Чужак из ниоткуда-4

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Но сначала на Кубу. Военный госпиталь имени Бурденко.

Хорошо быть Героем Советского Союза!

Медаль «Золотая Звезда», которую ты обязан носить на левой стороне груди, открывает тебе все двери лучше всяких краснокожих удостоверений («ксив», как говорили в народе, любящем использовать словечки из воровской фени). Уже после того, как попытка государственного переворота провалилась, я разговаривал с капитаном Громовым. Тем самым, подразделение которого захватило дачу Брежнева вместе с генеральным секретарём и его супругой и быстро перешло на сторону законной власти при нашем с майором Тимченко горячем участии.

- Звезда Героя на твоей груди, она решила, - сказал он. – Я ещё подумал, что не может Герой Советского Союза быть не прав.

- Да ладно, - не поверил я. – А не танковая рота с ротой мотострелков? И это только то, что ты видел, капитан. На самом деле нас было больше. Два батальона.

- Я знаю, - кивнул он. – Против двух батальонов нам было не устоять, врать не буду. Тем более танки. Но упрись я рогом, а вы начни штурм – и были бы серьёзные потери. При этом не факт, что Леонид Ильич с Викторией Петровной остались бы в живых. Так?

- Так, - пришлось мне согласиться.

- Вот. И тут – твоя Звезда Героя легла на весы. Она решила, - повторил он.

Я ему поверил. Даже ауру не проверял – и так было видно, что правду говорит. Если раньше у меня были сомнения по поводу ношения этой высокой награды, и я не всегда её надевал, то теперь сомнения исчезли, и Золотая Звезда Героя прочно заняла место на левой стороне моего пиджака.

Не снял я её и во время командировки в Пуэрто-Рико. А зачем? Пусть видят, кто к ним пожаловал. Они, конечно, и так знают, но всё-таки.

Десятого августа тысяча девятьсот семьдесят третьего года я с группой товарищей прибыл в Пуэрто-Рико.

Дорога оказалась не простой.

Дело даже не в том, что между Москвой и этой страной, находящейся под протекторатом США и фактически полностью от них зависящей не существовало прямого авиасообщения. Нет. Просто, как часто бывает в подобных случаях, когда тебе чего-то очень хочется, судьба начинает выкидывать кренделя, мешающие это «что-то» получить.

В данном конкретном случаев в роли «кренделя» выступил неудавшийся путч с последующими неизбежными переменами в стране.

Судите сами. Начало путча – ночь с воскресенья на понедельник, шестое августа. Окончание – вторая половина этого же понедельника, после которого я раз и навсегда убедился в истинности русского-советского присловья, что понедельник – день тяжёлый.

Ещё какой. Иного раздавит – и фамилии не спросит.

Ну вот. А в пятницу, десятого августа, я обещал быть в Аресибо, в обсерватории, и обещание это было такого рода, что нарушить его лично для меня не представлялось возможным.

Хорошо, Леонид Ильич поддержал мою командировку, хотя я опасался, что он передумает и заявит, что в столь трудный час для страны, я обязан быть рядом и помогать ему решать важнейшие вопросы, связанные с реорганизацией советской власти на всех уровнях, поскольку было ясно, что власть, допустившая подобный сбой в такой реорганизации нуждается давно.

Однако я переоценил свою незаменимость в данном вопросе.

Такой опытный и старый политический волк, каким являлся генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, явно хорошо знал, что ему делать и в моих советах особо не нуждался.

- Очень удачно, что тебе нужно в Пуэрто-Рико, - заявил он утром во вторник, седьмого августа, когда мы, чуть придя всебя после вчерашнего, обсуждали дальнейшие действия. – Полетишь через Гавану.

- Через Гавану? – удивился я. – Зачем?

- Затем, что Куба – друг и союзник. Наш непотопляемый авианосец под боком США, как любят выражаться газетчики. Фидель уже звонил, очень беспокоился, что у нас тут происходит. Даже помощь предлагал, хе-хе. Военную. Спасибо ему, конечно, но мы и сами справились. Вот ты ему и расскажешь, как справились. Лично.

- Я?! Помилуйте, Леонид Ильич, на то дипломаты имеются!

- Имеются. Но в данном случае нужен ты.

- Почему?

- Потому что Фидель давно хочет с тобой познакомиться, просто я раньше тебе не говорил. А тут такой случай.

- Зачем я ему?

