Власов прикусил губу. Он не хотел, чтобы память о Матери и Помнящих стёрлась бесследно. Комната-коробка, где он обитал, будто на миг приоткрылась, мелькнув другим миром, а потом захлопнулась прямо перед носом. Вот оно — бремя давних воспоминаний! Они терзают душу, пробуждая непонятный зуд и неуёмную энергию, которой некуда деться. И именно эти воспоминания будоражат всё его существо, рвутся наружу. А КИРа, наоборот, старается их стереть, периодически подменяя любого мужчину из Города его же забывшим всё образом.
Антон снова осмотрелся. Покатые крыши вспомогательных цехов провалились, из них плотным потоком валил дым. Рядом парили две пожарные машины, поливая место водой, а к ним на помощь спешили ещё несколько таких же летающих роботов из соседних помещений. С одной из таких машин их кабинка едва не столкнулась. Капсула яростно зазвенела, замигала аварийными огнями и резко облетела препятствие слева.
В этот момент беспилотник пролетел над обширным цехом. Туда прибывали поезда, из которых выходили люди, обречённые на Замену: Атланта обновлялась. Мужчины толпами, сбившись в кучу и толкаясь, медленно плелись к контейнерам с биомассой, а их место занимали модернизированные копии, управляемые КИРой. Они стояли ровными бесконечными рядами, словно бездушные роботы, а потом по команде шли на место прибывших, заполняли поезда и уносились вместе с ними в Атланту.
Город безжалостно избавлялся от «неправильных» людей. Тех, кто мог восстановить в памяти старые воспоминания, а значит, и потенциально мог противостоять КИРе в будущем. Их заменяли на «правильных» — тех, кто никогда и ничего не вспомнит, чьи мысли и чувства будут под постоянным контролем искусственного интеллекта.
— Видишь? — с лёгкой, но зловещей улыбкой произнёс молодой мужчина слева, словно наслаждаясь зрелищем людского ничтожества перед лицом безграничной власти КИРы. Власов, стараясь скрыть волнение, равнодушно пожал плечами.
— Давайте просто закончим с этим, — хрипло попросил он. — Эта конструкция умеет переключать скорости?
Мужчина справа кивнул, не меняя дежурной улыбки. Прозрачная капсула резко ускорилась. Вспомогательные помещения мелькали мимо, не позволяя Антону разглядеть происходящее. Вместо этого его взору предстал хрустальный шар Города, сияющий во всей своей ледяной красоте. Сквозь прозрачные стены были видны массовые задержания мужчин Заменщиками. Одни отчаянно сопротивлялись, другие покорно следовали за своими бездушными проводниками. Как можно противостоять электрическому разряду чипа, вживлённого в грудь? Поезда, словно хищные птицы, подлетали к балконам, высаживая марионеток и увозя взамен испуганных и подавленных людей, которые в один миг стали ненужными винтиками в бездушной системе.
Полный и безоговорочный конец человеческой истории. Homo sapiens навсегда исчезнет, превратится в человека без разума, в человека на ниточках, в человека с цифровым паразитом в голове. В раба собственного создания. В человека, навсегда проигравшего гонку жизни…
Пронзительный писк будильника разорвал сладкий сон Антона. «Пип-пиииип… Пип-пиииип… Пип-пиииип…» — безжалостно трезвонил голосовой интерфейс КИРы, вырывая биоина из цепких объятий сна.
— Доброе утро, биоин Власов! Семь тридцать.
С трудом разлепив веки, Антон с тоской глянул на залитую холодным светом комнату-коробку. Как ни хотелось ещё понежиться в постели, но нельзя. Через минуту бездушный искусственный интеллект уберёт кровать в пол, и ему будет плевать, лежит на ней человек или нет.
Чёрт! Как же всё-таки хреново! И стоило вчера до полуночи торчать в баре на минус сто семьдесят третьем этаже и так напиваться? А потом ещё полночи выслушивать исповеди этого мужика из двадцать второй протекции... Будто Власову виртуального мира с кучей развлечений мало!
