Алиса потянулась, ловя последние лучи ленивого солнца.
Может, мама и права, Италия никуда не денется…
На столе, в деревянной рамке – открытка с видом на море. Это от бабушки, ее подарок дочери, то есть Алисиной маме. Кочевал из комнаты в комнату и нашел наконец свое место.
Алиса попыталась представить себе бабушкино лицо – и не смогла.
Когда же они виделись в прошлый раз? В третьем классе? Нет, наверное, в первом…
Между первым классом и третьим курсом универа – целая жизнь. Какая она теперь, ее бабушка?
А ведь с утра сегодняшний день казался на сто процентов предсказуемым.
На завтрак – капучино и булочка с корицей. На обед – шоппинг: новый купальник, парео и куча милых ненужностей. И перекус в фуд-корте. А вечером – пачка чипсов и сериал в компании Ленки.
Чемодан уже мысленно собран. Билеты в Неаполь лежат в истории бронирования. Алису ждут цветастые саронги, полная читалка скачанных книжек, море, запах разогретого солнцем песка и наслаждение свободой…
Она как раз перекладывала вещи, расслабленно мечтая.
Видеозвонок от мамы прозвучал неожиданно и нарушил идиллию.
Алиса вздохнула и ответила с немного натянутой улыбкой:
– Привет, мам!
– Привет, солнышко! Как твое настроение? Отдыхаешь?
Мама звучала слишком бодро даже для себя, и Алиса напряглась. Обычно за таким началом следовало предложение, на которое ей вряд ли захочется соглашаться.
– Отлично, мам. Как раз собираюсь…
– Вот и прекрасно! Слушай, у меня к тебе огромное дело. – Мама выдержала драматическую паузу. – Ты же помнишь бабу Любу?
В памяти Алисы всплыл запах свежей выпечки и сушеных трав. Теплые руки, укрывавшие ее пуховым платком. И черное небо над головой, усыпанное яркими звездами, – таких в городе не бывает.
Но все это было давным-давно...
Бабушка к ним почему-то не приезжала. И к ней Алису родители не отправляли, хоть там и «свежий воздух», и «здоровая еда», и «нет интернета». Ленку вон всю школу на лето сплавляли в деревню. Только сейчас отбилась.
Помнит ли Алиса бабушку?..
– Ну… как бы да… – неуверенно протянула она. – А что такое?
– Бедная она, совсем уже плохо справляется. Спина болит, огород копать тяжело. И вода из колодца, не натаскаешься. Мы с папой хотели нанять ей помощницу – из соседок, так она на порог не пустила. Говорит, справлюсь. Но куда ж ей справиться-то, во столько-то лет... Надо бы помочь. И уговорить ее, чтоб в город переехала, к нам. Ненавязчиво так, между делом. А пока – по хозяйству подсобить. У тебя же каникулы как раз… Уболтай старушку, а? Считай, это твоя практика… Как молодого адвоката… А?
Повисла неловкая пауза.
Вечерний свет, проникая сквозь полупрозрачные шторы, падал на бабушкину открытку. На секунду Алисе показалось, что море ожило. Что по нему побежали волны. Белые пенистые барашки…
Она сморгнула, и иллюзия распалась.
– Мам, ты о чем?! У меня билеты в Неаполь! Через три дня вылет! Мы с Ленкой все спланировали…
– Я знаю, знаю, солнышко. Но что ж поделать, так получается… Бабушка у нас одна. И она нам родная. А Италия… Италия никуда не денется. Это ведь на две недели всего. Поможешь ей, уговоришь, а мы тебе новый тур купим, куда захочешь! Честно-пречестно!
Алиса закатила глаза:
– Мам, я даже не знаю, о чем с ней говорить. Мы чужие люди по сути.
– Вот и познакомитесь! – легкомысленно парировала мама. – Она у нас хорошая! Добрая. Ты помнишь? Пироги печет, вкуснятина. А воздух там… Закачаешься! Тебе только на пользу, а то ты вся бледная, в телефоне живешь. Съезди, Алисонька. Помоги. Для меня. Для семьи. Всего две недели, а?
