Чужая в небесной канцелярии.

Глава 1.

Глава 1.

Люк, крылья и паника

Ирина шла из тех девушек, у которых каблуки щёлкают как аплодисменты: «браво, браво, выдержала девичник, не расплакалась на тосте, не позвонила бывшему». Она держалась до последнего — до того самого места, где город решил подмигнуть ей чёрным глазом открытого люка. На трезвую голову она бы заметила предупреждающую ленту, обошла, написала возмущённый пост про коммунальщиков и пошла дальше — но голова была не то чтобы совсем не трезва, а… слегка в розовом тумане. В меру упругая, в меру счастливая. И в меру невнимательная.

Люк чёрным ртом зевнул — и проглотил.

— Да чтоб вас… — успела сказать Ирина и приготовилась встретить бетонную слякоть, татухи из ржавчины и треск собственного достоинства.

Дна не было.

Был воздух. Много воздуха. Слишком много воздуха — со вкусом холодного металла и сладкой сырости. Было не «падаю вниз», а «лечу вниз с неба». Ирина рефлекторно распахнула руки — и уловила за спиной нелепое: что-то шуршало, хлопало, теребило плечи, как оторванные занавески на сквозняке.

Крылья.

Точнее, их жалкие родственники — тряпочные, обметанные, в лохматой бахроме, будто их выдавали на складе «Небесной секонд-хенд-канцелярии» под расписку.

— Только не высота, только не высота! — выдохнула Ирина и зажмурилась. Сердце било в рёбра так, словно пыталось выбить аварийный люк изнутри.

Звук ударил по воздуху, как барабанный бой — мощный взмах крыльев. Чужих. Над ухом свистнула тень, воздух закрутился тугим вихрем, и её подхватило — небо затормозило.

— Дыши, — сказал чей-то низкий спокойный голос, близко-близко, как у тех, кто знает, что паника лечится чужим дыханием.

Ирина рефлекторно вцепилась — в плечи, твёрдые под пальцами, в кожу, пахнущую чем-то тёплым и странно знакомым — дымом, смолой, далёкими грозами. Она уткнулась лбом туда, где у людей грудь и где удобно прятать страх, и закрыла глаза, как делают дети, уверенные, что если ничего не видеть, то и мир не заметит.

— Я тебя держу, — добавил голос. — Обещаю, сегодня ты не разобьёшься.

«Сегодня?» — машинально отметила мозговая бухгалтерия Ирины. «А завтра?»

Они снижались.

Когда ноги коснулись твёрдого, Ирина всё ещё держалась. Она не из тех, кто вешается на шеи незнакомым мужчинам — но тут был случай исключительный. К тому же ей было откровенно плохо: ладони влажные, колени ватные, желудок забыл все уроки этикета и настойчиво предлагал выйти подышать.

— Уже земля, — мягко напомнил он.

Она отлепилась — осторожно, словно снимала пластырь. Сделала вдох, ещё один, и открыла глаза.

Первым, что увидела Ирина, были крылья. Настоящие — чёрные, широкие, с матовым серебристым отливом по кромкам, с тёмными прожилками, как тонкие молнии, застывшие в перьях. Они ещё двигались — не от необходимости, а по привычке: два мощных крыла, которые привыкли держать небо.

Вторым — лицо. Ирина привыкла считать слово «красивый» чем-то условным, но здесь условности закончились: чёткая линия скул, тёплая кожа, глаза цвета тёмного мёда, в уголках — усталая насмешка, которая бывает у тех, кто посмеялся над собой раньше, чем над миром. Волосы — тёмные, длиннее, чем полагается приличным бюрократам и ангелам из церковных открыток. И да — над лбом, в спутанных прядях, торчали два аккуратных рожка. Маленьких, упрямых и совершенно невозможных.

— У тебя… — Ирина указала пальцем, растеряв всю дипломатию мира. — Э-э… аксессуары.

— Понимаю, — он тронул рукой линию волос, улыбнулся. — Пугают. Иногда меня самого пугают. Я постарался их не точить.

