Поместье графа, 1735 год
Гулкие шаги раздались в ночной тишине. По мощённой дорожке, ведущей к усадьбе, уверенно шагал высокий мужчина в офицерском мундире. За ним, держась на расстоянии, двигались пятеро гвардейцев. Он был имперским сыскарем, направленным по приказу самой Государыни.
Навстречу им вышел старик в длинной чёрной рясе. Его согбенная фигура казалась хрупкой, но взгляд — водянисто-голубой, цепкий — выдавал силу духа. На груди, под жидкой бородой, поблёскивал тяжёлый крест. Он поднял руки к небу, словно в жесте безмолвной молитвы.
— Милостив Господь... — проговорил священник и перекрестился тремя пальцами. — Прохор! Иди сюда, быстрее! Сударыня наша, Анна Иоанновна, человека своего прислали, да с пятью служивыми!
Из тени вынырнул сутулый мужичонка. Он низко поклонился, почти уткнувшись лбом в землю.
— Радость-то какая, батюшка Алексий, — прохрипел он, комкая в ладонях валяный колпак. — Повелела, Великая, душегубов, значит, наказать. Барин наш, при жизни, волшебства разные знал. Умер давно, а колдовству, гляди, конца нет...
— Холоп, не плети чепуху, — резко прервал его сыскарь. Брови его сдвинулись, усы дрогнули. — Ближе к делу.
Прохор сглотнул и покорно кивнул.
— Могилу вот на днях глядели... Вскрыта. Домовина — пуста. Раскопали, словно и не хоронили.
— А ночью, — вступил священник, — в окнах той башни, где покойный опыты свои ставил, светились огни. Нечистые. Я сам видел. Фрол, его ученик, похоже, не смог отпустить учителя...
Он указал дрожащей рукой на низкую башенку у края сада. В одном из окон вспыхнул странный свет. Сыскарь прищурился, положил ладонь на эфес сабли.
— Ведите, — скомандовал он.
Процессия во главе с Прохором направилась к башне. С каждым шагом воздух становился гуще, словно сам сад затаил дыхание. Около двери гвардейцы остановились. Сыскарь сделал знак — и один из солдат приоткрыл створку.
Внутри было сумрачно. Тусклый свет ламп выхватывал из полумрака странные силуэты. За столом метался юноша с растрёпанными волосами. Он торопливо схватил колбу, встряхнул — в густой алой жидкости закружились золотистые песчинки, будто пыль на закате.
Фрол задержал дыхание. В этой колбе была последняя надежда. Он отломал восковую печать, приговаривая.
— Барин, ещё немного… Сейчас всё будет.
На столе неподвижно лежал сухощавый пожилой мужчина. Его тело, покрытое шрамами, вовсе не дышало. Над ним склонилась худенькая девочка. Она машинально перебирала его волосы, глаза её были пустыми, как у куклы.
— Лукеша, открой рот барину, — велел Фрол, спеша к столу. — Осталось лишь влить эликсир!
Она ожила, словно по команде, и протянула руки к лицу мёртвого. Но в тот же миг дверь с грохотом распахнулась. В помещение ворвались гвардейцы, за ними — сыскарь.
— Именем Её Величества, прекратить сие безумие! — проревел он.
Один из солдат подошёл ближе, всмотрелся в лицо на столе и ахнул.
— Это же генерал-фельдмаршал Брюс!
Лукерья рванулась вперёд, стараясь заслонить его своим телом. Солдат оттолкнул её.
Девушка взлетела, ударилась о книжный стеллаж. Полки осыпались, обрушившись на неё массивными трактатами, склянками, бумагами. Одна из книг ударила её по щеке. Пошла кровь.
— Отродье! — скривился священник. — Её бы изгнать, чтоб дух места очистить.
Он отвернулся, будто боялся, что само её присутствие осквернит его.
Фрол застыл. Что-то в груди оборвалось. Он метнулся к ней, упал на колени, дрожащими руками пытаясь поднять её, понять — жива ли.
Колба выпала из его пальцев. Стекло разлетелось, багровая жидкость растеклась рядом с её кровью.
Гвардейцы скрутили его, прижали к полу. Кляп заглушил крик. Но он продолжал смотреть только на неё.
Лукерья не шевелилась.
