Чужая жена и призрачные миры

Глава 1

Гил смотрел на неё весь вечер. Даже не так – дышал теми удивительными флюидами, что курились вокруг нее, будто опиумный дурман, и расходились по всей площади, где гремело гуляние по случаю летнего солнцестояния.

Ему было невдомек, как это все остальные парни не чувствуют этого сладостного аромата, не ощущают токов, исходящих от белокурой девушки, танцующей джигу вместе с горожанами? Как так вышло, что у неё всё еще нет ухажера? Ведь праздник подходил к концу, и большая часть гуляк уже успела обзавестись парочками и сейчас расходилась по тавернам и гостиничным номерам. А Гил всё стоял у пивной стойки и украдкой следил за тонкотелой, хрупкой красавицей.

Впрочем, она была не столько красива, сколько женственна. Изящество сродни симфонии духовых, и взгляд…. Один из них он поймал на свою беду и тут же поперхнулся пенным, изгваздав и свой новый кафтан, и проходящую мимо старуху. Был обруган последней, и обсмеян объектом своей внезапной страсти.

– М-м-м-мда, ловелас хренов! – пробубнил себе под нос Гил, пытаясь вспомнить, когда с ним в последний раз происходило нечто подобное, – когда он так терялся в присутствии барышни и понял, что случалось это лет пятнадцать назад.

Ему было семь и он по уши втрескался в дочь бургомистра. Бессмысленная была авантюра. Где он – приютский выродок – и где дочка высокопоставленного человека? Хотя… Сама-то Агна Дильс закатила знатную истерику, когда отец не позволил курносому пацану с каштановыми вихрами пригласить её на танец.

Гил усмехнулся, вспоминая тот злосчастный праздник урожая. Весь нижний Элрич бесновался, отплясывая «свиньи в гречке», «топор» и уж, прости Господи, даже «мамашу Каспель», а этот танец порой и в барделях исполнять смущались. А тут, подумаешь, недоросль конопатая дочь бургомистра на танец пригласила. Ну и что, что кафтана нет. Ну и что, что без штиблет. Зато голубой глаз горит как шальная, сорвавшаяся с небес звезда, и зубы все на месте, к тому же ровнёхонькие, потому и улыбался парень широкой откровенной улыбкой. Заразительно так улыбался, что у Агны незамедлительно покраснели щеки, а вот у её охраны начали чесаться руки.

– Бр-р-р, – поежился Гил, вспоминая, как не досчитался потом одного из своих восхитительных зубов и как раны неделю в подворотнях зализывал, потому что в приют таким побитым соваться было опасно – увидят, что потаскали и всё, считай клеймо на тебе, не отделаешься потом от дурного прозвища.

Гил снова вздохнул, только уже не тягостно, а с предвкушением, словно на бой с драконом собирался, и сделал шаг по направлению к танцующим. Ну а что, белокурая красотка – не дочь бургомистра, из-за неё бить не станут. К тому же за эти пятнадцать лет Гил успел так поднатореть в амурных делах, что даже снискал себе не вполне пристойную, но зато не позорную славу разбивателя сердец.

Он уже подходил к разбитому хороводу, вышагивающему в такт волынок и барабанов, и хотел было вклиниться в него, когда за его спиной раздался женский голос.

– Эй, парень, в этом танце нужна партнерша.

Гил слегка повернул голову и столкнулся с нагловатым зелёным взглядом гулящей девки.

– С удовольствием составлю тебе компанию. Люблю темноволосых красавчиков.

Уже пятое предложение за вечер, хотя, вроде, видно же, что он не из тех, кто пользуется продажной любовью. Сам кого хочешь продаст, снова купит и опять продаст, но уже дороже.

– Да не скалься, – ухмыльнулась девка, – я денег не возьму. Ты мне понравился.

«А ты мне нет», – хотел было ответить Гил, но всё же сдержался. Хамить барышням, пусть и гулящим, не входило в его правила. С дамами он был галантен, хотя бы из соображений экономии – не любил платить за их услуги.

Гил лишь мотнул головой и вопреки правилам влез в хоровод без пары. Но, к его величайшему разочарованию, именно в этот момент белокурая чаровница выскользнула из круга и пошла к стойке с фруктовыми водами. Утомилась, видать, бедняга и захотела освежиться.

Вот он, тот самый момент, когда нужно брать ситуацию в свои руки и действовать! Но именно теперь сделать это оказалось трудно. В танце произошла смена партнеров, и в руку Гила уже вцепилась коренастая высоченная баба с довольным рябым лицом. Она щербато улыбнулась и со всей пылкостью прижала его к своей объёмной груди.

Гил попытался дернуться, чтобы догнать блондинку, но новая партнёрша лишь плотнее притянула его к себе, безапелляционно положив свою руку на его упругий, но не слишком мясистый зад. Пришлось совершить с настойчивой мадам все полагающиеся па. Но во время очередной смены партнеров, Гил шустро выскользнул из хоровода и пружинистой походкой заправского сердцееда пошёл к прилавку с фруктовыми водами.

Она стояла к нему спиной. В свете гирляндных огней. Невысокая, тоненькая, воздушная, словно сотканная из тысячи цветочных ароматов, из дуновения ветра и морского шёпота. Ее растрепавшиеся во время танца волосы ниспадали каскадом кудрей, край юбки зацепился за сапожок, и была видна умопомрачительно тонкая щиколотка, обтянутая темной замшей.

Гил сглотнул, воображая, что скрывается под верхней частью платья, и предательски дрогнувшим голосом проговорил:

– Могу ли я угостить прекрасную нимфу чем-нибудь покрепче грушевки?

Его рука легла на покатое плечо красотки, и та от неожиданности дернулась, поперхнулась соком и, как давеча он сам, тоже испачкала свой наряд.

Таинственная незнакомка.

Глава 2

В «Приюте единорога» было как всегда шумно, но не так, как в прочих заведениях. Об завешанные безвкусным розовым ситцем стены с карикатурными, на вкус Гила, вышивками единорогов, словно каучуковые шарики, отскакивали женские восклицания и смех. В воздухе клубился запах дешевых духов и вишневого пива. Дамы принимали ухаживания и, судя по тому, сколько их тут было, Гил рисковал не застать ни одной свободной комнаты.

По взгляду своей зазнобы он вдруг понял, что и её саму посетила та же мысль, а ещё понял, что она бывала здесь прежде и знакома с контингентом.

А вначале строила из себя невинность!

Впрочем, Гил не удивился бы, узнав, что эта богиня зарабатывает на жизнь так же, как большинство безродных девушек нижнего Элрича. С её-то природным очарованием, с тихим, звенящем сотней колокольчиков, голосом и этими ресницами, за которыми не угадать, что прячется на дне карих глаз. То ли там затаились коварные сирены, готовые утащить тебя на самое их дно, то ли смущение.

Не девушка – загадка.

– Пойдем к стойке, попробуем вытребовать у трактирщика столик, – проговорил он, нехотя отводя взгляд от её восхитительных глаз.

– Не надо столик, – неожиданно прошептала она. – Здесь шумно и несёт, как из дешёвой парфюмерной лавки.

Гил так и застыл на входе. Потом медленно развернулся и встретил её решительный взгляд.

О-о-о-о! Это выражение было ему хорошо знакомо и обычно оно сулило несказанные блаженства и вседозволенность. Вот только странно было видеть этот взгляд на прекрасном личике белокурой нимфы.

Неужели все-таки гулящая?

«Спроси прямо», – велел себе Гил, но не спросил. Он уже знал, что ему всё равно, как она зарабатывает на жизнь. Ему всё равно, что она пошла с ним ради денег? Всё равно, что обманула?

Ему всё равно!

Он слишком сильно хотел запустить свои руки в её золотистые волосы и проверить, так ли они шелковисты как кажутся. Хотел поцеловать её припухшую, словно укушенную пчелой, верхнюю губу, которая трогательно выступала над нижней, чтобы узнать, так ли она мягка, как ему представляется. И наконец, он отчаянно хотел содрать с неё это залитое фруктовой водой платье! Хотел освободить, рвущуюся из шнурованного декольте грудь, и узнать, поместиться ли она у него в ладони. Очень хотел узнать это, хотя и догадывался уже, что – нет, не поместиться. И когда она, не выдержав его пристального взгляда, опустила-таки свои ресницы, как опускают забрало, он понял, что узнает всё это и уже скоро.

Вот только были бы свободны комнаты!

Повинуясь внезапном порыву, Гил схватил свою нимфу за руку и решительным шагом направился к стойке. Трактирщик смерил его хитроватым опытным взглядом и даже не стал предлагать столик – молча протянул ключ и подмигнул, скотина.

№ 13 – значилось на деревянной плашке брелка. Нехорошее число. Но выбирать не приходилось. Ступая по ковровому коридору второго этажа, Гил уже слышал, что большая часть комнат с более благостной нумерацией занята. Слышала это и его зазноба, но не подавала виду что смущена.

Наконец их комната. Ключ в замке, поворот, скрип плохо смазанных петлей, стон половицы.

Гил поставил масляную лампу на крохотный комодик.

– Если хочешь, я затушу её, – проговорил он, моля про себя, чтобы она сказала нет.

Девушка помотала головой.

– Хочу видеть твое лицо.

Она провела ладонью по его скуле, задержалась на шее, а потом отвела руку. Гил еле сдержался, чтобы не завалить её на кровать прямо так, в одежде. Вовремя – в дверь тихо постучали.

– Войдите, – отозвался он.

На пороге стоял мальчишка – разносчик. Он деликатно кивнул даме и со звоном поставил на тот же комод поднос с сидром и закусками.

Незнакомка вздёрнула брови, конечно же, поняв, что её ухажер – постоянный гость этого заведении и ему не нужно напоминать трактирщику о стандартном наборе для расслабления дамочек.

Глава 3

Гил уже было подумал, что теперь ему придётся долго оправдываться и врать, будто здесь так принято и всем гостям приносят в номер выпивку и закуски. Но белокурая бестия его удивила.

Как только за мальчуганом закрылась дверь, она сама шагнула к нему и словно кобра сделала точный и меткий бросок, с размаху впечатываясь в его пересохшие губы своими.

От неожиданности Гил даже не понял что происходит, лишь ощутил солоноватый привкус во рту, да какую-то особенную головокружительную симфонию ароматов: сладкая роза, пряная гвоздика, мускат, кровь… Кровь? Ну да, он отчетливо ощущал металлический запах крови и с удивлением понимал, что именно он-то и заводит его больше прочих.

Невероятная девушка! Загадочная! Противоречивая! Всё в ней было не тем, чем казалось. Все было обманом, но таким желанным обманом, что Гил готов был поддаться ему, лишь бы её ласки не кончались, лишь бы она продолжала одной рукой трепать его вихрастый затылок, а другой распутывать шнуровку на штанах.

Сам он, уже не стесняясь, сражался с завязками на лифе и, когда одержал-таки над ними верх, был вознагражден упругой, налитой спелостью молодого тела.

«Розовые или кофейные?» – вот вопрос, который мучил его весь праздник. Теперь он знал наверняка, хотя и догадывался, что этот цветущий бутон должен быть именно таким, как ему хотелось. Словно два нежных, полупрозрачных лепестка венчали груди с призывно набухшими сосками.

Повинуясь вожделенному желанию узнать, каковы они на вкус, Гил прильнул к перламутрово-розовой коже.

– А-а-ах, – выдохнула его зазноба, и ноги её дрогнули.

«Да, моя сладкая, – подумал про себя Гил, – ещё!»

И красавица удовлетворила его мысленную просьбу, когда он коснулся губами и второго соска. Ноги её снова дрогнули и на этот раз подкосилась.

Гил поймал девушку и тут же опустил на перину. Та приняла её, окутав словно кокон, а Гил замер, так и оставшись стоять. Он смотрел на разметавшиеся в разные стороны волны золотистых волос, на колыхнувшиеся груди и её приоткрытый рот. Пухлая верхняя губа манила, щеки налились пурпуром, подсказывая, что её желание не обман, да и всё тело красавицы заходилось в судорожном придыхании – ей не хватало воздуха или… Может его ласк?

Гил сглотнул и вклинил свое колено меж слегка разведенных ножек в тонких шелковых чулках. Он ещё не знал что там выше колен – платье задралось не слишком сильно, – но уже догадывался. Он воображал очертания покатого бедра в складках тончайшего готтарского кружева. Почему готтарского? Да потому что в такой дыре как нижний Элрич не встретишь девушку в настоящих шелковых чулках, а раз на ней именно они, то значит эта модница из Готтарда.

Вот только что такой богачке делать в их захолустье, да ещё вместе с ним? Видно же и по костюму, и по манерам, что он не из знати.

«Как я сразу не понял, что такая ухоженная дива с абсолютно белой и идеально гладкой кожей рук из состоятельной семьи? – задавался он вопросом, продолжая снедать её взглядом. – Ведь попадался уже, и не раз, на богатеньких дамочек, которые, обрядившись в простенькое ситцевое платьице, ехали покутить на провинциальных гуляньях, пока их папаши-снобы дебет с кредитом сводили и подыскивали им престарелого, лысеющего муженька. Значит все-таки не гулящая, а аристократка или мещанка и скоро достанется какому-нибудь толстопузу. Но перед этим хочет узнать, какого это быть в объятьях молодого и, уж чего прибедняться, привлекательного паренька».

Желание юной красавицы, над которой довлели моральные принципы высшего общества, было понятно Гилу. Не понятно было другое – как выпутываться из сложившейся ситуации?

Одно дело обесчестить цветочницу и совсем другое – какую-нибудь баронессу. О последствиях знали – плавали. Но как отказаться от той, что заставила его смущаться и как последний неудачник торчать у пивной стойки, чтобы иметь возможность лишь наблюдать? Как можно в последний момент ретироваться, когда её рука уже расшнуровывает ширинку и скользит по его вздрагивающей плоти?

Гил закрыл глаза, думал если не будет видеть её воспаленного, лихорадочного взгляда и этих приоткрытых, высохших губ, то сможет уйти, но он лишь отчетливее ощутил пульсацию в той самой точке своего тела, которая сейчас диктовала ему что и как делать.

Её нежные, не знавшие труда пальчики проскользили вниз и вверх, задержались на самой вершине... А потом… Гил ощутил горячее дыхание и влажность её губ.

«Твою мать!» – простонал он в сердцах и схватил незнакомку за волосы.

Когда с уголка её рта стекала полупрозрачная белая капля, Гил уже понимал, что согласится и на эшафот, лишь бы узнать какова она сама в пылу агонии. Он хотел держать её руки, когда она будет извиваться под ним, хотел трепать эти постыдные губы и видеть её глаза. Эти невозможные, такие непристойные и в то же время невинные глаза, которые она умело прятала за пушистыми ресницами.

Но Гил не был героем фантастических любовных романов – ему требовалась передышка, хотя бы несколько минут. Поэтому он подтащил её к самому краю постели, опустился на колени и медленно стянул с покатых бёдер дорогое кружево. Он видел, как она изнывает от предвкушения, чувствовал, как дрожит её тело, но не торопился.

– Ты скажешь мне свое имя?

Красавица отрицательно помотала головой.

– А если я попрошу более настойчиво? – поинтересовался Гил, проводя двумя пальцам по влажным складкам.

Глава 4

Уже два месяца прошло с того страшного дня, а Гил всё ещё просыпался посреди ночи в поту и с трясущимися руками. Он всё ещё видел во снах её молочно-белое лицо и широко распахнутые глаза. А после, когда Гил садился в постели, он продолжал смотреть страшный сон. Он сидел с открытыми глазами, но видел не потрескавшуюся извёстку на стенах своего скромного жилища, а совсем другую картину. Видел, как взметнулись золотые пряди волос, прежде чем Марлена упала на пол. Видел статную фигуру мужчины в дорогом камзоле. Видел, как его трость опускается на ребра девушки и даже слышал тошнотворный хруст. Крика Марлены он не слышал, наверно оттого, что его заглушил собственный вопль Гила.

Если бы не хозяин таверны, то и по его ребрам прошлась бы трость здоровяка. Но тот предусмотрительно метнулся вперед, пока страшного вида человек избивал беззащитную девушку и, схватив Гила за шиворот, выкинул с балкона второго этажа.

Так, со спущенными штанами, Гил и приземлился в кусты сирени. А потом поднялся и хотел было кинуться обратно в таверну, но услышал доносящийся сверху голос здоровяка с тростью.

– Погрузите тело в мою карету и не вздумайте болтать, что она была у вас.

Почему он не вернулся в таверну? Почему не вызвал того скотину на поединок? Да потому, что он никогда не был героем. Скорее, его удивляло, что хозяину трактира пришлось самостоятельно реагировать в тот опасный для его постоянного клиента момент. В прежние-то времена Гила не надо было заставлять сигать в окно. В случае опасности он выпрыгивал на улицу, даже если внизу не росли кустарники. Одни раз ноги чуть не переломал, но от приключений не отказался. А тут такой поворот.

И все же, он корил себя за бездействие, хоть и оправдывал свою трусость тем, что «телу» уже ничем не поможешь.

Пытался ли он искать её среди мёртвых? Нет, не пытался. Наверное оттого, что всё ещё надеялся на что-то. Не хотел увидеть Марлену в страшном измерении для усопших, не хотел знать наверняка.

– Ха, – горько усмехался он, – сапожник без сапог.

Нет, Гил не был кожгалантерейным мастером, он был тем редким представителем сталкеров, которые водили людей в Вильтот – призрачный мир, чтобы те могли продолжать общаться со своими близкими. Очень редкий дар, но и коварный. Впрочем, и сам обладатель дара был не простым малым.

Гилберт Лаубе был не единственным сталкером в Кётене – гордом северном королевстве хвойных гигантов и остроконечных горных хребтов. Всего их – сталкеров, насчитывалось около пяти человек. Но Кётен был огромен, за всю жизнь на санях не объедешь. Так что нижний Элрич со временем приобрел весьма специфическую славу, когда по королевству пополз слух о том, что в захолустном городишке вырос и трудится молодой, но подающий надежды сталкер.

Казалось бы, такая слава должна была сделать Гила баснословно богатым, сам он предполагал, что его коллеги купаются в золоте. Вот только денег у провинциальной голытьбы на его услуги не было, а потому, он частенько сидел без единого заказа целыми неделями. И если бы не соседство с Готтардом – крупным торговым городом, то куковал бы Гил без работы не неделями, а месяцами.

К крыльцу его скромного домика иногда подъезжали дорогие кареты, откуда выходили зажиточные торговцы Готтарда, а порой даже знатные геры и фау. Они оставляли у него свои золотые, а Гил давал им иллюзию воссоединения с близкими. Такие визиты бывали не частыми – один, два в месяц, не больше. Но некоторое время назад положение дел сильно изменилось. Приезды богатеев (да и не только) заметно участились. Последняя же неделя оказалась рекордно хлебной. Пять заказов! Целых пять всего за какую-то седмицу!

Гил заработал столько, сколько не зарабатывал и за полгода. Мог бы съехать из наёмных комнат на окраине городка в более солидные хоромы. Мог бы погрязнуть в пороке, созвав всех гулящих девок Элрича и поить их сидром, пока те не падут замертво. Мог бы, в конце концов, вообще уехать из провинции! Ведь его тут ничего и не держало.

Но это на первый взгляд.

В действительности же, Гила держало в Элриче одно страшное воспоминание, то самое, что не давало спать по ночам. Да и куда он мог поехать кроме Готтарда? Ну не менять же одну прозябающую дыру на другую? А в Готтард путь сталкеру был заказан, потому как его слащавую физиономию очень и очень хорошо запомнил некий гер Краузе. Тот самый гер, который в пылу ревности избил молодую жену. Нельзя сказать, что ни за что избил, но зуб не него Гил всё же точил, а потому в город, где этот самый гер заправлял всеми известными правовыми конторами, он соваться не хотел.

Но это наяву, а вот во снах Гил частенько наведывался туда этаким рыцарем и задавал угнетателю молоденьких блондинок жару.

Вот и в эту ночь Гил бился с Краузе на дуэли, по честному бился – на шпагах (хоть в реальной жизни плохо владел этим пижонским оружием). Но одержать верх над гером ему не удалось, в тот самый момент, когда острие Гиловского клинка полоснуло по скуле Краузе, сердце сталкера пронзила чудовищная боль.

Глава 5

Он мгновенно проснулся и, хватаясь за онемевшую грудь, попытался сесть. Какой там – все межреберное пространство словно льдом сковало. Гил попробовал вздохнуть, но тут же ощутил новый приступ боли – казалось, что ледяная глыба, в которую некий маг заковал его сердце, крошится и впивается в несчастный орган острыми краями.

«Проклятые небеса!» – мысленно выругался он, осторожно протягивая руку к фляге, что теперь всегда стояла на прикроватной тумбе.

Трясущейся рукой Гил откупорил сосуд и стал жадно пить снадобье.

Мэтр Хаган предупреждал его, он говорил, что столь частое посещение призрачных миров не сулит ничего хорошего даже сталкеру.

– Твой дар необыкновенен, – сказал ему травник, когда отвала эту самую флягу со снадобьем, – но даже ты не можешь жить в двух мирах одновременно. Ты должен определиться, мальчик, что тебе важнее – золото или жизнь.

Сейчас, когда грудь Гила постепенно оттаивала, и он уже мог дышать, слова Хагана казались менее устрашающими. Но он всё ещё помнил эту ледяную лапу смерти. Он помнил, как её дыхание обдавало лицо.

Когда подобный приступ случился с ним впервые, Гил был на базарной площади и ему повезло, что одна из сердобольных мамаш, что питают слабость ко всем миловидным юношам, позаботилась о нём и, усадив в свою карету, отвезла к мэтру Хагану. Тогда ему почудилось, будто тот самый мир, куда он водил своих клиентов, вот-вот поглотит его. Но сейчас Гил вынужден был признать, что то был не приступ, а так легкое предупреждение. После него, сталкера одолевало ещё три, и каждый новый приступ все настойчивее напоминал о последствиях.

Допив содержимое фляги, Гил встал с постели, растëр заиндевевшую грудь и подошёл к окну. Он одëрнул плотные шторы и зажмурился. Оказывается было уже позднее утро. Его сосед Удо испëк свой ароматный хлеб и выкладывал лотки с булками и рогаликами на витрине. Милашка Инжи аккуратно загружала в повозку корзины со свежими цветами и готовилась отбыть на базарную площадь. Дворовй опять гонял метлой шпану, которая делала свои грязные дела неподалеку от убогонького трактира с самоговорящим названием «Вепрево логово».

Все было как обычно – солнце слепило прямо в окно Гиловской спальни, аромат свежей выпечки смешивался с запахом ссак, а саму улицу Винзес сотрясал набат отборного мата – дворовой бранился на мелюзгу.

Если бы не вопли здоровенного детины с метлой Гил услышал бы и скрип несмазанных петлей в соседнем доме, и цокот каблучков по вымощенной мостовой и даже голос хозяина, провожающего свою гостью. Услышал бы всё это и возможно среагировал шустрее, а так он заметил взметнувшиеся белоснежные пряди случайной прохожей, лишь когда она уже готова была повернуть за угол.

– Марлена! – завопил Гил что было мочи и сиганул в окно прямо в чём был – в одних подштанниках.

Его босые ноги прошлëпали по мостовой до самого конца улицы и почти нагнали красавицу. Когда Гил завернул за угол, он увидел, что белокурая нимфа перешла на другую сторону и собирается сесть в наëмную карету.

– Марлена! – крикнул он снова, и на этот раз девушка обернулась, с удивлением посмотрела на него своими волшебными карими глазами.

В груди Гила, которую ещё недавно одолевал холод смерти, стало вдруг нестерпимо горячо. Он по идиотски улыбнулся и сделал шаг на проезжую часть.

Грохот колес, ржание взбесившейся лошади и визг какой-то мадам донеслись до него как будто из другого измерения. Боли он тоже не ощутил, просто не успел, а может и не заметил, ведь он смотрел на неё, а она на него и это было единственно важным для Гила в ту минуту.

Глава 6

Пропахшие настойками бинты, адская боль и непомерные траты в купе с постельным режимом и унижением были ему наказанием за неосторожность. Гил потратил чуть ли не половину своего внезапного состояния на порошки, да примочки, а ещё на услуги Линды, которая добровольно переквалифицировалась из ночной бабочки в сиделку.

За прочие свои услуги она обычно не брала с Гила денег, но вот за грязную работу по уходу за лежачим больным потребовала плату. Гил спорить не стал: уж лучше она, чем кто-то другой. К Линде он давно привык, к тому же оба они видели друг друга и в более непотребных состояниях.

Впрочем, сейчас он выглядел уже гораздо презентабельнее, нежели месяц назад. Переломы срослись, многочисленные синяки рассосались и даже заплывший красным глаз вновь засиял прозрачной голубизной безоблачного неба. Да и нужду Гил справлял теперь в специально отведенном для этого месте, а не в постели. Правда не без помощи Линды, так как гипс с него ещё не сняли, и его заботливой подруге приходилось исполнять роль поводыря.

– Ты поразительно быстро идешь на поправку, – приговаривала девушка, подставляя свое плечо. – Этак я скоро без работы останусь.

– Ты? – усмехнулся Гил, памятуя сколько у неё клиентов, которых она умудрялась принимать не отходя от больного. Нет, не в его спальне, конечно. Гил был не настолько беден, чтобы довольствоваться одной комнатой – он снимал целый этаж в три помещения, и одно из них ушлая Линда приспособила под притон, пока сам Гил отлынивал от работы.

А работа тем временем накапливалась. Жаждущих присоединиться к тайне мёртвых становилось все больше, и это обстоятельство стало настораживать Гила. Как и то, что большая часть безвременно почивших, оказалась младенцами.

– Чему ты удивляешься? – недоумевала Линда. – Просто слава о тебе наконец-то достигла всех соседствующих с Элричем городов, вот и попёр народ.

– Нет, Линда, – отвечал ей Гил, – тут что-то совсем другое. Люди, которые приходили ко мне в последние разы, явно что-то недоговаривали. Как-то странно уходили все их родственнички. Да и с чего вдруг такое поголовное увлечение потусторонними мирами?

– Может всё дело в проклятом младенческом море? Я слышала, что лекари так и не поняли причину повальной смертности малышей. Все дети были абсолютно здоровы.

– Детский мор – не новость в наших краях. У нас канализация появилась только десять лет назад. Вспомни, что было в нашем детстве, когда тебе запросто могло прилететь на голову содержимое чужого ночного горшка. Тогда тоже был младенческий мор, но некромантия не процветала так, как сейчас.

– Да, ты прав, – кивнула Линда, замешивая лечебную настойку для своего подопечного. – Та секта, про которую я тебе рассказывала ещё полгода назад, теперь походит не на кружок съехавших идиотов, а на целую масонскую ложу. У них там всё очень и очень серьезно. Судья Дедрик, ну тот самый, что был у меня намедни, проболтался будто в орден Уф-Олдрич, – она всплеснула руками, разлив половину настойки на постель больного, – Ты представляешь себе? Орден! Ну так вот, у них в ордене теперь есть настоящий маг.

– В самом деле? – поморщился Гил.

– За что купила, за то и продаю, – обиженно бросила Линда, подумав, что Гил усомнился в её честности.

– И зачем им маг?

– Мне почем знать? Моя работа простая, это ты вон у нас между мирами шастаешь, как у себя дома, а я девушка скромная, без затей, – она пожала покатыми плечиками, и надула губки.

– Так уж и без затей? – хитро улыбнулся Гил и притянул её к себе.

– Да отстань ты, неугомонный, – зажеманничала она. – Больной ведь, а все туда же.

– У меня нога сломана и рука, а не член.

– Да уж, вижу, – вздохнула Линда, закатывая глаза. – Он, слава Создателю, не пострадал.

И девушка словно нехотя взметнула свои пышные юбки, запрокинула ногу и вмиг оседлала своего дружка.

Гил протяжно выдохнул, обхватил её здоровой рукой и закрыл глаза.

Он теперь всегда закрывал глаза, когда был с Линдой. Нет, не потому что она не отличалась выдающейся красоток, красоток в их городе вообще имелось не много, так что Гил научился быть неприхотливым, а потому что он представлял в минуты близости с Линдой её – свою белокурую бестию, свою роковую незнакомку – Марлену…

С того дня, когда он имел счастье лицезреть её в мире живых, когда был настолько ослеплен надеждой, что не заметил надвигающейся кареты, Гил не видел её больше ни разу. Не слышал о ней ничего и не знал где она и с кем. И это не давало ему спать по ночам. Он, как и раньше, бился во сне с гером Краузе, но отныне их поединок приобретал иной смысл, потому как продиктован он был не столько местью, сколько желанием отбить у аспида жену, которая теперь присутствовала в Гиловских снах немым свидетелем его героизма.