— Очень предусмотрительно, — хмыкнула Ирина, почувствовав, как возвращается язык. — Ничего, привыкну. К крыльям… тоже. К крыльям я привыкну позже. Намного.

— Страх высоты?

— Он самый. И суеверие: не смотреть вниз, когда снизу облака. Вообще красивой смерти я не планировала.

Они стояли на каменной террасе. Ветер сносил прочь последние кусочки паники, оставляя вместо неё ясность. Город — если это был город — располагался на ступенчатых ярусах: мосты, арки, балконы, над которыми висели полупрозрачные сферы с золотистой вязью, как печати. Свет лился откуда-то сверху — не солнце, а спокойный блеск — и множился в витражах, пробегал по гладким стенам и долго держался в воздухе, как музыка на репетиции.

— Где я? — спросила Ирина. — И почему у меня на спине… вот это?

Он посмотрел ей за плечо серьёзно. Складки его губ перестали смеяться.

— У тебя отпечатки. Крылья канцелярии. Бумажные, — он сдержанно усмехнулся, — но сколько пафоса.

— Бумажные? — Ирина вытаращила глаза. — Это вы меня из какого-то регламента вырезали?

— Почти. Ты прошла через люк. Междумирный. Его обычно закрывают на три печати и две подписи, но, видимо, кто-то поставил галочку «перенос по необходимости». И люк среагировал на твой… — он чуть прищурился, подбирая вежливое слово, — эмоциональный фон.

— Хотела же написать жалобу ЖЭКу. Придётся, выходит, писать в… — Ирина запнулась. — А куда тут жалобы? В Чистилище техподдержки?

— В Небесную Канцелярию, — он произнёс это как факт, без пафоса. — И не беспокойся, они сами уже знают. Когда их бланки начинают светиться, они чувствуют, что что-то пошло не по протоколу.

— Отлично. Меня сюда… оформило. Бесплатно. Без согласования. И без страховки от падения.

Он кивнул в сторону узкой лестницы, ведущей в арку.

— Пойдём, пока тебя не выдало обратно ветром. Я — Север.

— Север? — Ирина приподняла бровь. — Это география, направление или предупреждение?

— Имя. Дали за характер. Я вечно против ветра.

— Приятно познакомиться, Север Против Ветра. Я — Ирина. И да, то, что ты меня не дал разложиться тонким слоем по облакам — твоя большая заслуга. Спасибо.

— Спасение падших — мой профиль, — сдержанно улыбнулся он.

— Я не падшая. Я случайно упавшая. Это разные должностные инструкции.

— А вот тут, — он чуть наклонил голову, — начнётся интересное. По чужому миру никто просто так не падает.

Глава 2.

Глава 2

Ирина не сразу поняла, что её глаза открылись. Сначала были только переливы света — слишком яркие, слишком неживые, чтобы быть солнечными лучами. Казалось, кто-то разлил жидкое золото по воздуху, и оно переливалось на каждой искре, на каждом облачке. Она моргнула — и увидела, что стоит на мраморной площадке. Под ногами сиял пол из белоснежного камня, будто отполированный до зеркального блеска, а вокруг располагались колонны, каждая украшена резными письменами, переливавшимися серебром.

— О-о-о… — выдохнула она, схватившись за край ближайшей колонны. — Это что, «Небесный дизайн интерьеров» в стиле люкс?

Ответа не последовало, но зато рядом возник звук крыльев. Сначала лёгкий, почти шорох, потом — отчётливый, властный взмах. Ирина подняла взгляд — и у неё перехватило дыхание.

Перед ней стоял мужчина. Нет, Мужчина с большой буквы. Высокий, плечистый, волосы золотистые, будто лучи утреннего солнца сплелись в густую копну. Глаза — небесно-голубые, такие, что можно утонуть. На спине — крылья, белоснежные, с переливом, словно каждая перышко создавалось художником лично. Он склонил голову и чуть улыбнулся.

— Добро пожаловать в Небесную канцелярию, Ирина, — голос у него оказался бархатным, с лёгкими низкими вибрациями, от которых мурашки побежали по коже.

— Канцелярию? — Ирина моргнула. — А печати где ставить? И справки в трёх экземплярах кому сдавать?