Сыскарь окинул взглядом лабораторию. В каждой детали чувствовалась рука мастера. Брюс был не просто колдун — учёный, алхимик. Он осторожно перевернул одну из книг, нахмурился.
— Всё собрать, — приказал он. — Это будет уликой. Здесь явно творилось колдовство.
Гвардейцы принялись опустошать столы и полки. Старик-священник подошёл ближе, глядя в пол.
— Ваше благородие... Граф был не простой человек. В государственных делах силён. А в иных — таких, что простому лучше и не знать. Сила у него нездешняя была.
Он перекрестился, голос дрогнул.
— Мы молчали, терпели, пока жив был. Великие люди по своим законам живут. Но теперь — страшно. Могилу раскопали. Ученик — по-прежнему колдует. Книги, зелья — всё при нём. А по ночам — огни над могилой. Сам видел.
Он тяжело вздохнул:
— Надо предать останки земле по христианскому обряду. Очистить место. Императрица не потерпит бесовщины в своих землях.
Сыскарь молча кивнул.
— Да. Брюса надо упокоить. Но и в делах его — разобраться. Доложим обо всём Её Величеству.
Ночной клуб тонул в разноцветных огнях, их вспышки дробились на потные лица танцующих, освещая их на мгновение, прежде чем погружать снова в темноту. Танцпол пульсировал, как живое существо, состоящее из тел, переплетающихся в хаотичном движении. В воздухе витали запахи алкоголя, сигарет и чего-то дешёвого, что можно было принять за духи, но не хотелось. Музыка гудела так громко, что казалось, будто стены дрожат в такт.
Камилла сидела в углу на кожаном диване. Её маленькое тело выглядело будто вырезанным из мрамора, а кожа, гладкая и светлая изящно контрастировала с коротким чёрным платьем, только подчёркивая ее хрупкость. Камилла закинула ногу на ногу, чуть подавшись вперёд, а её длинные тонкие пальцы обхватывали бокал с тёмно-красной жидкостью. Она выглядела одновременно расслабленной и напряжённой. Короткие вьющиеся волосы падали на лицо, иногда задевая чуть удлинённые серёжки в форме серебряных капель. Шея девушки, длинная и тонкая, словно специально созданная для этого платья, притягивала взгляды, а изгиб пухлых губ выглядел таким капризным, что было невозможно понять – она насмешливо улыбается или вот-вот разразится резкой тирадой. Её глаза – большие, слегка припухшие от усталости, но удивительно светлые – смотрели на людей вокруг с едва заметной насмешкой.
«Они думают, что это их вечер, что это их жизнь, — думала девушка, — а на самом деле они просто ищут способ забыть, что они такие же, как все.» Камилла сделала маленький глоток из бокала, чувствуя, как вино растекается по телу приятным теплом.
Она смотрела на танцующих: мужчины, которые старались казаться выше и мужественнее, чем они есть, и женщины, которые словно сговорились быть копиями друг друга. Похожие платья, одинаково густой макияж и пряди длинных волос, скрученных в локоны. «Как они не видят?» — Камилла поднесла бокал к искривленным в усмешке губам. — «Всё это – игра. Игра, в которой нет победителей. Только те, кто лучше притворяется.»
Рядом с ней сидел мужчина, старше её лет на десять, но явно старающийся казаться моложе. Его волосы были слишком тщательно уложены, а запах одеколона слишком резким. На запястье блестели дорогие часы, а улыбка напоминала маску – слишком натянутую и вымученную. Он пытался поддерживать разговор, но Камилла лишь лениво кивала в ответ.
— Ты выглядишь... Необычно, — сказал он, делая попытку придвинуться ближе, но остановился, поймав её взгляд. — Не такая, как все остальные. Это место... Тебе не надоело здесь?
Камилла посмотрела на него чуть прищуренными глазами, её губы изогнулись в лёгкой, почти насмешливой улыбке. Она откинулась назад, положив локоть на спинку дивана, словно ему повезло, что она вообще решила ответить.
— А ты? Тебе не надоело? — её голос был низким, чуть хрипловатым, с нотками равнодушия. — Или ты надеешься найти здесь что-то интересное? Что-то необычное? — Она медленно провела пальцем по краю своего бокала, глядя на него так, будто уже знала ответ.
Он попытался улыбнуться, но его уверенность начала таять. Он поправил пиджак, будто это могло помочь ему казаться увереннее.
