
– Агата, ты две недели в больнице провела.
Он не спрашивает, утверждает. И взглядом своим тяжелым сверлит, будто внутрь черепной коробки пробиться пытается, увидеть все, что в моей голове происходит.
– Да, так и было, – произношу ровно, смело встречая его взгляд. – Но вы не переживайте, Владислав Сергеевич. Обычное явление, все люди время от времени болеют.
– Но не все из них лежат в женском отделении. На сохранении.
– И тут вы правы. Мужчинам такое не под силу.
– Может прекратишь уже ёрничать и назовешь мне причину своего «недомогания»? – сердится, интонацией голоса заключая последнее слово в кавычки.
– Зачем? О состоянии пациентов обычно сообщают ближайшим родственникам. А мы с вами, простите, чужие люди.
– И то, что ты беременна от меня, не является смягчающим фактом?!
Томилин явно пытается обезоружить меня знанием правды, но просчитывается. Качаю головой и спокойно отвечаю.
– Нет, конечно. Помните французскую пословицу: секс – это еще не повод для знакомства. Ну вот, как раз наш случай.
– Агата!
– Будьте так любезны, Владислав Сергеевич, не повышайте на меня голос. Я вам не подружка, чтобы меня отчитывать. Лучше к своему будущему тестю поспешите. Вас там ваша горячо любимая невеста с важными новостями ожидает.
***
Мне казалось, мы оба влюбились с первого взгляда. Цветы, прогулки, разговоры. Нежность в каждом движении, забота, ласка. Огненная страсть на прохладных простынях. А потом он исчез.
Мы встретились за десять с лишним тысяч километров от Москвы спустя несколько месяцев. Я по-прежнему свободная. А он – он чужой жених.
_____________________________________
Дорогие читатели!
С трепетом представляю вам свою новую, эмоционально заряженную историю! Приготовьтесь к сложному, захватывающему пути, полному тайн, интриг и запретной любви. Героям предстоит пройти через боль и ошибки, столкнуться с непростыми испытаниями. Но не волнуйтесь, тех, кто дойдет до конца - а Агата и Влад обязательно это сделают!!! - ждет заслуженный хэппи-энд!
Друзья, ваша поддержка на старте невероятно важна для меня. Пожалуйста, не забудьте поставить лайк и добавить книгу в библиотеку, чтобы не пропустить продолжение. Огромное спасибо за ваше внимание!
Ваша Рина ❤️
АГАТА
Можно ли в двадцать три быть наивной дурочкой?
Легко.
И просто.
Вот она я.
Стою перед дядей, нависающим надо мной огромной черной тучей и сыплющим угрозами с таким остервенением, что из его рта на мое лицо брызги летят, и никак не могу взять себя в руки.
Как мы докатились до этой точки? Той, где он давит на меня своим авторитетом и требует подчиниться, а я смотрю на него и дрожу, как осиновый лист.
Из-за пелены слез, застилающей взор, я вижу мужчину перед собой настолько нечетко, что в какой-то момент кажется, что передо мной и не человек вовсе, а монстр.
Самый настоящий дьявол с красным перекошенным злобой лицом и бешеными, пылающими ненавистью глазами. Тот, кто пришел забрать не только душу, но и тело.
– Через два дня мы улетаем в Махачкалу, а через пять дней ты выходишь замуж, девочка!
Кажется, у меня слуховые галлюцинации. Иначе то, что произносит рот мужчины, назвать не могу.
Сюр!
Издевательство!
Совершенно несмешная шутка!
– Нет. Нет! – мотаю головой, отказываясь верить в то, что слышу. – Я не хочу никуда лететь! И не полечу!
– Это не обсуждается, Агата! Теперь я твой старший родственник, а значит, на правах главы семьи несу за тебя полную ответственность и решаю, как будет лучше.
– Как лучше кому? – переспрашиваю, стирая слезы кулаком. – Мне или вам?
– Тебе, конечно!
– Мне лучше здесь, дядя Амиран. В Москве. Где я родилась и живу все эти годы. Где выучилась, получила прекрасное образование и скоро пойду работать.
– Одна в Москве хочешь жить? – смотрит на меня, как на букашку. – Без старших родственников, которые должны за тобой присматривать? Не смеши меня! И не позорь!
Позор?
О чем он говорит?
Но больше удивляет другое:
– А почему нет? Полгода же я как-то одна жила. И вполне отлично справлялась.
– Да, я виноват, что не прилетел сразу, – родственник меня будто не слышит или не хочет слышать. – Но у меня были важные причины отсутствовать, я не мог покинуть дом раньше. Зато теперь здесь, и займусь всеми твоими делами.
– У меня все в порядке с делами, дядя Амиран, спасибо! Ваша помощь не нужна! – хмыкаю, не скрывая горькой усмешки. – И замуж по вашей указке я не пойду!
– Не пойдешь, а побежишь! – взмахивает рукой.
Едва не отшатываюсь. Лишь усилием воли заставляю себя не отступать. Он же как зверь, ждет, что я прогнусь и подчинюсь.
Но нет. Ни за что!
– Нет!
– Да! Ты носишь фамилию моего брата, Агата! Ты Насырова. А значит, член моей семьи и подчиняешься мне, как старшему!
– Я подчиняюсь только себе. Я совершеннолетняя!
– Кстати, про совершеннолетие. Тебе уже двадцать три, детей давно пора рожать. А ты всё в девках сидишь.
– Я сама решу, когда мне будет пора замуж, а когда иметь детей.
– Ошибаешься. Я сказал свой слово. Твоя свадьба через пять дней. Мои приказы не обсуждаются! Запомни это сейчас, чтобы не иметь проблем в будущем.
– Нет! Это бред! Я не мусульманка, ваши обычаи и традиции на меня не распространяются.
– Это ненадолго. Прилетим домой, поменяешь веру. Тётя Алия тебя всему научит. Процесс несложный. При двух свидетелях произнесешь Шахаду, и будет достаточно, – говорит мужчина немыслимое. – А муж? Я тебе такую замечательную партию подобрал, еще спасибо мне скажешь!
Спасибо?
Я? Ему?
– Нет! Никогда!
Но дядя меня даже не слышит.
– Мурад Шароев очень уважаемый в наших кругах человек. Богатый, достойный мужчина, сумевший доказать свою силу, ум, гибкость и умение вести бизнес. Я показывал ему твою фотографию, ты ему понравилась.
Бред!
Ну, полнейший бред и средневековье!
Фотографию он мою показывал? Я ему понравилась?
Хочется истерически захохотать в голос, но я всего лишь мотаю головой и, пытаясь побороть икоту, сиплю:
– А он мне нет.
– Познакомитесь, поменяешь мнение, – припечатывает горе-родственник.
***
Боже, какая же дура я была всего несколько часов назад, когда распахнула дверь квартиры и увидела на пороге дядю Амирана, младшего единокровного брата моего приемного отца, и его жену тетю Алию.
Расплылась в радостной улыбке, пригласила пройти в дом.
Думала, счастье привалило: родственники в конечном итоге решили все свои важные дела, ведь даже на похоронах родителей не появились, и прилетели меня навестить и поддержать.
После гибели мамы и папы пять с половиной месяцев назад я осталась совсем одна. Без крепкого плеча и поддержки близких. Если бы не мои любимые подруги по институту, не знаю, как пережила бы то сложное время.
Знакомимся с первыми героями! Так вижу их я))
******
АГАТА НАСЫРОВА
23 года, выпускница Московского Вуза, по образованию учитель русского языка и литературы.
