Цвета радуги

Цвета радуги

ЦВЕТА РАДУГИ
Жила была на свете маленькая мышка полёвка по имени Полли. Жила она в поле, в маленькой, но очень уютной норке. А за полем была речка, а за речкой лес, а за лесом… Вот только, что там было за лесом, она не знала. Полли была совсем маленькой мышкой, и ещё очень многое ей было неизвестно.
Туда, за лес, каждый вечер закатывалось солнце, небо начинало синеть, а потом и вовсе темнеть, и оттуда, из-за леса, прилетали огромные бесшумные птицы — совы. Полли знала, что этих птиц надо опасаться — так учила её мышка Мама.
А вокруг была весна! Всё поле цвело разными цветами и было наполнено разными звуками: в траве стрекотали кузнечики, над травой летали стрекозы, а о бесчисленных мошках, муравьях и пчёлах и говорить нечего. Одним словом, Полли была совершенно счастлива. Только иногда тёмный лес с бесшумными совами тревожил её.
И вот как-то раз, в одно солнечное и тихое утро, внезапно подул сильный ветер. Из-за леса появилась огромная чёрная туча и, закрыв собой полнеба, поползла в сторону поля. Вокруг стало темно, как ночью. И тут яркая вспышка молнии озарила всё небо, и грянул такой гром, что бедная Полли подумала, что небо треснуло пополам. И только она это подумала, с неба на землю обрушились потоки воды. «Настоящий потоп, — испугалась она, — А если затопит нашу норку? Где же мы с мышкой Мамой станем жить!»
Но Полли зря опасалась потопа. Весенние дожди бурные, но короткие. И очень скоро ливень прекратился, и на фоне чёрных туч опять выглянуло солнце. И тут произошло самое настоящее чудо: во всё небо — над лесом, над речкой и полем — появилась чудесная многоцветная арка. «Наверное, она родилась из дождя и света», — подумала Полли. А ещё она подумала, что может это и не арка, а самые настоящие волшебные ворота в сказочный и неведомый мир.
Но тут её кто-то ущипнул за хвостик. Полли аж пискнула от неожиданности. Это была её мышка Мама. Она погладила её по мокрой шёрстке, и сказала: «Что ты, моя глупышка? Это же просто радуга».
Солнце закатилось за тучку, и волшебная арка начала таять в воздухе. Ещё немного — и от неё и не осталось и следа. А Полли всё продолжала смотреть в небо и тихо повторяла: «Радуга, просто радуга…» И вдруг ей показалось, что земля под её лапками качнулась и поползла куда-то в сторону. «Вот, что бывает, если долго смотришь в небо», — подумала Полли.
— Эй, кто там пищит наверху?
Полли повернула мордочку и увидела старого слепого крота.
— Ах, это Вы дядя Крот! — пискнула мышка. — Так значит, это Вы прорыли норку прямо подо мной? Фух, а я уж подумала, что это земля убегает из-под моих лапок.
Крот сощурил на неё свои слепые крошечные глазки.
— Какая ж ты глупышка, маленькая Полли. Это ты роешь норки, а я туннели, или, если хочешь, подземные ходы, лабиринты, но никак не твои бестолковые норки.
Полли даже пискнула от обиды.
— Это почему же мои норки бестолковые, дядя Крот?
Старый крот поднял свою мордочку к небу и понюхал воздух. Почесав себя лапками по тёмной блестящей шёрстке, он мечтательно вздохнул.
— Как же чудесно дышится после весенних гроз. Не обижайся, маленькая Полли, но все мои подземные ходы и лабиринты, они откуда-то идут и куда-то приводят. А твоя норка? Куда ведёт твоя норка?
Полли задумалась.
— Моя норка ведёт в норку. И потом, она такая уютная…
— Ую… — засмеялся старый крот и мечтательно сморщил свою маленькую седеющую мордочку. — Помню, прошлым летом, после долгих дождей, один из моих подземных ходов сильно подтопило, и моя подземная дорога превратилась в реку. Меня подхватил её бурный поток и понёс в неизведанном направлении. Сначала я, признаюсь тебе, сильно испугался, но потом успокоился и отдался воли волн этой подземной реки. Я помню, как плыл на спине и надо мной сверкали целые россыпи далёких звёзд.
Крот грустно вздохнул и потёр свои слепые глазки, на которых, как показалось Полли, выступили слёзы. Хотя, может, это были просто дождинки.
— Какие же звёзды могут быть под землёй? — удивлённо спросила она.
— Звёзды восходят на небе, когда заходит солнце, и то, если нет туч и облаков.
Старый крот ласково почесал мышку своей маленькой когтистой лапкой за её серым ушком.
— Маленькая Полли, звёзды никогда и никуда не заходят. Они всегда на небе, даже сейчас, когда светит солнце. Просто ты своими маленькими зрячими глазками этого не видишь. Звёзды не видны днём для вас, зрячих зверушек, это очевидно. Но я слепой Крот, слепой от рождения – так уж у нас, кротов, заведено. Поэтому я могу видеть звёзды и днём, и не только на небе, но и под землёй, даже уносимый быстрым потоком бурной подземной реки.
Старый Крот вздохнул и нырнул в свой подземный лаз, сказав напоследок Полли, что ему, конечно, очень приятно поговорить с такой милой маленькой мышкой, но нужно работать и дальше рыть его подземные ходы и лабиринты.
Полли посмотрела на вечернее тёмно-синее небо, на первые появляющиеся на небосклоне мерцающие звёздочки. «А ведь я так и не спросила у дяди Крота про эту чудесную разноцветную арку», — спохватилась она, но тут же успокоилась. Всё же старый Крот большую часть своей жизни обитал под землёй и, хоть и был мудр, — но его мудрость была земной. Справедливо заметить, что мудрость старого крота, хоть и была глубокой, но очень уж запутанной, впрочем, как и все его ходы и лабиринты. «А тут дело касается небесных сфер, тонких и радужных», — размышляла мышка Полли, — «Как всё запутанно и странно!» — подумала она. Потом посмотрела на вечернее небо в россыпи звёзд и тихонько пискнула от восторга и радости: «И как красиво!»
Укладываясь спать в свою уютную тёплую норку, Полли подумала, что надо будет спросить про радугу у кого-нибудь кто обитает не на земле, а на небе, только обязательно у кого-то очень важного и умного, непременно решила она, глядя как в ночном небе, носятся, хоть и летающие, но такие легкомысленные и несерьёзные, летучие мыши.
Полли проснулась рано утром, на рассвете. Разбудил её такой несмолкаемый и радостный гомон небесных жителей, что она и сама запела, тонко попискивая в своей норке, но вовремя спохватилась и замолчала, вспомнив, что она не небесный житель, а всё же земной. «Это птицы кричат перед встречей с солнцем, — подумала она, — Вот, кто мне нужен!» — обрадовалась мышка, — они-то уж точно расскажут мне о волшебной арке под названием радуга».
Полли выглянула из своей норки. В поле было свежо и зябко, над травой стоял туман, и каждая травинка была украшена капельками блестящей росы. И тут из глубины светлеющего неба, с самой выси, где ещё не погасла последняя звёздочка, спустилась маленькая серая птичка и, вспорхнув крыльями над Полли, села на соседний куст. «Какая маленькая и серенькая, — подумала Полли, — точь-в-точь такая же как и я, только летунья, — обрадовалась она, — вот, кто мне нужен!» Птичка слегка нахохлилась и расправила крылья. Крылья блеснули каплями росы.
«Такая милая, хоть и малая, птичка», — подумала Полли и спросила:
— Милая птаха, как тебя зовут?
Птичка повернула свою маленькую голову в её сторону.
— Меня зовут соловей и я не птаха, а птах. Но ты можешь просто звать меня Сол или Соло — как тебе будет угодно. Среди общего хора птиц я всегда пою соло — я солист, если так можно выразиться. Мой голос выделяется из общего гомона пернатых, поэтому это имя особенно мне подходит, ты не находишь?
Полли посмотрела на соловья, и подумала: «Какая серенькая и какая хвастливая птичка, хоть и хвост у неё самый заурядный — маленький серый хвостик, но, может, чуть больше моего!»
Но вслух она, конечно, ничего такого не сказала. Полли была воспитанная мышка и только пискнула:
— А меня зовут Полли, только я не знаю почему. Может, конечно, оттого что это имя тоже мне подходит, ведь я мышка полёвка, родилась и живу в поле, но только мне кажется, что я просто Полли, потому что Полли — и всё тут.
Птах повернул свою пернатую голову на бок и посмотрел на неё с другого бока:
— А ты милая мышка, — сказал он, — милая, потому что просто мышка, а я просто соловей, что тут скажешь? Ты извини, что я тут так разважничался и расхвастался. Просто, понимаешь, иногда бывает обидно. Все в округе знают мой голос, столько песен и стихов сложено в честь моего пения, а меня самого мало кто и узнает при встрече: маленькая невзрачная птичка. Да и пою я на вечерней зоре, в сумерках летнего вечера или в густой тьме весенней ночи, так что и разглядеть меня не представляется никакой возможности.
— А я не умею петь, — грустно пискнула Полли, — но мне кажется, что я слышала твоё удивительное пение. Только я тоже не знала, что эти чудесные свисты и переливы издаёт такая маленькая и скромная птаха, как ты. Мне казалась, что эта сама ночь или весна выводит твои соловьиные трели.
Полли посмотрела на маленького птаха, и ей стало жаль серую птичку, она сказала:
— Может, потому ты и так мал и так невзрачен, чтоб ничто не отвлекало от твоего чудесного голоса.
Соловей спорхнул с куста и сел в траву рядом с Полли. Первый раз она видела птицу так близко — и не просто птицу, а соловья.
— В тебе тоже есть нечто чудесное, может, ещё куда чудесней моего голоса, — сказал соловей, — Я не умею рассказать об этом, но я могу спеть о том чудесном, что спрятано в тебе. Пока не взошло солнце, я буду петь только для тебя.
Уже давно наступил день, и солнце сияло в синем небе, и пахли травы и цветы, и не умолкали неугомонные кузнечики, всё стрекотали и стрекотали в густо заплетённой траве, а Полли всё вспоминала сегодняшнее бледное утро и своего нового друга Соловья и его волшебное тревожное и нежное пение. Первый раз в её маленькой мышиной жизни кто-то пел для неё, и не просто кто-то, а самый прекрасный певун на свете, солист всех пернатых — Соловей. Только вот опять она так и не спросила его про радугу. «Но, впрочем, что может быть известно соловью об этих волшебных цветных воротах? — успокаивала себя Полли, — Соловей – ночной певец, и всё что он мог поведать мне о волшебной арке, он и так сказал своим пением», — вздохнула она.
А время шло: долгие жаркие дни сменяли прохладные тёплые ночи — и вот уже наступило лето. Маленькая Полли стала забывать о волшебной радуге. Долгие дни она проводила в играх со своими мышками подружками. К тому же нужно было делать припасы к зиме, как учила её мышка Мама, всегда серьёзно говоря при этом, что зима, мол, не за горами. Полли смотрела на далёкие зелёные холмы и думала, какая такая зима скрывается за ними? Полли была маленькой мышкой. Она родилась этой весной, и про зиму ей, конечно же, ничего известно не было. Но она была послушной мышкой и знала, что, раз мама говорит, значит, так оно и есть, и старательно собирала зёрнышки, колоски и сладкие семена с отцветавших луговых трав. Всё это они с Мамой складывали в норку, предварительно хорошо просушив на солнышке.
С одного из таких зелёных холмов, за которым, по словам мамы, должна была прятаться неизвестная зима, сбегал тонкий, едва заметный в густой траве, ручеёк. Полли наткнулось на него совершенно случайно, когда бегала, играя в догонялки со своими мышками погодками. Она едва не промочила лапки и уже хотела перепрыгнуть его и бежать дальше, как вдруг увидела в этом ручейке крошечного малыша.
