Цин Але. Учитель этой барышни. Том 2

Глава 19. Этот договор с наместником определяет ход событий

На церемонии имянаречения, проведенной по воле почившего князя с опозданием на год, открылась странная правда: молодой правитель Цин Лин оказался родным сыном небесного бога Ян-Инь Тяня. Эта новость не укладывалась в голове и казалась Цин Але навязчивой иллюзией, затмившей разум. Хотелось опустить голову в чан с водой и привести себя в чувства. Однако волнения народа и обсуждения новостей на каждом углу города не оставляли шанса списать произошедшее на мираж. То, что сам Ян-Инь Тянь спустя столько лет признал сына, говорило лишь о том, что на Северное княжество надвигается неминуемая опасность. После того, как Цин Але получила от истинного отца Цин Лина золотую шпильку, новое духовное оружие, небесный бог торжественно при свидетелях присвоил барышне и новый титул — теперь Цин Але называли цзюньчжу*. Цин Лину отец тоже пожаловал новый подходящий его высокому статусу титул, которым когда-то владел уважаемый среди народа князь Цин Ли — цинван**.

Пользуясь тем, что императорский трон этой эпохи был временно не занят, небесный бог взял на себя полномочия и вмешался в дела смертных, при правящем императоре такое вмешательство казалось немыслимым, но теперь наоборот успокаивало людей и давало ощущение, что ситуация находится под контролем в надежных божественных руках. Само это обстоятельство, что небесный бог занимается людскими делами, казалось сном или иллюзией и, конечно же, указывало на значимость исторического момента и приближение начала новой войны за императорский престол.

Цин Але мало понимала в политике и только начинала вникать в ситуацию невольно, потому что слышала разговоры всюду — во дворце, и в городе. Она совершенно не могла представить, почему императорский трон пустует уже много лет, в духовной школе Пика Ханьши среди учеников ходили слухи о давно утерянном военном артефакте, положившем начало расколу империи, вот только почему-то образцовый наставник, почтенный Ши Хуанлун, в прямом смысле зверел, как цепной пес, услышав подобные шепотки и нещадно колотил палкой сплетников. Из обрывков фраз учеников до ударов палками по их спинам Цин Але успела разобрать скрытый смысл, что родители, ее кровный отец князь Цин Ли и отец Не Нэя наместник Не Вэй, допустили ошибку и потеряли некое ценное сокровище империи. Потеряли или сломали — никто уже точно не мог вспомнить события минувших лет, а знающие старейшины стойко держали рот закрытым. Можно было предположить, что Цин Лин, занявший княжеский трон, не решился бросить дело отца, а, значит, все эти годы он тайно искал артефакт.

После церемонии имянаречения Цин Але хотела выбрать момент и предложить сводному брату, а теперь и жениху, помочь в поисках — ведь у нее очень много свободного времени и она могла бы уделить это время, разобрать архивы свитков, поискать зацепки, принести своим присутствием пользу. Генерал Цин Бэй никогда не показывал беспокойства, но, судя по всему, тоже был занят поисками, они с Цин Лином часто закрывались вдвоем и горячо спорили, о теме споров при вопросах сестры — юноши молчали и переводили разговор. А господин Не, исходя из недавней встречи в горной формации, почему-то думал и даже был убежден, что артефакт таится в руках Цин Лина. Только она, Цин Але, могла разрешить это недопонимание — становилось очевидным, что ни один из юношей так и не нашел утраченное имперское сокровище, и, получается, что Цин Але могла бы приложить силы и помочь молодым воинам уладить конфликт, и даже, более того, — не допустить войны. Если бы задуманное у нее получилось, почивший отец наверняка гордился бы своей умелой дочерью, а в стране наступил бы долгожданный мир.

Однако на церемонии имянаречения все перевернулось: Цин Лин после свалившихся на его голову новостей был не в себе и уехал далеко прочь сразу после завершения обряда, даже не удостоив быстрого взгляда новоиспеченную цзюньчжу Северного княжества. Его можно было понять, юноше требовалось время принять новую правду о своем происхождении и привести мысли в порядок. Мрачный до невозможности Цин Бэй, на котором лица не было, еще значительнее нахмурился, коротко кивнул сестре, в глазах его промелькнула читаемая мысль: «ты молодец, хорошо держалась», и ускакал вслед за Цин Лином столь резво, что только пыль всколыхнулась под копытами его коричневого лощеного жеребца.