Мужчина усмехнулся, уголки губ дрогнули.

— Рафаэль, — представился он. — Твой куратор.

«Ну хоть не бухгалтер», — мысленно буркнула Ирина, но тут её внимание привлёк другой звук. Не хлопок крыльев — хруст шагов по камню.

Из-за колонны вышел второй. Контраст был ошеломляющий: если Рафаэль выглядел воплощением света, то этот был словно создан из тени. Высокий, с чёрными, чуть взъерошенными волосами, глаза тёмные, словно бездна. На висках — едва заметные рожки, тонкие, будто украшение, но от этого только ещё более… опасный. На спине — крылья цвета воронова крыла, матовые, с еле уловимым блеском.

— Вот и наша новенькая, — сказал он, скользнув по Ирине взглядом. В этом взгляде не было злобы, но было что-то такое, от чего в груди у неё сжалось. — Кай.

— Падший, — тихо добавил Рафаэль.

— Ага, спасибо, я уже догадалась, — Ирина прижала ладонь к груди. — Светлый ангел и падший ангел… То есть у меня тут что, полный комплект? Осталось только скидочную карту оформить, и всё?

Рафаэль хмыкнул, но Кай не улыбнулся. Он смотрел внимательно, пристально, как будто видел в ней нечто большее, чем просто перепуганную девушку.

— Ты привела с собой запах железа, — тихо сказал он. — Городского асфальта, бензина и… отчаянья. Интересно.

— Спасибо за комплимент, — отрезала Ирина. — Обычно мужчины говорят: «ты пахнешь духами», а у меня, видимо, — «асфальтом». Очень романтично.

Рафаэль шагнул вперёд, чуть прикрыв её своим крылом.

— Не обращай внимания. Кай любит… странные метафоры.

Ирина огляделась. За пределами колонн расстилался целый город — прозрачные мосты, сияющие башни, дворцы, соединённые потоками света. В воздухе плавали маленькие облачка, и на некоторых из них были нарисованы глаза. Одно облачко подлетело ближе и моргнуло.

— Ох ты ж боже мой! — Ирина отпрянула. — Оно… оно на меня смотрит!

— Это фамильяры, — пояснил Рафаэль, слегка улыбнувшись. — Они будут помогать тебе. У каждого новоприбывшего есть несколько.

Облачко подлетело к Ирине, сделало круг и довольно пискнуло.

— С ума сойти… У меня теперь домашнее облако, — пробормотала она. — А можно мне ещё чайник, стиралку и пылесос в комплект?

Кай тихо фыркнул.

— Осторожнее с желаниями, Ирина. В Небесной канцелярии они иногда сбываются слишком буквально.

Рафаэль жестом пригласил её следовать за ним.

— Пойдём. Тебе нужно обустроить своё место.

Они прошли через длинный зал. Стены переливались светом, в витражах мелькали сцены — битвы ангелов, полёты над горами, странные письмена. Пол слегка светился под ногами, оставляя за каждым шагом тонкий след, словно сама память камня запоминала её.

В конце зала распахнулась огромная дверь, и Ирина ахнула.

Перед ней возвышался замок. Не просто дом — целый небесный дворец: башни из белого камня, крыши, сияющие голубым, мостики, ведущие к смотровым площадкам. И всё это окружено садами, где деревья светились мягким сиянием, а вместо птиц порхали крошечные крылатые огоньки.

— Это твоё, — сказал Рафаэль.

— Моё? — Ирина вытаращила глаза. — Простите, я тут слегка подвыпившая была, когда в люк падала, но вроде ипотеку не оформляла!

Рафаэль рассмеялся впервые — и смех у него был как музыка, лёгкий и звонкий.

— Здесь нет ипотеки. Тебе выделено место, как новому ангелу.

— Новому… ангелу? — переспросила она. — Подождите… Я живая женщина из Киева, у меня там подруга Люська осталась, ей завтра на работу, а я должна была ей писать… И вообще, у меня кот!

— Кота мы можешь вернуть, если сумеешь пройти адаптацию, — сказал Кай спокойно, опираясь на колонну. — Но сначала ты должна выжить.