— Ой, — пискнула Полли, — какой маленький! Одни глазки и хвостик! Никогда ещё в жизни я не видела такой маленькой рыбки!
— Я не рыбка, — испуганно прошептал малыш, — головастик..
Полли наклонилась к его маленькой круглой головке с большими выпуклыми глазками и большим ртом. Малыш постоянно вытягивал его вперёд и глотал воду. Вид у него был испуганный и растерянный.
— И действительно, — пропищала она, — головастик: одна голова и хвостик.
Ей захотелось подбодрить маленькую рыбку, и она сказала ласково:
— Ты меня не бойся, я тебя не обижу. Я люблю маленьких. Может, это оттого что я сама маленькая мышка Полли, а может, оттого что просто люблю. Как тебя зовут, маленький головастик? Давай с тобой дружить?
Головастик подплыл к самым лапкам Полли.
— Я не знаю, как меня зовут. Я только сегодня родился, — чуть слышно сказал он и коснулся её своим ртом.
— А где же твоя мама? — испугалась Полли. — Кто же о тебе заботится?
— Я не знаю, — ответил головастик, — мы, головастики, рождаемся без мамы, сами по себе, из её серебристых икринок. Так уж у нас, головастиков, принято, но только мне почему-то всё равно одному как-то страшно и немного грустно.
Полли погладила воду над спинкой головастика.
— Не расстраивайся. Хочешь, я буду заботиться о тебе? — тихонечко прошептала она.
— Конечно, хочу! — обрадовался головастик.
— Я буду приходить сюда каждый день, и мы будем играть. Я не оставлю тебя одного, ты уж мне поверь. А потом, когда ты станешь лягушонком и будешь жить у реки, мы тоже сможем дружить, ну, если ты, конечно, захочешь.
— Конечно, милая мышка! Конечно, захочу! — завилял своим тонким хвостиком головастик так радостно, что по воде пошли пузырьки, — Вот только как же ты меня будешь звать? Я ведь не знаю, как меня зовут?
Полли задумалась.
— Давай, я сама назову тебя. Вот только чуть-чуть подумаю и придумаю тебе имя.
Она поглядела на склон зелёного холма, откуда стекал этот тонкий ручеёк. Среди густой тёмно-зелёной травы ярко голубели васильки.
— Головась… вась… — хихикнула Полли, а потом сказала ласково, — Головастик Васик. Чудесное имя! А потом, оно такого небесного цвета и ко цвету реки тоже подходит.
— Мне очень нравится, — радостно булькнул головастик Васик, — Пока, моя Полли. Я буду ждать тебя завтра, только обязательно приходи!
— Я обязательно приду! — пропищала мышка уже на бегу, — до скорой встречи, мой Васик!
Каждый день Полли приходила к головастику Васику. Они так славно подружились. Полли бегала вдоль ручья наперегонки со своим новым другом. Хоть Васик был крошечный, но зато такой проворный и юркий, что никогда не отставал от неё, быстро плывя по течению.
Набегавшись и наплававшись вволю, они делали из травинок и камушков маленькие запруды и подолгу отдыхали в этих крошечных заводях. Мышка Полли рассказывала Васику про бескрайние поля, про речку, про зелёные холмы, за которыми прячется неведомая зима, про бесшумных, но очень опасных сов и, конечно же, про волшебную разноцветную радугу. Васик слушал её, приоткрыв свой крупный детский ротик. А потом они мечтали, как будет здорово, когда Васик подрастёт и станет лягушонком и они будут вместе прыгать по густой траве и он сам увидит поле и речку.
Все подружки Полли не одобрили её дружбы с головастиком. Они даже подсмеивались и пискляво хихикали за её спиной. «Как можно дружить с такой малявкой?» — удивлялись они. Но Полли не обращала на них внимания. Она теперь знала, что и с самым маленьким малышом может быть самая большая и самая настоящая дружба.
Дни летели незаметно. Лето было в самом разгаре. Солнце стояло в зените и так слепило и пекло, что от духоты и зноя становилось нестерпимо жарко. Маленький ручеёк подсыхал и стал совсем тонким и слабым. У головастика Васика по бокам его брюшка уже появились маленькие лягушачьи лапки, но он всё ещё не мог прыгать, а только плавал и подолгу отдыхал, прячась от зноя в стебельках пожухлой от солнца травы.
Полли переживала, что Васик не успеет вырасти и отбросить свой хвостик до того, как этот маленький ручеёк совсем пересохнет. Она, конечно, ничего не говорила об этом своему крошечному другу, чтоб не пугать его, и каждый день с нетерпением ждала хотя бы маленького дождика. Но небо как назло было безоблачно синим и пустым. «Ни одного облачка!» — с отчаяньем восклицала мышка Полли, — «Ах, зачем я такая маленькая и такая бесполезная», — думала она, — «Вот если бы я была не мышкой, а кротом, то я бы вырыла подземный ход к самой реке, и по нему бы пришла вода, и Васик уплыл бы и спасся! Но я не крот. Я всего лишь маленькая мышка», — вздыхала Полли, — «Или стать бы мне птичкой, даже не соловьём, самым обычным зябликом, или куликом, что живёт на болоте! Я бы перенесла моего Васика к реке в своём клюве. Но я не птичка, я всего лишь маленькая мышка», — чуть не плакала она.
А лето становилось всё жарче и жарче. Поле больше не пестрело цветами и не пахло травами, а, скорее, напоминало выжженную солнцем сухую степь. Дядю Крота давно уже не было видно. Видимо, он отправился в недра земли рыть свой самый запутанный и длинный туннель, там и спасался от летнего зноя. Птах Соловей тоже пропал куда-то. Наверное, улетел в дальний лес и жил там своей пернатой жизнью среди деревьев и густых трав. И некого было просить о помощи.
Мышка Полли вырыла в самом влажном месте пересыхающего ручейка большую ямку, где хоть как-то ещё мог плавать головастик Васик. Но вода так быстро испарялась, что теперь эта ямка, скорее, напоминала маленькую лужицу. Васик едва помещался в ней, с трудом загребая своими неокрепшими лягушачьими лапками грязную и тёплую воду. Он стал совсем сонным и слабым и даже разговаривал с трудом.
— Не переживай, моя любимая Полли, — говорил он ей, пытаясь хоть как-то утешить, — Не всем головастикам суждено стать лягушатами. Что ж поделать, таков закон природы.
— Даже слышать не хочу! — кипятилась Полли, — Не волнуйся! Я что-нибудь обязательно придумаю, вот увидишь. Ведь я обещала заботиться о тебе.
У Васика не было сил спорить со своей подругой, он только приоткрывал свой ротик и пускал маленькие пузырьки, как бы в знак согласия, а потом, ласково глядя на неё, тихонько просил:
— Милая Полли, не будем говорить о грустном, лучше расскажи мне ещё раз про волшебную радугу.
И мышка уже в который раз рассказывала про волшебную разноцветную арку, которая возникает в небе после дождя, совсем не понятно откуда, и так же исчезает, тая в воздухе. И вся она соткана из света солнца и дождевой пыли. И прекраснее неё нет ничего на всём белом свете, потому что радуга и есть весь этот свет и весь этот цвет, вернее, все цвета, собранные вместе.
Уже солнце закатилось за бурые выжженные зноем холмы, и первые звёздочки замерцали в высоком тёмном небе, а Полли всё говорила и говорила о волшебной и прекрасной радуге. В эту ночь она решила не возвращаться в свою норку, а остаться здесь, в поле, под открытым небом, чтобы не оставлять одного своего любимого малыша Васика.
Обступившая её со всех сторон ночь не принесла прохлады. Полли даже показалось, что стало ещё жарче и горячее. «Это земля, нагретая за день, отдаёт своё тепло небу, — подумала она. И, уже засыпая, сквозь сон пробормотала, — Я бы тоже отдала ему всё своё тепло. Всё — для Васика! Только бы выпросить у этого неба хоть самый небольшой и коротенький дождик». Но небо было звёздное, бездонное и там, в самой глубине, казалось холодным. Оно не могло почувствовать тепло от такой маленькой мышки, затерянной в сухой траве.
Всё поле было наполнено пронзительной трелью сверчков. В их коротких и звонких переливах Полли слышалось: «Пить, пить». Может, ей так казалось, потому что она и сама очень хотела пить. Но она даже и думать не смела, чтобы выпить хоть каплю из пересыхающей лужицы, где дремал её маленький Васик. Полли уже совсем было провалилась в глубокий сон, как вдруг перед самой её мордочкой появилось очень странное и, как ей привиделось спросонья, ужасное существо.
Полли пискнула от неожиданности и зажмурила свои чёрные глазки-бусинки. Тело у этого существа было вытянутое и мягкое, как чёрная продолговатая капля. С маленькой, но, как показалось Полли, очень страшной мордочки на неё глядели огромные сетчатые глаза. А ещё у этого загадочного существа были длинные усы, которыми оно всё время шевелило, и, что особенно её испугало, два острых хвоста, направленных веером в разные стороны. Существо коснулось своим усиком носика Полли и неожиданно заговорило немного металлическим, но достаточно мелодичным и приятным голосом.
— Не бойся меня, маленькая мышка Полли. Я не причиню тебе вреда.
Мышка подняла свою мордочку. В свете луны и звёзд это чудаковатое существо уже не казалось ей таким уж страшным.
— Откуда ты меня знаешь? И кто ты такой? — пискнула она.
— Я всего лишь маленький сверчок. Маленький, но старый, — усмехнулся новый знакомый в свои длинные усы, — Но, может, немного крупнее остальных моих собратьев, обитающих на этом поле. Видимо, оттого среди своего народа я и зовусь сэром Сверчком, иногда они даже называют меня сир, так как считают своим правителем и королём — смешные насекомые, — хрипловато засмеялся он, — Но я не об этом. Не это сейчас важно, моя маленькая мышка, а важно совсем другое.
— Сверчок, — удивилась Полли, — я столько раз слышала вашу трескотню… ой! Пение, — спохватилась и тут же исправилась мышка, чтобы случайно не выказать неуважение к сэру Сверчку, — Так вот, — продолжила она, — столько раз слышала ваше пение, но ни разу в своей жизни не видела ни одного сверчка. Как это, однако, странно?
— Ничего тут нет странного, маленькая Полли. Мало кто видел настоящего живого сверчка. Мы мастера прятаться среди травы, тесно прижавшись к земле. Нас очень трудно заметить. Это всё потому, что нам запрещено показываться.
— Кто же вам запретил? — удивилась Полли.
— Не будем сейчас об этом, моя любопытная мышка. Подумай лучше о том, что раз уж я и решился нарушить запрет и показался тебе во всей красе своих длинных усов, то уж точно не просто так.
Тут сэр Сверчок зашептал в самое ушко Полли, и его слова показались ей звоном медных колокольчиков, принесенным далёким ветром.
— Маленькая Полли, весь этот летний вечер я был тут, рядом с тобой, в этой сухой траве, и я всё слышал. Я слышал, что ты рассказывала про волшебную радугу своему другу головастику.
Полли, пискнув, хотела что-то сказать, но сэр Сверчок остановил её:
— Тихо, моя нетерпеливая мышка, я должен кое-что тебе рассказать. Может, это поможет твоему маленькому другу, да и всем полевым жителям.
Сверчок на секунду замолк и тяжело вздохнул. Но на этот раз Полли не рискнула его перебить, а терпеливо слушала во все свои крошечные мышиные ушки. Помолчав, сэр Сверчок продолжал:
— Не только твой маленький дружок может погибнуть, если ещё продлится это ужасная засуха. Мы, сверчки, поём на вечерней заре и после заката солнца мы так тесно прижимаемся к земле, что слышим, как она стонет.
Сверчок вытянул свои длинные задние лапки и прижался тельцем к сухой траве.
— Всё живое вокруг измученно этим палящим солнцем. Никто здесь не помнит такой сильной и такой долгой засухи.
