Чума

1

– Эй, Чума! Очнись. Хватит мечтать. Пляши. Письмо тебе. От кавалера… – пожилая зечка, помахивая конвертом, подошла к койке. Та, к которой она обращалась, молча смотрела в потолок застывшим взглядом, потом, словно уловив движение, выпростала руку из-под головы. Опасливо подойдя ближе, письмоносица вложила в эту руку конверт. – Читать-то будешь? – поинтересовалась, видя, как конвертушел под подушку. Не дождавшись ответа, пожала плечом и, хмыкнув: «вот Чума!», отошла прочь.

Женская колония усиленного режима продолжала жить своей жизнью. Заключенная с говорящей кличкой Чума уже десять месяцев отбывала свой немалый срок. И было ей двадцать восемь, а когда срок закончится, будет уже за сорок, хорошо за сорок. Но она не думала об этом, да и думала ли, вообще, хоть о чем-нибудь никто не знал. Но одно знали все: Чуму лучше не трогать.

Рыжая  Марго, крупная, статная деваха тридцати с небольшим, впервые увидев новенькую, заявила: «Моя», и попыталась дотронуться до груди, отрешенно сидящей на койке коротко, почти наголо остриженной девушки. Никто так и не понял, что случилось, но Марго отлетела на пол, хватая воздух ртом, а стриженая так и осталась сидеть, даже глаз не подняла. К Маргоше подлетела одна из ее прихлебательниц и, помогая подняться, стала что-то горячо шептать на ухо. Марго сначала отмахнулась и двинулась к новенькой с намерением поквитаться, но потом прислушалась к шепоту товарки и, удивлено вскинув брови, позволила увести себя в свой угол.

Весь барак  шептался до вечера: «Арчеладзе… при отягчающих… пять жмуриков…» Ночью был шум и грохот. Прибежали надзиратели. На полу корчилось трое зечек. На вопрос: «Кто?», конечно не ответили. Подняли с коек всех. Начальница смены прошла вдоль шеренги сонных женщин, внимательно оглядела целые костяшки рук у новенькой и сказала только: «Смотри, Чумакова…» Больше к ней никто не приставал.

Только где-то, через месяц Чумакова вдруг внезапно подошла к рыжей Марго и, ни слова не говоря, влепила ей по физиономии. Марго взвыла и вцепилась обидчице в лицо – началась драка. Прибежали еще зечки, и драка переросла в избиение. Опомнились обезумевшие тетки, только когда увидели, что Чумакова престала шевелиться. В лазарете она пролежала долго. На грани жизни и смерти. От сильных ударов в живот у нее случился выкидыш. Потом, уже в бараке, к ней подошла одна из женщин: «Так бы и сказала, что хочешь от ребенка избавиться. А так мы грех на душу взяли… Эх, ты… Чума…» Так и приклеилась к ней это прозвище.

Ее историю обсуждала вся зона. Но поговорили, поговорили и решили раз и навсегда, что с ней лучше не связываться: коли уж мужа, широко известного в весьма узких кругах и еще четверых столь же серьезных мужиков, грохнула не дрогнувшей рукой. Разговаривала она мало. Передач ей никто не слал. Ни с кем она не сдружилась.  Дисциплину не нарушала. Существовала, одним словом.

Через полгода Чума внезапно проявила интерес к молодой девице, недавно переведенной из другого барака, Светке-Малявке. К ней давно приглядывалась Маргоша и все норовила пощупать. Малявка слабо повизгивала и отбивалась. Но все видели, что это до поры до времени, просто у Марго еще аппетит не разгулялся. Как-то Чума шла с обеда и наткнулась на Малявку, рыдавшую, за штабелями каких-то досок. Что дрогнуло в душе Чумы, сказать трудно, но она остановилась и долго смотрела на судорожно всхлипывавшую девчонку. Малявка почувствовала чей-то взгляд, обернулась, увидела Чуму и, жутко перепугавшись, съехала на землю. «Ты чего?» – прошептала она. Ничего Чума не ответила, развернулась и пошла дальше. Но вечером, когда Маргоша подсела к Малявке на койку и запустила руку той за ворот рубахи, рядом, как приведение возникла Чума. «Сгинь», – бросила негромко. Маргоша вскочила, как ужаленная, секунду они стояли, сверля друг друга взглядами, потом Марго усмехнулась и отвалила, буркнув: «Ну-ну, сладенького захотелось…» А Чума развернулась и пошла к своей койке. Малявка до отбоя просидела в своем углу, испуганно тараща глаза. Ночью к ее койке подвалила Марго, но тут со стороны донеслось негромкое: «Сгинь», и она с ворчанием убралась восвояси.

С этого дня Малявка ходила за Чумой, как приклеенная, а та, казалось, даже не замечала ее присутствия. Малявке часто приходили передачи, но теперь уж никто не решался покопаться в ее посылке и отобрать себе лучшие кусочки. А Малявка приносила все Чуме и, заглядывая в глаза, предлагала, что-нибудь вкусненькое. И не обижалась, когда обычно слышала в ответ: «Отвали». Так было пока однажды Светка не положила на койку плитку шоколада: «Возьми, ну, пожалуйста. Вкусно ведь» Чума скосила глаза, и рука ее потянулась к яркой обертке. Сладкая плитка таяла во рту, Чума медленно глотала вязкую слюну, а по щеке вдруг скатилась слеза. Светка ойкнула и убралась к себе, но потом долго торговалась с соседкой Чумы по койке, отдав практически все свое нехитрое добро, но все ж таки сторговалась. Перед отбоем, Чума обнаружила на койке еще одну плитку шоколада. Повернув голову, она хмуро уставилась на новую соседку. Светка застенчиво улыбнулась.