Больна астмой.
Мать и приемный отец разбились полгода назад в аварии. Девушка фактически жила всё это время одна.
Настоящий отец особо встречаться с родной дочерью не спешит. У него есть своя семья - жена и приемная дочь.

АМИРАН НАСЫРОВ
49 года, предприниматель средней руки.
Единокровный брат Алихана Насырова, приемного отца Агаты.
Решил прибрать бизнес брата в свои руки, расширить тем самым собственный.
Для этого приехал в Москву, чтобы увезти племянницу к себе на родину в Дагестан, заставить сменить веру и выдать ее замуж второй женой за Мурада Шароева, чья поддержка ему очень необходима.

МУРАД ШАРОЕВ
43 года, женат на Камиле Шароевой. Имеет двоих детей - сына Рашида 12 лет и дочь Зариму 4 лет.
Согласен взять Агату второй женой. Цель - расширить бизнес путем слияния с Амираном Насыровым, да и блондиночка ему приглянулась.

АГАТА
– Пойдем со мной в комнату, дочка. Не стоит дядю Амирана сердить, – мягко произносит тетя Алия.
Аккуратно, но твердо она берет меня за локоть и настойчиво тянет из гостиной прочь.
Ноги подчиняются, а вот голова.
– Он меня ударил, тетя, – поворачиваюсь к женщине, пытаясь найти у нее не столько утешение, сколько хоть какое-то объяснение произошедшему.
Для меня пощечина – не рядовое событие.
Не мелочь.
Настоящий шок.
Я привыкла к иному обращению с собой. К другим отношениям. К любви. К уважению. К симпатии, в конце концов. К умению решать вопросы не рукоприкладством, а разговорами.
Родители никогда не повышали на меня голос. Даже если в каких-то вопросах мы были друг с другом не согласны и заходили в тупик, то не грубили, не орали, не пытались уколоть другого побольнее, не прибегали к решению проблем путем «кто сильнее – тот и прав», размахивая кулаками.
Мы строили конструктивный диалог, ища точки соприкосновения и договариваясь. Полюбовно.
Даже мой родной отец, с которым я росла до восьми лет, подобного не допускал. По характеру он был совсем не такой как папа Алихан, в чем-то более мягкий, в чем-то более резкий, но бить женщину… нет, не припоминаю такого даже смутно.
Это ж даже не мужской поступок.
Это слабость.
Попытка самоутвердиться извращенным способом.
А тут совершенно посторонний человек заявился в мой дом и сделал то, что сделал. Я даже родственником после такого его считать не хочу. Самый настоящий чужак с замашками диктатора и совершенно бредовыми требованиями.
Ты должна…
Ты сделаешь…
То поедешь…
Ты подчинишься…
А не много ли он на себя берет? Не лишку ли на меня навешивает?
С чего он решил, что я безмолвная кукла, которая проглотит всё, что ей положат в рот?
Нет. Не будет этого.
Да, какие-то традиции папы Алихана конечно же сказались на моем воспитании. Почитать и уважать старших. Быть скромной и воспитанной. Не пытаться встать на одну ступень с мужчиной и уступать ему в лидерстве. Строить карьеру для души, а не в погоне за рублем. Быть радивой хозяйкой и, конечно же, ценить свои честь и достоинство.
Но и восточной женщиной я при этом не стала.
Я – серединка на половинку. Ни то, ни сё. Нечто аморфное, но при этом цельное и довольно жизнеустойчивое в собственной среде обитания.
Я самостоятельна в своих решениях, и даже когда был жив папа Алихан, я не отдавала себя в полное ему подчинение. Да, к словам прислушивалась всегда, но никогда они не были единственно верными и обязательными к безмолвному выполнению. Я это понимала, папа Алихан это принимал.
Я ношу обычную одежду. Платья, кофты, брюки, джинсы. Да, в моем гардеробе нет вызывающе коротких юбок, едва прикрывающих зад, и нет прозрачных блузок, демонстрирующих искусное кружево бюстгальтера и пупок, но и балахонов до пола тоже нет, как и десятков разноцветных платков и хиджабов, призванных прятать волосы и тело от мужских взглядов. Тетушка Алия как раз сейчас идет в таком.
Я посещаю с друзьями кафе и клубы. Теперь, конечно, в прошедшем времени, потому что у меня траур по родителям. Но это в моей жизни было и еще будет. Как и друзья мужчины, с которыми я свободно общаюсь, не боясь услышать порицание.
Я – свободный человек, взрослый, сложившийся, дееспособный, со своими взглядами и целями на жизнь. И пусть у меня больше нет за спиной старшего родственника мужчины, но и такого, как дядя Амиран, мне не надо.
Его пощечина нагляднее его слов показала его истинное лицо.
– Агата, ты сама повела себя неправильно. Девушке не пристало быть грубой и некультурной. Она должна быть тихой, кроткой и покорной. Твой дядя Амиран – не злой человек. Он просто очень ответственный и переживает за тебя… То, что случилось в последний момент, не есть его исключительная вина. Это всего лишь адекватная реакция на твоё абсолютно неподобающее поведение.
Голос тети Алии звучит негромко и спокойно, с умеренно низкой обертоновой окраской. Прямо как у заправского коуча, призванного пудрить мозги ради дармовых денег. Или как у психолога с хорошим стажем.
Интересно, может у нее реально диплом по зомбированию имеется?
Втирает она про мою вину удивительно четко. Еще и руку из своих цепких пальчиков никак не выпускает, буквально вынуждая ощутить к ней доверие.
Будь я кроткой овечкой – несомненно бы купилась. Но я ж – ни то, ни сё, о чем она не подозревает.
Оборачиваюсь к тете, которая уже успела завести меня в спальню и, прикрыв плотно дверь, посадить на небольшой двухместный диванчик и примоститься рядом. Осматриваю ее внимательно и очень серьезно уточняю:
– Вы шутите?
– Я? Нет, Агата. Ни в коем случае! Как ты такое можешь думать? – качает она головой. – Я очень за тебя переживаю и сделаю всё, приложу максимум сил, чтобы научить тебя не совершать подобные глупости впредь.
АГАТА
– Что ты такое говоришь, Агата?
Тетя Алия продолжает улыбаться, но уже не так уверенно. С каждой проходящей секундой все меньше и меньше, ведь на ее радость я никак не реагирую.
Наоборот, четко и серьезно произношу:
– Я не говорю, я спрашиваю: с чего вы решили, что я еще девушка?
– Но как же? Ты молодая. Ты незамужняя. В конце концов ты – Насырова!
Последний довод звучит странно. Будто мне родовое клеймо ставят, но не простое, а королевское. Которое и на лбу носить почетно.
– Правильно. Все так и есть, – соглашаюсь по всем пунктам, а потом добавляю свой. – А еще у меня есть молодой человек, которого я очень люблю.
Влад Томилин.
Конечно же, он давно не молодой человек, а взрослый состоявшийся мужчина, но я не спешу откровенничать с тетей. Чем дальше, тем больше она, как и ее муж, меня настораживают.
Что же касается Влада… С ним я познакомилась, придя подписать документы в банк, совладельцем которого был папа Алихан. Он присутствовал там по каким-то своим делам. Я оступилась, чуть не упала. Влад очень вовремя мне помог, подхватил и не дал встретиться с полом. Пока я его благодарила, а он с улыбкой отнекивался, успели разговориться, посмеяться и каким-то неведомым образом переместиться в уютное небольшое кафе, расположенное по соседству с банком.