В голосе матери послышались знакомые нотки: виноватые, умоляющие.
Алиса вздохнула. Ну как устоять перед этим «для семьи»?
Может, она и вправду слишком добрая… Ленка так и говорит. А еще Ленка говорит, что у ее рыжей Лиски все сидят на шее.
«У ее Лиски». Ну конечно, на шее у Ленкиной Лиски сидеть должна только Ленка! Алиса фыркнула от этой мысли.
– Ладно… – обреченно вздохнула она. – Но потом…
– Ура! Спасибо, родная! Я знала, что на тебя можно положиться! Я тебе на карту скину. Но ты лучше обналичь, там безналом-то где платить… Билет тоже скину, на поезд, на завтра. Спасибо, ты мой лучший помощник!
Мама пощебетала еще чуток и быстро попрощалась, словно боясь, что дочь передумает.
Напрасно. Алиса, конечно, легкая… но не до такой же степени.
К тому же… Что-то в этом было. Она пока не могла понять, что…
Явно не грядки с картошкой (или что там у них в деревне). Что-то другое. У Алисы непонятно с чего вдруг приятно заныло под сердцем. Необъяснимо, но так сладко. Зачем сопротивляться?! Да и тоже… какое-то приключение. Необычное.
Она поедет! В деревню, в глушь, к бабушке!
Вот так ее планы перевернулись с ног на голову.
Зато с Ленкой все всегда стабильно. Вечером они сидели перед теликом, с огромной пиццей «Пепперони» и бутылочкой «Просекко».
– Ну я не знаю, – философствовала Ленка, откусывая кусок пиццы. – С одной стороны – да, попала. Прощай, Неаполь! Коктейли, смуглые красавчики… С другой – а ты глянь, как похоже на ромком! Милое такое начало… Городская злючка-карьеристка приезжает в деревню, влетает в брутального фермера с добрыми глазами, находит себя и забывает про айфон...
– Я не злючка! – возмутилась Алиса. – И там одни пенсионеры да коровы. Никаких брутальных фермеров, только брутальные старушки с тяпками. И куры.
– Скучновато, да... Прям как меня в школе засылали… Ну тогда… ты просто отдохнешь от нас. Поспишь, воздухом подышишь. Расслабишься. А я пока без тебя съезжу. Все красавчики – мои! – Ленка подмигнула. – Серьезно, Лиска, не загоняйся. Две недели – и ты свободна. А мамина благодарность будет безгранична… Тур она уже обещала. Потом еще и новую сумку выклянчишь. Хочешь «Гуччи»? Оригинал!
Алиса подавилась куском пиццы.
– «Гуччи» за две недели в огороде? Сомневаюсь я чот в такой конверсии, – хмыкнула она. – Лет пять отрабатывать…
Но идею на заметку взяла и решила попробовать. Не «Гуччи», конечно, но вот насчет «Стратберри» или «Вандлера» стоит подумать… Ленка найдет выгоду в самой безнадежной ситуации.
Они просидели до двух ночи, болтая обо всем на свете.
Когда подруга ушла, в квартире воцарилась тишина.
Алиса вздохнула и решила уже собрать чемодан. Только теперь не в Италию, а в деревню. Джинсы, футболки, ветровка, пауэрбанк, пижамки и так далее. Славно, что книжки уже накачала – единственная надежда на спасение от скуки. Там небось и с интернетом проблема…
Наконец, с чемоданом было покончено.
Вдруг Алисе послышались странные звуки. Сначала щелчок, потом треск. С улицы, что ли? Петарды? Она прислушалась. За окном бормотал о чем-то своем ночной мегаполис.
Может, с кухни? Она снова прислушалась, а потом и принюхалась – повеяло незнакомым.
Зашла на кухню, огляделась. Вроде бы все как было…
И тут ее взгляд упал на подоконник.
Там, в маленьком глиняном горшке, боролся за выживание кустик мяты. Обычная мята, из многолетних. Мама принесла, давно еще. Сказала, что привезли от бабушки. Мол, та просила, даже настаивала. «Пусть постоит, тебе же не жалко, а старушке приятно».