- Думаю, он чувствует, что ты особенный. Рыбак рыбака, как говорится.

Я задумался. В словах Леонида Ильича был резон. Руководителя Острова свободы, команданте Фиделя Кастро можно было назвать кем угодно, но только не обычным человеком. В памяти Серёжи Ермолова нашлось воспоминание о том, как то ли поздней весной, то ли летом тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года он, ещё маленький, познакомился со знаменитыми кубинскими революционерами -барбудос, как их называли советские газеты.Сестры Ленки ещё на свете не было, а семья Ермоловых жила в Москве, в офицерском общежитиина улице Красноказарменной, в Лефортово. Папа учился в Академии бронетанковых войск, мама преподавала там же русский язык и литературу, а он, Серёжа, ещё даже в школу не ходил.

Молодые кубинские военные тоже учились в Академии, жили в общежитии, и Серёжа помнил ощущение силы и весёлого задора, которое исходило от этих улыбчивых бородатых парней. Им, московским пацанам, детям их советских товарищей-танкистов, барбудос с радостью дарили значки, марки и никогда не жалели конфет. А недавно мне попалась отличная книжка из серии «Жизнь замечательных людей». Назвалась она «Эрнесто Че Гевара» и рассказывала о самом знаменитом революционере мира – Че Геваре или просто Че. Соратнике Фиделя.

Признаюсь, книга произвела на меня впечатление. Мне нравились такие люди, идущие навстречу смертельной опасности ради своих идеалов и увлекающие за собой других. Пассионарии, как называл их Лев Гумилёв.

- Ещё бы, - помнится, заметил по этому поводу Петров. – Специалист писал, наш человек, разведчик.

- И. Лаврецкий? – вспомнил я фамилию на обложке.

- Это псевдоним. На самом деле книгу написал Иосиф Григулевич. Сейчас-то он больше учёный, этнограф, но когда-то… - Петров прищёлкнул языком. – Герой гражданской войны в Испании, между прочим. И не только. С Че Геварой лично был знаком.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Аэродром Чкаловский. Куба. Отель Амбос Мундос. Команданте Фидель Кастро и Эрнест Хемингуэй.

Расстояние от Москвы до Гаваны, как сообщил мне штурман экипажа АН-22 «Антей» по имени Павел, девять тысяч пятьсот восемьдесят пять километров.

Было девять часов пятьдесят минут утра восьмого августа одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Я стоял у хвостовой части четырёхмоторного гиганта и наблюдал, как в его металлическое чрево под руководством пилота Нодия, чем-то похожего на актёра Влодимежа Пресса из популярнейшего в СССР польского телесериала «Четыре танкиста и собака», в котором Пресс играет механика-водителя танка «Рыжий» грузина Григория и механика Сергеева грузят гравилёт «РС-1» со снятым несущим винтом.

Борис и Антон привычно бдели поблизости.

Гравилёт был плотно упакована в серо-зелёный брезент, но и под ним угадывались необычные стремительные очертания машины.

По военному аэродрому Чкаловский гулял рваный августовский ветерок. Небо, абсолютно ясное с раннего утра, заволакивали тучи.

- Как бы дождь не начался, - принюхался к воздуху штурман Павел, забавно шевеля длинным носом. – Через сорок минут вылет. Где ваши?

Штурману было явно лестно стоять рядом со мной. Он вообще был горд тем, что оказался в экипаже, которому доверили столь ответственное дело, как испытание «Антея» с антигравом, а теперь, вот, международный демонстрационный и одновременно дружественный полёт на Кубу с самим Сергеем Ермоловым на борту – мальчишкой-гением, благодаря которому его жизнь так волшебно изменилась за какие-то полгода. Мне даже спрашивать об этом было не нужно – и так всё ясно.

- Скоро будут, - я посмотрел на часы. – Поезд вряд ли опоздает, а мой шофёр и вовсе никогда не опаздывает.

- Это хорошо, - сказал штурман, достал пачку сигарет «Ява» и протянул мне.

- Спасибо, не курю, - сказал я. – Долго нам лететь до Гаваны?

- Да, извини… те, - штурман достал сигарету, закурил. – Это я машинально. Думаю, часов за двенадцать-тринадцать долетим. Ветер над Атлантикой в это время года хоть и в лоб, но не слишком сильный, а с вашим антигравом крейсерская скорость значительно увеличилась. Скажите, Сергей…

- Паша, - остановился рядом с нами командир корабля. – Ты мне нужен.