— Ну, не каждый день встречаешь такую девушку, как ты, — проговорил он, слегка запинаясь, но всё ещё надеясь привлечь её внимание. — Ты выделяешься.
Камилла усмехнулась. Её глаза блеснули.
— Правда? Как мило. — Она сделала небольшой глоток вина, не спеша опуская бокал на стол. — Так что же тебя впечатлило? Мои волосы? Платье? Или то, что я не такая, как эти... — она кивнула в сторону танцующих, небрежно, как будто говорила о мебели.
Мужчина смутился. Он явно не ожидал, что разговор примет такой оборот. Её тон был лёгким, но в нём ощущалась скрытая язвительность.
— Ты просто... — начал он, снова поправляя пиджак, но Камилла перебила его:
— ...Не такая, как все? — она наклонилась чуть ближе, её улыбка стала шире, а голос тише, но острее. — Слушай, ты ведь понимаешь, как это звучит? «Ты не такая, как все.» Это же самый скучный комплимент на свете.
Он замолчал, не зная, что сказать. Камилла поднялась, забирая свой бокал. Её тон вдруг стал почти дружелюбным, но это звучало как прощание.
— Ладно, ты старался. Это было... Мило. Но мне уже пора. — Она направилась к бару, не оглядываясь, оставляя его в замешательстве.
Бармен, знавший её давно, без лишних слов поставил перед ней двойной виски. Она кивнула, проводя пальцами по холодной поверхности бокала. «Люди такие предсказуемые. Танцы, смех, всё это – просто попытка сбежать. Но в конце концов, каждый возвращается в свой маленький мир.» — Камилла сделала глоток янтарного напитка. —«Вопрос только в том, на сколько хватит их бегства.»
Она повернула голову, обратив внимание на сидящую за барной стойкой одинокую девушку. Её взгляд метался по залу, словно она искала кого-то или чего-то, но никак не могла найти. Камилла сразу заметила в ней то, что её раздражало больше всего. В этом взгляде, в том, как она перебирала пальцами ремешок сумочки, было слишком много неуверенности. Наивность, слабость – всё то, что Камилла презирала.
— Ты выглядишь потерянной, — сказала она, подходя ближе, не скрывая ни интереса, ни лёгкой насмешки. Девушка вздрогнула, подняла глаза и попыталась улыбнуться. Её руки тут же неловко замерли на коленях.
— Нет... Просто... Первый раз здесь, — проговорила она, немного краснея.
Кромешная тьма, густая, как застывшая смола, окружала Камиллу со всех сторон. Её кожа, обнажённая и покрытая холодной испариной, словно сама пропитывалась этой темнотой. Она стояла босиком, а под ногами хлюпало что-то склизкое и вязкое, как гнилая трясина. Сделав шаг вперёд, девушка почувствовала, как это месиво будто живое – цепляется за её ступни, обволакивая их.
Вдруг сверху раздался оглушительный хлопок крыльев. Вороны. Чёрные, как сама ночь, они кружили над её головой, их тени скользили по земле, напоминая о призрачных фигурах. Их крики разрывали воздух, хриплое карканье било по ушам, будто намеренно пытаясь выжечь тишину. Камилла инстинктивно прикрыла голову руками, чувствуя, как леденящий звук проникает прямо в мозг, грозя разорвать её изнутри. Один из воронов резко спикировал вниз. Его крыло хлестнуло девушку по плечу – прикосновение было мимолётным, но жгучая боль тут же пронзила тело, оставив ощущение, будто её кожу опалило огнём. Камилла вскрикнула, прижимая руку к болезненно пульсирующему ожогу.
— Чёрт! Что это?! — вскрикнула Камилла, но её голос утонул в зловещем гуле вороньего крика. Звук хлопков множества крыльев и пронзительное карканье давили на уши, заполняя воздух ощущением безысходности. Она рванулась вперёд, но с каждым шагом земля становилась всё мягче, под ногами разрасталось тягучее, липкое месиво.
Грязь будто оживала. Она шевелилась, пульсировала, словно дышала своей собственной жизнью. Камилла споткнулась, её ноги утонули в этой вязкой массе. Паника накрыла с головой. Девушка дёрнулась, пытаясь выбраться, но каждый рывок только сильнее затягивал её в глубину. Болото будто обретало руки: липкие, холодные пальцы тянулись к её телу, хватаясь за щиколотки и колени, словно не желая её отпускать.