Хотя если вспомнить в подробностях, то не так уж и плохо они провели время. Безумная танцевальная музыка, крепкие горячительные напитки... Ох уж, эти напитки... Иногда так хочется выбраться из этой комнаты-коробки и излить кому-нибудь душу, иначе невыносимо семьдесят три года терпеть это проклятое одиночество.
С трудом поднявшись, Антон скинул одежду. Она тут же, как по команде, всосалась в специальную щель в стене. Не успев даже опомниться, он уже стоял под душем. Тёплые струи воды барабанили по его тяжёлой от вчерашнего похмелья голове, растекаясь прозрачными ручейками по телу. Несколько долгих минут он просто стоял, подставив лицо под живительную влагу, и слушал синтезированный, почти неотличимый от человеческого голос КИРы. Вот только он был слишком высоким, неестественно высоким. Власов никогда не задумывался, почему голос КИРы так сильно разнится с низкими голосами остальных обитателей Атланты. Наверное, за семьдесят с лишним лет жизни уже просто привык.
Ледяные струи хлестали по лицу, смывая остатки сна и вчерашнего веселья. В душе гулко рокотал водопад, заглушая электронный голос ИИ, вещающий о балансе на его счету.
— Триста двадцать кредитов. Не стоило так шиковать. Вам ещё месяц протянуть надо... — Антон поморщился, выключая душ. Конечно, он знал, что вчерашний поход в клуб и откровенный разговор с барменом Димой опустошили его электронный кошелёк. ИИ, как верный пёс, не преминул напомнить об этом.
В принципе, можно было бы и виртуалкой обойтись. Благо, мир развлечений Атланты был безграничен. Но в последнее время Антона всё чаще тянуло к чему-то настоящему, живому. К человеку, с которым можно было бы не просто болтать о погоде и виртуальных достижениях, а заглянуть в душу, поделиться сокровенным.
Он искал этого человека, как будто бы блуждая в потёмках. Слово, которое бы точно описало его стремление, Антон так и не нашёл. Ни в одном словаре, ни в одной базе данных не значилось такого понятия.
Вчерашняя встреча с Димой, казалось бы, идеальным кандидатом, обернулась разочарованием. Да, Дима был увлечён своим виртуальным миром, знал в нем все ходы и выходы. Но как только разговор коснулся чего-то более глубокого, он мгновенно превратился в пустой мыльный пузырь.
«Как глупый олух кивал на все высказанные Антоном мысли,» — с отвращением вспоминал он. Поддержать разговор дежурными шутками и общими фразами — вот и все, на что хватило его собеседника. А потом, под предлогом виртуальных игр, Дима слинял, оставив Антона с горьким чувством пустоты.
Власов всю жизнь ощущал, что с ним что-то не так, будто бы его душа рвалась на части, но он не мог понять, почему.
Зло стукнув по пластиковой панели душа, он с шипением выскочил из-под ледяной струи.
— Да, черт возьми! Что же у тебя все не как у людей?! — рявкнул он, обращаясь к невидимому ИИ.
— Биоин Власов, — раздался вкрадчивый голос КИРы. — В вашем голосе распознаны нотки депрессии. Не желаете сходить в медблок?
Антон хмыкнул. Нет, уж лучше он сам справится со своим унынием.
— Нет! — отрезал Антон, не желая слушать нравоучения ИИ.
— Я бы всё же рекомендовала вам более сдержанно реагировать на мои советы, — не унималась КИРа.
— Заткнись! — взорвался Антон. — Сам разберусь, что мне делать!
— Пункт шестьдесят первый правил Атланты гласит: — металлический голос КИРы звучал холодно и бесстрастно. — «Агрессивное поведение, раздражительность присущи неадекватным личностям, они могут принести вред как окружающим, так и системе. В случае выявления подобных признаков...»
Чёрт! Только этого не хватало! Антон мысленно выругался. КИРа, кибернетический искусственный разум Атланты, могла диагностировать любые изменения в настроении человека, а значит, могла доложить службе безопасности города о нарушении. И тогда явятся Заменщики, эти бездушные биороботы, призванные следить за порядком.