Сверчок опять задумался, точно что-то припоминая. Полли даже пикнуть не смела. Она слушала старого Сверчка, стараясь не проронить ни одного слова.
Эту историю, — неторопливо начал Сверчок, — мне рассказал мой дед. А тот, в свою очередь, узнал её от своего деда, который давным-давно жил не здесь, в полях, а далеко, за тем старым лесом, в избе за печкой. В том доме очень любили старого Сверчка, и хоть и никогда его и не видели, но всегда оставляли ему крошки со стола и даже ставили на пол блюдце с водой. Зимними долгими вечерами Сверчок радовал их своим нежным пением и воспоминаниями о лете. У людей есть примета, что мы, сверчки, приносим удачу. Может, это всё и пустые выдумки, суеверие, но только мне хотелось бы верить, что так оно и есть.
Сверчок погладил мышку своим длинным усом по шёрстке.
— И ты верь, маленькая Полли. Может, я тоже, принесу тебе удачу; уж что-что, а она в скором времени, ох, как тебе пригодится.
Сэр Сверчок придвинулся вплотную и едва слышно зашептал в самые её мышиные ушки. Он говорил так тихо, что Полли казалось, будто это сухая трава шелестит от слабого дуновения ветерка.
— Всё, что я тебе сейчас расскажу — великая тайна. Мой дед, как я тебе уже сказал, узнал её от своего деда, старого Сверчка, что жил за печкой, а тот услышал её от человека. В один из зимних вечеров старый дедушка рассказывал эту историю своей маленькой внучке. И, как ты уже догадалась, моя умненькая мышка, это история про радугу.
Полли слушала затаив дыхание, и только её маленькое сердечко бешено колотилось в её мышиной груди. Старый сэр Сверчок, выждав секунду и дав ей немного прийти в себя, продолжал:
— Радуга — это не арка и даже не волшебные ворота, как ты думала. Радуга — это мост, соединяющий земной мир с небесным. Радуга пьёт воду из рек и наполняет ею облака. Облака становятся тучами и только потом они возвращают эту воду земле в виде дождя. Люди верят, что если встать под радугой и загадать желание, то оно непременно сбудется. Я тоже верю, — отчего-то грустно и печально прошептал старый Сверчок и замолчал. Полли внимательно смотрела своими чёрными глазками на Сверчка и ждала, что же он скажет дальше, не решаясь спросить о самом главном.
— Ты думаешь, милая Полли, зачем я всё это тебе рассказываю? Так вот место, где небо соединяется с землёй, называют горизонтом; там по преданию и живёт волшебная радуга. Идти туда очень далеко и непросто. И неизвестно, дойдёшь ли. Много испытаний и трудностей ожидает того, кто решится на путешествие к самой радуге, но только мне почему-то кажется… — Сверчок внезапно замолк, как бы размышляя, говорить, или не стоит, но потом весь встряхнулся и вытянулся на своих сильных мохнатых лапках, — Нет, мне не кажется, я уверен, что ты, маленькая Полли, обязательно справишься с этой нелёгкой задачей!
— Я? — забыв про осторожность, во весь голос пискнула Полли, — Да я дальше своей норки и этого холма никуда и не ходила!
Старый сверчок ласково застрекотал, успокаивая её:
— Я понимаю твою тревогу и страх. Это нормально. В начале пути всем бывает очень страшно. Самое главное – это решиться отправится в дорогу. А там сама дорога поведёт тебя. Надо только решиться на первый шаг.
У мышки её крошечные глазки-бусинки едва не выкатились из орбит. Она до конца никак не могла поверить, что старый сэр Сверчок всё это говорит серьёзно.
— Вы, сир, ой, то есть сэр, или как Вас? — едва слышно запищала Полли, — видимо, решили пошутить, или просто посмеяться надо мной? Как это жестоко с вашей стороны. Да я пошла бы куда угодно, только бы выпросить дождь у этой волшебной радуги! Только бы спасти моего маленького друга головастика Васика!
Не в силах больше продолжать, мышка прикрыла свои маленькие глазки лапками и заплакала.
Надо сказать, что это удивительная редкость, чтобы мыши плакали. Согласитесь, мало кто видел на этом свете плачущую мышь. Мыши — народ очень весёлый, игривый и, как бы это сказать современнее, очень позитивный. Но старый сэр Сверчок совсем не удивился, а только терпеливо ждал, когда Полли успокоится. А она продолжала, всхлипывая:
— Первый шаг! Да вы видели мои крошечные лапки? Да пока я дойду до дальнего леса, успею состариться! А тут до вашего, как его, горизонта. До края земли и неба…
Сэр Сверчок ласково и немного устало поглядел на жалобно попискивающую Полли.
— Ты обязательно справишься, маленькая мышка, — сказал он, — теперь я действительно в этом уверен. И сейчас же перестань распускать нюни, а то разбудишь и напугаешь своего маленького друга головастика.
Полли перестала плакать и умоляюще посмотрела на Сверчка.
— Но почему я? Я всего лишь маленькая мышка. Откуда у вас такая уверенность во мне, сэр Сверчок?
Сверчок задрал свою мордочку к небу. Было совсем темно и звёзд стало ещё больше. В глубине неба они собирались, как бы закручиваясь в спираль, и белёсо светились прозрачной бесконечной дорогой. Следуя взгляду Сверчка, Полли тоже посмотрела на россыпи звёзд.
— Это называется Млечный путь, — сказал Сверчок, — Видишь, звёзды такие маленькие, совсем крошечные, но на самом деле это не так. Нам только кажется, что они такие.
Старый Сверчок глянул на Полли и произнёс медленно и даже как-то торжественно:
— Только чистый сердцем сможет дойти до места, где рождается радуга. Только его желание может исполниться под небесным семицветным мостом. Поэтому я и выбрал тебя, маленькая Полли. А может, это ты сама выбрала меня, выбрала свой путь. Кто знает? Иди и ничего не бойся. В тебе есть сила, которая сама поведёт тебя. Ты готова?
— А как же мышка Мама? — всё ещё слабо пыталась сопротивляться Полли.
— Не беспокойся о маме, моя заботливая мышка, я обязательно поговорю с ней. Я уверен, что она всё поймёт.
Полли испугано посмотрела на Сверчка и неразборчиво промямлила:
— Ну, тогда, наверное, готова, — и нерешительно добавила, — А куда идти-то?
И тут произошло нечто совсем удивительное и совершенно для неё неожиданное. Сэр Сверчок как-то по-особенному сложил свой рот и издал такой громкий и пронзительный свист, что у Полли заложило уши. На какие-то доли секунды над ночным полем воцарилась полная тишина, и со стороны темнеющего вдали леса подул сильный ветер. Как только порыв ветра стих, Полли увидела, что к ней стремительно приближаются два маленьких красных огонька. Ей почудилось, что она слышит тявканье, срывающееся на визг. Не успела Полли и опомниться, как маленькие огоньки застыли прямо перед ней, и она увидела, что это никакие не огоньки, а светящиеся глаза огромного хищника.
Полли пискнула и кинулась бежать со всех своих мышиных ног, но запуталась в сухой траве, упала на спинку кверху брюшком и решила, что вот тут-то и пришла её смерть. «Наверное, это светлый хорь, который питается мышами», — только успела подумать она и, закрыв глаза, поджала свои маленькие лапки. Но хищник по всей вероятности, не собирался, есть маленькую мышь. Он повернул свою вытянутую морду в сторону сэра Сверчка и, прижав острые уши, заговорил вкрадчивым и визгливым голосом:
— Вы звали меня, сир? Ах, простите, сэр. Совсем забыл, что вы не любите, когда к Вам так обращаются. Итак, чем я могу быть полезен повелителю сверчков?
Сэр Сверчок поморщился, глядя на пасть зверька, усеянную множеством зубов, и сказал как бы полушутя:
— Вечно вы, лисы, так витиевато и напыщенно изъясняетесь. Мы знакомы с тобой тысячу лет, будь проще.
Зверёк поднялся на свои высокие сильные лапы и махнув длинным хвостом, сказал с обидой в голосе:
— Тысячу лет? Лисы столько не живут, ваше насекомое величество, да и сверчки тоже. И потом, я не лис. Я корсак! — как-то очень гордо и с достоинством тявкнул он.
— Ну, хорошо-хорошо, — замахал на него своими длинными усами сэр Сверчок, — Маленькой мышке Полли нужна твоя помощь. Всем известно, что вы, корсаки, прекрасные бегуны и легко покрываете огромные расстояния. К тому же, по силе и выносливости нет вам равных. Среди ночных хищников только что совы сравнятся с вами. И потом, вы отлично видите в темноте.
Корсак гордо повёл ушами. Было видно, что ему приятна похвала сэра Сверчка, хоть он и старался не подавать виду.
— Всё это так, мой величественный и древний друг, но — ближе к делу. Чем я могу помочь твоей, как её, маленькой Полли? И, кстати, где она?
Как ни было страшно Полли, но, услышав своё имя, она кое-как выбралась из сухой травы и подошла к самой морде корсака. Глядя в его светящиеся красным светом глаза, Полли собралась с духом и заговорила:
— Видите ли, сэр… ой, господин, то есть…
Полли немного растерялась. Она впервые разговаривала с хищником, тем более с таким крупным и ночным, и совершенно не знала, как к нему следует обращаться.
— Одним словом, я должна добраться до горизонта и попросить у радуги дождя для нашего поля, чтобы спасти всех от засухи, — выпалила она. Потом добавила совсем тихо, — всех и маленького Васика.
В наступившей тишине Полли услышала пронзительный тявкающий вопль, срывающийся на визг — это смеялся Корсак. Где-то вдалеке, со стороны чернеющего леса, кто-то ответил ему так же пронзительно, но уже тревожно. А может, это просто было эхо. Отсмеявшись, Корсак серьёзно посмотрел на мышь.
— Я бегал очень далеко. Иногда целую ночь и долгий день, но никогда не достигал той линии, где небо соединяется с землёй, линии, как ты говоришь, горизонта. Ходят слухи, что это вообще невозможно. Сколько ни беги, горизонт отдаляется и сам убегает от тебя. Отчего же ты решила, что ты, маленькая мышка, доберёшься туда? А если и доберёшься, то встретишься ли ты там с радугой? А если даже встретишься и загадаешь ей своё желание, услышит ли она твой слабый и тонкий мышиный писк? Почему ты думаешь, что сможешь со всем этим справится, да ещё и всех спасти?
Полли растерянно посмотрела на старого сэра Сверчка, как бы ища его поддержки, но тот молчал и, как ей показалось, едва заметно улыбался в свои длинные усы. Мышка вздохнула:
— Может, потому что у меня нет другого выхода? Пусть я всего лишь маленькая мышка, но, может, горизонт сжалится надо мной и не станет убегать. Я подойду к нему тихонечко-тихонечко, так, что он и сам не заметит. И я обязательно встречусь с радугой и расскажу ей про малыша Васика. Радуга — она такая! Она обязательно услышит и всё поймёт. А если нет…
Полли грустно вздохнула.
— Что ж, я буду знать, что хотя бы попробовала дойти до небесного моста.
— Ну, что ж, цепляйся за мой хвост и полезай мне на загривок. Но держись крепче, малышка Полли. Я довезу тебя да дальнего, вон того тёмного леса. А дальше... дальше начинается местность, не подвластная нам, корсакам: там хозяйничают совы и степные койоты. А мы, корсаки, не очень-то с ними ладим.
Полли зацепилась за пушистый хвост корсака и вскарабкалась ему на спину. Там она прижалась всем своим тельцем к его загривку, почти утонув в бурой и жёсткой шерсти.
— Моя отважная мышка Полли, — застрекотал Сверчок, — не будем долго прощаться. Я надеюсь, до скорой встречи. И не волнуйся: пока тебя нет, я присмотрю за твоим маленьким другом Васиком. Возвращайся с дождём — и поскорее!