Затем из вязкого болота действительно начали появляться руки — тонкие и костлявые, обтянутые полусгнившей кожей. Они двигались медленно, словно выбираясь из глубин, но каждая тянулась к Камилле с неумолимой силой. Пальцы болезненно цеплялись за её ноги, впиваясь в кожу, как крючья. Камилла закричала, дёргаясь изо всех сил, но это только ускоряло её погружение. Грязь будто оживала, обвивая её, и с каждым движением девушка погружалась глубже. Её бедра уже утонули, а холодная жижа поднималась всё выше. Руки, бесчисленные и липкие, хватали её за талию, за плечи, за шею, утаскивая её вниз.
В нос ударил густой, металлический запах крови, смешанный с гнилью. Глаза наполнились слезами, и перед её взором всё вокруг начало искажаться, будто растворяясь в липкой мгле. Хаотично мечущийся взгляд зацепился за нечто странное в этой бесформенной обстановке. Сквозь мрак, тени и шевелящееся месиво крови и грязи проступил образ разрушенного храма. Его покосившиеся стены едва держались, трещины ползли вверх по каменным плитам, а когда-то величественный купол лежал в стороне, расколотый надвое. Это видение вспыхнуло на мгновение, будто подсвеченное изнутри неведомым светом, и тут же исчезло, оставив после себя холодное ощущение утраты и пустоты.
Вокруг была видна лишь сгущающаяся темнота и силуэты темных мёртвых деревьев. Их изогнутые ветви напоминали искривлённые пальцы, тянущиеся к небу, будто молящие о спасении или проклинающие всё живое. Мрак стал плотнее, словно сам воздух стал частью этого странного, гнетущего пейзажа.
Внезапно Камилла заметила движение. На одном из сухих деревьев, на самой высокой ветке, сидел огромный ворон. Он был размером с человека, и его блестящие, как обсидиан, перья отливали холодным светом. Существо выглядело зловеще и неправдоподобно: его грациозность сочеталась с неестественной силой, как будто оно могло в любой момент слиться с мраком или разорвать его своими крыльями.
Но её взгляд был прикован к глазам ворона. Они были человеческими. Глаза, того же странного, фиалкового оттенка, что и у неё самой, пронзительно смотрели прямо на неё. Этот взгляд был пугающе разумным, глубоким и изучающим. В них светился не просто интерес, а знание – глубокое, пугающее, будто он понимал больше, чем она могла себе представить.
Камилла замерла, словно этот взгляд приковал её к месту. Ворон наклонил голову, словно задумчиво наблюдая за её реакцией. Его движения были медленными и жуткими, как у хищника. Затем тишину вокруг разрезал резкий, скрипучий голос.
— Разложение — путь к началу… Смерть дарует жизнь… — слова ворона звучали, как раскат грома, отдаваясь эхом в её голове. Камилла ощутила, как тело сковало холодом, а в груди поселился невыносимый страх. Она хотела отвернуться, но не могла. Эта дьявольское существо видело её насквозь, словно знало о ней всё, даже то, чего она сама не ведала.
Гнилостное болото сомкнулось над ней волнами холодной и густой, как жидкий металл, смеси крови и грязи. Последнее, что Камилла почувствовала, – это обжигающее прикосновение к её щеке, будто сам мрак оставил свой отпечаток. А потом всё исчезло.
Тьма окончательно поглотила её.
***
Камилла резко села на кровати, хватая ртом воздух, будто только что выбралась из-под толщи воды. В комнате царила кромешная темнота, но её разум всё ещё был полон образов: гниение, вороны, месиво из грязи и крови. Она дотронулась до своей шеи, проверяя, не осталось ли следов от тех липких, холодных рук, которые пытались утянуть её вниз. Сердце бешено колотилось, в висках стучала боль, а в горле чувствовался металлический привкус, будто она действительно захлёбывалась гнилостной кровью.
— Это всего лишь сон, — прошептала девушка, сжимая простынь до побелевших костяшек. — Просто чёртов сон.
