Чужак из ниоткуда-2

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Код восемь. Ташкент, ул. Ленина. Генерал-лейтенант Бесчастнов Алексей Дмитриевич.

- Хотя… - капитан Петров ещё раз задумчиво оглядел комнату. – С выездом, пожалуй, погодим, не будем горячку пороть. А, как считаешь, Тимур?

- Считаю, нам всем … - коротко и ёмко выразился старший лейтенант Боширов. – Но бежать из республики и впрямь не выход. Во-первых, нас по любому перехватят. Во-вторых, … - он покачал головой. – Не выход, короче.

- Согласен, - сказал Петров. – Тогда остаётся один вариант.

- Застрелиться из табельного оружия? – догадался старший лейтенант.

- За что я тебя люблю, так это за здоровое чувство юмора и неизменный оптимизм.

- Ага, - сказал Боширов. – Я такой. Так что за вариант?

- Пекарь, - сказал Петров. – Звоним прямо ему по защищённой линии. Код восемь. Примет, я уверен. Он в городе сейчас и на рабочем месте.

- Допустим. И что мы ему скажем?

- Всё, - уверенно произнёс Петров. – Всё скажем, расскажем и предъявим. Начиная от мальчика Серёжи, - он бросил на меня взгляд, словно желая убедиться, не исчез ли я, - и заканчивая антигравом и записями всего, что здесь, случилось. А девушка Наташа украсит нашу повесть, - он подмигнул Наташе.

Та спокойно улыбнулась в ответ – украшу, мол, не сомневайтесь. Я в очередной раз подумал, что с Наташей мне повезло. Ещё, вроде, и не было ничего серьёзного между нами, а она уже демонстрировала лучшие человеческие качества в самых непростых ситуациях. Собранная, спокойная, готовая ко всему. Чем не жена для межзвёздного бродяги, потерявшего родину? Ещё и красивая, и сексуальная… Так, отставить про жену, не до этого сейчас.

- Хм… Рискованно. А вдруг Пекарь в курсе всех этих дел?

- Уверен, не в курсе. Что до риска… Из республики когти рвать ещё рискованнее. Перехватят – всем точно хана. А так шанс есть. И шанс хороший. Пекарь – справедливый мужик. Суровый, но справедливый. Если узнает, что под него копали… Короче, есть маза не только вывернуться, но ещё и по новой красивой звезде на погоны словить. Как вам такая перспектива, товарищ капитан?

- Неплохая, товарищ майор. А что, может, ты и прав. Стоит рискнуть.

- Кто такой Пекарь? – спросил я.

- Бесчастнов Алексей Дмитриевич, - сказал Петров. – Генерал-лейтенант и начальник Комитета государственной безопасности Узбекской ССР.

- Хороший человек?

Петров и Боширов рассмеялись.

- Кому как, - сказал товарищ капитан. – Надеемся, для нас будет хорошим. Наше дело же правое?

- Правее только Гарринча[1], - сказал я. – Да и то вряд ли.

Перед тем, как покинуть партийную резиденцию узбекских товарищей, я привёл в чувство охрану, а затем, приказав всё забыть, усыпил.

Это оказалось совсем просто, - Шавкат и Рустам обладали всего лишь неплохими рефлексами и навыками, но в плане психической и психологической защиты были абсолютно беспомощны. Что и понятно. С одной стороны, никто их этому не учил, в отличие от тех же товарищей офицеров Петрова и Боширова, а с другой были они весьма неразвиты интеллектуально и натасканы на беспрекословное подчинение. Чем слабее личность, тем легче ею управлять.

То же самое проделали и с охранником на въезде, забрав также плёнку с камер наблюдения.

Наш шофёр, которого, как выяснилось, звали Игнат и который отличался эталонной невозмутимостью, домчал нас до центра Ташкента за каких-то полчаса.

Пока ехали, товарищ капитан снял трубку телефона в машине, набрал несколько цифр и поставил телефон на громкую связь.

- Бесчастнов слушает, - раздался глуховатый мужской голос.

- Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. Капитан Петров, Пятый отдел. У нас код восемь.

- У нас?

- Со мной старший лейтенант Боширов, шофёр Игнат Авдеенко и двое гражданских. Сергей Ермолов, тринадцать лет и Наталья Черняева, восемнадцать лет.

- Код восемь. Ты уверен, капитан?

- Как бог свят, товарищ генерал-лейтенант. Дело сверхважное. Иначе я не стал бы звонить, вы же понимаете.

- Бога нет, капитан. Ладно. Когда будете на месте?

- Пятнадцать-двадцать минут.

- Хорошо, сразу ко мне. Пропуска на Ермолова и Черняеву будут внизу.

- Есть.

Петров положил трубку и перевёл дух.

- Всё, - сказал он. – Назад дороги нет.

Комитет госбезопасности республики Узбекистан располагался в мощном четырёхэтажном классическом здании в центре Ташкента на улице Ленина. Игнат поставил машину на служебной стоянке, и мы, немедля направились к главному входу, нагруженные антигравом, двигателем с пропеллером и парапланом в сумке и деньгами.

Поднялись по широкой лестнице на крыльцо, окунулись в прохладу здания. У нас с Наташей не было документов, удостоверяющих личность, и нас чуть было не тормознули на турникете.

Но обошлось.

- Сам ждёт, - сказал охране Петров. – Хочешь, чтобы я ему позвонил?

- Под вашу ответственность, - буркнул охранник.

- Ещё бы. Конечно, под мою.

Служебный лифт поднял нас на третий этаж. Мы прошагали до нужного кабинета (начищенный паркет сиял под ногами), вошли. Секретарша – женщина средних лет в строгих очках, с русыми волосами, собранными на затылке в тугой пучок, подняла глаза от пишущей машинки, молча кивнула на дверь.

Петров постучал.

- Входите! – уверенно раздалось из-за двери.

Мы вошли.

Кабинет председателя КГБ Узбекистана генерал-лейтенанта Бесчастного Алексея Дмитриевича был обширен, но не чрезмерно и обставлен, скорее, по-спартански.

Рабочий стол с несколькими телефонами. К нему под прямым углом примыкает стол для заседаний со стульями по обе стороны. На столе – классический графин с водой на подносе и стаканы. Ещё один стол, на котором громоздится магнитофон и колонки. Стандартный застеклённый книжный шкаф с работами классиков марксизма-ленинизма. Шкаф для одежды. Вешалка. Большой несгораемый шкаф-сейф. Ещё одна дверь, ведущая, скорее всего, в личную комнату отдыха. Три портрета на стене над рабочим столом: слева - Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев; справа - председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов; посередине – председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, народный комиссар внутренних дел Феликс Эдмундович Дзержинский.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Демонстрация. Хороший самолёт Ту-154. Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов.

- Кто? – спросил Бесчастнов.

- Литературный персонаж, - сказал Петров. – Из повести братьев Стругацких «Трудно быть богом». Гениальный изобретатель-самоучка. « Ящик… - повторил отец Кабани упавшим голосом. – процитировал он по памяти. - Это мы говорим, будто мы выдумываем. На самом деле все давным-давно выдумано. Кто-то давным-давно всё выдумал, сложил всё в ящик, провертел в крышке дыру и ушел… Ушел спать… Тогда что? Приходит отец Кабани, закрывает глаза, с-сует руку в дыру… Х-хвать! Выдумал! Я, говорит, это вот самое и выдумывал!.. А кто не верит, тот дурак… Сую руку - р-раз! Что? Проволока с колючками. Зачем? Скотный двор от волков… Молодец!»

