Чужая жена

Глава 1

Туман стелился над деревней, как старое льняное полотно – плотное, чуть влажное, с привкусом дыма и росы. Первые петухи еще не успели разогнать ночную тишину, а Оксана уже стояла у колодца, сжимая в руках ведро. Холод железного обруча впивался в ладони, но она не спешила – знала: пока солнце не коснется крыши соседского сарая, время будет принадлежать только ей.

Где-то за изгородью фыркнула лошадь. Ветер принес запах прелой соломы и недавно вспаханной земли. Оксана закрыла глаза и вдохнула глубоко, будто пытаясь вобрать в себя все это утро целиком – пока оно еще не обросло заботами, словами, чужим поручениями.

Она вытащила полное ведро, стараясь не расплескать себе в галоши, и пошла в сарай. Первым ее учуял петух и заорал во всю глотку, переполошив кур. Оксана вытащила из фуфайки засохших хлеб, толкнула ногой деревянную дверцу и покрошила прямо на пол.

– Нате, жрите, сейчас еще зерна принесу.

Куры набросились на крошки, а петух проводил кормилицу строгим взглядом.

– Тебе ничем не угодишь, рыжая башка! – Оксана пригрозила ему пальцем, чтобы и не думал снова кричать.

В свинарнике колготились свиньи. Одна Фроська дрыхла в углу, не в силах оторвать толстое пузо от грязной соломы. Отец сказал, что на днях должна опороситься. Оксана взяла ведро с помоями и вылила в железную кадку прямо через невысокий забор загона. Они оживились, зачмокали, сунули морды и начали расталкивать друг друга.

– Фроське оставьте, бестолочи. Она мать, как никак.

Буран переминался с ноги на ногу, завидев свою любимицу. Оксана протянула ему две половинки яблока, которые тут же исчезли, оставив на ладони мокрый холодный отпечаток лошадиного носа. Она открыла загон, поставила перед ним ведро с водой, взяла вилы и вытащила из стога охапку свежего сена. Буран благодарно кивнул головой и зафырчал. Тогда она открыла мешок, зачерпнула ковшик овса из прогрызенного мышами мешка, и высыпала в кормушку.

– Только никому не говори, – заговорчески прошептала она. – Отец не велит тебя овсом баловать. Ну разве же лучше, чтобы мыши сожрали? Ты только улики все подбери, а то и мне достанется.

Оставив Бурана завтракать в одиночестве, Оксана пошла в соседний сарай к любимой Мурашке. Раньше они держали трех коров, но осталась только одна. Отец бы и ее продал, да мать не позволила. Нельзя в деревне без молока. Оксана дала ей соломы, сходила за водой к колодцу, а затем направилась в остывшую с вечера баню. Из горячего крана набрала чуть теплой воды, сняла с веревки тряпку, перевязала платок потуже, чтобы волосы в глаза не лезли и вернулась в сарай.

Она поставила рядом с коровой низенький деревянный стульчик, вытерла руки о передник и села. Спокойными, привычными движениями она начала мыть корове вымя – теплой водой и мягкой тряпкой, почти лаская. Вода стекала по ее пальцам, бежала до самых локтей, моча рукава фуфайки. Первая струйка молока выстрелила в ведро, и Мурашка дернулась, недовольная, что ее оторвали от завтрака.

– Стой, милая, тебе же легче будет, – уговаривала ее Оксана, быстро орудуя двумя руками.

Аромат парного молока перебил запах прелой истоптанной соломы, и из-за угла, потягиваясь, вышел кот. Он всегда караулил время дойки, ошиваясь поблизости, рассчитывая получить заслуженную порцию молочка. Прибился он года два назад еще блохастым котенком, и Оксана назвала его Барсиком. Кот шустро ловил мышей, складывая остатки добычи вдоль забора, демонстрируя, что не зря его кормят и содержат. Только вот терпения у Барсика совсем не было. Он пытался сунуть серую морду в ведро, не желая ждать, пока дойка закончится.

– Брысь, а то вообще не получишь! – Оксана отпихнула его ногой, но это не сработало, он зашел с другой стороны.

За дверью послышался шум, забрехала собака, гремя цепью. И Оксана невольно обернулась. В сарай забежала Милка в одной сорочке и в резиновых сапогах на босу ногу.

– Тебе чего, дуре, не спится? – спросила сестру Оксана.

– Папка вернулся с пьянки, – выпалила Мила, стараясь отдышаться.

– Ну надо же, великое событие, – Оксана скривилась. – Мне об этом докладывать было необязательно.

– Он тебя ищет, – Милка взяла Барсика на руки, и он начал вырываться. – На мать орет.

– Злой, что ли? – Оксана отставила в сторону полное ведро и потянулась за кошачьей миской.

– Нет, вроде даже довольный, – Мила пожала плечами. – Странный какой-то. Может, случилось что?

– Ну ты бы и спросила, – Оксана налила молока, убрала деревянный стульчик на место и разогнула затекшую спину.

– Так он мне и ответил. Не хочу с утра пораньше подзатыльники получать, больно оно мне надо. Он тебя требует.

– Да что ему могло понадобиться? – Оксане самой стало любопытно. С отцом она старалась не связываться, могла и неделю словом не обмолвиться, просто существовала где-то рядом, как и сестра.

– Может ты натворила чего? – осторожно спросила Милка.

Глава 2

Люба стояла на крыльце и высматривала дочерей, еле плетущихся по двору. Она теребила край засаленного фартука и смотрела с тревогой.

– Быстрее, вы как коровы, ей богу! – она помахала рукой и скрылась в доме.

Оксана с Милой переглянулись.

Тихон сидел за столом, положив локти на чистую скатерть. Люба пристроилась рядом, боясь лишний раз вдохнуть. Милка первой прошмыгнула в дверь и спряталась за печкой. Оксана же смерила родителей спокойным взглядом, поставила ведро с молоком на тумбочку и перевернула чистую банку.

– Брось все и сядь! – рявкнул отец.

– Оставь, Оксана, я сама разолью, – защебетала Люба. – У отца есть хорошие новости.

– Хорошие новости таким тоном не рассказывают, – не удержалась Оксана, но все-таки села.

– Тебе в прошлом месяце двадцать лет стукнуло, – Тихон поскреб толстыми пальцами усы. – Засиделась ты в девках, не хорошо это.

– Как жениха найду, так замуж и пойду, – ответила Оксана, и вдруг почувствовала во рту странную горечь, будто зерно полыни проглотила. – Не за кого мне пока выходить.

– Выходить всегда есть за кого, было бы желание. Так и думал, что эта забота на мои плечи ляжет. Полон дом бабья, а толков от вас нету. Смотри, Любка, каких ты бестолочей воспитала. Мордашки смазливые, а не сватается никто. А почему? Ты должна к свахе идти, ты должна женихов выглядывать, а ты все с соседкой лясы точишь!

Оксана посмотрела на мать. Она молча слушала, не перебивая. Привыкла, что муженек спьяну заводит шарманку и гудит, пока его в сон не свалит.

– На мне все держится… – он уронил голову и замолчал.

Оксана с матерью понадеялись, что концерт закончен, но ошиблись.

– Вот вы думаете, что я всю ночь пил, а я делом занимался. Оксанку нашу пристраивал.

– Я не просила меня пристраивать, – ответила она, и Люба шикнула на дочь.

– Не просила, значит? А до скольки лет я буду тебя кормить и тряпки покупать, а?

– Тиша, прекрати, родное дите куском хлеба попрекаешь, – Люба положила руку ему на плечо, но он стряхнул ее с себя. – Оксаночка, доченька, один уважаемый человек посватался к тебе. Так ты ему нравишься, что он осмелился попросить у отца твоей руки.

– И я одобрил! – Тихон стукнул кулаком по столу. – На неделе свадьбу и сыграем, тем более денег у него достаточно, чтобы всю деревню накормить и напоить! И выкуп обещал дать. Значит щедрый. Будешь жить, как у Христа за пазухой.

– Кто? – Оксана затаила дыхание. Не припоминала она в родной деревне завидных женихов, да еще и богатых.

Одна надежда осталось – привиделось отцу, перепил крепкой самогонки. Может и не сватался никто, просто черти ему в голову залезли и помутили рассудок.

– За Николу пойдешь, за кузнеца нашего, – ответил дочери Тихон и громко икнул.

– Он хороший человек, Оксаночка, хоть и говорят о нем разное, – Люба потянулась через стол к дочери, намереваясь схватить ее за руку, чтобы не убежала и еще больше не разозлила отца.

– Разное? – Оксана поверить не могла, что ее родные родители способны на такое. – Это ты про то, что он жену с дочкой убил?

За печкой громко всхлипнула Милаша и зашлепала босыми ногами по полу.

– А то, что он вдвое старше меня, вас не беспокоит? – Оксана сжала руки в кулаки. – Или то, что его даже собаки бояться, потому что он страшный и огромный? Я никогда и ни за что не соглашусь. Лучше пойду и в реке утоплюсь, раз вы меня кормить устали!

– Жить будешь, как за каменной стеной, он мне слово дал, – опять заладил Тихон. – Хватит нам в нищете прозябать.

– А вы за мой счет разжиться решили? – Оксана усмехнулась и поднялась со стула. – Может просто получку не стоит всю подчистую пропивать, а то у нас скотина во дворе скоро закончится!

– Ах ты потаскушка проклятая! – Тихон вскочил, отшвырнул жену, мешающую ему на проходе, подскочил к Оксане и с размаху ударил по лицу.

Из-за печки выскочила Мила и повисла у него на руке.

– Не надо, папка, не трогай ее! – верещала она.

Оксана коснулась полыхающей щеки и гневно посмотрела на отца.

– Не пойду я за Николу, хоть прибей меня прямо здесь, – тихо прошептала она.

– Пойдешь! – Тихон отшвырнул Милашку и схватил Оксану за грудки. – Побежишь, как миленькая, и станешь ему хорошей женой, которую ему убивать не захочется. Вы сами, бабы, во всем виноваты! Это матери вашей повезло, что я добрый попался. Люба!

Люба подошла ближе. Ее трясло от волнения и страха.

– Реши со своей непутевой дочерью вопрос. Уговаривай, как хочешь, но, чтобы к вечеру с нее вся спесь сошла. И ты, Милка, вразуми сестру! Сама уже почти невеста, скоро и тобой займусь!

– Тиша, так ей пятнадцать всего… – Люба вцепилась в младшую дочь.

– Моя бабка в ее возрасте уже первенца родила, а мы все бережем их, как принцесс! – он сплюнул на чистый пол. – Спать я пошел, устал, утомили вы меня, дуры!

Тихон, покачиваясь, пошел в комнату. Люба схватила тряпку и подтерла с пола плевок. Оксана стояла посередь кухни, как статуя, боясь пошевелиться. Мила рыдала в уголочке, размазывая сопли рукавом.

Глава 3

Оксана лежала на сеновале, спрятав влажное лицо в ладонях. Рыдания прекратились, теперь она изредка всхлипывала и вздрагивала всем телом. Это не могло быть правдой. Кто угодно, только не Никола.

Она видела его редко, так как в кузнице молодым девушкам делать нечего, туда ходили только деревенские мужики. Но она многое о нем слышала. Никола был грозным и резким человеком, нелюдимым, закрытым, скрытным. Когда умерла его жена и дочь, всю деревню охватил ужас. Оксана тогда была чуть младше Милашки, но все поняла и хорошо запомнила, как расползались от дома к дому страшные слухи.

Не поверили местные в случайность, будто Елена и Проша сами утопли. Ведь Никола был в то время на болоте и вытащить их пытался, но не смог. А не поверили именно потому, что он спасти не смог. Вранье это чистой воды! С его-то силищей он бы их обеих одной рукой за косы выдернул. Значит, не захотел… А почему? Много версий тогда крутилось на бабских языках. Кто что говорил, Оксана уже и не помнила. Вот только образ убийцы и садиста в ее голове хорошо сложился.

И теперь ее саму хотят к нему на растерзание отправить. Родные родители. Оксана не знала, как будет выпутываться, но твердо для себя решила – замуж за Николу не пойдет. Лучше уж смерть, чем такая жизнь. От одной мысли, что она с ним в одном доме окажется, да еще и в одну постель ляжет, тело мурашками покрывалось…

Оксана вытерла остатки слез и села. Сено под ней зашуршало, сухие веточки неприятно впились в ноги, и она одернула подол. Послышались тихие девичьи голоса – Мила вела к сеновалу Ульяну. Оксана с облегчением выдохнула. Ей хотелось как можно скорее разделить с лучшей подругой свое горе. То, что Ульянка уже в курсе всего, сомнений не было. Милка первым делом все растрепала.

Наконец, обе показались. На Ульяне лица не было – бледная, перепуганная, как заяц. Да и Милашка не лучше, вся душа у нее за старшую сестру изболелась.

– Как же так, а? – Ульяна села с одной стороны около Оксаны, а Мила тут же пристроилась с другой. – Может спьяну он, не всерьез?

Оксана посмотрела на светлокожую белобрысую подружку с ясными голубыми глазищами и вдруг подумала – а почему Никола именно к ней посватался, когда есть куда красивее и пышнее? От мысли этой тут же устыдилась – не хорошо это, желать своей участи другой. Она и не желала, просто понять пыталась. И поняла. Ульянины родители во век бы не согласились родную дочку отдать за чудовище, а ее с радостью решились, и думать не стали. Зачем кормить здоровую девку, если можно пристроить, еще и хорошо заработать?