– Ты за что здесь? – спросила вдруг Чума.

– Парня своего прирезала, – прошептала она. Чума кивнула и отвернулась. – Он теперь инвалид, – продолжала Светка, – так ему и надо, гаду, не будет на сторону бегать.

2

– А что здесь? – спросила как-то Светка, указывая на очередное письмо.

– Выбрось, – велела Чума.

– А можно я прочитаю? – Светка закусила губку и посмотрела просительно. Чума пожала плечами и пошла в уборную. А Светка уселась на койке и стала вскрывать белый прямоугольник.

– Слушай, Чумочка, он такие вещи пишет… Отпад. Слушай, я зачитаю… – Чума выхватила бумажку у Малявки из рук и стала драть на мелкие кусочки. – Ну что ты, Чумочка, прикольно же… – Светка обиженно скуксилась, но тут же повеселела и принялась болтать дальше: – Говорят, концерт у нас будет в выходные, артисты приедут…

Чума вроде слушала, а вроде и нет, пустую болтовню девчонки и вдруг поймала себя на мысли, что улыбается. «Как она меня назвала? Чумочкой? Прикольно… Была Чума, теперь вот – Чумочка. А Андрей называл русалкой, наядой…»

Жизнь в новом доме походила на сказку. Гоги почти весь день пропадал то в Сочи, то ездил в соседнюю Абхазию – налаживал бизнес на новом месте. Иногда брал ее с собой. Иногда она оставалась дома, и весь день валялась на пляже. Маленький пляжик весь был окружен скалами, и вела к нему одна единственная тропинка от их дома. «Чужие здесь не ходят», – смеялся Гоги. Тело ее покрылось золотистым загаром, русые волосы выгорели и отросли. Теперь, когда она не тренировалась ежедневно, их длина уже не мешала. Она подолгу плавала, заплывая так, что берег превращался в узкую полоску. Далеко в море уходила каменная гряда огромных валунов, ограждая берег от постороннего вторжения. Возвращаясь к берегу, она всегда отдыхала на скользких камнях.

– Не боишься, так далеко заплывать? – услышала она как-то, сидя, как обычно, на камне. Услышала и от неожиданности чуть в воду не свалилась. – Да не бойся, ты, – я не кусаюсь, – раздался смех.

– Я не боюсь, – возразила она, с любопытством разглядывая незнакомца. Мокрые волосы волнистыми прядями прилипли ко лбу, голубые глаза щурились от яркого солнца. Парень подтянулся на руках и уселся на камень рядом с ней.

– Я видел, как ты там кувыркалась, – он кивнул в сторону горизонта, – как русалка. Я сначала так и подумал.

– Что подумал?

– Что русалка. Говорят же, что они существуют.

Ленка рассмеялась. Звонко, звонко. Парень тоже смеялся. Как-то быстро они познакомились и долго сидели на камнях, разговаривая обо всем на свете. Андрей учился в Москве, в аспирантуре, на математика. Приехал на каникулы домой.

– А ты где живешь? - спросил он. Ленка кивнула наверх на белую крышу дома, виднеющуюся над кронами кипарисов. – Красиво, - кивнул Андрей. – Ты всегда здесь купаешься?

– Всегда, – кивнула она. – Мне пора. Пока. – Соскользнула с камня и поплыла к берегу.

На следующий день она опять поплыла в море, вспомнила своего вчерашнего знакомого, и ей почему-то захотелось, чтобы сейчас он плыл рядом с ней. И тут увидела его. Андрей издали помахал ей рукой, пара сильных взмахов и вот он рядом.

– Привет.

– Привет.

В молчании они поплыли дальше, все дальше и дальше.

– Как возвращаться будем? – спросил он, когда берег почти скрылся из глаз.

– Боишься? – усмехнулась она.

– Не за себя. Я вырос на море. Даже спать на воде могу. Мне трудно утонуть.

– А я КМС по плаванию, – не удержалась она.

– Я же говорил, что русалки существуют. Может мне диссертацию на эту тему написать? Хочешь быть темой моей диссертации?

Она только улыбнулась и легла на спину – отдохнуть.

– Я спросил у мамы, кто живет в белом доме на горе. Она сказала – мафиози со своей женой.

Ленка от неожиданности резко дернулась и хлебнула соленой морской воды.

– А не боишься плавать с женой мафиози? – бросила она, отплевавшись. Повернулась и пошла быстрым кролем. Добравшись до камней, стала карабкаться по скользкой поверхности. Сильная мужская рука подхватила ее и втянула наверх.

– А я уже здесь, – улыбнулся Андрей. – Ты не обижайся. Это мама так сказала. А для мамы, как и для многих, те, кто умеет деньги зарабатывать, все мафиози.

– Права твоя мама, – Ленка скрутила волосы в жгут и отжала воду, – муж мой – мафиози, а я его жена…

– Нет мне никакого дела до твоего мужа, – Андрей протянул руку и убрал с ее лица мокрые прядки.

– А мне есть, – вскинула она голову и посмотрела ему в глаза.

– А мне нет, – улыбнулся он и поцеловал ее в губы.

– Вот дурак, – прошептала она и пулей слетела в воду. Он что-то крикнул ей вслед, но она не расслышала, мчась к берегу с быстротой торпеды.

До вечера она не находила себе места. «Дурак, какой», – повторяла она про себя, трогая рукой губы, где все еще горел поцелуй. Потом не выдержала, схватила полотенце и выбежала из дома. «Я просто искупаюсь, – говорила она себе, – все равно Гоги нет дома»

– Я уж думал, ты не придешь, – сказал Андрей, помогая ей забраться на камни.