Вот и сейчас, после искрометной любви с Линдой, Гила сморил сон, в котором он высекал клинком восьмерки и прижимал ненавистного соперника к металлической ограде его собственного замка. Марлена стояла тихая, как море в штиль, и лишь испуганно заламывала руки и кусала свои восхитительные губки, предвкушая воссоединение с победительным любовником. Ну и кончину мужа-изверга естественно.

И вот, решительный удар был нанесен. Гер картинно сполз на землю и стал молить о пощаде, а Марлена уже бежала к своему спасителю, и её прекрасные волосы развевались на ветру… Но тут в сказочную идиллию ворвался совершенно посторонний звук, на который Гил решил не обращать внимания, потому что его зазноба была уже совсем близко, потому что её мягкие губы уже тянулись к его, а пальцы путались в каштановых волосах…

Глава 7

Когда тяжелая поступь стала слышна уже у самой двери Гиловских «апартаментов», он ожил и, пристукивая по полу гипсом, пополз в сторону спальни.

Вот именно за этим занятием его и застали вошедшие геры. Почему геры? Да потому что одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – скромно одетые господа, которые старались прикинуться уроженцами Элрича, были высокородными мужами. Их выдавала осанка, гордо вздернутые подбородки и тот убийственно холодный взгляд, каким могли похвастаться лишь голубокровые и аллигаторы. Нет, кровь в жилах этих двоих текла такая же алая, как и в остальных смердах, но по старинному обычаю об этом не принято было говорить вслух.

– Гилберт Лаубе? – поинтересовался один из геров, тот, что был и повыше и постарше второго.

Гил икнул, покосившись на здоровяка, который чуть опешил от аншлага в столь неподходящее для визитов время, а именно в четыре утра.

Гер перевёл свой холодный оценивающий взгляд на клиента, но судя по сморщенному носу, ему не понравилось его одутловатое лицо. Он снова взглянул на хозяина квартиры и повторил свой вопрос.

– Гилберт Лаубе?

Гил кивнул, понимая, что влип не то что по самые ягодицы, а, пожалуй, гораздо глубже – так глубоко, что и без гипса не выпутался бы. Было в безапелляционном взгляде седовласого гера нечто такое, что выдавало его уверенность в праве распоряжаться Гиловской жизнью.

– Сталкер? – уточнил седовласый.

Вместо ответа Гил снова икнул и попытался принять вертикальное положение. Ну, во-первых, стоять на карачках было как-то унизительно, а во-вторых, шея затекла, ведь приходилось поднимать голову, чтобы рассмотреть лицо гера, подпирающего потолок его скромного жилища своей макушкой.

– Сталкер? – повторил свой вопрос седовласый и кивнул второму визитёру, чтобы тот помог Гилу встать.

Мужчина подошёл к хозяину квартиры, схватил его за ворот ночной рубахи и с силой дернул вверх. Послышался треск рвущейся ткани, но ворот выдержал, и через мгновение Гил был усажен на стул на стул. А седовласый тем временем вынул из-за пазухи скрученный пергамент, развернул его и зачитал:

– Гилберт Лаубе, уроженец неизвестно какого города, подкинутый в младенчестве в приют святого Алрада, сталкер.

– Да какой он сталкер?! – не выдержал, наконец, его первый визитер. – Тля он распоследняя! Мокрица! Недоносок приютский! Он только лапшу на уши вешать и может.

– Вы закончили? – холодно осведомился седовласый.

– Да я ещё и не начинал…

– Тогда и не советую, – подал голос уже второй гер, и оказался этот голос поразительно грубым, плохо вяжущимся с его благородной, даже изящной внешностью.

Здоровенный детина округлил туповатые глаза, набычился весь и стал медленно сжимать кулаки.

– Я так понял, вы не довольны услугами мастера? – нисколько не смутившись, осведомился грубоголосый мужчина. – Хотите вернуть потраченные деньги?

Детина озадачился. Уже сгорбившаяся в боевую стойку спина, непроизвольно выпрямилась. Похоже, ему и в голову не пришло, что можно стребовать с прохиндея потраченное золото.

– Сколько вы ему заплатили? – продолжал морочить здоровяка гер.

– Пять золотых! – выпалил тот, а Гил подумал про себя, что не так уж он и туп. В действительности же он не заплатил ему и трех.

Тогда еще сталкер сидел без гроша и не знал, что через несколько дней спрос на его услуги взлетит до небес, а потому согласился на два с лишком золотых, лишь бы закрыть долги и не вылететь из квартиры прямиком на улицу.

Но геров, похоже, нисколько не смутило наглое враньё здоровяка. Тот, что был помладше, вынул из кошеля пять желтых кругляков и, швырнув их недовольному клиенту, велел убираться прочь.

Здоровяк припрятал монеты в карман и, злобно зыркнув на Гила, вышел вон, но перед этим развернулся в дверях и погрозил ему кулаком.

Казалось, что сталкер должен был выдохнуть – одной головной болью в этот ранний час сделалось меньше. Но его ещё больше стало потряхивать. Щедрость загадочных геров не сулила ему ничего хорошего, как и их осведомленность насчет его родословной.

– Что, мастер Гилберт, отработанная технология дала осечку? – гер с грубым голосом скривил неестественно красные губы в сардонической ухмылочке и поставил напротив сталкера ещё один стул.

Но сел на него не он, а его седовласый друг. Гил всмотрелся в отливающие сталью глаза, изучил полоску плотно сомкнутых губ. Это человек слов на ветер не бросал: ибо стоило каждое из них дорого.

– Такое случается, – проговорил он снисходительно, – особенно когда морочишь людям голову.

Гил хотел было возразить, как-то оправдаться, но смолчал.

– Вот это правильно, – всё так же покровительственно похвалил его седовласый. – Нас дурачить совершенно незачем, мастер Гилберт. Мы не безграмотные обыватели и мы хотим от вас того, на что способны в нашем королевстве лишь единицы.

Гил сглотнул.

– Чего же?

– Чтобы вы сопроводили многоуважаемого Кирса, – холёная рука с крупной фамильной печаткой на безымянном пальце указала на молодого гера, – в Вильтот.

Глава 8

– Да, да, молодой человек, вы не ослышались, – кивнул седовласый, – нас не устроит астрал, нам нужен Вильтот.

– Что вы надеетесь там отыскать? – маскируя под деловым тоном панику, осведомился Гил.

– А это уже не ваша забота, – сладко улыбнувшись одними губами, ответил гость.

– Ошибаетесь, – набравшись смелости, возразил Гилберт. – Я как сталкер должен знать о реальной цели визита в призрачные миры, иначе переход невозможен.

Седовласый предупреждающе помотал головой.

– Я же говорил вам, чтобы вы не морочили нам голову. Мы знаем обо всех тонкостях вашего мастерства…

– Вот только не обладаете им, – совсем обнаглев, перебил Гил клиента, потому как понял вдруг, что терять ему нечего, он так и так в полной заднице. Согласиться – сгинет вместе с ними на границе миров, потому что слишком слаб, потому что снадобье Хагана уже плохо справлялось с его ночными судорогами и если бы не вынужденный отпуск по случаю болезни, сдох бы Гил от того, что зачастил с прогулками по иным мирам. Ну а если не согласится… Тут были варианты, но отчего-то Гилу казалось, что не слишком многочисленные.

– Мы понимаем ваши опасения, – неожиданно смягчился седовласый, достав очередной пергамент. – Фау Рошрен, гер Шимлер, цветочница Марта…

– Хватит! – рявкнул красный от злости Гил.

– Вот оно! – хлопнул в ладоши седовласый и неожиданно протянул ему руку. – Зовите меня Фастред. – А говорили, что сталкер из Элрича никуда не годный кутила и слабохарактерный молокосос, – хмыкнул он, оборачиваясь к своему другу, который всё это время стоял у него за спиной.

– Скажите, Гилберт, – сощурив холодные голубые глаза, проговорил Кирс, – как может человек, обладающий вашим даром, исполнять роль шута и безбожного повесы?

– С чего вы взяли, что это роль? – вяло спросил Гил.

– С того, что я только что увидел ваше истинное лицо и понял, что мы не ошиблись в выборе сталкера.

– Ошиблись.

– Не-е-е-ет, – уверенно протянул Кирс. – Пять смертей за семилетнюю практику – это не так много, учитывая что вы ещё совсем новичок в своем деле. Но больше всего поражает то, что они вас не остановили. Ведь вы продолжали водить туда людей, несмотря на первую и самую болезненную неудачу.

Гилберт поморщился, а Кирс, заметив реакцию сталкера, издевательски продолжил:

– Я знаю, что первой кого вы отвели в Вильтот, была Эрма – ваша обожаемая подруга детства. Вот только вернуть её вы не смогли.

Всё, что незваные гости говорили до, Гил ещё мог стерпеть, но когда этот хлыщ упомянул по Эрму, его всего перекосило. Лицо пошло красными пятнами, кожа под гипсом взмокла и зачесалась сильнее прежнего, а руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Да бросьте, – хохотнул Кирс, выходя из-за спины своего покровителя. – Вы не боец.

Фастред поднял руку, останавливая своего разошедшегося друга. Ему хватило внутреннего благородства, чтобы не унижать закованного в гипс сталкера, который и ростом был на две головы ниже и в весе уступал порядочно.

– Мы не хотели оскорбить вас, мастер Гилберт, – примирительно сказал седовласый.

– Ага, только запугать,– бросил Гил, глядя на гостей исподлобья.

Губы Фастреда тронула грустная улыбка. Гил попал в точку.

– Чем можно запугать человека, способного пересечь границу призрачных миров? – задал седовласый риторический вопрос, а Гил подумал, что побывай он хоть раз там – за перламутровой пеленой их плотного, полного невероятных ощущений и переживаний мира, то понял бы, что сталкеры бояться смерти больше обычных людей. Потому и жизнь любят, как в последний раз.

– Я вижу, что вы не готовы прямо сейчас дать согласие на оказание услуги, – возобновил свой монолог Фастред после продолжительной игры в гляделки, которую Гил рисковал уже проиграть. – Да это и понятно, – пожал он плечами, – зачем рисковать, если работы и так полно, если заказы сыплются, как яблоки по осени? И не надо утруждаться, рисковать. Морочь олухам голову и живи припеваючи. Только вот помните, мастер Гилберт, – проговорил Фастред, поднимаясь со стула, – такой дар даётся не для того, чтобы золотишко с народа стричь. Сталкеры – это связующие нити между мирами. А то, что вы делаете со своим даром преступно.

Он в третий раз полез за пазуху, но достал не пергамент, как предполагал Гил, а склянку с пурпурной жидкостью. Поставив её на подоконник, Фастред проговорил не терпящим возражений тоном:

– Настой принимайте каждый день по пять капель, можете чуть больше, но не переусердствуйте. Он избавит вас от последствий чрезмерно долгого пребывания в астрале. Заказов больше не берите. Вы нужны нам сильным и здоровым. Завтра к вам придет лекарь и снимет гипс. Разрабатывайте ногу. Готовьтесь к реальной работе.

Обморозив сталкера напоследок холодом серых глаз, Фастред вышел вон. Кирс последовал за ним, но в дверях не удержался, развернулся и тоже предупредительно сверкнул глазищами.

– Пресвятые яйца Алрода, где я успел так нагрешить?! – простонал Гил, когда послышался хлопок уличной двери.

Глава 9

– Почему ты решил съехать именно сейчас! – недоумевала Линда. – У тебя же жилье проплачено на три месяца вперёд! И не такое плохое, между прочим. Вспомни как ты жил на улице Швах в одной комнатухе с двумя забулдыгами.

– Я еще жил в интернате с тридцатью говнюками, которые норовили убить меня, потому что я, видите ли, мог зомбаков притащить из мёртвого мира.

– Но это же неправда!

– Ты малолетним отморозкам это объясни, – буркнул Гил, утрамбовывая в большой кожаный тюк свой немногочисленный скарб.

– Ну ладно, – махнула Линда рукой, – Создатель с ними, с малолетками, сейчас-то чего так с места срываться?

– А с того, что отморозки выросли, а всё в сказки верят и думают, будто сталкеры – всемогущие маги и могут сделать всё, что клиенты себе нафантазируют, если их как следует припугнуть.

– К тебе снова приходили? – поняла, наконец, Линда, участливо положив руку на плечо Гила. – Чего они хотели? Того же чего и настоятель, когда заставил тебя отвести в тёмный мир Эрму?

Гил кивнул и, закусив губу, опустил голову. Не хотел, чтобы Линда видела его увлажнившиеся глаза. Но Линда была девушкой сострадательной, хоть и безнравственной в остальном. Гила она по-своему любила и прощала ему немужественную слабость, да что там, – Линда прощала ему всё, даже забвение, когда на горизонте появлялись более аппетитные девчонки.

– Ну, прости, прости… – чмокая в макушку, произнесла она тихим голосом. – Я больше не буду вспоминать о ней. Больше не буду. Всё прошло, ты не виноват. Это всё настоятель и его дурацкие экзорцистские эксперименты.

Гил тряхнул головой. Жалость – это последнее, чего он хотел от женщин. Линда отстранилась, натянуто улыбнулась и помогла ему завязать туго набитый мешок с вещами.

– Перекантуешься пока у меня. А потом мы тебе новое жилье подыщем. Может даже в другом городе. Элрич становится для тебя слишком мал.

Гил кивнул и, опираясь о плечо единственной подруги, стал спускаться вниз по лестнице. Там их уже ждала заранее нанятая Линдой повозка, в которую Гил сумел залезть только с помощью кучера и подруги.

Они тронулись в путь, на другой конец нижнего Элрича, в не менее захудалый квартал шалав и забулдыг, где Линда снимала дешевое, но зато отдельное жилье. Ну, не то чтобы совсем отдельное, но своя личная комната с индивидуальным входом была в том квартале роскошью.

***

Гил лежал на спине, закинув здоровую руку за голову, и рассматривал потрескавшуюся штукатурку на потолке. Комната Линды была совсем крохотной: узкая кровать, с трудом умещавшая их двоих, маленький платяной шкаф и надтреснутое зеркало, у которого стояло с дюжину баночек и пузырьков с профессиональным арсеналом уличной девки.

Задерживаться в этой дыре Гил надолго не планировал и не потому что она его угнетала, а потому что пришлось бы платить Линде неустойку, ведь ей теперь негде было принимать клиентов. А в средствах он и так поиздержался. Но Гил и не думал, что его пребывание в новом жилище окажется таким краткосрочным.

Ранним утром, когда они с Линдой еще спали, самозабвенно посапывая в четыре дырочки, в дверь деликатно постучали.

Гил вскинулся первым. За ним разлепила сонные глаза и Линда. С испугом взглянула на содрогающуюся дверь. Нет, её не пытались выбить, как давеча Гиловскую, но это-то и настораживало. В забытом Создателем квартале Элрича, приют шалавы отворяли с ноги и вообще без стука, а тут так делекатненько постукивали, словно смущались.

– Не наши, – констатировала Линда.

Встав с кровати, она попыталась надеть халат, со второго раза попала в рукав, потом оказалось, что надела она его наизнанку, но переодеваться не стала. Стук в дверь хоть и был деликатным, но утихать не собирался. Посетитель оказался настойчивым.

– Не отворяй, – велел Гил.

Да Линда и не собиралась. Для посетителя час был ранним, да и где она его примет? Но настырному «гостю» кажется было всё равно хотя ли его видеть. Гил сморщился, словно от зубной боли, заметив, как проворачивается торчащий в двери ключ – к ним явился взломщик и, поняв, наконец, что ему не рады, вознамерился попасть внутрь совсем уж беспардонным манером.

Можно было, конечно, вскочить с постели, привязать ключ к дверной ручке, чтобы он не проворачивался, да задвинуть вход шкафом. Но растерявшейся Линде всё это не пришло в голову, а Гил не мог осуществить задуманного в силу физической немощи. Единственное на что хватило его сил, так это на то, чтобы натянуть на голову одеяло, понадеявшись, что его не заметят.

Напрасно. Гость явился именно по его душу.

Когда морщинистая рука в золотистых пигментных пятнах одернула край одеяла, Гил увидел благообразное лицо с маленькими, но очень шустрыми глазками, которые прятались за пузатыми окулярами. Во второй руке посетитель держал чемоданчик, с какими обычно ходят врачи.

– Не-е-е-ет, – простонал парень, пытаясь вновь натянуть на голову одеяло, как будто оно могло уберечь его от вездесущих геров и их слуг.

– Ну и заставили же вы меня побегать, молодой человек, – укорил его старикашка. – А ведь я не молод, как вы сами можете заметить. Ну, давайте, давайте, не кочевряжьтесь и быстренько распаковывайтесь. – С этими словами он стянул с него одеяло и кинул его Линде. – А вы, милочка, принесите воды и желательно тёплой. Процедура у нас не быстрая, но приятная. Сейчас раскроим все ваши доспехи, высвободим молодые ножки, и вы снова будете бегать. Только уж на этот раз не за дамочками, ладно, – шёпотом добавил врач и озорно так подмигнул Гилу.

Глава 10

Провонявший тошнотворным опиумным смрадом притон встретил Гила недоверчивыми взглядами. Оно и понятно – парень мало походил на пропащего курильщика. Зато сильно смахивал на оказавшегося в переплете пройдоху. Одетый в ночную пижаму с драным воротником, прихрамывающий и к тому же босой, он вызывал не то чтобы сомнения, но даже неприязнь.

Винить хозяина притона в таком отношении было глупо: в подобных заведениях частенько прятались королевские преступники, и уж если их находили, то владельцам приходилось несладко. Но у Гила был аргумент в свою пользу и довольно увесистый. Он достал из кармана заранее приготовленный золотой и, покрутив его между пальцев, спросил:

– Есть ли отдельная комната?

Хозяин притона сверкнул блестящими коронками и протянул ему ключ.

– Но если у меня возникнут из-за тебя проблемы, ты одним золотым не отделаешься.

Гил кивнул и, молча взяв ключ, пошёл искать свою комнату.

Жесткий, кишащий клопами топчан, масляная лампа на табурете с перевязанной ножкой и выцветшие синие стены. В такой обстановке радовало только окно, выходящее в безлюдный двор. Не хоромы, но пару дней пересидеть можно. Разжиться одеждой, разработать конечности, да и припустить из славного Элрича как можно дальше.

Гил зажег лампу, сел на топчан, задрал штанину и ощупал ногу. Потом медленно сжал и разжал кулак, наблюдая, как натягиваются тросы его жил на выздоровевшей руке. Переломы срослись вполне сносно, мышцы были не в том привычном тонусе, что раньше, но, по крайней мере, не слишком одрябли, а тупая ноющая боль вызывала скорее раздражение, нежели дискомфорт.

К боли Гил привык уже давно: для сталкера она и мать, и жена. Даже долгое пребывание в астрале каралось жуткими мигренями, что уж говорить о походах в царство вечного сна. После таких путешествий Гил бывало по несколько дней отлеживался, и уж тут ему никакие настои не помогали (если они, конечно, не были магическими). Боль была платой за возможность вернуться к жизни, и Гил всегда отдавал её добросовестно.

Парень лег на кровать, закинул обе руки за голову и, прикрыв глаза, стал соображать, как действовать дальше. Сначала мысли его послушно выстраивались в иерархичной последовательности, создавая сложный узор вероятностей, вполне себе реалистичных надо сказать вероятностей. Он размышлял о том, как достать одежду, как изменить внешность, чтобы выехать из города, где взять поддельные дорожные бумаги и сколько всё это будет стоить. Но потом в его стройную симфонию образов стали вплетаться совершенно деструктивные ноты. Они не просто нарушали ход его мыслей, но и мешали сосредоточиться.

Гил больше не видел себя, обряженного в дорожный костюм промысловика с косматой, нечесаной бородой из крашеной пакли, и такими же гротескными бровями- домиками, переходящего в сумерках границы Виландского леса. Он лицезрел распятую гирляндами огней площадь, какофонию сумбурных звуков с ведущей партией волынки и яркие пятна мельтешащей толпы кутил. Гил снова был на празднике по случаю солнцестояния. Он снова любовался ей. Он снова был скован нерешительностью и вожделением одновременно. А она, как и в тот день, бросала на него косые взгляды. Гил ловил их, как ловят капли случайного дождя в пустыне, но никак не мог утолить жажды.

Он погружался в мучительную дрёму, наполненную запахом её тела, где он колыхался дурманом меж их порывистых движений и стонов. Гил дрожал во сне от предвкушения беды и надежды. Он терял связь с реальностью, пока его не выдернул из этого вакханального сна тревожный дверной скрип.

Гил вскинулся, порывисто сел в постели и тут же закусил губу от пронзившей ногу боли. Проводил взглядом закрывающуюся дверь, но не успел подняться, чтобы посмотреть, кто был его тайным гостем, пока он спал – заметил изменения в комнате и вопрос о посетителе отпал сам собой.

Обреченно застонав, Гил поднялся-таки с топчана, осмотрел тюк со своим барахлом и заботливо оставленную на табурете склянку с пурпурной жидкостью.

Он покачал головой и, выдернув пробку, сделал хороший глоток, забыв о предостережении в пять капель. В глазах его потемнело, уши заложило, но уже через пару ударов сердца побочные эффекты прошли, и он почувствовал приятное согревающее пищевод тепло, а затем слабость.

Гнаться за сердобольным гостем смысла не было, как и продумывать планы отступления. Ему недвусмысленно дали понять, что незримое око Элрича бдит и бдит настолько зорко, что укрыться от него нет никакой возможности.

Гил снова опустился на топчан, обхватил голову руками и постарался убить зародыш отчаяния, который уже начал тянуть из него жизненные соки. Ощущать себя запертой меж оконными рамами мухой было противно до одури. Как бы Гил не бился в прозрачное стекло возможностей, а на деле становилось понятным, что выхода из сложившейся ситуации нет. Точнее есть, но вовсе не тот, что мог бы его удовлетворить. А ещё раздражала снисходительная покровительственность геров, которые окружали его мнимой заботой, той самой какую фермер проявляет к своим свиньям, откармливая их к празднику урожая.

И всё же Гил вознамерился предпринять хоть что-то. Он выпотрошил свой дорожный тюк и в импульсивном порыве бунта стал натягивать на себя измятый кафтан и штаны. Дёргаными, ломаными движениями он влез-таки в одежду и даже застегнул пряжки на штиблетах, а потом буквально выкинул своё непослушное тело в коридор и, прихрамывая, спустился к хозяину притона. Хотел высказать претензию по поводу посторонних в его комнате. Но тот встретил его на удивление мягкой улыбкой, полез под стойку и, выудив оттуда конверт и кожаный кошель, протянул всё это Гилу.

Глава 11

Его собственные шаги казались в этой кромешной темени предателями, и Гил с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на бег. Но вот, наконец, утроба страшного двора изрыгнула из себя его скрючившееся тело, и в свете редких оконных глазниц он смог увидеть, что не просчитался и действительно оказался в нужном ему переулке.

Гил вгляделся в монолитную глыбу углового дома, из-за которой многообещающе вырывался пучок желтого фонарного света, вслушался в звуки сумеречного города. Там, в конце переулка Рошн, уже были слышны перестуки колёс и успокаивающий копытный цокот. Гил снова поправил суму на поясе и припустил к заветному фонарю, но дойти до него не успел.

Когда до конца переулка оставалось всего пара домов, он услышал подозрительно тихую поступь. Крадущуюся такую поступь, нехорошую. Оборачиваться было глупо, бежать тоже, и всё-таки Гил побежал. Но то ли подмигивающие ему до этого звёзды, уже поменяли своё расположение на небе и больше не благоволи сталкеру, то ли он задолжал высшим силам, и те решили взыскать с него долг именно сейчас, а только бежал Гил недолго. Уже через пару тройку болезненных прыжков его и без того несчастная нога угодила в открытый люк.

– Алдаровы яйца! – завыл он, повисая в довольно неудобной и к тому же позорной позе между тротуаром и сточной подземной ямой.

Шаги за его спиной ускорились, и Гил начал судорожно карабкаться обратно на тротуар.

Комплекцией он обладал не богатырской, но жилистой и упругой, к тому же был невероятно гуттаперчевым, а потому сумел выбраться на поверхность ещё до того, как преследователь нагнал его. И как только обе Гиловские ноги оказались в устойчивом положении, он снова побежал.

Бегал Гил хорошо, этому полезному навыку он обучился ещё в приюте, потому как дать сдачи мог не всегда, а получать по мордасам от более увесистых воспитанников не любил, да и стыдно было. Но в этот раз полезное умение не спасло сталкера, потому как беда подкралась оттуда, откуда он её совсем не ждал.

Когда Гил пробегал мимо последнего углового дома переулка Рошн, от темной стены отделилась такая же темная тень и, возникнув на пути, стремительно летящего парня, встала непреодолимой преградой, потому как была на две головы выше и шире раза в три. Гил даже не успел вовремя уйти в бок и с разбегу врезался в тушу здоровяка.

Сознание он потерял не сразу: туша оказалась на удивление мягкой, но вот кулак, который как-то уж больно резко воткнулся в черепушку Гила, чуть ли не каменным.

Сначала Гилу примерещилось, будто звёзды заходятся в истеричном хохоте и мигают ему, как взбесившиеся, а потом всё пропало: и потешающиеся звёзды, и манящий фонарный свет, и стук колес, и лошадиное ржание, доносящееся будто бы с того света.

Глава 12

В чугунно-тяжелой голове царил сущий хаос, в нос бил тошнотворный запах, веки словно сшили меж собой, и как бы Гил не старался разлепить их, у него ничего не получалось. Он мог довольствоваться лишь звуками и оседающим в легких смрадом.

Где-то сбоку раздался хрипловатый немощный кашель, чуть дальше за его спиной слабый стон и ленивое ёрзанье. Сам Гил мечтал повернуть затекшее тело, но сил не было и на то чтобы стереть с уголка рта висящую слюну. Но он хотя бы чувствовал эту дискомфортную влагу, чувствовал и жаждал, потому как в самом рту всё пересохло до невозможности. Вот только пошевелить языком он тоже не мог, просто лежал и изнывал от муки и неизвестности.

Длилась эта пытка долго, по меньше мере вечность если не больше, но вот где-то на периферии его угасающего сознания послышался перестук занавеси из деревянных бусин, за ним шелест шёлка и цокот каблучков. Лёгкая женская поступь прервалась аккурат подле него, раздался сдавленный выдох, а затем Гила отрезала от реального мира ужасов пелена тонкого цветочного аромата. Этот свежий дурман встал меж ним и той зловонной неизвестностью, что ещё минуту назад довлела, как пресс.

«Не может быть», – подумал он про себя, моля при этом Создателя, чтобы оно могло и было.

На его лицо упал пушистый локон. Защекотал веко. Гил призвал все ресурсы тела и открыл один глаз.

Она смотрела на него, как на червя, который сожрал её яблоко. И это было больнее мигрени, убийственнее мерзкого запаха и, уж конечно, не придавало ему сил. Веко Гила снова опустилось, скрыв прекрасные черты женщины, которая являлась ему во снах вот уже три месяца.

«Это просто дурной сон», – заверил он себя и постарался абстрагироваться от шепотков, раздающихся над его головой. Вот только сделать это было не просто, потому как Гил уже понимал где находиться, но не вполне осознавал зачем. Зачем было тратить на него драгоценный настой опия? Зачем накачивать дурманом, если он и так был без сознания и ограбить его не составляло никакой сложности?

Ответ нашёлся довольно быстро: ему не желали смерти, только проблем. Что за выбор может быть у сталкера, неспособного вернуть заказчику аванс? А опиумом его накачали из милосердия, ведь здоровенный мешок с потрохами, в который он врезался в переулке Рошн, не рассчитал удар и, скорее всего, проломил Гилу череп. А с проломленным черепом люди, как правило, испытывают адские муки, если конечно не накачать их коварным зельем.

Но ладно геры и грязнорабочие Сиджа, создатель с ними гнидами, но она-то! она тут зачем?! Неужели тоже работает на его назойливых заказчиков? И если да, то как давно – до истории в «Единороге» или после?

Мысли Гила болтались в воспалённом мозгу, как судно в штормовую погоду. Он отчаянно не хотел верить в то, что женщина его мечты – враг. А она тем временем стояла подле него и что-то выспрашивала у любителей опиума, которые валялись сейчас в том же притоне, что и сам Гил. Те отвечали неохотно, слабым шёпотом, но Гил понял, что говорили они о нём.