Кажется, мы оба влюбились с первого взгляда, потому что все никак не могли расстаться, хотя каждого ждали дела. Пили кофе, ели какие-то десерты, снова пили кофе, что-то обсуждали и снова смеялись, игнорируя все звонки и сообщения, поступающие на наши телефоны.
Пару часов спустя он проводил меня до такси, которое вызвал и оплатил сам, а через несколько дней позвонил и пригласил на свидание.
Так за первой встречей последовали другие. Новые, но не менее яркие.
Цветы, прогулки, интересные места, рестораны, комплименты, разговоры. Мы встречались не каждый день. Влад оказался весьма занятым мужчиной, много времени уделяющим работе. Кажется, связанной с охраной промышленных объектов. Но когда бы мы не виделись, я чувствовала его к себе внимание, заботу, нежность. Сама трепетала в ответ. И сейчас тоже. Сижу и мурашками покрываюсь, просто думая о нем.
Влад невероятный. Взрослый состоявшийся мужчина тридцати восьми лет. Серьезный, образованный. Высокого роста, крепкий, но поджарый – только налитые силой плечи и руки выглядят массивными. Не красавец в общем понимании этого слова. Внешне очень суровый и жесткий. С резкими чертами лица и опасно пронзительными стального цвета глазами.
Кто-то под их пристальным взглядом теряется, сама видела, а я таю, как мороженка. И не боюсь ни капли.
Ведь папа Алихан тоже внешне всегда выглядел очень суровым мужчиной, но его сила никогда не была направлена против меня или мамы. Он нас обожал. И Влад, я уверена, такой же. Жесткий снаружи, но с тем, кого любит и уважает, мягкий и открытый.
А еще он, в отличие от молодых людей, все сводящих к сексу, никогда меня к нему не принуждал. Влад говорит, что всему должно быть свое время. И у нас всё обязательно будет. Но только тогда, когда я сама пойму, что к этому готова.
Сейчас я даже жалею, что струсила, и мы не переступили черту. Я побоялась показаться в постели неумехой, ведь Томилин в отличие от меня взрослый мужчина. И опыт у него в разы больше моего.
– Но Алихан нам ни слова не говорил, что договаривался с кем-то о твоем замужестве, – вклинивается в мои мысли голос тети Алии.
Она сидит, нахмурив брови, и пытливо вглядывается в мое лицо.
Сдерживаю желание повести плечами. От немигающего взгляда черных глаз женщины мне резко становится не по себе. Но когда отвечаю, голос звенит уверенностью.
– Он и не должен был договариваться. Я мужа сама себе выбираю, – объясняю прописную истину. – Это ж мне с ним жить, мне с ним детей рожать. Да и познакомились мы всего пару месяцев назад.
– Пару месяцев… – тянет родственница и вдруг резко поднимается на ноги. – Пойду-ка я схожу принесу воды. Что-то в горле пересохло. Ты будешь, Агата?
– Нет, спасибо. Не хочу.
Тетя кивает и покидает мою комнату, вновь плотно прикрывая за собой дверь. А я подхожу к окну и выглядываю в окно. На улице лето, жара. А в мыслях холодок и ни одной толковой идеи, как так сделать, чтобы дорогие родственники покинули мою квартиру, где я уже не рада их приветствовать, и переселились в любое другое место.
Судя по тому, как вольготно они у меня в доме расположились, покидать его не собираются. И это плохо.
Спустя некоторое время слышу щелчок дверной ручки, тихие шаги. Родственница вернулась. Собираюсь развернуться, чтобы на нее посмотреть, но до конца действие выполнить не успеваю.
Что-то острое впивается в шею, тело перестает слушаться, и я проваливаюсь в вязкий туман.
ВЛАД ТОМИЛИН
38 лет, родился в Твери, пригодился в Москве и Санкт-Петербурге. Холост.
За спиной больше пяти лет службы в горячих точках, двенадцать лет службы в ФСБ. Официально уволился четыре года назад, чтобы возглавить службу безопасности своего давнего близкого друга, сослуживца и крупного бизнесмена Альберта Гольдмана.
В очень узких кругах известно, что он до сих пор сотрудничает с ФСБ.

АГАТА
Противная горечь заполняет нос и рот, забивает легкие и разъедает вязкий туман, в котором я дрейфую. Пытаюсь избавиться от вони, дергаю головой и наконец выныриваю из оков беспамятства.
Распахиваю глаза. Яркий свет режет сетчатку, и я часто-часто моргаю.
– О, голубушка. Пришла в себя? Отлично, - расплывается в улыбке лицо дородной дамы лет пятидесяти с хвостиком, нависающей надо мной.
Розовый медицинский костюм. Шапочка на голове, маска, сдвинутая на подбородок. На руках латексные перчатки.
– Кто вы? – провожу языком по пересохшим губам, отодвигаясь подальше от ее кисти с зажатым в ней вонючим тампоном. – Где я?
Последнее воспоминание: я нахожусь дома, в своей комнате. Потом укол в шею. Всё.
Теперь же вокруг незнакомая обстановка. Небольшой кабинет. Светло-желтые стены. Белые жалюзи. Слева у окна угловой стол и компьютер. Справа ширма. За ней гинекологическое кресло. Никогда вживую не видела, только на картинках. Выглядит жутко. Подо мной, как понимаю, кушетка. Узкая, жесткая. Напротив, рядом с выходом, раковина и белое вафельное полотенце на крючке.
Именно на нем почему-то концентрируется внимание.
– Ты в клинике, Агата. Я – Гаянэ Тамазовна, хирург-гинеколог.
– В клинике?
– Я так и сказала. Хорошо, что ты пришла в себя. Сейчас мы тебя посмотрим, а дальше пообщаемся и решим, как будем действовать.
«Я стою на асфальте, ноги в лыжи обуты. То ли лыжи не едут, то ли я долбанутый», – мелькает в голове очень уж соответствующая случаю фраза.
– С чего вы решили, что я позволю вам что-то делать с моим телом? – уточняю, отталкиваясь ладонями от лежанки, и, стараясь не показывать слабости и головокружения, принимаю сидячее положение.
Панибратское отношение «на ты» решаю игнорировать. Есть более важные вопросы на повестке дня.
– Разве это не в твоих интересах? – выгибает рисованную бровь врач. Она отходит к раковине и выкидывает в помойное ведро, стоящее по соседству, ватку, пропитанную нашатырем, а следом перчатки.
– Было бы в моих, я пришла к вам собственными ногами, – объясняю прописную истину, доступную всем. – А я даже не понимаю, как у вас очутилась.
– Твои родные позаботились о тебе, Агата. Цени это.
Хочется рассмеяться. Громко. Истерически.
Вместо этого сухо переспрашиваю.
– Ценить?
– Конечно. Причем высоко. Девушка должна выходить замуж чистой и непорочной. А ты себя не уберегла. Но я помогу решить проблему.
Господи-боже, еще одна коуч-сектантка на мою голову, обожающая промывать мозги и учить, «как надо».
– Мне не нужна ваша помощь, – решаю заканчивать идиотское представление и подскакиваю на ноги. От резкого движения голову ведет, пол под ногами раскачивается, но я собираю волю в кулак и остаюсь стоять на ногах. – Лучше себе помогите. Прощайте.
Разворачиваюсь и устремляюсь к выходу. Благо, он совсем рядом.
Дергаю ручку вниз и толкаю дверь. Ступаю на порог, предчувствуя близкий запах свободы, а в следующий миг в бетонную стену влетаю. Точнее, в шкафообразного мужика, возникшего непонятно откуда и перекрывшего путь так, что ни одна мышь не проскочит.
