я постоянно опаздываю…

Герман протянул нам записку:

«Вообще-то, Алиса сама пришла пять минут назад. А я один тут ждал вас всех полчаса.»

Её зелёные глаза округлились. Она поправила своё бежевое пальто и сердито уставилась на Германа.

— Вот стукач мне тут нашёлся! — Алиса фыркнула и захлопнула блокнот Германа. — Короче, пошлите уже гулять! Сегодня такая прекрасная ночь!..

Алиса поскакала вперёд. Она выставила руки в стороны и закружилась на месте, устремив взгляд в тёмное небо.

Часть 1. Глава 3. Замёрзшие дети

Монстрику пришлось ночевать у меня в шкафу. Отправлять его в свободное плаванье по квартире было категорически нельзя. Будет совсем не весело, если первым, кто с ним познакомится, будет мама. Чтобы она разрешила его оставить, нужно продумать всё до мелочей. Необходимо было построить такой лабиринт, чтобы все выходы были заблокированы, а коридоры вели лишь к одному исходу — разрешению оставить Монстрика дома. Главное, чтобы сейчас этот чумазик никуда не убежал…

Я, сонно потирая глаза, подошёл к шкафу и, распахнув его дверцу, начал бегать глазами, пытаясь найти кота. Я облегчённо выдохнул, когда увидел его горящие глаза в тёмном уголке.

— Ладно, сиди пока здесь, а я схожу тебе что-нибудь принесу, — шепнул я Монстрику.

Я вышел в коридор и, перебирая ватными ногами, добрался до кухни, откуда доносился слабый сладкий запах. Мама стояла около плиты, выливала тесто на сковороду и жарила блины. К потолку поднимался тёплый пар.

— Доброе утро, — поздоровалась со мной мама шёпотом, услышав мои шаги. — Садись, блины почти готовы.

Я кивнул. Нужно осторожно разузнать, уехал ли папа на работу. Если же нет, то у меня появился план, как поступить с Монстриком. К тому же, я заприметил нарезанную докторскую колбасу, лежащую на деревянной доске.

Я подошёл к маме поближе и спросил:

— А папа уже на работе? Мне нужно попросить его распечатать правила по английскому, — соврал я.

— Нет, он в душе, — спокойно ответила мне она, вновь выливая тесто на сковороду.

Я кивнул, дождался, пока мама отвернётся, и, схватив несколько кусков нарезанной колбасы, рванул к себе в комнату. Монстрик вышел из шкафа и начал расхаживать по комнате. Я кинул ему колбасу и начал наблюдать за тем, как он её смешно ел. Наверняка до того, как мы покормили его на улице, он давно ничего не ел. Где же его мама? А может быть, у него был хозяин, а этот непослушный котёнок убежал на улицу? Нет, тогда бы он выглядел поприличнее. Да и сбежать у него вряд ли бы получилось.

После я заманил Монстрика обратно в шкаф и отправился на поиски папы. Как только я вышел из комнаты в коридор, он врезался в меня.

— Ой, доброе утро, Влад, — сказал мне он. — Как спалось?

— Нормально. — Я схватил папу за руку. — У меня есть к тебе дело. Можешь зайти ко мне в комнату на три секунды?

Он явно почуял что-то неладное, сморщил нос, но всё равно пошёл ко мне. Как только папа пересёк порог комнаты, он увидел Монстрика, который опять выбежал из шкафа. Я взглянул на папу, который замер от изумления и удивлённо уставился на котёнка.

— Я его вчера нашёл на улице, когда возвращался изк школы, — второй раз за день наврал я. — Мне его было так жалко, что я решил взять его домой. Мама ещё не знает.

Папа тяжело вздохнул и почесал голову.

— Мы ведь оставим его? — неуверенно спросил я, пытаясь увидеть на папином лице ответ.

— Ладно, Бог с тобой, пока что пусть будет здесь.

— Ура! — Я подпрыгнул от радости и облегчения.

— Только его нужно обязательно сводить к ветеринару и помыть, а то вон какой грязный, — папа на секунду замолчал, что-то обдумывая. — Как назвал?