Камилла стояла у раковины на кухне, смывая остатки вчерашнего кофе с турки. Горячая вода обжигала пальцы, но она этого не замечала. Её мысли крутились вокруг того, что она видела или, возможно, почувствовала. Кошмарные образы никак не покидали её сознание. Рука дрогнула, и турка выскользнула из пальцев, громко ударившись о металлическую поверхность раковины.
— Чёрт, — пробормотала девушка, машинально поднимая её и ставя на стол. Она нахмурилась, глядя на зеркало в шкафчике напротив. Зеркало отражало её лицо, слишком бледное, слишком уставшее. Но что-то было не так. Что-то в глубине глаз. Это не просто страх, это было какое-то другое чувство, которое она не могла объяснить.
Камилла отвернулась, пытаясь прогнать эти мысли, и подошла к окну. Она распахнула его, впустив морозный утренний воздух. Снаружи город жил своей жизнью: прохожие торопились на работу, машины с ревом проезжали по улице. Но всё это казалось таким далёким, будто она смотрела на это сквозь стекло, которое разделяло её и весь мир.
«Что это было?» — эта мысль, казалось, стучала внутри её головы, перебивая всё остальное. Всё происходящее не казалось обычными кошмарами. Это было реальным, слишком реальным. Слишком глубоким. И даже если это просто нервный срыв, она знала, что ей нужно разобраться. Одной справиться было невозможно.
Камилла взяла телефон с прикроватной тумбочки и долго смотрела на экран. Единственный человек, который мог бы её выслушать, был Дмитрий.
Она хмыкнула.
Когда они последний раз общались? Год назад? Может, больше. И всё же он был единственным, кто знал её достаточно хорошо, чтобы не удивляться её странностям. Единственным, кто когда-то видел в ней что-то хорошее, даже если теперь он наверняка презирает её.
«Ты же ненавидишь меня, Димка. Но ты всё равно возьмёшь трубку. Возьмёшь?» — подумала она и, стиснув зубы, нажала на кнопку вызова. Телефон завибрировал, наполняя тишину монотонным звуком. Гудки сменяли друг друга, словно отсчитывая время. На третьем раздался голос Дмитрия – спокойный, отстранённый, будто он уже знал, зачем она звонит.
— Камилла? — его голос прозвучал холодно, без намёка на эмоции, но вскоре прорезалось едва уловимое раздражение. — Что тебе нужно?
— Мне нужно поговорить, — её голос слегка дрогнул, но она быстро придала ему уверенности. — Это действительно важно.
— Правда? А когда ты вообще последний раз думала, что что-то может быть важным? — отозвался он с явным сарказмом.
Камилла закатила глаза, но сдержала себя. Её положение не позволяло ей вступать в привычные словесные баталии.
— Дима, пожалуйста, — тихо сказала девушка, и это было для неё почти унизительно.
Он вздохнул, и на несколько секунд воцарилась тишина. Затем короткий ответ.
— Ладно. Где и когда?
Она почти почувствовала облегчение, но знала, что это только начало. Дима согласился, но она понимала: в его взгляде будет осуждение, в его словах – едкая насмешка. Он уже не верил в неё. Но именно поэтому он нужен ей.
***
Камилла сидела за столиком в углу кафе, лениво вертя в руках чашку с чаем, который уже успел остыть. Заведение было почти пустым, только пара студентов за соседним столиком о чём-то оживлённо спорила, и официант сновал между пустыми столами, безуспешно пытаясь выглядеть занятым. Мягкий свет ламп, аромат свежих круассанов и тихая джазовая музыка создавали атмосферу уюта, но девушка ощущала себя чужой в этом спокойствии.
Она взглянула на вход, и почти сразу в дверях появился Дмитрий. Среднего роста, с короткими русыми волосами, взъерошенными так, словно он только что оторвался от подушки. Его лицо было слегка вытянутым, с чёткими скулами и орехово-зелёными глазами, которые казались холодными и цепкими одновременно. Под глазами пролегли тени усталости, а лёгкая небритость придавала ему вид человека, потерявшего интерес ко всему.
Его жилистые руки двигались с уверенностью, когда он расстегнул куртку, и из-под рукава мелькнул край татуировки – резкий чёрный узор, контрастировавший с бледной кожей. На мгновение его взгляд задержался на яркой лампе у стойки, но затем остановился на Камилле. В глазах мелькнула тень холодного недовольства, но он быстро спрятал её за привычной маской равнодушия.