- Иду, - штурман бросил сигарету на бетон аэродрома и затоптал окурок.

- Где ваши, Сергей Петрович? – обратился ко мне командир. – Вылет через сорок минут.

- Будут, - повторил я. – В самом крайнем случае задержим вылет.

- А… - начал было командир, но передумал, кивнул, поманил за собой штурмана, и они скрылись в недрах самолёта.

Действительно, подумал я, а где мои? Пора бы уже.

Сзади раздался шум мотора. Подъехала моя белая служебная «волга» с Василием Ивановичем за рулём. Из машины вышло трое мужчин. Один из них – высокий, широкоплечий, с проседью в усах и чёрных волосах, зачёсанных назад; в очках, одетый в клетчатую рубашку и джинсы, окинул самолёт весёлым взглядом и с чувством произнёс:

- Ну и сундук, массаракш!

О том, что вместе со мной в Пуэрто-Рико, кроме директора Пулковской обсерватории, астронома и специалиста по двойным звёздам Крата Владимира Алексеевича, во многом благодаря которому мы нашли Гарад, полетят братья Стругацкие, я решил ещё в начале лета. Были сомнения, что они откажут, не смогут, но интуиция не подвела, - братья не отказали.

- Но почему мы? – спросил Аркадий Натанович, когда я навестил его в Москве и сделал предложение. – Ладно, Борис хотя бы звёздный астроном-профессионал, а я?

- А вы – лингвист и переводчик, - сказал я. – Но самое главное – я доверяю вашему воображению и умению нестандартно мыслить.

- В стране масса талантливых учёных, способных нестандартно мыслить! – воскликнул Аркадий Натанович.

- Возможно. Но вас с Борисом Натановичем я знаю, а их – нет. К тому же, вас читают и любят миллионы советских людей. Большинство из них, смею надеяться, тоже стремятся нестандартно мыслить. Каковое умение очень нам пригодится в ближайшем будущем.

- Значит, перемены таки грядут?

- Перемены уже начались, Аркадий Натанович, - заверил я его. – Причём такие, о которых вы с братом могли только мечтать. Они, возможно, ещё не особо видны, но, уверяю вас, очень скоро нужно будет завязать глаза и заткнуть уши, чтобы их не заметить.

- И ты предлагаешь нам с Борисом в этих переменах поучаствовать, - догадался Аркадий Натанович.

- Именно, - сказал я. – Самым непосредственным и энергичным образом.

- Заманчиво, - сказал Аркадий Натанович, и его глаза блеснули молодым задорным блеском. – Более того. Чертовски заманчиво!

Полёт до Кубы прошёл без приключений. Читали, дремали, снова читали (лично я изучал, взятый ради такого случая русско-испанский разговорник). Борис и Антон резались в дорожные шахматы с фигурками на штырьках, чтобы не падали при тряске. Комфорта внутри «Антея» было, конечно, поменьше, чем в Ту-114 или Боинге 707 – звукоизоляция хуже, разговаривать из-за гула моторов трудно; никаких тебе длинноногих стюардесс, разносящих еду с напитками; и десантные кресла, расположенные вдоль бортов, гораздо жёстче обычных пассажирских, но в целом – нормально. Главное, имелся туалет, а два шикарных бортпайка на каждого, выданных перед полётом, кардинально решили проблему с питанием.

Хотя, когда в одиннадцать часов утра по местному времени мы приземлились на военно-воздушной базе неподалёку от города Сан-Антонио-де-лос-Баньос, расположенного километрах в пятидесяти к юго-западу от Гаваны, есть снова хотелось.

Не мудрено. Даже если ты просто сидишь в кресле, но оно находится на высоте семи-восьми километров внутри тонкого металлического фюзеляжа самолёта и движется со скоростью восьми-девяти сотен километров в час, то организм будет испытывать стресс. А где стресс, там и повышенный расход калорий.

Как и говорил штурман, мы долетели за двенадцать часов.

По московскому времени было уже одиннадцать часов вечера, и наши встречающие учли этот момент.