— Монстрик.

— Ну да, только монстры такие грязные, — посмеялся папа. — Сегодня у меня только одна операция, поэтому сейчас запишусь на приём, а сразу после работы съезжу.

— Папа, ты лучший! — я бросился ему на шею.

После этого разговора папа решил отвезти меня в школу на машине. Я закинул учебники в рюкзак, и мы через несколько минут уже ехали по тёмным утренним улицам Петербурга. Я смотрел в окно на невысокие дома, когда папа рассказывал о паспорте для Монстрика и разных прививках, которые придётся ему поставить. Я перебирал ткань своей кофты. Мысли крутились в голове.

— Спасибо, что разрешил мне оставить Монстрика у нас. — Я поддался своему порыву и вывалил все свои мысли так, какими они являлись на самом деле. — Я знаю, что ты меня никогда не осудишь и встанешь на мою сторону, даже если я не прав. Мне кажется, что я веду себя как эгоист, когда уверен, что ты согласишься с любым моим решением и никогда мне не откажешь. Но я уверен, что ни у кого нет такого папы как у меня.

— Ой, Влад, вот ты и загнул. — Папа замолчал на несколько мгновений. — Хотя, что это я. Спасибо за эти слова. Они правда мне очень дороги. Мой долг отцовский заключается в том, чтобы вы были в безопасности. А как же я могу создать эту безопасность без вашего доверия? — ответил папа.

Он на мгновение замолчал. От этого откровенного разговора мне захотелось сделать что-то безумно детское. Я сжал ладонь в кулак и приложил его боковой стороной к запотевшему стеклу машины, оставляя закруглённый след. Чуть выше отпечатка кулака я подушечкой указательного пальца нарисовал пять маленьких точек. Я улыбнулся, изучая полученный рисунок.

— Помнишь, как ты научил меня в детстве рисовать детские стопы на окнах? Мы тогда ехали на автобусе зимой. Я почти засыпал, и ты рассказал мне историю о детях, которые потеряли родителей и остались без дома.

— Ты до сих пор помнишь? — хоть я и не видел лица папы, точно знал, что он улыбается. — Да. Тогда метель сжалилась над замёрзшими детьми и превратила их в зимние ветерки, чтобы те больше не чувствовали холода, и согрела их разбитые сердца. И теперь можно увидеть их следы на окнах, приложив кулак к стеклу и нарисовав их маленькие пальчики. — Папа замолчал. В зеркало заднего вида я увидел, что его улыбка вдруг стала печальной. — Эту историю мне рассказала ещё моя мама. Она её очень любила. Эти замёрзшие дети навсегда остались у меня в памяти. — Папа замолчал, тяжело втягивая воздух в лёгкие. — Ты бы знал, насколько я тебя люблю. Мне кажется, что жизнь без Иры, Сони и тебя будет сущим кошмаром. Не знаю, как я это когда-нибудь переживу.

— Тебе ещё рано умирать, — считал намёк я.

— Конечно, — резко повеселел он. — Я ещё с твоими внуками в «Мортал Комбат» поиграю. У меня то опыта будет больше, так что у них не останется ни единого шанса одержать победу надо мной, — хохотнул он.

Часть 1. Глава 4. Где же ты?

Что-то зазвонило. Я сонно дотянулся до него, нажал на «позже» и снова провалился в сон. Оно зазвонило и во второй раз, и в третий. Опять. Мои глаза слипались, тело не слушалось. Голова раскалывалась. По ней будто колотили отбойным молотком. Я снова попытался отыскать источник надоедливого звука.

— Да сколько можно?! — крикнул я на будильник.

Будильник? Зачем же я его поставил? Мои глаза вдруг округлились, и сонливость как рукой сняло. Школа! Как я мог забыть?! Уже без десяти девять!