– Нет, не местный. Раньше не видели. Новенький. Видно же, что чистый ещё. Первый раз, наверно.

Гил слушал эти обрывистые предположения, проклиная свою невезучесть. Он мечтал о встрече с ней, о такой же случайной и яркой, как в день своего столкновения с каретой, но надеялся, что во второй раз всё будет иначе.

«Как можно было так опозориться?!» – недоумевал он, прислушиваясь к разговору Марлены с курильщиками, пока в тихий захарканный подвал наркотических грёз не ворвался вдруг несвойственный этому месту шум – тяжеловесный топот и взволнованное сопение, а после и ругань.

Глава 13

Кричал сам хозяин притона и, похоже было, что на Марлену. От его надрывного, срывающего на визг голоса черепушку Гила прострелило нестерпимой болью. Он не уловил всего монолога, но смысл его понял, и заключался он в претензии. Обладателя блестящих коронок возмутил интерес Марлены к сталкеру. Он требовал, чтобы девушка немедленно покинула притон и вообще забыла о существовании Гилберта Лаубе. Но Марлена категорически отказывалась удовлетворить его просьбу, и Сидж впал в бешенство.

– Охрана! – заголосил он, вновь истязая голову несчастного сталкера.

Снова послышался топот. За ним возня и отчаянное шуршание шелка прямо у лица Гила.

Превозмогая боль, он разлепил веки и увидел, как два здоровяка хватают Марлену за руки и пытаются выставить на улицу.

– Оставьте её! – прохрипел Гил, но его слабый голос потонул в суетливой возне.

Второй раз сталкер беспомощно наблюдал за издевательским обращением с Марленой, и второй раз сердце его истекало кровью, грозясь обезвожиться. Но эта восхитительная, непредсказуемая девочка снова удивила его. На этот раз она сумела за себя постоять, сохранив и достоинство, и целостность уже готового треснуть по швам платья.

– Пятьсот! – выкрикнула она. – Пятьсот злотых, если вы позволите мне поговорить с ним. Только поговорить, – добавила Марлена, видя замешательство Сиджа.

Маленькие глазки хозяина притона неспокойно забегали, пальцы мелко засеменили, словно перебирая воображаемые монеты, а после и блестящая улыбка мелькнула обещанием в полумраке подвала.

Гли понял, что Марлена выиграла. Вот только не понимал он зачем ей платить такую неслыханную сумму за возможность просто поговорить.

Во всей казне нижнего Элрича насчитывалось от силы сорок тысяч золотых, а Марлена готова была выложить пятьсот только за то, чтобы поговорить с опальным сталкером. Да, её муж был богат, но не настолько же, чтобы она могла вот так запросто выкинуть годовой доход его правовой палаты за возможность пообщаться с бывшим любовничком.

Продолжать интеллектуальные потуги было трудно, но необходимо, вот только Гилу не дали этого сделать. Те крепкие руки, что ещё недавно хватали его загадочную возлюбленную, теперь бесцеремонно вцепились в него самого. Немилосердно тряхнули, поднимая с топчана, и потащили наверх. Как оказалось в его комнату, где всё осталось таким же, каким и было несколько часов назад, перед его побегом. Незаправленная постель выставляла на всеобщее обозрение штопанные простыни, прислоненный к стене тюк демонстрировал своё полувыпотрошенное нутро, а одинокий стеклянный пузырёк с багровой настойкой напоминал о рассеянности его владельца.

Гила бесцеремонно кинули на топчан, словно он был мешком с картошкой. Он снова увидел картину с мигающими в истерики звёздами, уже второй раз за день закусил многострадальную ладонь, чтобы не заскулить от боли и нечеловеческим усилием воли заставил себя развернуться к двери, в которую как раз входила Марлена.

Она осмотрела беглым взглядом комнату, ставшую для Гила приютом, сморщила свой восхитительный изящный носик и, переставив пузырёк с настойкой на подоконник, села на табурет.

Всё это время Гил следил за её манипуляциями. Он всё надеялся, что сейчас она выльет на него тонну желчи, обзовет предателем, трусом, поддонком, но только перестанет делать вид, будто видит его впервые. Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Марлена закинула ногу на ногу, поправила подол своего неприлично дорогого платья и вперила в Гила чужой, холодный взгляд.

Сердце его било в грудную клетку, как язык колокола по чугунным стенкам. Гил буквально слышал этот отчаянный погребальный набат – его сердце играло реквием по любви. А умопомрачительные глаза Марлены всё замораживали его и замораживали. Они были похожи на две чашки чая, оставленные на веранде в морозный день – их теплая каряя бархатистость уже целиком подёрнулись ледяной корочкой, и неясно было, что скрывается за этой изморозью.

Гила чуть не перекосило от злости на собственную одержимость ею и он отвёл взгляд. Уставился в незакрытое окно, где по-прежнему чернели на кобальтовом небе прямоугольные гробы дворовых домов, да мигали конвульсивно-неспокойные звёзды.

«Скорее всего, я провалялся в том затхлом подвале сутки», – подумал он про себя и хотел уже отвернуться к стене, чтобы не видеть её, чтобы просто забыться болезненным сном, а проснувшись, смириться с тем, что обречён. Но голос Марлены помешал ему сделать это.

– Гилберт, – позвала она, и комнату наводнил перекат крошечных хрустальных колокольцев.

Он поднял на неё тяжёлый взгляд и с трудом проговорил:

– Прости за «Единорога».

– За единорога? – переспросила она, и её глаза вдруг оживились, заинтересованно сощурились.

– Да, – сглотнув, прошелестел Гил. – За то, что не защитил тебя тогда… – договорить он не смог, эти-то слова дались ему с трудом.

Марлена поднялась, подошла к нему, присела на корточки возле его топчана, вгляделась в помятое лицо своего давнего знакомого, вгляделась так, будто уже и позабыла давно, а вот сейчас вспомнила о его существовании и даже узнала.

– А ты мог тогда меня защитить? – задала она риторический вопрос.

Гилу стало противно. Но не от того, что она усомнилась в его возможностях, а от того что он и правда не мог. Он не мог многого: не мог сразиться на поединке с таким амбалом, как её муж, не мог представить на что потратить пятьсот золотых и уж тем более как живут люди, способные заплатить такую сумму за разговор. Но самое поганое было то, что он не мог не желать её.

Глава 14

Он очнулся от невыносимой боли. Действие опиума прошло окончательно. За окном пытался возродиться день, но как-то тягостно пытался, словно был ранен сизой хмарью непогоды.

Она всё еще была здесь. Сидела на табурете и читала сложенную вчетверо записку. Ожидала его пробуждения. Гил поморщился, вспоминая истерику, до которой он вчера опустился и свой позорный обморок.

– Ты всю ночь тут просидела? – спросил он.

– Да, – раздался её ровный голос.

– Зачем ты пришла, Марлена?

– А ты как думаешь?

– Сначала я думал, что ты пришла ко мне, как к любовнику, на которого точишь зуб. Но сейчас я понимаю, что тебе, видимо, неслабо досталось тогда, возможно, у тебя даже память отшибло и… – о том, что девушка, которой он грезил несколько месяцев, просто-напросто не помнила его, Гил не смог сказать вслух, это было выше его сил.

Марлена утешила его, она спрятала крохотный листок с почеркушкой в декольте и, подойдя к нему, опровергла страшную догадку.

– Я помнила о тебе, – проговорила она тихо, а потом поправилась: – о нас.

Как бы не старался Гил держать себя в руках, а паточный сироп радости уже разливался по всей грудине, заполняя своим сладко-клейким составом трещины и разломы покорёженного сердца.

Помнила.

О них!

«Не поддавайся эйфории! – кричал внутренний голос парня, но тут же посылался куда подальше. – Замолкни, тля! Она помнила о нас! Она помнила!»

– Ты ненавидишь меня? – всё же спросил он, решив удовлетворить мольбы внутреннего глашатого.

– Нет, – прошептала Марлена, накрывая его руку своей. – Именно поэтому я здесь. Хочу предостеречь тебя от ошибки.

– От какой ошибки?

– Тобой заинтересовалось «Лезвие старого правителя».

Гилберт поморщился, вспомнив о том, что по окончании сделки геры планировали дать ему место сталкера в ордене Уф-Олдрич. На староименском это низание переводилось именно как лезвие старого правителя. Нехорошее название – карающее. Вот только кого?

Еретиков?

Отступников?

Кого-то кто претендует на место короля?

– Это очень могущественный орден, – продолжила тем временем Марлена, поднимаясь с корточек и принимаясь нервно расхаживать по комнате. – Он использует тебя. Прожуёт и выплюнет!

– Беспокоишься обо мне? – недоверчиво уточнил Гил.

Марлена обернулась к нему. Взгляд её уже не был холодным и чужим, но и сострадания в нём Гил не обнаружил. Льдистые островки подтаяли, но карию бархатность её глаз по-прежнему скрывала изморозь. Марлена изменилась, и Гил очень испугался, что той сладкой, страстной девочки, сокрушившей в «Единороге» его сердце, больше нет.

– Да, беспокоюсь, – кивнула она, но уточнила; – о нас всех. Я беспокоюсь обо всех людях.

– Говоришь так, будто после всего что было, ты решила податься в Алродовы невесты, – с трудом скрывая брезгливость, выплюнул Гил.

Он не любил жриц. Терпеть не мог святош, как и всё что было связано с религиозными орденами, которые наместник Создателя Алрод так активно плодил в их убогом человечьем мире. Это и неудивительно: никто из приютских воспитанников не любит братства Алрода. Это для прихожан его храмы – святилища и сосредоточие непорочного столпа нравственности, а для маленьких воспитанников – земное чистилище.

Пока прихожане заходились во время служб в нуменозном экстазе, хоровые мальчики изнывали от ноющих мышц, недосыпа, голода и страха перед суровой жреческой дланью. Их карали за любой проступок или хотя бы за намёк на вероятность оного. Карали всех без разбора. Даже Гилберта, хотя и считалась, что люди, обладающие его даром – поцелованы Создателем и являются его руками в мире людей. Не такими ценным, конечно, как десницы наперсника Алрода, но всё же.

Впрочем, даром Гиловскую способность пересекать границы миров, мог называть только слабоумный. Даже парни из приюта понимали, что маленький, щуплый мальчуган с большими голубыми глазами, вечно спрятанными за непослушным чубом, страдает больше их, хоть и совсем иначе. Кормили Гила чуть лучше прочих, пусть и не впрок, иногда позволяли проспать весь день, отвлекая только на молитвы, и всё же окружающая его мелюзга видела, что это слабая компенсация за те муки, на которые обрекал парня настоятель их приюта, заставляя с раннего возраста практиковать хождение в призрачные миры.

Ещё лет в семь Гилберт был милым смешливым ребёнком, способным очаровать дочь бургомистра. Но в восемь за его воспитание взялись всерьёз, и через пару лет Гила было не узнать. Худой, вечно изможденный малец с неизменными лиловыми пятнами скорби под глазами, с впалыми щеками и регулярными припадками со временем стал вызывать в сверстниках страх, потому как походил на зомби. Воспитанники боялись что однажды, Гилберт впустит в их дом страшную силу, и та поглотит всех.

Гил не знал, кому первому пришла в голову эта дикая мысль, да и не важно это было, потому что подхватили её все, включая и его единственную подругу Эрму.

Вот тогда-то настоятель и принял решение, что Гилберту пора начать практику сталкера. Эрма была первой, кого Гил повел в мир мёртвых. И первой, кого он там оставил. Вспоминать об этом сталкер не любил, но каждый раз, когда тропу его жизни пересекало святое братство – воскресали и эти страшные видения.

Глава 15

Превозмогая страшную боль и головокружение, Гил поднялся, подошёл к окну и, поболтав пурпурную жижу в склянке, сделала небольшой глоток. В глазах как в первый раз потемнело, но это быстро прошло. Он протёр веки, отбросил со лба чуб и облокотился бедром о подоконник, придав позе как можно больше вальяжности. Затем поднял голову и посмотрел на Мралену.

Она выжидала. Хотела знать, отчего Гил решил помогать Уф-Олдрич. А он не мог удовлетворить её любопытства. Ну не говорить же даме сердца, что ему всучили аванс в 200 монет, который для него является целым состоянием, а потом его ограбили, лишив не только этого состояния, но и всего того, что он заработал до этого?

Нет, он и так выглядел сейчас слишком жалким. А ему необходимо было вернуть её интерес. Жизненно необходимо! Он нуждался в её желании, как в воздухе. Не мог отказаться от Марлены теперь, когда сама судьба столкнула их вместе.

– Ты же сама сказала, что Уф-Олдрич могущественный орден, – начал он. – Так вот, ты должна знать, что он обзавёлся магом.

– В самом деле? – в голосе Марлены послышалась тревога.

– Да, – подтвердил Гил и вынул из-за пазухи магический договор.

В один миг девушка пресекла комнату и нетерпеливо выхватила документ. Пробежала глазами по строчкам. Побледнела. Её пушистые ресницы дрогнули, Гилу показалось, что в них сверкнуло что-то влажное. Но уже через миг Марлена подняла взгляд и он увидел то, что хотел.

Лед тронулся! Нет, не так, он почти оттаял, выйдя влагой из берегов. Её глаза вновь были живыми, теплыми, настоящими.

Марлена кинулась к Гилу и, прижавшись своей пышной грудью к его, уронила голову на плечо. Вздрогнула. Вскинулась и зашептала в самое ухо… часто, часто:

– Нет, нет, Гилберт, ты не можешь… Не должен… Пожалуйста, не делай этого. Ради меня. Ради нас!

Её тонкий стан вдруг опрокинулся назад, руки взметнулись и, порхнув к его лицу, обхватили его. Небритые щёки Гила обожгло её теплом, тело словно молнией прошибло. И если бы не чёртова голова с перемолотыми в фарш мозгами, то он не стоял бы истуканом. Он уже хватал бы свою ненаглядную за талию, уже сажал бы её на подоконник и потрошил ворох шелковых юбок.

Но он не мог и с места сдвинуться, его будто парализовало, и лишь пульсирующая азбука немых отбивала в мозгу стуком, – действуй! Действуй!

С трудом подняв руку, он коснулся её лица. Пальцы проскользили по атласистой кожи, коснулись губ, подбородка.

– Гилберт, – простонала она, как тогда в «Единороге». – Гил-л-л.

От её молящего голоса у парня сердце увеличилось до размеров всего тела и било сейчас в каждой клетке одновременно, но он знал, что молит она не о ласках.

– Не могу, – проговорил он с расстановкой.

– Тогда ты убьешь нас обоих. Если я не выполню задания – мне конец, Гил!

– Я твоё задание?

Она кивнула.

– Так было до «Единорога».

– Нет! – поспешно выпалила она. – Меня выбрали именно потому что… Потому…

Почему её выбрали и для какого именно задания, Марлена сказать так и не успела, за дверью раздались торопливые шаги, а через миг на пороге возник Сидж.

– Я предупреждал, что за этим парнем придут! – взвизгнул он. – Теперь у всех нас будут большие проблемы. А ну живо дуйте отсюда, пока всех нас не четвертовали!

Обратился он не к сталкеру, а к Марлене и, судя по реакции девушки, она прекрасно понимала, что хозяин притона не лгал – люди, что присвоили себе Гилберта, были способны на что угодно.

Девушка бросила короткий молящий взгляд на сталкера и, задрав ворох юбок, ступила на подоконник. Гил хотел удержать её, предупредить, что прыжок вниз может быть опасным, но Марлена на удивление резво сделала шаг вперёд. Лёгкие ткани платья взметнулись вверх, оголив восхитительные изгибы ног в тонких чулках.

Гиг перевалился через подоконник и выставил руки, будто мог поймать улетающую от него девушку, но пальцы схватили пустоту. А потом раздался стук каблуков. Резкий, звонкий. У Гила защемило сердце, он чуть не вывалился из окна, но был схвачен Сиджем за шкирку и вброшен обратно в комнату. С улицы раздался торопливый цокот, он уносился в сторону узкой подворотни, уносился прочь от Гила.

– Пусти! – закричал он, намереваясь броситься вслед за Марленой, но Сидж держал его слишком крепко, к тому же за дверью уже раздавалась тяжёлая поступь.

Гил знал, что это за ним. Он прикрыл веки и постарался унять сердцебиение. Не к чему выдавать Марлену. Если ей удастся сбежать, то он вымолит у судьбы ещё один шанс – упросит о новой встречи.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Кирс. На этот раз он не старался выглядеть проще, чем есть. Одет гер был подобающим своему статусу образом – в дорогой камзол, высокие кожаные сапоги, при шпаге. Плечи покрывал плащ, подбитый норкой. Слишком тёплый для сентября, но богачи носили меха не для согрева.

– Наш человек сообщил мне, что договор был принят, – проговорил он вместо приветствия, растягивая в ухмылке свои удивительно красные губы. – А раз так, то я не вижу смысла торчать в этой дыре. Карета уже ждёт вас, Гилберт.

– Куда я еду? – мрачно поинтересовался сталкер.

Глава 16

– Сколько я вам раз говорил, что капли нужно принимать строго по часам! – ворчал Рабан, изучая батарею склянок, оставленную на прикроватной тумбе Гила. – Вы так никогда не поправитесь.

– А я и не хочу, – вяло отозвался парень, застегивая рубаху.

После каждого осмотра врача ему традиционно делалось гадостно. Сталкер ощущал себя дефектным жеребцом, которого готовят к спариванию с породистой кобылой. Рабан добросовестно проводил весь полагающийся врачебный церемониал, но Гил не мог отделаться от скверного унизительного чувства.

Прежние заказчики тоже использовали его дар, но многие всё же восторгались им, кто-то даже боялся. Шутка ли? – пересечь границу миров и вернуться обратно, да ещё спутника с собой взять! О том, что большинство его клиентов не ходили дальше астрала, Гил, конечно, никому не говорил. Лишняя, удручающая информация. Да и какая, в сущности, разница, если живые хотели всего лишь утолить скорбь, унять на время зуд тоски и одиночества. А с этой задачей неплохо справлялись и астральные слепки. Да, ненадолго справлялись, потому как Гил исправлял одиночество клиентов исключительно как положение, а не как состояние, и то на краткий срок. Но когда удовлетворённые (пусть и весьма сомнительным образом) люди уходили от него, то несли в своих сердцах благодарность.

Фастред же благодарным быть не собирался, скорее наоборот, он, наверняка, полагал, что это Гилберт должен петь дифирамбы за то, что всевидящее око Уф-Олдрич разглядело его в такой дыре, как нижний Элрич и за то, что предложило место сталкера в их сплочённых идеологией рядах.

Самого Фастреда Гил с того знаменательного разговора и не видел больше, зато имел несчастье лицезреть Кирса. По снисходительной улыбочке благородного хлыща нетрудно было догадаться, что особого уважения Гиловская персона в ордене пока не заслужила и вряд ли заслужит. К нему относились исключительно как к инструменту. Да особенному, да редкому, но омрачившему свой ореол благочестия спекуляцией на даре, обманом клиентов и безудержно-праздным образом жизни, который впрочем, остался в прошлом, потому как тушку редкого зверька охраняли лучше, чем казну Элрича. Ни девок, ни выпивки, ни прогулок Гил не мог себе позволить вот уже как неделю. Именно столько он был заперт в собственной квартире и из гостей наблюдал лишь Рабана, да молодого гера и то всего пару раз.

К нему даже клиентов не пускали. Гил слышал пару раз ругань у дверей в дом – к нему рвались многострадальные родственники усопших, молили о снисхождении и помощи. Но суровые равнодушные лица истуканов, нарисовавшиеся у входа в его обитель, как только он вернулся в неё после своих мытарств, были холодны к страданиям Гиловских просителей. Они бросали на причитающих вдов и вдовцов скупые каменные взгляды и молча выпроваживали вон.

Сталкер видел эти сцены исключительно из окна своей спальни. Нет, он пытался проявить сострадание к своим гостям, он сбегал вниз по лестнице, но упирался носом в плотно запертую дверь и не мог помочь несчастным. Да что там, он себе-то помочь не мог.

Он затягивал шнуровку на рубахе и изнывал от пакостного ощущения беспомощности и никчёмности. А Рабан тем временем скрёб ступкой в керамической мисочке, растирая какие-то пахучие травы.

– Примите-ка вот это, – стал упрашивать он, когда лекарство было готово. – Ну, не кочевряжитесь, – умолял врач, протягивая ложку с тягучей сладковатой пастой.

– Неа, – замотал головой Гил, отворачивая лицо от лекарства и подходя к окну.

– Опять капризного мальчишку из себя строите?

– Нет, просто парня, который хочет пожить ещё чуток.

– Откуда такая уверенность, что вы умрёте. Ведь вы превосходный сталкер. Столько раз ходили в Вильтот!

– Один, я ходил туда, как правило, один, – пояснил Гил. – Я уже говорил, что не обладая моим даром, вернуться оттуда живым почти невозможно.

– Но вы ведь вытащили нескольких людей, не отпирайтесь, – не унимался Рабан, который вознамерился излечить бренное тело сталкера только для того, чтобы оно снова пострадало на очередном задании.

– Я вернул в мир живых меньше народу, чем оставил за гранью. И они не были герами из ордена.

– Думаете, вас вздёрнут, если вы оставите там Кирса?

– А вы думаете иначе?

Рабан отставил лекарство в сторону и опустил глаза в пол. Промолчал. А Гил скрестил на груди руки и уставился в окно. Не хотел смотреть на человека, который будучи врачом, готовит его к верной гибели, да ещё к такой изощренной гибели.

Ладно ещё отдать концы, выполняя переход, для сталкера это даже логично. Но быть повешенным за то, что не смог уберечь в мрачном царстве некоего высокородного говнюка – это несправедливо. В особенности несправедливо, если учесть, что Гила заставляют совершить преднамеренное убийство, за которое потом взыщут. Нет, ему не угрожали, более того деликатно обходили тему возможной неудачи, как неудобный момент договора. Но именно поэтому сталкер и утвердился в своих подозрениях. А тут ещё и мрачная мина Рабана, который не хуже него знал, что участь вассалов – служить своим герам, а если по их вине господину придёт конец, то обычай требовал наказания нерадивого слуги, каким бы ценным тот не был.

Самому Гилу казалось странным такое расточительство – неприлично много выдающихся магов и колдунов было сожжено на кострах только лишь потому, что те не уберегли своих господ от их же неуёмного любопытства или заносчивости, толкающих к необдуманным поступками. Всего один раз на его памяти магу удалось избежать наказания и то лишь потому, что он сам был благородных кровей. Этот маг не служил, а выполнял заказы, потому как высокородное положение облекало его в мантию свободной воли. И как наёмный человек, он отделался лишь крупным штрафом и только.

Глава 17

Так вот, прибытие богатой, хоть и слегка обветшалой кареты, Гил проглядел, зато скандальное появление фау Эрны у дверей дома всё же заметил, а точнее услышал. Трудно было не услышать её возмущённый призыв к соблюдению традиций.

Фау требовала от Гиловских стражей почтения к её возрасту и статусу, чего они, конечно же, никак не могли ей выказать, ибо слуги орденов в особенности священных, были освобождены от раболепного трепета перед знатью. Единственным их господином являлся создатель Алрод. А за неимением оного его приемник, возглавляющий жреческую касту духовных лидеров.

Фау бранилась и возмущалась, как заправская скандалистка, требуя пропустить её к мастеру Гилберту, и сталкер немало удивился такому поведению. Всегда сдержанная, даже чопорная фау являла собой образчик великосветского этикета, и даже смерть последнего из чад не заставила эту мраморную женщину, выйти из благородного образа.

– Что же с ней случилось на этот раз? – пробормотал Гил и метнулся к дверям, чтобы сбежать вниз, снова попытать счастье и прорваться-таки к своей клиентке.

Но у самых дверей он был перехвачен Рабаном.

– Куда это вы, молодой человек? – заинтересованно спросил он, пребольно сжимая ему нерв на локте.

– Не ваше дело! – выплюнул Гил ему в лицо и, выдернув руку, кинулся к окну.

Пока старикан огибал кровать, Гил успел в два прыжка доскакать до окна и, воспользовавшись своим излюбленным способом, покинул комнату.

Приземлился он не очень удачно: сшиб с ног фау Эрну, и та повалилась на зад, слава её комплекции не слишком тощий, да к тому же завешанный тонной драпировок, смягчивших падение. Правда верещала она знатно, но скорее от неожиданности, нежели от боли.

Гил ловко вскочил на ноги и помог фау подняться, рассыпав перед ней тысячи извинений. Стража в этот момент подобралась пуще прежнего и, судя по скрежету зубов, намеревалась схватить гуттаперчевого больного и силой вернуть в дом. Но тут случилось неожиданное, и бывалые гвардейцы ордена просто опешили. Ненадолго, но разъярённой Эрне хватило и этого. Она вцепилась в замечательный каштановый чуб Гила и попыталась выдрать его, выкрикивая при этом разного рода оскорбления.

– Ах ты недоумок! Вздумал поиграть на чувствах несчастной матери, выхухоль ты недоделанный! Паскуда! Чтоб тебя черти жарили, да всем скопом! – изощрялась благородная фау. – Говорили мне, что нет никаких сталкеров, что все вы шарлатаны и обманщики! Говорили, но я не верила. А как не верить, когда кровинушек своих вот так, как тебя, гниду, видишь, когда они тебе в глаза смотрят и ручки свои тянут? Я тебе верила, а ты, заморыш… – она не договорила, разрыдалась и выпустила, наконец, поредевший чуб Гила из дрожащих пальцев.

– В чём дело-то? – отдышавшись, спросил сталкер. – Вы что ехали ко мне из Готтарда, чтобы грязью полить?!

Фау не ответила, оттаявшие стражники схватили её под руки и стали заталкивать в карету.

– Стойте! – потребовал Гил, хватая фау за руку. – Что стряслось, можете вы мне сказать?

– Стряслось то, что жива моя Табия, – харкнула она ему в лицо. – Жива! Сама видела, даже разговаривала с ней, – Эрна снова разрыдалась, а Гил выпустил её руку и в растерянности отошёл на два шага назад.

– Жива, – машинально проговорил он, опуская глаза на свои домашние туфли.

– Да, жива! – снова взвизгнула Эрна, и Гил поднял на неё взгляд.

– Только вот не узнаёт вас, верно? – медленно спросил он и, чуть было не захлебнулся от волны желчи, что опрокинулась на него из глаз несчастной матери.

Фау Эрна, скрипнула зубами, плюнула ему под ноги и с силой хлопнула дверцей кареты, крикнув кучеру, – трогай!

Глава 18

Гиловские охранники уже было решили, что потасовка себя изжила. Удовлетворившись решением скандальной фау, они вернулись на свою исходную позицию. Подозвали к себе Гила и намеревались втолкнуть его в объятья Рабана, мнущегося в проеме входной двери. Но не тут-то было.

Бросив искромётный взгляд на отбывающую карету и на расслабленную позу его стражей, Гил вдруг резко дёрнулся вперёд и, запрыгнув на подножку кареты, был таков.

Страж конечно же попытался его догнать, но куда человеку тягаться с резвым жеребцом. Гил слышал, как громыхают тяжёлые сапоги и как отдаляется этот грохот с каждым оставленным в стороне домом.

В заднее окошко кареты Гил мог наблюдать утирающую слёзы фау, она дудела в шелковый платок, надувая его парусом и выла в голос. Парень понял, что момент для диалога неподходящий. Да и что она могла ему поведать кроме того, что уже сказала. Скорее всего ситуация такая же, как и у его недавнего клиента: дочь, или вернее не дочь, а непойми кого, фау встретила случайно, подошла, заговорила и наткнулась на стену непонимания. Табия её не узнала, как и жена здоровяка, который хотел прибить Гила, когда к нему явились злополучные геры.

Странные выходили дела. Очень странные, если не сказать больше – мистические. Если бы Гил не видел слепки этих погибших в астрале, он подумал бы, что это всего лишь совпадение. Но сталкер сам водил туда и фау, и овдовевшего здоровяка. Собственными глазами видел разлагающиеся ауры их близких, их разлетающиеся на частицы слепки, которые скоро станут самим астралом. Ошибки быть не могло! Обе эти женщины умерли! Но кого же тогда видели скорбящие?

– Гилберт! Гил! – отвлёк его оклик.

Сталкер завертел головой и увидел её! Белокурые локоны свешивалась из окна самого последнего этажа, единственной гостиницы на улице Винзес, а лёгкий пеньюар скрывающий разве что перламутровую радужку восхитительной груди, нещадно трепал ветер, норовя оголить бесподобно-округлые формы.

