Чужие сны. Семь ликов любви

1. Ночной звонок. Эрос

Случайность определяет Судьбу, если ты готов к этому…

Телефон вибрировал, мигал и гудел. Незнакомый номер, в два часа ночи! Я собрался возмутиться, но не успел — требовательный женский голос прозвучал около уха:

— Это ты мне звонил?

Спросонья сообразить, кто спрашивает, я так и не смог, но попытался оправдаться:

— Нет, не я.

Что ещё говорить в такой ситуации? Надо было спросить, с какой стати я должен ей звонить, но не получилось.

— А почему ты мне не звонил? — разговор прервался ее истерическими всхлипами, плавно перешедшими в рыдания.

Женщина плакала на другом конце эфемерной мобильной связи, а мне неловко было признаться, что она ошиблась номером. Конечно, следовало сказать: «Вы не туда попали», но… А если это не совсем посторонний человек? Может, я голос не узнал? Нехорошо. А главное – жалко ее.

И начал я оправдываться, объяснять:

— Ты ведь знаешь… у меня много работы.

— Ты всегда говоришь так! Значит, и сегодня не придёшь, я поняла. Я всё поняла. Зачем я тебе позвонила? Зачем, зачем?!

— Извини…

Она опять зарыдала.

Ситуация становилась всё более глупой и безвыходной. А если тот, кому она звонит, ждёт только одного её слова, чтобы сорваться среди ночи и нестись к ней сломя голову? А я тут невпопад отвечаю за него? Нет… Похоже, не собирался он к ней.

Всё правильно тогда, не будет ждать зря. Выплачется и забудет. Да мне-то что за дело?

Женщина молчала, теперь даже не было слышно, как она плачет. Я легко представил её расстроенное лицо: по щекам бегут слезинки, губы дрожат, волосы растрёпаны… Интересно: брюнетка или блондинка? Сколько ей может быть лет? По голосу трудно понять.

— Послушай! — Мне хочется выпутаться из дурацкой ситуации, но с каждым словом я увязаю в ней все основательней. — Давай я приеду завтра…

— Ты вчера мне это уже говорил.

Бессмысленно и бесчестно продолжать жестокую игру, нужно принять деловой тон и покончить с этим.

— Извините, что не сказал вам сразу, кажется, вы ошиблись номером.

Эти слова прорывают плотину, сквозь слезы с трудом разбираю:

— Ну, зачем? Зачем ты так? Я же сказала, да я всё поняла, не надо было звонить…— В трубке опять рыдания: — Но ты обещал… ты обещал приехать… я ждала. Хотя бы в самый последний раз.

Я молчу. Она тоже.

Долгое молчание становится невыносимым.

— Вы слышите? — пытаюсь объяснить еще раз. — Извините, но…

Она не слышит, потому что кричит:

— Как ты можешь шутить? Как ты смеешь?

— Я не шучу. Я, правда, не знаю ни Вашего имени, ни адреса.

Долгое молчание. Она ждёт, но мне больше нечего сказать, лучше положу трубку, и все.

— Нина… меня зовут Нина, если ты забыл, — она уже не плачет, едва слышно шепчет.

— Большой проспект, дом сто двадцать шесть, квартира восемь…

В трубке пустая тишина, соединение завершено.

— Большой проспект сто двадцать шесть, квартира восемь, — машинально повторяю я, а потом, вместо того чтобы попытаться снова уснуть, зажигаю свет, одеваюсь, ищу в ящике письменного стола ключи от машины, на полке в прихожей беру барсетку с правами и паспортом и выхожу из квартиры.

На улице темно. Морозная январская ночь, снег выпал с вечера, лежит сплошняком на тротуаре, нетронутый ничьими следами. Мои будут первыми. Подхожу к машине и оборачиваюсь: в комнате свет не выключил, вот мое окно на третьем, а больше ни одно окошко в доме не светится. Все двенадцать этажей спят, только от дверей парадных вверх тянутся лестничные пролёты — окна без занавесок, тусклый казённый свет.

Сажусь в машину, запускаю двигатель, выруливаю на проспект и только тогда соображаю, что Большой может быть и на Петроградской и на Васильевском. И что теперь? Поеду сначала на Васильевский, если не там — на Петроградскую.