Дмитрий неторопливо подошёл к её столику и сел напротив. Даже в спокойной позе его движения казались напряжёнными, словно он был готов в любой момент вскочить и уйти. Молодой мужчина многозначительно посмотрел на неё, сложив руки на груди, а потом, с лёгкой усмешкой, спросил:
— Ну? Что на этот раз?
Его голос звучал так, будто он уже знал, что услышит очередную нелепую историю, но Камиллу это не остановило.
— Тебе тоже привет, Дима, — ответила она, натянуто улыбнувшись. — Рада, что ты нашёл время для нашей маленькой встречи.
— Хватит тянуть. Что случилось? — Дмитрий опустил взгляд на меню, но было очевидно, что его это не интересует. Его вид ясно давал понять, что он уже сожалел о том, что согласился прийти.
Камилла отвернулась, её пальцы начали нервно барабанить по столу. Она ненавидела это ощущение – быть слабой, нуждаться в чьей-то помощи.
— Ты когда-нибудь видел сны, которые… Как будто реальны? — начала она осторожно, но Дмитрий вскинул бровь, усмехнувшись.
— Ты зовёшь меня сюда, чтобы поговорить о своих снах? Камилла, я думал, ты хотя бы удивишь меня чем-то новеньким.
— Это не просто сны! — она неожиданно повысила голос, привлекая несколько любопытных взглядов со стороны. Дмитрий чуть подался вперёд, глядя на неё с показным интересом и усиливающимся раздражением.
— Тогда объясни, что это, — его голос звучал холодно, почти с вызовом.
Камилла сделала глубокий вдох, пытаясь подавить раздражение. Она понимала, что разговоры с Дмитрием всегда превращались в словесное сражение, но сейчас ей было нужно его внимание, а не колкие замечания.
— Это… — она замолчала, подбирая слова. — Я не знаю, как это объяснить. Это было слишком реально – болото, вороны, храм... Женщина, похожая на меня. Но это был не просто сон. Это было что-то другое, словно я действительно там находилась и чувствовала всё на собственной коже.
Машина уверенно шла по старой трассе, хоть асфальт под колёсами больше напоминал крошево, чем дорогу. Пейзаж за окнами становился всё мрачнее: заброшенные дома, заросшие травой дворы, покосившиеся ворота, которые, казалось, вот-вот окончательно рухнут. Серое, низкое небо давило сверху, и было неясно, разразится ли оно дождём или так и останется висеть тяжёлым свинцовым куполом.
Камилла сидела молча, пристально глядя в лобовое стекло. Вроде бы спокойная, но её пальцы выдавали напряжение – они то и дело сжимались в кулак на коленях.
Дмитрий мельком посмотрел на неё, затем снова перевёл взгляд на дорогу.
— Не узнаю тебя, Кам, — наконец, нарушил он молчание. — Обычно к этому моменту ты уже начинаешь жаловаться на мою «унылую рожу». Или на музыку. Или на всё сразу.
Камилла даже не повернула головы.
— Если бы у меня был выбор, я бы поехала без твоих комментариев.
Дмитрий фыркнул.
— Звучит так, будто ты сама себе не веришь. — Он склонил голову чуть вбок, оценивающе глянув на неё. — Признайся, ты скучала по моему обществу. Разве нет?
— О да, — протянула она с преувеличенным сарказмом, всё-таки посмотрев на него. — Каждую ночь я засыпаю в слезах, мечтая, чтобы рядом раздавался твой голос, объясняющий, почему я во всём неправа.
— Ну хоть честно, — с довольным видом отозвался он. — А то я уже начал волноваться, вдруг ты заболела.
Камилла закатила глаза и снова отвернулась к окну. Впрочем, Дмитрий уловил едва заметную тень усмешки в её уголках ее губ.
Несколько минут тишины. Машина плавно скользила по дороге, её размеренное урчание разбавляло давящую атмосферу. Затем мужчина снова заговорил.
— Если мы приедем, а там окажется просто куча старых кирпичей, ты что, разревёшься?
Камилла хмыкнула.
— А тебе прям не терпится увидеть меня в слезах, да? Или ты просто питаешься чужими страданиями?
— Ну, знаешь… — Он многозначительно повёл плечами. — Разочарование, крах надежд, драматичный монолог под шум дождя. Всё это вполне в твоём духе.