– Очень сомневаюсь, – Оксана вздохнула. – Слишком хорошо я отца знаю. Он сказал, что Никола сам посватался, разрешения спросил. А этот дурак старый и обрадовался…

– Откажись! – Ульяна нашла зеленую травинку и сунула в рот. – Против твоей воли не посмеют. Не в каменном веке живем.

– Тогда папка Оксанку из дома выгонит, – дрожащим от страха голосом сказала Мила. – Куда ей пойти?

– Да хоть куда! Лучше по улицам скитаться, чем с кузнецом жить…

Ульяна не могла понять, в какую западню попала ее подружка. В ее мире многое зависело от ее слова. Но в Оксанином существовали другие правила. Она не могла ослушаться, потому что с детства в их с Милой головы вбивали, что они просто не имеют права на собственное мнение и выбор. Отец попрекал мать за то, что она не смогла родить ему сыновей, и девочки росли с чувством вины.

– Я должна отговорить отца… – Оксана смотрела перед собой, боясь даже моргнуть лишний раз. То, что она произнесла в слух, было практически неосуществимо.

– Лучше через мамку, – Мила коснулась ее плеча. – Пусть она передумает и откажет кузнецу.

– Постойте-ка, он же свататься должен официально прийти, – вдруг осенило Ульяну. – В кабаке спьяну такие дела не делаются. Ты ему и скажи – нет, прямо глядя в глаза!

– Папка потом изобьет… – предупредила Мила, но не сестру, а Ульяну. Оксана и без лишних слов знала, что изобьет.

– А вот и откажу! – Оксана вскинула голову. – Если выгонят, то уйду. Дояркой на ферму в соседнюю деревню устроюсь, в сарае жить буду.

– А я как же? – захныкала Милашка и вцепилась ей в рукав. – А если они меня вместо тебя кузнецу отдадут?

– Дите ты еще маленькое, – успокоила сестренку Оксана. – Два-три года можешь жить спокойно. А лучше присмотри себе кого-то сама. Не совершай такую глупость, как я. Пусть хороший парень тебя сосватает и заберет.

– Где мне искать-то? Меня за ворота не пускают, – Мила, осознав всю горечь своего положения, разревелась. – Только если с тобой вместе по грибы или до Ульянки. А если ты сбежишь, то папка на мне и мамке свою злость вымещать начнет. Сгубит нас обеих, если ему выкуп от кузнеца не достанется…

– Ну и ситуация, – обреченно вздохнула Ульяна. – А может тебе самой к кузнецу сходить?

– И что я ему скажу? – Оксана смахнула с лица прядь русых волос.

– Правду скажи. Не хочу, мол, за вас замуж. Откажу. Свататься не приходите. Если он у вас дома узнает про отказ и опозорится, то может передумает вовсе?

– А может и правда? – Оксана не представляла, как осмелится к кузнице подойти, но пока видела только в этом свое спасение.

– Не ходи! – взмолилась Мила. – Он отцу расскажет.

– Пусть! – Оксана решительно стала, все платье было облеплено сеном. – Только Бурана запрягу и поеду. Домой пока не ходите, тут отсидитесь, чтоб меня искать не начали. Я с заднего двора уеду.

Глава 4

Весь остаток дня мать ни словом не обмолвилась об утреннем разговоре. Люба вела себя так, будто и не случилось ничего. Тихон ушел и до самого вечера не объявлялся. Пришел поздно, злой и трезвый, поел щей со сметаной и завалился спать. Люба тут же юркнула к нему под бок. Когда возня, доносящаяся из их спальни, закончилась, Мила с Оксаной выбрались на кухню и тихонько поужинали.

– Видишь, ни словечком папка не обмолвился, еще и злой пришел, значит спаслась ты в этот раз, сестренка, – прошептала Мила, громко хлебая остывшие щи из ложки.

– Может кузнец отказался? Не зря, получается, я к нему ходила, – Оксана только на это и надеялась.

Но дурное предчувствие не отпускало. Сегодня она от Николы избавилась, а завтра отец ей нового жениха найдет? Раз уж Тихон решил старшую дочь замуж отдать, то так легко не сдастся. Оксана осознавала, что нормальной жизни в родительском доме у нее больше не будет. И в мыслях без остановки крутился вопрос – что ей делать и как спасаться?

Они вымыли тарелки и отправились спать. Завтра Оксана еще до рассвета должна отправиться в сарай и переделать все хозяйские дела. Она легла рядом с Милашкой и прижалась к ее теплому боку.

– Оксанка, если ты бежать надумаешь, то и меня с собой возьми, ладно? Я тут без тебя не останусь. Утоплюсь лучше, – прошептала Милашка.

– Спи, дура, топиться она уже собралась…

Оксана сначала не заметила, как уснула, а потом проснулась и не поняла, как ночь так быстро пролетела. Начало светать. Мила развалилась на всю кровать и пускала слюни на подушку. Осторожно поднявшись, Оксана надела свое любимое коричневое платье в мелкий цветочек, подвязала волосы платком и ушла во двор. Накормив животных, подоив корову и угостив кота парным молочком, Оксана зачерпнула из колодца ведро воды и умылась. В животе заурчало, и она пошла в сторону дома, рассчитывая успеть в тишине попить чаю с плюшками. Каким же было ее удивление, когда она увидела на кухне мать, замешивающую тесто. На плите кипела кастрюля с мясом, ровным рядком на полу были расставлены банки с соленьями, вытащенные из подпола.

– Доброе утро, – Оксана поставила ведро с молоком на тумбу и стянула с головы промокший от пота платок. – А что за праздник намечается?

Люба подняла на дочь тревожный взгляд, посыпала кругляш теста мукой и начала мять его с такой силой, будто хотела изничтожить.

– А то сама не знаешь? – ответила она.

У Оксаны кольнула под ребрами.

– В обед Никола со сватами придет, стол собираю.

– Но я же… – Оксана осеклась. Признаваться матери, что она бегала в кузницу не стоило. – Я не пойду за него. Откажу, так и знай. Выгоните меня? Да пожалуйста. Изобьете? Да бога ради! Все лучше, чем с этим стариком в койку ложиться!

– Никакой он не старик! Мой ровесник! – разозлилась Люба.

– Вот ты с ним и ложись, – выпалила Оксана, не успев сообразить, что с матерью разговаривает.

Люба в долгу не осталась – влепила ей звонкую пощечину, оставив мучной след на лице.

– Прекрати орать, дура! – прошипела она на дочь. – Эгоистка несчастная, только о себе и думаешь! А о Буране своем ты подумать не хочешь? Отец на мясо его первого пустит, если ты взбрыкнуть надумаешь! И корова туда же следом отправится… Как мы выживать будем вчетвером? Жрать что будем, а?

Оксана попятилась к выходу. Она и думать боялась о том, что отец посмеет Бурана заколоть. А теперь поняла – еще как посмеет, ей назло. И чем кузнец хуже, чем ее родная семья?

– В баню иди, лохмы вымой да причеши, – Люба вернулась к тесту. – И только попробуй все испортить – я тебя никогда не прощу!

Оксана выскочила из дома, чуть не потеряв калошу. Она заперлась в остывшей с вечера бане и проплакала целый час. Затем налила в таз воды, разделась и как следует вымылась. Милашка ломилась к ней в дверь, стучала, кричала, но Оксана не ответила ей. Она не хотела ни с кем разговаривать.

А после обеда явился Никола со сватами. На подмогу он позвал председателя деревни Федора и соседа Тихона – Гришку. Люба приветливо встретила гостей и пригласила в убранный дом. Усадила за накрытый стол, принесла бутылку самогонки и уселась в уголочке, передав бразды правления мужу. Оксана и Мила спрятались за печкой и не показывались, только подслушивали, о чем речь пойдет. Никола пить отказался, как Тихон его не уговаривал.

– За другим я пришел, – тихим басом ответил он.

– Люба, Тихон, мы привели кузнеца Николу, чтобы просить руки вашей старшей дочери, Оксаны, – начал речь председатель, который был мастер чесать языком. – Никола хорошо живет, у него большой дом, хозяйство, скотина, кузница. Будет ваша дочь, как за каменной стеной.

– Так нам такой зять только в радость, – защебетал Тихон. – Мы своей Оксане только лучшего желаем. Она у нас умница и красавица.

– И скотина на ней, и порядок в доме, – подхватила сладкие речи мужа Люба. – Все умеет, что порядочной жене требуется.

– Не гулящая, разумеется, – добавил Тихон. – Я за своими девками хорошо слежу, они у меня вот где обе!

Он сжал кулак и потряс им над столом.

– Ты, Никола, скажи насчет выкупа за невесту, – Григорий опрокинул рюмку и поморщился.

Глава 5

Свадьбу собрали быстро. Погода позволяла поставить столы в саду, Люба быстро созвала местных баб на подмогу. Всего четыре дня Оксане дали на свободную жизнь. И она провела их в постели. Она не могла ни есть, ни пить. Милашка с Ульяной часами сидели у кровати, стараясь ее хоть немного взбодрить. Утренние хозяйские дела легли на плечи Милы, но она терпеливо сносила все неудобства. Тем более, как только Оксана уедет к Николе в дом, ей придется самой следить за скотиной.

Сотню раз за эти бесконечно долгие дни Оксана пожалела о своем решении. Зато Тихон был просто счастлив. Даже съездил в соседнюю деревню к портнихе и заказал для дочери приличное платье.

Люба же чувствовала свою вину и избегала общения со старшей дочерью. Уж больно ее внешний вид давил на больную мозоль. Однако накануне свадьбы она все-таки пришла.

Выпроводила любопытную Милашку за дверь и села на край кровати. Оксана не повернулась к ней и никак не отреагировала.

– Завтра свадьба, – Люба погладила дочь по ноге. – Ты вся ледяная, укройся одеялом.

Оксана продолжала молчать.

– Он будет тебе хорошим мужем, Оксана, –Люба не теряла надежды достучаться до дочери. – Ты очень нравишься ему. Сам же к тебе посватался, осмелился к отцу обратиться, несмотря на разницу в возрасте. Ты еще благодарить нас будешь за то, что мы настояли.

Оксана резко повернулась и села, облокотившись на стену и поджав под себя ноги.

– А вы меня благодарить будете за то, что на мне обогатились? – выпалила она матери в лицо, позабыв и про страх, и про уважение, от которого толком ничего и не осталось.

– Будем, дочка. Ты спасла свою семью, хоть и дорогой ценой. У меня всю оставшуюся жизнь будет болеть за тебя душа. Ты видишь то, что творится у тебя перед носом, но многое скрыто от твоих глаз. Твой отец тяжелый человек. Каждую свою неудачу он вымещает на нас. Вот уже двадцать лет я слушаю ежедневные упреки в свою сторону. И еще столько же буду слушать. И главная проблема всего – деньги. Сейчас тебе кажется, что это не так. Потому что тебе не нужно искать, что поставить на стол, чем прокормить своих детей. И как успокоить мужа неудачника, подтолкнуть его вперед, помочь ему не сдаться. Тихон не всегда был таким. Он просто устал от собственных неудач. И если бы не я, он бы давно умер под забором.

Оксана закусила губу до боли. Ей хотелось крикнуть в лицо матери, что она совершила страшную ошибку, позволив ему выкарабкаться из ямы, в которой он оказался только по своей вине. Он пропил свое здоровье, свою честь, и каждый месяц пропивает те несчастные крохи, которые еще может зарабатывать. Если бы не родители матери, бедные бабка и дед, труженики, то их семья давно бы пошла по миру. И тому есть доказательство – умер дед, за ним следом бабушка, и Тихон озверел, озлобился, потеряв тех, у кого вечно занимал.

– Ему никого не жаль, кроме себя, – шепотом ответила матери Оксана. – Твои жертвы напрасны, он не оценит. Посмотри на себя мама, в кого ты превратилась из цветущей красавицы? В молодую старуху с потухшими глазами. Потому что прозябаешь рядом с человеком, который тебя обижает. Не деньги главное, мама, а любовь. И ты никогда не переубедишь меня в обратном. И вы отняли у меня шанс любить.

– Оксана… – Люба сгорбилась, и стала такой маленькой под ненавистным взглядом дочери, что Оксане стало ее жаль. Но каждый сам выбирает своей путь. Или не выбирает, за него это умело делают другие.

– Завтра вечером я стану женщиной, – у Оксаны по щекам покатились слезы. – И то, что я считала чем-то прекрасным и таинственным, станет моим крестом. Я не смогу принять его. Не буду с ним ласкова и нежна. Не захочу рожать ему детей, а потом бояться, что однажды меня вместе с ними найдут мертвыми на болоте. И мне не жаль себя, мне жаль моих не рождённых еще ребятишек. А почему тебе не жаль дочерей, которые уже есть?

– Я вижу твой гнев и твою боль, Оксана. И понимаю, как сильно ты обижена на меня. Но я все же дам тебе материнский совет. Постарайся принять Николу. Ласка и тепло творят чудеса. Он работящий и непьющий, на сватовстве и глоточка не сделал, а это хороший знак. Приласкай, приголубь, выслушай, накорми, и станет твой муж самым милым для тебя.