- Спасибо, капитан, - поблагодарил Бесчастнов. – Слышал, но не читал.

- Прочтите, товарищ генерал-лейтенант, - посоветовал я. – Хорошая книжка.

- Может быть, и прочту, - задумчиво произнёс Бесчастнов. – И вот что, хватит уже генеральничать. Зови меня Алексей Дмитриевич. Я тебе в деды гожусь.

- Слушаюсь, Алексей Дмитриевич, - сказал я. – Мой дед, кстати, девятьсот десятого года рождения.

- Вот видишь, а я тринадцатого. Воевал дед, говоришь?

- Воевал. В разведке.

- Почти коллеги, значит. Ладно, интересно будет познакомиться с твоим дедом… По всему видать, не робкого десятка человек. Так что же, можешь прямо сейчас мне продемонстрировать, как твой антиграв работает?

- Не вижу препятствий, - сказал я. – Медицинские или любые другие весы в этом доме найдутся?

- Пошли.

Бесчастнов открыл вторую дверь в стене. Как я и предполагал, там имелась небольшая комната отдыха. Диван, кресло, телевизор, полка с книгами (я отметил «Три мушкетёра» Дюма, «Остров сокровищ» Стивенсона и «Пётр Первый» Алексея Толстого), журнальный столик с газетами и настольной лампой.

Уже хорошо знакомые мне белые медицинские весы стояли в углу, у окна с задёрнутой шторой.

- Врач говорит, надо за весом следить, - сообщил Бесчастнов. – И физические упражнения. А когда? Времени нет совершенно.

- Врач прав, - сказал я. – На самом деле физические упражнения дадут вам время, которого сейчас не хватает. А вес… Сладкое любите? Пирожные там всякие, конфеты?

- Нет. Но чай с сахаром пью.

- Пейте и дальше. А также ешьте побольше мяса, можно жирного, и поменьше хлеба. Больше белков и животных жиров, меньше углеводов.

- И масло сливочное можно?

- Нужно. Жарить тоже на сливочном масле. И яйца куриные, и сало ешьте много и смело. Лучший завтрак – яичница на сале.

- Правда? – в голосе председателя КГБ Узбекистана послышалась какая-то детская надежда. – Обожаю яичницу по утрам.

- Вот и ешьте на здоровье. Только хлеб пусть вам жена и Татьяна Владимировна всё-таки потоньше режет. Крупы и макароны тоже ограничьте.

- Но врач говорит…

- Врачи тоже люди, а люди ошибаются, - всё это я рассказывал, надевая на себя сбрую с антигравом. – Попробуйте, Алексей Дмитриевич. На месяц хотя бы. Лучше на два. Хуже точно не будет, а вот лучше почти наверняка. Так, я готов. Наташа, взвесишь?

- Конечно.

Тот же самый эксперимент, который я совсем недавно проводил во дворе дедушкиного дома, дал те же результаты.

На глазах присутствующих мой вес плавно изменился с шестидесяти восьми килограмм до шести килограмм и восьмисот грамм при десятикратном напряжении антигравитационного поля.

- Ещё раз, - потребовал Бесчастнов. – Только теперь я буду взвешивать.

- Считаете, подвох, товарищ генерал-лейтенант? – ехидно осведомилась Наташа.

- Считаю, что важные вещи необходимо проверять лично, - ответил Бесчастнов. – А по возможности и делать. Во избежание.

Я повторил.

Шестьдесят восемь (оказывается, почти четыреста грамм я прибавил. Наверное, бутерброды и чай. Ну и расту, конечно). Включил антиграв, повернул верньер реостата, меняя напряжение.

- Тридцать килограмм, - зафиксировал Бесчастнов. – Теперь восемнадцать… Есть. Шесть восемьсот.

- Это максимум, - сообщил я.

- Хорошо, - сказал товарищ генерал-лейтенант. - Теперь снимай, я попробую.

- Во избежание? - спросил я.

- Именно, - буркнул генерал-лейтенант. – А то знаю я вас, архаровцев. Нет уж, принял решение – выполняй до конца. До самого донышка. Тогда и краснеть не придётся. Запомните это, молодой человек.

- Знаю, - сказал я. – Это как в футболе. Если нападающий выскакивает с вратарём один на один, то вратарь в долю секунды должен принять решение: или бросаться нападающему в ноги, или оставаться на месте, надеясь, что защита выручит или он сам промажет. Первое предпочтительней, но дело не в этом. Приняв решение, нужно его выполнять. Задёргался, передумал на середине, сдал назад – гарантированная плюха.

- Интересное сравнение, - сказал Алексей Дмитриевич. - Играешь в футбол?

- Играю. Вообще, дружу со спортом.

- Надо же. Прямо какой-то пионер из светлого коммунистического завтра, - заметил Бесчастнов, даже не подозревая, насколько он близок к истине.

Хорошо, что бабушка соорудила сбрую с большим запасом – таким, что подогнать её можно было практически под любой размер. Во всяком случае, на весьма крупного пожилого мужчину, каковым являлся председатель КГБ Узбекской ССР товарищ Бесчастнов Алексей Дмитриевич, она налезла.

- Ну, попробуем, - бодро сказал генерал и влез на весы. – Наташа, будь добра…

- Ага, значит, опять доверяете, товарищ генерал-лейтенант?

- Язва, - добродушно заметил Бесчастнов. – Взвешивай, давай.

- Сто двадцать четыре килограмма, - сообщила Наташа, передвинув гирьки весов. – Неплохо.

- Да уж… Где тут поворачивать? Здесь? – Алексей Дмитриевич взялся за верньер.

- Здесь, - подтвердил я. – Только плавно.

- А в нашем непростом деле только плавность и нужна. Плавно спустимся с горы… - он медленно повернул верньер сначала на «два», потом, чуть помедлив, на «три».

- Ого, - сообщил. – Легко как стало! Словно килограмм тридцать сбросил!

- Больше, - сказала Наташа. – Ваш вес сейчас – восемьдесят семь килограмм.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Быть или не быть. Казалось бы, при чём здесь Наполеон? Пора домой.

- Ничего не будет, - сказал мне капитан Петров тем же вечером.

Я вышел подышать перед сном, они с Бошировым курили, сидя на лавочке неподалёку.

- Ничего не будет, - повторил он ровным голосом, когда я сел рядом. – Облом. И тебе облом, и нам со старшим лейтенантом.

- Как ты говорил, по красивой звезде на погоны? – с коротким смешком осведомился Боширов. – Я вот сижу теперь и думаю – на погоны или с погон?

- Ну, это ты загнул, - сказал капитан. – С чего бы тогда спецрейс гонять туда-сюда? Полюбоваться на наши рожи? Нет. Останемся при своих, я думаю.

- Ох, не знаю…

- Что случилось? – спросил я. – С чего такой пессимизм?

- А ты не понял? Впрочем, тебе простительно, это не твоя кухня. Да и мал ты для этого, уж извини. Короче, положит под сукно Юрий Владимирович твоё гениальное изобретение.

- Что значит – под сукно? - не понял я.

- Значит, не даст ему хода, - объяснил Боширов.

- Почему?

- Наклонись поближе, - попросил капитан.

Я придвинулся.

- Потому что это козырь, - шепнул мне Петров. – Очень сильный. А козыри берегут.

- А почему шёпотом? – тихо спросил я.

- Пиво холодное было, - ответил капитан нормальным голосом.

Боширов засмеялся.