Корсак едва присел на своих сильных и пружинистых лапах, точно собирался прыгнуть и, вытянув свою острую морду, клацнул зубами.
— В путь!
Корсак сорвался с места, и Полли показалась, что они не бегут, а как будто летят над самой сухой травой – так быстро бежал корсак. Но маленькой мышке не было страшно, ей даже стало как-то радостно, что, если честно, её слегка озадачило. Ей казалось, что это не она несётся верхом на хищнике, а само поле летит ей навстречу. Воздух стал ещё горячее, ещё сильнее запахло степными травами, и даже небо как-то развернулось, расширилось и полетело вместе с ней всеми своими звёздами — бледной звёздной дорогой. Полли, задрав мордочку, посмотрела вверх. «Это млечный путь», — вспомнила она и ещё крепче зацепилась своими лапками за жёсткий мех корсака.
Корсак бежал очень долго, и маленькой Полли показалось, что она даже успела задремать на спине дикого хищника. Но, наконец, в воздухе запахло терпкими травами, затем очертания тёмного леса стали отчётливее и ближе и вдруг подступили к ним вплотную, тёмной и дремучей стеной. Корсак замедлил свой бег, повёл мордой, напряжённо нюхая воздух. Он остановился возле густой осоки. Земля вокруг была влажная, и пахло болотом.
— Вот и речка, почти совсем пересохла, — прорычал он, — Если засуха продлится ещё какое-то время, то нам всем придётся худо.
Полли соскользнула с хвоста корсака и увязла своими лапками в топкой земле.
— Дальше я тебя не повезу, — сказал корсак, — такой был уговор. Но не переживай. Тебя здесь кое-кто встретит и покажет дорогу, а мне пора. Прощай, маленькая Полли.
Не успела мышка и пискнуть, как корсака и след простыл: он отпружинил на своих длинных и крепких лапах и унёсся в сторону чернеющего поля.
«Ах, а я даже не успела поблагодарить его», — вздохнула Полли. Она прижала лапки к острой осоке и вытянулась всем тельцем, чтобы посмотреть поверх густой травы. Она прошептала маленькому ветерку над травой: «Передай от меня "спасибо" быстрому и сильному Корсаку. Я никогда не забуду о той услуге, что он мне оказал». Где-то вдалеке чуть слышно зашуршала трава, и Полли услышала очень далёкий пронзительный визг, срывающийся на тревожное тявканье. Это ей отвечал Корсак. И хоть она не знала лисьего языка, но поняла, что корсак услышал её и желает удачи.
Над лесом мелькнула тень, и Полли чуть не задохнулась под сильным порывом ветра от огромных бесшумных крыльев. Острые когти едва коснулись её спины, и она услышала гулкое уханье. «Это сова», — мелькнула короткая мысль, как вспышка молнии. И Полли бросилась бежать со всех своих мышиных лапок. Но в топкой и влажной земле её лапки завязли, и она упала на брюшко в сырую, поросшую осокой лужу. Сова с протяжным уханьем поднялась над лесом и, очертив в тёмном небе круг, камнем кинулась на маленькую беззащитную мышь.
Полли зажмурилась, и вдруг неожиданно вспомнила Васика. Почему-то в последние мгновения жизни ей ясно представился его крупный рот и большие выпуклые глазки. И в этот момент что-то скользко-холодное и сильное обвило её тельце и утянуло в траву. Она только и успела услышать, как над её головой хлопнули гигантские серые крылья и где-то в глубине тёмного леса зловеще захохотала ночная птица.
Полли открыла свои маленькие глазки и первое что увидела — звёздное небо и белёсый млечный путь. В этот раз он показался ей бесконечным, мерцающим и живым. «Значит, я не умерла», — подумала она и попыталась пошевелить левой лапкой. Ночь над ней казалась ещё темней и глубже. А небо стало совсем другим, развернулось и сместилось куда-то в сторону.
— А может, это у меня в голове так всё перекрутилось? Как же долго я спала! — пробормотала Полли.
— Ужасно, ужасно долго, — услышала она над собой тихое шипение, — Уже, уже проснулась? Жутко, жутко долго ты спала. Уж, уж думала, тебя и не добудиться.
Полли подняла свою перепачканную в земле мордочку и увидела прямо перед собой маленькую блестящую головку с крошечными глазками и большими жёлтыми пятнами; она едва-едва покачивалась над травой и пристально смотрела на мышь.
— Кто Вы? — испуганно пискнула Полли.
— Я змея уж. А зовут меня Ужесса. Здесь, на реке, все называют меня ужасно прекрасной Ужессой. Но тебе не стоит меня опасаться. Ужасна я для всех окрестных лягушек, но я не ем мышей. А ещё видишь, какие у меня красивые золотые отметины на голове? Правда, они прекрасны?
— Да, — едва слышно пискнула Полли, а сама подумала о Васике и задрожал, — Спасибо вам, прекрасная Ужесса, что спасли меня от совы, — пропищала она.
— Не стоит благодарности. Я давно тебя уже здесь поджидаю. Уж совсем и заждалась.
— Откуда вы меня знаете? — удивилась Полли, — И зачем я Вам понадобилась?
Ужесса тихо зашипела и обвила в кольцо своё сильное и длинное тело.
Жажда — жажда мучает всех вокруг. Если река пересохнет, солнце выжжет всю влагу, погибнут и мои детёныши.
Ужесса подползла вплотную к Полли, так что та почувствовала, как ходят мускулы в её гибком змеином теле, и зашипела тихо-тихо:
— Там, у высокого берега у самых кустов ивняка моя кладка; малыши вот-вот вылупятся. Они не выживут, если река высохнет, — чуть слышно просвистела змея, — Я знаю, зачем ты здесь. Уж поверь мне. Дела наши идут впереди нас и готовят нам дорогу. Ещё не свершённое, но задуманное, быстрее света стремится вперёд и освещает нам путь.
Маленькая Полли захлопала своими чёрными глазками и ответила почтительно.
— Я, конечно, не совсем поняла, что Вы тут мне такое мудрёное рассказали, прекрасная Ужесса. Но одно я поняла точно, что Вы поможете мне и покажете дорогу.
— Ползи за мной, маленькая Полли, — просвистела змея, — Нам надо перебраться на тот берег. Река совсем обмелела, а местами и вовсе превратилась в болото. Я покажу тебе путь, чтоб ты не утонула и не увязла в топях. И ещё... — Ужесса подползла совсем близко к Полли и высунула свой длинный и острый, как игла, змеиный язык, — обмажься как следует илом и грязью. А то сверху ты слишком заметная приманка для сов. В следующий раз я могу и не успеть.
Полли сделал всё, как велела Ужесса, и двинулась за ней в путь. Извиваясь, змея стремительно уползла вперёд. Мышка только и успевала семенить своими крошечными лапками по тонкой дорожке, оставленной гибким телом Ужессы, и тут же этот след таял, скрываемый водой и тиной.
Где-то в вышине ухали совы и шумел тёмный ночной лес. А над самой мордочкой Полли кружилось облако надоедливой мошкары, и слышался едва различимый тонкий писк:
— Смотрите, смотрите, это Полли. Она спешит за дождём, она принесёт нам дождь. Полли — подружка небесной радуги. Спасены, мы все спасены…
— А ну, цыц, надоедливая мелюзга! — свистнула на них Ужесса и щёлкнула своим длинным и сильным хвостом. Облако мошкары с жутким писком разлетелось во все стороны и собралось уже у другого берега, закружив над высокой осокой и камышом.
Посередине пересыхающей реки Полли увидела широкую заводь, которая вся бурлила и плескалась в лунном свете. Казалось, что это гигантский котёл, где что-то варится и кипит. Мышка даже остановилась, и прижала свои маленькие серые ушки.
— Что это такое? — испуганно спросила она.
— Это подводные жители, — прошипела змея, — Река совсем обмелела, и вся рыба собралась здесь. Им негде больше плавать, вот они и плещутся в такой тесноте, задыхаясь без чистой воды. Если не случится дождя, то недолго им осталось копошиться в этой луже. Рыбы погибнут первыми. Но пойдём, нам надо спешить. Ты должна успеть добраться до тёмного леса под покровом ночи. Ползи за мной маленькая Полли.
Полли поспешила за Ужессой. Здесь, почти на середине реки, вода доставала ей почти до шеи, идти было очень трудно. Она едва касалась дна своими короткими лапками. Вода захлестнула ей мордочку, и Полли едва не захлебнулась. И тут она увидела, как из глубины на неё смотрят большие неподвижные глаза. Несколько крупных рыб, собравшись вместе, смотрели сквозь мутную воду на Полли. Они открывали свои большие рты, как будто желая ей что-то сказать. Полли вспомнила выпуклый крупный ротик своего маленького Васика. Она знала, что рыбы не умеют разговаривать, но ей всё было понятно и без слов.
— Держитесь! Я постараюсь. Я обязательно вернусь с дождём. Я буду спешить, — пискнула она. И рыбы, изогнув свои чешуйчатые тела, отплыли в сторону, намекая, что поняли её.
Совсем без сил, бедная мышка добралась до другого берега и рухнула на влажный песок своим намокшим брюшком.
— Дальше я не поползу, — просвистела Ужесса, — Я бы рада была проводить тебя, но мне нельзя далеко отлучаться от реки. Мои детёныши скоро вылупятся, и я должна быть рядом.
Полли, переведя дух, тихонько пискнула в ответ:
— Спасибо тебе прекрасная Ужесса. Я никогда не забуду о той услуге, что ты мне оказала. Ужесса, вытянулась всем своим длинным змеиным телом, и, щёлкнув о воду хвостом, прошипела:
— Прощай маленькая Полли, я желаю тебе удачи. И поспеши — летние ночи очень коротки. Скоро рассвет. Затем Ужесса вся сжалась, как живая пружина, и, извиваясь своим блестящим телом, стремительно уплыла прочь.
— Я знаю, что мне надо спешить. Я вот только сейчас отдохну одну минуточку, прекрасная Ужесса, одну минуточку.
Полли только на одну секунду прикрыла свои крошечные мышиные глазки, как тут же услышала над собой писк надоедливой мошкары: «Вот она, вот! Сюда! Летите сюда! Полли — наша спасительница! Полли — подружка радуги! Здесь! Она здесь! Сюда!» Мышка замахала лапками на кружащееся вокруг неё облако надоедливой мошкары. И вот только она захотела пискнуть им, что б те оставили её в покое и дали чуточку отдохнуть, приоткрыла свои глазки-бусинки и застыла, потеряв дар речи. Никогда ещё в жизни Полли не видела ничего более волшебного и прекрасного, конечно, не считая радуги.
В первые доли секунды ей показалось, что это звёзды слетели с небес и кружатся невысоко над травой. Весь берег был усеян светящимися огоньками. Они кружили в воздухе, мерцали на траве, парили над рекой, у самой воды, отражаясь на её зеркальной поверхности. Полли показалось, что стало даже как-то прохладнее, точно от этого волшебного хоровода сама жара стала отступать. «А может, это просто предрассветный туман принёс прохладу?» — подумала она. И в это самое время маленький огонёк слетел с травы и опустился ей на мордочку.
От неожиданности Полли чихнула и только что и успела поймать огонёк в свои лапки.
— Ой, прости, пожалуйста, я нечаянно! Ты так неожиданно приземлился мне на носик, волшебный огонёк, — пискнула она. Огонёк сложил свои крылышки, и мышка увидела, что это просто крошечный жучок, но почему-то светящийся и летучий.
— Я так рад тебя видеть, милая Полли, — заговорил жучок, и голос у него был такой же маленький и лучисто-сверкающий, как он сам, — Летите все сюда, я нашёл её! — застрекотал он. И все огоньки со всего берега стали слетаться к ним.