Алиса поливала кустик изредка, больше по привычке. Пучок бледно-зеленых листочков влачил жалкое существование. Но выбросить рука не поднималась. Протягивала к нему руку… и поливала, а не выбрасывала.
А сейчас… Да это вообще невозможно!
Мята раскинулась пышным ярко-изумрудным куполом, буквально лопаясь от сочности. Да она с полметра высотой!
Стебли стали толстыми и упругими, а листья – крупными, резными, испещренными темными прожилками. От них исходил мощный, дурманяще-свежий аромат. Он наполнял всю кухню, перебивая даже запах недавней пиццы.
Алиса моргнула, протерла глаза, моргнула снова. Подошла поближе, опасливо потрогала листок.
Он был влажным, будто только что вымытым росой, и на пальцах остался холодок. Алиса рефлекторно отдернула руку.
– Ты чего?! – удивилась она вслух, обращаясь то ли к мяте, то ли к самой себе. – Вчера была полудохлой… Может, Ленка что-то подлила? Шутки дурацкие...
Но что делать с вещами, которые не объяснить? В третьем-то часу ночи?
Алиса пожала плечами и решила все списать на свою невнимательность и случайность. Она выпила воды, погасила свет и отправилась в спальню. Но ощущение недоумения шло следом и осталось где-то на задворках сознания.
Она уснула, едва сомкнув веки.
Сны набежали сразу. Они не походили на ее обычные: бытовые и слегка тревожные. Это были совсем другие, ни разу не знакомые сны!
Вот Алиса стоит на краю поля, утопающего в тумане. Но это не холодный сырой туман и не городской смог. Он теплый, золотистый, как мед или янтарь. И пахнет свежескошенной травой, земляникой и, едва уловимо, знакомым, детским – пряниками с молоком.
Сквозь пелену тумана просачивался мягкий свет. И разливался повсюду. Алиса сделала шаг. Вокруг нее зацвели голубые незабудки – крошечные, нежные.
Она шла, оставляя за собой светящийся след. Туман расступился, открыв тропинку, усыпанную лепестками яблони, хотя стояло лето.
Затем Алиса оказалась у ручья. Удивительного ручья.
Вода в нем текла не как положено, а по спирали, ныряя воронкой под землю, а потом выныривая родником и снова закручиваясь. Пузырьки воздуха сверкали в ней, как самоцветы.
Алиса присела на корточки и зачерпнула ладонью воду. Та оказалась не мокрой, а… упругой, как желе, и переливалась всеми цветами радуги. Но в ладони превратилась в обычную воду.
Попробовав ее на вкус, Алиса почувствовала невероятный прилив бодрости и безотчетной, ничем не обусловленной, радости. Как бывает в пять лет, когда тебе дарят самый большой и красивый воздушный шар.
Дорога на поезде оказалась на удивление легкой.
Обычно Алиса переносила долгие поездки с большим трудом. Может быть, потому что это всегда было на машине в компании родителей или на самолете? Все эти аэропорты, ожидание…
На этот раз вышло совсем не так!
В купе она ехала одна. Устроилась у окна и не отрывала глаз от проносящихся мимо картин. Городской пейзаж быстро сменился дачными поселками. Потом поплыли бескрайние поля, перемежающиеся островками леса.
Алисе показалось немного странным, как быстро поезд выскользнул из города. Как стремительно закончились пригороды. Она думала, будет дольше…
Но мало ли, что думала она – последний раз катавшаяся в область на электричке лет пять назад и в другую сторону. Наверное, по этому направлению – так.
Она взяла у проводницы чай и долго любовалась лимонной долькой, плавающей в темно-янтарной жидкости. Держать в руках горячий стакан – да и вообще, ехать одной в поезде дальнего следования, было непривычно и по-своему уютно.
Чай оказался крепким, душистым, с легкой горчинкой. На тот момент он стал для Алисы самым вкусным напитком на свете.