Морда лица неславянская. Южные корни прослеживаются невооруженным взглядом. Пустые глаза и абсолютный пофигизм.
Он даже не моргает, когда я поднимаю руки и на нервах толкаю его в грудь.
– Уйдите с дороги! – рычу.
Но живая глыба не смещается ни на полшага.
– Агата, не устраивай цирк. Вернись в кабинет, – раздается спокойный голос Гаянэ-какой-то-там.
Разворачиваюсь на пятках.
– Цирк устраиваете вы! – огрызаюсь, глядя в ее темные глаза. – Вы не имеете право удерживать меня против воли и лечить без моего разрешения!
– Разрешение на это подписала твоя тетя. Кстати, вот и она.
За моей спиной реально возникает Алия Насырова.
– Агата, пришла в себя? Хорошо, – кивает горе-родственница, уделяя мне секунду, а дальше, будто разговор окончен, глядит исключительно на гинеколога. – Гаянэ Тамазовна, вот квитанция. Я всё оплатила, бумаги подписала. Ценник по гименопластике тоже посмотрела. Думаю, как вы и сказали изначально, краткосрочный тип нам идеально подходит.
Перевожу взгляд с одной сумасшедшей на вторую с примерно таким же диагнозом и неверяще уточняю:
– Что? Вы мне реально девственность восстанавливать собрались?
– Это в твоих же интересах! – припечатывает тётя Алия.
Ага, в моих. Я это от нее уже раз -дцать за последний день слышала.
– Не переживай, Агата, - «успокаивает» врачиха. Да, именно врачиха. Врачам я доверяю, таким, как эта, нет! - Краткосрочная гименопластика – это очень простая форма операции. Проходит амбулаторно. Я сошью тебе фрагменты гимена тонкими нитями, что создаст временный эффект девственности. Будущий муж ни о чем не догадается и останется доволен. А ты помни, что до брачной ночи занятия спортом тебе будут противопоказаны.
АГАТА
Что может быть хуже уже пережитого потрясения от теплой встречи с «дорогими» родственничками?
Я наивно полагаю, что ничего. Всё дурное успело случиться.
Но снова ошибаюсь.
Узнав, что я девственница, тетя Алия в первую минуту вроде бы даже расслабляется – одной проблемой меньше, но стоит врачихе ее «порадовать», что возврата средств за гименопластику не будет – они ж уже успели в соседнем кабинете всё к операции подготовить – вспыхивает, как сухой хворост, и приходит в неописуемое бешенство.
Не обращая внимания, что в кабинете есть посторонние, разъяренной фурией подлетает ко мне и, размахнувшись, лупит по лицу.
– Дрянь!
Щедрая оплеуха откидывает меня назад. Так, что затылком о стену прикладываюсь. Щека вспыхивает огнем. Та же, которой досталось от дяди. Нижняя губа лопается и немеет. Прикасаюсь к ней языком и кончиками пальцев. Во рту появляется металлический привкус, а на подушечке указательного и среднего пальцев остаются капельки крови.
Отличный день. Вторая пощечина за неполные сутки. Такими темпами через неделю Насыровы меня не замуж будут выдавать, а хоронить.
– Все до копейки мне вернешь! – шипит ядовитой змеей «дорогая» родственница, тыча пальцем в грудь.
– С радостью, если после этого вы уберетесь от меня подальше! – кидаю ей в лицо, задирая подбородок.
Внутри кипит не только обида, но и здоровая злость.
Пусть еще раз руку поднимет, больше не стерплю и на ее возраст не посмотрю. Залеплю ответку. И пусть по рукоприкладству я тоже девственница, ничего, ради дела научусь махаться.
А то нашли себе бесплатную грушу для битья.
Или у них семейный подряд по членовредительству?
– А ну-ка рот закрой, девчонка! – рявкает тетя Алия и поворачивается к врачихе, с невозмутимым видом сидящей за столом и заполняющей какие-то бумаги. – Гаянэ Тамазовна, может, хотя бы часть денег вернете?
Теперь ее голос звучит иначе. Мягче и слегка заискивающе.
Ох, и лицедейка без «Оскара»! Хотя, о чем я? Их тут две.
– Простите, не могу, – разводит руками вторая притвора. – Это же не мое личное решение, а политика клиники.
«Ну да, – хмыкаю мысленно, – какая клиника, такая и политика… на букву «Х».
Пока Насырова, поджав губы, отходит к двери, достает телефон и кому-то звонит, хотя не кому-то, а дяде Амирану подробно отчитывается, подтягиваю поближе к себе свою сумку и начинаю в нее все убирать. Расческа, ручка, блокнот, кошелек, блеск для губ, ингалятор.
Берусь за бегунок, чтобы застегнуть змейку. Тут в голове щелкает. Ныряю внутрь и открываю потайной карман, где всегда ношу с собой паспорт и несколько крупных купюр на случай, если кошелек стащат.
В кармашке пусто. Только пара полосок лейкопластыря и ежедневка в мини-боксе.
Забрали! Вот уроды!
– Где мои документы? – вскидываю взгляд на тетю, но та не обращает на меня никакого внимания. Будто я – пустое место.
– Да, Амиран, поняла. Хорошо. Всё сделаю… Конечно, дорогой, – воркует она с мужем тем самым подобострастным голоском, от которого сразу тошнить начинает. – Да… да… уже всё закончили и выходим, пусть подъезжает. Нет, не стоит. Лишнее. Вдруг побочка вылезет. Да, не переживай, она будет послушной.
О, последнее явно про меня.
Или не только последнее?
Дожидаюсь, когда она отключит свой телефон и уберет в карман платья-балахона, после чего повторяю вопрос:
– Я с вами разговариваю, тётя. Где мои документы?
– Они тебе не нужны, – отмахивается, как от ерунды, после чего приказывает. – Вставай. Пойдем. И без глупостей, Агата. Хорошенько вспомни, о чем я тебе говорила чуть раньше.
Прикусываю губу, чтобы не огрызнуться.
О психушке говорила. Помню.
И то, что запросто в шею какую-нибудь заразу может засадить, после которой хорошо, если очнусь вменяемой, тоже помню.
Пугает и одно, и второе.
И то, как уверенно они с дядей себя ведут тоже. Будто знают, что ничего им за их дикие поступки не будет.
Вот тебе и свободная страна. Вот тебе и Москва. Окружили и вцепились так, что не вырваться. Каждый шаг контролируют. Каждый вздох. И это тут, в моем родном городе.
А что будет, когда они меня к себе на родину увезут?
В паранджу обрядят и в рабыню превратят? Есть и спать по расписанию заставят? Мужу подчиняться, как господину, и ноги ему целовать? Жене его первой кланяться?
Жуть! Кошмар! Сюр! Бред!
Нет. Нельзя этого допустить. Надо как-то выбраться. Бежать, да. Причем именно здесь. В Москве. Где есть шанс.
В Дагестане шансов не будет.
– До свидания, – бросает тетя Алия врачихе и, не слушая ее слов прощания, покидает кабинет первой.
Выхожу следом. Бугай, окинув меня нечитаемым взглядом, отлепляется от стены и пристраивается за спиной. Жуткий.
ВЛАД
Последние две недели выдаются адски насыщенными. Полет в Питер, возвращение на сутки в Москву, полет в Вену, опять возвращение. Пара дней передышки, и снова командировка в Северную столицу.