Парень спрыгнул с подножки, тут же позабыв и о фау Эрне, и об утопленнице, и даже о том, что за каретой бежит один из его стражей. На его счастье Марлена была не столь беспечна, с высоты третьего этажа она неплохо видела улицу и приближающегося к карете стражника.

– Скорее, Гил, скорее! – зашептала она, свешиваясь из окна и завлекая его жестом руки.

Парень юркнул в гостеприимно выломанную до него кем-то дверь. Гостиница была, прямо скажем, не под стать его зазнобе. Заблеванная харчевня (и это с самого утра), струганные дощатые стены и вонь кислой капусты. Что могла забыть обладательница шёлковых чулок в такой дыре?

Сталкера.

Сейчас все гонялись за сталкером. Одни – для того, чтобы потребовать невыполнимое, другие – для того, чтобы отговорить выполнять требования, третьи – для того, чтобы облить словесными помоями и набить морду.

Но о притязаниях людей Гил сейчас не думал, взбегая на третий этаж этого ветхого строения, он размышлял лишь о том, что прыгать из её окна будет очень опасно. И если придётся это делать, то он опять окажется в гипсе.

Но никакие опасности не могли остановить сталкера, ведь что бы ни задумала Марлена и по какой бы причине не зазывала она его в свой номер, его ждало несказанное зрелище, а значит и впечатления.

Он уже воображал как ворвётся в её комнату, как скинет тончайшую ткань пеньюара, соблазнительно очерчивающего все волнистости её тела, как …

Топот на лестнице отвлёк его от сладостных предвкушений. Он не сулил ничего хорошего, и Гил метнулся к первой попавшейся двери. Дёрнул её на себя и – о чудо! – сорвав хлипенькую задвижку, оказался в полутёмной комнате.

Сквозь задёрнутые шторы слабо пробивался утренний свет, но Гилу хватило и его, чтобы разглядеть на койке женщину в чепце. Она медленно натягивала на грудь одеяло, округляя испуганные глаза, но на его счастье не визжала – оцепенела будто.

Гил бухнулся на колени и запричитал, подползая к постели:

– Я мечтал, я горел желанием… О! простите мне моё отчаяние, но сил сдерживать свои чувства больше нет! Драгоценная фау, я люблю вас! – с этими словами он кинулся к изголовью совсем уже одуревшей женщины и стал целовать её худенькую ручку.

– Простите… – залепетала она. – Мы разве знакомы? Вы, наверное, обознались…

– Нет, что вы, мой ангел, как можно? – мотал головой вошедший в роль парень. – Я сгорал от любви, я не смел признаться. Я тайком… Я наблюдал… мечтал… Я… – О позвольте, и вот эту ручку тоже, – и он порывисто схватил и вторую руку, крепко сжимая дрожащие пальцы оторопевшей незнакомки и стал судорожно целовать её, надеясь, что всё обойдётся исключительно невинным ласками, так как дева оказалась не вполне девой – дамой и немолодой.

Но исключительная открытость ночного гостя, и скорее всего, отсутствие амурных приключений в блёклой жизни женщины сыграли своё дело. Она вдруг поддалась созданному Гилом настроению и сама кинулась в его объятья.

Она слюнявила его губы и уже не стесняясь шарила беспокойными пальцами под рубашкой парня как раз в тот момент, когда двери комнаты распахнулись, и на пороге возникла Марлена.

– Гилберт?! – её голос разрезал хрупкую нить единения меж сталкером и его случайной любовницей.

Объятья разомкнулись, и ошарашенная незнакомка захлопала глазами. А Гил стал близоруко озираться и ломать комедию.

Глава 19

Гил убрался из её комнаты прежде, чем она позвала на помощь или вздумала метнуть в него масляную лампу. Вслед за ним вылетела и Марлена.

– Твой охранник ушёл. Обыскал мои комнаты и ушёл, – сообщила она деловым тоном, но Гил заметил стальной отблеск обиды в её взгляде.

Она была девушкой смекалистой и поняла, что всё увиденное ей – комедия и только. Ведь не мог же он скрыться у той, кто на глазах его охраны махала ему из окна руками?

Но женская ревность – штука коварная, она одолевает и самых уверенных в себе красавиц. Правда, реакция Марлены Гила скорее порадовала. Ревность – признак симпатии.

Она помнила о нём. Она думала о нём. Думала в смысле некой причастности, некой объединяющей их идеи. И Гил очень рассчитывал, что идея эта не ограничивалась его сталкерскими способностями.

– Марлена, – прошептал он, заходя вслед за ней в комнаты на самом последнем этаже гостиницы, – я думал о тебе все эти дни…

– Я заметила, – сухо произнесла девушка, запирая дверь.

Гил не обратил внимания на её тон, он обхватил Марлену за талию и резко развернув к себе, впечатался в сочные губы нахальным поцелуем.

Её робкое сопротивление он оставил без внимания, пеньюар, как и мечтал, сорвал, оголив призывно вздёрнутые соски.

«Главное, не спять от восторга», – умолял он себя, бесцеремонно ощупывая розовые горошины, но когда добился от Марлены первого хриплого выдоха, понял, что всё же ополоумит, если не получит желаемого. Гил подхватил её на руки и бросил на кровать, тут же накрыв своим разгоряченным телом.

Их любовь не походила на соитие, скорее на борьбу. Оба они не любили, а как будто желали убить друг друга в этой безудержной, агоничной и стихийной страсти. Она не целовала – она жалила. Гил чувствовал на губах солёный вкус, размазывал по её румяному лицу алую влагу и рвался навстречу, хотя и так был ближе и глубже, чем мог.

Распластанная под ним Марлена вздрагивала, трепыхалась, кричала что-то оскорбительное и в то же время волнительное. Она силилась оттолкнуть его, но стоило ей преуспеть в этом, как требовательные руки против воли хозяйки настаивали на новых ласках.

Так она и боролась под напористыми толчками Гила то со своим спонтанным любовником, то с самой собой.

Гил не понимал этой агонии и хоть сам он был слишком занят удовлетворением свой вожделенной мечты, не мог не заметить влажных борозд отчаяния на её лице.

– Ну что ты, Марлена? – шептал он, собирая её слёзы губами. – Разве тебе плохо со мной?

– А-у-у-у, – вырывалось из её раскрасневшихся и совсем распухших от поцелуев губ. – Слезь с меня! Нет! Подожди, чуть позже…

– Как скажешь, – выдыхал Гил прямо в её губы, совсем не собираясь потакать противоречивым желаниям своей любовницы. А собираясь выколотить из неё всю одиозную спесь, выжать весь, до последней капли сок похоти и заставить просить о продолжении.

Гил любил чувственных женщин, они создавали иллюзию его исключительности. Порой эта иллюзия рассеивалась. Особенно когда он был в стельку пьян и лежал пластом под какой-нибудь лихой наездницей. Тогда Гил осознавал, что для опытной девушки важна лишь твёрдость его намерения, остальное она сделает сама. Но вот Марлена сама лишь мешала как ему, так и себе.

Она стонала и подвывала, конвульсивно подрагивая, но упирала в его грудь ладошки, чтобы не подпускать слишком близко. В то же время её бедра жили своей жизнью: они заходились в ритмичном покачивании, стремились к его, прижимались, будто умоляя проникнуть как можно глубже, жестче, яростнее.

Гил отвечал на её немую просьбу: он был порывист, неутомим, он не покинул её даже когда почувствовал, что гонка их вот-вот оборвется, что оба они уже близки к разрядке.

Марлена оказалась у этого предела первой, она замерла на миг, но только для того, чтобы взорваться новым криком наслаждения, лишившего её сознания. Потерял его и сам Гил, когда по бесстыдно разведенным девичьим ногам потекло белое и липкое.

Его голова упала на плечо Марлены, дыхание сбилось и он, хрипя, старался вобрать недостающего воздуха. А может и не воздуха, а её неземного, чарующего аромата, смешавшегося с его собственным.

– Марлена, – позвал Гил отдышавшись. – Очнись.

Он приподнялся, чтобы посмотреть не её лицо, убрал со лба влажные пряди белоснежных волос.

Девушка не приходила в себя, и его это испугало. Она лежала на мягкой перине лучшего номера их дрянной гостиницы и холодела, словно снежная королева. Её разрумянившееся в любовном пылу лицо быстро теряло краски. Розовые щёчки как-то вдруг померкли, обесцветились и как будто даже инеем покрылись. Из приоткрытых, искусанных губ не вырывался воздух, да и волнительная холмистость грудей не вздымалась больше…

В ужасе Гил отпрянул от застывшей принцессы своих грёз и попятился. Парень полз задом, пока кровать не закончилась и он не грохнулся на пол. В полёте он задел прикроватную тумбу и свернул с неё пару пузырьков. Те со звоном приземлились рядом с ним, и покои Марлены тут же наполнил удушающий запах масел. Сладкая роза, пряная гвоздика, мускат… Ароматы вернули Гила на несколько месяцев назад, в тот роковой день, в таверну «Единорог».

Глава 20

Звонкая пощёчина отрезвила его лучше ледяной проруби.

– Да что ты себе возомнил? – хлестал Гила её надменный голос.

– А на что это, по-твоему, было похоже?

Он изламывал губы в карикатурной ухмылке, стараясь как можно шутливее отвечать, но прекрасно осознавал, что она слышала его протестующе колотящееся сердце. Гил хотел бы списать его дробь на испуг, но на самом деле неуёмное сердцебиение было скорее возмущением.

Да, ещё несколько минут назад он задыхался от страха за жизнь девушки, что согласилась стать его продолжением, пусть не вполне добровольно, пусть под принуждением и напором, но согласилась. По крайней мере, тело её однозначно кричало да.

Но вот эта звонкая пощёчина дала понять, что пока он имеет в своём распоряжении лишь тело. Податливое, слабое, не способное противиться его искусным манипуляциям, игнорирующее волю хозяйки и такое желанное, но… всего лишь тело.

Когда она лежала на постели, когда выстывала будто осиротевшая печь, не чующая более жара огня в своем чреве, сталкер испытал ужас какого не чувствовал даже за границей миров. Все виденные им когда-то призраки столпились вдруг в памяти непроглядной стеной и оттеснили перламутровый рассвет надежды на самые затворки разума.

Он больше не думал ни о розовых ореолах сосков, ни о припухшей верхней губе, ни о каплях своей страсти на её разведённых ногах, Гил сглатывал неумолимо подступающую панику, продолжая пятится к стене, сглатывал, но не мог протолкнуть вглубь. Она вырывалась наружу и грозила затопить собой всё пространство.

В эту минуту Гил понял, что хочет не только тело Марлены, он хочет и всегда хотел, большего. Он хочет её неподдельное желание, но не только в этих первобытно дёрганых наслаждениях. Он жаждал её обожания, нуждался в том, чтобы её мечты совпали с его собственными.

Но эта пощёчина отрезвила мечтателя, отрезвила даже больше, чем внезапный хрип и судорожный первый вздох очнувшейся Марлены.

Он помнил, как она резко села в постели, как схватилась за грудь, будто проверяя на месте ли её самый важный орган, который вздумал отдохнуть в такой неподходящий момент. Он помнил, как метнулся к ней, чтобы окольцевать своими руками, чтобы прижать к груди так крепко как это только возможно. Он даже помнил, как сделал всё это. Как зарылся носом в её волосы и выдохнул, – Марлена…

А потом была эта пощёчина.

Он опешил. Разомкнул объятья, отстранился.

Последовал её вопрос и его ответ.

И вот он сидит на постели рядом с ней, такой близкой и одновременно далёкой, чуть было не ушедшей в мир мёртвых. Сидит и ломает губы в непринужденной глумливой ухмылочке, а сам думает лишь о своих бредовых мыслях, пришедших ему в голову, пока она лежала перед ним бездыханная.

«Нет, – вскинул он подбородок, – никогда больше об этом не думай! Забудь! Это идиотичекое воспаление влюблённости. Пройдёт! Так же быстро как тогда, когда ты вздумал приударить за дочерью бургомистра».

Гил встал с постели, застегнул пряжку ремня, вальяжно прошёлся по комнате и, отыскав на комоде графин с водой, вылакал половину его содержимого залпом, прямо из горла. Затем поднял мрачный взял на Марлену.

Она сидела на постели и смотрела на него с вызовом.

– Что не так? – решил уточнить он.

– Всё не так!

– Тебе больше не хочется…

– Дело не в том чего мне хочется, – перебила она его, пряча свое восхитительное тело в простыни. – Я не свободна. У меня есть муж.

– Тот самый, что отходил тебя тростью, когда застал нас в «Приюте единорога»? – с пренебрежением проговорил Гил.

Марлена схмурила свои картинные бровки, но тут же вздёрнула нос и помотала головой.

– А-а-ах, ты всё же улизнула от своего деспота?! – глумливо воскликнул он, маскируя потрясение.

В их патриархальном мире только мужчина имел право менять жён. Разведённые женщины считались редкостью, чего нельзя было сказать об убиенных. Но даже если кому-то и удавалось обрести свободу от семейных уз, то уже навсегда. Порченый товар никого не интересовал, и разведёнки вынуждены были идти в приживалки или же в содержанки, потому как работать благородным фау строго возбранялось. А Марлена была из благородных, иначе не вышла бы за гера.

Гил смотрел на неё в упор и пытался прочесть по невинному личику белокурого ангела причину развода, пока не догадался, что Марлена, скорее всего, просто овдовела. И если Краузе оставил своё состояние ей, то она обязана была как можно скорее выйти замуж, ведь вести дела мужа самостоятельно она не могла, опять же из-за гендерной политики их государства.

– Хорошо, пусть у тебя новый муж, – пожал он плечами, – разве это мешает нам…

– Сейчас всё иначе! – не дослушала Марлена.

– Что иначе? – вспылил Гил. – Ты решила стать благочестивой женой?!

– Он очень влиятельный человек.

– Я уже понял, что это обязательное условие для твоего избранника, – желчно выплюнул сталкер.

– Гилберт, – простонала она, поднимаясь с постели и обматываясь простынёй. – Мой муж – глава очень могущественного ордена…

Глава 21

Священный брак заключался редко, очень редко, потому что для его скрепления требовалось присутствие самого Алрода. Супругами становились не влюблённые голубки, а высокие чины жреческих каст, и брак их воспевал не земную человеческую любовь, но служение Алроду. Супруги должны были нести вместе обеты и свершать магические таинства. Об их специфики сталкер знал мало. В его скромном приюте не было достаточно сильного жреца, который практиковал бы обрядовую магию высшего порядка. Лишь их настоятель пытался утвердиться в роли экзорциста и то не без помощи Гила.

Но сталкер слышал о том, что существуют в крупных городах Кётена такие оккультисты, которые могут входить в контакт с самим Алродом и черпать мудрость этого божества напрямую из источника, а не как простые смерды из талмудов, что составили первые пророки их земли.

Если бы сам Гил не был сталкером и не пересекал порог Вильтота, он полагал бы, что все это сказочки. По крайней мере, в нижнем Элриче не все верили в существование настолько подвинутых мастеров. Но он верил, пусть и не встречал на своём веку ни одного глашатого. Он верил, что раз существует в их мире Алрод, способный внимать гласу самого Создателя, да не просто внимать, а нести его волю в их человеческую реальность, то должны быть и те, кто имеет доступ к его мыслям.

И уж если эти оккультисты могут узнать помыслы демиурга, то залезть в голову к блудливой жене им вообще ничего не стоит.

Гил сглотнул и сделал непроизвольный шаг назад. Прекрасные формы Марлены, угадывающиеся в драпировках простыни уже не манили так, как прежде, а скорее проклинали. Он закрыл глаза, попытался унять панику.

«Мало тебе было Уф-Олдрич, Гил? – разговаривал он сам с собой. – Ты ещё и на священную жену какого-то виртуоза позарился».

– Гилберт, – раздался у самого его уха голос Марлены.

Он открыл глаза и поняла, что девушка снова стоит в опасной близости, словно провоцируя его на самоубийственный порыв. И как только сумела подойти так бесшумно?

– Ты нужен нам, Гилберт, – зашептала она страстно, но парень уже понимал, что возбуждена Марлена вовсе не его близостью, а какими-то идейными устремлениями.

Он всё-таки потерял её. Ещё тогда в «Единороге», когда вылетел из окна и позволил ублюдку Краузе избить. Один Алрод знает, что с ней произошло потом. Может она была при смерти. Может даже шагнула за порог Вильтота и узрела там нечто такое, что и ему не приходилось видеть. Может в мир живых её сам демиург и вернул, и теперь она его фанатичная почитательница.

– Что стало с тобой, Марлена? – не пытаясь скрыть печали, спросил он, убирая за розовую раковину ушка, её золотистый локон. – Что стряслось после… После того как тебя увезли из «Единорога»?

Марлена встряхнула головой.

– Всё это уже неважно, я не хочу вспоминать тот мрак и ужас.

– Сейчас всё иначе, да?

– Да, но мрак и ужас никуда не исчезли. Вот только теперь они поджидают не одну меня. Скоро на весь наш мир опуститься гнев богов.

– Каких богов, Марлена? Язычество кануло в небытие тысячелетия назад.

– Странно слышать такой скепсис от сталкера. Впрочем, ты воспитывался в храме Алрода и мне понятна твоя ограниченность в образовании.

– На что это ты намекаешь?! – оскорбился парень, по праву гордящийся полученными в приюте знаниями.

Да, дети там воспитывались в суровых, порой нечеловеческих условиях, но что-что, а образование получали самое что ни на есть превосходное. В городах покрупнее благородные геры отдавали своих отпрысков в обители и даже приплачивали, лишь бы те имели возможность вкусить горьковатый нектар из чаши просвещения. Гил умел писать и читать в отличие от большинства черни, к тому же владел староименским и мог переводить древние манускрипты. Немного разбирался в астрономии и превосходно орудовал цифрами. В довершении к этому прочёл всё священное писание, пусть и не по доброй воли.

Марлена уловила недоумение в его взгляде и прыснула.

– Вот именно такой реакции я и ожидала. Ты многому научился в обители, Гил, многому тому, что нужно было Алроду. Вот только он слишком засиделся на своём престоле.

– Нашёлся кандидат получше? – Гил тоже прыснул.

– А он никуда и не терялся, – совершенно серьезно проговорила Марлена и, отыскав у дверей свой измятый пеньюар, набросила его на плечи. – А если точнее она.

«Нет, всё-таки она повредилась головой, – подумал про себя Гил. – Или ещё чего похуже, овдовела, попала в руки сектантов, и те опутали её, чтобы прибрать к рукам денежки мужа. Ох, Марлена, Марлена, та девушка, которую я помнил, не стала бы нести сейчас всю эту одиозную чушь про богов, а просто целовала бы меня или позволяла целовать себя».

– Не веришь? – усмехнулась девушка. – Подожди чуть-чуть и сам всё увидишь.

– Что увижу? – устало протянул он, уже жалея, что искал встречи с ней.

– Реки крови.

– А менее высокопарно? – вздохнул Гил и направился к дверям.

– Менее не получиться, сталкер! – зашипела Марлена, неожиданно цепко схватившись за его рубашку. – А всё из-за тебя! Расторгни договор с Уф-Олдрич. Расторгни пока не поздно, иначе всему конец!

Глава 22

Как спускался по лестнице, Гил не помнил. Как вываливался из гостиницы – тоже. Он просто бежал, бежал, не разбирая дороги, пока не врезался в смурного паренька лет десяти. Тот шел ему навстречу, заворачивал за угол и был сшиблен несущимся сталкером.

– Оу, прости, – машинально бросил Гил, поднимая ребятёнка на ноги. – Не сильно уши… – слова потонули где-то в глотке, застряли комом, а после в желудке Гила потяжелело и похолодело одновременно. – Сигард? – только и смог он вымолвить, ошарашенно хлопая глазами.

Ну да Сигард – тощий малец, внебрачный сын бургомистра, которого искала его истеричная мамаша, чуть было не сделав свою связь с влиятельным человеком достоянием общественности и не нажив себе врага в лице законной жены бургомистра. Хороший, прилежный мальчик, очень любящий свою маму, вот только уже полгода как мёртвый. Гил видел его собственными глазами и не раз. Сначала водил в астрал мать ребёнка, потом отца.

Да, и высокопоставленные клиенты у него бывали, но они предпочитали не афишировать свои проблемы.

Сигард смотрел на сталкера своими лошадиными, влажными глазами, чего-то ждал.

– Ты узнаёшь меня, Сигард? – осторожно спросил Гил.

– Да, вы сталкер. О вас весь город уже судачит. Вы знаменитость!

– В самом деле?

– Угу.

– А ты почему один, где твоя мама?

– Мама? – протянул мальчик как-то озадаченно. – Так это… в отъезде.

Гил прищурился. Пораскинул мозгами, ощутив, что они дымятся, будто он их на сковороде переворачивает, а потом решил провести эксперимент.

– А хочешь посмотреть, как живут сталкеры?

– Хочу, – молниеносно согласился паренёк.

– Ну, пошли тогда ко мне. Я тебе кучу всяких книг интересных покажу, а ещё камень из самого Вильтота.

– Камень из мира мёртвых? – хихикнул малец, очень насторожив Гила.

Конечно, там не могло быть никаких таких камней, которые у него получилось бы перенести в их мир. А даже если б и были, сюда он их тащить точно не стал бы. Но откуда такой скепсис у десятилетнего ребёнка?

«Сейчас проверим, – думал про себя Гил, – какой ты Сигард».

Он вёл паренька по шумному проспекту, тому самому, где месяц назад его сбила лошадь. Вёл не в сторону своего дома, а к тому месту, где квартировала матушка Сигарда. И с каждым пройденным домом всё больше утверждался в мысли, что вовсе не выродка бургомистра он повстречал на улицах Элрича, а кого-то совсем иного, кого-то, кто воспользовался телом мальчика, чтобы проникнуть в мир живых. Проникнуть либо из астрала, либо из самого Вильтота! И вот когда Гил довёл паренька до его бывшей обители, то окончательно убедился, что опасения его не беспочвенны. Тот даже не задрал голову, чтобы взглянуть на слабоосвещённые окна родного дома.

Выходило, что мать Сигарда всё же в городе и не встречала пока своего «ожившего» мальчика, иначе он возмущениями бы не отделался. Вздёрнули бы за такие шуточки над родительскими чувствами и всего делов. Где он и где бургомистр? Не посмотрел бы что сталкер и не таких вешал.

Гил стал лихорадочно соображать, как быть дальше. Ну не вести же выходца из тёмных миров к себе домой в самом деле. А куда тогда вести? Правильно – к Колману – гнусному и ушлому типу, но единственному знакомому некроманту.

Некромантов Гил не любил, чем удивлял своих клиентов – большая их часть путала его род деятельности с надругательством над смертью. Нет, в каком-то смысле они были правы, сталкер тоже играл с «тёмной госпожой», но совсем по другим правилам. Гил не оживлял мертвяков, не ставил никакие опыты, не баловался заклинаниями. Он вообще не был магом, он просто мог пересекать границы миров, в силу природной мутации сознания, а возможно и тела, кто ж разберётся. Сталкеров было слишком мало, чтобы ставить над ними опыты и изучать их природу. Нет, Колман хотел как-то поэкспериментировать над телом Гила, но был послан в увлекательное эротическое путешествие, и с тех пор знаться со сталкером не хотел.

Дом некроманта был на окраине нижнего Элрича, на той окраине, что располагалась в максимальном отдалении от улицы Винзес. И это было даже кстати, попадаться на глаза своим стражам Гилу вовсе не хотелось, по крайнем мере пока он не выяснит, что за дичь творится в их захолустном городке.

Тащится туда пешком было глупо и он поймал повозку, позабыв конечно, что вышел из дому довольно традиционным для себя манером, вот только не располагающим к сборам, а потому кошеля с собой не прихватил. Вспомнил он это уже ближе к концу поездки.

Пришлось импровизировать, изображать припадок, какие в его детстве были не редкостью. Конечно, можно было просто спрыгнуть по-тихому на каком-нибудь повороте, пока возница не видит, но зачем портить репутацию, он ведь, по словам Сигарда, известный теперь человек.

Возница, конечно, бранился и ругался, когда Гил забрызгал слюнями весь его задний диван, но не вышвырнул как прокажённого, а аккуратно привалил к стене одного из домов и покатил себе дальше, прочь из квартала, в котором творилась подозрительная магия.

Гил посидел так чуток, поклевал носом, украдкой провожая экипаж и думая про себя, что парень-то не соврал, его и, правда, стали узнавать. Ну разве стал бы возница обычного кликушу так бережно к стеночке прилаживать? Нет, скинул бы в лужу погрязней и дело с концом, да ещё плюнул бы сверху. А сталкеры они божьи люди, это все знают, хоть и не все милосердие Создателя чтут.

Глава 23

– Ба! Какой такой ветер неудач притащил в мой дом Гилберта Лаубе? – услышал сталкер с порога и покраснел, потому что не только патлатый коротышка Колман уставил на него свои высверкивающие ненавистью глазёнки, но и ошарашенный Сигард.

– Вы говорили, что покажете мне свой дом, – обиженно пискнул мальчуган, с опаской оглядываясь по сторонам.

Чувства парня или кем там на самом деле было это существо, Гил понять мог, в мастерскую к некромантам слабонервным соваться не стоило. Бесконечные стеллажи с мумифицированными уродцами и плавающими в формалине запчастями для будущих монстров в купе с тошнотворным амбре и яркими магическими кристаллами, не позволяющими сгладить всю мерзость антуража в тени, делали своё дело. Даже особенно толстокожие клиенты некромантов предпочитали обговаривать условия сделок в кабинете метра, а не в месте, где творилась его страшная магия.

Впрочем, настоящей магией некроманты занимались на кладбищах, а в мастерских они, как правило, ставили опыты и экспериментировали. Вот и сейчас Гил застал Колмана за работой, но увидав особенного гостя, метр оторвался от своего дела и упустил вышедшее из-под контроля творение. Чудовищного вида гадость напрочь лишённая кожи скакала теперь по стеллажам и роняла банки с драгоценными заготовками. Но Колмана это, кажется, не сильно заботило, он вытирал руки о кожаный фартук, плавно надвигаясь на гостей, словно удав, готовый вот-вот сорваться с места и окольцевать обоих.

– Разве мы шли не к вам домой? – совсем занервничал мальчуган, дёргая Гила за рукав и отступая назад.

– Да, малыш, мы идём ко мне домой, – попытался утешить его Гил, – просто я решил по дороге заскочить к старому м-м-м-м… коллеге. Мне кое-что нужно взять у него… для дела. Ты не подождёшь нас, пока мы перекинемся парой слов? Можешь поиграть пока с питомцем Колмана. Смотри какой славный, – и сталкер указал на отвратительное нечто, удобно устроившееся на верхней полке стеллажа и похрустывающее чьим-то ухом.

Парень спрятался за спину Гила и отрицательно помотал головой.

– Как знаешь, – пожал плечами сталкер и выудил из-за рабочего стола некроманта стул. – Тогда просто посиди пока тут, ладно? Я очень быстро, – и он поставил стул за ширмой, которая могла создать иллюзию отгроженности от мрачного местечка, а сам незаметно провернул торчащий в дверном замке ключ, спрятал его в карман и, подмигнув Колману, потащил его в кабинет.

Глава 24

– Что за представление ты тут разыгрываешь? – прошипел ему некромант, пока они поднимались на второй этаж.

– Обычное отвлечения вниманиям, – бросил Гил, заталкивая метра в его же кабинет и запирая изнутри двери.

Потёртые шёлковые обои и дорогая резная мебель, обтянутая чёрной кожей, свидетельствовали о том, что когда-то этот красивый особняк принадлежал богатой семье. Гил знал, что некогда Брауны занимали при дворе высокое положение и часто пользовались привилегиями. Старшую дочь Харла Брауна даже отдали за троюродного племянника бургомистра. И всё у этой семейки шло хорошо, пока не родился Колман. Точнее, пока не выяснилось, что он унаследовал дар своей прабабки-некромантки.

Нет, магов и прочих кудесников в Кётене ценили и многих даже брали на королевскую службу. Но не доверяли из боязни перед их преимуществом, а потому пытались всячески принизить. Обкладывали непомерными налогами и уж конечно не поощряли брачных союзов с верхушкой знати.

Браунам повезло меньше прочих, так как они были самым низкопробным сортом так называемых «белых». Харала сместили с должности, его дочь вернули в родной дом как порченый товар, расторгнув брачный договор, а для юного Колмана настали времена попирания. Как будто он был повинен в том, что родовое некроматическое наследство выбрало именно его.