Если не там! Очень будет мило, когда я среди ночи наугад позвоню в дверь, разбужу людей и скажу: «Позовите, пожалуйста, Нину». А ведь я не знаю, живёт она одна или с родителями. Почему с родителями? Глупость какая.

***

Нина открыла сразу, даже не спросила кто там. Ждала, только не меня.

Она оказалась не брюнеткой, не блондинкой, а медно-рыжей. Волосы растрепаны, глаза покраснели от слёз, губы распухли, на щеках подсохшие дорожки размытой туши.

Не было никаких сомнений, что это именно Нина.

За несколько секунд в ее глазах промелькнули изумление, разочарование, и, наконец, страх. Она хотела захлопнуть дверь без выяснения причины ночного визита, но я предусмотрительно крепко взялся за ручку двери и подставил ногу в щель.

— Я закричу, — прошептала она.

— Не надо. Если Вы не Нина — то я извинюсь и уйду, а если Нина, то Вы сами меня пригласили.

Я сказал это как можно мягче и попытался изобразить улыбку, должно быть, получилось плохо. Когда я потянул дверь на себя, в глазах её опять появился страх.

— Закричу! Откуда вы меня знаете? Кто вас подослал? Сергей? Это… он вам дал мой адрес? Да?!

— Нет, вы сами, полчаса назад, по телефону. Вот, смотрите: это Ваш номер? — я протянул ей мобильник с открытым списком входящих звонков.

Она посмотрела. Вернула мне телефон.

— Да… номер мой…

Сначала она не могла связать это: номер телефона, мой визит и какого-то Сергея, которого я знать не знал. Всё тот же страх и удивление в ее глазах, никаких эмоций больше, но вот — мелькнула догадка.

— Так это я что же, правда, не туда попала?

И она вдруг рассмеялась. Она всё смеялась и смеялась и не могла остановиться, смеялась до слёз, до икоты: — Не туда… попала не туда… а ты и приехал… а-ха-ха… а-а-а-а… приехал…

За дверью соседней квартиры послышался шорох, шарканье и звяканье цепочки.

Я делаю шаг вперёд и легко касаюсь её плеч, встряхиваю, чтобы прекратить истерический смех. Но и этого небольшого усилия оказывается достаточно, чтобы окончательно сорвать её. Нина переступает порог, подаётся вперёд, хватается за меня, утыкается лицом и начинает рыдать в голос. Она плачет безутешно, как обиженный ребёнок, тело её становится послушно моим рукам. Всё, что я могу — это обнять её крепче и ждать, пока она успокоится.

2. Сады одиночества. Строге 

Что мы обретаем, уходя в виртуальную реальность? И возможно ли остаться прежним, вернуться без потерь? Сколько надо веры и любви для этого?

Сон ускользнул из сознания, стоило Ивану открыть глаза. А снилось что-то хорошее, яркое, цветное. Может быть сад? Накануне Иван долго сидел за компьютером, играл в «Фармандию» – страну цветущих ферм. Он начал играть в неё месяцев шесть назад и втянулся настолько, что думал об этом саде, как о настоящем, беспокоился о цветах, высчитывал сколько времени пройдёт пока созреют плоды.

Игра была простой, в ней не требовалось искать спрятанные предметы или артефакты, никаких признаков бродилки, также не надо было драться и убивать. Стоило вскопать землю в саду, бросить семена цветов или купить саженцы деревьев и дальше всё происходило само. Цветы распускались, плоды созревали через определенное время, не ленись собирать – вот и вся игра. Зато в этих садах можно было устроить водоёмы, фонтаны, поселить экзотических птиц и зверей, поставить беседки, гроты, развалины. Можно было строить и жилые дома или даже замки. Трехмерная графика, анимация, позитивная фантазия разработчиков радовала Ивана. Он и сам был опытным программистом, мог создать мир гораздо сложнее Фармандии, но такой милый, добрый, по-детски наивный у него вряд ли получился бы.

И только один минус вызывал сожаления — Фармандия оставалась безлюдной… Немногие фигурки людей, которые можно было разместить в садах являлись скорее частью декора, чем жителями этого мира.

В снах Ивана всё менялось: люди и животные вели себя естественно, ничего не оставалось от их механической кукольной анимации, они свободно двигались и даже разговаривали. Но и сны позволяли ему только наблюдать за этим миром, незримо присутствуя там, где хотелось бы стать полноправным членом. Как и в реальности, он не сумел найти «порталы» в то измерение, где находилось большинство, потому оставался чужаком.