У Альберта Эльза меньше года назад родила, так что старший компаньон и давний друг теперь не мобилен. Гольдман плотно засел в Питере, охраняет свои сокровища – любимую жену и наследника, Романа Альбертовича, и руководит всем оттуда. Я большей частью обитаю в столице и разгребаю за двоих. Не жалуюсь, движ – это моё, но важные встречи выматывают основательно, после них единственное желание – упасть замертво и дать телу отдохнуть хоть немного.
В Питере вчера ещё и пить пришлось. Много. Как человек, употребляющий алкоголь по минимуму и привыкший контролировать ситуацию и происходящее вокруг двадцать четыре на семь, чувствую себя сегодня тяжело. Еще и перелет наложился. Голова безбожно раскалывается, несмотря на выпитую таблетку, и отказывается соображать.
Зато по итогу отвалилась приличная часть дел с отметкой «Выполнено», а счет в банке существенно пополнился.
Доволен ли я?
Да, черт возьми!
Прикрываю глаза и, оттолкнувшись от пола, отъезжаю на кресле к окну и завожу руки за затылок.
Сегодня пятница. Можно расслабиться. Ульяна несколько раз за время отъезда звонила. Приглашала куда-нибудь сходить. Естественно, с последствиями. Ночь с ней всегда бурная, голодным не остаюсь.
На протяжении нескольких лет нас объединяет секс по дружбе. Созваниваемся, когда хочется потрахаться без заморочек и обязательств, без ухаживаний и танцев с бубнами, без соблюдения каких-то правил. И, если ни у меня, ни у нее нет на этот момент времени регулярных партнеров, встречаемся.
Есть и другой вариант отдыха. Купить пива, завалиться перед теликом и посмотреть футбол. И, если уж потом приспичит, пригласить Ульяну. Или кого-то другого.
Стук в дверь прерывает размышления.
Успеваю только открыть глаза, как дверь распахивается, и в кабинет входит Янисова.
– Привет, Влад.
– Привет, Владлена.
– Я без приглашения.
– Вижу, – уголок губ непроизвольно дергается вверх.
Янисова выглядит так, будто решила устроить сексуальную революцию и свести с ума всех мужиков, на свою голову повстречавшихся ей на пути.
Высокая, худая, но фигуристая, с блестящими черными волосами, уложенными в идеально строгую прическу, и бесконечно длинными стройными ногами на высоких каблуках. Она двигается, как хищная кошка. Походка от бедра, плавные движения, поволока в раскосых глазах.
Шикарная баба.
Знающая себе цену и умеющая себя подать.
– С возвращением, красавчик.
Она подходит к столу, наклоняется. Подаюсь вперед, и её губы слегка мажут по моей щеке. Тут же срабатывает инстинкт – вскидываю руку и тыльной стороной ладони стираю с кожи возможные следы ее помады.
– Ничего нет, не парься, – Владлена подмигивает и, обогнув стол, грациозно опускается в кресло напротив. Закидывает ногу на ногу.
Медленно.
Продуманно.
Так, чтобы я оценил не только обнажившиеся стройные бедра и ажурную резинку чулок, но и то, какое белье под платье она надела. Белое и кружевное, фактически сеточку.
Усмехаюсь.
Занятное зрелище. Непонятно только: к чему?
– Чем обязан? – перехожу к делу.
– Как у тебя дела, Влад?
– Владлена, – наклоняюсь вперед и, сцепив руки в замок, кладу перед собой на поверхность стола.
– А что сразу Владлена? – длинные ресницы трепещут, устраивая в помещении легкий сквозняк.
– Со мной можешь не кокетничать.
– Не действует?
– Нет.
– А жаль.
Игнорирую всё, что читаю в ее глазах. Я б и не читал, но там метровыми яркими буквами всё выведено. Не захочешь – увидишь.
Произношу нейтрально:
– Итак, попробуем еще раз. Чем обязан визиту?
Янисова едва заметно прищуривает глаза, выражая легкое недовольство.
– Я хочу провести с тобой еще одну ночь.
О, как даже…
Владлена впивается в меня взглядом, но быстро разочаровывается. Ни один мускул на моем лице не дергается. Я ничем не выдаю своего напряжения. Огромный опыт и постоянные тренировки дают о себе знать. В моем деле нельзя показывать эмоции. Порой даже перед друзьями.
Янисова – не то, чтобы друг. Скорее, она – тот человек, который постоянно присутствует в жизни на правах родственницы лучшего друга. Мы знакомы с ней почти столько же, сколько с Гольдманом. Она его троюродная сестра, а еще очень грамотный финансовый аналитик, который за пять лет работы в нашем концерне доказал свой высокий профессиональный уровень.
Единственное, что в ней не столько напрягает, сколько утомляет – ее навязчивая заинтересованность во мне.
АГАТА
– Надевай, я сказала!
– Нет.
– Сейчас же!
– Нет! Не буду.
– Последний раз по-хорошему говорю.
– По-хорошему? – повторяю вслед за теткой и устало качаю головой.
Начало дня, а у меня уже сил нет с этими родственниками бодаться. Кошмарные люди.
– Тетя Алия, вы сами себя-то хоть немного слышите?
– Прекрасно слышу, Агата.
– А я вот сомневаюсь. Потому что у вас что ни слово – то или приказ, или угроза.
Даже ухом не ведет. Лишь подбородок выше задирает.
– А кто в этом виноват? – выразительно смотрит на меня. – Была бы послушной, до этого бы не дошло!
Вот так просто, да?
Пляши под нашу дудуку, будь послушной овцой и будет тебе счастье?
– Как вы не понимаете? Вы принуждаете меня делать то, к чему не лежит моя душа! – сжимаю кулаки. – Я не буду носить ваши балахоны и платки.
– А я сказала будешь. Тебя Мурад выбрал. Уважаемый человек. Так что одевайся прилично. Нечего его и нас позорить, ногами светить. И голова должна быть покрыта.
Уф! Смотрю на разложенный на кровати наряд и – как там его? – хиджаб и нервно прикусываю губу. Вещи красивые – спорить не стану, но они не для меня. Они будто из другого мира. Это как на крановщика балетную пачку нацепить, ну или на свободолюбивую волчицу ошейник и поводок накинуть.
Жутко.
Ужасно хочется всю эту прелесть если не изрезать ножницами, то спрятать куда-нибудь подальше и забыть, как страшный сон. Но кто б позволил.
– Если сама не сделаешь, что велено, я Амирану скажу. Он охранников позовет, те быстро помогут тебе одеться, – угрожает дорогая родственница.
По спине холодок пробегает, но я еще чуть-чуть храбрюсь.
– А разве чужие мужчины могут меня касаться?
– Нет. Харам, – произносит она серьезно и в следующую секунду довольно хмыкает. – Только кто ж узнает, да, Агата?
Становится совсем неуютно.
Кажется, она даже ждет, что я совершу ошибку – пойду наперекор, и уж тогда она оторвется на всю катушку. Пощечинами я не отделаюсь.
Нет уж, не поведусь. И так сорвалась, хотя мышкой быть планировала. Но дальше провоцировать не стану. Это риск. Сомневаюсь, что тетя шутила про охрану.
– Я оденусь, – произношу максимально покорно и глаза в пол опускаю.
Тетя не шевелится. Продолжает сверлить меня острым взглядом. Я тоже стою столбом. И, когда уже прихожу к выводу, что не уйдет, придется всё же раздеваться при ней, разворачивается и покидает спальню.
– Пять минут, – кидает напоследок.
– Хорошо.