- Сначала в отель, - сообщил наммолодой, спортивного вида, темнокожий распорядитель и переводчик по имени Хосе, прекрасно говорящий по-русски. – Знаменитый Амбос Мундос, - добавил он с гордостью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Команданте Фидель Кастро и чужие цивилизации. Подарок. Неожиданное предложение. Волейбол так волейбол

- Да, я уверен в этом, - голос Фиделя окреп. Грош цена тому писателю, кто не стремится к этому. Но он знает, что, меняя мир, ты изменишься и сам. Нельзя безнаказанно вглядываться в бездну. Бездна обязательно ответит тем же, и нужно быть очень сильным и храбрым человеком, чтобы выдержать этот взгляд, - он обвел нас своими тёмными живыми глазами, в которых толика печали мешалась с четырьмя толиками решимости, тремя проницательности и двумя вдохновения. – Вот так, товарищи дорогие, вот, что я думаю о писателе Хемингуэе. А теперь давайте, наконец, выпьем и поговорим о наших делах. Я знаю, что вы собираетесь в Пуэрто-Рико и даже слышал краем уха зачем, но хотелось бы узнать подробнее.

Я рассказал, время от времени давая слово Владимиру Алексеевичу, как единственному действующему профессиональному учёному-астроному среди нас, если не считать Бориса Натановича.

Фидель слушалкрайне внимательно.

- Я правильно понимаю, что вы уверены в успехе? – переспросил он, когда я закончил. – То есть, в том, что вам удастся поймать этот сигнал от иной цивилизации?

- Возможно, не сразу, - ответил я. – Но рано или поздно поймаем, уверен в этом.

- Могу я спросить, откуда у вас такая уверенность?

- Не у нас, - ответил я. – У меня. У меня уверенность стопроцентная, а мои товарищи могут в этом сомневаться, их право.

- Хорошо. Откуда у тебя эта уверенность? – Фидель неотрывно глядел на меня.

- Потому что я это знаю.

- Что именно?

- Что в двухсот тридцати девяти световых годах от нас расположена двойная звезда, вокруг которой вращается планета с высокоразвитой цивилизацией, похожей на нашу. Двойную звезду мы уже нашли, её существование доказано. Осталась ерунда – доказать наличие цивилизации. Только не спрашивайте меня откуда я знаю, о её существовании. Мой ответ будет сильно отдавать мистикой, а там, где присутствует мистика, науке нет места.

- Хорошо, не буду, - сказал Фидель. – Спрошу другое. Допустим, мы убедились в наличии этой высокоразвитой цивилизации. Каковы наши дальнейшие действия?

Я коротко рассказал о грядущих полётах на Луну, строительстве на ней нашей базы и станции Дальней связи.

- То есть, мы собираемся с ними связаться?

- Конечно. Почему нет?

- Хотя бы потому, что, по твоим словам, они ушли дальше нас в развитии, а значит сильнее.

- Ну и что?

- Тот, кто сильнее, всегда может завоевать более слабого.

- Не всегда.

- Всегда, - Кастро даже хлопнул ладонью по столу. – Это закон.

- Куба слабее Соединённых Штатов Америки во много раз, - сказал я. – Слабее во всех сферах. Начиная с экономической и заканчивая военной. Однако что-то я не вижу, чтобы США завоевали Кубу. Да, возможно, кое-кто из власть имущих в США об это мечтает. Но мечтать не значит сделать.

- Мы сильнее духом, - ответил Фидель. – Они знают, что потери будут слишком велики, если решатся на это. И потом у нас в друзьях вы, - великий Советский Союз. Он никогда не допустит этого.

- Хорошо, - сказал я. – Почему тогда великий Советский Союз, который, как и США, намного сильнее Кубы, не завоюет её?

- Ну, это просто, - засмеялся Фидель. – Зачем это вам? Мы и так друзья, союзники и вместе строим социализм и коммунизм.

- А говорите - закон, - улыбнулся я. - Значит, не всегда сильный стремится завоевать того, кто слабее?

- Один – ноль, - согласился Кастро. – Но всё равно. Если мы и впрямь найдём эту цивилизацию, о которой ты говоришь, истерика поднимется страшная. Даже я не могу просчитать, насколько страшная. Armarlade Dioses Cristo [1], как у нас говорят. Советую тебе, мой юный друг, удвоить и даже утроить осторожность.

Торжественная демонстрация главного подарка Фиделю – первого в истории человечества гравилёта «РС-1» состоялась на следующий день там же, на военно-воздушной базе, куда нас привезли сразу после завтрака.

- Всё-таки удобно быть личным гостем руководителя страны, - заметил по этому поводуАркадий Натанович. – Никаких забот. Кормят, возят, встречают, наливают. Если б не жара, совсем благодать.