Она немного почитала книжку: что-то из бытового фэнтези, где чашки «летают сами с собой», а ветер подглядывает за соседями и вышивает гладью, пока хозяйка бормочет заклинание автопылесоса.
Потом снова смотрела в окно, думая о своем.
Вагон мерно покачивался, убаюкивая и навевая спокойные, светлые мысли. Алиса даже немного вздремнула, и в кратком сне ей снова почудился сладкий запах луговых трав и теплый золотой свет.
Утром она привела себя в порядок и сошла с поезда.
На платформе, кроме нее, никого не было.
Мама подробно объяснила, как добраться до бабушки, так что автобусная остановка у обшарпанного одноэтажного здания вокзала нашлась без труда. Там уже сидели какие-то местные, молча окинувшие Алису любопытными взглядами.
Старый рейсовый автобус подкатил через полчаса.
Дорога получилось неблизкой, но пейзажи за окном вновь оказались такими, что Алиса позабыла о неудобствах. Асфальтовая змея вилась меж березовых рощ, сосновых боров и перелесков, то и дело открывая вид на поля со стогами сена, на маленькие уютные деревеньки, на домики с резными наличниками, на сады-огороды.
Воздух, врываясь в приоткрытое окно, будто бы наполнял салон нектаром: густым, сладким и пьянящим.
Автобус высадил Алису на пересечении с грунтовкой, хрипло заурчал мотором, выпустил клуб выхлопных газов и покатил дальше.
Она осталась одна посреди бескрайних полей.
Шелест трав, жужжание шмеля, аромат цветов… Где-то вдалеке закричала птица.
Как странно… Солнце уже клонилось к закату, окрашивая все вокруг в теплые, медовые тона. Неужели автобус вез ее так долго, что уже наступил вечер?
До деревни, по словам мамы, оставалось километра три.
Три километра тащить по проселочной дороге туристический чемодан на малюсеньких колесиках?! А-а-а! Только сейчас Алиса сообразила, как вляпалась.
Но делать нечего. Вздохнув, она подхватила рюкзачок, взялась за ручку чемодана и зашагала по пыльной грунтовке, волоча его за собой.
Дорога медленно поднималась и постепенно вывела уставшую Алису почти на вершину пологого холма.
Справа – отсюда и до самого горизонта – простиралось поле подсолнечников: огромное желтое море разлилось перед ее глазами. Цветы покачивались на легком ветерке и будто что-то беззвучно напевали. Казалось, достаточно чуть-чуть прислушаться – и различишь их голоса…
А какие они высокие… И каждая головка – размером в три ладони, а то и шире.
«Надо же! – удивилась Алиса. – Да они раз в пять крупнее тех, что у нас продают. И не по полтыщи за штучку, а совершенно бесплатно. На сколько же тут миллионов?!»
Оставив чемодан посреди дороги, она подошла к обочине. Потянулась к головке цветка, взяла ее в ладони, погладила толстенный стебель.
«Какой же ты гигант! – Алиса восхищенно разглядывала подсолнух. – Какая же тебе нужна ваза»…
Впереди дорога раздваивалась. Одна колея вела дальше, прямо через подсолнуховое поле. Другая – забирала влево, по его краю.
Алиса немного растерялась. Мама ничего не говорила про развилку, только «иди по дороге, выйдешь к деревне, она у речки». И где эта речка? Где деревня?
Солнце уже почти легло на линию горизонта.
Алиса достала телефон. Ну конечно: нет сети. Не только интернета, вообще сети нет!
Еще вчера Алиса бы запаниковала. А как же? Она одна посреди поля, неизвестно где, и близится ночь! Ни позвонить, ни такси вызвать, ни по навигатору сориентироваться…
Но это было бы вчера, как будто в другой жизни.
Сейчас же она спокойно смотрела на плоский экран, в котором, накладываясь на иконки, отражалось небо и ее лицо. И думала, почему заранее не закачала карты. Вот почему? Привыкла, что везде есть связь. Теперь даже GPS не поможет. Что толку знать координаты, если не к чему их приложить?