– Нет, мама, – Оксана замотала головой. – Я не смогу притворяться и играть, не такой у меня характер. И пусть Никола каждый прожитый под одной со мной крышей день знает и чувствует, как сильно я его ненавижу. Я ведь ходила к нему в кузницу, когда узнала обо всем.

– Что ты, дочка! – Люба вскрикнула и вытаращила глаза. – Зачем?

– Чтобы сказать, что не хочу идти за него. А на следующий день он явился со сватами. Он знает, что неволит меня. И все равно делает это. И ты предлагаешь мне обхаживать его? Буду лежать на супружеской постели, как бревно. Пусть видит, как мне противны его прикосновения.

Люба вскочила с кровати, как ошпаренная. Она так странно посмотрела на Оксану, что той стало не по себе.

– Ты уже была с кем-то, Оксана? Признайся, не ври мне! Говоришь так, будто разбираешься…

– Нам с Милашей хватает того, что мы слышим, как отец насилует тебя за стенкой каждую ночь.

Люба замотала головой и выбежала из спальни. Оксана легла, поджала под себя ноги и уставилась опухшими от слез глазами в стену.

Глава 6

Следующим утром Оксана вернулась из сарая вся в слезах. Она вычистила загоны, всех накормила и напоила, подоила Мурашку, угостила молоком кота, крепко обняла Бурана за могучую шею – в последний раз. Сегодня ее отдадут замуж за Николу, и она отправиться хозяйкой в мужнин дом. Что ее там ждало – одному богу известно. Оксана и не хотела об этом думать. У нее вообще ни на что не осталось сил.

Оксана вернулась в дом и разлила парное молоко по банкам, затем снесла их в погреб и поставила на полку. Люба с раннего утра крутилась на кухне, но на дочь старательно не обращала внимания. Обиделась. Зато Милашка крутилась у сестры под ногами и все заглядывала в глаза, словно надеясь, что у проворной Оксанки зреет план побега и избавления от незавидной участи. Только никакого плана не было.

– В баню иди, от тебя скотиной несет! – рявкнула на дочь Люба.

– Не пойду, пусть Никола нюхает! – огрызнулась Оксана, но потянулась за полотенцем.

– Я с тобой, – тут же увязалась хвостом Мила. – Волосы помогу промыть и крапивной водой ополоснуть.

– Лучше бы матери помогла столы накрыть, – недовольно ответила младшей дочери Люба.

– Так сейчас теть Катя придет, она и поможет, а потом и я подключусь, – защебетала Мила, боясь, что мамка ее не отпустит.

– Проститься она со мной хочет, не мешай, – безразличным голосом сказала Оксана и взяла сестренку за руку.

В бане было жарко, отец уже час назад как растопил, а сам поехал к портнихе за платьем. Оксана повесила фуфайку на крючок в предбаннике, туда же отправила и платье. Избавилась от белья и шагнула в саму баню. Жар от котла вцепился в прохладную кожу, и стало тяжело дышать. Оксана распустила волосы, бросила ленту на подоконник и посмотрела в старое затертое зеркало. Раньше она обожала любоваться собой, когда приходила мыться. Да и где еще она могла себя хорошенечко рассмотреть, как не здесь? Она провела пальцами по длинной худой шее, спустилось до грудей и положила на одну ладонь. А потом сжала и зло посмотрела на собственное лицо. Неужели этой ночью ее тела коснется ужасный Никола?

– Оксанка, ты чего делаешь?

Она обернулась. Разголышавшаяся Милашка стояла с тазиком около крана с горячей водой. Фигура у ее сестры только начала вырисовываться – бедра еще не округлились, а груди не налились, только на лобке чернел пушок. Но из угловатого подростка Милка потихоньку превращалась в девушку, причем очень красивую. Оксана вздохнула.

– Я не знаю, что мне делать. Как представлю, что он меня ночью… так в груди все сдавливает…

– А ты не давайся ему! – предложила Мила, черпая из бочки холодную воду для разбавки. – Скажи, что не согласна, пока его не полюбишь.

– Дурак он по-твоему, что ли? Мужики для того и женятся, чтобы получать доступ к телу и издеваться над женой, когда им захочется.

– Если быстро забеременеешь, то он тебя касаться не станет, я слыхала, как теть Катя про это мамке говорила, – Милка подняла тяжелый таз и потащила к полке на полусогнутых ногах.

– Не стану я ему детей рожать, еще чего! – Оксана зачерпнула ковш теплой воды и вылила на голову.

– Как будто у тебя выбор есть, – Мила взяла второй ковш и встала рядом.

– Придумаю что-нибудь, – ответила Оксана, но пока в ее голове не было ни одной идеи.

Когда они вернулись из бани, то обнаружили полный дом народу. Мужики ставили столы в саду под яблоней и таскали стулья. Бабы жарили, парили, резали, украшали, раскладывали, смазывали и несли на столы.

– Оксанка, а ты чего еще не готова? – Катерина всплеснула руками и обняла ее. – Ну и красивая же ты будешь невеста! Просто загляденье!

– Отец платье привез, – Люба сменила утренний тон, решив не давать соседям лишних поводов для пересудов. – Иди одевайся, дочка. Милка, помоги ей.

Оксана вошла в комнату и посмотрела на платье. Не было в нем ни намека на торжественность и шик, если не считать белого цвета и тонкой сетки фаты, прилагающейся в комплекте. Милка сразу схватила платье, приложила к груди и ахнула, будто это для нее.

– Может вместо меня за кузнеца пойдешь, а? – Оксана ущипнула ее за тощий зад, и та взвизгнула и вывернулась.

– Дура! – Милка швырнула платье на кровать.

Оксана рассмеялась – впервые за последние дни, а потом рухнула на кровать и расплакалась.

– Ну ты чего, лицо красное и опухшее будет, – Мила села рядом и обняла ее.

– А вдруг Никола запретит мне с тобой и Ульянкой видеться?

– Как это – запретит? Мы что, в каменном веке живем? Встанешь и пойдешь, вот еще! А если станет что говорить, то ты… – Мила осеклась, не придумав продолжение.

– Ладно, – Оксана встала и вытерла слезы. – Пора.

Когда Оксана в сопровождении сестры вышла в сад, гости уже собрались. Никола прибыл в компании нескольких мужиков и во всю принимал поздравления. Он нарядился в белую рубаху, подпоясался кожаным широким ремнем, подстриг бороду покороче и зачесал волосы.

– Дочка! Красавица! – крикнул на весь двор Тихон, и Никола обернулся.

Их с Оксаной глаза встретились. Она пыталась разглядеть в них хоть одну эмоцию, но не смогла. Председатель хлопнул в ладоши и взял слово.

Глава 7

Отвезти молодоженов на другой край деревни вызвался председатель, он и сам как раз собирался домой. Никола помог Оксане сесть на заднее сиденье председательской машины, а сам устроился впереди рядом с Федором.

– Хорошая свадьба, веселая! – сказал председатель и нажал на сигнал, чтобы разогнать стаю гусей, растянувшуюся на пол дороги. – Живите теперь долго и счастливо, ребятишек рожайте, да побольше!

– Спасибо, – ответил ему Никола и посмотрел в окно.

Оксана рассматривала затылок мужа, его крупные уши, большой нос с горбинкой и дивилась, что отныне этот человек и есть ее семья. Они даже ни разу не поговорили толком. Что она о нем знает? Ничего. А он о ней и того меньше. Про Оксану по деревне слухи не гуляли.

Машина ехала медленно, подпрыгивая на кочках и проваливаясь в ямы, тарахтя мотором и выплевывая в след серые вонючие облака. Но Оксане хотелось, чтобы она ехала еще медленнее. Чем ближе они подбирались к дому кузнеца, тем сильнее на нее накатывала тошнота. Что ждет ее этой ночью? Посмеет ли Никола прикоснуться к ней против воли? Оксане казалось, что она не вытерпит брачной ночи, убежит босиком в лес и сама прыгнет в тягучее болото.

Вдруг фары выхватили ворота кузницы, и Оксану обуял животный страх. Она приросла к сиденью и не могла пошевелиться.

– Ну, не спокойной вам ночки, – со смешком в голосе сказал Федор, ожидая, когда они покинут его транспорт.

Первым выбрался Никола, открыл дверцу и протянул Оксане руку. Его ладонь была горячей, большой и шершавой. Он помог ей выбраться, повел к высокой калитке и пропустил вперед. Двор у кузнеца был большим, хозяйство он держал крепкое, но Оксана не смогла даже взглядом обвести его владения. Она сжалась от страха и тряслась, как осиновый лист.

Никола отпер дверь ключом и зажег в доме свет.

– Теперь это и твой дом, – тихо сказал он. – Завтра утром начнешь хозяйничать и изучать все как следует. А сегодня…

Он не договорил, да и не стоило. Что ее ждало сегодня, Оксана и без него знала. Когда-то она мечтала влюбиться до смерти, а потом отдаться любимому на сеновале и познать все прелести любви. Наивная дура.

Никола привел ее в темную спальню, по стенам которой крались отблески луны. Оксана встала у большой высокой кровати и обхватила себя за плечи. Она не хотела смотреть на Николу, который подошел к ней так близко, что кожу обжигало его ровное дыхание.

– Ты боишься меня, Оксана? – он коснулся ее лица и приподнял вверх подбородок.

Их взгляды встретились, только Оксана не рассмотрела ничего, кроме темных кругов глазниц.

– Я боюсь того, что должно случиться, – честно призналась она.

– Каждая женщина боится первой брачной ночи, – кузнец снял с нее фату и бросил на пол, а затем вытащил заколку из толстой косы и распустил русые волосы.

Каждое его прикосновение заставляло Оксану вздрагивать и рвано вздыхать. Никола погладил ее по голове, перешел на шею, затем спустился до плеча и легонько сжал крепкой рукой. Оксана стояла столбом и не шевелилась. Никола расстегнул мелкий ряд пуговичек на белом платье и коснулся горячей рукой ее прохладной кожи.

– Подожди, – Оксана отпрянула, пошатнулась, но Никола схватил ее и прижал к своей груди.

А затем потянулся и поцеловал. Его жесткая борода неприятно колола щеки, но огненные влажные губы впились в нежные Оксанины, настойчивый язык проник в рот и коснулся ее языка. Из груди Николы вырвался вздох, он положил руки на Оксанину спину и еще крепче прижал к себе. Она уперлась ладонями в его грудь, намереваясь оттолкнуть от себя, поймать хоть немного воздуха, но Никола стал только настойчивее. Он терзал ее губы, ласкал языком ее маленький язычок и все смелее тискал стройное тело сквозь ткань свадебного платья.

Наконец он отстранился, и она задышала громко и прерывисто. Радость была недолгой – Никола собрал обеими руками подол и стянул одним рывком с нее платье через голову. По телу Оксаны пробежал холодок, хотя в доме было жарко. Никола расстегнул тонкую застежку лифа и швырнул его в сторону. Оксана закрыла груди ладонями, не желая даже в полумраке позволять ему на себя смотреть. Никола заметил это, поэтому убрал ее руки в стороны, и коснулся маленьких темных горошин ее сосков. Оксана вздрогнула, никогда прежде не чувствуя ничего подобного. В горле пересохло, ей захотелось попить воды. Но просить она не решилась.

Никола подвел ее к кровати и положил, бережно придерживая за спину. Оксана провалилась в пушистую перину и почуяла чужой незнакомый запах от простыней. Теперь так пахнет ее дом. И ее муж. Она хотела зажмуриться, но не смогла – боялась пропустить хоть одно движение Николы, потерять бдительность и позволить ему совершить с ней то, к чему она была не готова.

Никола снял рубашку, расстегнул ремень – Оксана услышала, как звякнула в тишине металлическая бляшка – и избавился от штанов. Затем подхватил тонкую ткань трусиков Оксаны и потянул на себя.

– Теперь я твой муж, и ты не должна меня бояться, – хрипло сказал он. – Близость между нами должна стать для тебя обычным делом. А сейчас просто доверься мне, ладно?

Он ждал ответа, но Оксана не могла и слова вымолвить. Ее парализовало, она не могла ни думать, ни говорить. И тогда Никола забрался на кровать, оперся на колени и потянулся к ее обнаженному телу. Его руки нагло исследовали ее, ласкали упругие груди, гладили живот, спускались к покрытому жесткими волосками лобку. Оксана постаралась стиснуть ноги, чтобы не позволить ему коснуться самого сокровенного. Но Никола резко развел их в стороны и заставит согнуть в коленях. Его палец скользнул к влажной складочке, и Оксана вскрикнула. Никола не убрал руку, наоборот, его движения стали более настойчивыми. Оксана не могла этого терпеть, не хотела. Живот неприятно скрутило, она постаралась выгнуться, чтобы высвободиться от этой муки.

Глава 8

Баня у кузнеца была большая и просторная. Пар обволакивал бревенчатые стены, как будто сама изба дышала – глубоко, влажно, с запахом раскаленного камня и старого можжевельника. У зажиточного хозяина баня была не просто для мытья, а почти храм: полки из гладкого осинового дерева, выструганные до шелковистости, ведра медные, начищенные до блеска, на полке – березовый веник, плотный, как сноп, перевязанный льняной ниткой. В углу, под полотенцем – кувшин с квасом и глиняная чаша с солью, а на стене – маленькая икона в простом киоте, будто бы охраняющая это место от нечистого.