Она смерила его тяжёлым взглядом.
— А тебе так уж хочется увидеть эту сцену? Или ты просто коллекционируешь чужие неудачи?
— Скорее, я научился предугадывать закономерности, — лениво отозвался он, слегка притормаживая перед очередной выбоиной на дороге.
Камилла снова замолчала, но теперь её раздражение сменилось чем-то другим. Он проверял её, но не там, где стоило.
Машина продолжала двигаться вперёд, поглощая километр за километром. Дорога становилась всё хуже: выбоины глубже, асфальт сменился потрескавшимся покрытием, кое-где заросшим мхом и пылью. По обочинам мелькали редкие дорожные знаки, покосившиеся и облезлые, словно давно забытые.
— Слушай, если у тебя есть тайный план угробить меня где-нибудь в глуши, сейчас самое время признаться, — пробормотала девушка, хмуро наблюдая, как за окном проплывают серые силуэты заброшенных построек.
Дмитрий усмехнулся, но не отвёл взгляда от дороги.
— Думаешь, мне так не терпится от тебя избавиться? Не льсти себе.
Она закатила глаза, но в её голосе не было прежнего напряжения. Возможно, из-за усталости, а может, из-за того, что дорога, монотонно тянущаяся под колёсами, убаюкивала её бдительность.
Машина проехала мимо заброшенного придорожного магазина с выбитыми окнами и вывеской, из которой уцелели лишь несколько букв. Рядом, у самого порога, стоял пожилой мужчина в потёртой телогрейке, сильно выцветшей от времени. Его массивные, узловатые пальцы держали сигарету, едва тлеющую на холодном воздухе. Крошечный красный огонёк то вспыхивал, то гас, окутывая его худое лицо завитками синеватого дыма.
Старик медленно поднял голову, провожая машину тяжёлым взглядом. Его глаза, глубоко посаженные в морщинистом лице, были серыми, почти бесцветными, но в них читалась не то тревога, не то холодная отстранённость. Словно он смотрел сквозь машину, сквозь стекло, прямо на пассажиров, оценивая их без спешки.
Окружающая обстановка только усиливала мрачное впечатление: магазин, поросший травой, на обочине – куски бетонных плит, подёрнутые мхом, а вдоль дороги валялись ржавые металлические детали, которые некогда, возможно, были частью старого трактора. Над головой мужчины висела сломанная вывеска, которая дрожала на слабом ветру.
Сигарета, зажатая в его пальцах, истлела почти до фильтра, но он не отнимал её от губ, словно забыв о ней.
Камилла почувствовала, как её спина покрывается холодом, но попыталась отмахнуться от этого ощущения.
— Ты только глянь, — пробормотала она, нервно поднимая бровь. — Этот взгляд. Он нас не проклянёт случайно?
Дмитрий мельком посмотрел в зеркало заднего вида, но ничего не ответил.
Старик по-прежнему стоял, не отводя взгляда, а сигарета в его руках продолжала тлеть, медленно испуская тонкую струйку дыма, которая растворялась в свинцово-сером небе.
— Доброжелательные местные, — пробормотала девушка, проводив взглядом отдаляющуюся фигуру мужчины в зеркало заднего вида.
Туман клубился у её ног, мягкими волнами перекатываясь по земле, словно нечто живое, скрытое в густой дымке. Он цеплялся за её щиколотки, поднимался спиралями, окутывая пространство вокруг, как призрачное дыхание невидимого существа.
Воздух был сырой, тягучий, пропитанный запахом влажной земли и старого дерева.
Прямо перед ней возвышалась башня.
Невысокая, но угрюмая, с треснувшими каменными стенами, на которых местами проступал мох, будто сама природа пыталась скрыть её от посторонних глаз. Она уходила ввысь, теряясь в переплетении тёмных ветвей, пронзавших мрачное небо, лишённое звёзд.
Башня выглядела так, будто давно должна была рухнуть, но что-то удерживало её на месте, заставляя сопротивляться времени.
Камилла сделала шаг вперёд, и влажная земля под её ногами слегка подалась, словно удерживая её, не желая отпускать.
Каждый её шаг сопровождался приглушённым шорохом – казалось, что сама почва вздыхает от её прикосновения. В груди нарастало странное ощущение – смесь страха и необъяснимого влечения.