Оставшись одна, первым делом бегу к шкафу и отыскиваю там лосины. Других идей, как закрепить на теле ингалятор, чтобы его не обнаружили при возможном обыске, у меня нет. Дальше свободные штаны, футболка, сверху платье-балахон.
Плевать, что лето, жара, а я как капуста. Лучше спарюсь, чем профукаю шанс сбежать.
С головным убором засада. Как подступиться и повязать это нечто – мозгов не хватает. Вернувшаяся тетя приходит на помощь. Стою и едва дышу, пока она «красоту создает».
– Тебе идет, Агата, – оценивает родственница, изучив каждую деталь, и следом дает новое задание. – Так, а теперь глаза подведи. Стрелки, тушь, всё, как положено. А то бледной молью смотришься.
– Я…
– Быстро! – перебивает, отходя в сторону. – Не заставляй дядю Амирана ждать. Он этого не любит.
Прикусываю кончик языка и киваю.
– Хорошо.
То, что они вообще ничего и никого не любят, держу при себе. Уверена, для них это не новость. Змеюки завистливые.
Десять минут спустя полностью «собранная» покидаю квартиру и спускаюсь вниз. Все время смотрю исключительно под ноги. Нет, не стесняюсь. Заботит иное. Мне так страшно наступить на подол платья и нечаянно скатиться по ступеням вниз, что все остальное становится неважным.
Есть я. Есть лестница. Есть перила, в которые я мертвой хваткой вцепилась. И больше ничего.
– А дядя где? – уточняю уже на первом этаже.
Кроме тети и молчаливого охранника рядом со мной никого нет.
– Давно ждет на улице.
– Понятно.
– Не забудь поздороваться, – новый приказ кажется странным. Еще и произнесен он едва слышно.
Может, послышалось? Вряд ли у «дорогой родственницы» батарейки сели.
Не то, не другое.
Ответ находит меня сам.
– Ну, здравствуй, Агата.
Веселый шум летнего двора, в котором есть детская площадка и куча резвящихся ребятишек на ней, глохнет в густом мужском баритоне.
Высокая мощная фигура наступает, словно грозовая туча, и закрывает от меня дневной свет.
АГАТА
Стоит секретарю доложить о моем появлении, как нотариус распахивает дверь своего кабинета и идет мне навстречу, чтобы лично поприветствовать.
– Агата Алихановна, добрый день! Рад видеть! Очень! – произносит с добрейшей улыбкой на лице.
– Здравствуйте, Вениамин Витольдович! – огибаю слегка опешившего дядю Амирана, он явно не ожидал такой встречи, и протягиваю Дварковскому обе руки. – Как ваше здоровье? Как нога? Боли прекратились?
– Уже в порядке, дорогая моя. Поездка к морю пошла на пользу. Если не бегать, то практически не хромаю.
– Я очень за вас рада.
– А я польщен, что поинтересовалась.
Обмениваемся одинаково теплыми улыбками.
За спиной раздается настойчивый кашель.
– Ой, прошу прощения, – «спохватываюсь» и отступаю в сторону, чтобы представить нотариусу стоящих за спиной родственничков. – Знакомьтесь, пожалуйста. Это Амиран Насыров, младший брат папы. Это его жена Алия Насырова. А это Вениамин Витольдович Дварковский, наш семейный нотариус. Вениамин Витольдович, мы к вам по делу.
– Конечно, Агата Алихановна. Помощница меня предупреждала о звонке. Прошу в мой кабинет, – мягко произносит мужчина. Жестом предлагает проходить и совсем другим, более требовательным тоном информирует секретаря. – Жанна, ближайшие полчаса я буду занят. Ни с кем не соединять.
– Поняла, Вениамин Витольдович.
– И по поводу напитков. Чай, кофе? – осматривает нас по очереди.
– Просто воду, – говорю я.
Но дядя непререкаемым тоном перебивает:
– Всем чай.
– Жанна, ты слышала, – произносит Дварковский.
В кабинете рассаживаемся на свободные места. Родственник, естественно, выбирает себе ближайшее к нотариусу кресло. Тетя скромненько притуляется сбоку. Я занимаю противоположный им край стола.
Вениамин Витольдович опускается во главе и… поворачивается всем корпусом ко мне.
– Я слушаю, Агата Алихановна. Какой вопрос послужил поводом нашей встречи?
– Э-э-э… – тяну гласную, только бы не засмеяться.
Однозначно, всё произошедшее за последние сутки стоило того, чтобы теперь сидеть и смотреть, как дядю от бешенства пучит. Бедненький и недооцененный. Морда красная, борода торчком, ноздри раздуваются. Его аж подкидывает от несправедливости. Внимание уделяют мне, а не его авторитетной персоне. А ведь нацеливался на другое.
– Думаю, дядя Амиран лучше всё объяснит, – перевожу стрелки на еще не понимающего всей курьезности ситуации родственника.
– Правильно, Агата, – подхватывается тот моментально. – О важных вещах мужчины должны разговаривать, а не женщины.
Закусываю губу и опускаю взгляд на сложенные перед собой руки.
Не смеяться! Не смеяться, кому говорю!!!
А мамин школьный, а потом и институтский друг, а позже очень хороший знакомый нашей семьи дядя Веня, но для всех остальных Вениамин Витольдович Дварковский с живым участием в глазах поворачивается в сторону дяди Амирана.
– Внимательно вас слушаю, господин Насыров.
– Агата хочет оформить на меня генеральную доверенность, – ходить кругами дядюшка не привык. – Вот ее и мой паспорта. Какие документы вам еще нужны?
– Хм-м-мм… – выдает глубокомысленно Дварковский, не оставляя без внимания тот факт, что мой паспорт предъявила не я сама. Выдерживает о-о-очень громкую паузу и идеально ровным тоном сообщает. – Боюсь, то, что «хочет оформить» Агата Алихановна, сделать невозможно.
Насыров в кресле слегка привстает.
– Как «невозможно»? Почему? Мой покойный брат был владельцем «Агат-банка», и Агата имеет полное право переоформить все…
С каждым новым словом его голос все больше напитывается недовольством и децибелами. Но на дядю Веню не производит впечатления. Перебивает тот Насырова спокойно, но твердо. Глядит при этом прямо и открыто.
– Ну, во-первых, не владельцем, а совладельцем. Во-вторых, его доля – не основная. Контрольный пакет принадлежит Гольдману Альберту Яновичу. И, в-третьих, между Алиханом Насыровым и Альбертом Гольдманом еще пять лет назад, когда Агате исполнилось восемнадцать, было подписано соглашение.
– К-какое соглашение? – напрягается дядя и подается всем корпусом вперед.
Не зря, кстати, напрягается.
Сюрприз-сюрприз!!!
– В случае смерти Насырова до исполнения Агате двадцати пяти лет, управление банком уходит под полный контроль Альберта Гольдмана. Дальше – по усмотрению сторон.
– А если Агата против?
– Так Агата не была против, – пожимает плечами Дварковский. – Вступая в права наследства, она была ознакомлена со всеми нюансами дела, и подписала все необходимые документы.
– Когда?
– Месяц назад.
– Но… – мне достается мимолетный убийственный взгляд, – она теперь передумала.
ВЛАД
Бросаю взгляд на часы. С момента созвона прошло двадцать две минуты. Судя по навигатору, ехать мне еще семь.
Много.
Чертовы пробки!
И светофоры через один красные!
В эфире тишина. Не люблю этого. Набираю наружку сам.
– Слушаю.
– Это я вас слушаю, – произношу твердо.