Но Оксана не видела ни блеска, ни уюта. Она вошла, прижимая к груди простыню, будто щит, и остановилась у порога помывочной комнаты, будто боялась потревожить нарыв, зияющий внутри. Воздух был горячим и густым, обжигал кожу, и в нем витал чужой запах – пота, воска, мужского духа, от которого ее передернуло. Она сбросила простыню, не глядя на себя в зеркало, висящее во всю стену. Она испугалась, что расплачется, как только посмотрит самой себе в глаза, и уже не сможет остановиться. Ее пальцы дрожали, когда она черпала воду из кадки – холодную, живую – и лила на раскаленные камни. Шипение пара стало почти криком. Густое облако поднялось к потолку и медленно осело, окутав свою новую хозяйку.

Она не хотела этой бани. Не хотела этих полок, этого веника, этого права – быть хозяйкой имущества кузнеца. Все, что ей было нужно – смыть с кожи, с волос, с души следы чужих рук, чужого дыхания, чужой ночи, что навязали ей как судьбу. Она терла плечи жесткой мочалкой до боли, будто пыталась стереть не грязь, а саму память. Пар бил в лицо, но она не плакала – только дышала, коротко и часто, как загнанная птица. Оксана коснулась рукой промежности и почувствовала, как нежная кожа припухла. На пальцах остался едва заметный кровяной след, и она посмешила смыть с себя последствия сделанного кузнецом.

Ей хотело сбежать домой, спрятаться в сарае и больше никогда оттуда не выходить. Как она вернется к Николе? Как ляжет рядом с ним в чужую постель? О чем будет с ним говорить? Ей не верилось, что теперь этот мужчина – ее муж.

Тихо скрипнула дверь, и Оксана вздрогнула. Страх волной пробежал по телу, больно заколов распаренную кожу. Она обернулась. На пороге стоял Никола – огромный, сильный и совершенно нагой. Оксана невольно посмотрела туда, куда ей не следовало смотреть и ахнула. Между ног у Николы торчал не орган, а настоящий черенок от лопаты. Оксана попятилась, прижимая мокрые ладони к груди. Никола подошел к полке, зачерпнул ковш воды и вылил себе на грудь. А затем зачерпнул еще один и смыл с Оксаниной груди мыльную пену. И коснулся ее… снова…

Оксана не ждала его. Ей казалось, что после брачной ночи между ними ничего уже и не будет, как будто самое страшное уже произошло и осталось позади.

Никола подошел к ней сзади и прижался грудью к ее спине. Влажный жар сгустился между ними, будто стены бани сжались. Она замерла, не в силах ни отстраниться, ни обернуться. Ее пальцы впились в край полки, ногти царапнули гладкое дерево.

Он не сказал ни слова. Только дышал – глубоко, ровно, как будто все происходящее было естественно, как вода в кадке или пар над камнями. А для нее это было чужим, неправильным, почти святотатственным. Она не знала, куда деть взгляд, куда спрятать тело, как унять дрожь в коленях. Все внутри сжалось в комок – не от желания, а от страха быть снова использованной, снова не спрошенной, снова просто… нужной ему для плотских утех.

Его ладонь легла на ее бедро – теплая, тяжелая. Не грубая, но и не нежная. Просто… присутствующая. Как будто он утверждал свое право на нее.

Оксана закрыла глаза. В горле стоял ком, будто она глотала дым. Хотелось вырваться, но куда? За дверью – деревня, ночь, люди и мать, которая сказала: «Так надо. Так положено». А здесь – только пар, тишина и этот мужчина, чье тело она видела впервые так откровенно, чье имя теперь носит, чье дыхание обжигает ее затылок.

Он прикоснулся к ее волосам, мокрым и спутанным, осторожно отвел прядь с шеи. Движение было неожиданно мягким. Она вздрогнула оттого, что в этом жесте промелькнуло что-то похожее на заботу. И от этого стало еще страшнее: если он добр, то как она будет ненавидеть его за то, что с ней сделали? Что он с ней сделал…

– Не бойся, – негромко сказал он. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – солгала Оксана, не желая показывать ему своих истинных чувств.

– Я рад, – его влажная рука скользнула ей между ног и погладила. – Ты очень красивая, Оксана. Несколько лет у меня не было женщины, и я доволен, что женился именно на тебе. Мне нужна хорошая и послушная жена. Именно такой ты для меня и станешь.

Никола развел ее ноги в стороны и потянул на себя круглые бедра. Оксана выгнулась и уперлась руками в стену. Он вошел в нее плавно, одним длинным толчком и замер. Стон вырвался из его груди. Оксана вскрикнула, но больше от неожиданности, чем от боли.

– Я научу тебя всему… – прохрипел кузнец. – Начинай двигать бедрами, будто танцуешь.

Оксана не собиралась этого делать. Она готова была позволить ему обладать собой, согласна была потерпеть, но не могла отдать ему ни капли своей нежности. И тогда Никола просто взял ее за бедра и сам начал делать ими круговые движения. Она еще сильнее прогнула спину и еще крепче вцепилась в стену.

– Вот так мне нравится, ты поняла?

– Поняла, – ответила Оксана.

Глава 9

Оксана открыла глаза и осмотрелась. Солнечный свет заливал комнату, голова утопала в мягких подушках, тело изнывало от жары, укутанное в теплое пушистое одеяло. Никола сидел у нее в ногах, одетый в темную рубаху и штаны из плотной грубой ткани. Он смотрел на нее. Увидев его хмурый взгляд, Оксана испугалась и прижала край одеяла к груди.

– Проснулась, – он вздохнул. – Долго же ты спала.

Память медленно вернулась, и Оксана вспомнила, как они были вдвоем в бане и как она исполняла свой супружеский долг второй раз за вечер.

– Что со мной случилось?

– Ты перегрелась и упала в обморок. Я принес тебя домой, напоил травяным отваром и уложил в кровать.

Это она тоже смутно помнила.

– Раз уж теперь мы с тобой супруги, то пришла пора обсудить, как мы будем жить, – Никола отвел глаза и посмотрел перед собой. – Я вижу, что ты меня боишься и вся дрожишь, едва я к тебе прикасаюсь. Меня это не устраивает, но я готов дать тебе столько времени, сколько нужно, чтобы ты ко мне привыкла.

– А если я так и не привыкну? – Оксана набралась храбрости и спросила. – Я же пришла к тебе перед свадьбой и сказала, что не пойду за тебя. Почему же ты меня не послушал?

– Я поступил так, как хотел сам. Но ты могла сказать нет, и тогда свадьбы не было бы. Разве я заставил тебя? Я просто пришел и спросил. И получил ответ.

Оксане нечего было возразить. Да, ее заставили, только не он, а люди, которых она считала своей семьей.

– Чего ты молчишь? – Оксана пугалась его тяжелого голоса, слишком уж давящим он был. – Теперь обратного пути нет, так что придется привыкать ко мне и к моим порядкам. Я не для того женился, чтобы возвращать тебя отцу.

– Я поняла, – еле слышно ответила она. – Если тебя устраивает жить с женщиной, которая тебя не любит, то пожалуйста…

Оксана привыкла дерзить, такой уж был у нее характер, только она еще не успела понять, что Никола не собирался прощать ей ее дерзости.

– Иногда любви одного хватает и на двоих, – он встал с кровати. – Поднимайся, я покажу тебе дом и пойду в кузницу.

Оксана откинула одеяло и обнаружила, что на ней совсем нет одежды. Поймав жадный взгляд Николы, она испугалась, что он снова захочет ее, поэтому быстро нырнула обратно под одеяло.

– Близость между нами будет часто, – он словно прочитал ее мысли. – И для того, чтобы ложиться с мужем в постель, вовсе не обязательно его любить. Но ласковой быть обязательно. Я не насильник, Оксана, и беру то, что принадлежит мне по праву. А ты теперь моя – и телом, и душой. И я советую тебе постараться не затягивать с тем, чтобы свыкнуться с этой мыслью. И я хочу ребенка. И ты родишь мне его.

Он вышел из комнаты, позволив ей спокойно одеться. Оксана нашла старенький чемоданчик со своими платьями и выбрала то, что поскромнее и подлиннее. Подвязав волосы платком, она вышла из спальни и обнаружила Николу на кухне.

Кухня была залита утренним светом – чистая, просторная, с широким деревянным столом посередине и полками вдоль стен, аккуратно заставленными посудой, банками с сушеными травами, грибами и крупами. На плите тихо булькала кастрюлька, откуда шел тонкий аромат травяного настоя. Все здесь дышало порядком, но не уютом – скорее, строгой, почти солдатской опрятностью.

Никола стоял у окна, спиной к ней, и, не оборачиваясь, начал:

– Столовые приборы и посуда в ящике под полкой с крупами. Хлеб держи в хлебнице, чтобы не черствел. Мука, крупы и сушеные грибы – все перед тобой. Мясо и молоко в подполе, там всего достаточно на ближайшее время. Вода для уборки – в бочке на крыльце. Питьевую носи из колодца, он около сарая. Дрова я сам наколю, тебе не надо. Постельное белье в сундуке в спальне, меняй раз в неделю, а если запачкается – сразу. Белье стирать можешь в бане, а сушить на веранде. Веник, совок и тряпки найдешь за печью.

Он наконец обернулся. Его взгляд скользнул по ее платку, по длинному подолу платья, по сжатым пальцам. Никола едва заметно улыбнулся.

– Готовить будешь ты. Я привык есть в одиночестве, и умею со всем хорошо управляться, но теперь у меня есть жена, и я хочу, чтобы ты меня кормила. Блюда выбирай на свое усмотрение, делай так, как привыкла, если мне что-то не понравится или особенно понравится, то я скажу. Завтракаю я всегда дома. Обед беру с собой в кузницу, возвращаюсь обычно не очень поздно, все зависит от текущих заказов. Поэтому прошу тебя ждать меня к ужину. Нам нужно привыкнуть друг к другу, побольше разговаривать. Ты согласна?

Оксана кивнула, не глядя ему в глаза.

– Хорошо, — сказал Никола и подошел к ней почти в плотную.

Он наклонился и поцеловал ее в сначала в губы, а затем в висок.

– Если тебе что-то понадобится, только скажи, я сделаю все, что ты захочешь. Я ушел в кузницу. Ах, да, скотину я накормил и напоил. Но в ближайшем будущем это станет твоей заботой. Не переживай, хозяйство у меня небольшое, даже коровы нет. Молоко, сметану и творог я беру у соседки. Не скучай и не грусти.

Никола вышел и прикрыл за собой дверь. Тишина в доме сразу стала громче. Оксана постояла еще немного, прислушиваясь к стуку собственного сердца, а потом медленно пошла осматривать дом.

Помимо их спальни, в доме было еще две комнаты – каждая со своим характером, будто отражая разные стороны жизни, которую ей предстояло здесь вести.

Глава 10

Ульяна, увидев из окна Оксану, тут же выскочила на улицу, бросилась ей на шею и завизжала от радости.

– Я так рада что ты пришла! – прокричала она Оксане прямо в ухо. – Ну что, как все прошло?

– Пошли на сеновал? – предложила Оксана, зная, что там их точно никто не побеспокоит. А если кто и пойдет, то они увидят его раньше, чем он их. – И принеси из дома что-нибудь поесть, а то у меня в животе урчит. Я даже не позавтракала еще.

– Ну ты даешь, так обед уже! Тебя что же, муж не кормит? – возмутилась Ульяна. – Давай у матери попрошу наложить нам в тарелки, в беседке на улице и перекусим.

– Давай, но никак не пойму, как уже обед, если я только недавно встала? – у Оксаны, привыкшей просыпаться вместе с рассветом, это никак не укладывалось в голове.

Но потом она вспомнила, как Никола сказал, что она слишком долго спала, и догадалась, что причина во вчерашнем обмороке. Видимо, события брачной ночи пошатнули ее настолько сильно, что она лишилась остатков сил.

Ульяна вынесла во двор две тарелки гречки с подливкой и миску квашеной капусты. Они спрятались в тени беседки и первым делом поели. Оксана видела, с каким любопытством смотрела на нее Ульяна и как она сгорала от нетерпения, поэтому решила не томить.

– Спрашивай, – разрешила она, готовая, что подруга засыплет ее сотней вопросов.

– Оставим посуду здесь и пойдем на сеновал, там и поговорим спокойно, – предложила Ульяна.

Так они и сделали. Сеновал в хозяйстве Ульяниной семьи находился в самом конце двора. Они застелили старую фуфайку и легли, вытянув ноги.

– Вот теперь я готова слушать! – Ульяна завозилась на месте. – Оксанка, когда я на вас на свадьбе смотрела, у меня сердце замерло. Какой же он страшный и злой, твой Никола. Я всю ночь не спала, думая, что он там с тобой делает… Уже испугалась, что и не увижу тебя больше…

– Ох, Ульянка, это ад кромешный, – Оксана вздохнула. – Никогда в жизни мне так страшно еще не было. Привез он меня в свой дом, отвел в комнату и давай сразу раздевать.

– Ужас… – Ульяна вздрогнула. – А дальше что? Сильно противно было? Больно это или врут все?