И в этот момент сзади раздались какие-то непонятные звуки. Алиса обернулась.
Словно из ниоткуда на дороге появилась… лошадь, впряженная в телегу!
Настоящая деревенская подвода, с высокими деревянными колесами и оглоблями. Как в прошлом веке… Нет, как в позапрошлом!
И настоящая, живая, лошадь! Крупная, коричневая… то есть гнедая, с заплетенной в косу гривой. Лошадь мерно вышагивала по дороге, а телегой правил пожилой бородатый мужчина. Его сильно обветренное лицо показалось Алисе добрым.
Телега остановилась. Мужчина прищурился на Алису и улыбнулся. Глубокие морщины разбежались от глаз, отчего его лицо сделалось еще добрее.
– Эй, красавица! – позвал он хрипловатым голосом. – Небось к Любаве? Садись, подвезу.
Алиса замерла от изумления. Откуда он знает? И разве бабушку Любу зовут не Любовь, а Любава? И откуда вообще здесь, в двадцать первом веке, взялась эта древняя повозка?
Ей бы насторожиться…
Еще вчера она бы и насторожилась. А как иначе? Подозрительный мужик посреди поля предлагает ее подвезти. «Садыс, кырасавыца», ага. Знаем мы…
Но то ли поглупела она, сойдя с поезда, то ли воздух тут такой… располагающий к доверию… Ни тени волнения не возникло в душе Алисы.
– Я… Спасибо, – растерянно проговорила она. – Вам правда по дороге?
– А то как же? Куда ж тут ышшо? Садись, не боись. Гнедко не кусается, он у нас смирный. Чемодан свой сюда давай.
Алиса позволила ему забросить чемодан в телегу. Сама уселась на жесткую доску рядом с возницей. Он представился Ефимычем.
Подвода тронулась, заскрипела и покатила потихоньку по дороге. Алиса покачивалась в такт мерному цокоту копыт. Не бизнес-класс, конечно, зато как интересно!
Запахло лошадиным потом, сеном и еще потянуло чем-то со стороны – может, дымком, а может, самой землей. Вскоре они перевалили через вершину холма, и за деревьями над излучиной речки Алиса увидела деревеньку.
Ефимыч молчал, лишь изредка покрикивал на лошадь:
– Н-ну, милая, пошевеливайся, ночь на носу.
Алиса поймала себя на мысли, что на нее возничий вообще не смотрит. Он глядел куда-то вдаль, на заречные луга, и глаза его казались очень светлыми, ясными, не по-деревенски пронзительными.
Он довез ее до самой околицы.
Деревня оказалась именно такой, какой и должна быть: дюжина аккуратных домиков под двускатными крышами, тонущих в зелени палисадников.
Сверху открывался вид на извилистую, блестящую на закате ленту реки. Внизу, у воды, медленно шла, позвякивая колокольчиком, пестрая корова, а у колодца женщина набирала воду в ведра.
Коромысло! Алиса разглядела у нее настоящее коромысло!
Дым из труб поднимался вертикально. Безветрие.
Над рекой уже разливался тонкий вечерний туман.
Пахло… пирогами! Прям-таки витал в воздухе сладкий, сдобный, невероятно домашний запах свежей выпечки.
– Вон он, Любавин дом, – ткнул пальцем Ефимыч, указывая Алисе на второй с края домик, утопающий в таком буйстве цветов, что сам казался пряничным. – Иди, давно ждет тебя.
Он поставил ее чемодан на траву. Алиса спрыгнула на землю.
– Спасибо вам огромное! Вы меня очень выручили.
Ефимыч усмехнулся в бороду и обронил:
– Ступай с богом.
Алиса двинулась по тропинке. Отворила калитку, которая даже не подумала скрипнуть, и обернулась, чтобы еще раз кивнуть на прощанье.
Но позади ничего не было. Ни телеги, ни лошади, ни Ефимыча.
Куда же они могли скрыться так быстро? Подвода ведь не чемодан, в кустах не спрячешь. Они просто испарились в густеющих сумерках!