– Владислав Сергеевич, у нас всё тихо.
– В каком плане?
– Ну-у-у… охрана Насыровых на стоянке возле машины отирается. Два человека. Стоят спокойно. Курят. Никуда не дергаются. Мы их хорошо видим.
– Дальше.
– Дальше. Насырова и ее родственники как ушли в контору нотариуса, так назад еще не возвращались.
– Ушли втроем?
– Верно.
– Вы сами внутри были?
– Да. Роман ходил. Сделал вид, что нужно оформить доверенность на продажу квартиры в другом городе. Встретила секретарша. Спокойная. Адекватная. Сказала, что сделать бумагу можно, но не прямо сейчас. Мол, шеф занят и пока никого не принимает.
– Ясно. Значит, они все в кабинете Дварковского сидят.
– Ну да. Роман видел, как секретарша напитки в другой кабинет относила.
– Хорошо. Я через шесть минут буду. На созвоне.
– Принято.
Едва сбрасываю звонок, как все внимание приковывает трасса. Закон подлости дает о себе знать. Вмешивается в обыденность и делает этот день еще ярче: впереди буквально на глазах происходит авария.
Лихач на год немытой машине, играя в шашечки, нагло подрезает черную бэху в соседнем ряду. Водитель последней резко бьет по тормозам, стараясь избежать столкновения. А вот тот, кто едет за ним следом, красный китаец, среагировать не успевает. Не то клювом щелкает, не то дама за рулем. Итог закономерен: китаец смачно целует бэху в зад и перегораживает две полосы.
Получите-распишитесь, затор!
Плюс пять минут к уже шести имеющимся.
Чертыхайся – не чертыхайся, ситуации уже не изменить. Объезжаю аккуратно, буквально по зеркалам.
До места назначения остается всего-ничего, когда поступает звонок от наружки.
– Владислав Сергеевич, тут какой-то бедлам творится, – отчитывается Левадин, как только принимаю вызов.
– Подробнее.
– Охрана побежала к офису нотариуса. Мы за ними. Насыров рвет и мечет. Насырова пропала.
– Какая из?
– Молодая. Агата Алихановна.
– Зае...сь!
Бью ладонями по рулю. Как же все невовремя!
Пятница, мля! Расслабился, называется.
Ульяна, будто почувствовав, наяривает по второй линии. Вот только не до любовницы теперь абсолютно.
Агатушка, девочка моя красивая, куда тебя понесло, подскажи? Что такого страшного случилось, что ты, всегда спокойная и адекватная – всем бы такими умницами быть! – решила дать деру?
Узна́ю – а я узнаю все до мельчайших деталей, к бабке не ходи, – лично Насырова прикопаю. Других причин твоего внезапного исчезновения точно нет.
Моргая фарами, ухожу в крайний левый ряд и, игнорируя недовольные сигналы других участников движения, топлю педаль газа в пол.
Руки непроизвольно сжимают оплетку руля сильнее.
Все ж хорошо было, все под контролем держал. Агата под моим присмотром. Амиран, скунс вонючий, в своей норе под надзором его кредиторов. Оба далеко друг от друга. Проблем ноль.
Но нет, этот игроман чертов, будто жопой почувствовал, когда я из Москвы сорвался, и тут же к племяннице прискакал.
Понимаю, что не со мной его прилет связан. По всему выходит, Насыров подсуетился и себе какого-то нового покровителя нашел, с кем-то договорился, чтобы его из Махачкалы с его-то долгами выпустили. Пообещал тому что-то. Скорее всего, деньги из бизнеса брата выдернуть. Совпало всё, а меня бомбит.
Жестко.
Потому что не досмотрел!
А должен был!
Мой проёб!
Если Агату обидят – сам себе не прощу!
А ведь даже не думал, что девочка так зацепит, когда с ней в банке якобы случайную сцену столкновения инсценировал.
Рассматривал ее в тот момент, как очередной объект. Ни первый и ни последний. Проходной. Привык к подобному уже.
Да и ничем особенным не выделялась она по началу.
Да, симпатичная. Так таких миллионы.
Улыбка красивая. Но я и ярче видел.
Фигурка – зачетная. Круто, но у меня и так беспроблемных любовниц хватает, чтобы с божьим одуванчиком связываться, а потом ей сопли подтирать.
Пошел на контакт, потому что Альберт попросил.
Друг обрисовал ситуацию и уговорил присмотреть за девочкой, так как с Алиханом Насыровым он не только общий бизнес вел, но и общались они хорошо. А тут родители погибли, молодая, но богатая наследница одна осталась. Вот Гольдман и побоялся, что девочку могут ненароком обидеть или в оборот из-за бизнеса взять.
АГАТА
Москва – город-миллионник, в котором постоянно проживают более тринадцати миллионов человек. И это, не считая гостей столицы и туристов. Но кто-нибудь когда-нибудь прикидывал, сколько по улицам города перемещается девушек в мусульманских одеждах с платками и хиджабами на голове?
До дня побега я об этом ни разу не задумывалась.
Да, ходят. И их немало. Но, по сравнению с той же Казанью, куда мы на третьем курсе ездили всей группой отдыхать на неделю, все же не столь много.
Вот там да. Кругом чужие одежды, чужие лица, чужой язык. На какое-то время даже теряешься: в России ли ты еще находишься или уже нет?
В Москве так не всюду, условно можно сказать – районами. Но мне и того, что я вижу, хватает, чтобы разработать дальнейший, пусть не идеальный, но все же план, как скрыться от слежки.
Почему-то даже крохи сомнения не проскакивает, что Амиран Насыров спустит мое исчезновение на тормозах, махнет рукой и скомандуем: «Улетаем, Алия! Ну эту дурочку Агату в баню! Пусть справляется со всем сама!»
Нет.
Ушлый дядюшка так не поступит.
Он прилетел целенаправленно – забрать папины активы. Заявил об этом нагло, открыто, никого не стесняясь и ничего не боясь. И тут есть два варианта такого поведения. Либо он безмерно самоуверен и ему уже нечего терять. Либо за его плечами стоит такая весомая фигура, которая в случае чего обеспечит ему масштабную поддержку. А значит, он пойдет до конца.
В общем-то, для меня нет особой разницы в причинах дерзких поступков родственника. Все они омерзительны и жестоки по своей сути. Зато есть большая разница, как устроить свою жизнь дальше. Быть марионеткой в чужих руках я не хочу.
И сделаю все, чтобы этого избежать.
Девушек в мусульманской одежде я встречаю в первом же автобусе, куда заскакиваю, чтобы не стоять и не светиться на остановке.
Сначала, подойдя поближе, прислушиваюсь, о чем они говорят. Тихонько смеются и обсуждают баллы поступления на медицинский. Значит, младше меня. Будущие студентки, хотя сразу и не скажешь. Роста они даже чуть выше моего, стройные, симпатичные, глаза ярко подведены.
Но раз юные, то шанс уговорить их мне помочь даже возрастает. Это взрослые всегда более осторожные, молодежь жаждет подвигов.
Хочу уже рискнуть и попросить девушек о помощи, как улавливаю фразу, что вот уже их остановка и пора выходить. Понимаю, что, начни я разговор в этот момент, то просто не успею его закончить. Поэтому откладываю его и, чуть помедлив, вслед за девушками тоже покидаю общественный транспорт.
Иду от них на небольшом расстоянии. Мы проходим вверх по улице метров двести, сворачиваем за угол и буквально еще через сто метров спускаемся в подземный переход. Вижу впереди табличку, указывающую направление ко входу в метро, и вот тут все же решаю действовать.