– И больно, и противно, – обреченно ответила она. – А когда он моего тела касался, то думала, что умру. Ручищи у него жесткие и огромные. А глаза какие, Ульянка, как у зверя дикого. Сначала он меня гладил везде, будто исследовал. А потом на кровать повалил и сам навалился сверху.

– А поцелуи? – перебила ее Ульяна. – Во время них и правда языками трутся? Ну скажи, Оксанка, мне же тоже это предстоит скоро. Дай бог, с любимым человеком.

– С любимым это, наверное, совсем другое дело, – Оксана откинулась на спину и посмотрела на посеревшую от дождей и ветров крышу сеновала. – А теперь и не узнаю, каково это… Неужели мне всю жизнь предстоит жить с Николой?

– Ну так какие они, поцелуи? – не унималась Ульяна.

– Странные, – честно ответила Оксана, другого слова она не нашла. – Ну а какими им еще быть, если посторонний человек вторгается в твой рот своим языком и делает там не пойми, что. И это только начало…

– Ну а потом что было? После поцелуев? – Ульяна села и теперь смотрела на Оксану сверху вниз.

– А потом он раздвинул мне ноги и сделал свое дело. Боль такая странная, обжигающая, что и словами не передать.

– И какой он у него? – спросила Ульяна и покраснела. – Сильно страшный?

– В первый раз я ничего и не увидела. Когда все закончилось, он отправил меня в баню. А потом и сам туда пришел…

Оксана замолчала. Воспоминания неприятной волной нахлынули на нее, и она пожалела, что завела этот разговор. Еще и слезы подступили.

– Я не хочу у него жить, Ульяна. Я хочу вернуться домой. Пусть лучше я буду смотреть на пьяного и вечно недовольного отца, чем быть с кузнецом… – Оксана всхлипнула, и ее лицо исказилось от отчаяния. – Я никогда не смогу полюбить его. Все в том доме для меня чужое.

– Не плачь, – Ульяна легла рядом и обняла ее. – Может тебе удастся вернуться домой? Поговори с матерью, пожалуйся ей…

– Он хорошо им заплатил, – ответила Оксана. – Даже если бы я пришла проситься обратно вся в синяках, это ничего бы не изменило.

– Всегда есть выход, нужно просто получше его поискать, – успокаивала ее Ульяна. – Деньги у кузнеца водятся?

– Ты думаешь, он мне про деньги свои рассказывал? Да и зачем мне про это знать? То, что он зажиточно живет, всей деревне и так известно. И как мне это поможет несчастной участи своей избежать?

– Очень хорошо, Оксана, поможет, – Ульяна снова села и сложила руки на груди. – Если совсем станет невмоготу, ты попробуй что-то приберечь, припрятать, скопить, а потом сбежишь и в город уедешь. Это с пустыми руками страшно, а если будет что за душой, то всяк легче.

– Ты это говоришь, а мне уже не по себе становиться. Не смогу я украсть, даже у мужа. Да и не позволит он мне его средствами распоряжаться. Я ему нужна для плотских утех, рождения детей и домашнего хозяйства. Утром он мне так и сказал, когда в кузницу уходил. Велел за домом следить, обед ему варить и ночами ублажать. Только боюсь я его, Ульянка, как огня. Вдруг он меня, как и жену свою покойницу – того? – Оксана вцепилась руками в горло и захрипела.

Глава 11

Калитка была открыта, и Оксана, заметив это, забеспокоилась. Она точно помнила, что заперла ее. Уж не пробрались ли в дом к кузнецу воры? Она вошла во двор и осмотрелась. Вроде все лежало на своих местах, хотя Оксана могла и не запомнить половины. Она вошла в дом, стараясь ступать тихо и осторожно, но тоже ничего подозрительного не заметила.

– Где ты была? – голос раздался за спиной так близко, что Оксана вскрикнула и отпрянула.

Но Никола резко схватил ее, не позволив далеко уйти. Он развернул Оксану к себе, и теперь они смотрели друг на друга в упор. Он – злой и суровый, а она – напуганная до смерти. Оксана хотела все объяснить, ведь она ничего плохого не сделала, но так и не посмела открыть рот. Никола коснулся пряди волос, выбившейся из платка, и вытащил тонкую соломинку. Покрутил сухую травинку в руках, поднес поближе к глазам и усмехнулся, только совсем не по-доброму.

– Я повторю свой вопрос, если ты оглохла. Где ты была? – соломинка полетела на пол, а его глаза снова уставились на жену.

– Я пошла проведать Ульяну и случайно у нее засиделась, – голос у Оксаны задрожал, она попыталась высвободить руку из хватки Николы, но он только крепче ее сжал.

– Ты оставила открытым дом. Ты не приготовила обед. И вообще не сделала ничего из того, что я велел. Почему?

– Я думала, что все успею, но все случайно вышло… – Оксана не выдержала и заплакала.

Вот только ее слезы не тронули Николу ни капельки.

– Вместо того, чтобы хозяйством заниматься, ты по чужим сеновалам валяешься? – Никола оттолкнул Оксану, и она сразу зажала разболевшееся плечо рукой. – Неужели болтовня с подружкой заставила тебя забыть обо всем?

Она догадалась – муж ей не поверил и заревновал. Вот только доказывать ничего не собиралась. Особенно после того, как он ее перепугал и схватил. У Оксаны не было опыта в отношениях, но она хорошо усвоила материну ошибку и решила – она не даст себя в обиду и не позволит над собой издеваться, каким бы грозным не был ее противник. А ведь именно так она Николу и воспринимала – опасным врагом, ненавистным человеком, который посмел сломать ее жизнь и надругаться над телом.

Она громко фыркнула и подошла к кухонному столу.

– Хочешь ужин? Сейчас будет ужин! – Оксана достала из мешка несколько картофелин и бросила их в раковину. – А со своей подружкой я могу часами напролет болтать, и забыть при этом обо всем – проще простого! Тем более я только замуж вышла, как мы могли не обсудить такое событие? Или ты думал, что я буду теперь около твоей штанины сидеть и в глаза тебе смотреть?

Оксана дерзила ему, а саму ее всю трясло внутри. Она приготовилась к страшному и готова была с достоинством это принять. Решит поколотить ее? Пусть только тронет, она будет биться до последнего. А если прибьет ее Никола, то так тому и быть.

– И что же ты ей рассказала? – Никола так и стоял в дверях, напоминая необъятную глыбу. – Жаловалась на свою несчастную долю? Утешения искала?

– Утешить меня никто не сможет, – ответила она, срезая с картофелины тонкую кожуру. – И от тоски умирать в чужом доме я тоже не собираюсь.

– Теперь это твой дом, – прорычал он, стиснув зубы.

– Да? – Оксана обернулась, выставила вперед нож, и с мокрых рук на пол упали грязные капли воды. – Все мне здесь чужое – и ты, и твои хоромы. И никогда я не полюблю ни тебя, ни это проклятое место!

– Думай, что говоришь! – Никола не на шутку разозлился, подошел к Оксане, выдернул у нее из рук нож и швырнул его в раковину.

А затем схватил за талию и прижал к своей груди. Оксана уперлась перемазанными ладошками в его тело и перепачкала светлую рубашку.

– Я твой муж, – Никола наклонился к ее уху и заговорил совсем тихо. – И теперь я твой бог, твой храм и твоя крепость. А если ты надумала вывести меня из себя и показать свой характер, то берегись, Оксана, потому что со мной шутки плохи!

Он подхватил ее одной рукой, как легкую пушинку, и понес в спальню. Оксана билась и вырывалась, колотила его по спине и плечам, но Никола не реагировал.

Он швырнул ее на кровать, задрал подол платья и резко дернул трусики. Ткань треснула и порвалась, оставшись непотребным лоскутком в огромной ручище.

– Не трогай меня! – закричала Оксана и попыталась ударить Николу ногой в пах, но промахнулась.

Рубашку он снимать не стал. Просто расстегнул ширинку на штанах и вытащил возбужденный готовый орган. Оксана постаралась вывернуться, но Никола прижал ее к постели своим весом и вошел в нее. Он двигался резко и быстро, будто не жену любил, а гвозди забивал.

– И так будет каждый раз, когда ты свой рот откроешь, чтобы со мной спорить, поняла? – сказал он прямо в ее распахнутые губы.

А потом накрыл их жадным поцелуем. Чуть приподнявшись, Никола рванул на ней ворот платья и обнажил грудь, а затем припал губами к торчащему соску. Оксана простонала, впившись острыми ногтями ему в плечи. И чем дольше Никола терзал ее горошинку языком, тем невыносимее ей было терпеть эту муку.

Несколько раз Никола замирал, и Оксана прислушивалась к своему телу, ждала заветную пульсацию, знаменующую ее скорое освобождение, но он снова разгонялся, ускоряя темп. Будто намеренно продлевал мучительную пытку.

Глава 12

Никола лежал на спине, сложив руки на могучей груди. Одеяло едва прикрывало его пах и ноги, стриженная борода покоилась на груди, подрагивая в так тяжелого размеренного дыхания. Круглая луна с любопытством заглядывала в широкое окно, будто рассчитывала увидеть что-то непотребное и постыдное в супружеской спальне. Но ей пришлось остаться ни с чем.

Никола сходил перед сном в баню, затем отправил туда Оксану, а когда она вернулась, он уже спал. Пробравшись на цыпочках к кровати, она забралась под одеяло и боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не потревожить сон мужа.

Оксана приподнялась на локте и осторожно заглянула Николе в лицо. Мелкие морщинки светлыми лучиками бороздили смуглое от солнца лицо. Густая борода, темная и слегка вьющаяся, прикрывала сильную нижнюю часть лица, подчеркивая мужественный квадратный подбородок. Его густые брови были чуть сведенными к переносице, как будто и во сне он что-то обдумывал или защищался от чего-то невидимого. Но выражение лица Николы вместе с тем казалось неожиданно мягким в полумраке комнаты – привычная выжигающая суровость наконец отступила. Губы, прикрытые бородой, чуть приоткрылись, и дыхание шло ровное, чуть хрипловатое, будто тело старательно пыталось избавиться от усталости, скопившейся за годы тяжелого труда.

Она не хотела разбудить его, просто надеялась рассмотреть и понять, какой он, ее муж. Оксана вдруг заметила, что не видела теперь ни гнева, ни упрямства, а только уязвимость, так редко показывающуюся днем.

И все равно она его ненавидела. Будь у нее в руках нож или удавка, она бы решилась избавить себя от него, и глазом не моргнув.

За окном громко ухнула сова, и она вздрогнула от неожиданности. Словно сама судьба отругала ее за поганые мысли.

– Спи, хватит любоваться мной, – прошептал Никола, не открывая глаз и не шевелясь даже.

Оксана рухнула головой на подушку и чуть не расплакалась от собственной глупости. Кузнец закряхтел и повернулся на бок.

– Или спросить что хочешь? Так спрашивай, раз разбудила.

– Я тебя не будила, – ответила она, вцепившись зубами в губу. – Я домой хочу.

– Ты уже дома. Не придумывай себе лишних проблем. Жизнь длинная, успеешь намаяться.

– Не сомневаюсь. Почему ты меня выбрал, просто скажи. Это отец меня тебе навязал, да? – она уже думала об этом, но наотрез отказывалась верить.

Никола потянулся и накрыл ее грудь своей рукой. Оксана замерла и вся сжалась – только бы под ночнушку не полез…

– Тихон тебя никому не навязывал, – спокойно ответил Никола. – Это я тебя выбрал, уже давно, но тогда ты моложе была, я все не решался. А когда услышал в кабаке, как твой отец распаляется, что замуж тебя выдать надо, так и подошел. А чем я плох для тебя, Оксана? Только тем, что старше тебя? Но так я не старик еще, и работать могу, и любить тебя силы есть…

– Только у меня любить тебя сил нет, – она всхлипнула и смахнула слезинку со щеки.

– Ты нового боишься, вот и не можется тебя. А ты попробуй и постарайся. Не отталкивай меня, Оксана.

Никола подвинулся ближе, рывком развернул Оксану к себе спиной и прижался к ней голой грудью. Его дыхание коснулось ее затылка, и по спине побежали мурашки.

– Ты любила другого? Скажи, а то может я вас ненароком разлучил, – прохрипел он ей в шею.

– Нет, не любила я никого никогда, – честно призналась она. – И не целовалась ни с кем даже.

– Это я заметил, когда ты рот боялась открыть и перепугалась до смерти, – Никола усмехнулся. – Но теперь ты моей стала. И обратного пути нету.

– Так ты любишь меня, Никола? Мы же не общались никогда толком. Я все понять этого не могу, как ни пытаюсь.

– Мы, мужчины, сначала глазами любим, так уж у нас все устроено. Помню день, когда впервые заметил тебя, ты по улице бежала босиком, только пятки сверкали. А волосы твои русые разлетались на ветру, как морские волны, – Никола погладил ее по голове и замер. – Сестренка твоя не могла поспеть, все кричала: Оксанка, стой, дура! А ты и не обернулась даже. И что-то кольнуло у меня в груди, впервые за несколько лет. И думал я потом о тебе чаще, чем хотелось.

Оксана слушала и не верила, что все это правда. Не могла она жить и не знать, что нравилась кузнецу. Она бы тогда что-нибудь предприняла, сбежала бы в город или разонравилась ему всеми силами. И тогда не лежала бы сейчас с ним в одной постели.