Она подошла к массивной двери. Тёмное дерево, испещрённое глубокими прожилками, украшали кованые узоры, напоминающие корни, переплетающиеся в сложные символы. Их очертания показались ей знакомыми, но мысли были затуманены – словно воспоминание, едва различимое сквозь сон.
Камилла протянула руку, и в тот же миг тяжёлая створка со скрипом подалась вперёд, открывая перед ней мрачное нутро башни.
Внутри царил полумрак. Воздух был неподвижным, тяжёлым, с тонким привкусом горящих трав и металла. В центре комнаты стоял массивный стол, заваленный старинными книгами, пергаментами, ретортами и пузырьками с густыми жидкостями. Единственный источник света исходил от старой масляной лампы, отбрасывающей тусклое мерцание на гладкую поверхность стола.
«Я уже была здесь,» — промелькнула мысль, вызывая лёгкое головокружение. Чувство дежавю накрыло Камиллу, как волна. — «Лаборатория.»
Девушка вспомнила другое видение. Там все было немного иначе. Тогда она не просто смотрела — она чувствовала.
«Это место тоже вплетено в меня, как часть моего прошлого. Или будущего?» — сдавленно подумала она, глубоко вдыхая, чтобы унять дрожь в пальцах. Затем всмотрелась вглубь помещения.
Возле стола, погружённый в работу, стоял мужчина. На нём был удлиненный, тёмный кафтан, в котором при свете лампы не различались ни детали, ни складки – казалось, это был кусок живой тьмы. Его лицо скрывала глубокая тень, но в каждом его движении чувствовались уверенность и сосредоточенность. Он склонился над записями, плавно перелистывая страницы, затем потянулся за одной из колб, внимательно изучая её содержимое. Всё его поведение выдавало человека, для которого процесс – не просто наука, а ритуал.
Камилла сделала шаг вперёд, но тут же замерла, заметив стоящую возле таинственного мужчины хрупкую девичью фигурку.
Она была неподвижна, как статуя, её лицо оставалось совершенно бесстрастным. Бледная кожа выглядела почти фарфоровой, а длинные волосы, спускавшиеся вдоль плеч, были переплетены с живыми цветами, сочными и свежими, будто только что сорванными. Они странно контрастировали с её безжизненной внешностью, словно намёк на что-то неестественное, нарушающее саму суть человеческой природы.
Но самым странным были её глаза.
«Фиалковые, — осознание пронзило Камиллу, как удар в грудь. — Как мои.»
Глаза девушки светились мягким, неземным свечением, тусклым, но пронзительным, будто отражение луны в глубокой воде в безлунную ночь. В их глубине, среди этого фиолетового сияния, плескались отблески чего-то древнего, чего-то, что Камилла не могла назвать. Они не просто смотрели – они изучали, проникали внутрь, цеплялись за её сознание, как тени, скользящие по стенам заброшенного дома.
Камилла не могла отвести взгляда, а её дыхание сбилось.
«Ты знаешь, что с тобой сделают, да?» — Камилла сжала руки в кулаки.
Ответа не было. Только лёгкое дрожание светлых ресниц.
В этой фигуре было что-то жуткое, тревожное, но в то же время невыразимо притягательное.
Девушка ощущала, как в её груди поднимается тягучий холод, словно её затягивала чья-то чужая память.
Она хотела заговорить, но её голос застрял в горле.
Мужчина возле стола вдруг замер, медленно выпрямился и повернул голову.
Прямо к ней.
Камилла почувствовала, как внутри всё сжалось. Её пронзило ощущение, что он видит её насквозь, словно читая не только мысли, но и саму суть. Девушка не могла видеть его лицо, скрытое в тени, но она знала, что алхимик смотрел прямо на неё.
Она сделала шаг назад, но пол под ногами вдруг стал зыбким, а воздух сгустился, превратившись в трясину. Мир вокруг затрепетал. Колбы на столе зазвенели, жидкость внутри них вспыхнула странным светом, стены башни дрогнули, будто готовы рухнуть.
— Ничто не создаётся без разрушения.
Его голос был тихим, но разнёсся по пространству, будто это был не просто звук, а закон, запечатлённый в самой сути этого места.
«Эти слова… Они сказаны для меня,» — мелькнула мысль, но в тот же миг башня снова содрогнулась.