- Анекдот, - догадался я. – Не знаю такого.

- Отец, мать и сын примерно твоего возраста, из России, едут в такси на Кавказе, - принялся рассказывать Петров. – Таксист поворачивается к главе семьи и шёпотом говорит: «Проезжаем грузино-армянскую границу». Отец поворачивается к жене и тоже шёпотом: «Проезжаем грузино-армянскую границу». Жена – сыну то же самое и тоже шёпотом. Сын: «Понял. А почему шёпотом?». Таксист: «Пиво холодное было».

- Ага, - сказал я. – Но разве таксисту можно пиво, он же за рулём?

Боширов опять засмеялся.

- Это был грузинский таксист, - сказал Петров. – Им можно.

- Ясно, - сказал я. – Смешной анекдот. Что до козыря… Наверное, это хорошо.

- Ты серьёзно? – Петров в одну затяжку докурил сигарету, загасил окурок, бросил в урну.

- Конечно. Люди такого уровня, как Юрий Владимирович Андропов и не должны сходу верить подобным вещам. А если я просто-напросто талантливый шарлатан, фокусник, который морочит людям головы в своих личных корыстных интересах? Молодой да ранний, как говорится. Да что там говорить, я и есть фокусник в его понимании!

- Вот чёрт, - сказал Петров. – Верно. Ты же Шаниязову вместе с его охраной память стёр. По щелчку пальцев, можно сказать. Где гарантия, что и этот представление с весами… Хотя, нет, не может быть. Да и зачем тебе это? Легко же проверить.

- Именно, - сказал я. – Проверить. Вот он и станет проверять. Долго и скрупулёзно. Специалистов привлечёт. Учёных, инженеров. Лично я – только «за». Обеими руками. Мне спешить некуда.

- А ты не прост, парень, - сказал капитан Петров, помолчав. – Ох, не прост.

- Это дубли у нас простые [1], - сказал я.

- Один-один, - засмеялся капитан. – Хотя, нет, вру. Пожалуй, ты ведёшь.

Всё вышло практически в точности, как думали мы с Петровым. Наутро за завтраком генерал-лейтенант сообщил, что мы сегодня же возвращаемся в Ташкент.

- Скоро сказка сказывается да нескоро дело делается, - продолжил он в ответ на мой вопросительный взгляд. – А ты как думал, - сразу в дамки?

Я хотел сказать, что такая мысль была, но не сказал.

- Так не бывает, - продолжал Бесчастный, и мне показалось, что за словами он хочет скрыть некоторую свою растерянность. Ладно, растерянность – громко сказано. Неуверенность. Сомнения. Видимо, тоже надеялся на стремительный проход в дамки. – О родственниках своих и Кофманах не беспокойся – поможем им переехать в Россию от греха подальше. Юрий Владимирович дал добро. Тут и деньги неучтённые пригодятся, кстати, - он выбрал на тарелке маленький бутерброд с красной икрой, целиком отправил его в рот, прожевал, запил кофе.

- А родители Наташи? – спросил я. – И сама она?

- Да, конечно, - кивнул Бесчастнов. – Насколько я понял, отец Наташи прекрасный специалист, такие нам и в России нужны.

- Я вас прошу, Алексей Дмитриевич, проследите лично. Очень буду вам обязан.

- Иногда мне кажется, - задумчиво промолвил генерал, что тебе не тринадцать лет, а все сорок.

- Иногда мне тоже так кажется, - сказал я. – Травма головы, как выяснилось, оборачивается очень странными вещами.

- Это правда, - согласился Бесчастнов. – Знавал я человека, который после серьёзной контузии вдруг понял, что знает французский. Причём в совершенстве. Но не современный, а тот, на котором говорили во времена Наполеона.

- Да ладно, товарищ генерал, - сделал большие глаза старший лейтенант Боширов.

- Вот тебе и «да ладно», - передразнил Бесчастнов, чьё настроение по неведомой мне причине вдруг улучшилось. – Говорил, понимал, читал и писал. При этом! – он поднял вверх палец. – У него изменился почерк. До этого писал, как курица лапой, а тут – каллиграф, да и только. Стали мы копать. На всякий случай. И знаете, что выяснилось? – генерал сделал эффектную паузу.

- Что? – подались вперёд Петров и Боширов.

- Какой-то его пра-пра-прадед, француз, был в армии Наполеона в тысяча восемьсот двенадцатом. Попал в плен, остался в России. Чудеса? Чудеса. Наукой необъяснимо. Тем не менее, - факт.

- А что с ним потом стало? – поинтересовался старший лейтенант. – Имею в виду потомка этого француза.

- Убили бандеровцы. На Западной Украине, в сорок девятом.

Помолчали.

- Мой прапрадед по матери, Евсей Акимович Климченко, был деревенским колдуном, - сказал я. – Владел гипнозом, лечил людей без всякого медицинского образования, умел разговаривать с животными.

- Как это – разговаривать? – заинтересовался Бесчастнов.

Я рассказал про случай с собакой и пачкой папирос.

- Вот видишь, - сказал генерал. – Это многое объясняет, - он посмотрел на часы. – Ладно, пора собираться. Ты вот что, Серёжа. Перед отъездом в Кушку – кстати, один не поедешь, тебя проводят, мало ли что, а в самой Кушке ты уже под защитой будешь – нашей и армейской – так вот, перед отъездом, будь добр, изложи на бумаге теоретическое обоснование работы гравигенератора. Как ты это понимаешь. Ящик ящиком, но должны же у тебя быть мысли по этому поводу?

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Мары. Спасение утопающих дело рук… Дорога. Здравствуй, Кушка!

Подарком Наташе я озаботился заранее.

Это было не сложно. Особенно при наличии золота и великолепного ювелира в лице дяди Юзика.

Размер я ему дал (да здравствуют точный глазомер и абсолютная память!), а всё остальное, включая подбор камня, он сделал сам.

Да как сделал!

На что я равнодушен к ювелирным украшениям, но этим золотым, увитым растительным орнаментом в стиле модерн с чистейшей воды каплевидным изумрудом - под цвет глаз Наташи – кольцом любовался от души.

А уж в какой восторг пришла Наташа!

Думаю, случись подарок чуть раньше или позже мальчик Серёжа стал бы мужчиной в тот же день. Но и так было хорошо – волшебное сияние этих глаз я запомню надолго.

Что ещё мне понравилось, Наташа не стала делать вид, что такой дорогой подарок она принять не может. Приняла и с радостью!

Люблю честных людей. В первую очередь честных перед самим собой.

Действительно, уж кому-кому, а ей прекрасно было известно о золоте, дяде Юзике и, конечно, деньгах, у меня имеющихся.

Что там золотое колечко с изумрудом – не особо напрягаясь я мог бы подарить ей машину или кооперативную квартиру в любом городе Советского Союза, на выбор.

Однако во все времена, и даже у нас, на Гараде, если мужчина дарит женщине дорогое кольцо, это, чаще всего, не просто знак внимания. Нечто большее. Даже если мужчина – пока мальчик.

Это Наташа тоже правильно поняла. Так мне, по крайней мере, показалось.

Мы договорились писать друг другу не реже одного раза в неделю. При отсутствии личных коммуникаторов и компьютеров, а также слабой телефонной сети (в Кушке не было пункта междугородной телефонной связи), бумажные письма были единственным надёжным средством общения на расстоянии. Пусть и очень медленным.