Рядом с Цин Але остался отряд отлично обученной княжеской охраны, несколько учеников Пика Ханьши, старейшина Ши Хуанлун с вечно недовольным выражением лица да дрожащей куцей бородкой, и сильно обеспокоенная случившимися событиями барышня Цзиньши Хуан, тяжелый настрой которой внушал Цин Але опасения.

Цзиньши Хуан на самом деле была сейчас основной проблемой, и Цин Але во что бы то ни стало требовалось перехватить девушку до того, как после окончания церемонии та попросит аудиенцию князя и откроет ему правду о нападении Шоху Инчена несколько месяцев назад на Пике Ханьши. Та прежняя история всплыла на поверхность, как ни старалась княжна ее замять. Плохо, когда твои секреты знает слишком ответственный человек и считает своим долгом поступить правильно. Но что такое — правильно? И кто определяет эту правоту? Цин Але не могла переубедить девушку и оттого ей было неспокойно.

Лишь волею огромного везения этот момент оглашения истины перед красивым лицом цинвана удалось скрывать до сегодняшнего дня — Цин Але и сама не могла объяснить, почему так страшилась открыть братьям правду, что снова влипла в похожие неприятности, как во времена восхождения на гору Ша, и как снова чудом выбралась. Возможно, это досадное обстоятельство вынудило бы смотреть братьев на нее как на обузу, никчемный груз, барышня настолько боялась снова наблюдать осуждающие взгляды Цин Лина и Цин Бэя, что просто впадала в отчаяние от одной мысли о том, что им откроется эта маленькая тайна. А Цин Але непременно решила для себя считать эту тайну маленькой, снизив значимость нападения Синей Бездны в учебной формации до обычного рядового происшествия. Демоны нападают, такое случается, и подтверждением служат жалобы людей. В этот раз демоны напали на учеников во время учений. Большой тайной девушка считала пребывание в Хрустальном дворце, и одна мысль о том, что Цин Бэй узнает о природе ее отношений с молодым князем, промораживала все ее тело до кончиков пальцев демонической волной холода. На отношения с братом легла бы тень, и не было никакой уверенности, что со временем все бы забылось и простилось. Интуитивно барышня чувствовала: если генерал узнает правду, их родственным отношениям придет плачевный конец.

Глава 20. Этот генерал сердится, словно барышня

Вечером во дворце был устроен праздник в честь прошедшей церемонии имянаречения, двери княжеского главного зала распахнулись пастью величественного дракона и впустили множество гостей от городских чиновников разных рангов до знатных семей столицы Ханьшань. Вереница прибывающих повозок не иссякала, из них выходили красиво одетые господа, почтенные дамы, юноши и барышни, повозки были украшены резными фонарями и шелковыми драпировками в честь праздничного дня. Среди всех гостей самой обсуждаемой темой по-прежнему было явление Ян-Инь Тяня на церемонию. Шагая по мраморным плитам дворца и перешептываясь, шествовали знатные семьи одна за другой. Среди гостей Цин Але рассмотрела двух незнакомых седых военачальников, их лица напоминали ей застывшие маски, следом появились богатые купцы с женами, облачившимися в лучшие шелка и украшения. Сама цзюньчжу сменила платье на нежный голубой халат с узорной вышивкой, он идеально подходил к ее темно-лазурным глазам. Юные барышни откровенно рассматривали княжну, скрываясь за раскрытыми веерами и оставаясь в полном восторге от ее редкой демонической наружности. Никто, однако, не смел отпускать шуток про демоническое происхождение после благословения на церемонии небесным богом. Молодые отпрыски знатных семей с интересом рассматривали внутреннюю роскошь дворца, мечтая поскорее присоединиться к трапезе. Воздух наполнился ароматом жасмина и сандала, смешанным с запахом жареных каштанов и пряного вина — предвестниками щедрого пира.

Цин Але рассмотрела среди гостей фигуру магистра Цзиньши, сегодня рядом с ним была дама Цзиньши и четыре его младших дочери. На мгновение испугавшись, что из-за недавней небрежной ссоры Цзиньши Хуан пропустит торжество, княжна вдруг увидела вдалеке наставницу, сердцу ее тут же стало спокойнее. В вечернее время ужина у наставницы точно не будет возможности отвлечь князя посторонними разговорами, а, значит, шанс изменить ситуацию в свою пользу еще остался.