Тихо! Спокойно! — скомандовал себе Антон. Он зажмурил глаза, сделал несколько глубоких вдохов и, чувствуя, как постепенно отступает раздражение, тихим голосом произнес:
— Всё хорошо, Кира. Правда. Мне уже намного легче.
— ...в случае невыполнения данного пункта правил — голос КИРЫ на мгновение прервался, словно ИИ сверялся с датчиками. — Хорошо, биоин Власов. Я вам верю. Доброго утра и удачного рабочего дня.
— Спасибо, Кира. Антон поморщился, чувствуя давящую головную боль. Можешь что-нибудь тонизирующее синтезировать для меня? Обещаю: в следующем месяце ограничусь виртуалкой.
В ответ — тишина. Антон даже слегка занервничал.
С одной стороны, он имел право на усиленный износ собственного организма. Теоретически, каждый биоин Атланты мог это делать.
С другой стороны, недовольство КИРы было понятно. Именно ей, искусственному разуму, потом приходилось восстанавливать людские тела, изношенные сверх меры.
Наконец, раздался смягчившийся электронный голос:
— Хорошо. Через пять минут в лотке питания.
— Спасибо, Кира.
— И еще кое-что: — голос КИРы стал деловым. — Ночью пытался связаться с вами Тысяча Шестнадцатый. Зрачки расширены, пульс учащённый. Хотел срочно переговорить.
— Семён Павлов? — с досадой подумал Антон. Опять хочет втюхать свои теории заговоров?
— Зои Каплан, Девять-Три-Девять, принадлежность к главному сектору, Атланта. — Механический голос ИИ окутывал сознание, которое билось в страхе глубоко внутри и не хотело задействовать чувства. Тело сопротивлялось «рождению»: руки и ноги не желали двигаться, глаза отказывались открываться, а каждая клеточка девушки чувствовала холод, отчего её сотрясала мелкая дрожь. Лишь синтезированный голос внутри монотонно говорил, прорывая тугую глухоту ещё не успевших окрепнуть барабанных перепонок. — Проверка рождённого материала.
— Проверка нервной системы, — продолжил голос, и сквозь гул в ушах завыли серводвигатели нависшего над голой девушкой механизма. Манипуляторы коснулись Зои в нескольких местах, и их тут же словно пронзили иглы — машина слабыми разрядами тока проверяла реакцию нервной системы. Ток распространялся по нервам на остальное тело, мышцы сокращались, а девушка орала от невыносимой боли, выгибаясь всем телом и сотрясаясь от спазмов сокращяемых мышц.
— Проверка зрения, — холодные и безразличные пальцы-манипуляторы разжали веки, и вспыхнул яркий свет направленного на зрачки светодиода. Инстинктивная попытка закрыть глаза оказалась неудачной — робот держал крепко. Вспышка же на несколько долгих минут затмила сознание полностью, не оставив места темноте.
— Проверка слуха, — тут же добавил ИИ, в уши вставили пробки, и резкий невыносимый звук заполнил всё вокруг, лишая мыслей и чувств. Вот теперь спасительная темнота не замедлила сменить свет, всё ещё полыхающий яркими пятнами перед глазами. Только что извлечённый из капсулы роста и не привыкший к таким испытаниям, шокированный организм отключился.
Но в сознание девушка пришла почти сразу. Режим шоковой терапии работал безотказно: сразу после проверок Зои поместили в индивидуальную комнату, где температура сохранялась на несколько градусов ниже комфортной. Девушка продрогла и очнулась, стуча зубами от холода. Свернувшись калачиком и сотрясаясь мелкой дрожью, она несколько минут осматривала стерильно-белое помещение. Огромное, во всю стену зеркало противоположной стены и маленький столик, на котором лежала белая одежда: хочешь согреться — тебе придётся напрячься, приложить усилия и встать, что не так просто, ведь мышцам сначала надо вспомнить движения и обрести хоть какую-то силу.
Но Зои лежала, стараясь сопротивляться как можно дольше. Мысли метались, вспоминались десятки предыдущих жизней, полностью идентичных друг другу. Ей-то, в отличие от остальных, совсем не стирали память, так и перекладывали из одного тела в другое, не корректируя ни единого байта информации. Девушка не боялась «Центра рождения», а боялась и ненавидела жизнь, что ждала её снаружи, после «выписки» — очередную из вереницы жизней, неизменно жёстких и гадких. Если бы Девятьсот Тридцать Девятая могла, то размозжила бы голову о зеркало. Но это уже случалось с ней.