До аэропорта доехали с шиком. Впереди белая конторская «Волга» ГАЗ-24, а сразу за ней, свежевымытый по такому случаю, сверкающий на ярком южном солнце, трофейный BMW-326 деда.

Рейс на Мары не задерживался.

Объявили регистрацию, затем посадку. Уже привычно я сдал чемодан в багаж, попрощался с дедом и бабушкой (бабушка, как водится, всплакнула), пообещал писать, и мы с Петровым и Бошировым отправились на посадку.

Капитан и старший лейтенант багажом себя не обременять не стали – у каждого на плече болталась небольшая спортивная сумка. В одной из них, а именно у капитана Боширова, лежали мои деньги. Не все - десять тысяч – остальные я оставил деду и бабушке, которым вместе с Кофманами предстояли большие траты, связанные с переездом. Но тоже не все – ту же сумму в десять тысяч.

- Этого за глаза хватит, - уверили меня дед Лёша и дядя Юзик, - к тому же у нас и свои сбережения имеются.

- Правильно, - поддержала бабушка и добавила по-польски. – Co zanadto to nie zdrowo[1]

Ещё двенадцать тысяч я отдал генералу Бесчастнову Алексею Дмитриевичу.

- Пусть у вас будут, - попросил. - Так надёжнее.

- Пусть, - согласился генерал. – Будем считать, что это твой фонд.

- Наш, - сказал я.

- Э, нет, - возразил Алексей Дмитриевич. – Твой. Я только его хранитель. И то лишь потому, что так и впрямь надёжнее. Но ты не думай, что дяденька генерал такой добрый. Просто я делаю на тебя ставку. Так что будь добр, не подведи.

Я пообещал и с лёгким сердцем попрощался с Алексеем Дмитриевичем.

Но говорить, что тоже делаю на него ставку, не стал. Генералы панибратства не любят и правильно делают. Иначе, какие они генералы?

У нас, на Гараде, при всём равноправии и отсутствии каких бы то ни было сословий, каст, кланов и ярко выраженных классов с субординацией было всё, как надо.

Люди, облечённые властью, пользовались неизменным уважением, и никому бы в голову не пришло ставить на одну доску генерала (армия у нас была, а, значит, имелись и соответствующие звания) и, допустим, ландшафтного дизайнера.

Труд второго не менее важен, но вот ответственность разная. Хотя бы потому, что первый напрямую отвечает за жизни людей, а второй лишь за их эстетическое чувство.

Долетели без приключений. В аэропорту города Мары задерживаться не стали – получили мой чемодан, взяли такси и через двадцать минут были на вокзале.

В кассах приобрели билеты до Кушки (обычный плацкарт, чтобы не выделяться, но все три в одном купе: Петрову и Боширову нижние места, мне – верхнее); я сдал чемодан в камеру хранения.

До поезда оставалось ещё почти четыре часа, делать было решительно нечего, и мы пошли бродить по городу.

Мары значительно больше Кушки, областной центр, как-никак.

Но меньше Алмалыка и, уж конечно, Ташкента.

Однако древнее всех их вместе взятых.

Мерв – так он назывался когда-то.

Его стены, если бы они сохранились, помнили воинов Александра Македонского, а население ещё каких-то семьсот-восемьсот лет назад достигало полумиллиона человек. Невероятно большой, богатый и культурный город для того времени.

Одних библиотек не меньше десяти.

Обсерватория, в которой, говорят, несколько лет проработал сам Омар Хайям…

Куда всё делось, спрашивается? Впрочем, и на Земле, и на Гараде хватает городов, некогда переживших высочайший расцвет, а ныне вполне себе тихих и провинциальных. Бывает.

Неподалёку от вокзала мы набрели на ресторан с необычным названием «Гигант» и отлично там пообедали вкуснейшим горячим пловом с помидорным салатом и зелёным чаем с пахлавой на десерт.

В высоком, с узорчатыми деревянными колоннами и сводчатым потолком зале ресторана было по дневному времени малолюдно и довольно прохладно, хотя кондиционерами здесь и не пахло. Задерживаться, тем не менее, не стали – поели, попили чаю, расплатились и пошли дальше.

Почти сразу же вышли к реке Мургаб, прошли вниз по течению и вскоре оказались возле моста. Сразу за мостом марыйские пацаны устроили себе место для купания, а мост использовали в качестве вышки, сигая с него в зеленоватую и довольно быструю воду.

Мы остановились посмотреть. Было жарко.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Дела кушкинские. Силы и возраст.

Кушка встретила нас ясным голубым небом и горячим южным ветерком со стороны Афганистана.

Не пыльной бурей, и на том спасибо. А к среднеазиатской жаре за этот год я как-то даже уже привык. Впрочем, утро было раннее, и жара ещё не началась.

Такси в Кушке не было. Вообще, здесь было очень мало личных автомобилей.

Я уже давно понял эту особенность Советского Союза: всё для людей на словах, но на деле – выборочно. Да, бесплатная медицина, образование и жильё. Но всё, что касается личного комфорта и удобства почему-то в загоне. Бытовая техника – примитивна и убога, даже с учётом уровня развития здешней цивилизации.

То же относится и к личным средствам передвижения. Начиная от тяжёлых неповоротливых велосипедов и заканчивая малосильными корявыми авто типа «москвич» или, не приведи Создатель, «запорожец».

Только недавно на новом автозаводе в Тольятти начали собирать относительно приличную машину ВАЗ-2101 «Жигули». Ну и ГАЗ-24 «Волга», на которой я уже поездил, тоже была ничего. Однако купить что первую, что вторую для обычного советского человека представляло практически неразрешимую проблему.

Не потому, что денег не было – были у людей деньги на сберкнижках. Машин производилось мало, не хватало их. Поэтому – или ходи пешком, или пользуйся общественным транспортом.

Общественный транспорт в Кушке тоже отсутствовал, поэтому мы, пройдя ещё раз пограничный контроль, отправились пешком.

Через привокзальную площадь вышли к стадиону, пересекли футбольное поле, поднялись к улице Октябрьской.

Дальше – мимо строящейся гостиницы и школы до второго перекрёстка, потом срезать через двор и – вот он дом, милый дом. Подумать не мог, что буду так рад встрече. Не только с домом, с Кушкой. Соскучился, оказывается, надо же.

Часы показывали шесть тридцать пять.

Ключи у меня были, но я позвонил. За дверью раздались шаги, дверь открылась. Папа! В бриджах с подтяжками, ослепительно белой майке и тапочках.

- Доброе утро, папа! А вот и я.

- Серёжка! – отец затащил меня в квартиру, обнял, поцеловал. – Приехал! Ты почему телеграмму не дал, что сегодня приезжаешь? Я бы встретил.

- Прости, пап, как-то не подумал… Да чего там встречать, я сам добрался прекрасно, чемодан не тяжёлый. Тем более, мне помогли. Заходите, товарищ капитан, товарищ старший лейтенант!

- Здравия желаем! – синхронно поздоровались Петров и Боширов. – Разрешите?

- Здравия желаю, товарищи, - несколько удивлённо промолвил отец. - Прошу. Вы ко мне?

- В том числе, товарищ подполковник, - мои сопровождающие вошли в прихожую. – Разрешите представиться. Капитан Петров.

- Старший лейтенант Боширов.

- Подполковник Ермолов, - сказал папа. – Мне волноваться?

- Никак нет, товарищ подполковник, - доложил Петров. – Гордиться и радоваться. Сын у вас замечательный.