— Кто вы? — пробормотала мышка Полли, едва держась на лапках в мерцающем зеленом облаке. — Вы так прекрасны... вы, наверное, души отцветших цветов? А может вы живая пыльца звёзд? Вы такие волшебные, такие неземные!
Мерцающее облако над Полли, еще сильнее заколебалось и стало золотистым и звонким — это смеялись светящиеся жучки.
— Мы самые обычные наземные жучки, — застрекотал зелёный огонек в самое ушко Полли, — летаем только ночью, а днём спим. Вот и подсвечиваем себе воздушные дорожки, чтоб не потеряться и не залететь куда не надо. Светимся для безопасности полёта, так сказать, ну и для красоты, конечно, — добавил огонёк и отчего-то смутился, — Ах, да! — спохватился он, — А называют нас светлячки.
Полли с ещё большим восхищением посмотрела на зелёного светлячка и едва прищурив свои глазки, пропищала ласково:
— А как зовут тебя, волшебный жучок-светлячок?
— Да говорю же, никакой я не волшебный, а самый обычный, — пискнул огонёк, — для меня светиться — как дышать, проще некуда, — засмеялся он, но вдруг засмущался и тихо добавил, — А зовут меня Сева.
— Сева! — как зачарованная, произнесла Полли, — а я и представить себе не могла, что свет может быть живым.
Она осторожно поднесла светлячка к своей мордочке, и вся её шёрстка заискрилась в зелёном свете. Полли прошептала:
— Ты самое волшебное, что я видела за всю свою, пусть даже маленькую, жизнь.
И тут, она снова вспомнила Васика. «Как бы мне хотелось, чтобы мой Васик видел всё то чудесное, что вижу сейчас я!» — подумала она. Её глазки внезапно наполнили слёзы, и сквозь них ей показалось, что все зелёные огоньки слились в один живой волшебный свет.
— Что с тобой, милая Полли? — испуганно спросил Сева, — Что с твоими глазами?
Маленький светлячок очень встревожился, он никогда ещё не видел плачущую мышь. Полли отодвинула свою мордочку от Севы и смахнула лапкой слезинки.
— Всё хорошо, — сказала она, — это просто роса. Скоро утро, мне надо спешить.
По лесным запутанным тропинкам бежала мышка Полли, стараясь не упускать из виду летящий зеленый огонёк. Светлячок Сева летел невысоко над травой, показывая ей дорогу и, когда она не поспевала за ним, садился на самую высокую травинку, освещая путь. Темнота леса, со всех сторон обступившая их, была живой и пугающей. Над головой Полли, высоко-высоко, в самых верхушках деревьев, шумел ветер, и ей казалось, что сотни невидимых глаз смотрят на неё сверху. Полли знала, что это всего лишь трепещут листья, но ей всё равно было жутко, и она всё теснее и теснее жалась к земле.
— Мне так кажется, или нет? Но мы точно бежим по кругу, — едва отдышавшись пискнула Полли, — Я даже чувствую себя не мышью, а какой-то заколдованной белкой в колесе, — попыталась она пошутить. Сева подлетел к Полли и сел рядом на тонкую травинку. В темноте было похоже, что на ней распустился волшебный светящийся цветок.
— Нет, тебе не кажется, — застрекотал он, — мы обходим одно очень неприятное место: его называют «Горючие топи».
— Горючие? — переспросила Мышка, — Что же, там кто-то утонул и теперь горюет?
Сева хихикнул.
— Никто там не горюет. Места там просто гиблые, гнилые места, не пройти. Об этих местах много всего болтают, а по мне — обычное болото. Только вот в сильную жару иногда горит. Знаешь есть такие торфяные болота. Так вот этот торфяник и горит. Поэтому и название такое: «горючие».
Сева вздохнул и, как показалось Полли, немного загрустил. Даже свет его зелёного огонька как-то потускнел.
— Если такая жара продержится ещё несколько дней, точно загорится. Ох, плохо тогда будет всем. Дым, гарь... А если пожар?! Лучше об этом и не думать.
Полли подняла вверх свою мордочку и понюхала воздух. Ей показалось, что пахнуло гарью. «Наверное это со страху», — подумала она и решила как-то подбодрить загрустившего Севу.
— Я никогда не слышала и не знала о горящих болотах, — пискнула Полли, — Ты такой умный и столько всего знаешь, а с виду совсем малыш. Вот я, по сравнению с тобой, просто гигантская мышь, а такая неумёха, в смысле не умная, глупенькая.
Сева чуть ближе подлетел к Полли.
— Ну, что ты сравниваешь. Я же насекомое и знаю всё, что когда-то знали все светлячки за много-много тысяч лет.
— Как же такое возможно? — удивилась Полли.
— Да очень просто,— продолжал Сева, — у нас, светлячков, всё общее: память, знания, ночные маршруты... То, что знает один, известно всем. Ну, мы так связаны — одной душой. Так было всегда. Мне даже представить трудно, как может быть иначе.
Полли посмотрела на звёздное небо, и ей показалось, что это не звёзды, а бескрайние россыпи светлячков, и все они такие же живые, и так же связаны между собой в одно целое.
— Наверное, это очень чудесно, иметь одну душу на всех, — вздохнула она, — Знаешь, иногда мне так одиноко и страшно!
Сева поднялся в воздух, и, кружась вокруг мордочки Полли, застрекотал:
— Ты не одна, просто ты не всегда это чувствуешь. И вообще, такой милой мышке думать о таких сложностях совсем неприлично. Это я тебе от всего нашего светящегося рода говорю.
Не выдержав своего серьёзного тона, Сева засмеялся, отчего его свечение стало золотистым. Полли замахала на него своими лапками.
— Хватит, нам надо спешить. Я уже отдохнула, бежим дальше.
Сева, полетел низко над травой, всё ещё переливаясь смехом, а Полли, стараясь не терять его из виду, побежала за ним.
Они бежали так долго, что Полли уже не чувствовала своих лапок, а утро всё никак не наступало. Наоборот, оно отступало всё дальше и дальше. Небо было тёмное и ни с одного его края не занимался рассвет. Ей казалось, что ночь стала совсем глубокой и поздней. «Может, и время бежит по кругу, как и мы, — подумала Полли. — А может, это "Горючее" болото закрутило и заколдовало всё вокруг?»
И как только маленькая Полли так подумала, сильный порыв ветра едва не сбил её с ног. Бедного Севу закрутило куда-то в сторону и вверх. Он только и успел крикнуть:
— Держись Полли! Меня уносит... Полли....
И дальше было уже ничего не разобрать. Полли прижалась к земле, пискнув:
— Держусь!
А затем всё внезапно стихло. Она поднялась на лапки и вытянулась всем своим тельцем. Светлячка нигде не было видно.
— Сева! — отчего-то шёпотом пропищала мышка. Ей стало страшно одной ночью в лесу.
На её слабый писк, из самой глубины чащи леса прилетел едва различимый отзвук. Он был нежный и тёплый и похож на глубокий вздох огромного существа. «Это дышит болото», — неожиданно поняла Полли. Ей почудилось, что со всех сторон запахло цветами. Запах был такой сладкий, что у неё закружилась голова. Она посмотрела в темноту леса и увидела в его глубине едва различимое сияние. «Ах, это, наверное, Сева», — обрадовалась Полли и, сойдя с тропинки, побежала в самую глубь непроходимой чащи.
Она бежала сквозь сухостой и густой кустарник, не разбирая дороги, но, что удивительно, бежать ей становилось всё легче и легче. Сладкий аромат неведомых цветов придавал ей силы. Сияние становилось всё ярче, только свет от него был не зелёный, как от светлячка, а бледный, слегка голубоватый. Засмотревшись на бледные огоньки, Полли не заметила как её лапки заскользили по склону и она кубарем покатилась вниз.
Отдышалась, она увидела большой рассохшийся пень, весь усыпанный бледными огоньками. У его корней голубоватые огоньки лежали целым ворохом, как драгоценные камни, и их россыпь вела дальше, в глубь чащи, за тёмные стволы поваленных деревьев. Полли как заворожённая смотрела на бледную светящуюся дорожку.
«Но как же так? — сама себе удивилась Полли, — Мне надо идти совсем в другую сторону. Я должна встретиться с радугой; все ждут, что я...» И тут она потеряла не только дар речи, но и дар мысли. Лёгкая цветная паутинка коснулась её мордочки и засверкала на глазах. Полли взглянула сквозь неё и увидела висящие в воздухе огни. Эти огни слегка дрожали и затем, словно танцуя, закружились вокруг. «Идём, идём с нами», — зазвучало в голове Полли. Это говорили с ней болотные огни, но говорили они беззвучно.
Не в силах сопротивляться, по тропинке, усыпанной светящимися гнилушками, Полли вышла к огромному болоту. Оно было похоже на большую поляну или озеро. «Удивительно, — подумала Полли, — и не поляна и не озеро, и не вода и не земля».
Болото клубилось и дышало, как спящее чудовище. Небо над ним казалось светлее, точно сама трясина отбрасывала на него свой волшебный свет. Болотные огни ещё покружили вокруг Полли и, растворясь в светлом тумане чернеющего болота, вспыхнули ярким цветком в самом его центре. Бедной Мышке померещилось, что земля задрожала под её лапками и снова сладко запахло цветами.
Ей ужасно захотелось спать и ещё очень захотелось туда, к горящему цветку, в самое сердце тёмного болота. «Как же там прекрасно, — подумала Полли, — и как спокойно! Там танцуют болотные огни и пахнет цветами. Там, среди топи, есть маленький островок, покрытый мягким мхом. Так сладко на нём уснуть!» Полли почудилось, что это не её мысли, а кто-то другой нашёптывает ей всё это на ушко. Пытаясь бороться с этим сладким мороком, ей хотелось бежать прочь от этого страшного места.
Но тут она услышала нежнейшую музыку, льющуюся откуда-то из глубин болота. Туман над болотом стал розовато-лиловым, и повсюду стали появляться сияющие голубые островки.
— К нам, к нам, сладенькая Полли. Не бойся, мышка-глупышка, мы не обидим тебя, мы обнимем тебя, мы заберём тебя с собой в глубокие топи, в глубокий покой.
Не помня себя, бедная мышка, пошла по мягкому зыбкому мху. Она шла на свет болотных огней, к горящему холодным светом цветку, в самое сердце тёмного болота.
— Ты так прекрасна, чудесная Горючая топь! — бормотала Полли, — Я не в силах сопротивляться тебе, но я дойду до самого твоего сердца...
Внезапно под её лапками, всплыл большой тёмный пузырь, и из глубины послышался утробный рык. Полли пискнула и, оступившись, стала тонуть в липкой и жидкой грязи. Чем больше она трепыхалась и пыталась выбраться, тем крепче были объятия страшного болота, которое засасывало её как свою добычу, не желая отпускать. Полли затихла и пропищала:
— Милое болото, умоляю, отпусти меня! Ради чудесной радуги, ради всех, кто ждёт дождя, что принесёт она с собой...
Но трясина всё сильнее и сильнее тянула Полли ко дну. На поверхности осталась только её мордочка с круглыми от ужаса глазками.
— Хорошо! Забирай! Забирай меня! — из последних сил запищала несчастная мышь, — Только пожалей моего Васика! Пусть случится дождь! Пусть мои слова дойдут до твоего сердца!
Полли последний раз глянула на небо, на россыпь звёзд, таких далёких и таких безразличных.
И тут всё небо ей загородила чья-то огромная мохнатая морда. Сильная когтистая лапа подцепила её за брюшко и вытащила на поверхность. Большие, на выкате, глаза с любопытством глядели на Полли. Морда хмыкнула:
— Дура! У болота нет сердца! Ходят тут всякие, надышатся испарениями и лезут в самую топь! А ты доставай их всех подряд из трясины, будь добр.
Полли едва слышно пискнула:
— Кто Вы?
Зверь фыркнул:
— Бобр. Тьфу ты! Совсем тут с вами сума сойдёшь, — и поправился, — Бобёр я.