– Я не жду от тебя чудес, их не бывает. Понимал, что не проникнешься ты ко мне нежностью и любовью сразу, когда брал тебя.

– А если я никогда не проникнусь? – Оксана отодвинулась и высвободилась из его объятий. – Как ты будешь жить со мной? Разве сможешь смириться, что тебя не любят?

– Я тебе уже говорил, Оксана, что моей любви хватит на двоих. А ты просто будь покорной женой, как и положено быть. Я тебе все прощу, потому что ты молода и неопытна. Только будь мне верна и никогда не обманывай. Ты думаешь, что я злой и грозный, так многие обо мне думают. Так оно и есть на самом деле. Вот только тебя мой гнев никогда не коснется, если ты будешь вести себя правильно. Вот мое единственное условие.

Никола вздохнул и улегся на свою подушку. Некоторое время они лежали молча, друг друга не касаясь. А потом Никола засопел, погрузившись в сон.

Глава 13

Оксане снилось, будто она провалилась в вязкую холодную трясину болота, жижа схватила ее за голые ноги и начала тянуть вниз – медленно, словно назло дразня и играясь. А потом пришел жгучий страх и сковал так, что она не могла даже на помощь позвать, только рот открывала, как рыба, брошенная на берег. Оксана видела себя так отчетливо, что даже мысли не возникло, что это все ересь несусветная и не может такого быть на самом деле. А трясина все тянула вниз, коснулась живота, сжала легкие…

И вдруг она увидела Николу. Он вырос на берегу так внезапно, что Оксана глазам не поверила. Она протянула руку, чтобы он схватил ее и спас. Только Никола не двигался с места, а просто смотрел на нее прожигающим взглядом.

– Никола, – прошептала она. – Спаси меня…

– Ты сама виновата. Сама в болото полезла, – ответил он. – Я же тебе велел – не ври мне!

– Я не врала тебе, Никола!

А топь тем временем доползла до самой шеи и оставила Оксане несколько минут на прощание с мужем.

– Никола… – она вытаращила глаза, не веря, что он способен так жестоко с ней поступить.

И за что? Вот за что он так с ней? Она же ведь ничего плохого не сделала. Она же была ему верной женой…

И вдруг Никола схватил ее и выдернул из вязкого болота. Прижал к груди и зашептал:

– Теперь ты веришь, что моей любви хватит на двоих?

А потом схватил ручищей за грудь и смял ее со всей силой.

Оксана вздрогнула и проснулась. Рассвет только начал заниматься. Неугомонный петух орал под окном.

А Никола стаскивал с Оксаны тонкую мятую ото сна ночнушку и пыхтел в спину. Она почувствовала, как член упирается ей в поясницу и только теперь до нее дошло, что он задумал.

– Никола… – Оксана положила ладошку на его горячую руку и попыталась убрать со своей груди.

Но он только распалился от ее жалобного голоса. Вторая рука забралась под трусы и вцепилась в Оксанин круглый зад. А потом скользнула по бедру к лобку.

Он стащил с нее белье, оставив совершенно нагой и беззащитной.

– Хочешь, забирайся на меня сверху, – его голос охрип и сорвался на последних звуках. – Я буду смотреть, как твои груди колышутся при каждом движении.

– Нет, – Оксана и представить не могла себя верхом на кузнеце. Ей бы побыстрее и так, чтобы не видеть его лица.

– Ну хорошо, – он не стал настаивать и притянул ее к себе за бедра.

Он вошел быстро, на всю длину, и на секунду замер от удовольствия. Грубые пальцы сдавили набухший сосок, а потом нашли второй. Он двигался и целовал ее плечи, шею, больно царапая нежную кожу бородой. Оксана прикусила губу и боялась выпустить из себя хоть единый звук. А потом вспомнила, как ее короткий стон в бане довел кузнеца до экстаза. И решила, что это единственный способ ускорить проклятый супружеский долг.

Она простонала и выгнулась, а потом сделала круговое движение бедрами. Так он хотел? Пусть получает. Но Никола одним рывком вышел из нее и замер за спиной. Пока Оксана соображала, в чем причина и что она сделала неправильно, кузнец лег на спину и потянул ее на себя. Она и не поняла, как оказалась на муже сверху. Ноги обхватили его бедра, возбужденная плоть оказалась в ее промежности. Никола приподнял Оксану и посадил прямиком на член.

– Выпрямись, – попросил он.

И Оксана расправила спину. Теперь она смотрела на кузнеца сверху вниз и видела, с какой жадностью он разглядывает ее тело.

– Ты красавица, – прошептал Никола и крепко сдавил ее ягодицы.

А потом начал двигаться в ней быстрыми и резкими толчками. Оксана завыла, теперь по-настоящему, потому что каждый новый толчок отдавался приятной тягостью в животе. Никола гладил ее груди, сжимал их, терзал соски, спускался по животу до лобка и поднимался обратно.

Никола притянул Оксану к себе, прижал к груди и запульсировал внутри нее. Его дыхание срывалось ей в шею, живот поднимался и опускался, а Оксана затаилась и ждала, когда он отпустит ее.

Никола поднялся с кровати, натянул штаны с рубахой и посмотрел на обнаженную Оксану, кутающуюся в одеяло.

– Позавтракать бы не мешало, – сказал Никола, застегивая ремень.

– Сейчас только в баню схожу, – ответила Оксана. – А что мне готовить?

– Кашу сделай, хлеб маслом намажь, там немного осталось, сегодня бы свежего испечь… – Никола вздохнул и вышел из спальни.

Оксана тут же бросилась одеваться, желая поскорее смыть с себя противную липкость между ног. Вода в бане была теплой, приятно пахло деревом и вениками. Когда она шла обратно через двор, то увидела, как ловко Никола орудует вилами, выдергивая свежее сено для скотины. Любопытство взяло верх, и Оксана подошла к сараю, в котором секунду назад скрылся ее муж.

Сено он нес лошадям, которых в загоне оказалось две – черная, как смоль, и рыжая с белыми пятнами по крупу. Заметив чужачку, рыжая заржала и топнула копытом, оповещая хозяина об опасности. Никола обернулся и улыбнулся.

– Так ты мне завтрак готовишь?

– Я люблю лошадей, – Оксана подошла ближе к загону и коснулась рыжей шеи. – Как их зовут?

Глава 14

Оксана долго просидела на кухне, глядя в одну точку. Хрупкая надежда, что она теперь не только хозяйка дома, но и хозяйка самого кузнеца, рассыпалась на мелкие осколочки и больно ранила. Все не так, как ей виделось. Это она – его собственность, игрушка, с которой ему нравится забавляться, заложница в четырех стенах.

Кузнец неспроста не хочет, чтобы она за ворота выходила. Он боится, что она еще сильнее захочет вырваться из супружеских оков и сбежать. Только Оксане для этого и дом покидать не нужно – она и так мечтает об этом, особенно в те моменты, когда он прикасается к ней и лезет со своей любовью.

Она убрала со стола, перемыла посуду и полезла в погреб за мясом и картошкой. Чем быстрее обед приготовит и порядок наведет, тем раньше сможет уйти и вздохнуть воздухом свободы. Порубив мясо на кривые куски, она бросила его в жаровню, добавила лук с морковкой, постругала картошку тонкими брусками, как делала всегда мать, и взялась за веник.

Потом протерла пол влажной тряпкой, застелила супружескую постель, расправив мятые после утреннего соития простыни, сложила чистую посуду по местам и начала собираться. Мысли ее были далеко отсюда, на родном сеновале в окружении подружки и сестры, и ей не терпелось поскорее пожаловаться им о своей тяжелой доле, предупредить, чтобы бились за свое счастье всеми силами и не соглашались на страшную участь – жить с нелюбимым мужем.

Картошка с мясом потушились, она бросила в жаровню несколько листочков лаврушки, сдобрила перцем и положила большую порцию в алюминиевую чашку, чтобы отнести в кузницу. За хлеб она так и не принялась, решив, что спросит рецепт у матери, чтобы продукты зря не переводить.

Заперев дом, Оксана пошла в кузницу.

Кузница стояла немного в стороне от дома – крепкая, сложенная из тесаного бруса, с высокой крышей и широким дымоходом, из которого вечно вился густой, жирный дым. Воздух вокруг был горячий даже в прохладный день: земля под ногами будто хранила тепло раскаленного железа, а ветер доносил запах угля, пота и огня – резкий, мужской, неумолимый.

Оксана подошла осторожно, держа в руках миску с едой, завернутую в чистое полотенце. Она еще издали услышала звон – глухой, мощный. Каждый раз, когда молот падал на наковальню, казалось, будто сама тишина вздрагивает и прячется за деревья.

Она заглянула внутрь через приоткрытую дверь. Свет проникал сквозь щели в стенах и пыльное окно, выхватывая из полумрака фигуру Николы. Он стоял спиной к ней, обнаженный по пояс, с широкой, мускулистой спиной, покрытой потом и сажей. Его движения были точны, уверены – ни единого лишнего жеста. Он брал раскаленную полосу железа клещами, вытаскивал из горна, и каждый удар молота по металлу звучал как приговор или молитва — Оксана не могла понять, на что больше это было похоже.

Пламя отразилось в его глазах, когда он на миг повернул голову, проверяя цвет покрасневшего клинка. Лицо его было сосредоточенным, почти спокойным – совсем не таким, как дома, когда он говорил с ней тяжелым голосом и смотрел так, будто видел все, даже то, что она старалась скрыть. Здесь, в кузнице, он был другим: не хозяином, не мужем, а творцом. Железо слушалось его, огонь служил ему, и даже тени в углу будто кланялись.

Оксана замерла на пороге, не решаясь войти. Ей вдруг стало стыдно – не за себя, а за то, что осмелилась подглядывать за чем-то столь личным. Это было не просто ремесло. Это была его суть.

– Заходи, – не оборачиваясь, сказал он. Голос прозвучал мягче, чем она ожидала. – Обед принесла?

Она кивнула, хотя он не видел, и сделала шаг внутрь. Пахло смолой, маслом и чем-то резким.

Никола опустил молот, протер лицо тыльной стороной ладони и подошел к ней. На его груди блестели капли пота, волосы прилипли ко лбу. Он взял миску и кивнул.

– Спасибо. Отпрашиваться будешь?

– Буду, – Оксана вскинула подбородок.

– Ну давай, – он сел и посмотрел ей в глаза, щурясь.

Она сверлила его взглядом, видя, что он попросту издевается над ней и откровенно наслаждается тем, что в силах ей что-то запретить.

– Отпусти меня проведать родителей, – еле слышно попросила она, чувствуя, как гнев расходится в груди и разливается по всему телу.

– Иди, – Никола медленно кивнул. – Только запомни, Оксана, что не стоит жаловаться никому ни на свою несчастную долю, которую ты таковой считаешь, ни на меня. Повидайся с родными и возвращайся. Не забудь в кузницу заглянуть и сообщить, что ты дома. Я хочу всегда знать, где ты находишься и чем занята.

Оксана не стала отвечать, дабы не доставлять ему еще большей радости. Она выбежала из кузницы и помчалась по улице, глотая слезы обиды. Страшная мысль вертелась у нее в голове – сбежать и больше не возвращаться, спрятаться от него, чтобы никогда он не смог найти ее.

К середине дороги она утомилась и перешла на быстрый шаг. Деревня теперь ей виделась в ином свете – как будто она целый год по этим дорогам не ходила. А вскоре показалась перекошенная крыша родного дома, и сердце кольнула жгучая тоска. Ворота были распахнуты настежь, на траве виднелся свежий след от колес новенькой телеги – значит отца дома нет, что уже хорошо. Вот только жаль, что из-за этого она не сможет обнять любимого Бурана.

– Оксанка! – с крыльца сбежала Милка и бросилась к сестре в объятия. Слезы градом побежали по девичьим щекам.

Глава 15

Оксана первым делом пошла в кузницу, чтобы доложить, что она вернулась. Никола как раз устроил передышку и уселся на пенек, вытянув ноги. Увидев жену, он вытер пот со лба и улыбнулся.

– Как сходила?

– Хорошо, с мамой и сестрой повидалась. В доме убралась, полы помыла, сейчас хлеб буду печь.

– Умница, – Никола поднялся, подошел ближе и коснулся ее щеки. – Только ты грустная какая-то? Что тебя тревожит?

– Ничего, просто тоскую я по сестре сильно, привыкла, что она всегда рядом.

– Женские дни у тебя когда? – спросил Никола, и Оксана покраснела от стыда.

– Скоро должны начаться, не знаю я точного дня…

Оксана подскочила на месте и побежала в дом. Неуместный вопрос Николы будто преследовал ее до тех пор, пока она не ворвалась внутрь и не заперла за собой дверь. Неужели он и в это будет лезть?

Оксана прошлась по кухне взад-вперед, пытаясь усмирить нервную дрожь, а потом решила занять себя готовкой. Взяла с полки муку, просеяла ее на стол и начала месить тесто. Оно липло к пальцам и никак не хотело подчиняться ее воле. Кое-как справившись и скатав его в комок, Оксана затопила печь, нашла форму, смазала ее жиром и сунула будущий хлеб в огненную пасть.

– Хлеба ты хотел? Вот и ешь, что получится, – заявила она, представив перед собой мужа.