Я вскочил с кровати, спотыкаясь об одеяло, обхватившее мою ногу, наступил на Монстрика, уронил бутылку воды, стоящую на тумбочке. Жидкость разилась по полу. Я подбежал к рабочему столу и стал быстро бегать глазами по нему, пытаясь отыскать нужные для школы предметы среди кучи хлама. Быстрым движением сгрёб их в свою чёрную сумку и выбежал из комнаты.

— Влад, доброе утро, — поймала меня мама. — Ты что, только встал?

— Мам, у меня будильник не сработал, — соврал я, сонно потирая глаза.

— Спать ложиться надо было раньше! Вот я говорила же, говорила! — запричитала она. — Доминик?

Папа вышел из спальни на мамин зов. Увидев рассеянного меня и напряженную маму, он сразу всё понял.

— Подвести?

— Да, пожалуйста!

Через несколько мгновений мы, уже полностью одетые, стояли в дверях. Нас задержала мама.

— Сильно не задерживайся! — обратилась она к папе и нежно поцеловала его. — Я такие пышные блины сегодня напекла. Со сгущёнкой! И ты, Влад, мог бы позавтракать, если бы не проспал!

Мы сбежали вниз по ступенькам и уже через минуту мчались по дороге с огромной скоростью. Колеса автомобиля быстро крутились. Папа был сосредоточен на дороге. За окном виднелись здания, мелькали люди.

Я никогда не любил опаздывать. У меня всегда оставалось неприятное чувство вины в течение всего долгого дня даже после небольшой задержки. Я никогда не понимал своих одноклассниц, которые могли опаздывать на уроки до тридцати минут и заходить в класс так, будто ничего и не случилось. Хоть бы географичка задержалась! Она это любит делать.

До школы оставалось несколько поворотов. Внутри меня всё бурлило и кипело. Я не мог сидеть на месте. Хотелось выпрыгнуть из машины, побежать до здания школы и наконец-то сесть на стул в кабинете географии, но похоже, не в этот раз.

* * *

Я очнулся в белой комнате и уставился в точно такой же белый потолок, пытаясь прийти в себя. Голова раскалывалась и кружилась, в ушах звенело, а яркий свет ламп ослепил меня на долю секунды. Я начал вспоминать, что со мной произошло. В голове крутились, переплетались разные обрывки воспоминаний: удар, визг колёс, крик, голос папы. Где же папа сейчас?

Я попытался приподняться, но почувствовал острую боль в руке, голова вновь закружилась, и я опять рухнул на твёрдую кровать. Чёрт, где же папа?

Я пытался подняться снова и снова, пока в дверь не вошёл седой врач.

— Очнулся, — констатировал он. — Как ты себя чувствуешь?

— Где мой папа? — спросил я слабым голосом.

Врач перед ответом заколебался, помял руки, но после небольшой паузы нашёл силы ответить мне.

— Влад, ты главное не переживай! Сейчас тебе нужно набраться терпения и нервов. Ты ведь уже взрослый мальчик, верно? — Врач нервно хохотнул. — Всё будет хорошо. Но ты должен понимать, что медицина не может справиться со всеми травмами. Так бывает. — Он тяжело втянул воздух. Моё сердце бешено колотилось о рёбра, да так громко, что я с трудом разбирал слова доктора. — Прими мои соболезнования. К сожалению, твоего отца спасти не удалось.

Часть 2. Глава 1. Чёрный омут

Часть 2

Но для этого придётся тело раскопать.

Группа «IC3PEAK». Плак-плак

О боже, где я? Я поднимаю глаза на стоящего передо мной человека. Это врач. Его лицо не выражает ничего, кроме умиротворения и безразличия.

— Вы можете идти, — повторяет он, поправив свои круглые очки, уже, наверное, третий раз. А может четвёртый?

Я коротко кивнул, после чего тот вышел за дверь. Лишь спустя несколько секунд я вздохнул, встал с больничной койки и стал собирать свои вещи, которых у меня здесь практически не было. Я никак не мог взять себя в руки. Из них всё валилось, ноги казались ватными.

Сколько дней я провёл здесь, в больнице? Может, три? Или вовсе целую неделю? Все однотипные события, произошедшие здесь, включая день и ночь, смешались в кашу.