Делаю вид, что спешу, и обгоняю девчат, но потом «спотыкаюсь» и «чуть не падаю». Ойкнув, они меня, как я и предполагаю, ловят. Все же схожая одежда дает плюс сто баллов к уровню везения.
Слезы, искренность, мольбы – отличное оружие, чтобы расположить к себе посторонних. А уж короткий рассказ, что меня хотят против воли выдать за нелюбимого, да еще и не родители, а родственники, которых и толком раньше не знала… и того больше.
Лейла без вопросов забирает мой платок и повязывает его поверх своего. Не знаю, с чего вдруг думаю про камеры, но в голове щелкает, что это важно – скрыться и от них. Цвет платьев у нас с ней на удивление схож. Со спины не различить даже. Самира охает, как я буду с непокрытой головой, но соглашается, что лучше рискнуть нарушить правила сейчас, чем всю жизнь жалеть о трусости.
На счастье, в этот момент в подземный переход спускаются еще несколько девушек в мусульманской одежде. Быстро обнявшись, прощаюсь со своими нечаянными помощницами, которые теперь выходят уже не вместе, а по одной, и разворачиваюсь в обратную сторону.
Сворачиваю в ответвление на выход в другую часть города, и тут глаза цепляются за киоскеров. У одного на крючке рядом с журналами и газетами висят кепки, те самые, сувенирные, которые обычный прохожий никогда не купит, потому что втридорога, но запросто приобретет турист-иностранец.
Я покупаю. А еще журнал со сканвордами судоку, ручку и пакет, куда отправляю стянутое с себя платье-балахон.
Хорошо, что на дворе лето. Лосины и футболка – для меня дикий трэш в одежде, которую я бы никогда не позволила себе надеть на улицу. Но сейчас не до морали. Да и, оглянувшись, не вижу, чтобы кто-то охал и ахал, обзывая меня распутницей.
Вон, девчонки в шортах и майках спокойно себе идут. У одной даже складочку между ягодицей и бедром видно. И ни разу ведь не краснеет хулиганка. Хихикает и глазки проходящим мимо парням строит.
Натянув кепку пониже на глаза, чтобы скрыть не только лицо, но и пылающие щеки, прощаюсь с продавцом, одолжившим мне резинку для волос, и покидаю переход. Дальше новый автобус и еще один, и еще.
В сетевое кафе заваливаюсь, когда живот уже сводит от голода, а ноги протестующе ноют. Заказываю себе большой стакан латте и перекус. Оглянувшись, выбираю свободное местечко на мягком диванчике в углу, сажусь и приступаю к еде, ни на кого не глядя.
АГАТА
Я не жду момента, когда Влад подъедет и за мной зайдет. Сдаю администратору номер, рассчитываюсь и, тепло попрощавшись, выкатываюсь на крыльцо.
Чтобы особо не привлекать внимание, осматриваю двор и перемещаюсь к свободной лавочке, скрытой цветущим кустарником жимолости с одной стороны и клёном с другой. Сажусь в тени шикарной кроны и, скрестив ноги в лодыжках, прячу их под себя. Пакет опускаю рядом.
Внутри пузырится волнение, а еще стойкая уверенность, что теперь все будет хорошо. Но стоит черному внедорожнику, шурша колесами по асфальту, плавно вкатиться во двор, как сердце на секунду замирает, а потом пускается вскачь.
Рука, лежащая поверх пакета, непроизвольно дергается и сжимает его сильнее. Ладошка потеет.
Машина притормаживает четко напротив Крыльца «Лилии». Водительская дверь открывается. Влад хищной пантерой выскальзывает из салона. На мгновение замирает, осматривается.
А я любуюсь им.
Черный пиджак пошит по последним росчеркам придирчивой моды. Высокий ворот немного показывает яркую белизну сорочки. Массивные часы на запястье поблескивают в солнечных лучах. Суженные брюки подчеркивают несомненную красоту нижней части тела его обладателя. Туфли с закругленными носами.
Томилин стоит в профиль, но я и так знаю, что под стильными солнцезащитными очками скрываются холодные серые глаза. Они, словно невидимыми шпагами, умеют наносить удары прямо в сердце. Выдающиеся скулы и подбородок несколько дней не бриты. Короткие непослушные волосы лишь усиливают образ человека, бросающего вызов всему, посмевшему не покориться сразу.
Мимо проходят трое мужчин в деловых костюмах с папками в руках. Но даже среди себе подобных Владислав дерзко выделяется. Холодным оценивающим взглядом. Самоуверенностью на лице. Повадками хищника в движениях, что с легкостью покорил каменные джунгли.
В нем присутствует что-то иное. Притягательное. И одновременно то, что предупреждает — держись подальше, целее будешь.
Он – сила! Он – жесткость! Он – страх…
Влад делает шаг по направлению к хостелу. От уверенных рваных движений начинает сосать под ложечкой.
Облизываю губу и зову:
– Влад.
Моментально останавливается. Слитным движением оборачивается и безошибочно находит меня, скрытую в тени деревьев. Будто точно знал, где я есть, и лишь позволял потянуть время.
Наши взгляды встречаются, и всё!
Остальной мир уходит в туман, а между нами будто канат натягивается и тащит меня вперед, к нему. Сильно-сильно.
Я не то что не сопротивляюсь, с радостью подчиняюсь и лишь мысленно уговариваю себя все же идти, а не бежать.
А бежать хочется.
Очень-очень.
– Привет! – говорю на выдохе, когда между нами остается меньше метра.
Запрокидываю голову. Он такой высокий, что без каблуков я ему четко по подбородок.
Но мне это нравится. Его сила и опасная животная энергетика на меня не давят. Не то что магнетизм, которому сложно противостоять.
Влад молчит. Ни один мускул не дергается на мужском лице.
Стоит и смотрит. Возможно, прислушивается.
К стуку моего сердца. К дыханию.
Его взгляд быстро проходится по моей фигуре, по лицу, почему-то задерживается на волосах. Наконец, он делает шаг.
Один.
Последний.
Теперь расстояние между нашими телами минимизируется. Вдохни поглубже, и моя грудь точно коснется грудной клетки Томилина.
Мы невероятно близко. Так, что я чувствую жар его большого тела. Его туалетная вода проникает в мои легкие.
И тело будто оживает. Соски напрягаются, превращаются в два жаждущих ласки камушка. Внизу живота образуется тянущая пустота. Кожу чувствительно покалывает. Даже качественный шелк туники раздражает, вызывая потребность избавиться от него.
Губы пересыхают. Дыхание становится поверхностным и рваным.
– Здравствуй.
От хриплого голоса мужчины меня бросает в дрожь.
А он словно неживой. Ни улыбки. Ни какого-то другого располагающего к себе жеста. Ничего, что могло бы показать мне его истинное настроение.
Что не так?
Нервно улыбаюсь.
– Влад, я…
Не дает договорить. Резко перехватывает за локоть и дергает на себя. Впечатывает в свое бетонное тело и обеими руками обнимает. Одной обхватывает сзади за шею, вторая распластана на пояснице.
Будто боится, что вырвусь и убегу.
Боже мой, и с чего я взяла, что он спокойный?
Его же не меньше моего потряхивает. И дыхание шумное, тяжелое. И под пальцами заполошно тарабанит сердце.
Дальше подумать не успеваю. Его рот обрушивается на мой. Будто путник, неделю блуждавший в пустыне, он припадает ко мне, как к роднику с ключевой водой. Пьет и не может насытиться.