— Обнадёжил, спасибо! — вздохнула Ирина и, неожиданно для себя, прыснула со смеху. — Вот так всегда: хотела просто в люк не упасть, а в итоге — дворец, фамильяры-облака и два мужика с крыльями. Отличное начало!

Рафаэль протянул ей руку.

— Ирина, не бойся. Канцелярия не так страшна. Здесь ты найдёшь всё, что тебе нужно.

Она посмотрела на его ладонь — сильную, красивую, и почему-то очень тёплую — и поколебалась всего миг. А потом вложила свою руку.

Внутри неё всё пело: страх, смех, лёгкая истерика и странное предчувствие, что её жизнь только начинается.

Глава 3.

Глава 3.

Канцелярия, замок и кристаллы

Ирина всегда думала, что бюрократия — это унылый коридор с линолеумом, табличка «Ответственный в отпуске» и запах канцелярского клея. Небесная Канцелярия разрушила эту теорию с порога. Здесь коридор был из света: широкая галерея под хрустальными сводами, по которым неспешно текли золотистые полосы — как если бы невидимый каллиграф рисовал на потолке бесконечные буквы. Витражи вместо окон показывали не улицы, а истории: чьи-то встречи, чьи-то дороги, чьи-то решения, подсвеченные мягким сиянием. Под ногами — пол, полированный до зеркала; каждый шаг оставлял тончайшую росчерк-подпись, и росчерк гас, когда ты переставал думать о себе.

— Ладно, — пробормотала Ирина, — если тут есть электронная очередь, пусть будет «живая очередь». И кофе. Кофе обязателен.

— Кофе — в зале ожидания, — невозмутимо кивнул Рафаэль. Сегодня он выглядел ещё более официально: белая туника со светящейся нитью по вороту, за спиной сложенные крылья — идеальные, как каталог. — Ирина, запомни: Канцелярия не любит лишних слов, но очень любит ясные формулировки. Говори просто. Проси конкретно.

— Говори просто, проси конкретно, — повторила она. — Хорошо. «Верните меня домой, накормите, напоите, снабдите пледом и не кидайте с высоты». Достаточно конкретно?

— Достаточно честно, — вмешался с тени второй голос. Кай, опершись плечом о колонну, смотрел на Ирину без улыбки, но в уголках губ жила тёплая усмешка. Чёрные крылья лежали на нём, как ночь — уверенно и бесшумно. — И — да, прежде чем начнутся печати: мы с тобой не познакомились как положено. Ты спросишь про «Север». Это прозвище. Меня так когда-то называли те, кто привык летать против ветра. В документах — Кай.

Ирина переводила взгляд с одного на другого, будто училась различать два оттенка света: ослепительно-правильный — и густой, живой, опасно-тёплый.

— Нормально, — кивнула она. — У каждого своё. У меня, например, на Земле подруга зовёт меня «Ирка-аврал». Я всегда всё доделываю в последний момент. Кай — прозвище, Рафаэль — должность, Ирина — аврал. Команда мечты.

— Сочтём за девиз, — ровно сказал Рафаэль, но глаза у него улыбались.

Зал регистрации был похож на храм библиотекарей. Три круглых стола, на каждом — кристаллическая чернильница и перо, которое само подлетало к руке. Лёгкая музыка, похожая на шёпот бумаги, складывалась в спокойный ритм. По стенам — таблички: «Переназначения судьбы — только по согласию», «Заморозки линий — временно», «Любовь — вне квот». Последняя, казалось, слегка светилась ярче остальных, но, может, это было только желание Ирины.

К Ирине подплыло облачко-фамильяр — круглое, пушистое, с парой любопытных глаз-капелек. На макушке у него время от времени вспыхивала мини-молния, как икота у неба.

— Это Пых, — сообщил Рафаэль. — Один из твоих. Будет запоминать твои мелочи: где ты оставила ключ, на какой странице закрыла книгу, как любишь чай.

Облачко радостно пискнуло, выпустило микроскопическую молнию и деловито зависло над плечом Ирины.

— Пых, — повторила она. — Очень в тему после вчерашнего девичника.