Я устало потёр опухшие от слёз глаза и застегнул рюкзак.

Сначала я сильно переживал о том, как мама отреагирует на эту печальную весть. После того, как врач оповестил меня о смерти папы, я полностью погрузился в ворох своих мыслей.

Но в итоге, я так и не смог до конца понять, как она к этому отнеслась. Почему-то за всё время, проведённое в больнице, мама меня навестила всего раз, в день смерти папы. Потерянный, я хотел получить от неё хоть какую-то поддержку, но мама лишь выслушала пару моих фраз, передала одежду и скрылась в дверном проёме, захлопнув дверь и не проронив ни слова.

Когда я вспомнил об этом, мои глаза наполнились горькими слезами. Произошедшее всё ещё казалось страшным сном, но с каждой секундой потеря была всё ощутимее. Ноющее сердце давало о себе знать.

Я вышел из больницы на холодную улицу и сел в машину. За рулём сидела мама, сжимая в руках руль так сильно, что костяшки её пальцев побелели.

— Как твоё самочувствие? — вдруг сдержанно спросила она и нажала на педаль газа.

— Всё в порядке, — немного помедлив, ответил ей я.

Она коротко кивнула и выехала на главную трассу.

В тот момент мне показалось, что всё ещё может наладиться. Я надеялся, что мама простит меня и примет после всего того гадкого и ужасного, что я сотворил.

Как же я ошибался.

* * *

Я держал в руках фотографию, на которой были запечатлены мы с папой, может, года два назад. На заднем плане медленно текла Нева, блестящая на ярком дневном солнце. Мы прижимались друг к другу щеками и лучезарно улыбались, ещё не подозревая, что уже через пару лет нас разлучит автокатастрофа.

Что же я наделал?..

Зачем я попросил папу отвезти меня к школе?! Пошёл бы пешком, тогда бы я опоздал на урок, на меня бы написали докладную. Но и что с того? Папа бы остался жив.

Лучше бы я погиб тогда вместо него. Так было бы честно.

Хотя, нет. Лучше бы меня попросту не существовало.

Я ведь точно мог спасти его, в ту секунду, в то самое мгновение. Трус! Почему же я закрыл лицо руками, сжавшись и зажмурившись от страха? Я ведь даже не попытался ничего сделать! Какой же я всё-таки трус. Конечно, забиться в угол и плакать от страха намного легче, чем пожертвовать собой ради важного человека. Для этого нужно иметь хоть какую-то уверенность и решительность, которой у меня не было.

Слёзы скатывались по моим щекам, оставляя на них влажные дорожки, и собирались на подбородке. Я вытер их ослабевшими руками и закрыл лицо ладонями.

Я вдруг вспомнил, как в детстве, когда мне было грустно или обидно, мама сажала меня на свои колени и крепко обнимала, прижимая к себе. Трудно было в этом признаться, но сейчас я бы тоже хотел прийти к ней и окунуться в её тёплые объятия, но я об и подумать не мог. Тогда я понимал, что она будет винить меня в смерти папы, но я не ожидал, что она практически перестанет на меня реагировать. Мама лишь изредка давала какие-то поручения. Вынести мусор, убрать тарелки. Она просила об этом и раньше, но теперь практически всё по дому она делала самостоятельно, не прося ни у кого помощи, и снова замыкалась в себе. Она, потерянная, постоянно сидела за столом на кухне и смотрела в окно, перебирая складки серой скатерти.

Вдруг дверь в комнату распахнулась. Я вздрогнул и быстро смахнул слёзы, спрятав фотографию под подушку. На пороге стояла мама.

Только сейчас я заметил, насколько же сильно она побледнела. Её глаза будто вовсе потеряли все краски, и из ярко-зелёных они превратились в такие, которые можно было смело назвать серыми. Под её глазами появились мешки.

— Помоги Соне с уроками и ложись спать, — сказала она и зависла на несколько секунд.

