Цин Але. Братья этой барышни. Том 1

Глава 1. Эта барышня решает подчиниться

В то время, когда Цин Але исполнилось восемнадцать лет и она еще не вернулась в столицу вместе с венценосными братьями, люди из Северного княжества о ней мало что знали. Ходили слухи, что у старого князя и его второй женушки много лет назад родилась дочь с демонической внешностью — золотыми волосами и темно-лазурными глазами, разве такое событие могло оказаться просто случайностью? Потому князь спрятал дочурку в самых далеких землях княжества — на горе Ша, где ранее располагалась одна из главных духовных школ севера — Пик Ша, но с прибытием дочери правителя по неизвестным людям причинам учеников школы распределили по другим духовным школам.

Некогда населенная даосскими последователями школа тихо перестала существовать, ученики ее разъехались по новым обителям, обсуждать перевод строго запрещалось, люди молчали, не желая разгневать строгого на наказания правителя, а впоследствии через десяток лет — и его сына, занявшего княжеский престол после смерти отца. На Пике Ша от посторонних глаз был спрятан самый опасный секрет почившего князя, ведь кому хочется пересудов и закулисных шепотков, проще убрать дитя из поля зрения обывателей.

– Хорошо, что оставили в живых, – причитали тетушки в северо-восточных деревнях в нескольких днях пути от пагоды Ша, – чем дитя виновато?

– Если бы родился сынок, не отослал бы его в богами забытые пустоши, и увидели бы все мы, как вскормил бы демона во дворце своей столицы Ханьшань, а что — дочь? – доказывал посетителям торговец из маленького городка вблизи столицы.

– А я слышала, у дитя от рождения увечье, болезнь скрывают и потому никому нельзя приближаться к Пику Ша ближе, чем на пятьсот ли, – с уверенностью заявляла крестьянка на вечернем сборище у костра.

– Ерунда, в предгорной деревне живет мой брат, барышня здорова и в ней нет ничего от демоницы, с каких пор девичью красоту списывают на проявление темных сил? Юная госпожа носится по склонам, играется в горных ручьях, и вся деревня с ней отлично ладит, правда, людей из соседних деревень перестали пропускать, быть может, наш старый князь боялся и берег дочь, а юному князю теперь не до решения этого вопроса? Крайние северные земли плодородны и чисты, лучшее место взрастить цветок, не стоит вам всем распускать сплетни, скоро придет время, увидим, как наша барышня выйдет из тени, – мудро рассуждал старик.

– Бедное дитя, оторванное от родного гнезда, – всплакнули женщины в пагоде Ушань, что находилась западнее и ближе к столице княжества Ханьшань, – материнской ласки и нежности не видела, растет, как сорный куст акалифы* под присмотром наставника, юный князь и не знает, как поживает его несчастная сестрица, были бы живы родители...

– Разве не этот демонический плод погубил княгиню в родах?

– А что, если юный князь выжидал, пока барышня подрастет и расцветет, чтобы выгодно пристроить ее замуж к союзнику генералу Е, иначе зачем именно теперь после стольких лет разлуки князь забирает барышню с Пика Ша в столицу Ханьшань? Поговаривают, князь наметил визит в земли Е. Разве полезный княжеству брак не единственно возможный повод забрать брошенную в детстве сестру? – не могли дойти до истины люди.

– Вы все — развратные сплетники! Почтенный генерал Е слишком стар для барышни, – рассердился старый наставник, учитель одной из школ северо-западной деревни Уши, – разве никто из вас не слышал, что барышню при рождении благословил сам небесный бог Ян-Инь Тянь?! Разве стал бы он изливать божественный свет на отпрыска Синей Бездны? И разве стал бы в свою очередь юный князь беспечно планировать брак сестры, ведь еще ничего неясно с судьбой самой Империи?! На Пике Ша — лучшие целебные горные источники, очевидно, что духовное ядро барышни нуждалось в укреплении после трудных родов ее матери, и гора — лучшее место, чтобы исцелить раны.