В могучих лапах Бобра тельце маленькой мышки обмякло, и она впервые в жизни лишилась чувств.
Очнулась Полли уже утром. Несмотря на ранний час, солнце палило нещадно. Полли лежала на влажных листьях у большой заводи, рядом с плотиной, что построил Бобёр. Болото осталось где-то в стороне и теперь было похоже на обычную грязную огромную лужу. В воздухе пахло гарью, и было заметно, что над поверхностью болота, то там то сям, начинает клубится дымок. Испугавшись, Полли вскочила на лапки и тут же повалилась на бок, обессиленная всем тем, что случилось с ней прошлой ночью.
Старый Бобёр работал неподалёку. Сплавляя стволы поваленных деревьев по совсем обмелевшей реке, он старался ещё прочнее укрепить свою плотину.
— А, проснулась, горе-путешественница? Куда вскочила? Лежи, отдыхай, — заворчал он.
Только сейчас маленькая мышка заметила, что её шкурка влажная и чистая — видимо, Бобёр искупал её в своей заводи и отмыл от липкой грязи. Её постель, сделанная из прохладных больших листьев, пахла свежо и горько.
— Болото загорелось! — испуганно запищала Полли, — Будет пожар! Всё погибнет в этом страшном огне!
— Да, успокойся, дурында ты ненормальная, — грубо перебил её Бобёр, — надышалась вчера болотной гадостью и несёшь тут всякую ерунду.
— Ну, как же, — не унималась она, — вон я вижу дымок над теми кочками, и вон ещё И вон там!
Бобёр фыркнул, и вернулся к своей работе: к большому поваленному дереву. Поглядывая на мышь, он недовольно продолжал бурчать, передразнивая Полли:
— Пожар! Все погибнем! Тоже мне, раскаркалась, точно не мышь, а ворона. Только посмотрите на неё. Болото у неё горит! — не унимался Бобёр, — Не горит, а тлеет! Понятно? Да оно так уже вторую неделю тлеет.
Подперев стволом дерева свою плотину и переведя дух, старый Бобёр подплыл к Полли. Смягчившись, он добродушно посмотрел в её испуганную мордочку.
— Не бойся. Если даже и вспыхнет, болото это, то огонь дальше не пойдёт. Не сможет он пройти. На то и плотина моя. Видишь, какая запруда? Не запруда, а прямо целое озеро, — с гордостью сказал Бобёр, важно почёсывая своё мохнатое пузо. Полли с большим уважением посмотрела на старого Бобра. «Вот он, настоящий герой! — подумала она, — А какой с виду неприглядный, грубый да мохнатый. Как бывает обманчива внешность!» — сделала грандиозное открытие маленькая Полли .
— Вы настоящий герой, — сказала она вслух, об остальном деликатно умолчав.
— Не герой, а труженик! Работать надо, а не по болотам без дела шастать, — фыркнул он неожиданно резко, — Если б каждый делал своё дело, по совести да по уму, так и проблем бы и не было!
— Как это? — удивилась Полли.
— А вот так! — сердито продолжал Бобёр, — все беды от безделья. Никто работать не хочет! Вот и дождь, как все: не хочет он землю поливать, потому как все на ней бездельники и лентяи.
Полли потупила свои маленькие глазки, ей отчего-то стало стыдно и неловко и за себя, и за всех, и даже за дождь. «А может внешность не так уж и обманчива? — удивительно подумалось ей, — Хотя нет, — продолжала мысленно рассуждать Полли, — вот это болото привиделось мне прошлой ночью, с волшебной заводью, со сказочными островами, а сегодня, при дневном свете, оказалось огромной зловонной лужей».
Но тут же, испугавшись своих мыслей, она покосилась на тлеющие «Горючие топи» и решила думать потише. Поблагодарив Бобра за чудесное спасение и поев личинок что он ей наловил, Полли снова тронулась в путь. Лес остался позади, а впереди, сквозь редкий кустарник и сухую траву, показалось бескрайнее жёлтое поле. Оно было совсем не похоже на то, где родилась и росла маленькая мышка полёвка. Когда-то на этом поле колосилась пшеница, но хлеб давно убрали и теперь кругом была высохшая земля и острое жнивьё, что осталось от скошенных колосьев.
Идти по такому полю было настоящей пыткой. Каждый шаг давался Полли с большой болью. Острые стебли кололи лапки и царапали животик. Но самым нестерпимым было палящее солнце. Оно так напекло голову и тельце бедной мышки, что у неё перед глазами поплыли чёрные круги. Но, несмотря на это, Полли шла вперёд, к ярко слепящему горизонту. Он казался тонкой полоской между небом и бескрайним сухим полем, и он совсем не приближался. Сколько бы ни прошла маленькая Полли, горизонт по-прежнему оставался на своём месте.
«Вот и всё, — думала Полли, — у меня нет больше сил. Вот так всё и закончится. Я останусь здесь навсегда, иссушенная солнцем и съеденная муравьями. Уж лучше б я утонула в болоте».
Внезапно Полли пискнула, очень сильно оцарапав левую лапку. Яркая капелька крови повисла на остром стебельке. Полли встряхнула головой и осмотрелась. Всё вокруг было пустым и безжизненным. Только высоко в небе стая птиц летела в сторону чернеющей за полем земли. «Ну, уж нет! — решила Полли, — Самое главное идти! Только не останавливаться!»
Полли повернула в сторону летящей стаи и пошла к месту, над которым кружили чёрные птицы и где виднелась чахлая полуразвалившаяся постройка. «Плохая мышь, — ругала себя Полли, — думаешь только о себе! А как же все? А Васик?»
Полли пошла ещё быстрее, прихрамывая на левую лапку. «Мне надо отдохнуть и самое главное найти воду, — продолжала рассуждать она про себя, — Там где птицы, должна быть вода. Вороны очень умные. Они не станут кружить где попало», — пыталась хоть как-то подбодрить себя она.
Полли шла в сторону чернеющей земли очень долго. Уже слепящее солнце стало клониться к западу, а маленькая мышь всё шла и шла, не чувствуя своих израненных лапок и исцарапанного брюшка. Только на закате Полли добралась до края сухого поля, и тут силы покинули её. Она смотрела на предзакатное небо и прощалась с солнцем. «Как странно, — думала Полли, — вот лежу я здесь, едва живая, смотрю на солнышко, видимо, уже в последний раз, а думаю только об одном». Острый стебель пребольно впился в грудь маленькой Полли, как раз в то место, где едва билось её крошечное сердечко. Но у Полли не было сил даже пошевелиться.
Глядя на заходящее солнце, Полли продолжала думать: «Так вот, о чём я? Ах, да, в последний раз, больше всего в последний раз мне бы хотелось попить. Хотя бы одну каплю воды». Ещё Полли думала, что она всех подвела. Вспоминала своего любимого Васика, но все эти мысли кружились где-то в стороне. Жажда — вот что больше всего мучило и терзало маленькую Полли. Она больше ни о чём не могла думать. Полли посмотрела на всё ещё ослепительно яркое солнце. «Как темно. Почему стало так темно?» — подумала Полли, и её чёрные мышиные глазки закрылись.
Полли не знала, сколько времени она пролежала на краю поля. Возможно, она так бы и не пришла в себя, если бы не что-то мощное и острое ударило её в голову. Полли пронзительно пискнула и вытянула свои лапки. Встать она уже не могла. Превозмогая сильную боль, она приоткрыла глаза. В лучах заходящего солнца, прямо над ней стоял молодой огромный ворон. Похоже, что он испугался не меньше Полли.
— Простите, пожалуйста, — заговорил ворон, повернув голову и пытаясь лучше рассмотреть Полли своим чёрным птичьим глазом, — я думал, что Вы умерли. Немного смутившись, он продолжил:
— Я никогда бы не стал ужинать, простите, живым. Я никогда не ем живого. Я, видите ли, пацифист.
В лучах солнца Полли показалось, что над головой Ворона горит золотой ореол. «Может, я всё-таки уже умерла», — подумала она, а сама спросила:
— Кто, простите?
— Пацифист. Ну, это тоже, что гуманист, — добавил он отчего-то грустно, затем встряхнулся и махнул крылом, — Впрочем, это всего лишь слова. Я привык, что меня мало кто понимает, а если честно, совсем никто. Что поделать — судьба. Мы, вороны, вещуны и предсказатели — быть непонятыми наш удел.
Полли, честно говоря, тоже мало, что поняла из слов молодого Ворона, кроме того, что пока она жива, ужинать ей он не собирается.
— Уважаемый ворон, — едва слышно пискнула Полли, — простите, что испортила Вам аппетит. Но я полагаю, что Вам стоит подождать совсем немного. Под этим палящим солнцем и без воды я долго не проживу. Силы покидают меня, я чувствую, как жизнь засыхает во мне, осталась последняя капля.
Ворон расправил свои огромные крылья, заслонив ими от солнца маленькую Полли.
— Я бы мог поведать тебе, маленькая мышь, — снова заговорил ворон глубоким и низким голосом, — что от одной капли оставшийся жизни рождается океан всего живого и сущего и что твой путь ещё не пройден и на половину, и...
Тут ворон закашлялся, как будто чем-то поперхнулся, и, наклонившись к Полли, прокрякал, как утка, не своим голосом:
— Ты это, погодь. Здесь рядом заброшенная бахча, где полно перезрелых арбузов. Сейчас я расклюю для тебя тот, что побольше, вот и будет тебе и еда и питьё.
Уже почти совсем стемнело, и молодой Ворон улетел со своими товарищами на ночёвку, к чернеющей за полем роще, а Полли всё никак не могла остановиться и всё ела и ела сладкий перезревший арбуз. Шёрстка на её перепачканной мордочке вся слиплась, а бедный животик раздуло так, что трудно было даже дышать. «Ну, всё, — решила Полли и откатилась от арбуза, как круглый мячик, — так можно и лопнуть».
Видимо, арбуз был сильно перезревший и слегка забродивший. Мысли в голове Полли стали от него такие же тяжёлые и неповоротливые, как она сама. «Надо бы подумать о ночлеге, — решила Полли, — а то здесь, в открытом поле, не ровен час, меня кто-нибудь слопает».
Полли погладила себя по раздутому животику. «Такая сладенькая, — пискнула она и неожиданно хихикнула, — Что это со мной? — удивилась она сама себе, — Всё этот дурацкий забродивший арбуз! Вот хочешь подумать, а мысли не думаются. Точно в голове у меня уже и не мысли вовсе, а его забродившая сладкая мякоть».
Кое-как Полли добралась до старого покосившегося сарая среди жухлых кустов. Сарай был почти разрушен, одна из его стен совсем обвалилась. «Какое прекрасное скрытное место», — подумала Полли и едва не провалилась между сгнившими досками в подпол. И тут она услышала злобное шипение. Снизу, из темноты, на неё глядели горящие и, как ей показалось, очень злые глаза.
— Это мой сарай! — донёсся из-под пола скрипучий и хриплый голос, — Пошла прочь, глупая мышь! Убирайся, иначе я откушу тебе голову и скормлю местному воронью!
Конечно, Полли должна была испугаться, но забродивший на жаре съеденный ей арбуз совсем парализовал её мысли, а с ними и страх. Полли потрогала шишку на голове, куда клюнул её Ворон, подумав, что она уже умерла, вспомнила жаркий мучительный день и неожиданно зевнула.
— Никуда я не уйду, — пискнула она, — Если уж Вам так неприятно моё общество, пошли бы Вы сами из этого сарая и переночевали под открытым небом. Ночь сегодня такая тёплая и звёздная.
Тут Полли поняла, что совсем уж говорит что-то несуразное, и добавила:
— А голову мне уже сегодня откусывали, то есть отклёвывали, и вообще, чтоб вы знали, вороны мои друзья, — уже совсем неразборчиво пролепетала Полли перед тем как уснуть.