Алиса на мгновение замерла, по телу пробежала легкая дрожь – не страха, а скорее, изумления.
– Показалось, – быстро сказала она себе вслух. – Устала с дороги. Или это местные так быстро ездят…
«Какой же русский не любит быстрой езды?» – вспомнилось ей немного невпопад.
Отогнав сомнения, она повернулась к бабушкиному дому. Он оказался невысоким, бревенчатым, явно старым, но очень опрятным.
Резные наличники на окнах выкрашены в свежую бирюзу. По стенам – незнакомый вьюн, и цветы у него – с махровыми лепестками персикового цвета. Они словно светятся изнутри в наступающих сумерках.
«Как фосфор»... – рассеянно подумала Алиса.
На участке рядом с домом был вовсе не огород – или уж точно не такой огород, как представляла себе Алиса. Это больше напоминало безумный, совершенно сказочный, цветник, где все росло вперемешку: высокие мальвы с бархатными цветами; разноцветные розы – и кустовые, и плетистые; белые ромашки, розовые эхинацеи, голубые дельфиниумы, какие-то причудливые травы с серебристыми листьями…
Алиса не знала и половины названий. Но ведь и не на урок ботаники она сюда приехала?
Над всем этим буйством природы витал пьянящий аромат, в котором смешались запахи десятков видов цветов, мяты и еще чего-то сладкого, пряного... Бабушкин сад впечатлял даже теперь, в сумерки. Можно себе представить, каким ярким он будет при свете дня!
Дверь за спиной Алисы закрылась. В сенях царила полутьма. Полоска света падала на пол из щели в приоткрытой внутренней двери. А вот и запах пирогов…
Алиса остановилась в нерешительности.
Вдруг дверь перед ней отворилась словно сама собой. Над головой вспыхнула лампочка.
На пороге возникла высокая улыбающаяся женщина с густыми волосами, заплетенными в тугую серебристую косу. Немолодая, но прекрасно сохранившаяся. Гладкости и цвету кожи ее лица позавидовала бы и Алисина мама. Лишь седина и морщинки в уголках глаз немного выдавали возраст.
А сами глаза… Они буквально светятся теплом. В них хочется смотреть, не отрываясь.
Женщина была в цветастом фартуке поверх длинного платья. Не очень-то похожа на хрупкую, сгорбленную старушку, которую Алиса мысленно рисовала себе всю дорогу… Хм… Бабушка?
– Ну вот и добралась, родная моя. – Голос у нее оказался низким и грудным. Алиса совсем его позабыла. – Проходи, проходи. Я уже заждалась.
Алиса почувствовала, как накопившаяся в дороге усталость покидает ее от одного только этого голоса и улыбки. Подойдя ближе, бабушка мягко ее обняла – словно они расстались совсем недавно. Словно Алиса вернулась домой. А и в самом деле ощущение было похожим. Будто всю жизнь тут и провела…
Она неуверенно обняла бабушку в ответ.
– Здравствуйте… бабушка Люба.
– Да какая я тебе бабушка, – рассмеялась та. – Просто Люба. И давай-ка на ты.
Она увлекла Алису за собой в дом.
– Вообще-то, я Любава. Но и Любовью зовут, а чаще – Любой. Кому как нравится. Чувствуй себя как дома. Давай-ка свой чемодан, пристроим. Намаялась, поди, волочь по нашей-то дороге… Раздевайся. Я как раз пирог из печи достала, да щи томленые стоят. Проголодалась?
Алиса сглотнула и, внезапно осознав, насколько голодна, согласно кивнула.
Бабушка отвезла чемодан в сторонку. Алиса положила рюкзачок на стул и огляделась.
Дом показался ей очень уютным. Большую комнату с невысоким потолком Алиса по городской привычке решила называть «гостиной». Воздух был насыщен ароматами старого дерева, сушеных трав, развешенных пучками под потолком… И, конечно, запах той самой божественной выпечки, что манил Алису еще на улице!
Русская печь – беленая, сверкающая чистотой, отчего-то вовсе не казалась огромной и занимала скромную часть комнаты. Вообще, внутри дом показался Алисе намного просторнее, чем можно было ожидать.