Так было не всегда. Реальный мир не отторгал его, Иван ушел сам. Он не мог бы с точностью определить тот момент когда, создавая виртуальные реальности, он однажды выпустил из рук путеводную нить Ариадны и потерялся в лабиринте измерений, и отвлеченное слежение со стороны превратилось в жизнь внутри.

Началось с малого: Ивану хотелось тишины. Он мечтал о ней, как о главной составляющей своей работы. Все свободные средства вкладывал в благоустройство жилья. Особенно в звукоизоляцию. Сначала коммунальной комнаты, потом и новой квартиры. Его мечта стала стимулом успеха, каждый шаг в достижении её становился побуждением идти дальше и дальше. Иван всегда любил тишину, только не искусственное ватное безмолвие наушников или студии звукозаписи, а настоящую живую, в которой остаётся дыхание жизни. Достичь этого в городском многоквартирном доме было невозможно. Посторонние звуки: голоса соседей и музыка за стеной, шаги на лестнице, назойливость автомобильной сигнализации во дворе, даже шум воды трубах, который передавался по стояку через все этажи – всё мешало сосредоточиться. Иван продал квартиру и перебрался за город, в коттедж, который он за полгода превратил в «умный дом», управляемый компьютером. Иван работал над этим увлеченно, придумывал всё новые задания для своего жилища. От простого открывания двери перед хозяином и включения света по щелчку пальцев, до распознавания по слову какую музыку хочет услышать Иван. Минимализм в интерьере не исключал комфорта и не отвлекал от работы. Для созерцаний и размышлений служил сад, разбитый на двадцати сотках земли. От внешнего мира дом и сад отделялись трёхметровым деревянным забором с видеонаблюдением, укрепленным по периметру. Сразу за участком начинался сосновый лес. Тихое безлюдное место. Чтобы добраться туда надо было проехать ещё три километра по грунтовой дороге в сторону от Приморского шоссе.

Пока для осуществления задуманного требовалось находить средства и решения, двадцати четырёх часов в сутки было мало. Не оставалось ни времени, ни сил, потому что Иван старался всё делать сам, не допуская к своему детищу чужих. Сначала он придерживался такого правила по привычке, страховался, чтобы его разработки не украли, потом это перестало быть главным. Он всё меньше стремился к реальному общению с людьми, контакты по работе перевёл в область электронной почты и on-line, а с друзьями встречался крайне редко. Так между ним и реальным миром встала защита ЖК монитора. Экран всегда можно было выключить, а соединение в любую минуту прервать. И наступала та самая тишина, о которой он мечтал, идеальный мир его разума.

Одиночество стало настигать Ивана, когда его замыслы обрели воплощение. Работы хватало, крупные фирмы по-прежнему стремились заполучить его программы, заманивали наперебой, платили не торгуясь, регулярно пополняя валютный счёт в АльфаБанке. Но всё это служило высшей цели – защите и обучению дома, а она была завершена. Однажды Иван сказал себе: «я сделал всё, что мог». Дом стал для Ивана живым существом — чутким, верным, понимающим хозяина с полуслова. Казалось бы теперь-то и должна начаться настоящая жизнь, но вместо этого началась скука. Действия дома стали утомлять своей предсказуемостью. Исполнительность без инициативы, принятие решений по алгоритму, предложенному заранее. Никаких перемен.

И тогда Иван стал делать то, от чего долгое время зарекался, как от алкоголя, курения и наркотиков – он стал зависать в Сети. Форумы знакомств его не привлекали, а вот игровые открыли множество новых ощущений. Именно общение, а не сами игры привлекали Ивана, возможность становиться тем, кем хотелось быть в определенный момент. Завтра образ менялся. Иван создавал их, используя самого себя реального. Это было похоже на игру, но только отчасти, ведь самого себя Иван не играл, он только исправлял недостатки, избавлялся от комплексов, создавал нечто идеальное, о чём мог только мечтать. Именно этот идеальный герой общался вместо Ивана, или вместе с Иваном с людьми, которых тот выбирал в друзья. Он всегда становился лидером. Нравился женщинам. Но рано или поздно они заговаривали о встрече и мир его рушился. Раз за разом оставались только развалины.