Уже было позднее утро, когда Полли с трудом разлепила глаза и попыталась осмотреться по сторонам. Она даже сначала толком и не поняла где находится. В нагретом солнцем сарае было душно и невыносимо жарко. В косых лучах, пробивавшихся сквозь широкие щели, клубилась пыль. Полли попыталась вспомнить, как она попала в этот сарай и почему её несчастная голова так сильно болит и кружится. Всё было как в тумане. Она попыталась встать и не смогла, её лапки совсем перестали слушаться. Всё случившееся с ней накануне казалось каким-то долгим и мучительным сном. Полли попыталась пискнуть и даже раскрыла свой ротик, но звука не случилось, а случился какой-то невнятный и глухой рык.
«Мой голос больше не слушает меня, так же, как и мои лапки, — с ужасом подумала Полли, — Да, если хорошенько подумать, то и подумать хорошенько не получиться, потому что голова тоже перестала меня слушаться. О чём я думаю? — пронеслось в мыслях Полли, — И что я вообще делаю здесь? Я хочу домой! Как же сильно я хочу домой к маме».
Бедная мышка заплакала горючими слезами, но её крошечные глазки остались совсем сухими. «Мама», — пискнула она совсем беззвучно.
На её беззвучный зов что-то зашуршало в углу, и к ней подковыляла старая облезлая крыса. Она еле шла, спотыкаясь и хромая на все четыре лапы. Полли вспомнила, что эта та крыса, которая вчера вечером грозилась откусить ей голову. Полли прижала ушки и снова беззвучно пискнула: «Мама». На этот раз писк получился, но совсем слабый. Над самой головой Полли раздался свистящий скрип. Это смеялась старая Крыса.
— Мама? — прохрипела она сквозь смех и закашлялась, — Меньше всего на свете я думаю, что могла бы быть похоже на твою мать! Уж на бабушку или прабабушку, на худой конец.
Старая Крыса опять закашлялась и, отсмеявшись, серьёзно посмотрела на маленькую Полли.
— Что ты плачешь, глупое дитя? Разве слёзы могут хоть чем-то тебе помочь? Слезами горю не поможешь.
Полли часто-часто заморгала своими сухими глазками и жалобно запищала:
— Нет у меня слёз, тётя Крыса. Мои глаза сухие, а значит, я не плачу.
Старая крыса наклонилась над самой головой Полли. Полли зажмурилась и приготовилась к самому страшному, но неожиданно для неё, Крыса тихонько подула на её больную голову и осторожно погладила между ушками.
— Плач без слёз — самый горький плач, — печально сказала крыса, — Сухие слёзы самые жгучие и солёные, — вздохнув, добавила она, — Да ты и сама теперь это отлично знаешь, мышка-глупышка. Поспи, я принесу тебе воды.
— Я не могу спать, — пискнула Полли, — мне надо идти. Времени совсем не осталось; если я не потороплюсь, солнце спалит всю землю и мой Васик погибнет, так и не успев превратиться в лягушонка.
Крыса устало посмотрела на Полли.
— И куда же ты направляешься? — спросила она.
— Я направляюсь к горизонту, там я должна встретиться с радугой и попросить у неё дождя, — пролепетала мышка и прикрыла свои крошечные глазки. Старая крыса покачала головой и ощетинилась.
— Кто же научил тебя такой глупости, неразумное дитя?
— Почему же это глупость? — растерянно спросила Полли.
— Да потому что, это путь в никуда! — зло фыркнула крыса, — Невозможно дойти до горизонта, так как его не существует. Это всего лишь обман зрения. Да и радуга — игра света и водной пыли, мираж, ничто!
Услышав слова старой крысы, Полли вскочила на лапки, точно от обиды за волшебную радугу, к ней вернулись силы.
— Это неправда! — пронзительно пискнула она, — Радуга существует! Я сама видела её, своими глазами! И все кто был рядом тоже видели. И она была прекрасна.
Полли повалилась снова на пол сарая и, задыхаясь от возмущения, пропищала сквозь слёзы:
— Если Радуга мираж и не существует, значит, и я тоже не существую
Старая крыса вздохнула и, ещё раз погладив Полли между ушек, с усмешкой сказала:
— Кто знает, может, так оно и есть, — а потом добавила сердито, — И хватит уже втягивать голову в своё хилое тельце! Не собираюсь я тебе её откусывать! У меня и зубов-то не осталось, — уже совсем тихо прошепелявила она.
Полли проспала в углу старого сарая до самого вечера. Старая крыса, действительно раздобыла воды и не только напоила Полли, но и отмыла её мордочку от засохшего арбузного сока. Она пыталась покормить Полли кукурузными зёрнами, которые принесла из соседнего амбара, что стоял неподалёку, но Полли совсем не хотелось есть. Только поздно вечером Полли почувствовала, что очень проголодалась. Она съела несколько зёрен и поняла, что силы вернулись к ней и она снова готова продолжить своё путешествие.
Она огляделась, старой Крысы нигде не было. Полли решила дождаться её, чтоб попрощаться и поблагодарить за всё, что та для неё сделала. Она уже собралась направится к выходу, как вдруг старая рассохшаяся половица внезапно скрипнула под её лапкой, и это заставило Полли обернуться. От того, что она увидела, вся её шёрстка встала дыбом. Над Полли, вытянувшись всем своим телом и готовясь к прыжку, навис огромный серый Кот. Видимо, он незаметно подкрался к ней на своих бесшумных когтистых лапах.
Огромная кошачья морда приблизилась к ней вплотную, Полли даже ощутила жаркое дыхание, которое исходила от пасти страшного хищника. И в этот момент что-то зашипело и стремительно кинулось в сторону Кота, преграждая ему путь к Полли. Это была старая Крыса. С диким визгом она вцепилась в его горло, и по страшному рыку и вою хищника, было понятно, что Крыса прокусила ему горло. Кот завертелся на месте и повалился на пол, стараясь скинуть с себя Крысу. Так и не расцепляясь, они покатились в сторону разрушенной стены, к колючим кустам. Только здесь хищник сумел лапой оглушить Крысу и оторвать её от своего горла.
— Беги! Беги! — прохрипела старая крыса в когтях разъярённого хищника.
Полли кинулась бежать со всех своих лапок. Она выбежала из сарая, обогнула кусты, пробежала через всю распаханную старую бахчу и уже выбежала в поле, но тут остановилась и, прижавшись к земле, прислушалась. Полли никак не могла отдышаться и только слышала, как гулко бьётся её маленькое сердечко. Оно билось так сильно, что Полли казалось, вся земля дрожит от этих частых ударов. «Тише, тише», — шептала Полли, пытаясь успокоить своё сердце, но оно не слушалось её и всё продолжало стучаться в огромную сухую землю.
Только на рассвете Полли вернулась в полуразвалившийся сарай. Старая Крыса была ещё жива. Полли нашла её между сгнившими досками, среди сухой травы и мусора. Крыса едва дышала, Полли заплакала и постаралась её приподнять, но та только захрипела и закачала головой, дав понять чтобы Полли её не трогала. Крыса была похожа на истрёпанную мягкую игрушку, такую грязную и прошлогоднюю, которую давным-давно выбросили за ненадобностью и непригодностью. Было удивительно, как такая маленькая грязная тряпочка могла биться с огромным хищником и где в этом изодранном кусочке шерсти всё ещё теплилась жизнь. Крыса приоткрыла свой оставшийся целый глаз и посмотрела на Полли.
— Зачем ты вернулась, глупое дитя? Уходи, здесь небезопасно.
— А Вы, как же Вы, тётя Крыса? Я не оставлю вас здесь одну.
— Глупая мышь, — ласково сказала Крыса, — я не останусь здесь. Мне тоже пора в дорогу.
— Куда же вы пойдёте? Вы ведь вся такая...
Полли запнулась пытаясь подобрать нужное слово. Старая крыса хрипло засмеялась.
— Растерзанная? — попыталась она подобрать слово за Полли, — Или ты хотела сказать полудохлая? Ну, ладно, ладно, что ты надулась, как мышь на крупу? — проскрипела Крыса, глядя на растерянную Полли.
— Я пойду туда же, куда и ты держишь свой путь: к горизонту. Пришло и моё время встретиться с радугой, только мой путь будет куда короче.
Тут Полли поняла о чём говорит старая Крыса и, обняв её заплакала горько и громко:
— Не надо! Не уходите, не умирайте, тётя Крыса! Я знаю, это всё из-за меня. Не нужно было меня спасать. Вы же не верите в радугу и во всю эту ерунду.
Дыхание старой Крысы стало совсем коротким и свистящим. Она в последний раз приоткрыла свой глаз.
— Главное, чтобы ты верила, мышка-глупышка! Иди, тебе пора, а то я сейчас захлебнусь в твоих слезах, — и добавила едва слышно, так что Полли, скорее, угадала её последние слова, — я очень счастлива, что ты попала в мой сарай, глупая мышь.
Полли не знала, сколько дней и ночей прошло с того момента, когда она отправилась в своё путешествие на спине быстрого Корсака. Сейчас ей казалось, что это было так давно, в какой-то другой и, возможно, даже не в её жизни. Она плохо помнила, когда покинула умирающую Крысу, и отправилась дальше, в сторону недосягаемого горизонта. Но сейчас она знала наверняка, что её путешествие подошло к концу. Полли стояла на краю бесконечно длинного и глубокого оврага, больше похожего на ущелье. Перебраться на ту сторону было невозможно. Овраг был такой глубокий, что казалось, это земля, не выдержав палящего солнца, треснула до самого своего основания.
Полли смотрела вдаль, туда, где должен был быть горизонт, но он куда-то пропал. Там, вдалеке, клубился туман, и небо стало совсем другим: белёсым и низким, с жёлто-зелёным оттенком. Никогда в своей жизни Полли не видела такого неба. С другой стороны оврага дул ветер и тянуло прохладой. Полли не было ни страшно, ни грустно — она ждала. Она ещё не совсем понимала, чего именно она ждёт, но чувствовала, что должно произойти нечто важное.
Когда наступил вечер, небо, погаснув, стало совсем чёрным. На нём не было видно ни одной звёздочки, и только по его краю вспыхивали яркие зарницы, похожие на отсветы далёких пожаров. Ветер усилился, и Полли почувствовала над своей головой взмахи огромных крыльев. Прямо перед ней на самый край оврага спланировала пушистая серая сова и пристально упулилась в неё своими огромными немигающими глазами.
— Удивительно, — сказала сова и только теперь моргнула своим левым глазом. Полли показалось, что сова ей подмигнула, и от этого ей стало немного смешно, чему Полли удивилась ещё больше, чем своему спокойствию перед самым опасным для неё хищником.
— И что Вам удивительно? — пискнула она.
— Почему ты не убегаешь? Не прячешься? Разве ты не знаешь, кто я? — спросила сова, и встряхнула своими широкими крыльями.
— Знаю, — спокойно ответила Полли, — Моя мама мне часто рассказывала про Вас и учила, что сов надо опасаться. Я уже не маленькая и знаю, что совы питаются мышами.
Полли на минутку замолчала.
— Встретиться с совой — это как встретиться со своей смертью, — спокойно произнесла она и посмотрела в самые зрачки круглых совиных глаз.
— Я давно Вас здесь поджидаю, — неожиданно добавила Полли и отчего-то смутилась. Сова, не сводя немигающих глаз с Полли, повторила снова:
— Удивительно. Никогда ничего подобного я не видала и не слыхала. Я, конечно, совсем ещё молодая сова, — тут сова как бы спохватившись, перебив саму себя, — Да, кстати, меня зовут Софа. Не особо оригинально, конечно, но что поделать! Сова Софа, — фыркнула она.
— Полли, — пискнула Полли, и добавила, — мышка полёвка Полли.
И тут Полли услышала громкое уханье, многократно отражённое эхом глубокого оврага. Это смеялась Софа.