Вторая крошечная тучка подлетела следом — более вытянутая, с прищуренными глазками и тонкими бровями из дыма.

— А это — Штрих, — сказал Кай. — Видит деталь, которой не хватает, и добавляет её. Полезен в разговорах с теми, кто любит недоговорённости.

Штрих кивнул (если облака умеют кивать), облетел Ирину кругом, аккуратно подтянул ей прядь волос под ленту — и с явным удовлетворением стал на место.

Их позвала на регистрацию Даная — та самая канцеляристка в светлом плаще. Вблизи её красота была не строгой, а точной: лицо без суеты, взгляд — внимательный, речь — как выверенный протокол, в котором впервые кто-то оставил место для примечаний.

— Итак, Ирина, — спокойно произнесла она. — Первичное оформление. Статус: прибывшая вне протокола, без согласования, с временной маркировкой «ангельские отпечатки». Права: защита от принуждения, право на информацию простым языком, право на сопровождающего. Обязанности: не вмешиваться в канцелярские процессы без допуска, не подписывать незнакомое.

— Последнее мне очень подходит, — отозвалась Ирина. — Я по жизни не подписываю «согласие на всё».

— Хорошая привычка, — кивнула Даная. — Теперь «плюшки», как вы это называете.

Она положила на стол плоский серебристый браслет. На его поверхности вспыхнули цифры 000 100.

— Ваш счёт. Валюта — кристаллы. Номиналы: осколки, грани, связки, ядра. Сейчас на счёте — сто граней стартового фонда.

— А сколько это в «булочках и пледах»? — уточнила Ирина.

— Хватит на месяц жизни без роскоши и на базовый ремонт, — вмешался Рафаэль. — При бережном расходе — на полтора.

— Дальше, — Даная подвинула к Ирине гладкую пластину, похожую на тонкую книгу без страниц. — Гримуар адаптации. Пишет сам, но только то, что вы прожили. Хорошо ложится рядом с чашкой чая. Не любит пафос.

Следом — перо; его наконечник был из тонкого кристалла, а оперение складывалось в мини-крыло.

— Перо правды. Им нельзя подписать ложь. Будет щекотать до слёз, — не удержался Кай.

— Оставьте комментарии, падший, — мягко осадила его Даная и выдвинула ещё одну вещь — мешочек-сумку цвета дождя. — Хранилище малых вещей. Не переносит живое, зато утащит три чемодана косметики.

— Вы меня понимаете, — прошептала Ирина, с нежностью погладив сумку.

Последним на стол Даная положила ключ. Он был тяжёлый, как обещание, с головкой в виде мини-витража. Когда Ирина коснулась металла, по пальцам побежали тёплые искры.

— Ключ-печать от вашего поместья, — произнесла Даная. — Небесный замок «Сад на ветру». Он заброшен семьдесят лет. Формально числился в резерве. Теперь — ваш. Вы можете жить где угодно, но замок привязан к вашему статусу. Он будет «вызревать» от присутствия людей. И — да, — она на мгновение смягчила голос, — ему нужны смех, запах выпечки и музыка.

— Печь я... — Ирина сочла честным взглянуть на правду, — ну, так себе. С музыкой хуже — фальшивлю сердцем. А вот улыбаться — умею.

Глава 4.

Глава 4.

Регламент на человеческом

Ирина проснулась от того, что кто-то аккуратно подал ей стакан воды — ровно в тот момент, когда мозг окончательно решил включиться и задать уже тысячу неудобных вопросов, начиная от «где розетки» и заканчивая «а чем у вас заменяют аптечку после вечеринок». Стакан держал Пых: облачко вытянуло из себя две крошечные «ручки» из пара и выглядело настолько деловым, что совесть у Ирины дернулась и распахнула глаза.

— Спасибочки, — хрипло сказала она и сделала глоток. Вода была тёплой, с едва заметным привкусом мяты и чего-то вроде молочной карамели. — И почему у вас даже вода как забота? Где шок-контент этого мира?

— На балконах, — отозвался голос Кая, и из дверного проёма мягко «выпала» тень его крыльев. — Шторм ушёл, но высота осталась.