Рядом с печью – деревянный стол, покрытый вышитой скатертью, вокруг него – стулья с гнутыми спинками. У одной из стен – настоящая лавка. А вдоль других – вполне современные диванчики.
На подоконниках – горшки с геранью и теми самыми, светящимися в сумерках, персиковыми цветами. В углу – солидная кадка с раскидистой монстерой – вот уж кого не ожидала Алиса встретить в деревне.
Все выглядело небогато, но очень опрятно – чуть ли не до блеска начищено, выстирано, прибрано – ни клубочка-клочка пыли, ни паутинки в углу. И наполнено таким покоем, что Алиса наконец выдохнула последние остатки напряжения.
– Вы… как ты узнала, что я сегодня? – наконец спросила она. – У вас тут ведь и связи-то нет. Мама сказала, что предупредила… тебя, но я не поняла, как.
Бабушка лишь таинственно улыбнулась, ее глаза задорно блеснули.
– Предупредила… Вообще. Но я ж и не знала, что сегодня. Чувствую просто, когда ко мне дорогой гость едет. Сердце подсказывает. Да и ветер с тракта какой-то особенный был. Суетный немножко, городской. Ну ты иди, умойся с дороги. Вон на кухне рукомойник. А я на стол накрывать буду.
Таких наваристых и душистых щей Алиса в жизни не пробовала: казалось, в каждой ложке растворено целиком все лето. А душистый чай! А пирог с кисло-сладкой брусникой и хрустящей корочкой! Он просто таял во рту. Все было просто невероятно, прямо-таки волшебно, вкусно.
Уплетая за обе щеки, Алиса принялась рассказывать все подряд: про учебу, про родителей, про городскую жизнь. Бабушка внимательно слушала, с пониманием кивала, и в ее глазах то и дело вспыхивали веселые огоньки.
– А ты совсем не такая, как я представляла, – призналась Алиса, отодвигая пустую тарелку. – Я же тебя почти не помню...
Тут ей стало немного стыдно. Однако, скользнув взглядом по лицу бабушки, Алиса увидела, что та улыбается, и успокоилась.
– Мама говорила, тебе тяжело, помощь нужна… а тут… вообще все идеально! И ты прямо… молодая такая. Ты очень молодо выглядишь! – набралась-таки смелости Алиса произнести очевидное.
Бабушка рассмеялась и ответила то ли в шутку, то ли всерьез:
– Я же тут на всем натуральном. Пока двигаюсь – живу. Тяжело станет, если ничего не делать. А потихоньку, понемножку, раз да раз – и все на местах. Порядок – он сам себя любит, коли его уважаешь.
Алиса почувствовала, что понимание начинает ускользать. Слова-то бабушка говорила вроде правильные, но какие-то такие округлые, что смысл из них не складывался – раскатывались они по сторонам.
– Ну что, вижу, глаза у тебя совсем слипаются, – понимающе кивнула Любава. – Дорога утомила. Пойдем, я тебя уложу. У меня на веранде – лучшая спальня на свете. Будешь засыпать под песни звезд и под шум листвы, а просыпаться с солнышком.
Она провела Алису через сени на застекленную веранду. Там ждала узкая, застеленная белоснежным бельем кровать с целой горой подушек и стеганым одеялом.
Воздух был свежий, прохладный, напоенный ароматом ночных цветов.
– Спокойной ночи, Лисонька. Если что – я там, рядом с горницей. Сладких снов.
Бабушка выключила свет и вышла. Алиса ожидала, что будет долго ворочаться в незнакомом месте, но ее почти сразу начал одолевать сон. И все же, прежде чем погрузиться в него полностью, Алиса услышала странные звуки снаружи.
Казалось, за окном кто-то тихо напевает. А еще доносилось мягкое потрескивание – будто лопались семенные коробочки, – и легкий, едва слышный шелест, похожий на смех, и тихие, серебристые переливы, словно кто-то перебирал струны невидимой арфы.