- Я знаю, - папа потрепал меня по голове. – Проходите на кухню, товарищи, я сейчас. Мама с Леной ещё не вернулись, - обратился он ко мне. – Послезавтра жду. Давай, иди, ухаживай за гостями. Чай, там, кофе, бутерброды… Я сейчас.

Он скрылся в ванной.

- Ну, рассказывайте, - потребовал отец после завтрака.

- Пап, ты, главное, не волнуйся, - сказал я. – Дело в том, что я внезапно изобрёл генератор, вырабатывающий антигравитационное поле. Проще говоря – антиграв.

- Не только изобрёл, но и построил действующую модель, - добавил Петров. – Мы свидетели. Я сразу не сказал… Вот, прошу, Комитет государственной безопасности, - он достал и показал раскрытое удостоверение.

Боширов проделал то же самое.

- Что в таких случаях положено говорить, - ущипните меня? – отец потянулся к сигаретам, закурил. – Давайте ещё раз. Антиграв. Он что, убирает силу тяжести?

- Экранирует, пап, - сказал я. – Создаёт антигравитационное поле вокруг себя. Оно сложной формы, но для простоты можно сказать, что это геоид. Шар такой, но сплюснутый немного и не совсем ровный, как бы бугристый местами, - я показал руками. – Земля тоже ведь не идеальный шар, а геоид. Ты знал?

- Геоид, значит, - сказал папа. – Для простоты. Ну-ну. Дальше.

- Так вот. Прототип, который мы с дедушкой построили…

- С дедушкой?!

- Ну да. С дедушкой и другом его фронтовым, дядей Юзиком, он танкист, как и ты…

- Я знаю дядю Юзика. Он-то здесь каким боком?

- Он же ювелир. А мне нужна была золотая проволока разного сечения. Много. Ещё редкоземельные элементы и лазер, но тут уже другие люди помогли… Ты, главное, не перебивай, пап, а то я долго рассказывать буду. Эх, жаль, мамы нет, послезавтра ей всё это повторять.

- Ничего, - сказал папа. – Повторишь. Давай. Я очень внимательно слушаю.

Я рассказал всё, стараясь упоминать только главное. Главного, однако, набралось немало. Тётя Фира и её рак; Толик и лазер; перстень мёртвого американца с рубином; Наташа со своим папой; поход в горы за золотом; столкновение с уголовниками; работа над антигравом; дед Лёша, дядя Юзик и параплан; капитан Петров и старший лейтенант Боширов; компартия Узбекистана в лице товарища Шаниязова Акила Ровшановича; генерал-лейтенант КГБ Бесчастнов Алексей Дмитриевич; арестованный полковник КГБ Узбекистана Усманов и, наконец, спецрейс на Ту-154; город Москва и Андропов Юрий Владимирович – председатель Комитета госбезопасности СССР собственной персоной. Ну и про деньги, конечно, упомянул.

- Голова кругом, - отец потряс головой. – Так, надо ещё кофе бахнуть. Хотя под такие новости стоило бы и коньяка. Но это вечером. Сколько денег, говоришь?

Я повторил.

- С ума сойти. И они наши?

- Ваши, товарищ подполковник, не сомневайтесь, они безотчётные. Можете тратить, как вам заблагорассудится. С учётом интересов нашего изобретателя, конечно. Они в приоритете.

- Хватит, капитан, давай без чинов. Зовите меня Пётр Алексеевич.

- Слушаюсь, Пётр Алексеевич. Запоминающееся у вас имя-отчество.

- Всю жизнь это слышу, - вздохнул отец. – Значит теперь мой сын под негласным надзором Комитета, я правильно понял?

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Верблюжья колючка. Мои записи. Качать вратаря!

С первого сентября жизнь постепенно вошла в накатанную колею. Школа. Дом. Библиотека. Спорт. Английский.

Заготовка верблюжьей колючки.

Этот важный пищевой ресурс для верблюдов, которые вовсю использовались как в Кушке, так и во всём Туркменистане, рос повсюду.

Его требовалось осенью заготавливать, чтобы горбатым животинам было что пожевать зимой.

А кто лучший во всём мире заготовщик верблюжьей колючки?

Правильно, советский школьник! Пионер и комсомолец. К слову, не только верблюжьей колючки. Специально этим вопросом не интересовался, но память Серёжи Ермолова хранила воспоминания о том, как до переезда в Кушку, на Украине, в селе Лугины Житомирской области, школьники заготавливали хмель. Начиная с пятого класса и старше. Наш пятый класс участвовал в полном составе. При этом везде писалось и говорилось, что детский труд в СССР не используется.

Оказывается, используется вовсю. И хмель на Украине, и верблюжью колючку здесь, в Кушке, мы заготавливали, во-первых, за счёт занятий в школе (то есть на это время занятия отменялись), а во-вторых, совершенно бесплатно.

Справедливости ради следует заметить, что эта работа была нам, скорее, на пользу.

Большинство ребят и девчонок относились к школе как к нудной обязанности, которая надоела хуже горькой редьки. Поэтому «колючка» (так мы эту обязаловку коротко называли) воспринималась своего рода развлечением, - что бы ни делать, лишь бы в школу не ходить.

Опять же, труд этот не был слишком уж тяжёлым, и перенапрягаться никто никого не заставлял.

Главные инструменты – хорошо наточенная лопата и грабли. Пацаны рубят лопатами под корень зелёные невысокие кусты, а девчонки сгребают их в кучи. Потом приедет машина и всё заберёт.

Обед – бутерброды, хлеб, котлеты, сало, огурчики и чай в термосах – с собой. Развели костерок из обломков саксаула, пообедали, поболтали и снова за работу. Ещё пару часов – и по домам. С чувством выполненного долга.

Опять же, когда б я ещё научился так хорошо затачивать лопату напильником?

Из развлечений, не требующих физических усилий, – кино и книги, художественная литература.

Ещё - общение с друзьями-товарищами.

Однако я чувствовал, что наши интересы расходятся всё больше. Поначалу, когда я только-только осознал себя в чужом мальчишеском теле, мне было интересно вернуться в детство. Мальчишеские игры. Свежесть ощущений. Другой, новый мир – такой похожий и одновременно непохожий на Гарад. Другое время, в конце концов!

По сути, я словно воспользовался машиной времени, описанной, кстати, не только в фантастических романах земных писателей, но и гарадских. Даром что в реальности машину времени построить невозможно. Во всяком случае, гарадская наука такой возможности не видит. А я сумел.

Способ оказался абсолютно фантастическим и от меня ничего не зависело, но тем не менее.

Так вот. Поначалу всё это будоражило. Но постепенно стало понятно, что взрослый человек в теле мальчика всё равно остаётся взрослым человеком. У меня были взрослые интересы и потребности, удовлетворить которые моё здешнее детское существование не могло.

Не скажу, что мне было скучно, но, если честно, я всё ждал, когда со мной свяжутся и вызовут в Москву для настоящей работы над антигравом и другими проектами, которые давно были мной разработаны, описаны на бумаге и на всякий случай лежали в рабочем сейфе отца, в его кабинете в танковом полку. Помню наш разговор по этому поводу.

- Вот, пап, - я потянул ему толстую картонную папку, внутри которой лежало около двухсот пятидесяти машинописных страниц и несколько десятков чертежей и схем. – Можешь спрятать надёжно?

- Что это?

- Мои изобретения. Начну разрабатывать подробно и внедрять, когда антиграв получит признание.

- Однако. Значит, антиграв – это не всё?

- Не всё.

- А что ещё, если не секрет? Хотя бы вкратце.