— Высота — не контент, а угроза, — отрезала Ирина, заправляя волосы под ленту. — Вы сегодня в режиме «утренний сарказм»?

— Я всегда в режиме «честность без обёртки», — отозвался он и на секунду улыбнулся одними глазами.

Комната, которую ей определили, за ночь будто подтянулась: пыль улеглась ровнее, окно постаралось быть чище, а на спинке кресла оказался сложенный плед с рисунком из тонких струй — будто дождь застыл в вязи. Штрих, естественно, пометил угол: «сюда — тапки», и аккуратно нарисовал стрелочку к корзине, в которой оказались мягкие домашние сапожки. Ирина засмеялась — тихо, по-домашнему. «Сад на ветру» шёл навстречу, как кот, который делает вид, что не нуждается в людях, но всё равно трётся о ноги.

— План дня, — прозвенел на пороге голос Рафаэля. — Завтрак. Регистрация. Обход замка. Поставка кристаллов. Осмотр витражей с мастером. Во второй половине — базар Канцелярии. К вечеру — первое совещание в Управлении Обживания.

— Управлении чего? — Ирина поперхнулась и вытерла губы ладонью. — Обживания?

— Отдел, который помогает новым домам стать домами, — кивнул Даниил, входя следом. На нём была простая светлая рубашка, у крыльев — мягкие кожаные хомуты, стягивающие перья, чтобы не мешались в комнатах. Практично и почему-то… очень красиво. — Мы без протокола, Ирина. Просто садимся в гостиной и составляем список «что сразу». А потом — делаем.

— Список я люблю, — оживилась она. — Даже если потом нарушу его с первого пункта.

— Нарушай, — спокойно сказал Даниил. — Лишь бы знала, что нарушаешь.

Завтрак был смешным: кристаллы-яйца, которые надо было «расколоть», чтоб получить омлет; хлеб, который Штрих упорно резал идеально ровными ломтями (Ирина смеялась и нарочно резала криво — «пусть в этом доме будет место несовершенству»); чай, который Рафаэль настоял на каких-то золотистых нитях — он выходил прозрачным, но оставлял послевкусие сбежавшего детства. Кай молчал, но поставил на стол миску с чем-то, что оказалось самым правильным вареньем на свете: не приторным, а терпким, как летние запахи в городе после грозы.

— Если ты скажешь, что варенье — из «облачной смородины», я уйду, — предупредила Ирина и намазала его на хлеб.

— Из световой алычи, — серьёзно ответил Кай. — Растёт на верхних площадках. Срывать опасно.

— Кто срывал? — прищурилась она.

— Я, — честно признался он. — Мне полезно помнить про опасность.

Ирина кивнула и, не удержавшись, коснулась пальцами края его «рога» — так, на секунду. Тот оказался тёплым, живым и немного шершавым. Кай дернул уголком рта: не обиделся.

— В регламент включим пункт «не лапать рога без предупреждения», — ровно заметил Рафаэль. — И пункт «не спускаться на верхние площадки одной».

— А также пункт «не соскакивать с моста в приступе героизма», — добавил Даниил. — Это было бы красиво, но контрпродуктивно.

— Я вообще планировала героизм вынести на послеобеденное время, — отозвалась Ирина и хлопнула Пыха по макушке — тот от восторга вспыхнул маленькой молнией.

---

Регистрация в Канцелярии напоминала лёгкий театр — с перьями вместо кулис, витражами вместо декораций и клерками вместо актёров. Ирина медленно шла по галерее и прикидывала, куда бы воткнуть в эту красоту кофе-пойнт «для простых смертных», когда у дальней колоннады зашевелились белые крылья — словно мёд схватился в карамельную пену.

— Ирина, — Даная шагнула навстречу и подала тонкую папку. — Мы перевели протокол на человеческий. Без длинных слов. Пункты: статус, защита, права, дом, кураторы, отказ от переназначения без согласия. Подписываете пером правды — оно щекочет, да.

— Отлично, люблю, когда меня предупреждают о щекотке, — Ирина посерьёзнела, взяла перо и… расплылась в улыбке: действительно, перо пульсировало в пальцах, будто кот тёрся о ладонь. — Меня любят предметы в этом мире? Или просто понимают слабости?