Когда гости уже выпивали вино за столиками, щедро заставленными горячими угощениями и фруктами, с опозданием пришел генерал Цин. Он бросил на сестру мутный короткий взгляд, который девушка не смогла прочесть, и, коротко поприветствовав князя, сел по правую руку от него. Поскольку место Цин Але было слева от князя, то, конечно же, она не могла кричать во все горло:

«А-Бэй, что у тебя с лицом? Ты лимон проглотил или выяснил, что мы с А-Лином делим постель?»

Княжну бросило в холод от мысли, что Цин Бэй уже обо всем догадался, но спокойное лицо генерала не выражало ни знания интимных моментов, ни опровержения этого знания. Князь посмотрел на девушку, одним взглядом дав понять:

«Сиди спокойно и не дергайся, я разберусь».

Конечно, разберется он. Скажите, небесные боги, каким образом? Как с такой деликатной проблемой сможет разобраться правитель, кроме того, что выразить свою волю: «я, избранный небесами, кувыркаюсь в кровати, с кем хочу, ни брат, ни генерал мне тут не указ, всем ясно?»

А ведь цинван истинно оказался избранным небесами воином, и кто же теперь хоть слово поперек его желаний скажет? Было очевидно, что А-Бэй не сможет, да и не решится противиться реальности — примет все, как есть. Но примет ли он в своей мятежной душе, что его маленькая мей-мей скрыла от него столь важную деталь?

Цин Але хотелось провалиться вместе с этим залом в Бездну, сейчас ей уже казалось, что стоило раньше посвятить любимого брата в произошедшую в Хрустальном дворце ситуацию. Сказать все как было — выпила аффродизиак, а после помимо ее воли случилось непоправимое. Тогда он бы простил, возможно, взбесился бы и разгромил часть дворца, но в итоге, скорее всего, простил бы. Но теперь... Теперь он мог подумать, что они с А-Лином много месяцев подряд делали из него полного идиота.

Неслышно для гостей и для Цин Але перекинувшись с генералом парой фраз, Цин Лин слегка улыбнулся, а Цин Бэй кивнул ему и расслабленно откинулся на спинку скамьи. Через некоторое время, когда многие гости направились в сад послушать музыку гуциня и арфы, а барышни прихватили под руки цзюньчжу Цин Тянланьмей, тень генерала появилась в дверном проеме в зал, преградив веселой компании путь.

– Барышни, – загадочно склонил голову Цин Бэй, каштановые волосы его блеснули в свете вечерних фонарей. – Я одолжу у вас сестру ненадолго, очень скоро верну вам ее обратно. Возможно. – Добавил он со странной интонацией.

Смущенные девушки, строя генералу подведенные черным цветом глаза и обмахиваясь шелковыми веерами, сразу же расступились, каждой хотелось внимания этого красавца, в столице уже несколько лет ходили слухи, что Цин Бэй в ближайшие несколько лет намеревался выбрать себе невесту из знатной семьи и заключить помолвку с достойной его рода красавицей. Теперь же генерал оказался еще и братом самого сына небесного бога — это обстоятельство повысило его рейтинг до небес. Хоть Цин Бэй однозначно не был причастен к божественным чертогам, за сердцем у него сияло золотое ядро небожителя — бессмертного воина, а это бессмертие было даровано семье Цин богами еще в далеком прошлом. Будущая супруга генерала могла рассчитывать на лояльность семьи и божеств, перспектива стать бессмертной красавицей стимулировала юных барышень к активным действиям. И, если раньше Цин Але лишь косо бы посмотрела на то, как увиваются эти барышни за ее вторым братом, то теперь она искренне надеялась, что им под силу отвлечь его внимание. Конечно, никто из гостей не рассмотрел за видимым спокойным выражением лица генерала едва сдерживаемую ледяную ярость.

Никто, кроме Цин Але, сердце которой или перестало биться, или упало в пятки — она не могла разобрать собственных ощущений. Почему-то судьба постоянно ставила ее в столь красочные ситуации, когда княжна превращалась в неповоротливый кусок стыда и не могла найти правильного выхода из сковывающих ее эмоций.