- Август – самый жаркий месяц на Кубе, - объяснил переводчик Хосе. – Высокая влажность, в ней всё дело. Душно. Даже ливни не помогают, а, скорее, ухудшают положение.

- Прямо как у нас в Ленинграде, - сказал Борис Натанович.

- Я был в Ленинграде, - сказал Хосе. – Там совсем не жарко.

- В какое время года вы там были? – осведомился младший Стругацкий.

- Весной. В марте.

- В марте и нам не жарко. Вы приезжайте в июле…

- В Кушке, - сказал я, - мы закапывали летом сырое яйцо в песок и через десять минут оно прекрасно запекалось.

- «Ротмистр Чачу громко и пренебрежительно рассказывал, как в восемьдесят четвёртомони лепили сырое тесто прямо на раскаленную броню и пальчики, бывало, облизывали», - немедленно процитировал Аркадий Натанович, - [2]

Я рассмеялся.

- Какой ротмистр Чачу? – растерянно спросил Хосе.

- Не обращайте внимания, Хосе, - махнул рукой Борис Натанович. – Писательские разговорчики. Кстати, Серёжа, мы с Аркадием прочли твои рассказы. «Экскурсовод» и «Мусорщик». Так кажется? В «Знание – сила» и «Техника молодёжи».

- Да, - сказал я, чувствуя, как громко и часто забилось сердце. – Всё правильно.

- «Экскурсовод» - так, довольно банально, уж извини, тема изъезжена вдоль и поперёк, хотя написано неплохо. А вот «Мусорщик» действительно хорош. Поздравляем. Да, Аркадий?

- Хорош, хорош, - энергично подтвердил Аркадий Натанович. – Оригинально, талантливо, ярко. Молодец! Продолжай в том же духе, всемерно поддержим.

- Спасибо, - сказал я. – Вы даже не представляете, насколько для меня важна ваша оценка.

- Ну отчего же не представляем, - сказал Аркадий Натанович. – Отлично представляем. Сами такими были.

На этот раз мы прибыли раньше Фиделя. Собранный и вымытый до зеркального блеска гравилёт уже стоял в положенном месте, на специально отведённой площадке. По хитроватым улыбкам лётчика-испытателя Мусы Нодия и механика Тимофеева Сергеева, которые встречали нас у гравилёта, я понял, что нас ожидает какой-то сюрприз.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Волейбол так волейбол (продолжение). Покушение. Бермудский треугольник.

Перед игрой я провёл небольшое расследование среди местных. Все они в один голос заявляли, что команданте не любит проигрывать.

- Он лидер и победитель по натуре, - сказал наш шофёр Мигель – седой метис, не первый год работающий в правительственном гараже Кастро. – Я бы на вашем месте уступил, если поймёте, что играете лучше.

- Не думаю, что мы играем лучше, - сказал я.

- Я тоже так не думаю, - сказал Мигель. – Просто даю совет.

- А если мы всё-таки выиграем? – спросил я.

- Команданте может расстроиться, - ответил шофёр философски. – Кто знает, во что выльется его расстройство? Но может и не расстроиться. Даже Господь не всегда знает мысли команданте, - шофёр быстро перекрестился по-католически - ладонью слева-направо. – Так что сами решайте. Но повторю: проигрывать он не любит.

Н-да, дилемма. Но ведь и я не люблю проигрывать. А ещё больше не люблю подыгрывать. Это уже тогда не спорт получается, а сплошное надувательство. Слышал я, что в профессиональном спорте, сданный за деньги матч или бой, - обычное дело. Слышал, но участвовать в подобном не хотел. Ни под каким видом. Так что – на фиг. Выиграет команда Фиделя – значит, выиграет, а проиграет – значит, мы сильнее. И плевать мне на настроение команданте. В конце концов, как у нас, на Руси, говорят, мне с ним детей не крестить. А гравилёт в любом случае уже его, ему подарен, забирать обратно не стану.

Судья свистнул, приглашая команды на площадку.

Подавать выпало нам – Борису. Наш капитан подбросил мяч, подпрыгнул и сильнейшим ударом послал его через сетку на сторону соперника.

Хосе, стоящий в защите принял, мяч снизу; кто-то из охранников отдал пас Фиделю и высокий команданте в прыжке пробил наш блок. Свисток судьи, подача перешла к кубинцам.

Всё-таки команда Фиделя была сильнее. Не на много, но сильнее. Сыграннее – вот что главное. Но мы упёрлись. Даже наше слабое звено – Зиновий – разыгрался и дважды отдал точный хороший пас, а один раз в падении вытащил, казалось, безнадёжный мяч.