— Так мы, стало быть, с тобой тёзки, сестрёнка? — продолжая смеяться, ухнула она, но тут же замолчала, и серьёзно посмотрела на Полли. — И зачем же ты меня поджидаешь? Ты хочешь умереть?
— Нет, — вздохнула Полли, — хочу встретиться с радугой. Я не знаю, как объяснить, но благодаря одной Крысе, что спасла мне жизнь, теперь я точно знаю, что смерть — самый короткий и верный к ней путь.
Софа, очень внимательно слушавшая Полли, распустила крылья, и заговорила спокойно и рассудительно:
— Вот, что я тебе скажу, полёвка Полли, с сестрёнкой, я, конечно, того, погорячилась (никакие мы не сестрёнки), но вот твоей подружкой я вполне смогла бы стать, если ты, конечно, не против. — Я была бы счастлива, — пискнула Полли, — но разве так можно?
— Подружиться со смертью? — подхватила её Софа и опять гулко рассмеялась.
«Однако какая весёлая сова!» — подумалось Полли. Софа тем временем продолжала:
— Но только так, подружившись со мной, ты сможешь встретиться со своей радугой. И вовсе не обязательно для этого умирать. Я донесу тебя туда в своих когтях очень аккуратненько, живёхонькую и невредимую.
— Как такое возможно? — удивилась Полли.
— Как говорила моя дальняя родственница по материнской линии, полярная сова Сусанна Савельевна, на свете нет нечего невозможного, — закурлыкала Софа, — Мы сами запрещаем себе многое. «Нельзя» — самое противное слово! Ты со мной согласна?
Полли посмотрела на свою новоиспечённую подругу. В усилившемся потоке ветра её перья ходили ходуном и она стала похожа на пушистую говорящую подушку с клювом. Мышка Полли не могла полностью согласится со словами Софы, но не стала возражать.
— «Можно» — вот самое чудесное слово! Всё что можно, то и возможно! — ухала Софа, точно всё больше и больше пьянея от ветра. Она распушила все свои перья и стала большая-пребольшая. Полли даже показалось, что Софа заслонила собой пол неба.
— А теперь, закрой глаза, и держись за мои лапы, и смотри, не очень там трепыхайся! У меня острые когти, помни кто я! А я на время забуду, что ты моя добыча и буду думать, что ты мой птенец.
Софа раскрыла свои хищные лапы и осторожно подхватила Полли
— А теперь летим! — ухнула Софа, — летим к твоей радуге в самое ненастье! Уф, как же я люблю такие полёты! — закурлыкала Софа и захохотала гулким надрывным криком. Она расправила свои большие крылья и, спикировав почти к самому дну оврага, стремительно взвилась в небо, рассекая тёмный воздух.
В первый миг Полли показалось, что она осталось где-то там наверху, а её сердце упало на самое дно глубокого оврага, но потом они взлетели вместе с Софой ввысь, и Полли, снова встретившись со своим сердцем, открыла глаза. Внизу клубился туман и совсем не было видно земли, а сверху нависали тяжёлые чёрные тучи и было похоже, что небо с землёй поменялись местами, или они с Софой летят вверх тормашками. Удивительно, но Полли не было страшно. Чувствуя острые когти Софы, Полли ещё теснее прижималась к её телу и, утопая в нежном и горячем пуху, слышала сердце Софы. Оно билось в один такт с её сердцем, и от этого ей казалось, что они одно целое. И уже не важно, кто летит по небу — Софа или Полли — а важен только сам полёт.
Софа поднималась всё выше и выше, воздух вокруг них стал совсем холодным, почти стеклянным, а где-то внизу слышались отдалённые раскаты грома.
— Потерпи немножко! — крикнула Софа, перекрывая их отдалённый гром, — Мы должны облететь грозовой фронт. Я знаю, что здесь очень холодно и воздух совсем разряжен, но там, внизу, сейчас небезопасно!
Полли хотелось что-то ответить своей подруге, но она совсем заледенела в когтях Софы, даже её шёрстка покрылась белым инеем. Софа посмотрела на маленькую Полли и ещё тесней прижала её к себе, совсем зарыв в свой пух.
— Ты, подруга, того, совсем побелела, — закурлыкала он, — Ничего, сейчас я тебя отогрею, а то ты не полёвка, а какая-то полярная мышь с Крайнего Севера, — заухала Софа.
Стараясь отогреть свою подругу, Софа решила спуститься чуть ниже, и вот тут случилось непоправимое. Сильный поток ветра подхватил Софу, и, закружив в воздушную воронку, потянул её вниз, к самой земле. Софа отчаянно пыталась бороться с потоком ветра, со всей силы хлопая крыльями и ловя нужный поток воздуха, но воронка была сильнее. Софа, ни на секунду не забывала о Полли и, сражаясь со стихией, ни разу не разжала своих лап.
— Мы падаем! — пищала Полли, — брось меня! Мы не сможем спастись вдвоём! Софа! Спасай себя!
Но Сова и не думала отпускать Полли. Она ещё крепче сжала её своими лапами, и Полли почувствовала острые когти на своей тонкой шкурке.
— Я не брошу тебя Полли! — ухала Софа, заглушая порывы ветра, — Мы, совы, никогда не бросаем свою добычу! — пыталась шутить она даже в этой ситуации. И тут встречный поток ветра вытолкнул её в сторону и вверх, и она, расправив крылья, вылетела из воздушного водоворота. «Спасены! Мы спасены», — только и успела подумать Полли, и тут ослепительно белая молния ударила в них, оглушив раскатом грома. Софа разжала лапы, и Полли оказалась в пустоте.
Полли раскрыла свои глазки и очень удивилась. Непонятно, сколько прошло времени с их полёта и внезапного падения. Времени больше не существовало. Да и сама Полли, хоть всё ещё и была Полли, но больше не была мышкой и уж тем более полёвкой. «Кто я?» — подумала Полли, но тут же отпустила эту мысль — настолько она показалась ей странной и необычной. Вокруг было темно и тихо. «Какой странный конец у этой сказки», — вдруг подумалось Полли, но это были совсем не её мысли.
— Кто здесь? — совсем тихонечко пискнула она.
— Мышка-глупышка! — услышала Полли едва уловимый звук, больше похожий на слабый мерцающий свет, — Это не конец, а начало. Так тихо и темно бывает в самом начале. А здесь никого, только мы с тобой.
Полли стала внимательно всматриваться в это слабое разговаривающее свечение. Под её взглядом, оно стало разгораться всё ярче и ярче, переливаясь всеми цветами, пока не превратилось в огромное Северное сияние. Полли осмотрелась вокруг. Под звёздным небом простиралась снежная равнина. Всё блестело, точно посыпанное пудрой из бриллиантовой крошки.
— Вон аж куда меня занесло, — удивилась Полли. Она никогда раньше не видела зимы и снега, но теперь ей казалось, что когда-то давным-давно она летала над этой заснеженной равниной и у неё были большие сильные крылья.
— Это не тебя занесло, — услышала Полли переливающееся разноцветное сияние, — а твою подружку Софу. Но о ней можешь не беспокоиться. Она всегда мечтала о Полярной ночи и долгих полётах. И не волнуйся, ты ещё обязательно встретишься с ней и со всеми кого любишь.
Сияние на какие-то доли секунды стихло, а потом вспыхнуло с новой силой.
— А ты? О чём мечтаешь ты, маленькая мышка Полли?
Полли растерялась.
— Я хотела встретиться с радугой, а теперь... — Едва справившись с волнением, мышка продолжала, — Наверное, Вы и есть радуга, только северная. Вы, наверное, радуга Софы, или... Скажите мне, кто Вы? — едва слышно прошептала она. И тут небо озарилось всеми семью цветами, Полли увидела волшебный радужный мост, который начинался у самых её лапок и поднимался дальше в небо, уходя за горизонт.
— Радуга. Теперь я знаю, что Вы и есть Радуга, — завороженная зрелищем, лепетала Полли, — Я всё-таки дошла.
— Мышка-глупышка, — услышала Полли серебристый смех, который звучал со всех сторон и в то же время отчётливо раздавался внутри неё, — Я и есть ты. А то, что ты видишь, всего лишь причудливая игра отражённого света — отражённого от тебя, от всего живого и прекрасного что только есть в этом мире.
Полли наступила лапкой на радужный мост, и белая заснеженная равнина куда-то пропала. Полли стояла на Радуге и не смела двинуться дальше.
— Что же мне делать? Куда мне теперь идти? — спросила она, уже как бы, саму себя.
— Куда хочешь, — отозвалось радужное сияние в её крошечном сердце, — Ты проделала такой долгий путь — путь к себе. А этот путь самый трудный. Осталось совсем немного.
И тут Полли почувствовала на себе чей-то взгляд, такой знакомый и родной, который смотрел на неё большими детскими глазами.
— Васик! — пискнула Полли, — Я вернулась! Я иду к тебе!
И в этот момент гулкий раскат грома расколол небо на пополам и на Полли сверху обрушились потоки воды: самого настоящего тёплого ливня.
— Как же долго я спала, — подумала Полли, — и как чудесно снова оказаться дома, возле маленького ручья у больших холмов.
Полли, задрав свою мордочку, посмотрела на небо. Дождь лил с такой силой, что ей показалось, будто она сейчас утонет, захлебнётся дождевой водой. Маленький ручей превратился в быстрый стремительный поток и, разделившись ещё на несколько ручейков, нёсся в сторону теперь уже полноводной реки. Полли, вся промокшая до последней шёрстки, кинулась бежать вдоль ручья. — Васик! Васик! — кричала Полли, но шум дождя заглушал её писк. Поскользнувшись на мокрой траве, Полли плюхнулась в ручей, и потоки воды закружили и понесли её вниз, в долину.
— Полли! — неожиданно услышала она сквозь шум и плеск воды чей-то тоненький голосок.
Маленький лягушонок, подплыв к ней, обнял её своими ещё неокрепшими лапками.
— Полли! — квакнул он, ещё сильнее прижавшись к ней. Заглянув в его большие глазки, Полли узнала своего Васика.
Дождь почти совсем утих, и только мокрая пыль стояла в удивительно свежем и прохладном воздухе. Уже запели птицы и зашумели деревья, а Полли всё никак не могла налюбоваться своим повзрослевшим Васиком.
— Как же ты вырос, мой любимый Васик, — попискивала она, глядя в его большие лягушачьи глазки, — Наверное меня не было целую вечность, раз ты успел так вырасти и измениться, — вздыхала Полли.
— Может, вечность, а может, всего одно мгновение, — квакал Васик, немного поддразнивая её. И тут из-за тёмных туч выглянуло солнце и всё озарилось таким ярким светом, что мокрая пыль, стоящая в воздухе, заискрилась и заиграла всеми цветами радуги. И через всё небо вспыхнул её волшебный семицветный мост.
— Смотри, радуга! — заквакал Васик. Полли посмотрела на небо, затем на поле: каждая капля, дрожа, отражала волшебные цвета радуги. Всё блестело и сверкало вокруг. Полли закрыла глазки, и маленькая слезинка соскользнула с её мордочки. Радужно вспыхнув, она упала в траву.
— Почему ты плачешь, милая Полли? — удивился Васик, — Ведь всё так хорошо закончилось
Полли погладила своего друга по его прохладной спинке.
— Всё только начинается, мой любимый Васик, — пискнула она, — А плачу я от радости, я очень счастлива! Теперь-то я точно знаю, где живёт Радуга. Уж, во всяком случае, знаю где её искать. Васик раскрыл на Полли и без того свои большие глаза.
— Ты мне расскажешь? — таинственно прошептал он. Полли так сильно прижала Васика к себе, что он услышал, как бьётся её маленькое сердечко.
— Здесь, — тихо пискнула Полли, — Радуга живёт здесь! И ещё она — везде!
Полли отпустила Васика и он,заквакав, запрыгал по мокрой траве.
— Догоняй! — крикнул Васик, и Полли, засмеявшись, побежала за ним.