Что стряслось с семейством дальше Гил не знал, вероятно, всё было до безобразия банально – отец спился, а сестра повесилась или скурвилась. Сам же Колман укрепился в гильдии и служил своим странным, тёмным силам, что наделили его способностью повелевать мёртвыми. Особняк, стоящий на окраине города и некогда утопающий в благостной тени тополей, теперь обступили маленькие поместья его коллег. Не все они были некромантами, многие занимались целительством и заговорами, но магическая природа так или иначе имелась у каждого жителя городской окраины. Пригород превратился в чародейский квартал, а хозяин странного особняка в местную достопримечательность.

Гил прошёлся по кабинету, облокотился о потрескавшуюся спинку старого кресла и, уставившись на Колмана, спросил:

– Не узнаёшь паренька?

– Того, что с тобой пришёл? М-м-м…нет.

– Это сынок бургомистра, внебрачный… полгода назад как почивший.

– Да ты что?! – всплеснул руками Колман.

– Твоя работа? – напрямую спросил Гил.

Колман отрицательно покачал головой. Задумался.

– Кто ещё из твоих собратьев может создать такое… «творение»? – поморщившись, спросил Гил.

– Такое не может никто, он же, как настоящий. Даже я не заметил подвоха.

Колман метнулся к стене и, отодвинув край тривиального пейзажика со старинным обветшалым склепом, припал к стене. Гил знал, что у него там проделан глазок, чтобы наблюдать за реакцией оставленных в страшном месте клиентов или за своими же чучелами, в которые он временно выдыхал подобие жизни.

– Он такой не единственный, Колман, – подойдя к некроманту, продолжил сталкер. – Ко мне стали приходить недовольные клиенты, жаловаться на не слишком добросовестное поведение своих упокоившихся родственничков. А если точнее – так и не упокоившихся.

– Хочешь сказать, наш славный Элрич наводнили зомби?! – оборачиваясь и потирая ручонки, спросил Колман.

– Не только Элрич, у меня есть клиенты и в Готтарде. Но я пока видел лишь этого мальчишку. Скажешь мне что он такое?

Тонкий безгубый рот некроманта расползся в довольной улыбочке, глаза замаслились.

– А что взамен?

– Тебе мало того, что я привёл интересный экземпляр чьей-то работы, которая как ты сам сказал, превосходит твои способности?!

– Ты же знаешь старину Колмана, – развёл он руками, – ему всегда мало.

Гил скрипнул зубами и устало опустился в хозяйское кресло, переставил чернильницу на столе, протяжно посмотрел на наглую рожу некроманта.

– Чего ты хочешь?

– Того же чего и всегда, – пропел его скрипучий голос. – Тебя, мой редкостный экземплярчик. Я хочу кусочек тебя.

– Чтобы опыты свои на мне ставить?

– Один опыт за одну услугу, – губы некроманта тронула наисладчайшая, совершенно не идущая ему улыбка.

– Что конкретно тебе нужно для твоего опыта, – обречённо спросил Гил.

– Взять образцы тканей, крови и слюны в момент перехода.

Гил опустил голову на грудь, задумался. Дилемма была нешуточной – отдать образцы своего тела некроманту! Да он потом такого наворотить сможет, что и самое изощренное воображение не придумает, да ни с кем-нибудь, а с самим обладателем образцов.

«Кровь ему подавай! Ишь чего удумал! Да с магией на крови, я твоим верным рабом стану и глазом не моргну, если добровольно тебе её отдам».

Гил тяжело вздохнул, поднялся из-за стола.

– Одна услуга – один образец, – поставил он ультиматум. – Слюнями моими умоешься и хватит с тебя.

Колман обиженно покачал головой, а сталкер пересёк комнату, шагнул за порог и хлопнул дверью.

– Подожди! – раздалось у него за спиной.

Глава 25

Над извлечением астрального вторженца некромант работал в полутьме, и Гил впервые пожалел, что омерзительная лаборатория тонула во мраке. Освещённой была лишь её центральная часть, где у мэтра имелся магический куб. А если точнее, клетка, удерживающая бестелесных сущностей. В ней Колман начертал пентаграмму, и посадил на специальный «трон» в её центр связанного по рукам и ногам мальчугана.

Сигард дёргался и вероятно кричал, но Гил не мог слышать его голоса, а мог лишь смотреть, как широко распахиваются глаза мальчугана, и разевается рот.

Неприятное зрелище.

Гил напоминал себе, что это вовсе не Сигард, но всё равно сжимал кулаки, даже не замечая, как его ногти врезаются в мягкую ткань, как оставляют борозды полукружий.

«Смотри! – заставлял себя сталкер, пуча глаза, чтобы не пропустить момент «разъединения». – Смотри внимательнее, иначе пропустишь самое важное».

Гил не знал, что точно он должен был увидеть, но предполагал, что, будучи сталкером, хотя бы почувствует, как иномирянец покидает мёртвое тело. И, возможно, считав его вибрацию, поймёт откуда тот прибыл.

Он стоял в неудобной позе полусогнувшись и подглядывал в глазок, пока Колман готовил силы для заклинания. Мэтр нагнетал хаос, который сгущался вокруг него чёрным дымом, трепетал, клубился, складывался в причудливые рунические символы, пока не вспыхнул изумрудно-зелёным и не осветил на миг всё пространство мастерской.

Гилу хватило этого мига чтобы увидеть страшное – лицо мальчика исказила насмешливая гримаса, а потом глаза вылезли из орбит и из них потекла кровь, а пространство старого особняка вздрогнуло от потустороннего подземельного хохота.

Колман отшатнулся, сложил пальцы в новом магическом знаке и что-то затараторил.

О причине, по которой Гил стал слышать доносящиеся из мастерской звуки, он старался не думать, да и что тут думать – клетка была повреждена, это ж ясно как день.

Но вот значительны ли её повреждения ясно не было, потому что мэтру пока не удалось вытащить из тела мальчика его оккупанта. Он оказался настолько мощным, что сопротивлялся даже усиленному заклинанию. Сталкер видел, что Колман накручивает свою руническую схему, делая не одно кольцо, а два. Оба светящихся окружия яростно горели зелёным пламенем некромантии, оба пульсировали от переизбытка хаоса, но засевшей в Сигарде сущности всё было нипочём. Она терзала плоть ребёнка, которого выворачивало и скручивало в чудовищно-неестественные позы, но не покидала её.

Тогда дрожащий и обливающийся потом Колман стал наворачивать третий круг.

Стены ветхого особняка задрожали, и сталкер испугался, что слюнями не отделается, что ему придётся подбирать некроманту новое жильё. Но тут загнанное в ловушку нечто разорвало цепи и накинулось на некроманта.

Гил видел, как мальчишеское тело бросилось вперёд, вцепилось в глотку Колмана зубами. Но некромант не расцепил рук, он по-прежнему творил магический символ, и когда на его грудь потекла чёрная кровь, случилось невозможное – зелёное пламя вспыхнуло белым, и тело мальчика отлетело к самой границе магического куба. А потом раздался оглушительный крик. Все стекла в кабинете мэтра разлетелись вдребезги. Гила засыпало острой крошкой. Что творилось в самой мастерской и представить было трудно, а увидеть невозможно, потому как магическое пламя погасло и помещение потонуло во мраке.

Сталкер отлип от глазка, с трудом разогнул затёкшую спину и на негнущихся ногах попятился прочь от стены с кладбищенским пейзажем.

Он хотел бежать, но не знал куда – прочь из дрянного дома или же напротив – в самый эпицентр ужаса, – туда, где сейчас издыхал покалеченный Колман.

Да, Гил не любил некромантов, но ведь это он притащил в дом Колмана это чудовище. Старый пройдоха мог и осерчать.

Гил попробовал сделать шаг к двери, он шёл боком, почему-то не в силах отвести взгляда от дурацкого пейзажа, который висел теперь криво и даже чуть покачивался из стороны в сторону. Сталкеру казалось, что там, за обратной стороной картины, прячутся чьи-то глаза. Прячутся и наблюдают за ним.

Он сглотнул и хотел уже отвернуться, как вдруг картина приобрела выпуклость, затрещала и на её поверхности начертались глаза. Страшные, нечеловеческие глаза, отравляющие сталкера безумной смесью ненависти и тоски. В них было бесконечно много невысказанной боли и… жажды. Гил видел, как эта жажда проступает сквозь ткань миров удушливым ядом, как она заполняет всё пространство кабинета, как она заполняет его лёгкие и осознал вдруг, что это существо настолько сильно, что, пожалуй, и не заметит особого препятствия, заполучив себе новое тело – тело сталкера.

Он ужаснулся и в панике призвал все скрытые в себе резервы. Гил закрылся от вторженки «щитом» (о да, существо имело ипостась, и была она женской, это сталкер видел отчётливо). Он ощутил как его грудная клетка словно бы опустела и даже испытал некое разочарование по этому поводу. Но тут же встряхнул головой, прогоняя наваждение.

– Знаем, знаем, как вы мозг пудрить умеете, – прошептал он, закрывая от пялящихся на него глаз свой разум.

Но, похоже, этой демонической твари старания сталкера были смешны, её глаза улыбнулись, и в следующее мгновение Гил увидел, как болтающаяся на стене картина увеличивается в размерах, как она расширяется, надвигается на него, поедая пространство кабинета и его самого. И вот в следующую минуту сталкер был уже на кладбище, у того самого склепа, что красовался на полотне.

глава 26

Кабинет некроманта плыл перед глазами. Сталкер стоял, зажимая в кулак кровоточащую руку, и смотрел на схлопывающуюся воронку, уходящую вглубь картины. Кто бы мог подумать, что у этого пройдохи Колмана есть такой мощный артефакт-портал, и что он ведёт не куда-нибудь, а прямиком к склепу божества. Не того ли божества, что претендует на власть Алрода?

– Нет, нет, – замотал головой парень, – не того… Или того? Дери меня все черти ада, и зачем я потащился сюда с этим мальчишкой?! – застонал Гил, вываливаясь из кабинета.

С лестницы он чуть было не скатился кубарем, пошатнулся, упал, но вовремя ухватился покалеченной рукой за перила и, взвыв от боли, удержался. Позаимствованный со стола мэтра световой кристалл покатился вниз и, приземлившись на последней ступени, стал судорожно мигать.

– Треснул, зараза, – понял Гил и двинулся на мигание, пока оно не потухло.

Шёл медленно, старался не вытошнить собственные потроха. Его мутило как после каждого перехода, но сейчас отвратное состояние приправлялось страхом и кровопотерей. Глупо было отдавать свою плоть в таком гиблом месте как потустороннее кладбище – теперь он связан со всеми кто был там погребён, связан навечно.

Но не отдай Гил жертву, уже лежал бы вместе с теми несчастными, а может и не лежал, а ходил по нижнему Элричу в теле какого-нибудь мальчишки и выполнял грязную работёнку таинственной Амидат.

– Бр-р-р-р, – скривился он, поднимая кристалл и останавливаясь меж двух дверей.

Одна вела к чёрному ходу, другая – в мастерскую Колмана, где царил погром и мрак.

Больше всего на свете сталкер хотел убраться из старинного особняка, но оставить живого человека подыхать, ему не позволила, нет, не совесть, прагматичность. Если Колман выживет после всего, что устроил тут его мальчишка, то взъестся на Гила пуще прежнего. А некромант сталкеру был нужен, так как загадок сегодняшний день принёс больше, чем разгадок. Но если Гил поможет старому некроманту… Впрочем, для начало его нужно было отыскать в этом погроме.

Слабый свет мигающего словно потерпевший кристалла плохо освещал огромную мастерскую. Он скорее нагнетал в атмосферу трагичности, выхватывая беспорядочные композиции бардака. Вот упавший стеллаж с выбитыми стёклами и съехавшими на бок склянками. Вот перевёрнутый стул, выставивший пиками свои изломанные ножки. Вот распластана тушка любителя чужих ушей, придавленная тяжеловесным рабочим столом, который завалило ударной волной на бок.

Сталкер шёл по залитому формалином полу, который ощерился сотней расколотых вдребезги банок, хрустел битым стеклом и случайно попадающими под ноги «экспонатами», что некогда хранились на стеллажах, шел и искал Колмана. Но не находил. Он думал обнаружить его неподалёку от магического куба, но некроманта там не оказалось.

Гил присел на корточки и посветил кристаллом, обнаружив на полу тёмную борозду. Она вела в сторону выхода, и сталкер пошёл по следу.

Некромант сидел за гробиной тяжелого стола, привалившись к его ножкам. Сидел смирно и дышал через раз.

Гил опустился рядом с ним на одно колено, встретил меланхоличный взгляд и, убрав руку Колмана от шеи, осмотрел его рану. Она была неглубокой: всё же зубы ребёнка – это не акульи челюсти. Некроманта лихорадило не от этой царапины. Тут имело место магическое поражение, и Гил подозревал, что оно было серьёзным.

Он нашарил рукой выдвижной ящик стола, порылся там и, обнаружив ещё пару заряженных кристаллов, активировал их. Помещение осветилось, и сталкер непроизвольно поморщился, прикидывая в уме масштабы ущерба и сумму, которую Колман может попытаться стребовать с него. Хотя обычно условия сделок обсуждались заранее и не менялись по исполнении договора, а что ущерб у мастеров бывал не шуточным, так это все знали – профессия у магов такая – непредсказуемая.

Как поступит некромант – сталкер не знал, а думать сейчас ещё и о насущном было тягостно – к тошноте прибавилось и головокружение. Он положил кристаллы на вздыбленный стол, оторвал от своей рубахи лоскут и обмотал рану Колмана.

– Где у тебя болеутоляющее? – спросил он в надежде, что некромант сможет подсказать хотя бы направление.

Тот его удивил.

– Вот тот шкаф с деревянными створками, – прохрипел он, указывая рукой на противоположную стену. – Там все снадобья.

Сталкер кивнул и поднялся с колена, но тут же схватился за край стола – земля, казалось, завращалась с удвоенной скоростью и бедный, не ожидающий такого подвоха Гил, чуть не приложился лбом о стеклянное крошево на полу. Чудом устоял – его удержала подозрительно крепкая рука Колмана.

Гил внимательно посмотрел на раненого некроманта, сощурился, но решил оставить подозрения на потом, лекарство нужно было, в первую очередь, ему самому.

В накренённом, но на его счастье не рухнувшем шкафу, Гил отыскал настойку барьяна и даже марганцовку. Последнюю прихватил для некроманта, барьян высосал сам до последней капли, да ещё и пластину лемиграса под язык положил, чтобы взбодриться. Знал, что употреблять транквилизаторы после похода в Вильтот самая – худшая мера, но сдохнуть от истощения сил, казалось ему сейчас менее благостной перспективой, нежели мучиться утром отходняком.

Секунду поколебавшись, взял ещё одну пластину для Колмана и бутыль чарги – сильное средство, которым некроманты пользовались после своих выматывающих кладбищенских практик. Гил не знал о его свойствах, но надеялся, что Колману оно поможет встать на ноги, а значит и его освободит от необходимости торчать тут слишком долго.

Глава 27

Оказавшись на заднем дворе старенького особнячка некроманта, Гил осмотрелся. Остроконечная башенка с флюгером в виде сказочной птицы указывала крылом на юг, а значит ветер дул с севера. Сталкер поёжился. Осень выдалась в этом году на удивление тёплой, но видимо ей всё же придётся сдать свои позиции и отступить перед надвигающейся зимой, а может и ещё перед чем-то похуже.

Сталкер нахмурился, вспомнил перепалку с Мрленой и укорил себя за несдержанность и сарказм.

«А вдруг она была права? – размышлял он, вышагивая вдоль разномастных чародейских домиков. – А вдруг действительно пробудилось некое древнее божество и претендует на трон Алрода? Если так и меня втянули в дрязги божеств, то дела совсем плохи. Может, действительно настало время расторгнуть магический договор? Ну что со мной может стать, если я его не выполню? А правда, что? – встрепенулся Гил».

В условиях было оговорено место сталкера в ордене, но не было сказано ни слова о каре за нарушение договора. Впрочем, сталкер знал, что наказания в таких случаях придумывали маги, а эти выдумщики были мастерами изощренных экзекуций. Они умели превращать в жизнь самые сокровенные страхи должников, такие, о которых те и помыслить не могли.

Гил поёжился и решил оставить рассуждения на эту тему на потом, сейчас нужно было определиться с маршрутом. Самый нелюдимый и мрачновато-мистический квартал, где обосновался Колман, уже закончился, и сталкер вышагивал по довольно изящной улочке, заманчиво посверкивающей масляными фонарями и ночными огнями таверн – слишком приличных для его теперешнего положения, особенно если учесть, что в карманах у него мышь повесилась. Остроконечные башенки взмывали к звёздам, из увеселительных заведений слышались переливы флейт и лютневая песня, а вдалеке призывно светились храмовые витражные окна.Когда-то обитель Алрода была для него приютом, хотя и за стенами этого святого места сталкера склоняли к безобразным поступкам.

Гил вспомнил настоятеля, который убедил его отвести Эрму в Вильтот. Он пообещал ему, что как только Эрма своими глазами увидит, что сталкер не может привести оттуда зомби, она успокоиться сама и успокоит все детские страхи обители. Но вышло только хуже. Гил не вернул Эрму, и страхи сирот сделались ещё чернее. С того дня каждый боялся стать очередной жертвой Гиловскного обучения. И не напрасно надо сказать – настоятель не сразу остановился. Потребовалось ещё несколько жертв, отданных на заклание его честолюбию, прежде чем жрец понял, что натаскивать сталкера, жертвуя Вильтоту послушников – плохая идея.

Гил дошёл до мерцающего в сумерках храма чужих надежд, но стучать в двери не стал: это больше не его обитель. А какая же тогда его, если собственный дом оккупировал Уф-Олдрич?

Парень горько усмехнулся и, покачав головой, свернул на прилегающую к храму улочку. Она вела к очередной окраине Элрича, к тому месту где, по мнению Колмана, сталкеру было привычно спать.

Он добрёл до убежища Линды к середине ночи. Самое рабочее время.

«Либо мне повезёт, и она принимает у себя, либо я буду ждать у порога неизвестно сколько времени», – думал он, огибая дом и подходя к единственному окошку. На его счастье он узрел слабый свечной ореол за плотно задёрнутыми цветастыми шторками. Линда была на месте и скорее всего не одна.

«Ладно, – решил Гил, – немного я подождать ещё могу. Но совсем немного».

Действие лемиграса уже закончился, и откат его не настиг только благодаря банке обезболивающего. Но через четверть часа слабость свалит с ног, а через час начнется настоящий ад.

Гил сел прямо на тротуар, облокотился о каменную кладку дома и стал прислушиваться. Судя по приглушённым звукам, Линда усердно отрабатывала свой хлеб и, возможно, ей в эту минуту даже нравилась её работа. Гил вздохнул, с ним она не изображала из себя чувственную мадам. Впрочем, и он особо не старался, если быть честным.

Но вот недвусмысленные звуки смолкли и, пошатываясь, Гил подошёл к дверям. Постучал два раза коротко, потом три с интервалом – условный сигнал.

Не сразу, но дверь всё же приоткрылась. Размалёванная и изрядно всклоченная Линда просунула свою мордашку сквозь щель.

– Гил! – радостно взвизгнула девушка. – Ты жив!

– Тебя это удивляет? – с трудом проговорил он и опёрся рукой о косяк.

Силы стремительно покидали его, а Линда всё не могла взять в толк, что опальный друг пришёл к ней неспроста.

– Ты чего ночью один по Элричу шатаешься? Неужели компании не нашёл?

– Я может, хотел побыть с единственным другом, – постарался он улыбнуться, но в этот момент рука его дрогнула, и он не упал лишь потому, что упёрся головой о косяк.

– Что ты там застряла, Линда?! – послышался из спальни недовольный мужской голос.

– Ко мне пришли. Не видишь что ль?– бросила она, подставляя сталкеру плечо и затаскивая его в дом.

– Э-э-э-э, – возмутилось тучное нечто, вальяжно расположившееся на кровати Линды. – Я рассчитывал у тебя остаться.

– У меня не постоялый двор, – неожиданно грубо ответила девушка и бросила клиенту его портки. – Одевайся, видишь человеку плохо, нужна срочная врачебная помощь.

– Да вижу я как ему плохо, лемиграса обожрался вот и трясёт теперь придурка.

Гила действительно уже начинала накрывать расплата за позаимствованную бодрость – изо рта валила пена, а лицо сводило судорогой, да и не только лицо. Линде становилось всё труднее его удерживать, и он, вероятно, повалился бы на пол, не соизволь жиртрес освободить ему койку.

Глава 28

Гил не помнил как оказался в мягкой постели: в карете его укачало. Вымотанное лихорадкой тело напрочь отказывалось сопротивляться зелью Рабана – парня клонило в сон и, в конце концов, он проиграл.

Из болезненной дрёмы Гил периодически выныривал, как из ледяного омута, вдыхал пропахшего микстурами воздуха и, даже не успев сообразить где находится, снова погружался в вязкие топи сюрреалистических видений.

Гилу снился Кётен. Древнее королевство еловых гигантов мирно покоилось под толщами белого снега. Но местность Гил узнавал, используя свой врождённый сталкерский компас, благодаря которому и мог странствовать между мирами.

Центральную ратуш в Дитмархе – столице их королевства, по самую маковку занесло снегом. Правда Гил не был уверен, что это именно та ратуша, которая стояла там сейчас. Он просто знал, что находится в месте силы, в том самом, где сейчас звенит колоколами сам Алрод.

Улицы домов тоже не проглядывались, из молочного моря торчали лишь остроконечные пики башенок с флюгерами. Людей видно не было вовсе. То ли все они оказались погребены под холодным настом, то ли вымерли. Но что удивительно – Гила это мало волновало, он, не озираясь по сторонам, летел на колдовских санях прямо по хрустящему покрову, летел не останавливаясь.

Лавировать меж чернеющих шпилей и верхушек особо высоких домов было непросто, но магические сани управлялись одной только волей Гила, и, несмотря на бешеную скорость, он довольно быстро миновал пределы Дитмарха, так и не задев ни одного строения. А дальше понёсся уже по бескрайним просторам, бывшим до снегопада трактом.

На его пути не встречалось ни деревьев, ни домов, ни людей вплоть до самого Виландского леса. Его поистине исполинские сосны и ели росли на высоченной скале, поэтому гордо возвышались над белоснежными просторами этакими стражами их хрупкого мира, напоминая, что есть ещё нерушимые столпы материи, которые не скрыть и тоннами небесного гнева.

Почему снежные завалы казались Гилу небесным гневом, он не знал, но где-то в глубине подсознания было такое ощущение. Сон Гила перенёс его в прошлое, причём настолько далёкое, что память о нём если и сохранилась, то лишь в таинственных казематах главного собора Кётена и то вряд ли.

Он знал, что их земля пережила уже три эона, и каждый переход из старого цикла в новый ознаменовывался трагичными для человечества событиями. Однажды был камнепад, порушивший существующие на тот момент цивилизации, затем кислотный дождь, отравивший почти всё живое, а вот что было до этого, – не знал никто. Возможно вот этот самый «белый саван» и скрыл большую часть земель, заморозив континенты, и, истребив на них привычную жизнь. По крайней мере то, что открывалось взору спящего сталкера, очень даже походило на конец эона. Но не мрачный и кровавый, как описывался в детских страшилках, а изящно-лаконичный, умиротворяющий даже, правда не менее жуткий по существу. Чистота и бескрайняя пустота – очень символично, если учесть, что столпы новых эонов воздвигались на совершенно противоположных догмах и для совсем иных задач нежели предыдущие – те, что уходили во тьму времён.

Сани Гила обогнули часть Виландского леса и на его удивление привезли не куда-нибудь, а в нижний Элрич. Правда самого городка тут, конечно, ещё не было, но местность Гил узнал опять же благодаря своему сталкерскому компасу и высоченной горе, что заслоняла их городок от холодных северных ветров. Нет, её верхушки видно не было, но из снежных завалов возвышалась внушительная часть строения. Величественные, испещрённые витиеватыми узорами, стены сторожили сотни статуй, преимущественно женских, а купол венчала ажурная колокольня с таким длинным шпилем, что Гил заподозрил строителей в желании пронзить им облака.

Заметён оказался лишь сам вход в храм и то частично, к тому же его многоцветные витражные окна призывно горели всеми цветами радуги – внутри теплился огонь. Храм стоял, как последний оплот жизни в этом ледяном оцепенении, и Гил направил сани к самому его входу.

Однако сказать, что сталкер сам решал, как поступать, он не мог. Гил скорее наблюдал за самим собой, но собой не сегодняшним, а тем, кто был рождён несколько тысячелетий назад. И если судить по наряду и узким, обтянутым замшей кистям, то рождён он был женщиной, очень может быть жрицей.

Догадка Гила подтвердилась, когда пробравшись через сугробы, он оказался в храме и ему (то есть ей) на встречу вышла исполинка. Женщина ростом не меньше трёх метров обладала феноменально устрашающим ликом, при том, что черты её удивительного лица были прекрасны. Но вот глаза… Такие один раз увидишь – не забудешь уже никогда.

Гил очнулся от жуткого сна, резко сел в постели и стал судорожно хватать ртом воздух. Но сколько бы он не вдыхал, не мог потушить пожара в разгорячённых лёгких. Его лихорадка от пребывания в Вильтоте прошла, уступив место иному недугу, странному неиспытываемому прежде и очень пугающему.

Но не жар в теле страшил парня, а раздвоенное сознание. Ему чудилось, будто на поверхность разума, откуда-то из далёких времён, к нему пробивается та самая девушка, что летела в волшебных санях по заснеженным просторам Кётена. Она была напугана и хотела поведать ему что-то о своём страхе. Но Гил не сумел во сне разгадать истинный смысл её послания, и сейчас девушка пробивалась к нему, игнорируя и разрыв меж реальностями, и временную пропасть.

Её голос кричал где-то на задворках ополоумевшего сталкерского сознания, кричал о предательстве и заточении, об измене и любви, а ещё об отмщении. Гил не понимал, кого именно предали и заточили, но подозревал, что не саму девушку, а ту, кому она служила, ту, чьё тело было сокрыто в каменном саркофаге со старинными письменами. А сама девушка была ни кем иным как Гилом, но воплощённым несколько эонов назад.

Глава 29

Гил лежал в огромной постели с балдахином. Запах свежелаченного дерева, бархатное покрывало и парча, обрамляющая окна со вкусом обставленной спальни, свидетельствовали о том, что он не дома и даже не на улице Винзес. Он в чьем-то богатом особняке, а если точнее – в золотой клетке, скорее всего, закрытой и на очень надёжный замок.

Постель Гилу нравилась: её воздушная перина хоть немного смягчала болезненные ощущения в теле, которое ныло при каждом повороте так, будто его били палками. А вот всё остальное не нравилось и в особенности консилиум высокородных типов, что столпились у его кровати с таким видом, будто уличали в измене короне.

Ближе всех сидел Фастред. Его тонкое, холодное лицо олицетворяло собой праведный гнев всего святого братства. Серые глаза врезались в Гила немилосердной сталью, ранили, унижали явно читающимся превосходством и презрением, чего нельзя было сказать о фиолетовом взгляде Бастара.

Маг ордена, а это несомненно был тот самый кудесник, что состряпал злосчастный договор, стоял в самом дальнем углу и, скрестив на груди удивительно сильные для чародея руки, испепелял своим инородным огнём и без того подавленного Гила. Сказать, что Бастар пытался смять сталкера лавиной гнева, исторгающегося из его взгляда, не сказать ничего. Гил понимал, что будь маг вправе наказать его за строптивость, он уже давно сделал бы это, не дожидаясь нарушения договора. Но пока он держался, а если точнее сдерживался, вытесняющими его к стене герами и Рабаном.

Последний, как всегда, что-то толок и помешивал в своём крохотном дорожном тигельке, бормоча под нос возмущения. А вот Кирс был подозрительно спокоен, даже ленив, он вообще на Гила не смотрел, он изучал пейзаж за окном, стоя к сталкеру спиной. Но Гилу всё равно не понравилось его присутствие, а точнее присутствие всей команды похитителей. Они явно затевали некие перемены в судьбе слишком ретивого сталкера, которого решили прибрать к рукам в качестве ручной зверушки. И перемены эти уже наверняка были вынесены на общий совет и даже обсуждены, пока Гил пребывал в горячечном бреду. Обсуждены без его участия!

Сталкер всего пару минут назад открыл глаза, но за это короткое время успел принять отравляющую дозу ненависти и призрения от своих угнетателей. Его начинало потряхивать, и он не вполне понимал, от злости или от интоксикации.