— Здесь вещи делаются из намерений, — пояснил Даниил. — Им легче под тебя подстроиться, если ты сама честна.

— Запишите «обаяние мира: 1, бюрократия: 1», — велела облачкам Ирина. Пых повесил в воздухе сверкающую единичку, Штрих дорисовал шкалу.

Пункты оказались понятными — даже до странности: право отказать в любой процедуре, если не понимаешь сути; право просить перевод «на человеческий»; право на сопровождение; на безопасность; на обживание «как умеешь»; право на кота (Ирина всхлипнула от внезапной нежности) — когда сможет стабильно удерживаться в этом мире без обратного отскока. Обязанности: не трогать «переменные судьбы» других; не давать обещаний «за справедливость вообще»; не прыгать с балконов (отдельный пункт!); не провоцировать витражи на показ «жёстких историй» без подготовки.

— И пункт «любовь — вне квот» меня особенно умиляет, — сказала Ирина, подписывая. Перо щекотало так, что хотелось смеяться в голос. — У вас любовь — как отпуск? «По согласованию с руководителем»?

— У нас любовь — как стихийное бедствие, — приобрёл сухую иронию Рафаэль. — Её учитывают в статистике, но не планируют.

— Ну хоть честно, — хмыкнула она.

Когда все подписи были поставлены и перо довольно прыснуло сиянием, Даная положила на стол ещё один маленький плоский камешек — как плоскую конфету.

Глава 5.

Глава 5.

Дом, который учится вместе со мной

Проснулась я от аккуратного «дзынь» — не назойливого будильника, а вежливого намёка вселенной: «доброе утро, у тебя есть лицо, и его неплохо бы умыть». «Дзынь» издал Пых, зависший у изголовья и выглядывающий из собственного пара, как ребёнок из шторки: «вставай, у нас расписание». Я зарылась носом в подушку, пробормотала «ещё пять минуточек» и попыталась притвориться шторкой. Подушка не поддержала заговор. Сверху на меня плавно опустился плед — тот самый «объятие» — и я сдалась: хорошо, мир, я буду человеком.

— Пых, — простонала я, — если сейчас не будет кофе, я устрою бунт на небесном корабле.

— Кофе в пути, — ровно сказал голос Рафаэля у двери. И это «в пути» было таким, что кофе действительно будто шагнул в комнату сам: пар, аромат, кружка, тёплая керамика к ладоням. — Доброе утро, Ирина.

Я села прямо на кровати, укутанная пледом по уши, и сделала первый глоток. Кофе оказался — простите за пафос — моральной поддержкой в жидком виде. Ни грамма «душистой сиропной неправды», только внятное: «держись, я с тобой». Где-то на краю зрения Штрих дорисовал к кружке мини-усики — и тут же смущённо стёр. Я фыркнула.

— Доброе утро, ангелы мои. Что говорит расписание? — спрашиваю, уже подозревая, что сейчас будет слово «лестницы».

— Утренняя лестничная терапия, — не подвёл Кай. Появился в проёме тенью, и тень была красивая, как незаконная графика на старом мосту. Чёрные крылья легли складками, а взгляд огладил комнату, будто проверяя, не прячется ли где опасность. — Сто ступеней до смотровой площадки. Медленно. Без героизма. С паузами на дыхание.

— Сто ступеней — это ты мило, — буркнула я в кружку. — Знаешь, у нас на земле есть такая история: если женщина сказала «пять минут», имей в виду — это не пять минут. Если Кай сказал «сто ступеней», имей в виду — это сто, но они умеют множиться.

— Умеют, — согласился он, — если человек забывает дышать.

— Я помню! — я поставила кружку и выбралась из пледа. — Вид и видимость. Дышать. Не глотать воздух как сахарную вату.

— И не шутить, когда страшно, — добавил Даниил, появляясь со своим спокойным, земным лицом. — Шутить — можно, но после «лимонного пирога».