- Персональная ЭВМ- компьютер, доступный каждой семье среднего достатка, а в перспективе каждому советскому человеку. Коммуникативная сеть из этих компьютеров, основанная для начала на уже существующих телефонных сетях, а затем и на специально проложенных.

- Сеть? Для чего?

- Представь свой полк на учениях или, не дай бог, на войне. Как тебе возможность практически мгновенно получать информацию о противнике и столь же мгновенно обрабатывать её и доводить приказы до командиров батальонов, рот, взводов? Как тебе компьютер в каждом танке, который, на основе полученной информации, мгновенно вычисляет расстояние до цели и сам наводит танковую пушку?

- Скажу, что это фантастика.

- Сейчас – да. При наличии компактных компьютеров и компьютерной сети, о которой я говорю, - уже нет. Там множество трудностей и нюансов, но, если такую сеть создать… Танковый полк на войне – ладно, это нетипичный случай, хотя, как военный, можешь задуматься, что это даст на уровне батальона, роты и даже взвода. Не говоря уже о дивизии, армии, фронте и всех родах войск, – война станет совсем другой. Возьмём повседневность, быт. Откуда советский и не только советский человек берёт информацию, когда ему это нужно?

- Книги, словари, энциклопедии, газеты, журналы, библиотеки, архивы, - перечислил папа. – Ну, ещё позвонить можно куда-нибудь. Хотя и не факт, что там ответят.

- Вот. А теперь представь, что нужную информацию можно получить практически мгновенно, прямо из дома, не сходя с места.

- Скажу, что это революция, - чуть подумав, сказал папа. – А, погоди, о чём-то таком я читал. Кажется, у тех же твоих любимых Стругацких. Большой Всемирный Информаторий, - вспомнил он. - БВИ, да?

- Не совсем. Всё проще и одновременно сложнее. Но главное – быстрее и лучше. Если хочешь, можешь ознакомиться подробнее, - я показал глазами на папку.

- Обязательно. Должен же я знать, что лежит у меня в сейфе. Но сначала всё-таки расскажи.

- Хорошо. Ещё – кварковый реактор, который способен дать практически неисчерпаемую энергию; станция Дальней связи на Луне, с помощью которой можно посылать сигнал на любое расстояние и принимать тоже; ядерная двигательная установка для космического корабля-планетолёта и, до кучи, парочка новых сверхпрочных, недорогих и лёгких материалов, чтобы всё это сделать: углерит и пластмонолит.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Мне четырнадцать лет. Как научиться бриться и стрелять. Танк Т-62. Снежная зима.

После Нового года и зимних каникул я пошёл в восьмой класс. Но сначала отметил своё четырнадцатилетие – возраст, когда подростковый организм на всех парах спешит к взрослому состоянию. Половое созревание и всё такое прочее.

Пушок над верхней губой потемнел и сгустился. Эротические сны, главным действующим лицом которых чаще всего выступала Наташа, участились и приобрели отчётливо волнующий и даже где-то реалистичный характер.

С настойчиво пробивающимися усами и бородой я поступал просто – начал сбривать.

Как раз утром двадцать пятого декабря, в день своего рождения, и начал делать это регулярно. Благо, появилось чем. Ещё будучи в Алмалыке, я как-то завёл с дедом разговор насчёт бритья. Тогда бриться было ещё рановато, но я понимал, что скоро этот момент настанет.

Дед каждое утро, перед работой и завтраком, брился опасной бритвой, правя её на оборотной стороне старого кожаного ремня, взбивая помазком мыльную пену в специальном алюминиевом стаканчике и глядя в маленькое прямоугольное зеркало, висящее над раковиной.

Сам процесс бритья выглядел эдаким суровым мужским ритуалом, освящённым столетиями, и одна мысль, чтобы использовать для этого какую-нибудь электробритву «Харьков», которую предпочитал отец, казалось мне если и не кощунственной, то не стоящей дальнейшего рассмотрения. Только опасная бритва! К тому же Кемрар Гели в бытность свою взрослым космическим инженером-пилотом, пользовался похожей.

Это была традиция, которая тянулась с тех далёких времён, когда первые гарадские космонавты, которые, к слову, как и земные, в большинстве своём были военными лётчиками, отправлялись к месту старта. По легенде, опасной бритвой перед стартом побрился Сентан Ирм – первый космонавт Гарада.

Полёт прошёл удачно.

Сентан, как и здешний Гагарин, мгновенно стал героем всей планеты, и уже через пару лет после начала космических полётов выйти на старт, не побрившись опасной бритвой, начало считаться плохой приметой.

Я говорил, что гарадские космонавты суеверны до смешного? Теперь говорю (земные тоже, но об этом я узнал позже).

Так вот – бритьё. Традиция крепла и ширилась, и к тому времени, когда силгурды приступили к освоению своей двойной звёздной системы (начали, естественно, со спутника Гарада – Сшивы), бритьё опасной бритвой стало отличительной особенностью всех, кто причислял себя к космолётчикам.

- Деда, - помнится, спросил я, в очередной раз наблюдая за его бритьём. – Меня научишь пользоваться такой бритвой?

Не говорить же было, что я умею.

- Научить можно, - ответил дед. – Да только оно тебе надо? Сейчас всё проще. Электробритвы, станки. Это нас, стариков-фронтовиков, уже не переделать, а молодёжь… - он артистично снял пену с верхней губы, подперев её изнутри языком.

- Надо, - сказал я. – Хочу бриться так же, когда время придёт.

Вот оно и пришло. Вместе с немецкой бритвой Solingen, которую подарил мне дед на четырнадцатилетие, прислав её заказной бандеролью по почте.

С бритвой в чёрной фирменной коробке из плотного картона пришло и письмо, в котором сообщал, что они с бабушкой и прабабушкой уже переехали в станицу Каменомостскую, что недалеко от города Майкопа, которая теперь считается посёлком городского типа.

Купили хороший кирпичный четырёхкомнатный дом с десятью сотками земли. Есть баня, сад, два сарая (дровяной и для всякого барахла), и вообще все необходимое для жизни. Ждут в гости. Кофманы тоже переехали в соседний Краснодар, у них всё хорошо, передают привет.

Бритва же – трофейная, с военных времён. «У меня их две штуки было, - писал дед, - на всякий случай. Одной до сих пор пользуюсь, всё как новая, а вторую куда девать? Пусть внуку будет, решил. Не волнуйтесь, ей никто вообще никогда не брился. Я эти бритвы в разбомбленном магазине нашёл, в сорок пятом, в городе Веймар, что в Тюрингии. На полу валялись, среди битого кирпича, оставалось только подобрать. Там много чего было, но я взял только бритвы и зажигалку…»

- Ну, дед Лёша, молодец! – воскликнула мама, прочитав письмо. – Отличный подарок внуку, прямо уважаю. Мой отец вообще ничего из Германии не привёз. Мы, помнится, так ждали, так ждали… Бедно ведь жили, босые летом ходили, обувку берегли… Мать, помню, даже всплакнула. «Ты бы, - говорит, хоть отрез ткани какой привёз, - пошили бы рубашки детям».

- А он что? – спросил я.

- А он говорит, - я солдат, а не грабитель. Не мог, говорит, взять ничего, рука не поднималась.

- А дед Лёша, значит, не постеснялся, - сказал я. – У него и машина трофейная, немецкая. Отличная машина, кстати, очень нас выручила.