Нужно было срочно что-то предпринять, ну хотя бы выплеснуть на благородного гера его же желчь. Гил приподнялся в постели и уже открыл было рот, чтобы выплюнуть в лицо Фастреда какую-нибудь колкость, как тот опередил его.

– Какого демона тебя потащило в Вильтот?! – рявкнул он.

– Не ваше дело, – ответил Гил как можно равнодушней, хотя внутри у него всё клокотало и пенилось.

– Ошибаешься, очень даже моё! Мы с тобой заключили договор. Магический, – добавил гер многозначительно.

– На оказание одной услуги, – напомнил Гил. – В нём не сказано, что я должен теперь ходить в царство мёртвых исключительно под вашим надзором.

– Мы договаривались, что ты вообще не будешь туда ходить, пока не поправишься.

– Не помню, чтобы отвечал на вашу просьбу согласием.

Глаза Фастреда потемнели, он приподнялся со стула и опасно навис над Гилом.

– Ты забываешься, Гилберт! – прозвенел его голос сталью.

– Отнюдь, – пожал он плечами. – Я не ваш раб.

– Ты серьезно так думаешь? – усмехнулся Кирс, даже не удосужившись оторвать взгляд от окна.

– Рабовладельческий строй отменили полвека назад, – храбрился Гил, понимая, что терять ему особо нечего. – Или что, вы решили запретить мне быть тем, кем я являюсь? Может ещё напичкаете меня опиумом, чтобы я не то что в Вильтот, а поссать отойти не смог?!

На последнем изречении Гил позволил себе повысить голос, и брови Фастреда медленно поехали вверх. Да и Кирс отлип, наконец, от окна и развернулся к сталкеру.

Он вперил в него колючий взгляд и сжал кулаки, готовясь по первому требованию Фастреда, пустить их в ход. Но Фастред молчал и Кирс не вытерпел, сделал два дерганых шага к постели больного. Из груди его вырвался странный полузвериный хрип, а глаза заволокло черной мутью.

Сталкер сглотнул, вжимаясь в подушку, и приготовился к худшему, но тут послышался умиротворяющий голос Фастреда.

– Не надо, милый, – чуть слышно прошептал он, положив руку на напряжённые кулаки Кирса.

Тот оторвал чёрный взгляд от Гила и метнул его на седовласого гера, но встретившись с ним глазами, как-то обмяк и начал приходить в себя. Глаза его постепенно осветлились – мрачная тень отступила.

Сталкер чуть было не поперхнулся, заметив, как дрогнула губа Кирса, и ослабли руки, а во взгляде крохотным мотыльком промелькнуло… обожание? Преданность? Любовь! Но не та, которую испытываешь к наставнику, совсем не та…

«Твою ж мать! – застонал про себя Гил. – Этот меня прикончит не из любви к ордену, если я не дай Бог не так на его гера взгляну».

Сталкер сглотнул, перевёл взгляд на Фастреда и представил, как возвращается из Вильтота один, без милого ему Кирса. Икнул. Потом ещё и ещё раз.

– На те вот, молодой человек, настоечки выпейте, – подсуетился Рабан, вовремя решивший снять напряжение, которое готово было сорваться гирей и придавить всех присутствующих разом.

Глава 30

Любопытство его очень быстро удовлетворилось. Двери спальни тихонько скрипнули, и в щель просунулась голова стражника.

– Уже заводить? – спросил тот, и Фастред кивнул.

Страж распахнул дверь и втолкнул в спальню связанную Марлену.

Позабыв и о ноющем теле, и о тошноте, и о головокружении, Гил подорвался и, путаясь в покрывале, бросился к девушке. Она качнулась ему на встречу и кулем упала в его объятья. Гил выдернул из потрескавшегося рта Марлены кляп и судорожно завертел пальцами, пытаясь развязать верёвки на руках и ногах.

– А ноги-то зачем? – усмехнулся Бастар, с интересом разглядывая Марлену.

– Она того, ваш милость, больно шустрая. И это… – замялся страж, – Ну, в общем, коленями машет не по делу.

– Понятно, – хохотнул маг и обратился к Фастреду. – Нашёл способ стимулировать его рвение к сотрудничеству? – он кивнул на Марлену, которая с трудом стояла на ногах, повисая на плече сталкера.

– Не был уверен, что это поможет, – делано равнодушно проговорил тот, – но попробовать стоило. Смотри, как его возбудило её появление. Вот уже и не больной вроде, да?

Он смотрел на загнанных в угол Гила и Марлену, как кошка на мышей. И сталкер понял, что всё же попался, потому что они нащупали его слабое место.

– Признаться и меня её появление возбудило, – совершенно серьёзно проговорил Бастар и даже позволил себе облизать пересохшие губы и приблизиться к Марлене.

Девушка гордо вскинула голову и с вызовом посмотрела в мерцающие глаза мага. Она храбрилась, а вот Гил начинал паниковать, ведь всё что он мог – это лишь плотнее прижать её к себе и только.

– А она с норовом, – улыбнулся маг. – Люблю своевольных фау.

Он приподнял её подбородок двумя пальцами и, с силой сжав, наклонился, чтобы попробовать губы Марлены на вкус. Но Гил дёрнул её на себя и Бастар, покачнувшись, чуть было не улетел в распахнутое настежь окно.

– Шутить изволишь?! – прорычал он и, схватив Гила за шкирку, швырнул на постель.

Сталкер приземлился на мягкое, но по дороге больно ушибся головой о балясину кровати и на миг потерял связь с реальностью, а когда пришёл в себя, то беспардонный маг уже вовсю лапал его Марлену. Пока Гил, шатаясь, поднимался с постели, она шипела и сквернословила, укусила мага за ухо, чуть было не отодрав мочку и пару раз врезала по причинному месту.

Гил вспомнил как не так давно и сам склонял красавицу к близости. Ему она сопротивлялась гораздо меньше, скорее больше она сопротивлялась тогда себе. А вот наглого мага Марлена не хотела совсем, но как помочь ей, сталкер не знал. Он был один, а их трое, не считая Рабана, и все на голову выше. И всё же он взял в руки стул и обрушил его на Бастара, подойдя сзади.

Стул треснул, а вот магу не сделалось совсем ничего, но озверел он пуще прежнего.

– Что, сосунок ты недоделанный, – прохрипел он, – думаешь, смог закрыться от меня, значит победил? Посмотрим, сумеет ли сделать то же самая твоя зазноба.

С этими словами Бастар вдарил по Гилу резкой ударной волной, которая должна была сбить его с ног. Но Гил снова его удивил – он опять выставил щит, и волна прошла по касательной, задев Кирса.

– Так, ну хватит! – взревел тот, наблюдая до этого за происходящим, как за театральным представлением. – Поиграться с этой мочалкой захотелось, играйся, но без своих магических штучек!

Гил перевёл дыхание и возобновил щит. Он понял, наконец, почему Бастар выглядит, как атлет: он был боевым магом, а с ними шутки плохи. Да, сталкер мог выдержать несколько таких ударов, но с каждым разом его щит будет слабеть, а это значит, что рано или поздно он падёт. Нужно было придумывать что-то более действенное, пока эта троица благородных извращенцев не решила проучить его за самоволку.

– Чего вы от меня хотите? – попробовал он потянуть время, в надежде, что Марлена сумеет улучить момент и как уже делала, сиганёт в окно и удерёт от геров.

– Всё того же, – проговорил Фастред, – выполни договор.

– Хорошо, я выполню.

Гер удовлетворённо кивнул, а потом перевёл взгляд на Бастара.

– Она тебе действительно понравилась? – спросил он мага.

– Ты вряд ли можешь оценить её красоту по достоинству, но поверь, наш малыш Гил – не промах, и губа у него – не дура. Такую куколку не захочет только слепец или… Ну, не будем переходить на личности.

Фастред на минуту задумался, а потом, махнув Кирсу, двинулся в сторону выхода.

– Только я прошу вас без излишней жестокости, не люблю всей этой дури, – проговорил он в дверях и, пропустив вперёд своего милого, вышел вон.

Глава 31

В комнате остались лишь Марлена, Гил и Бастар. Почуявший переполох Рабан, тоже выскользнул вслед за герами, даже не удосужившись собрать свой врачебный чемоданчик.

Сталкер сразу понял, что убралась вся троица неспроста – геры и их врач, в отличие от мага, не были садистами, но проучить зарвавшегося сосунка, который не желает выполнять договор, да ещё и связался с враждебным орденом, всё же стоило. Чтобы понимал, что шутки с Уф-Олдрич плохи и за каждой провинностью будет следовать неминуемая расплата. Сейчас Гил расплатиться с орденом своей любимой женщиной, потом возможно свободой или ещё чем похуже. У адептов Уф-Олдрич было богатое воображение и исполнители имелись.

Гил сглотнул, снова выставил щит, накрыв им не только себя, но и Марлену, а Бастар лишь хохотнул в ответ и банально врезал ему со всей дури по скуле. Голова сталкера дёрнулась в сторону, но на ногах он устоял, правда ненадолго, следующий удар догнал предыдущий, и Гил повалился-таки на пол, но сознания не потерял.

– Да что ж тебе всё неймётся-то? – цокнул языком Бастар и пустил в ход магию.

Вот тогда уже Гил окончательно потерял контроль над ситуацией, а после и сознание.

Медленно приходя в себя, он слышал ёрзанье, рычание и слабые стоны. Чьи они, догадаться было нетрудно. Но сталкер уже знал голос Марлены и сразу понял, что вызваны они скорее мукой, нежели удовольствием.

Девушка лежала на его постели и принимала в своё восхитительное тело разгорячённого вожделением Бастара. Маг заламывал красавице руки и вбивался в неё немилостивыми ударами, будто хотел пронзить насквозь. Он рычал, как зверь и вгрызался в белую кожу её шеи.

Гил попытался встать, но головокружение опять свалило его с ног. Тогда он пополз к постели и, вцепившись в ноги насильника, дёрнул его на себя. Бастар зарычал, как медведь, у которого вырвали из пасти форель и, развернувшись к сталкеру, впечатал в его лоб свой увесистый кулак. Правильно, зачем растрачивать магию, когда обладаешь такими физическими данными?

И без того потрёпанный Гил держался, как мог, но силы всё же покинули его, он снова отключился, а когда пришёл в себя, мага в комнате уже не было. У распахнутого окна стояла Марлена и судорожно вытирала себя измятыми простынями.

Сердце Гила ухнуло в пятки, когда он увидел, как подаётся вперёд её тело.

За всё время пребывания в этой комнате парень успел заметить, что находится она довольно высоко, если из этого окна и вылетать, то совершенно точно не вниз головой. Но по колеблющейся из стороны в сторону фигуре Марлены, Гил мог судить о безрассудных мыслях в её голове.

Он медленно, стараясь не делать шума, поднялся и тихонечко приблизился к ней. Опустил свою подрагивающую ладонь на её плечо и только тогда взглянул в окно. На первый взгляд безответственно распахнутые ставни манили иллюзией свободы, вот только всё пространство проёма мерцало лёгкой сеткой колдовской паутины.

Любители покидать помещения нетривиальным способом вынуждены были признать, что Уф-Олдрич учится на ошибках, и на этот раз клетку сталкера защитили основательно. Гил знал, что пройти сквозь подобную преграду невозможно, а ещё он знал, что за дверью стоит охрана, да и весь дом наверняка нашпигован магическими сюрпризами, как праздничный пирог изюмом.

Он тяжело задышал, словно пытался выдохнуть из скованной груди боль и затворил ставни. Нечего провоцировать новые увечья на теле Марлены, которая того и гляди, кинется на магическую паутину.

Гил осторожно развернул девушку лицом к себе, откинул назад растрёпанные волосы и увидел, что вся шея и оголённая грудь красавицы в полукружьях укусов и в тёмных гемотомных пятнах.

– Марлена, – выдохнул он, постаравшись вложить в её имя всю свою боль и сожаление.

Гил понимал, что досталось ей не только из-за того, что он проштрафился перед Уф-Олдрич, но и потому, что она была лазутчицей из враждебного лагеря. Но вот понимала ли это Марлена? По её ошалелому взгляду сложно было судить о вменяемости. Ну, конечно, над ней только что надругался маг-извращенец, а ведь она, благородная фау, священная жена некоего высокопоставленного члена.

«Что же с нами теперь будет?» – в ужасе подумал Гил, глядя в широко распахнутые глаза Марлены.

– Прости, – прошептал он.

По её прекрасному лицу пробежала судорога, губы скривила сардоническая улыбка, а потом она неожиданно обхватила лицо Гила руками, вперив в него сумасшедший взгляд, и затараторила:

– Нет, нет… Они сделали это не из-за тебя. Они знают кто я! Они хотели унизить меня!

– Они унизили себя…

– Ты так считаешь? – Марлена продемонстрировала ему свою грудь в пурпурных ореолах.

Смотря на них, Гил ощущал на своем теле жжение, будто это не её мраморную кожу уродовали багровые пятна от засосов, а его собственную.

– Мне так жаль, – только и смог выдавить он.

Его нестерпимо тянуло к ней, даже теперь, когда урод Бастар попытался осквернить её красоту. Но Гил хотел не её ласки, он надеялся подарить ей свою. Марлена походила сейчас на раненую лань, казалась такой хрупкой и беззащитной, что её просто хотелось обнять и убаюкать, чтобы она уснула, а проснувшись, вспоминала обо всём этом отвратительном ужасе, как о страшном сне.

Но Гил не находил в себе сил приблизиться к ней. Он продолжал стоять и изнывать от колотящейся в груди нежности к этой покалеченной девочке, которую не щадила ни судьба, ни мужчины, и не решался на последний рывок, пока его не сделала сама Марлена. Она жалобно всхлипнула и, разразившись фонтаном слёз, уронила свою голову на его плечо.

Глава 32

Утро встретило их грохотом и руганью, клокочущей в пространстве дома, словно взрывы боевых орудий. Гил подорвался с постели и ринулся к дверям. Они, конечно, оказались запертыми и о том, что творится за стенами их клетки, сталкер мог только гадать.

Он метнулся к постели и стал будить спящую Марлену.

– Поднимайся, – велел он. – У нас, кажется, гости, и я очень надеюсь, что они пришли за тобой, потому что ещё одного ордена, который вздумал ввязаться в эту войнушку, я не сдюжу.

Ресницы Марлены затрепетали, кулачки потянулись к глазам, по-детски потёрли их, и когда девушка услышала грохот прямо у дверей спальни, её сонливость как рукой сняло. Она подорвалась с постели и кинулась к окну, видимо забыв, что этот путь отхода заблокирован. Сталкер еле успел схватить её за платье, чтобы удержать от необдуманного прыжка – магическая паутина могла ранить девушку, а этого он не хотел.

– Так нам не уйти, – стал увещевать Гил. – Придётся дождаться, когда взломают дверь и действовать по обстоятельствам.

Марлена кивнула и, подойдя к дверям, прислушалась. За ними, судя по металлическому лязгу и брани, шёл бой.

– Карзер! – радостно воскликнула девушка, видимо узнав голос крикуна за перегородкой. – Это наши, Гил! Это мой муж послал за нами бойцов.

– Отлично! Ты должна бежать. Как только они взломают дверь, дуй к выходу и мчи без оглядки…

– Нет, нет, нет, – скороговоркой заговорила Мралена. – Они пришли за нами! За ними, понимаешь? Да, Уф-Олдрич силён, они на многое способны, но и наше братство поддерживается высшим существом. Ты, кажется, уже должен был понять это, Гилберт. Ты же видел её, не так ли?

– Откуда ты знаешь? – ошарашено спросил Гил, пристально глядя в глаза Марлены.

Она опустила веки и сбивчиво заговорила, вздрагивая от грохота за дверью:

– Ты бы не поверил мне, я это окончательно поняла тогда, в гостинице. Ты хоть и сталкер, а привык полагаться только на свой опыт, вот мне и пришлось… Ой! – вскрикнула она, когда дверь разлетелась в щепки, и на пороге возникла высокая фигура солдата, с ног до головы забрызганного кровью. – Эцель! – облегчённо воскликнула девушка и кинулась на шею своему спасителю.

В груди Гила нехорошо кольнуло, против воли скрипнули зубы, но сокрушаться по поводу собственной никчёмности в глазах возлюбленной было некогда – за спиной Эцеля продолжало громыхать и мельтешить. Гил понял, что спаситель Марлены явился в дом Уф-Олдрич не один, и сражение за их свободу ещё не выиграно.

Он подобрал с пола валяющееся покрывало и кинул его Эцелю, чтобы тот прикрыл обнажённую грудь фау. А потом велел им поскорее убираться.

– Господин приказал мне доставить вас обоих, – отозвался громила в кожаных доспехах.

– Нет, я останусь.

– Но почему?! – изумлённо воскликнула Марлена.

– Потому что рядом со мной небезопасно я не хочу чтобы тебя снова… – договорить Гил не успел, через порог спальни перевалились два бойца и сейчас катились смертоносным клубком прямо под ноги сталкера.

Визжащая Марлена скакала, как егоза, пытаясь уклониться он дерущихся, и ухватить Гила за руку, но он уворачивался, пока оба они не доскакали так до окна. Там, у самых ставней, он на миг замер, увидев, как спрыгивает с подножки кареты подлец-Бастар. Магический ублюдок прикатил как раз вовремя, видимо жил где-то неподалёку.

– Маг уже здесь, – крикнул он Эцелю, – уводи Марлену пока не поздно!

– Меня послали за вами обоими, – упрямо талдычил тот, распинывая всё ещё катающихся по полу стражей, и наступая на Гила.

– Черти вас задери, – простонал парень, когда Марлена схватила-таки его за руку и потащила к выходу. – Двоим нам не уйти, – пытался он вразумить девушку, но та и слушать ничего не хотела – толкала его к выходу.

– Не говори глупостей, – приговаривала Марлена, сбегая вниз по лестнице и увлекая за собой сталкера и Эцеля, – ты способен удрать даже из Вильтота, а уж от этого магического говнюка и подавно сбежишь.

«Мне бы твою уверенность», – думал про себя парень, перепрыгивая через ступеньки.

Он обогнал и Марлену, и её защитника, который теперь прикрывал девушке спину, грохоча сзади тяжёлыми сапожищами. Марлена что-то говорила Гилу, но её голос тонул в общем оре стражников, которые наводнили весь первый этаж дома. Гил перегнулся через перила, и понял, что уйти через парадный вход не удастся. На пролёте второго этажа он ломанулся в первую попавшуюся дверь, но она оказалась заперта. Вторая и третья тоже не поддались, а вот четвёртая, за ручку которой ухватилась Марлена, распахнулась.

– Сюда, – крикнула девушка и растворилась в ореоле солнечного света.

Глава 33

Помещение оказалось верандой, сплошь зашитой прозрачным стеклом. На счастье беглецов она выходила в сторону двора и высота для прыжка была подобающая. Оставалось лишь надеяться, что выход из этого двора не был заблокирован.

Сталкер прошмыгнул в открытую дверь вслед за Эцелем, но его манёвр был замечен охраной.

– Бастар! Они на втором. На веранде, – услышал Гил за своей спиной, как кто-то зовёт мага.

Сталкер понял, что уйти всем не удастся, да и не был он уверен в том, что ему так уж необходимо бежать. Мстительность негодяя, составившего гадский договор, Гилу была теперь хорошо известна, как и его извращённые карательные методы. И если этот изверг так жестоко наказал его за способность противостоять его магии, то нетрудно было догадаться, что за несоблюдение его же договора с Гила десять шкур снимут, прежде чем насытятся его страданиями. А страдать ни за себя, ни за Марлену он больше не хотел. И поход в Вильтот с «багажом» после вчерашнего вечера страшил его много меньше, нежели повторение мерзкой истории.

Подумаешь, не вернёт обратно попутчика, такое с ним и раньше случалось. Да, неприятно и грозит виселицей, но это ещё не точно, к тому же от обычных стражей короны он может сбежать, а вот уберечь Марлену от сластолюбивого мага будучи пленником Уф-Олдрич вряд ли.

Гил подтолкнул Марлену к окну и крикнул Эцелю:

– Вышибай стекло и уводи её!

Эцель так и поступил – вдарил по хрупкой преграде эфесом шпаги, и веранду наводнил перелив звенящего стекла. Он подтолкнул к зияющей дыре Марлену и притянул к себе, мешкающего сталкера, но выпихнуть их наружу не успел – в двери ворвался маг.

Размышлять о стратегии времени не было. Гил извернулся и, вырвавшись из рук Эцеля, бросился наперерез магу. Он походу манёвра выставил щит и вовремя, потому как будучи в ярости Бастар, не думая о последствиях, шарахнул по беглецам таким магическим зарядом ударной волны, который и быка мог уложить.

Щит сталкера дрогнул и, парень пошатнувшись, упал, но ни Марлену, ни её защитника ударная волна не коснулась.

– Бегите, мать вашу! – крикнул Гил, восстанавливая щит.

Он поднялся на ноги и с облегчением заметил, что Марлена внемлила его просьбе и, раздирая в кровь лодыжки, перелезала через осколочную дыру на карниз. А вот её спаситель колебался – не знал, бежать ли за девушкой, нарушив приказ хозяина, или всё же побороться за нужного всем орденам сталкера?

Бастар решил его дилемму одним взмахом руки. Он снова атаковал, но на этот раз не волновым ударом, а ослепительной вспышкой света.

Сталкер вскрикнул, закрывая обожжённые глаза руками, и его щит пал. Вот тогда оставшихся без защиты мужчин снова накрыла ударная волна, выбросив Эцеля за пределы веранды, а Гила впечатав в раму.

Рыча от боли, он чувствовал, как надломившееся дерево хрустит под ним, как оно изгибается и крошит хрупкое стекло, и понимал, что если сейчас ухнет вниз, то первой встретится с землёй его многострадальная голова. Понимал это и Бастар, а потому из рук мага потянулись светящиеся фиолетовые щупальца, ухватили колеблющееся тело сталкера и втащили в помещение.

– Раскроить бы твою дрянную башку, – прогавкал он, склоняясь над обездвиженным Гилом, – да уж больно она нам нужна. Но так и знай, недоносок ты вшивый, что я не буду с тобой цацкатся и в следующий раз оттяпаю тебе ноги, а вместо них ходули воткну. Понял?! – гаркнул он, поднимая Гила с пола.

Тот только кивнул, делая вид, что ему жуть как поплохело от выкрутасов противника, а сам украдкой поглядывал в разбитое окно, провожая взглядом удирающего Эцеля. Марлена к этому моменту уже скрылась из виду, и сталкер надеялся, что в более безопасное место, чем особняк Уф-Олдрич. Хотя какие могут быть безопасные места на их грешной земле, если сами Боги воюют друг с другом?

Глава 34

Роскошный трёхэтажный особняк, некогда обставленный изысканной резной мебелью и увешанный полотнами в дорогих рамах, походил на свалку. Пейзажи были исполосованы шпагами, мебель расколошмачена и большая её часть валялась на полу, а стены и пёстрые ковры забрызганы кровью.

Люди Фастреда выносили из дому покорёженные тела своих и чужих солдат и сваливали их на телегу, а сталкер стоял на третьем этаже у надломленных перил, и смотрел, как соскребают с паркета чьи-то мозги.

Его мутило. Нет, не от усталости и нервов, он просто был брезглив и несмотря на то, что являлся завсегдатаем призрачных миров, с трудом переносил сам процесс трансформации человека в бездыханную тушу, особенно если он сопровождался таким обилием крови. Но не смотреть он не мог, над ним могучей скалой нависал Бастар и ехидно посмеиваясь, приговаривал:

– Ты внимательно смотришь? Запоминай всё до мельчайших деталей и знай, поскудыш, что если ещё раз попытаешься сбежать от нас, я найду твою сладенькую куколку и снова поглумлюсь над ней, а потом сброшу с этой же лестницы, а тебя заставлю делать работу Хорза. Эй, Хорз, – позвал он солдата, что копошился внизу, – как там мозги вражеских лазутчиков, много ли в них извилин?

– Я что разглядываю? – буркнул солдат, недовольно морщась.

– Явно не много, раз они рискнули сунуться к нам, – самоуверенно заявил маг.

Несмотря на разъедающую сердце сталкера ненависть, в эту минуту он, как ни странно, разделял убеждение Бастара. Наверно потому, что среди павших было гораздо больше облачённых в красное, нежели в синее. О том, что в синие цвета рядились все ордена, имеющие отношение к культу Алрода, Гил знал ещё с детства, а вот кто носил красное, ему ведомо не было. Хотя если пораскинуть мозгами, то, скорее всего, почитатели таинственной Амидат и носили эти цвета.

«Что ж, – думал про себя Гил, глядя на кровавые пятна, изуродовавшие весь особняк, – красный – определённо ваш цвет».

– Заканчивайте живее с уборкой и готовьте кареты, – послышался с улицы голос Кирса, а ещё через миг в дверном пройме показалась и его могучая фигура.

Он увидел стоящего у перил Гила и продолжительно посмотрел на него, словно ставя печать обречённости, а потом молча ступил на лестницу и стал подниматься.

«Сейчас начнётся», – решил сталкер и не ошибся.

Стоило помощнику Фастреда подняться на третий этаж и встретить прямой взгляд Гила, как он буквально вскипел от ярости.

– Ты ещё смеешь благородную тварь из себя строить?! – рявкнул он, отвесив ему знатную оплеуху.

Голова Гила дёрнулась, но взгляд не смягчился, он по-прежнему был прямым и ясным. Как ни крути, а смотреть на рожу гера было много лучше, нежели на расквашенные мозги. А ещё лучше воображать, как тот обделается, когда ступит своей обтянутой в синий бархат ногой на земли Вильтота.

Гил и не таких бравых солдат водил по закоулкам междумирья, и у всех них тряслись там поджилки. Всё ж таки астрал и уж тем более Вильтот неспроста назывались призрачными мирами – живые не выдерживали ни специфических вибраций, ни атмосферы этих страшных мест и если оставались без проводника хоть на несколько минут, то сходили с ума.

Почему подобная метаморфоза не происходила с сознанием жизнелюбивого Гила, не понимал никто, просто на сталкеров призрачные миры не действовали так же угнетающе, как на прочих. Гил мог прибывать в них даже без своего щита, и научился выставлять его лишь для того, чтобы закрывать своих попутчиков.

– Интересно, если я верну тебя Фрастреду тупой, ссущейся в собственные портки болванкой, он продолжит считать тебя милым? – подумал Гил вслух, продолжая так же открыто взирать на Кирса.

Нет, он не провоцировал его, просто старался хоть как-то сохранить лицо, для себя, потому что события последних месяцев уж совсем немилосердно обточили его самоуважение.

Когда смысл сказанного дошёл до Фастредова прихвостня, он аж головой затряс, видимо заподозрив у себя слуховые галлюцинации. Но поняв, что с его слухом всё в порядке, гер побагровел, его кулаки стали сжиматься, пока не побелели костяшки, а глаза вновь заволокло чёрной дымкой. Именно тогда снизу, из холла, донёсся усталый голос Фастреда.

Глава 35

– Заканчивайте в гляделки играть, – сказал гер. – Кирс, отведи нашего юркого друга в его карету и распорядись насчёт охраны.

– Я сам буду его охранять, – процедил он сквозь зубы.

– Нет, – отрезал Фастред, – не хватало ещё, чтобы он тебя спровоцировал, и ты вышиб ему ненароком мозги.

– Этот может, – согласился с Фастредом маг, внимательно наблюдавший за двумя мужчинами, пока те сверлили друг друга глазами. – Он кого хочешь спровоцирует. Что, сморчок, не дал Алрод силы богатырской, так ты решил изворотливостью нас взять?

– А с чего ты взял, что меня Алрод наградил тем, что я имею? – обернувшись к Бастару, спросил сталкер.

По лицу надменного и самовлюблённого мага прошлась судорога, и Гил понял, что его отчего-то очень сильно обеспокоили эти слова. А ещё через пару мгновений он понял, что они взволновали всю троицу. Даже утомлённый разборками с вражеским орденом Фастред чуть ли не стрелой взлетел на третий этаж и, схватив Гила за плечи, развернул к себе лицом.

Гер жадно вглядывался в прищуренные глаза сталкера, словно в прорезях его век выступали некие таинственные письмена, которые он силился прочесть.

– Никогда не произноси таких слов вслух! – зашипел он. – Никогда, ты понял?

– Почему? – стараясь сохранять спокойствие, осведомился Гил.

– Ты не понимаешь, с кем мы имеем дело.

– Вы так в этом уверены? – пошёл Гил вабанк.

Фастред закусил нижнюю губу, и сталкеру показалось, что он слышит, как тот с усилием сдерживает стон.

– Мне кажется, гер Фастред, – решил добить его парень, – только я тут и понимаю, с кем все мы имеем дело.

