Глава 1: Осколки одного зеркала

Мелантори ненавидели утро. Утро требовало надежды, а надежда в её случае была лишь ядовитым удобрением.
Она стояла перед мутным, треснувшим зеркалом в ванной, рассматривая своё отражение. В свои восемнадцать Мелантори выглядела как ожившая тень: неестественно бледная кожа, сквозь которую, словно черви, просвечивали синеватые вены, и копна иссиня-чёрных волос. Она всегда стягивала их в тугой, болезненный узел, чтобы ни одна прядь случайно не коснулась окружающих. Её глаза цвета грозового неба казались слишком большими, проваленными в глазницы. Она была хрупкой, как стеклянный цветок, который боится разбиться от вибрации собственного голоса.
Болезнь внутри неё не была тихой. Мелантори чувствовала её как пульсацию в висках — эхо, которое опаздывало на долю секунды от её собственного сердца. Онаназывала это «Цветущей вечностью», но знала правду: это был паразит, выедающий саму суть тепла. Каждый раз, когда её сердце билось быстрее от радости, она ощущала, как в её крови ворочаются тысячи невидимых семян, раскрывая свои крошечные пасти в ожидании чужой жизни.
— Ри! Ты там уснула или превратилась в русалку? — Громовой стук в дверь заставил её вздрогнуть.
Это был Рикер. Её полная противоположность. Если Мелантори была сумерками, то Рикер был зенитом июля. Высокий, широкоплечий, с руками, пахнущими древесной стружкой и канифолью. Его волосы цвета выгоревшей пшеницы всегда были в беспорядке.
Она открыла дверь, и он тут же заполнил собой пространство, принеся запах свежего ветра.
— Смотри, что нашёл, — он протянул ей ладонь. На ней лежал идеально гладкий камень, напоминающий сердце. — Выглядел одиноко на берегу. Прямо как ты, когдаПрямо как ты, когда хмуришься.
— Не подходи так близко, Рикер. Пожалуйста, — тихо прошептала она, вжимаясь в стену.
Рикер только закатил глаза. В их семье правила безопасности соблюдались лишь тогда, когда Мелантори была на грани срыва.
— Мы — два «Ри», сестрёнка, — он шутливо толкнул её плечом. — Рикер и Мелантори. Отец всегда говорит, что мы как две капли одной беды. Если нас позвать одновременно, откликнется только эхо. Мы — одно целое. И никакие сорняки этого не изменят, я слишком крепкий сорт.
Мелантори невольно вспомнила, как в детстве, когда ей было семь, она сильно порезала руку об осоку. Тогда двенадцатилетний Рикер не испугался крови. Он сорвал подорожник, приложил к её ране и серьезно сказал: «Я всегда буду твоим пластырем, Ри. Пока я рядом, ни одна твоя рана не будет болеть долго». Он сдержал обещание. Он забирал на себя её печали все эти годы, не понимая, что теперь он добровольно подставляет грудь под её смертельный выстрел.
Они прошли в кухню, пропахшую жареным хлебом и старым деревом. Отец, Эрик, сидел у окна. Он был похож на старый, узловатый дуб — крепкий, но покрытый глубокими трещинами морщин. После того как мать исчезла (Мелантори едва помнила её силуэт, растворяющийся в тумане), отец стал для них и стеной, и замком.

— Завтракай, Ри, — коротко бросил отец, не глядя на неё. Он чинил её старые ботинки, орудуя иглой так яростно, будто пытался зашить саму судьбу.

— Знаете, что я решил? — Рикер с аппетитом принялся за еду. — К осени возьму подработку в порту. Мы накопим и уедем на северные острова. Там вечный холод, лед и соль. Говорят, в соленой почве ничего не растет. Твоя болезнь просто замерзнет, Мел. Мы будем жить в доме на скале, и единственным цветом вокруг будет синее море.Он говорил так уверенно, что Мелантори на мгновение поверила. Она посмотрела на его золотистые волосы, на его сильные руки и почувствовала волну такой острой, невыносимой любви, что в груди стало тесно.
«Я так сильно его люблю», — подумала она.
И в этот миг Рикер поперхнулся. Сверчок за печкой внезапно замолк, и в наступившей тишине звук его сухого кашля прозвучал как смертный приговор. Рикер прикрыл рот рукой, откашлялся и весело подмигнул ей, но Мелантори заметила: на его ладони осталась крошечная, блестящая, золотистая чешуйка. Лепесток ранункулюса.
Её любовь сработала как катализатор. Почему именно самое чистое чувство было ядом? Наверное, потому что только любовь дает достаточно энергии, чтобы сотворить жизнь из ничего. Даже если эта жизнь состоит из шипов.— Это просто пыль из мастерской, Ри, — улыбнулся Рикер, но в глубине его зрачков на секунду мелькнуло странное, золотистое сияние. — Не смотри на меня так, будто я уже покойник. У нас впереди целая вечность.
Мелантори посмотрела на него и поняла: вечность действительно началась. Но она будет пахнуть не соленым морем, а медом и разлагающейся плотью.

Загрузка...