Доводы вмешавшегося уважаемого даоса были весьма убедительными, но разве могла одна здравая мысль остановить эту волну обсуждений, набравшую скорости на склонах Северного княжества, ведь не каждый день сам юный князь Цин Лин с личным войском, да прихватив по пути младшего брата генерала Цин Бэя с военного учебного полигона в окрестностях Ша, едет через все княжество, чтобы забрать сестру домой. Это казалось людям столь невероятным событием, что стало единственной темой обсуждения и сплетен. С радостью и беспокойствами, с тревогами и волнениями люди следили за новостями и развитием событий, и последняя самая мощная волна разговоров, подкрепленная «достоверными» новостями из самого дворца укрепила в людских умах одну самую логичную версию происходящего: юного князя, бросившего младшую сестру на целых восемнадцать лет в монастыре Ша (так называли это место обыватели после роспуска школы), не навестившего ее ни разу за все эти годы, замучила совесть, и он принял решение воссоединить семью. Эта мысль была столь дерзкой и одновременно трогательной, что накрепко въелась в сознание бесчисленно огромной толпы жителей Северного княжества.

В то время, как в Южном царстве, где уже более десятилетия правила семья наместника Не — прямые императорские потомки, вообще ничего не слышали про барышню и планы правителя Севера. Изогнувшись медлительной змеей с мерцающей чешуйчатой кожей, река Янцзы разделила пополам некогда цельную Империю, после того, как сломался главный артефакт, дающий империи мощь. С тех времен прошло уже восемнадцать лет, и связи между жителями Северного княжества и Южного царства почти не осталось. Это был вынужденный период затишья в войне кланов.

Пик Ша с высоты драконьего полета, когда последний раз перед отходом ко сну мифический дракон Ян Лунь, накрыв тенью величественных бело-золотых крыльев предгорья и равнины, облетал гору, выглядел как самое райское место на этой земле, одно название, что край мира. Не зря хитрый Ян Лунь выбрал именно эту благословенную гору взращивать свой нежный цветок Цин Але, и сладко спать самому в пещере под разлитым с небес жидким горячим солнцем: истинно — как золото проливалось близкое солнце на вершины и хребты Ша. Лишний раз не показываясь на глаза, белый дракон отдыхал, одним полуоткрытым красным глазом с продолговатым черным зрачком наблюдая с высоты горы за тем, как подрастает дочь князя. Этот не вовремя пришедший в мир ребенок — теперь почти его дитя, — настолько оказалась важна княжеская дочка. Самого же Ян Луня фактически приставили нянькой княжескому отпрыску, но на то были свои причины.

Глава 2. Эта встреча прошла совсем скверно

Днем не в самый ранний час, а скорее ближе к полудню, со скрипом открылись главные ворота на Пик Ша, и отряд конных воинов вторгся в тишину монастыря, гостей встречал образцовый наставник Гу и несколько слуг Пика, все слуги с отчетливо читаемым на лицах страхом переглядывались и были на взводе, потому что Цин Але опаздывала, несмотря на долгие увещевания наставников спуститься к приезду брата заранее. Опоздание княжны было равносильно оскорблению прибывшего князя, образцовый наставник Гу то и дело оглядывался на внутренний двор, волосы его с проседью обрамляли взволнованное лицо, щурясь, он упорно высматривал, не появилась ли его подопечная. Как-никак Цин Але выросла на Пике Ша и лучше, чем кто бы то ни было, знала, сколько времени требуется, чтобы добраться от своего зала до главных ворот духовной школы.

Впереди всех на чистокровном иссиня-черном коне шествие возглавлял молодой князь, темно-фиолетовый плащ его, отливающий черным, с золотой каймой с символикой княжества запылился в дороге и был измочен коротко пролившимся дождем за несколько часов пути от Пагоды Ша. Стройная фигура молодого человека величественно возвышалась, черные длинные волосы юноши были забраны в высокий хвост и украшены золотой гуанью* с изысканной шпилькой, зоркие темные глаза с прищуром ловили отблески рассветного солнца и тоже отдавали черно-фиолетовыми бликами, губы князя были плотно сжаты, красивое лицо не выражало ни дружелюбия, ни отвращения. То спокойствие, что исходило от него, как ни странно наоборот напугало обывателей горы Ша, и все до одного люди как по команде упали на колени. Жители монастыря боялись накликать гнев правителя, славящегося строгостью наказаний (как и у покойного отца, словно этот юнец намеренно перенял его черты и способы правления), князь мог обрушить гнев на их бесполезные головы за любую малейшую с их стороны провинность. Люди были готовы исполнить любую прихоть Цин Лина и его генерала Цин Бэя, но они не могли отвечать за действия барышни и подсознательно боялись, что она не справится.