Гил нарочно выделил слово мы, чтобы геры поняли, что он не отказывается от данного слова.

– Нихрена ты не понимаешь, мальчишка! – заорал мистер спокойствие и сдержанность. – Вообще нихрена не понимаешь! Она чудовище… Исчадие ада… Она уже осквернила и жизнь, и смерть, но это только цветочки. Думаешь, ходоки эти, что по улицам Элрича шастают – случайность? Как бы не так! Её рук дело! И на этом она не остановиться, она поднимет всех мёртвых и заполонит ими наши земли.

– Ну ладно, Фастред, – неожиданно мягко проговорил маг, положив свою руку на плечо раскрасневшегося гера. – Достаточно. Он просто глупый мальчишка, он и природы дара-то своего не понимает, что ты от него хочешь? Пусть сделает свою работу и катиться на все четыре стороны.

Гил перевёл ошарашенный взгляд на мага и тот неожиданно подмигнул ему, а потом добавил:

– Но если не сделаешь свою работу, то помнишь расклад, да? Красотка, утехи… исключительно для меня, правда, ну и мозги вот на том ковре, – он ткнул пальцем вниз, и Гил непроизвольно сглотнул, поняв, что маг не шутит и не угрожает, он сделает всё это и даже больше, если Гил провалит операцию.

Разум сталкера затмевала злоба. Он не мог спокойно смотреть на Бастара, проклятущая память воскрешала жуткую картину насилия. Гил в тошнотворных подробностях вспоминал сладострастный рык мага и стон его покалеченной девочки. Вспоминал его оголённые бёдра и их порывистое, яростное раскачивание… Вспоминал раскинутые в стороны ноги Марлены. Её заломанные руки… Его собственную беспомощную ярость и жалкую попытку предотвратить трагедию.

Каждую минуту Гил боролся с желанием наброситься на Бастара и вгрызться в его шею зубами. Но он понимал, что ничего этим не исправит. Он лишь разменяет свою жизнь на отмщение, но честь Марлены не вернёт.

Единственное, что он пока мог, так это уберечь Марлену от ещё больших проблем. Но уберечь её он мог, лишь служа Уф-Олдрич.

– Что вам нужно в Вильтоте? – спросил он у всех сразу, надеясь, что ответит хоть один, но его ожидания не оправдались.

– Не твоя забота. Это миссия нашего ордена, а ты, как мы уже поняли, в него вступать не намерен, так что просто сделай свою работу и всё.

– Я должен понимать риски. Моей силы может не хватить для защиты Кирса, а если вы готовите его к боевым действия в Вильтоте, то…

– Поверь, Гилберт, Кирс справиться со своей задачей, он полон сюрпризов и ещё удивит тебя. За него не переживай, переживай только за то, чтобы он успел выполнить задание.

– Вот именно об этом я и говорю. Если он влезет в запретные места Вильтота и попытается сделать то, что не угодно духам, то я не то что вытащить его не смогу, я и двух минут не продержусь, защищая его от полчища мёртвых.

Фастред задумался, и Гил понял, что не так уж и хорошо они знали о способностях сталкеров.

– Скажите честно Фастред, вы думали, будто сталкеры просто водят людей в запретные миры, как на экскурсию, потому что знают тропы?

Тот промолчал.

– Понятно, именно так значит и думали, – кивнул он сам себе. – Не хочется вас разочаровывать, но я нужен не только как проводник, но и как защита.

– Как это работает? – оживился Бастар.

– Ты уже видел, – пожал плечами сталкер, хотя мечтал сказать, пойдем, сходим в Вильтот и я покажу.

– Щит, – качнул головой маг и, закусив ноготь на большом пальце, задумался.

Глава 36

Они тряслись в каретах уже шестые сутки подряд. Ехали быстро, особенно через Виландский лес. На ночлег остановились в нем лишь однажды и то по причине взмыленности лошадей. Геры опасались потерять свою тягловую мощь. Все были вымотаны и злы, но зато к концу шестого дня пути на горизонте показались высокие башни и колокольни Готтарда. Ещё издалека Гил услышал мелодичный перелив «Песни скорби» – жрецы возносили мольбы Алроду, лупя по чугуну что было мочи.

Сталкер выглянул из окна кареты и чуть было не поперхнулся, узрев величие Готтарда, сверкающего золотом в лучах вечернего солнца.

«Если так выглядит какой-то торговый город, то что же меня ждёт в столице?» – подумал он, любуясь пиками остроконечных башен, утопающих в алом закатном мареве, и монументальными, словно столпы времён колоннами триумфальной арки.

Впрочем, Готтаргд был городом всех наций, как его звали в королевстве. Сюда съезжались все, кто не прижился на родине, и каждый мало-мальски успешный житель привносил крупицу своего дома. По словам путешественников, тут были и белокаменные купальни, как на востоке, и странные дома утех, куда приходили как мужчины, так и женщины, но не за любовью, а за наслаждением музыкой и танцами, и даже имелся некий умелец, который заставлял заморское животное с длинным хоботом стоять на шаре, а тигра прыгать в горящее кольцо. По мнению Гила, это было выдумкой, ни один фокусник не в силах заставить животное лезть в огонь, но слухи они такие – всегда предвосхищают.

Гил глядел в окно кареты и думал, что с радостью пустился бы в этом славном местечке во все тяжкие, если бы не его скучная фанатичная компания.

Большую часть пути в карете с Гилом ехали незнакомые ему люди. Фастред подстраховывался – опасался, что сталкер выведет его дружка, и тот ненароком пришибёт ценного «союзника». Но именно сейчас рядом с ним сидел Кирс. Мужчина точил кинжал и исподлобья поглядывал на сталкера.

– Что, крысёныш, – усмехнулся он, – небось думаешь, как тебя удивит Дитмарх, если столица торгашей выглядит, как пристанище Бога?

Гил отвечать не стал, лишь шторку задёрнул, ему не понравилось, что изумление на его лице было столь очевидным. Да, он был сиротой и вырос в занюханном нижнем Элриче (хотя верхний, как он теперь знал благодаря своему путешествию, выглядел не лучше, разве что крепость была поосновательней и замок бургомистра потеплее), но это не повод потешаться над ним. В их глубоко иерархичном мире простолюдин, да ещё и без родни мог рассчитывать лишь на роль челяди, а Гил в сравнении с прочей чернью устроился очень даже вольготно – был сам себе хозяином, делал что хотел, до поры до времени…

Вспомнив свою былую разбитную жизнь, парень закусил губу.

– Эй, путешественнички, – раздался снаружи голос Бастара, – приехали. В этот же миг карета остановилась, и в распахнутой двери показалось довольное лицо мага. – Ты ведь будешь пай-мальчиком, правда, Гилберт? Мне не придётся бегать по всему Готтарду в поисках твоей обожающей приключения задницы?

Гил мотнул головой, видя как в руках у Бастара, уже начинает светиться фиолетовый поводок.

Это было унизительно – там, в верхнем Элриче, ходить на этом самом поводке, только лишь потому, что Гилу приспичило осмотреть замок бургомистра. Естественно Фастред решил, что он опять намеревается сбежать, а маг незамедлительно продемонстрировал свою преданность ордену и личную неприязнь к сталкеру, посадив того на магическую цепь.

Снимали её лишь в карете, и то только потому, что она обжигала шею Гила и Рабан жаловался на то, что не в силах вылечить подобные раны, а они могут ослабить проводника, когда настанет время отправиться в призрачные миры.

О том, что эти раны не то что могут, а совершенно точно ослабят сталкера, как только он ступит на границу Вильтота, он знал и без Рабана. Знал об этом и Бастар, а потому, осмотрев багровую полосу на шее Гила, убрал поводок.

– Смотри у меня, сосунок, я ведь могу придумать и другой способ усмирения, – пообещал маг, прежде чем выпустить Гила на улицу.

Парень спрыгнул с подножки и осмотрелся по сторонам. Их кареты стояли во дворе не просто старинного, а древнего замка. Его обветшалый вид, вероятно должен был скрывать тот факт, что замок обитаем. Все фасадные окна поглотил плющ, стёкол не было и в помине, хотя если представить что строению не одна и не три сотни лет, то несложно было догадаться, что в узких прорезях, служивших окнами, их и не было. Не придумали тогда ещё стёкол – пузырём китовым проёмы обтягивали.

Гил оглядел парадный вход и понял, что им тоже давненько не пользовались – лет этак пятьдесят – не меньше. Но вот узенькой, окованной в ржавый металл дверью не гнушались и, видимо, она-то и вела в тайное убежище Уф-Олдрич.

Гил понял, что не ошибся, когда его пропихнули в проход и, зажав меду Кирсом и Бастаром, подтолкнули к ведущей вниз лестнице.

– Смотри в оба, – велел маг, – тут довольно коварная дорога.

И действительно лестница была так сильно отполирована служителями ордена, что со временем стала очень скользкой и покатой. Пару раз Гил поскользнулся, но лишь для того, чтобы обшарить карманы Кирса и, нащупав там ключ, стащить его.

Зачем ему – обречённому сталкеру – воровать ключ, Гил не знал, он сделал это скорее по привычке. Он всегда действовал по наитию, попадая в пакостные ситуации. Вот и сейчас его тонкие пальцы сжимали узкую полоску металла с выпуклым набалдашником и брелком в виде… черепа?!

Глава 37

Думать о том, что в числе ордена не только маг-извращенец, но и человек, а точнее не вполне человек, способный высасывать жизненную силу из кого угодно, не хотелось категорически. Но потом Гил вспомнил, как темнеют глаза Кирса в моменты ярости, как они наливаются тьмой, не в аллегорическом, а во вполне реальном смысле. Как чернеют сначала радужки его глаз, а потом и белки.

«Вот интересно, зачем посылать в Вильтот чёрную тень? Чего, чего, а жизненной силы там нет, скорее уж наоборот», – продолжал размышлять сталкер, шагая по извилистым коридорам заброшенного замка.

Впрочем, заброшенным он был лишь в той части, что возвышалась над землёй. Три других этажа, что спускались под землю, были очень даже обитаемыми. Пока Гила вели в его очередную клетку, им повстречалась группа жрецов в синих сутанах и пара странного вида дамочек. Одеты муэ (хотя может и не муэ) были в карикатурные хламиды, причем вероятнее всего на голые тела. В разрезах, поднимающихся чуть не до бедра, виднелись обнаженные ноги, а под мешковатой тканью, подрагивали не стеснённые корсетами груди. Гил проводил красоток заинтересованным взглядом и был награждён улыбкой.

– М-м-мда, – протянул он, провожая девушек.

– Не раскатывай губу, – посоветовал идущий сзади Бастар. – Эти пташки для ритуалов, в которых ты никогда не примешь участия.

– Потому что я не член ордена?

– Именно.

Гил помолчал пару секунд, а потом всё же пробубнил себе под нос:

– Интересно, а Фастред и Кирс тоже в таких ритуалах участвуют.

Кирс обернулся настолько резко, что Гил даже не успел затормозить – врезался в его упругую фигуру и встретил тот самый тёмный взгляд.

«То, что надо», – подумал Гил и продолжил провоцировать гера.

– Нет, ну я просто подумал, что это какой-то интимный ритуал, а для этого требуется некая… м-м-м-м… некая… увлечённость процессом. Хотя, если вы участвуете в таких игрищах вместе с Фастредом, то вполне возможен положительный результат.

– Ты ополоумел? – прохрипел Кирс, нависая над сталкером глыбой и, хватая его за грудки. – Ополоумел, я спрашиваю?! – голос гера ломался, превращаясь не то в скрип, не то в рык.

– Я таким родился, – как ни в чём не бывало отвечал Гил, наблюдая при этом, как глаза Кирса заволакивает чернильная муть, как темнеет кожа, становясь серой.

В подземных коридорах замка было не слишком светло, но на счастье Гила, они остановились в непосредственной близости от горящего в стеновом креплении факела, и сталкер мог разглядеть, как вздуваются чёрные вены гера, как пульсирует на виске жила, тоже чёрная.

О том какого цвета кровь Кирса, можно было не гадать, а вот как так вышло, что наместник Алрода считает чёрную тень милым, оставалось загадкой. Да, они выглядели как люди и, в общем-то, мало чем от них отличались, кроме разве что одного – их питала не простая человеческая пища, их питала чужая жизнь. Чтобы выжить, это существо должно было каждую неделю отбирать у кого-то часы, все что оставались, насыщая себя чужим временем и чужой силой. В противном случае они умирали, мучительно, в конвульсиях, при этом покрываясь черной сеткой лопнувших вен. Гил однажды видел такую смерть. Жуткое было зрелище.

Но умирали чёрные тени не часто. Они в принципе могли жить вечно, пока их не вылавливали охотниками за чудовищами и не сдавали на милость Алрода.

«Куда катиться наш мир, если исчадия бездны теперь служат в рядах святых воинств?» – задавался вопросом Гил, разглядывая звереющего Кирса, который продолжал нависать над ним, пожирая своим жутким взглядом.

– Эй, эй, Кирс, приди в себя, – раздался за спиной сталкера озабоченный голос Бастара. – Столько лет живёшь, а так и не научился распознавать момент, когда тебя провоцируют?

Кирс прорычал что-то нечленораздельное, и Гил понял – пора набрасывать на себя щит, потому как от осознания, что он только что по глупости разоблачил себя, у гера окончательно сорвало голову. Его руки крепче схватили сталкера за шею и уже начали сжимать её.

Гил почувствовал, как последние крохи кислорода выходят из лёгких, как выкатываются из орбит глаза, но его вовремя выставленный щит, пока ещё спасал от чёрного яда Кирсовых глаз.

Где-то на периферии сознания, он слышал вопль мага и даже чувствовал, как его пытаются выдрать из цепких лап чёрной тени, но всё это больше походило на какой-то ватный сон, на опиумный дурман. И вот когда Гил уже стал чувствовать, что щит его падает, и осталось ему каких-то пара мгновений, на плечо Кирса легла ладонь Фастреда.

Его голова склонилась к посеревшему лицу гера, губы зашептали что-то в самое ухо, а вторая рука нашла пальцы Кирса и с нежностью поглаживая, заставила их расцепиться и выпустить сталкера.

Обессилевший Гил упал на каменный пол, отдышался и отполз к стене. Прислонившись к ней, он поднял голову и увидел странную картину: Фастред стоял к нему спиной, он почти заслонял собою Кирса, который, к слову сказать, уже приобретал человеческий вид – кожа его больше не походила на корявое чёрное кружево, да и глаза постепенно светлели. Его всё ещё потряхивало, из груди вырывался сдавленный рык, но шёпот Фастреда и его мягкие… любовные! поглаживания действовали успокаивающе. Он водил по лицу Кирса дрожащими пальцами, словно бы чертил какие-то руны, он сжимал его руку, пока та не дёрнулась и не притянула к себе Фастреда. Тела их сомкнулись и замерли, голова Кирса уткнулась в плечо седовласого гера.

Глава 38

Время не лечило ненависть Гила к Бастару, хоть картины прошлого и потускнели в его памяти. Отчасти потому, что он запрещал себе вспоминать тот злополучный день, когда один из его нынешних хозяев поглумился над любимой. Но как бы Гил не хотел отомстить магу, здравомыслие и прагматичность перевешивали. Он высматривал, вынюхивал, втирался в доверие, чтобы подгадать момент и уже тогда нанести удар.

– Почему ты называешь его малышом? – спросил Гил, когда они с магом миновали череду коридоров и спускались на громыхающем приспособлении ещё на один ярус ниже.

– Для чёрной тени, он совсем мальчишка. Кирс выглядит на свой реальный возраст, ну может, ещё пару годков можно накинуть, не больше. Он плохо себя контролирует, ещё не научился сдерживаться. Самый опасный период для таких как он – гормоны пробудились, хочется всего и сразу, сдерживаться ещё не умеют, а потому часто попадаются в руки охотников на чудовищ.

– Его поймал орден?

– Его поймал Фастред… или сам попался в западню? – тише добавил маг. – В Уф-Олдрич много слуг. Наш орден подчинён свету, но и сам способен подчинять, преимущественно тьму, конечно. У Фастреда очень нетривиальные таланты, но один из самых ценных – это находить для братства таких экземпляров, о существовании которых ты и не слышал. Фастред приводил в орден разных тварей и всегда с лёгкостью использовал их, а если нужно было, жертвовал ими ради дела. Но вот этот молокосос Кирс чем-то его зацепил. Так что мой тебе совет, сталкер, – не дразни чёрную тень и постарайся вернуть её Фастреду после прогулки по призрачным мирам, иначе…

Что иначе, маг не договорил – их приспособление достигло нужного уровня и с грохотом приземлилось, отворяя створки и открывая перед Гилом убранство подземного замка.

Челюсть парня непроизвольно опустилась вниз, глаза разбежались, не зная куда смотреть в первую очередь. Нет, изумила его не высота потолков в подземном строении и не колонны, украшенные резными капителями, и даже не размеры залы, в которой они оказались – изумил сталкера свет тысячи огней. Но не живой пламенный свет, а будто бы призрак того огня, который полыхает на кончике свечи. Это огонь был пойман в стеклянную полость – в красивую, резную полость. Он трепыхался там солнечным зайчиком, он конвульсировал и одаривал столь ярким светом, что у Гила зарябило в глазах.

Бастар посмотрел на щурящегося сталкера и опустил один из торчащих в стене рычагов. Большая часть стеклянных шаров потухла.

– Ты убил эти огоньки?! – встревоженно воскликнул Гил, а Бастар расхохотался и вернул рычаг в его прежнее положение.

Шары снова зажглись, осветив церемониальную залу.

Почему церемониальную?

Да потому что посреди неё возвышался каменный алтарь – простой прямоугольный алтарь без затей, на таком резали коз и прочую живность. Но у сталкера закралась нехорошая мысль, что на конкретно этом алтаре резали вообще всех подряд.

Он сглотнул и проследил за рукой мага, тот опять опустил вниз рычаг и большая часть волшебных шаров потухла.

– Ох уж мне эти жрецы, – выругался он, проводя сталкера в самый конец залы, –вообще не экономят запасы чужой силы.

– Твоя работа? – полюбопытствовал Гил, проходя мимо особенно крупного плафона, внутри которого играло всеми оттенками красного магическое пламя.

– Нет, это не работа магов, – махнул он рукой, – ну, то есть не совсем магов. Это алхимики и один чокнутый феромант придумали. Но эти их крошки не вечны, а расточительные жрецы считают, будто статуя Алрода должна бдеть за всем, что происходит в ритуальном зале денно и нощно и бдеть при полном освещении.

Только теперь Гил заметил в конце залы кумир их демиурга. Он буквально растворялся в лучах света, утопал в нём.

Сталкер приблизился и с интересом посмотрел на искусно вырезанное из камня изваяние. Но религиозного экстаза не ощутил. Скорее наоборот, ему сделалось неуютно. Свет волшебных шаров не казался уже таким чарующим, а скорее угнетал. Будто бы освещая и самого Гила, стоящего в непосредственной близости от кумира, он мог выявить его непричастность к этому миру, и самое непростительное – отсутствие раболепного поклонения Алроду.

Гил сделал шаг назад, непроизвольно скрестил на груди руки.

– Так я и думал, – протянул за его спиной Бастар. – Детство, проведённое в приюте Алрода, не повлияло на тебя – ты по-прежнему не считаешь его нашим владыкой.

– Считать кого-то владыкой и желать служить ему – не одно и то же, – отозвался сталкер.

– Возможно, – проговорил маг и подтолкнул Гила к маленькой, скрытой в стене двери. – Я увидел всё что хотел, теперь тебе пора готовиться к ритуалу.

– Какому ещё ритуалу? – насторожился Гил, оказавшись в помещении с дюжиной дверей.

– Фастред считает, что тебя нужно причастить – позволить побывать на обрядовом мероприятии. Самому тебе, конечно, в ритуалах участвовать не дадут, но я считаю, что и смотреть ты права не имеешь.

– Потому что не разделяю вашего религиозного фанатизма?

Ответом Гила не удостоили, просто втолкнули в одну из многочисленных дверей. Бастар даже заходить следом не стал, захлопнул дверь и провернул снаружи ключ. Сталкер опять оказался взаперти, только на этот раз в помещении без окон.

Он осмотрелся по сторонам. Простая жреческая келья с односпальной кроватью, образом Алрода под тряпичной занавесью и масляной лампадкой, да томиком священного писания на подушке.

Глава 39

Нет, не зрением, ибо в царстве Создателя все происходило по иным, не человеческим законам: таким, какие и словами-то не опишешь. Сталкер созерцал чистейшие потоки световых волн, закручивающихся в спирали и другие невероятные фигуры. Он слышал горн богов – их песню сфер и гул звёздного ветра. Он видел, как в водоворотах этих радужных потоков вращаются целые созвездия, он даже угадывал порой их траекторию движения. Всё это походило на танец – прекрасный танец жизни и смерти, где одни яркие точки в чернеющей пустоте сталкивались с другими, образуя ослепительные вспышки света и новые потоки волн, которые расходились по ткани мироздания рябью. Смерть этих светил означала новую жизнь – они отдавали свою красоту и силу ради чего-то большего. Они делали это бесчисленное множество раз, пока сталкер не заметил, что в их жертвенном ритуале есть некая закономерность, что они рисуют вполне конкретную карту мироздания, они создают их мир, тот самый, что Гил изучал с рождения – мир, в котором есть место людям.

И тогда Гил понял аллегорию этого повествования, понял сам, без подсказок жрицы или ещё кого-то другого, хотя может ему просто стал доступен опыт своих прошлых воплощений, а с таким багажом можно и сказ богов растолковать. И сказ этот был о любви Создателя к своим детям, и об их предательстве.

Сталкер уже знал, что у него их было двое – Алрод и Амидат и что брат и сестра любили друг друга так, как им смертным не дозволялось. Но Гил и не догадывался, насколько похожей на человеческую историю оказалась жизнь демиургов.

Когда влюблённые дети Создателя достигли своего божественного совершеннолетия, отец поручил им нести его волю в человеческие миры, поставив своими глашатаями. Но править родственнички должны были не вместе, а по очереди. Как один эон сменял другой, так и сестра должна была сменять брата на посту, принимая у него бразды правления и создавая каждый эон новую реальность (конечно ту, которую утверждал сам Создатель). Какие он там преследовал цели, простым людям, конечно, было невдомёк, экспериментировал, наверно, искал лучшие способы взаимодействия всего со всем, а его глашатаи помогали ему в этом.

Но вот однажды кое-что пошло не так. Алроду надоело делиться властью с сестричкой и он решил заточить несчастную в склеп, сразу после того как время её правления закончилось. Так пришёл конец не только эону, но и матриархату, и последние два срока правил Алрод.

Гилу стало понятно, отчего это в их человеческих мирах про Амидат никто и ничего не слышал – бедняжка томилась в заточении два эона, а точнее один терпеливо ждала, а на второй поняла, что возлюбленный брат предал и её, и своего Создателя, нарушив его волю.

Чем чреват гнев брошенной и униженной женщины сталкер знал не понаслышке: сам не раз выступал в роле обидчика. Но он-то связывался с простыми девушками, ну на худой конец с фау. А тут их устоявшемуся миру грозило проклятье демиурга, и, судя по тому что Гил успел выяснить об этой дамочке, очень могучего демиурга. Пусть она и провела в заточении два эона, но силы своей не растратила, а возможно и поднакопила или научилась вытягивать чужую через одной ей известные каналы. Хотя нет, не одной ей, сам сталкер ходил теми тропами, что ублажила своей стопой Амидат и, возможно, ходил он по ним именно по её воле. Ведь недаром же он в далёком своём воплощении был её жрицей. Гил даже не удивился бы узнав, что его душа действительно вышла не из горнила Алрода, а из печи Амидат.

Казалось бы, после всего что с ним случилось, Гил вообще должен был перестать удивляться чему бы то ни было, но нет. Стоило ему очухаться от аллегоричного сна, а если точнее, от очередного путешествия меж мирами и пространствами, как его забила мелкая дрожь. Рана, оставленная на шее от магического поводка, горела, грозясь спалить несчастного парня, из носа шла кровь, а сердце выбивало военный марш Кётена. И это было лишь ментальное путешествие! Как бы его вывернуло наизнанку, окажись он там и телом и душой, так как это обычно происходило во время путешествий по призрачным мирам?

«Видимо всё дело в дальности полёта», – размышлял Гил, обшаривая карманы в поисках флакона с багровой жидкостью.

Отыскав его, он понял, что там осталось всего пара капель. Ну, конечно, Рабан уже давно не готовил ему ничего подобного, ведь у сталкера с орденом был уговор, что без их участия он в иные миры не ногой. Вот только богам на эти уговоры было плевать, они таскали Гила по всем мирам, как щенка, таскали без его спроса, и даже не готовили морально.

Сталкер выцедил последние две капли настойки себе на язык. Постарался вытереть с лица кровь – не хватало ещё, чтобы Кирс или Бастар заметили, что он опять нарушил договор и улизнул от них на пару тройку эонов назад, чтобы быть в курсе происходящего. Но его всё ещё потряхивало, да и сердце не желало замедлять ритм.

Гил упал на подушку, уставился в потолок и, не закрывая глаз, пролежал так с четверть часа. Ему стало немного легче, но лишь настолько, чтобы сделать вид, будто он вполне может встать и идти на ритуал, когда в его комнате появились служители ордена и, облачив его в просторную мантию, вывели из кельи.

Глава 40

В зале тысячи огней уже негде было яблоку упасть, его наводнили сотни таких же, как и сам Гил, мужчин, а может и женщин в синих мантиях. Все они стояли вокруг алтаря и прятали лица под капюшонами, что-то нашептывая себе под нос.

Гил обратил внимание, что в этой плотно сомкнутой толпе имелась узкая полоска прохода и по ней двигалась высокая фигура в чёрном одеянии. Ни плаща, ни капюшона на идущем не было и когда он приблизился к алтарю, сталкер смог без труда разглядеть его лицо.

Первым непроизвольным жестом Гила была попытка натянуть свой капюшон как можно ниже, чуть не до самого подбородка. Потом он рискнул протиснуться сквозь толпу и смешаться с нею. Но его попытка слиться с синим людским морем не увенчалась успехом, да и крепкий мужчина в строгом чёрном камзоле не смотрел по сторонам, так что Гил выдохнул и предпочёл стоять смирно, не привлекая к себе лишнего внимания. Он старался не дрожать, смотрел как его враг снимает с руки перчатку, как принимает у священнослужителя ритуальный кинжал и окропляет своей кровью алтарный камень, произнося вслух слова клятвы.

Мужчина обязался хранить верность Алроду, заверял, будто отдаст за него жизнь и всё, что тот потребует в знак верности. Говорил он с чувством, и его патетично-торжественная речь была вознаграждена ликованием толпы. Гил понял, что братья и сёстры ордена встречают нового члена их секты и встречают довольно приветливо, все кроме священнослужителя.

– Что за жертву ты принёс в знак своей любви к нашему господину? – осведомился жрец, воздев к потолку руки и призывая своих братьев к тишине.

– Я приготовил для Алрода дюжину быков! – гордо заявил мужчина, удостоившись нового восторженного восклицания толпы.

– Ты хочешь пролить их священную кровь на этом алтаре? – уточнил жрец.

– Если так будет угодно его глашатаму, – кивнув, сказал претендент на членство в ордене.

Жрец на миг задумался, потом жестом подозвал к себе одного из братьев. Синяя тень отделилась от толпы и встала за спиной жреца, склонилась над его ухом и что-то зашептала. Гил нахмурился, хоть высокого мужчину и скрывали мешковатые одеяния, а всё же пластику и манеру держаться так просто не утаишь – за спиной жреца стоял и нашёптывал Фастред.

Сталкер вспомнил, как Марлена говорила ему о седовласом гере – о том, что он не человек, что он наместник самого Алрода. Но она не говорила, что Фастред глашатай! А если это действительно так, то он мог озвучивать волю демиурга. И всё же не он вёл церемонию, а сморщенный, будто печёное яблоко, старикан, усеянный пигментными пятнами и отвратительными бородавками.

Его колкие, тёмные глаза сверкнули, когда Фастред разогнулся и смирно встал за его спиной, губы поджались, не желая озвучивать решение. Но когда от толпы отделилась ещё одна фигура, подошла и встала за его левым плечом, он подтянулся и стал говорить:

– Дюжина быков – щедрый дар. Но сейчас нашему господину требуется иная кровь. Чистая, невинная – девственная. Чтобы доказать свою верность Алроду, ты должен отказаться ото всех привязанностей. Должен показать ему, что в твоём сердце есть только она любовь – безусловная, незамутнённая земными страстями.