Помогла и смена тактики. Наш соперник и впрямь не ожидал, что я перейду в атаку. Психологический эффект. Одно дело, когда атакует здоровенный Борис с его ростом за метр девяносто и девяносто килограммами сплошных мышц. И совсем другое – пятнадцатилетний мальчишка, чей рост едва дотягивает до ста семидесяти шести сантиметров, а максимальный вес после хорошего обеда – шестьдесят восемь килограмм.

Нет, в орно я не входил. Всё по той же старой причине – это сразу бы стало заметно. Но и моих обычных кондиций хватало, чтобы прыгнуть с места так, что моя голова поднималась выше сетки, натянутой, как положено, на высоте два метра сорок три сантиметра. То есть я просто перепрыгивал у сетки и самого Фиделя и его здоровенных охранников.

Другое дело, что не всегда удавалось получить хороший пас под удар. Ох, совсем не всегда. Здесь соперник был гораздо точнее, и в конце концов мы вышли на счёт 14:13 не в нашу пользу при подаче кубинцев.

Я стоял на месте разыгрывающего и заметил, как левый крайний защитник кубинцев слишком далеко выдвинулся вперёд.

Туда я и ударил в пряжке после того, как принял подачу, перебросил мяч Сергееву и получил от него ответный пас.

Кубинец попятился и прыгнул, стараясь достать мяч.

Если бы он этого не сделал, то мяч, скорее всего, ушёл бы за пределы площадки.

А может быть, и не ушёл.

Но защитник прыгнул и не достал. Только коснулся пальцами мяча, и тот, изменив траекторию, улетел ему за спину, где подхватить уже было некому. Судья свистнул, подача перешла нам.

Теперь я был на месте крайнего левого защитника.

Нодия подал. Фидель принял, красиво отдал Хосе, и тот, решив нас обхитрить, неожиданно пробил.

- Уходит! – крикнул я, и Антон, уже было вытянувший руки, чтобы отбить мяч, убрал их и даже присел.

Есть!

Мяч стукнулся о землю за чертой, и свисток судьи зафиксировал, что мы сравняли счёт. 14:14 при нашей подаче.

Глаза Фиделя недобро сощурились, но мне было по фигу – я перешёл слева под сетку и шепнул Борису:

- Мне пас. Повыше.

То кивнул – понял, мол.

Нодия сделал красивую планирующую подачу. Кубинцы приняли, разыграли, и один из охранников попытался перебросить мяч через наш блок. Ему это удалось, однако мяч на месте разыгрывающего принял Сергеев, отдал Борису и тот набросил его мне, как и договаривались – красиво, мягко и высоко.

На этот раз я взлетел на метр, не меньше – почти на свой максимум, если не использовать орно.

Маленький и лёгкий, по сравнению с футбольным, волейбольный мяч медленно крутился в воздухе, освещённый лучами заходящего кубинского солнца.

Двое высоких охранников прыгнули, выставляя блок.

Хрен вам, ребята. Я выше.

- Х-ха! – выдохнул я, нанося удар.

У нас в Кушке это называлось «поставить кол». Да и не только в Кушке. Думаю, это по всей стране так называлось, хоть я и не волейболист.

К чести, стоящего на распасе Фиделя, он среагировал и попытался принять в падении страшный удар, чтобы спасти команду. У него даже почти вышло. Мяч попал в вытянутую руку команданте и резко ушёл в сторону за пределы площадки.

Судья свистнул и скрестил руки перед грудью. Конец матча. Мы победили со счётом 15:14.

- А ты нахал, - сказал Фидель, пожимая мне руку после матча. – Даже наглец. Вот скажи, ты не мог сделать вид, что мы сильнее? Тем более, что мы и в самом деле были сильнее, - он улыбался, но глаза его оставались холодными.

Ясно, подумал я, а ведь меня предупреждали.

Солнце, склонившись к западу, послало сноп света между стволов деревьев с западной стороны. Длинный вечерние тени протянулись на восток, мягко залегли в складках на гряде голых невысоких холмов метрах в шестистах от нас. На пологой вершине одного из них, что-то ярко блеснуло, - так бывает, когда солнечный луч отражается от стекла.

Откуда там стекло?

В следующую секунду я сильно толкнул команданте вперёд, дал подножку и упал сверху, прикрывая.