Пока хлеб пекся, Оксана решила прилечь и немного отдохнуть. Днем спальня казалась ей совсем другой – светлой, яркой, уютной. Если бы не причины, по которым она здесь оказалась, Оксана без памяти влюбилась бы в этот дом. Ее семья всегда жила бедно, и каждая новая вещь, стоило ей только появиться, доставляла неимоверную радость. А здесь все было, о чем она и мечтать не могла.

Оксана закрыла глаза и представила, как в этих стенах родятся ее дети. Ей почему-то виделась девочка, такая милая и забавная, как Милашка в детстве. Вот только ребенок свяжет их с Николой навечно, а этого допустить она никак не должна.

В мыслях своих она улетела далеко, представляя, как бы сложилась ее жизнь, имей она возможность все исправить. Оксана хотела бы встретить парня, которого выбрало бы ее сердце. И пусть бы он сначала за ней ухаживал – приглашал на вечерние прогулки, пел соловьем о ее красоте, жадно целовал у калитки, говорил, что будет скучать. А она мечтала бы о нем по ночам, пока однажды он не посватался бы к ней. А потом отгремела бы веселая свадьба, во время которой она с нетерпением ждала бы первой брачной ночи. И слилась бы с любимым воедино, подарив ему всю свою любовь и нежность.

Бы, бы, бы….

Но все испортил Никола. Он отнял у нее главную девичью мечту, воспользовался жадностью отца, трусостью матери, нерешительностью самой Оксаны. И ради чего? Чтобы просто утолить свой животный инстинкт. Чтобы получить в полное распоряжение молодое красивое тело… Он просто не мог любить ее. И он первый солгал ей, сказав об этом.

Оксана повела носом и вскочила – хлеб подгорел, если не испортился окончательно. Вот она дура глупая, разлеглась и размечталась!

Вытащив из печки румяную буханку, Оксана швырнула на стол огненную форму и сунула в рот обожженный палец. От коричневой корки валил дум, вся кухня заполнилась запахом гари. Расплакаться бы от досады, да только сама виновата!

Оксана вытащила кургузую сплющенную буханку и положила на чистое полотенце. За такое яство можно и по шее получить. Скрипнула дверь, и она в ужасе обернулась. Хмурый Никола топтался на пороге.

– Проворонила?

– Переделать уже не успею.

– Значит будем есть то, что есть. Пойду баню затоплю. Накрывай на стол. И капустку квашеную маслом и луком заправь.

Оксана кивнула и полезла в погребок. Уж капусту то она не испортит.

Когда Никола вернулся, она успела накрыть на стол и ждала мужа. Он уселся, окинув взглядом стол: с обеда осталась картошка с мясом, капуста источала аромат пахучего масла, несуразная буханка была порезана на толстые ломти, в глиняном кувшине томилось холодное молоко. Никола не похвалил, но и не поругал. Молча взял ложку и начал есть.

– Ты решила меня на обед и на ужин одним и тем же кормить? Не люблю я так, знай это.

– Хорошо, – она смутилась и так занервничала, что аппетит пропал.

– Ты чего не ешь? Заболела? – Никола посмотрел на нее слишком пристально и потянулся рукой ко лбу, но Оксана неожиданно отпрянула, не позволив ему себя коснуться.

– Хорошо со мной все, – она схватила ложку и зачерпнула картошку.

– Ясно.

Больше Никола с ней не разговаривал и ни о чем не спрашивал. После ужина он ушел кормить скотину, а Оксана занялась уборкой на кухне. Близилась ночь. И чем меньше времени оставалось, тем сильнее она нервничала. Попросит ли Никола любви после того, как она накормила его горелым хлебом? Или расстроится и отвернется? Хоть бы отвернулся. Если так, то она его сухарями каждый день будет кормить.

– Бери полотенце и пошли, – велел Никола, вернувшись в дом.

– Зачем? – внутри у Оксаны что-то надорвалось.

– Зачем люди в баню ходят? – Никола ухмыльнулся. – Пошли, пока там не сильно жарко стало.

Он обулся и вышел на улицу, а Оксана замерла около полки с бельем, не в силах заставить себя пойти за ним. Но она не могла не пойти, иначе он сам за ней явится, еще и разозлится.

Глава 16

Стук. Оксана приоткрыла один глаз и попыталась разобрать – приснилось ей или и правда стучат? Никола лежал на спине, сложив руки на груди, как покойник, и приоткрыв рот. Тяжелое дыхание шевелило волоски на его бороде. Снова раздался стук, уже более настойчивый и тревожный. Оксана села на кровати и протерла заспанные глаза. Кого принесло в такую рань? Уж не случилось ли чего? Первой промелькнула шальная мысль, что отец ее помер, и Милашка прибежала доложить об этом. Желудок мгновенно скрутило, и она начала расталкивать Николу. Тот вздрогнул, задергался и распахнул перепуганные глаза.

– Что? – прохрипел он спросонья.

– Стучат, пришел кто-то, – Оксана махнула головой на дверь.

Никола сразу поднялся с кровати, натянул штаны, сунул руки в рукава рубахи и причесал пальцами лохматые волосы.

Оксана, гонимая любопытством, вскочила следом за мужем и прямо в сорочке и с босыми ногами пошлепала в большую комнату, чтобы все слышать, но не показываться. Никола с грохотом отодвинул засов и толкнул тяжелую дверь.

– Чего тебе, Виталина? – рявкнул он. – Ты время видела? Еще даже петух мой не проснулся…

– Прости, Никола, что разбудила, – голос у женщины был писклявый, но взрослый. – Побоялась, что не застану тебя дома.

– Если меня дома нет, значит я в кузнице, куда мне еще деваться? Или ты не в курсе, где мастерская моя?

– Да в курсе я, чего ты разошелся-то, сосед? Дело у меня есть, важное и срочное.

– Ну так говори, раз важное и срочное! – злобно ответил Никола.

Оксана прижалась к стене и затаилась. Одно радовало – ее семьи эти дела не касались. Соседку кузнеца она знать не знала и в глаза не видела, потому что на этот край деревни никогда и не ходила. Но все равно ее распирало от любопытства.

– Ванька мой вернулся в деревню на побывку, до сентября как раз дома пробудет.

– Поздравляю, – Никола попытался закрыть дверь, только настырная Виталина ему не дала – ногу в проем пихнула.

– Да подожди ты, Никола, что ж ты грубый какой! Все равно же встал уже, так выслушай по-человечески! Работа ему нужна, на время. Возьми Ивана моего к себе в кузницу подмастерьем.

- А накой мне подмастерья? – поинтересовался Никола. – Я и сам справляюсь. Будет у меня твой Иван под ногами путаться. В кузнице работа серьезная и опасная, это тебе не сапоги в армии топтать, как он привык.

– Что молодому парню целое лето в деревне делать? Коровам хвосты крутить? Я знаешь, как рада, что он вообще приехал? Шесть лет сына родного не видела, некогда ему все было мать навестить. Боюсь, что затоскует и обратно ломиться будет, в этот город проклятый, а так, если делом занят будет, то и вытерпит деревенскую жизнь.

– Виталина, раз он к тебе приехал, так пусть у твоей юбки и сидит, молоком отпивается, да мясом отъедается. Знаю я, что будет. Ты начнешь ко мне в кузницу таскаться, да сыночка проведывать. Я злиться начну. Добром же не кончится. Да и не люблю я людей, ты меня не знаешь разве?

– Так разве Ванька мой тебе чужой? – все никак не унималась соседка. – Ты его с детства знаешь, только вырос он и поумнел, возмужал, серьезным человеком стал. И ремесло твое ему освоить будет полезно. Ну сделай доброе дело, Никола. Ну чего тебе стоит?

– Нервов лишних мне это стоит, вот чего! Он и не умеет поди ничего. Сколько времени я потрачу зря, пока научу его?

– Да он схватывает все на лету! Будешь ты сидеть, а он работать. Ну возьми Ваньку моего, а?

– А, черт с тобой, ты же не отстанешь, глупая баба! Только чего же за него, серьезного парня, мамаша просить пришла?

– Так он и не в курсе. Спит еще, только вчера ночью приехал. Это я на разведку пришла, чтобы предложить ему, как проснется.

– То есть его сон ты бережешь, а на мой плевать хотела? – Никола цыкнул языком.

Оксана высунула голову в проем и краем глаз увидела женщину, что топталась на пороге. Соседка оказалась худой, с серым лицом, покрытым сетью морщин, но опрятной и даже симпатичной.

– Болею я, Никола, сильно, – Виталина понизила голос. – Еще неизвестно, переживу ли это лето. Ване специально отпуск дали, чтобы мог ухаживать за мной и проститься успел, ежели чего. Не хочу я, чтобы он видел, когда мне плохо совсем. А так он и при деле вроде, но в тоже время и рядом со мной. Прошу, помоги.

– Да я же уже сказал тебе, что возьму, чего ты одну и ту же шарманку без остановки крутишь? – вроде и злился Никола, только голос его сделался мягче. – Пусть приходит, найду для него работу. Мне как раз ворота резные заказали, вдвоем сподручнее будет. Только ты предупреди его, что я человек грубый и не гибкий, пусть не пугается сильно. А то я помню, что он побаивался меня, когда пацаном был.

– Так двадцать четыре года ему уже, считай, взрослый мужчина. Так трудиться будет, что ты и сам его по осени отпускать не захочешь, он у меня работящий.

– Захочу, ты зря не волнуйся, не привык я с кем-то бок о бок тереться. Если бы на жалость не давила, то я бы и не согласился, чего уж греха таить…

– Так не давила я, вроде… – Виталина стушевалась и начала заикаться.

– Ладно, некогда мне разговоры вести. Пусть приходит твой Иван. Но если не срастемся мы характерами, то без обид. Пусть в поле идет подработку искать.

Глава 17

Погода стояла прекрасная, поэтому Оксана заварила чайничек свежего чая и вышла на веранду, чтобы насладиться вдоволь уединением. Когда Николы не было дома, она могла спокойно дышать. Вот бы сейчас рядом с ней сидела Милашка, тогда это было бы настоящим счастьем!

Оксана любила сестренку всем сердцем. И она была единственным человеком, за которого у нее волновалась душа. Оксана молилась, чтобы отец не посмел и с младшей дочерью поступить так же подло, как с ней. Ведь муж может любой попасться, сразу и не угадаешь. А в деревнях не принято расходиться – пошла замуж, вот и живи – таков закон.

Никола оказался не таким, как она боялась, но и не тем, о ком она мечтала. Понять бы еще, какой он человек на самом деле. Добрый или злой? Хороший или плохой? За те несколько дней, что она прожила с ним под одной крышей, понять ничего толком не удалось. Не было между ними той душевной близости, о которой в книжках пишут. И не будет, скорее всего.

Оксана помнила, какие страшные истории ей доводилось слышать от местных баб, с которыми ее мать приятельствовала. Одну муж избивал, когда напивался, у другой все из дома тащил и пропивал, у третьей работать не хотел, у четвертой изменял…

Никола Оксану не бил, самогонку не пил, работал каждый день, за юбками не таскался, но все равно ей было этого мало. Она мечтала о такой любви, чтобы дыхание перехватывало и ноги подкашивались, а получила ровную жизнь, которая медленно поплыла своим чередом без взлетов и потрясений.

Сегодня Николе сорок, а Оксане всего-то двадцать. Он быстро состарится, еще и заболеет, упаси бог, а она будет его обслуживать и горбить спину в хозяйстве. Может и зря она ребенка не хочет? Так хоть одна родная душа будет рядом, появится, ради кого жить…

Чай совсем остыл, и Оксана поставила чашку на лавку рядом с собой.

– Привет.

Она услышала чужой голос и обернулась. От страха и неожиданности махнула рукой, и чашка разбилась в дребезги, разметав острые осколки по полу. Перед ней стоял молодой парень такой невероятной красоты, что Оксана крепко моргнула, решив, что он ей привиделся. Парень широко улыбнулся, и на щеках у него заиграли маленькие ямочки. Черные волосы блестели на солнце, темная льняная рубаха оголяла треугольник на груди, подчеркивая крепкую жилистую шею.

– Прости, что напугал, я не хотел, – он опустился на колени и начал собирать кусочки стекол. – Я Иван, сосед ваш, к Николе пришел насчет работы.

– Угу, – промычала Оксана, не в силах не то что пошевелиться, но даже слова сказать.

– Да брось, ну чего ты? – Иван рассмеялся и сел с ней рядом, забыв про чашку. – Вроде я не страшный, ты чего глазищи вытаращила?

– Не ожидала я гостей, вот и все, – пропищала Оксана не своим голосом.

– А ты кто такая? – Иван наклонил голову на бок и начал с любопытством ее рассматривать. – Дочка Николы что ли?

Сказал и осекся, вспомнил, видимо, что умерла Прошка уже несколько лет назад. Да и если бы не умерла, то было бы ей сейчас лет тринадцать или около того. А Оксана на девчонку незрелую похожа совсем не была.

– И правда давно ты в деревне не был, Иван, раз новостей не помнишь. Меня Оксаной зовут, и не дочь я Николе, а… жена.

Оксана сама не поняла, как это признание осилить смогла. Меньше всего ей хотелось этому красавцу признаваться, кто она и почему в доме кузнеца рассиживает. Но только таить было бестолку, все равно узнает.