— Всё, я готова, — подняла руки. — Утренний ритуал: лестницы, дыхание, потом — завтрак, где я изображу из себя повара и не опозорюсь. Пых, фиксируй — «героизм после каши».

Пых торжественно вывел в воздухе «ГЕРОИЗМ ПОСЛЕ КАШИ», Штрих подрисовал к надписи маленький шлем и ложку.

---

Лестницы «Сада на ветру» были похожи на фортепиано: каждый пролёт звучал по-своему. Первый ступил я — и стены кивнули низким аккордом «утро», отозвались в груди. Кай шёл рядом, чуть позади — чтобы видеть, как я ступаю. Рафаэль — справа, на полшага впереди, как будто ведёт ритм. Даниил — слева, без надзора, но с присутствием.

— Смотри не вниз, — мягко говорил Кай. — Не вверх. Перед собой. Найди три точки опоры: ступня, перила, дыхание. Паузы делай до того, как их потребует паника.

— Паузы… — я остановилась на площадке, вдохнула, потянулась плечами. — Так, кажется, в меня встроили физиотерапевта. Ничего, я видела похуже — корпоративы по вторникам в девять утра.

Рафаэль улыбнулся уголками губ.

— Мы можем включить музыку на каждой площадке, — предложил он. — Если аккорды помогают.

— Помогают, — честно сказала я. — Но знаешь, что ещё помогает? — Я ткнула Пыха в «пузо». — У меня теперь есть облачко, которое знает слово «героизм». Значит, вселенная меня любит.

Дальше было проще. Я считала ступени вслух — не для отчёта, для ритма. На тридцать седьмой мне захотелось плакать; на сорок второй — смеяться; на шестьдесят пятой — сдаться. На шестьдесят шестой я услышала внутри собственный голос: «не надо быть над — будь рядом», и стало легче. На сотой площадке ветер облизал щеки — теплый, как ладонь, — и я поняла, что в высоте есть одна подлая, но правдивая вещь: она честно говорит, где заканчивается твоя привычная зона. И если тебя там встречают — как меня встретили — можно выйти на шаг дальше.

— Голова кружится? — спросил Даниил.

— Кружится, — сказала я, и улыбнулась, — но не падает.

— Отлично, — констатировал Кай. — Теперь — вниз.

— Обожаю тебя, — рывком выдохнула я. — Ты — опасность с инструкцией.

Мы спустились легче, чем поднимались. На последнем пролёте я позволила себе аристократическую слабость: подняла руку — и Рафаэль подавил улыбку, подставил локоть. Знаю, не по правилам, но я здесь ещё и для того, чтобы кто-то переписывал правила под человеческий рост.

---

Завтрак устроил нам маленькую победу: у меня получились блины. Кто-то скажет: «да в этом мире кристаллы сами жарят как надо», но нет. Сковорода горячая, масло — нужной тонкости, тесто — густое, и рука, которая «чувствует». Моя рука ощутила: сейчас — переворачивай. Получилось золотисто. Я, конечно, испортила один — он упал на пол, и Пых героически закрыл собой пятно. Штрих нарисовал табличку «не наступать». Мы смеялись. Кай, молча, одним движением подкинул блин в воздух и поймал — и это выглядело так, будто чёрные крылья тоже умеют жарить.

— Ты что, кулинарный демон? — подозрительно спросила я.

— Я человек, — сказал он. — У которого были голодные годы. В изгнании романтизм выветривается первым, за ним — иллюзии. Остаются навыки.

Я хотела спросить ещё — про изгнание, про «чем вы питались» — и удержалась. Есть у слов вес, который не надо трогать сразу. Просто наложила ему блинов больше. Рафаэль принёс варенье из световой алычи и мёд — как будто в шестиугольниках прятали солнечные минуты. Даниил заварил чай. Мы ели, и было то самое «как дома», которое нельзя купить, но можно построить.

— В полдень — Бюро бытовых чудес, — напомнил Даниил, заглядывая в список. — Розетка, прачечная, мастер по музыке.

— Розетка! — я отставила кружку. — Наконец-то. И давайте честно: у меня есть фен. Я хочу, чтобы у меня был фен. И это не каприз — это здание самооценки.