- Характеры разные, - пожала мама плечами. – Я деда Лёшу только похвалить за это могу. В конце концов, мы победили. А немцы… Они столько горя нашей стране принесли, что долго ещё не забудется. Но и своего отца не осуждаю. Характеры разные, - повторила она.

Вот так решился вопрос с бритьём (бритва, к слову, оказалась великолепной, у меня такой и на Гараде не было).

Что до эротических снов, то с этим ничего сделать было нельзя, да и не нужно. Снятся – и хорошо. Будем надеяться, что Наташа меня не забудет, и когда-нибудь (не слишком долго, пожалуйста) они станут реальностью.

Чем ещё запомнился ушедший тысяча девятьсот семьдесят первый?

Я научился стрелять и водить танк.

Кемрар Гели за всю свою жизнь не стрелял ни разу. Так уж вышло. Стрелковое огнестрельное оружие, разумеется, на Гараде имелось, но использовали его только в армии, куда мужчины попадали исключительно по контракту, добровольно. Ещё и конкурс нужно было выдержать бешеный, поскольку сама армия была относительно небольшой (не с кем воевать, всех победили), а желающих послужить много.

Мне, однако, никогда в армию не хотелось. Военная подготовка, которую я проходил в Космической Академии, касалась только обучения лётному делу на универсальном истребителе «Охотник»-42М», способном уничтожать врага как на земле и в космосе, так и почти в любой атмосфере (до определённой плотности и температуры, разумеется).

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Весна. Думы и тревоги. Первенство Среднеазиатской железной дороги по футболу. Команда мастеров.

Долго зима не продлилась.

Уже в начале февраля подули южные тёплые ветры, снег сошёл, пролились дожди, а затем всё чаще начало выглядывать и пригревать всепобеждающее кушкинское солнце.

Очень скоро окрестные сопки покрылись сочной зелёной травой, в которой замелькали алые и жёлтые бутоны тюльпанов (жёлтые росли, в основном, за речкой), а затем и маков.

Весна в Кушке быстрая и тёплая. Не успеешь оглянуться, про зиму все забыли и ходят днём в одних рубашках и теннисках, хотя по вечерам ещё натягивают лёгкие куртки и свитерки.

Казалось, всё прекрасно. Я легко учился в восьмом классе, готовился в конце года сдать экзамены, перейти в девятый, а в следующем, семьдесят третьем году, закончить школу.

Мог бы и раньше, но от первоначального плана сначала хоть немного повзрослеть и окрепнуть решил не отступать. Работы впереди, как я надеялся, предстояло очень много и перегружать подростковый организм не хотелось. Да, его возможности были неизмеримо выше возможностей обычного земного подростка и, тем не менее, природу не обманешь. Одно дело уметь включать время от времени скрытые резервы и совсем другое – искусственно ускорять взросление. Первое бывает даже полезно. Второе не стоит делать категорически – плохо закончится.

Однако пока всю работу я придумывал себе сам. Начиная от тренировок и учёбы и заканчивая поглощением книг (в обеих кушкинских библиотеках всё меньше оставалось тех, которые я не прочитал). Чем жарче пригревало солнце, тем чаще я задумывался над тем, как можно ускорить процесс продвижения антиграва и стоит ли это делать.

С моей, гарадской, точки зрения всё шло слишком медленно.

Это же не взросление! Какого чёрта, в конце концов? Полгода прошло с тех пор, как я оставил действующую модель антиграва вместе с его описанием, а также описанием других, фантастических для цивилизации землян, технологий одному из самых влиятельных людей Советского Союза – председателю Комитета государственной безопасности СССР Юрию Владимировичу Андропову.

И что?

И ничего.

Ждите, вас вызовут. Или не вызовут. Нет, я всё понимаю. Убедиться, что это не ловкий фокус, косность и зависть заслуженных деятелей науки, козыри в рукаве, министерская и прочая бюрократия, подковёрные игры и всё такое прочее. Но сколько это будет ещё продолжаться? Эдак можно доиграться до весьма неприятных вещей. Потому что всё тайное обязательно рано или поздно становится явным. В особенности это касается информации, имеющей решающее значение для всей цивилизации Земли, а не только Советского Союза.

Антиграв – шутка ли! Да за такую технологию ведущие разведки мира никаких денег и усилий не пожалеют. Достаточно малой утечки, пойдут слухи, а там… Понятно, что я бесконечно далёк от того, чтобы учить местные спецслужбы методам работы, но хотелось бы большей определённости. В конце концов, я не только гениальный советский подросток Серёжа Ермолов, а космический инженер-пилот Кемрар Гели. Человек из будущего. Их светлого будущего, чёрт возьми, о котором мечтают они сами в книгах и фильмах!

Да, они об этом не знают и не должны знать. Достаточно, что я об этом знаю. И, если комсомолец Серёжа Ермолов (в этом году я вступил в комсомол, и теперь вместо пионерского галстука носил на груди комсомольский значок) мог и должен был ждать, когда его позовут старшие, то Кемрар Гели ждать не хотел.

Начальник особого отдела дивизии подполковник Полуботко Игорь Сергеевич жил в нашем доме, в соседнем подъезде, на первом этаже. Его дочь Ира была моей одноклассницей (ещё в прошлом году мы учились в одном классе), поэтому как-то вечером я встретил его, когда он шёл домой со службы. Как бы случайно.

- Здравствуйте, Игорь Сергеевич!

- Здравствуй, Серёжа!

Он хотел пройти мимо, но я его остановил.

- Игорь Сергеевич, можно от вас завтра или в ближайшее время сделать звонок?

- От меня?

- Ну да, от вас, из штаба дивизии. Из дома я позвонить не могу, из штаба танкового полка звонить бы не хотелось, хотя, наверное, можно, а у вас должна быть защищённая прямая связь.

- Допустим, - сказал Полуботко. – Кому ты собрался звонить?

- Хотел бы сразу в Москву, Андропову Юрию Владимировичу. Но для начала всё-таки товарищу Бесчастнову Алексею Дмитриевичу.

- Вот так вот, сразу Бесчастнову?

- Ага.

- Однако. А что случилось?

- В том-то и дело, что ничего. Ничего не случилось и не случается. А время идёт. Я бы даже сказал, утекает.

- Наверное, так надо. Не думал об этом?

- Кому надо?

- Нам всем. Я насчёт тебя никаких дополнительный указаний не получал. Значит, всё должно идти так, как идёт. Не стоит беспокоить такого человека, как генерал-лейтенант Бесчастнов по пустякам.

- Понятно. Значит, не дадите позвонить?

- Не дам. Поверь мне, ты услышишь то же самое, что услышал от меня. Ждать. Всё решится в своё время.

Очень захотелось показать характер. Но я сдержался.

- Тогда хотя бы передайте товарищам Петрову и Боширову, что я начинаю беспокоиться. По своим каналам. Можете?

- Это могу. Кстати, Петров недавно получил майора, а Боширов капитана.

- Очень рад за них, - сказал я искренне. – Заодно и поздравления от меня передайте.

- Хорошо, передам, - пообещал Полуботко.

Не могу сказать, что разговор с подполковником Полуботко меня как-то утешил. Скорее, наоборот, разозлил. И этот туда же, думал я. Ждать! С вами, пожалуй, дождёшься. У моря погоды, как здесь говорят. Петров и Боширов тоже хороши. Товарищи называются. Даже о повышении в званиях не сообщили. Не говоря уже о прочем. Могли бы отцу в полк позвонить, сообщить, что всё в порядке, обо мне помнят, всё идёт своим чередом, беспокоиться не о чем. Письмо написать, в конце концов! Обычное письмо, посланное обычной почтой. Нет, тоже молчат. Кто они, спрашивается, после этого?