– Жена? – Иван удивился и нахмурился. – Сколько же тебе лет? Никола же старик почти… Или…?

– Верно ты все подумал, так и есть, – Оксана встала и поправила подол, чтобы ноги перед чужаком не оголять. – Недавно свадьбу сыграли, прямо перед твоим приездом. Я на другом краю деревни раньше жила, только тебя совсем не припомню.

– И я тебя не помню, – Иван тоже встал, и оказалось, что он на голову выше Оксаны. – Ты зачем за него замуж пошла? Молодых ребят разве нету?

Оксана разозлилась. Да как он смеет ее о таком вообще спрашивать?

– Вот бы ты пораньше приехал, я бы за тебя пошла! – она толкнула дверь в дом, намереваясь поскорее сбежать, да только Иван вырос на ее пути, как столб, и преградил дорогу.

– Ты чего завелась? Ну прости, глупый я, что спросил. Не обижайся только, ладно?

– Да не собиралась я обижаться! Дел у меня много, обед готовить надо. Ты к Николе пришел? Так в кузницу иди, там он.

– Сейчас пойду, только неловко мне, что я тебя расстроил. Да погоди ты, не убегай!

Оксана сделала шаг назад, потому что испугалась его близости. И пахло от него так приятно – цветочным мылом и свежим сеном – будто он после бани отправился прямиком на сеновал.

– Я все в толк взять не могу, как так вышло, что кузнецу такая красавица в жены досталось? Может секрет у него какой есть?

– Есть, – Оксана вскинула острый подбородок и поджала губы. – Родной отец меня за него отдал, потому что кузнец ему выкуп хороший за меня дал. Вот и весь секрет. Понравился он тебе, Иван?

– Подожди, тебя против воли замуж отдали? – он покачал головой, будто не поверил. – Так это же варварство какое-то. В городе давно так не принято…

– А ты осмотрись по сторонам и увидишь, что города здесь нету! И никто меня и спрашивать не стал – хочу я этого или нет.

Глава 18

Оксана взяла в руки маленький топорик, как следует замахнулась и бахнула со всей силы. Куриная щипаная тушка раскололась на две части, неуклюже раскинув жирные крылья. Оксана перевела дух, пораженная первым и единственным попаданием, и повторила удар. Отчего-то ей захотелось раскрошить ее на мелкие кусочки, но она вовремя остановила себя – замучается потом вылавливать кости из бульона.

Поставила на огонь большую кастрюлю, бросила на дно половину туши, почистила луковицу и налила холодной воды. Люба часто готовила куриную лапшу, и Оксана любила это блюдо, особенно приправленное сметаной. Осталось решить главную проблему – раскатать лапшу. Взяв с полки лист бумаги, исписанный круглым, почти детским почерком, Оксана мысленно поблагодарила мать за скромный вклад в ее семейную жизнь.

– Два яйца, щепотка соли, большая кружка муки и ложка растительного масла. Замеси и дай отдохнуть, а потом раскатывай и режь на тонкие полоски, – прочитала Оксана и кивнула головой – ничего сложного.

После первого опыта с выпеканием хлеба ей теперь все казалось по плечу. Съел же Никола ее горелую буханку? Значит и лапшой не подавится. Вот только Никола в кузнице не один…

Оксана запретила себе думать. Но получалось плохо. Не должна она Иваном увлекаться, не имела права. Вот только сердце забыло спросить, что ему делать. Так и стоял перед глазами образ высокого и красивого парня с озорными искорками в глазах и черными, как смоль, волосами. Зачем, зачем он приехал в деревню?

Мясо в кастрюле закипело, покрыв поверхность золотистыми капельками жира. Оксана кое-как управилась с тестом и нарезала лапшу на полоски, припорошив мукой, чтобы не слиплись.

Время подходило к обеду, а значит совсем скоро она снова увидит его – своего Ивана.

– Господи… – Оксана чуть не задохнулась от одной этой мысли. – Один раз мимоходом увиделись, а я его уже своим считаю… Вот дура…

Налив полную банку ароматной лапши, она закрыла ее тугой крышкой и обернула полотенцем, чтобы не сжечься. Прихватила с полки две глубокие тарелки, взяла ложки и на трясущихся ногах понесла обед в кузницу.

Издалека услышала хриплый низкий голос мужа – он что-то объяснял своему ученику.

Она остановилась у ворот, не решаясь войти, решила сначала немного послушать, о чем они говорят. В кузнице пахло жаром, дымом и раскаленным железом. Голос Николы доносился отчетливо, размеренно, без лишних слов:

– Держи клещи крепче, но не сжимай так, будто врага душишь. Железо не враг. Оно живое, чувствует руку. Если боишься – оно сопротивляется. Если злишься – ломается. А если работаешь с уважением – скажет тебе спасибо в прочности. Понял?

– Чего же не понять-то? – ответил Иван с усмешкой.

У Оксаны внутри задрожало все от сладости его голоса.

– Хорошо, Ваня, что тебе весело. Но это ровно до тех пор, пока ты сам не попробовал. Теперь давай о другом. Вот смотри. Уголь – не просто топливо. Каждый сорт дает свой жар. Березовый – ровный, для проковки. Сосна – быстрый, но сажу дает. А дубовый – долгий, глубокий. На нем сталь закаляется не только снаружи, но и внутри. Ты не просто кузнец, Иван. Ты лекарь для железа. Лечишь его огнем и ударом.

– А если ошибся в температуре? – спросил Иван.

– Как это, ошибся? Ты дурак, что ли? Ошибся – значит, не смотрел. Глаз – главный инструмент. Не молот, не меха, а глаз. Цвет скажет все. Тусклый багрянец – значит еще не готов. Ярко-оранжевый – вот он, миг. Жди еще – потемнеет, и сталь станет хрупкой, как старая кость. Упустишь – не вытянешь. Тут сноровка нужна, привычка. А они берутся из опыта. Чую, пока ты научишься, загубишь мне половину кузницы.

– Да я уже все запомнил! – заявил Иван.

Оксана осторожно выглянула из-за двери, чтобы хоть одним глазком на него взглянуть, да только тут же была обнаружена Николой. Когда их взгляды встретились, она чуть банку не выронила от неожиданности.

– А ты чего прячешься там? – Никола сдвинул брови, и Оксане пришлось целиком показаться.

Иван обернулся и улыбнулся.

– Я вам обед принесла, – Оксана отвела взгляд, притворившись, будто обстановку рассматривает. – Лапшу куриную сварила, чтобы вы горячего похлебали.

– Мы тут и так от жары подыхаем, – Никола вытер руки о фартук. – Знакомься, это Иван, ученик мой непутевый, а может и безрукий, это еще выяснить предстоит. А это жена моя, Оксана.

– Здравствуй, – пролепетала Оксана и начала молиться, чтобы Иван про их утреннюю встречу не сболтнул.

– Здравствуй, Оксана. За суп спасибо, как раз обед подоспел.

– Ты глянь, он пол дня моего потратил, еще ничего толком не сделали, а уже обедать собрался! – разозлился Никола.

Оксана поставила банку с посудой на стол и стала посередь кузницы, как столб, не зная, куда деваться. Мужа в гневе она побаивалась, но еще больше испугалась, когда он на Ивана рычать начал. Но тот и не собирался обижаться, только щурился в красивой усмешке, да на Оксану украдкой посматривал. А для нее его взгляд был слаще меда. Чувствовала она, что тоже нравится ему, и от одной этой мысли готова была в обморок от счастья упасть.

– Оксана, иди домой, – Никола коснулся ее плеча и с нежностью посмотрел в глаза. – Отвлекаешь ты нас от работы. За обед спасибо. Чуть остынет, и съедим мы твою лапшу. К ужину вернусь, не тоскуй.

Глава 19

Оксана открыла глаза и сладко потянулась. Солнышко приветливо заглядывало в окно, обещая хороший день. Место на кровати рядом с ней пустовало – значит Никола уехал на похороны, решив не будить ее. Остаться на несколько дней одной в доме – разве не счастье?

Оксана вспомнила про скотину, забота о которой теперь всецело легла на ее плечи, и спустила на пол босые ноги. В голове уже крутились планы, как она временем распорядиться. Наказ мужа о том, чтобы из дома не выходила, Оксана решила проигнорировать. Даже если и узнает, то пусть злится, сколько захочет. Не станет она в четырех стенах сидеть и от скуки помирать.

Сменив ночнушку на платье и подвязав платок, Оксана вышла на улицу. В колодце набрала ведро воды и побрела в сторону сарая. Куры тут же устроили перекличку, а дирижировал ими, разумеется, петух. Но Оксана проигнорировала пернатых и прямиком направилась к загону с лошадьми. Ромашка смотрела на нее с нескрываемым любопытством и опасением – мало того ее подружка ни свет, ни заря повезла хозяина в неизвестном направлении, так еще и незнакомка снова появилась.

Оксана открыла загон и поставила перед кобылой ведро воды.

– Пей, хватит таращиться, хозяйка я твоя новая, – она осторожно коснулась пальцами рыжего бока. – Не нравится тебе это, да? Я и сама не в восторге, только весь спрос с кузнеца твоего. Пей, я тебе зерна и сена сейчас принесу.

Ромашка, будто поняла ее, сунула длинную морду в ведро и громко хлебнула. Оксана нашла вилы и пошла к сеновалу. Руки хорошо знали эту работу, мышцы приятно загудели, когда она тащила ношу в кормушку. Мешок с зерном Оксана нашла в ангаре и щедро насыпала заскучавшей в одиночестве Ромашке. А потом пошла кормить кур.

Управилась быстро, все-таки маленькое хозяйство было у кузнеца. Вернулась в дом и надумала позавтракать, а то в животе уже урчать начало.

В доме было так тихо и спокойно, что Оксана старалась каждой минутой сполна насладиться. Неизвестно, представится ли еще когда такая возможность. Сколько еще родственников осталось у Николы, которых он не схоронил? Чуяла Оксана, что по другому поводу его из дома не выгнать.

Поставила большую сковородку на огонь, смазала топленым маслом и разбила два крупных яйца с желтыми, как солнышко, желтками. Аромат сразу разлетелся по кухне, и Оксана проглотила скопившуюся слюну.

Поесть решила на веранде – на свежем воздухе. Протерла мокрой тряпкой пыльный стол – Никола, видать, им совсем не пользовался – заварила кружку чаю и уселась, как барыня. Любопытные воробьи прыгали с ветки на ветку по старой разлапистой яблоне и чирикали, как заведенные. Яичница оказалась такой вкусной, и Оксана пожалела, что в доме нет ни кусочка хлеба, чтобы собрать остатки растекшегося по тарелке желтка.

И вдруг она услышала удар молота о наковальню. Сердце замерло, руки затряслись от трепета, прокатившегося по телу. Иван в кузнице… Совсем один…

Мысли сбились в нервную стайку, пока среди них ясно не выделилась одна – она срочно должна туда пойти, неважно – зачем, лишь бы увидеть его, обмолвиться парой слов, посмотреть в синие, как темная ночь, глаза.

Оксана бросила грязную посуду на веранде и помчалась к зеркалу. Сорвала с головы платок, распустила волосы, прошлась по ним редким гребнем. И увидела в отражении ту красавицу, которой всегда и была, с горящими глазищами цвета гречишного меда. Сменила цветастое платье с заляпанным подолом на нежно-бежевое, которое берегла для особого случая, потому что этот самый случай наступил.

Дверь в кузницу была приоткрыта, и она осторожно заглянула внутрь, не желая быть сразу обнаруженной. И не пожалела об этом ни на миг. Иван стоял к ней боком, такой красивый, что голова кругом пошла. Он был раздет по пояс, на спине блестели капельки пота, тугие мышцы играли на сильных руках. Иван был сосредоточен и занят работой, в которой, как догадалась Оксана, толком ничего не понимал.

– Привет, Иван, – она не удержалась и окликнула его, лишь бы он повернулся и взглянул на нее своим сладким взглядом.

Иван вздрогнул, резко дернул головой и расплылся в улыбке.

– Оксана…

Некоторое время они просто стояли друг против друга, и ни один не решался нарушить их немой диалог. Оксана старалась рассмотреть каждую его морщинку, каждую черточку на прекрасном лице, каждую искорку огромных глаз.

– Ты чего пришла? – он усмехнулся и сделал шаг вперед.

– Услышала шум и решила, что воры в кузницу пробрались, – сболтнула Оксана первое, что пришло в голову.

Услышав это, Иван так заливисто рассмеялся, что Оксана почувствовала, как краснеет.

– Ну и глупышка ты, оказывается! – он подошел еще ближе и спрятал ее в своей высокой тени. – Вот представь теперь, что я и правда вор, ограбить кузницу хочу, пока хозяина дома нет. И что бы ты сделала? Как бы имущество мужа защищать стала?

– Я… – Оксана запнулась, ничего толкового не придумав. И правда, какой глупостью было бы прийти. Но она и не думала так. Она сердцем чувствовала, кто в кузнице хозяйничает.

– Садись, поговорим, или ты спешишь куда? – Иван уселся на гладкий высокий пенек и расставил широко ноги.

– Не спешу я… Да и дел у меня никаких нет… – Оксана хотела остаться, но боялась, как бы Ваня неправильно не истолковал ее порыв.

Она села на лавку и сжалась в комок под его пристальным взглядом.