Тем временем спрятавшиеся во внутренних дворах Пика Ша слуги со страхом перешептывались:

– Нам следует быть очень осторожными, боевые способности князя Цин Лина впечатляют, ему ничего не стоит одним взмахом духовного оружия стереть в порошок наши кости и заодно всю гору. Барышня покидает нас, и Пик больше не столь ценен для Северного княжества.

Принимавшие напутствие другие слуги поспешно кивали и соглашались с каждым словом.

– Ваша светлость, Гун, приветствуем с дороги, – Гу Цзю совершил поклон, – прошу простить за скромный прием, – барышня собирает вещи в путь, прошу проявить снисхождение к ней и к вашему покорному слуге, – мужчина низко поклонился второй раз.

Ничего не ответив, Цин Лин окинул присутствующих ледяным взглядом сверкающих из-под четко очерченных бровей черных глаз и спешился, проследовав в главный зал монастыря. Увидев, что все жители Пика расступаются перед ним с поклонами, пряча глаза в пол, Цин Лин сразу понял, что сестра не просто задерживается, а намеренно не явилась приветствовать князя. Не то, чтобы его это сильно задевало за живое, десятидневная дорога порядком вымотала и взяла сил, настроение князя и без того не было прекрасным, и, конечно же, встреча с младшей сестрой беспокоила его, но все предыдущие дни Цин Лин старался не думать о том, как все пройдет. В этот момент брата спешно догнал Цин Бэй:

– Не злись, держи себя в руках, – немного шутливо бросил генерал. – Когда я появлялся на пороге, встреча была более теплой, – понизил голос юноша, и Цин Лин, нахмурившись, бросил на него острый взгляд, – но ты у нас это совсем другое, ты же знаешь, сколько писем сестра писала тебе, ответил ли ты хоть на одно из них?

Цин Лин сощурил глаза и сухо прояснил:

– Это не имеет никакого значения, подданные должны признавать правителя и приветствовать его, неважно, кто и сколько извел бумаги впустую.

Цин Бэй не нашелся с ответом и промолчал.

Перед главным залом Пика Ша с западной стороны располагался зал поминовения усопших, и, проходя мимо него, юноши заметили, что двери его распахнуты, Цин Лин сбавил шаг. Цин Бэй последовал за князем и на входе в нос гостям ударил яркий аромат зажженных благовоний. В самом центре зала поминовения спиной к юношам на коленях стояла юная девушка, сложив руки в молитве. Практически беззвучный шепот ее не нарушал тишины пространства. Девушка оказалась золотоволосой, стройной, она была одета в простой ученический халат серый с фиолетовой каймой и тонким золоченым оттиском. В свете зажженных свечей цвета киноварного золота волосы ее, аккуратно забранные в прическу на затылке простой деревянной шпилькой и ниспадающие легкими волнами ниже талии, отливали желтизной, и, казалось, вмещали в себя всю палитру теплых оттенков. Когда девушка обернулась на потревоживших ее покой юношей, Цин Лин встретился с коротким взглядом ее темно-лазурных глаз. Эта хрупкая необычной внешности барышня обладала манерами спокойной по характеру бессмертной девы и удивительной красотой небожительницы.

Цин Лин окинул Цин Але долгим изучающим взглядом. Хотя за предыдущие дни он уже подготовился ко дню встречи и тщательно спланировал указания, которые даст перед обратной дорогой сестре и сопровождению, все-таки, встретившись вживую лицом к лицу, правитель несколько растерялся и даже внутренне содрогнулся. Сестра не проявила уважения, но отдать приказ о наказании вместо приветствия — было бы слишком жестоко для первой встречи. Внутренний диссонанс не позволил ему отдать вовсе никакого приказа, Цин Лин запнулся мысленно и этот мимолетный пойманный взгляд наложил отпечаток на все предыдущие годы, проведенные в разлуке.