Я был уверен, что в этот момент, опустив поникшую голову в пол, она думала: «Как же я устала! Это всё из-за тебя, идиот! Было бы лучше, если бы тебя не было! Только из-за тебя отец умер, из-за тебя!»

— Да, ты права, — тихо всхлипнув, ответил на все её мысли я.

Мама, видимо, не услышала мои слова и вышла, захлопнув дверь.

Я снова всхлипнул, проведя пальцем под носом, и поднялся с кровати. Я взял телефон в дрожащие руки и включил камеру. На экране появилась моя физиономия. Глаза были красными и опухшими. Я был совсем не похож на себя.

Мне вдруг стало так обидно от всего, что происходит. Из-за мамы, которая теперь ненавидит меня, из-за того, что я подставил всю свою семью. Из моих глаз снова покатились слёзы. Я быстро вытер их, пытаясь взять себя в руки, но ничего не получилось. У меня вообще, оказывается, ничего не получается.

Лучше бы это я разбился тогда.

Я быстро вытер слёзы тыльной стороной ладони. Нельзя, чтобы Соня видела, как мне сейчас плохо.

А хочет ли она меня видеть? Вдруг она тоже считает меня виноватым? Разве можно любить человека, из-за которого умер твой отец? Конечно, нет. Только дураки надеются на прощение после этого. Или трусы.

Часть 2. Глава 2. Папа не в командировке

Этой ночью я жутко не выспался и ходил весь день варёным. В конце седьмого урока я вышел из школы на крыльцо, отошёл в сторону и прижался спиной к металлическим поручням. Дверь не закрывалась ни на секунду — школьники выбегали из здания, обсуждая что-то весёлое, и двигались к калитке.

Сегодня прошёл мой первый школьный день после небольшого отпуска, если его можно назвать таковым. Одноклассники подходили ко мне и спрашивали причину моего отсутствия, но я отмахивался от них, прикрываясь плохим самочувствием.

Нельзя было сказать, что я им врал. Весь этот день у меня кружилась голова, из-за чего было трудно сконцентрироваться на формулах и орфографических ошибках. Мысли метались в голове, прямо перед глазами ярко вспыхивали кадры в момент столкновения.

А потом вообще произошло что-то очень странное. Когда думать об этом стало невыносимо, а слёзы стали наворачиваться на глаза, я отпросился в туалет. Никак нельзя было, чтобы одноклассники увидели меня в таком состоянии. Я пошёл по коридору, пытаясь прогнать навязчивые мысли, и зашёл в туалет. Подошёл к крану, включил холодную воду и набрал её в ладони. Она была настолько ледяной, что пальцы буквально обжигало. Я выплеснул её себе на лицо.

Какой же я всё-таки трус, думал я. Для меня сложно даже просто рассказать людям о смерти своего папы. Почему? Ведь что случилось, то случилось. Время не обернуть вспять. Но если я расскажу об этом, поставлю людей перед фактом, то я будто приму для самого себя, что не смог ничего сделать для его спасения. Приму, что уже ничего нельзя исправить. Но я отчего-то верю, что всё ещё наладится. Я настолько глуп или наивен?

Вдруг я перевёл взгляд на свои руки, которые стали практически алыми, и от них валил пар. Ужаснувшись, я резко отдёрнул их от горячей воды. Мои руки сильно тряслись. Я, сам того не замечая, переключил воду с холодной на горячую. Что на меня вдруг тогда нашло?..

Я поморщился, прогоняя неприятные воспоминания, и сжал ладони, которое сильно обжёг, в кулаки, проверяя, всё ли с ними в порядке. Холодный ветер ударил в лицо, будто напоминая, где я всё ещё нахожусь. Я выдохнул облако пара.

Вдруг из дверей наконец-то вышли Герман с Алисой. Я оторвал спину от поручней и пошёл вслед за ними.

— Вы представляете? Она всё же поставила мне за этот стих пять! — начала рассказывать Алиса. — Я бы сама себе за него не выше тройки влепила. Наверное, не зря говорят, что я у неё любимчик!

