Глава 1-3

Падение в Нью-Йорке

Дождь стучал по крыше нью-йоркской студии, сливаясь с последними нотами каватины Нормы. София Миллер стояла перед зеркалом во всю стену, впитывая отражение: собранные в строгий узел темные волосы, прямой стан, глубокий взгляд. Еще немного, – подумала она, прислушиваясь к вибрации в грудной клетке. Еще пара месяцев репетиций – и сцена Метрополитен. Наконец-то. Она представила огни рампы, гул зала, затихающий перед ее первым соло. Эта мечта горела в ней с детства, единственная незыблемая истина в мире, который так часто менялся. Имя Маркович, бабушкины истории о Сербии, старые фотографии – все это она аккуратно сложила в дальний ящик памяти, как ненужный реквизит. Она была София Миллер, американка, певица. И точка.

Стреляющая боль в горле заставила ее вздрогнуть. Неприятное першение, появившееся пару недель назад, не проходило, а лишь усиливалось, несмотря на полный покой и тонны меда с лимоном. Страх, холодный и липкий, впервые за долгое время шевельнулся под маской уверенности. Просто напряжение. Надо отдохнуть перед завтрашней консультацией у доктора Эллиота.

Кабинет доктора Эллиота пахло антисептиком и тихим отчаянием. На экране монитора светились причудливые тени ее голосовых связок. Доктор, человек с мягкими манерами и усталыми глазами, долго молчал, перебирая снимки.

«София», – его голос звучал неестественно громко в тишине кабинета. «Результаты МРТ и биопсии… Это не просто ларингит или узелки. У вас редкая неврологическая патология. Дисфония центрального генеза».

Слова падали, как камни. Центрального генеза. Неврология. Голосовой аппарат… не поврежден физически, но сигнал из мозга… искажен. Прерван.

«Прогноз?» – спросила она, и собственный голос показался ей чужим, плоским.

«Контролировать симптомы – возможно. Улучшить качество речи – надеюсь. Но профессиональное пение…» Доктор Эллиот избегал ее взгляда. «София, это ставит крест на вашей карьере. Нагрузки, которые требуются для сцены Мет… они невозможны. Голос не выдержит. Он может… пропасть совсем при попытке петь в полную силу».

Мир сузился до белых стен кабинета. Звук дождя за окном превратился в навязчивый гул. Конец. Все кончено. Мечта, в которую она вложила всю себя, всю свою дисциплину, все отказы ради репетиций, рассыпалась в прах за секунду. Неужели ее ценность – только в этом голосе? Без него она – кто? Никто. Пустота. Руки сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. Не сейчас. Нельзя плакать. Нельзя. Она встала, движения скованные, механические. Поблагодарила доктора. Вышла.

Нью-Йорк встретил ее серой хмарью и равнодушной толчеей. Она шла, не видя улиц, не слыша сигналов машин. Самодостаточная. Независимая. Эти слова, ее щит и броня, теперь звучали насмешкой. На что она могла быть самодостаточной теперь? На что опереться? Деньги от случайных подработок? Они испарятся за месяц. Квартира? Придется продать. Друзья? Большинство были из мира музыки, мира, который для нее захлопнулся.

В крошечной квартирке в Бруклине она отключила телефон, задернула шторы. Темнота была благодатью. Она сидела на полу, прижавшись спиной к дивану, и смотрела в никуда. Бабушкин сербский напев, который та напевала ей в детстве, вдруг всплыл в памяти – чистый, печальный. Она резко тряхнула головой, отгоняя призрак прошлого. Нет. Прошлое – это слабость. Надо думать о будущем. Как выжить.

Через два дня, когда она набралась сил, чтобы включить телефон, ее взгляд упал на непрочитанное SMS от неизвестного номера:

«Ms. Sophia Miller. Это Мануэль Альварес, адвокат из Монтевидео. Срочно прошу связаться по поводу наследства в вашу пользу от покойного Климента Ортиса де Сантильяна. Прибываю в Нью-Йорк завтра. Готов встретиться. Тел. +598…»

Наследство? Климент Ортис де Сантильян? Имена ничего не говорили. Спам? Но номер был уругвайский. Сомнения боролись с отчаянной, почти неприличной надеждой. Деньги? Это слово пронеслось, как спасательный круг. Возможность выжить. Начать заново. Опора, когда все рухнуло. Она перезвонила.

Встреча в строгом кабинете нью-йоркского отеля. Мануэль Альварес, седовласый мужчина с внимательными глазами, изложил историю, звучавшую как дешевый роман. Климент Ортис де Сантильян – уругвайский латифундист, миллионер. Умер три месяца назад. В его завещании – упоминание о Софии Миллер, урожденной Маркович. Далее – цепочка, ведущая в глубь веков: прадед Климента, русский аристократ, бежавший от революции. Его путь пролегал через Сербию. Там, в Белграде, у него был роман с сербкой, Софией Маркович – прабабкой нынешней Софии. От той связи родилась дочь, чья линия в итоге и привела к ней, американке, сменившей фамилию и отгородившейся от корней.

«Господин Сантильян тщательно искал возможных наследников по этой линии», – объяснял Мануэль. «Вы – его единственная живая кровная родственница через ту, сербскую ветвь. Он завещал вам свое поместье «Лас Брисас» в Уругвае. Землю, дом, все, что на территории».

София молчала, переваривая невероятное. Поместье. Земля. Тысячи миль отсюда. Прямо из бездны отчаяния ей протягивали соломинку. Неустойчивую, странную, но реальную. Финансовая независимость. Новая жизнь. Шанс не быть обузой.

«Почему я?» – наконец спросила она, голос хриплый от недавнего плача и потрясения.

Мануэль развел руками. «Он знал о вашем… увлечении искусством. Возможно, хотел дать шанс. Или просто исполнить долг перед кровью, пусть и столь далекой. В завещании указана причина: «Восстановление связей, разорванных временем и войнами»».

Связи. Слово обожгло. То, что она так старательно рвала. Теперь это давало ей крышу над головой. Железно.

«Что мне нужно сделать?» – спросила София, и в ее голосе прозвучала нотка решимости, которой не было еще час назад. Страх отступал перед практической необходимостью. Выжить. Начать заново. Одна.

«Подписать документы о вступлении в права. И приехать в Уругвай. Чем скорее, тем лучше», – ответил Мануэль. «Там… есть другие наследники. Им будет проще, если вы лично подтвердите свои намерения».

Загрузка...