От беспокойных мыслей меня отвлёк начавшийся чемпионат Среднеазиатской железной дороги по футболу.

В футбол в наших краях лучше всего играть весной и осенью. Потому что летом слишком жарко. Когда градусник показывает плюс сорок пять в тени и выше, нужно сидеть-лежать за дастарханом[1] в той же тени (желательно, раскидистой чинары) и неспешно, маленькими глоточками, пить из пиалы зелёный чай, а не гонять под палящим солнцем кожаный мяч.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Команда мастеров (продолжение). «Мальчик, как проехать к Зелёному базару?» Сны и реальность.

- Юра, Король, замена! – крикнул я с кромки, когда судья свистнул и показал на центр поля.

- Ты уверен? – подбежал Король.

- Абсолютно. Могу играть.

- Ох, смотри. Может, ну его? Здоровье дороже.

- Здоровье в порядке. Зуб даю, - я попрыгал на месте, демонстрирую подвижность, сделал несколько резких поворотов туловищем вправо-влево.

- Ладно, - Король повернулся в поле. – Судья! У нас замена! – он покрутил пальцами перед собой.

Судья кивнул.

Я дождался Сашку, хлопнул его по плечу.

- Ничего, - сказал одобряюще. – Ты хорошо держался. В следующий раз будет лучше.

Мы начали с центра поля, но тут же откатились назад, и Валерка Лопатин, чтобы не рисковать, отдал мяч мне.

- Идите вперёд! – крикнул я. – Лёзя, Валерка, - в защите. Остальные – вперёд!

Разбежался по штрафной и сильным ударом выбил мяч на чужую половину поля. Ребро не болело. С момента получения травмы прошло ровно тридцать две минуты. Наверное, можно было зарастить трещину и быстрее, но я и так потратил довольно много сил на это, хотелось оставить ещё и на игру.

Один мяч сквитал Сарпек Джанмухаммедов – наш лучший бомбардир. Получил пас от Короля, красиво, по-бразильски, обвёл двух защитников и пробил точно в угол.

Второй, за пятнадцать минут до конца матча, забил младший из братьев Юрасовых – Женька. В толчее у чужих ворот удачно подставил ногу, и мяч закатился в сетку.

«Кара-Кум» опомнился, прибавил обороты и снова прижал нас к штрафной, желая наказать побольнее. Мы отбивались, как могли, я несколько раз взял мёртвые мячи, но понимал, что выше головы не прыгнешь, - команда проигрывала, и сил даже на то, чтобы сравнять счёт, не было решительно.

- Не пропустить бы ещё, и на этом хорош, - прохрипел мне Король во время очередного углового у наших ворот. – Две минуты до конца. Держись, молодой!

- Переднюю штангу возьми, - сказал я ему.

Вся команда соперника была на нашей половине поля. На другой оставался только их кипер, да и тот вышел далеко из ворот, за штрафную, желая получше разглядеть, что происходит в чужой штрафной.

Подача!

Решение пришло в тот миг, когда я перехватил мяч, поданный с углового. Отдавать было некому, все здесь. И бежать к воротам соперника уже никто не может – сил нет.

Минута до конца.

И несколько шагов до края штрафной.

Я пробежал эти несколько шагов, широко размахнулся, швырнул мяч вперёд, на свободное пространство, и рванул к нему, как на стометровку.

Десять и три десятых секунды, помните?

Но главное – я был свеж, а все остальные устали. Даже соперник.

Я мгновенно оставил за спиной всех игроков, добежал до мяча и погнал его к чужим воротам со всей скоростью, на которую был способен.

Даже не оборачиваясь, чувствовал, что меня уже не догоняет никто. Хотя пытаются.

- Врёшь, не возьмёшь! – пробормотал я полюбившуюся мне фразу из великолепного, ещё довоенного, чёрно-белого советского фильма «Чапаев» и обвёл вратаря соперников, когда тот, наконец, сообразил, что нужно что-то делать и попытался кинуться мне в ноги.

Вот и всё.

Выпендриваться не стал. Метров с восьми, аккуратно, «щёчкой», отправил мяч в сетку, дождался, когда он пересечёт линию ворот и, победно вскинув руки вверх, пробежал обратно.

Трибуны безмолвствовали.

Соперник матерился.

Команда чуть не задушила меня в объятиях.

- Ну ты даёшь, - только и сказал наш играющий тренер. – Охренеть можно. Никогда такого не видел.

- Не расслабляемся, – посоветовал я. – Ещё сорок секунд играть, и судья может прибавить.

Судья прибавил полторы минуты, но мы выдержали, и счёт остался прежним. Три-три. Это была серьёзная заявка на победу в чемпионате.

- Слышь, пацан, - подошёл ко мне после матча «десятка» соперника, – тебя как зовут?

- Серега, - сказал я.

- Классно сыграл, Серёга, поздравляю. Я – Виталий, - он протянул руку.

- Спасибо. Вы тоже, - я протянул руку в ответ. Пожатие было быстрым, крепким.

- Давно играешь?

- С год.

- В школе учишься?

- Ну да.

- Серьёзно футболом не думал заняться? Талант у тебя.

- Нет, спасибо, другие планы после школы.

- Ну смотри. Если что – помогу, у меня связи в «Пахтакоре». Знаешь «Пахтакор»?

- Ага, - сказал я. – Но предпочитаю «Спартак».

Он засмеялся.

- Губа не дура. Найдутся и в «Спартаке», если что.

- Эй, «десятка», - подошёл Король. – А ну харэ наших парней переманивать. Самим нужны. Всё нормально, Серый?

- Всё нормально, капитан. Он не переманивает, просто разговариваем.

- Ну-ну, - сказал Король и отошёл.

- Давай так, - сказал «десятка», - Надумаешь серьёзно играть, приходи в футбольную школу «Пахтакора». Это в Ташкенте. Скажешь – от меня. Байлиев моя фамилия. Виталий Байлиев, мастер спорта. Записать или запомнишь?

- Запомню, - сказал я. – Спасибо.

Ничью мы отпраздновали в знакомом уже ресторане «Гигант». Заодно и пообедали. Взрослые вошли в кураж и принялись отмечать всерьёз, а мне, как непьющему, быстро стало скучно и я решил прогуляться. Благо, до поезда ещё оставалось больше трёх часов времени. Договорился воссоединиться с командой на вокзале и покинул гостеприимный зал ресторана.

- Смотри, не опоздай! – решил сыграть в строгого наставника Юра Юрасов. - Поезд ждать не будет. Мы – тоже.

- Главное – сами не опоздайте, - сказал я. – Пива и водки поменьше, лимонада и чая побольше.

- Иди уже, герой матча, - усмехнулся наш играющий тренер и расслабленно махнул рукой.

А что, героем матча я себя и ощущал. Прекрасное ощущение, доложу я вам. Спасти заведомо проигранный матч – это, знаете ли, не бабушку через дорогу перевести. Хотя, конечно, бабушке помочь тоже приятно и нужно.

Вон, кстати, стоит на обочине и боится. Классический вариант. Длинная мешковатая юбка, какая-то бесформенная неопределённого цвета кофта, платок и клюка в руке. Смотрит на дорогу и явно боится переходить, хотя машин не много. Правильно боится, переход-то дальше. Вот и дело доброе нарисовалось, откуда ни возьмись.