Она выпятила грудь, горделиво задрав подбородок. Герман ей улыбнулся.

— Влад, кстати, а где ты был всю эту неделю? — спросила она. — Ты нам внятно так и не ответил.

По спине пробежал холодок. Я резко вспомнил бессонные ночи в больнице, перед глазами вспышками появились страшные картинки. Я зажмурился, прогоняя воспоминания, и чуть не налетел на Германа.

— Я был в больнице. Мне там аппендицит удаляли, — ляпнул я первое, что пришло на ум.

— Семечек переел что ли? — усмехнулась Алиса. — Или жвачек?

К этому времени мы уже вышли за пределы школьного двора и подошли к светофору. Красный человечек, созданный из пикселей, превратился в бегущего зелёного, и мы втроём сделали шаг вперёд. Вдруг машина резко затормозила прямо перед зеброй, и её колёса засвистели. Я вздрогнул и пошёл в два раза быстрее.

Вдруг до моего носа долетели слабые нотки едкого запаха, который так глубоко засел у меня в сознании. Запах бензина и жжённой резины.

Вдох. Мерзкое чувство тревоги поселилось в груди. В голову вдруг полезли, быстро перебирая своими слизкими лапами, разные ужасные картинки: крик папы, удар, грохот…

Нет, нет! Почему я вспоминаю об этом сейчас?!

Я обхватил голову руками и зажмурился. Воздух вдруг стал тягучим, липким. Я снова попытался вдохнуть, но сделать это получилось нервным рывком. До меня донёсся чей-то голос, но он тут же утонул в крике моих мыслей. Я почувствовал, как что-то коснулось моей спины.

Висок больно стрельнул. Вокруг стало оглушительно тихо. Я неуверенно расслабил руки, перестал сжимать свою голову и осмотрелся по сторонам.

Я в своей комнате. Мои руки упираются в идеально гладкое голубое покрывало. Около кровати, на тумбочке, лежит мой телефон и кричит. Я не спешу его выключать.

Будильник. На часах без десяти девять. Прямо как в тот раз.

Так и не остановив назойливый звук, я поднимаюсь с кровати и подхожу к своему столу. На нём разбросаны учебники по биологии, информатике, русскому языку. Нужно быстро сложить их в рюкзак. Нужно бежать. Нужно…

Нельзя опаздывать. Если я сейчас не соберусь в школу, то папа…

Нужно бежать, поморщившись, думаю я. Папа всегда мне говорил, что перед контрольными нужно высыпаться. Он всегда трепал меня по макушке, говорил, что из-за усталости я могу наляпать ошибок в тех местах, где я ещё вчера был уверен. Он по-доброму улыбался, смотрел мне прямо в глаза — так делал только он — и отправлял идти спать. Его лицо, оказавшееся прямо передо мной, кажется таким настоящим, даже неестественно настоящим, что я, затаив дыхание, тяну руку к нему, чтобы удостовериться в реальности происходящего. Папа, прости меня! Я так не хотел… Как только моя рука оказывается в сантиметре от его лица, оно тут же растворяется в воздухе. Чёрт.

Я хмурюсь и вновь смотрю на стол, заваленный хламом. Сгребаю вещи в кучу и уже собираюсь смахнуть их в рюкзак, но я останавливаюсь. Что-то, что лежало на краю стола, всё же падает на пол, не попав в цель. Но это неважно. Неважно сейчас. Я замираю на мгновение, смотря на свой рюкзак. Ведь можно остановить цепочку событий. Можно просто… Нужно… Нужно…

На моё плечо приземляется что-то маленькое. Я поворачиваю голову, пытаясь рассмотреть его получше, и понимаю, что это снежинка. Я удивлённо вздыхаю и замираю, а снежинки всё продолжают сыпаться, заполоняя всю комнату. Я протягиваю руку вперёд, пытаясь поймать одну из них. Спустя короткое мгновение, она всё-таки приземляется прямо на мою раскрытую ладонь. Я подношу её к своему лицу, как вдруг понимаю, что это вовсе не снег. Это пепел.