– Что я должен принести ему в жертву? – уже не так уверенно и пафосно как вначале спросил мужчина.

– Свою дочь.

– Агнес?! – вырвалось у мужчины.

– Нет, дочь от отступницы не чиста. Алрод захотел твою дочь от первого брака – Марту Краузе.

Гил стоял напротив гера Краузе, и хоть прятал лицо под капюшоном, а всё же заметил, как дрогнула его губа, как сжались в кулаки руки.

Он быстро справился с потрясением и даже разжал пальцы, но вот его гордая осанка всё никак не могла принять строгий вид. Могучая спина Краузе гнулась под тяжестью приговора, его голова была похожа на бычью, и если вообразить, что её венчали гора (а это было не трудно), то казалось, будто он хочет вонзить их в Фатсреда.

Но воля Алрода – есть воля демиурга. А его глашатаи имели в ордене очень большую власть. Гил понял это, когда Краузе чуть заметно кивнул и посторонился, чтобы пропустить вперёд себя закутанную в плащ девушку.

Ёе вели под руки два жреца, нет, девочка не сопротивлялась, она скорее была потрясена – никак не рассчитывала на то, что станет в этом ритуальном представлении пред богами главной героиней. Возможно, она пришла по воле отца, а возможно, Уф-Олдрич сам выкрал её из родового замка и притащил сюда вопреки отцовской воли. Но как бы оно не было, её вряд ли собирались спрашивать, хочет ли она доказать Алроду свою любовь.

Сердце Гила стискивала немилосердная рука жалости к этой крошке. Да, он жаждал мести, хотел заставить Краузе страдать, но только его, только этого безжалостного ублюдка, способного пинать беззащитную женщину ногами и ломать ей рёбра за собственную неспособность удержать при себе.

Гил не хотел ни смотреть, ни тем более принимать участия в отвратительных ритуалах, которые требуют невинной крови чистых дев. Он не знал насколько много её понадобиться. Рассекут ли ей глотку, чтобы омыть алым бесчувственный камень или же сделают источником энергетического питания для братьев ордена?

Ни для кого в храмах не было секретом, что женщины – проводники чистейшей земной энергии и что соитие с жрицами позволяет служителям орденов напитаться силой самой Земли. Вот только в подобных ритуалах принимали участия очень специальные женщины. Они с детства воспитывались в храмах, проходили разного рода практики – готовили себя к будущей участи, умели дать членам орденов то, для чего их приглашали на ритуалы. А испуганная, сжавшаяся в комок девчонка, только вошедшая в цветущий возраст, и понятия не имела, что её ждёт.

Глава 41

Сначала Гил остолбенел, потом всё его тело окатило наркотической волной эйфории и уж только после этого он испугался. А как не испугаться, если его драгоценную, обожаемую Марлену занесло в этот гадюшник, да ещё в разгар самого что ни на есть беспредела.

Он представил на месте Марты свою возлюбленную и чуть было не умер от остановки сердца. Схватил её за руку и потащил в обратную сторону – к передвижной коробке, которая могла поднять их на ярус выше. Он хотел немедленно вывести Марлену из замка, но она заартачилась, сказав, что не одна здесь и если он не станет привлекать к ним внимания, то она вполне сможет раствориться в толпе и сделать то, зачем пришла сюда.

– И зачем же ты сюда пришла? – прошипел Гил.

Он был страшно на неё зол. Ради её безопасности сталкер решился остаться в ордене, терпеть унижения и прочие неприятные моменты, а она взяла и самолично заявилась в логово зверя.

– Мне нужно попасть в Вильтот, – зашептала она, припадая к его уху и щекоча выбившимся локоном.

– Сейчас?!

– Потом будет поздно, Гил.

– Я не могу сейчас, – выдавил он, всё же подтолкнув Марлену ближе к выходу.

– Почему?

– Я только что был в путешествии… очень далёком, – нехотя признался он.

– Где?! Где ты был?!

– В самом начале… в начале всего.

Гил скривился. Его раздражала собственная неспособность противостоять её чарам и делать так, как она хочет.

– И что ты видел?

– Историю Алрода и Амидат, – признался Гил, всё же отодвинув Марлену к самой стене, подальше от любопытных ушей.

– Тогда ты всё знаешь! – возликовала она. – О, Гил, только ты и можешь помочь ей, только ты и выведешь её из Вильтота в наш мир…

– С чего ты взял, что я хочу этого? – прервал её сталкер.

– Но как же? – захлопала Марлена ресницами. – Ведь ты всё видел! Ты теперь знаешь, что она…

– Я знаю только то, что детишки Создателя облажались. Что Алрод оказался предателем, но не факт, что Амидат не станет очередным нашем проклятьем.

– Нет, нет, Гил, ты не понимаешь…

– Я как раз таки очень хорошо понимаю, что не хочу иметь отношения к дрязгам высших! Не хочу участвовать в этих балаганах.

– Это не высшие, это люди, – с грустью проговорила Марлена, направляя взгляд в сторону алтаря. – Это они придумывают эти извращённые ритуалы, неверно истолковывая послания демиургов.

– Марлена, – остановил её патетический бред Гил, – я не могу сопроводить тебя в Вильтот. Не сейчас. У меня нет сил, я на ногах еле стою.

– Я предвидела это, – сказала девушка и достала из декольте флакон с багровым настоем.

– Тебе тоже нужно от меня только моё умение пресекать миры, да?

– Нет! – поспешила заверить его Марлена. – Нет, Гил, она припала к его губам и поцеловала. Мне нужен ты, только ты… но я не свободна. Я, как и ты, в плену ордена, и пока не выполню волю своего мужа, не освобожусь.

– Можно подумать, выполнив её, ты станешь моей, – пробурчал Гил и, вытащив из пузырька пробку, отпил целительного настоя.

– Я уже твоя, разве же ты не видишь! – воскликнула она. – Но пока Алрод на престоле, нам не быть вместе. Освободи Амидат, выведи её из Вильтота, и я буду только твоей, – говорила она, с мольбой заглядывая в глаза Гила и теребя его руки.

А он в эту минуту думал, что когда-то она была Краузе, потом стала женой некоего главы очередного ордена и, вероятно, им тоже клялась в том, что будет их и только их. Но вот от первого муженька она всё-таки сбежала, а не овдовела, как полагал Гил, да и от второго собиралась сделать ноги. И это будучи священной женой! Где гарантии, что и его она не оставит быстрее, чем пропоют петухи?

– Я не верю, что в состоянии вызволить Амидат из темницы, в которой она проторчала не один эон, – проговорил Гил, хотя желал прокричать; – «я не верю, что ты станешь по-настоящему моей!»

– Только ты и можешь, – заверила его Марлена. – Печати с её склепа способен снять лишь тот, кто путешествует между мирами.

– Я был в её склепе. И даже хотел открыть могильную плиту, но что-то мне не показалось, будто она пришла от этого в восторг.

– Тогда ей нечем было откупиться. Ты же знаешь, чтобы покинуть Вильтот, нужно оставить что-то взамен. У демиурга девяносто девять имён, так что плата за выход из призрачных миров велика. Но она набрала достаточное количество чистых душ. То что творит Алрод, – Марлена кивнула в сторону беснующихся жрецов, – уже не имеет смысла. Он опоздал – Амидат есть чем откупиться, но она не может сделать этого будучи запертой. Как только ты спустишься вместе со мной в Вильтот, как только снимешь печати, она призовёт всех, кто на её стороне и сумеет вернуться в наш мир.

– Ага! И настанет эра матриархата. Чем её однобокое правление лучше Алродова?

– Так пожелал Создатель, – растерянно прошептала Марлена.

– Когда-то очень давно, но его план не сработал. Они должны сменять друг друга, но что будет с Алродом, когда я выпущу Амидат на свободу?

Глава 42

Он схватил её на руки и потащил в свою келью.

В принципе, они могли и не стесняться, продолжая свои амурные шалости на глазах у многочисленной толпы, тут все были заняты примерно тем же самым. В жреческом море ордена оказалось на удивление много женщин и, судя по их разнузданному поведению, они, как их братья по вере, возбудились представлением у алтаря, а потому большая часть накидок уже валялась на полу, как собственно и их обладатели.

Открыв дверь кельи ногой, Гил опустил Марлену на кровать. Запутавшись в рукавах, судорожно стянул с себя мантию и приблизился к ней.

– Погоди, – выдохнула она, выставив вперёд руку и упёршись ладошкой в разгорячённую грудь Гила.

– Что нет так? – досадливо бросил парень.

– Всё так, – прошептала Марлена, – просто я хочу хоть раз рассмотреть тебя.

Гил замер, не зная чего ещё от неё ждать, но не мог не признать, что её интерес обласкал его самолюбие не хуже, чем нежные, не знающие тяжёлого труда пальчики.

Она прошлась ими по его узким бёдрам, изучила руками рельеф косой мышцы, берущей своё начало у паха и поднимающейся к животу, чуть впалому, может излишне худому для мужчины, но кажется приглянувшемуся Марлене, потому что она резко села на постели и уткнулась носом в его пресс. Шумно втянула его запах, а потом стала прокладывать дорожку из поцелуев, но не вниз, как надеялся Гил, а вверх, к чуть выступавшим грудным мышцам, к упругим плечам…

– Та красив, как Бог, – шептала она. – Молод, безрассуден и красив. Как же ты красив, Гил! – воскликнула она, и сталкер уловил в её голосе тоску. – Я бы хотела ненавидеть тебя, но нет, это невозможно, потому что ты лишаешь меня контроля. Мне уже плевать на мужа, мне плевать на орден, на Бастара, который может поймать меня тут. Мне на всё плевать, кроме тебя, Гил!

Она подняла на него влажные глаза, ресницы её подрагивали и в них, как тогда на празднике урожая, путался свет одинокой волшебной лампы, оставленной им гореть всё то время, пока он торчал в алтарном зале.

Гил склонился и собрал каждую солёную каплю с её щёк, раскрыл её губы своими и стал жадно вбирать в себя её вздохи. Она стонала, выхрипывая его имя, и, не стесняясь, просила взять её как можно скорее. Умоляла соединиться с ней, пока он ласкал пальцами её увлажнённые желанием складки.

Самого Гила уже трясло от возбуждения, пах сводило судорогой, и он сдерживался из последних сил. Но власть над ней оказалась настолько сладкой, а её покорность и мольбы такими головокружительными, что он был уверен, что получит разрядку от одного лишь стона Марлены. Но вот она не выдержала и, схватив его за стоящую колом плоть, одним рывком вогнала в себя, прокричав его имя так громко, что он испугался, что их услышат. Правда тут же он позабыл и об опасности, и об ордене с его анархизмами, и о воюющих демиургах.

Если это были последние часы этого мира, то он тратил их на самое важное, что когда-либо было в его жизни – он тратил их на женщину, сумевшую завладеть его сердцем.

Гил двигался нарочито медленно, хотел продлить удовольствие, хотел доставить Марлене истинное блаженство, хотел излить в неё не только то, что обычно изливают в женское лоно, но и всю свою нежность, всю трепетность, разрывающую его сердце, когда он смотрел в её глаза.

Она не подгоняла его, как делала это раньше, она тоже пыталась поделиться с ним чем-то большим, чем её восхитительное тело. Марлена лежала поперёк кровати, принимая ласки Гила, и гладила его упругий живот, а он мял её груди, и теребил крохотную горошину меж разведённых ног, отчего она задыхалась в приступе несказанного удовольствия. Глаза её периодически закатывались к потолку, но она снова и снова возвращала их к его лицу. Она изучала его, ловила все отражающиеся на нём перемены, улыбалась, покусывала нижнюю губу и выгибала дугой спину, пока Гил не нашёл в её лоне некую особую тучку и не излил на неё своё возбуждение.

Их стоны были протяжны, они вторили друг другу, заглушая общий гомон, доносящийся из ритуального зала… а потом была минута тишины, минута объятий и её дыхания, согревающего его шею.

Гил был счастлив, счастлив как никогда. Да, что там, он понял, что вообще впервые узнал, что это такое – счастье. Не обладание объектом вожделения, а растворение в нём.

Они отдались мигу блаженства и не заметили, как заснули, так и не расцепив объятий. Они позабыли обо всех опасностях и невзгодах, позабыли, что не принадлежат ни себе, ни друг другу. А когда пробудились, в ритуальном зале было уже тихо. По крайней мере того гомона, что доносился из-за двери кельи, слышно не было. Если там кто-то и остался, то они, вероятно, тоже спали.

Глава 43

– Я выйду и проверю, что там, – тихо проговорил Гил, целуя Марлену в висок.

– Постой! – встрепенулась она. – А вдруг всё уже закончилось и тебя ищут.

– Нет, меня никто не ищет. Все заняты своими делами или, так же, как и мы, спят. Поверь, Уф-Олдрич настолько уверен в своём превосходстве над всеми, что не заподозрит явного шпионажа у себя под носом.

– Тогда это нам на руку, – оживилась Марлена. – Мы ещё можем изменить историю. Позволь высшим самим решать, кто победит. Просто дай Амидат шанс выйти против брата один на один – выпусти её из Вильтота.

– Сейчас?!

– А когда?! Ещё через эон? Прошу тебя, Гил, умоляю! – Марлена упала перед ним на колени и стала целовать его ноги, – Я хочу обычной жизни. Любви хочу… Твоей любви! Но я всегда была несвободна, я всегда была придатком сильных, властных мужчин, которые видели во мне лишь инструмент для исполнения своих задач. Все мои мужчины были такими. И только ты, Гилберт, только ты смотришь на меня иначе. Когда я вижу твои глаза, – она запнулась, всхлипнула и уткнулась в его колени. – Когда я их вижу… – продолжила она, не поднимая головы. – Это, как опий, чем чаще в них смотришь, тем большего начинаешь хотеть.

Её плечи вздрогнули, и Гил ощутил на своих коленях влагу. Она целовала его ноги, поливая их слезами, и всё больше и больше дрожала. Он хотел поднять её, тянул на себя, но Марлена упиралась. Она вцепилась в него мёртвой хваткой, продолжая вгонять краску – состояние для Гила крайне непривычное.

– Я буду целовать твои ноги, пока они не отнесут меня в Вильтот, – шептала она. – Да, мне не стыдно, мне уже всё равно, потому что у меня не осталось даже надежды. Ты был последним маячком света в непроглядном будущем. Но раз ты не хочешь мне помочь, мне остаётся только оплакивать нашу несостоявшуюся любовь.

– Марлена, прекрати, – увещевал он, мягко подтягивая её к своему лицу. – Не устраивай сцен, прошу…

– Это не сцена, Гил! Я в отчаянии. Что же я за священная жена, раз не смогла выполнить волю мужа? Что же я за женщина, раз любимый мужчина не может ради меня сделать то, о чём прошу?! – воскликнула она.

– Не кричи, нас могут услышать.

– Мне плевать! Я не боюсь. Пусть идут, пусть делают что хотят, я и так уже труп. Бастар! Бастар, где ты, скотина?! – заголосила вдруг Марлена, подрываясь с места и кидаясь на дверь.

– Ополоумела?! – возмутился сталкер, зажимая ей ладонью рот. – Острых ощущений захотелось?

Марлена ничего не ответила, она упала в его объятья и разрыдалась.

– Алродовы яйца, что за дрянь! – выругался Гил, укладывая её на постель. – Не плачь. Ну, не надо. Слышишь? Марлена… я попробую. Я спущусь в Вильтот, но обещать ничего не могу.

Слёзы всё ещё катились по её лицу, но слова сталкера, словно нити марионетки вздёрнули Марлену и посадили на постель. Она ещё пару раз всхлипнула, по-детски вытерла кулачками слёзы и с надеждой воззрилась на своего спасителя.

«Проклятье, – подумал Гил про себя, глядя в её умопомрачительные, чуть припухшие от слёз глаза, – что же ты со мной делаешь?»

– Тебе нужно какое-то особенное место? – уже придя в себя, спросила Марлена с воодушевлением.

– Нет, – отведя от неё взгляд, ответил сталкер, – только особенное состояние.

– Тогда давай не будем терять времени. Сделаем это, пока Уф-Олдрич отходит от своих средневековых таинств.

Гил кивнул, бросил ещё один взгляд на раскрасневшуюся Марлену, на её сияющие чайные глаза, на часто вздымающуюся от возбуждения грудь, и на приоткрытые алые губки. Она одинаково волнующе хорошела, когда ею овладевали какие-то идеи, будь то желание заняться любовью в логове врага или спуститься в призрачный мир с опальным сталкером.

Гил покачал головой, проклиная её безрассудную любовь к эскападам, а потом вспомнил их первый раз. Если бы она не была собой, не было бы ни танцев на центральной площади Элрича, ни света гирляндных огней в её ресницах, ни пролитого на декольте сока, ни «Приюта единорога». Ничего этого не было бы, будь Марлена обычной, пуританской девчонкой.

Но нет, в ней горел живой, яркий огонь интереса к жизни, и она билась за эту жизнь всеми доступными ей способами. И пусть в представлении Марлены её олицетворяла замурованная во тьме времён Амидат. Да хоть сам дьявол воплоти, сталкеру было уже всё равно кто, лишь бы этот радужный свет её глаз не затухал, лишь бы не сходил со щёк румянец, а губы не кривились в муке отчаяния.

– Тебе совершенно незачем спускаться в Вильтот со мной, – заговорил он, взяв её за руки. – Я всё сделаю сам, только скажи, что именно я должен предпринять.

– Нет, нет, – замотала она головой. – Сам ты не справишься. Там, на плите в склепе начертаны слова на языке высших. Тебе с ними не справиться, но я могу их прочесть. Муж учил меня, – она опустила глаза, словно прося у него прощения за то, что всё ещё принадлежит другому.

– Это опасно, Марлена, я не так хорош, как ты обо мне думаешь, я вытащил из Вильтота гораздо меньше людей, чем оставил в нём.

– Мне покровительствует сама Амидат, – заверила она. – Духи не тронут меня, вот увидишь.

– Откуда ты можешь знать?

– Просто поверь мне, и давай поторопимся.

Глава 44

– Я буду читать тебе заклинания, что начертал на этой плите маг, а ты повторять за мной, – прошептала ему Марлена, подтолкнув к самому центру склепа.

– А ничего что я не маг, и в моих устах заклинания, как правило, имеют не больше силы, чем слова годовалого ребёнка на выборах старейшины?

– Нет, Гил, я же тебе говорила, что снять печати может лишь тот, кто ходит между мирами, – то есть сталкер, а не маг. Так что расслабься, пожалуйста, и повторяй за мной.

Марлена провела рукой по каменной плите, сняла тонкий слой пыли, что успел осесть за время отсутствия Гила и начала читать. Её голос сделался вдруг глубоким, глухим, она словно бы вынимала звуки из самой утробы или даже из-под земли – оттуда, где покоилось тело богини.

Сталкеру сделалась страшно от её голоса. Кровь в жилах стыла от ощущения силы, исходящей от слов заклинания, но он не смел разочаровать Марлену – призрачные миры были его вотчиной, только здесь он и мог показать ей своё превосходство над её влиятельными мужьями. Поэтому Гил хрипел, плевался от перенапряжения кровью, терпел обжигающий шею след от магического поводка Бастара, но повторял и повторял гортанные раскатистые звуки, складывая их в слова. Повторял, чтобы снять оковы с древнего существа, чтобы освободить возлюбленную, чтобы урвать у судьбы хоть толику счастья для самого себя.

И вот первый круг заклинаний был прочитан, но ничего не произошло. Гил думал, что символы на камне должны были засветиться или где-то внутри могли хотя бы щёлкнуть какие-то затворы. Но нет, ничего такого не было и в помине.

Марлена на миг остановилась. В нерешительности посмотрела на плиту. Затем потянулась к ритуальному клинку сталкера и, слегка надрезав его ладонь, капнула на руны немного крови.

– Продолжим, – решительно кивнула она и начала читать второй круг заклинаний.

Гил повторял за ней, чувствуя, как по подбородку стекает горячая, влажная струя. Он шире раскрыл глаза, стараясь не сомкнуть их в приступе жуткой слабости. Увидел, как на одну из рун упала капля его крови, потом ещё и ещё. В носу стоял металлический запах, в голове – гул, он уже плохо различал голос чтицы, но каким-то невероятным усилием воли держался.

Второй круг подошёл к концу.

Никаких видимых изменений не произошло.

Марлена выглядела ещё более обескураженной, но продолжила задуманное, видимо, решив вконец звести сталкера.

На третьем круге он должен был вывернуться наизнанку. Выпотрошить весь свой запас стойкости и мужества, но сдюжить. Он должен был сделать это ради них и он это сделал.

Когда все три круга были залиты его кровью, а склеп пропах горелым мясом (шрам от магического ошейника сказался самым неблагоприятным образом), Марлена дочитала последний магический стаф.

Она держала Гила на своих руках, она гладила его взмокшие волосы и плакала.

– Ничего не вышло, – шептала она. – Не понимаю… не понимаю почему.

Отвечать ей у Гила не было сил, он боролся с желанием закрыть глаза и провалиться в забытье. Он знал чем это чревато. Знала это и Марлена, которая, видимо, продолжала тешить себя надеждой взломать с его помощью печати на гробнице Амидат. Она силилась поднять сталкера на ноги, кряхтела и сопела, но тянула его наружу, прочь из злосчастного склепа.

Там на просторе, где не воняло его же горелым мясом, где не витал запах крови, ему стало чуть легче. Гил поднялся на ноги и попробовал сделать шаг.

– Нет, – покачал он головой. – Обратный путь не пройду.

– Пройдёшь, пройдёшь, миленький. Просто обопрись на меня и ступай. Вот так, ещё шажок, ещё. Надо только выйти из Вильтота, да? Потом станет легче, правда же?

Гил кивнул, стараясь не думать, откуда она знает, что Вильтот из всех призрачных миров отбирает больше всего сил. Читала, наверно, дневники других сталкеров, изучала тему, успокоил он себя, когда они всё же добрались до границы с астралом.

Дальше было чуть легче. Астрал они прошли не быстро, так как Гил волочился будто раненая лошадь с дюжиной седоков, но прошли. А когда он рухнул на пол своей кельи, измарав его кровью, Марлена кинулась к вороху накидок, отыскала склянку с настоем и отпоила сталкера, приведя в чувства.

– Может у тебя и мазь для этого есть? – с трудом проговорил он, показывая на обуглившуюся шею.

– Да вот этим же и смажем, – решила Марлена и аккуратно, стараясь не причинять Гилу лишних страданий, увлажнила ожог лечебным снадобьем.

На удивление сталкера рана стала постепенно затягиваться. Нет, совсем она не прошла, но открытого обгорелого мяса на шее уже не было видно.

– В нашем ордене тоже есть маг, – пожала плечами Марлена. – Этот бальзам не простой врачеватель делал.

– Понятно, – прохрипел Гил и вгляделся в печальные глаза Марлены. – Мы что-нибудь придумаем, – прошептал он, оглаживая её щёку. – Наверняка есть ещё какое-то условие, о котором ты не знаешь. Некий ключ, дополнительная жертва или ещё что. Хотя я склонен считать, что дело во мне. Сталкеры просто ходят между мирами, они не вызволяют пленников из магических темниц.

– В этом-то всё и дело. Её темница – это такой же другой мир. Вот почему нужен сталкер. Вот почему только ты и можешь отворить эти печати. Они – замки на дверях в иное, третье измерение призрачных миров.

Глава 45

Выйдя в большой ритуальный зал, Гил и Марлена поняли, что большая часть братьев и сестёр ордена уже покинула этот вертеп, но кое-кто все же остался. Особо утомившиеся банально спали, но некоторые продолжали наслаждаться праздником. Правда, довольно вяло, скорее всего, подчиняясь остаточному действию коварных препаратов Рабана, которыми опоили несчастную Марту, прежде чем она превратилась в ополоумевшую нимфоманку.

Среди немногочисленного народа был и гер Краузе. Он сидел, облокотившись спиной о ритуальный камень, уронив лицо в широкие ладони, и как будто не дышал.

Гил понадеялся, что у этого с виду крепкого мужчины не выдержало ночью сердце, и он поплатился за алчность и непомерное чувство собственной важности, на алтарь которого положил родную дочь. Но тут гер дёрнулся и резко поднял голову, уставившись на Марлену и Гила, что крадучись пробирались меж любовников.

Парочка предусмотрительно накинула на лица капюшоны, но внимание Краузе привлекли золотистые локоны Марлены. Он уставился на свою бывшую жену, будто соображая, её ли повстречал в это тяжёлое похмельное утро. А Марлена, вместо того чтобы бежать от него без оглядки, замедлила шаг и с интересом маленького ребёнка, стала разглядывать суровое лицо мужчины со сведенными к переносице бровями и искривлёнными в отвращении губами.

– Ты-ы-ы, – прохрипел Краузе, приоткрыв в удивлении рот. – Шалава!

Гер резко дёрнулся, хотел подняться на ноги и почти преуспел в этом, но как только его рука потеряла опору в виде жертвенного камня, он пошатнулся и снова рухнул к подножью алтаря.

Только тогда Марлена опомнилась, вцепилась в рукав Гила и поспешила убраться прочь.

Наплевав на конспирацию, они неслись к самоходной коробке, а Краузе кричал им вслед проклятья, и Гил уже было подумал, что это конец, что сейчас они попадутся, и Марлена вновь подвергнется очередному наказанию. Но именно в эту минуту двери железной коробки раскрылись и оттуда выпорхнули те самые девушки в тогах, которых Гил повстречал в первый день своего пребывания тут.

– Мм-м-м, красавчик, – пропели они хором. – Ещё не спишь, как насчёт…

– Простите, дамы, – сладенько проворковал он, прикладывая к груди руку и подталкивая Марлену внутрь кабинки, – очень спешу. Но как только освобожусь, так сразу отыщу вас.

Девушки смерили оценивающим взглядом Марлену и хмыкнули:

– Понимаем.

Гил был несказанно рад, что так легко отделался от жриц и сумел беспрепятственно завладеть самоходной кабиной, вот только он не знал, как ей управлять. Зато Марлена хорошо это знала. Она уже поднимала какие-то рычаги и настраивала машину на нужное направление, и вот они тронулись и покатили вверх.

– Ты о чём думала?! Зачем рассматривала Краузе, хотела спровоцировать?

– Нет, мне просто было интересно.

– Интересно что?! – негодовал Гил. – Хватит ли у него сил встать после вчерашнего и ещё раз отходить тебя тростью?

Глаза Марлены широко раскрылись, будто она только сейчас начала осознавать некую страшную мысль.

– Только не говори, что не узнала его? – чуть дыша, прошептал Гил.

– Не мели чепухи! Конечно, узнала.

– Марлена, – предупреждающе протянул сталкер, – не лги мне.

– Я не лгу, как я могла не узнать это чудовище!

– Тогда скажи мне, дорогая моя девочка, кто он тебе?

– Ты и сам догадываешься.

– Я хочу услышать это от тебя.

Пухлые губки Марлены открылись для ответа, но в эту минуту двери самоходного устройства отворились, и перед ними возникло ещё три фигуры в ритуальных балахонах. Слава Создателю незнакомых Гилу.

– Где вы были?! – обратился один из членов ордена к Марлене, и у Гила непроизвольно отвисла челюсть.

Марлена вздёрнула голову и кивнула в сторону своего любовника.

– Это он?! – воскликнула пара мужчин. Третьей была девушка, чьи длинные русые волосы виднелись из-под капюшона, но она стояла в стороне и помалкивала, пряча от Гила лицо.

– Да, это он, – лаконично ответила им Марлена и, выйдя из кабинки, поспешила к выходу.

Все кто был в коридоре кинулись за ней.

– Там дверь закрыта, – окликнули её соучастники шпионажа, а это, несомненно, были они, теперь Гил это хорошо понимал, ведь вчера Марлена говорила, что пришла не одна.

– Значит, мы найдём другой путь, – твёрдо сказала она, продолжая идти вперёд.

– Не надо другого пути, – встрял в разговор сталкер, вынимая из-за пазухи ключ.

– Ооо, Гил, ты непревзойдённый мастер побегов!

Марлена на бегу протянула к ключу руку, но парень убрал его обратно в нагрудный кармашек и помотал головой.

– Ты ответишь на мой вопрос касательно гера Краузе? – нагоняя Марлену, спросил сталкер.

– О, Гил, давай не сейчас, – стала умолять она. – Мы обязательно всё обсудим, но чуть позже, когда выберемся на свободу.

– На свободу выберешься только ты. Я остаюсь здесь.

– Ты опять за старое?! – разозлилась Марлена.