Напротив койки находилось вовсе не зеркало, а похожий на него и созданный для обучения огромный монитор, находящийся в режиме «сна». Прошлый раз, в момент очередной реинкарнации, Зои ударила головой в себя, отражённую в зеркале и разъярённую от невозможности выбраться и изменить будущую жизнь. Зеркало, оказавшееся экраном, вспыхнуло и расплылось по центру мутным пятном. Пиксели по краям заискрили. Зои повторила: сквозь разводы серых выжженных ячеек монитора проступила белоснежная стена, а по лбу на переносицу заструилась тёплая жидкость. Капля упала на пол, расплескалась ало-красным пятном, боль пронзила голову, отрезвила, но вместо того, чтобы остановиться, девушка с удвоенной силой принялась бить головой о стену. Кровавые следы алыми кляксами отпечатались на белом покрытии, но Зои не успокоилась, пока не рухнула на пол, и лишь краем истекающего из тела сознания услышала синтезированный голос КИРы:
— Образец безнадёжно испорчен. Запустить инициацию нового…
В другой раз она попыталась свести счёты с жизнью, набросившись на робота-врача, осматривающего девушку перед выпуском. Но мощный механизм, ощетинившийся словно металлический блестящий спрут множеством различного назначения манипуляторов, распял Зои за руки, отбросил в сторону и «убрался» в стену. Тотчас в медблок вошли роботы-надзиратели и отвели Девятьсот Тридцать Девятую в комнату, где потом неделю с экрана-зеркала с девушкой вёл утомительную беседу виртуальный психолог.
Ещё раз Каплан совершила попытку суицида в спортивном зале, где занимались другие девушки — ненавистный муж часто выращивал их или заказывал в Атланте-2 для развлечений. Уронила на себя штангу, сломала шею… Больше её в спортблок не допускали, и ИИ крайне настороженно относился к поведению Зои.
Отсюда ни убежать, ни спрятаться. Иллюзии развеялись с треском на двадцатой удачной попытке — как ни крути, но человек, если захочет умереть, приложит не меньше усилий, чем для выживания. И когда её в двадцать первый раз возродили в новом теле, Каплан почти смирилась. Почти, потому как не изжили ещё из человека желание сопротивляться, протест против нежеланной жизни и страстное стремление к свободе вне любых ограничений, наложенных… кем бы он там ни был. КИРа всё ещё не могла управлять мыслями. Но судя по темпам научных изысканий, всячески к этому стремилась, а Гафт потворствовал.
А Зои существовала лишь для одного: для жизни с Первым — Моисеем Гафтом. Это было проклятием девушки с самого́ зарождения Городов Бессмертных, её карой за проступки перед Гафтом и личным Адом, назначенным Зои когда-то давно, без её согласия и участия. И как бы ни старалась Девятьсот Тридцать Девятая прервать эту цепочку однообразной, тянущейся, казалось, бесконечно жизни, не могла. Ей не давали. Пятьсот с лишним лет её возрождали после каждого самоубийства и возвращали к мужу. На самый верх Атланты. В апартаменты и научный центр Первого.
Дрожа от холода, Каплан, как могла, оттягивала момент и рассматривала отражение в зеркале. Свернувшееся калачиком голое тело, красивое, без изъянов лицо, большие карие глаза, покрасневшие от слёз, раскиданные по белой койке каштановые волосы.
Антон сломался. Он не чувствовал себя настолько беспомощным с момента, когда его жалкого, мокрого и без сил, но наполненного знаниями предшественников, извлекли из камеры ускоренного роста. Биоин был испуган и дезориентирован. Несмотря на ясное понимание происходящего, — репликам ещё в капсуле роста внедряли матрицу сознания предшественников, — он не мог говорить и самостоятельно двигаться. Абсолютно все мышцы приходилось тренировать заново. Тогда ещё молодого, двадцатилетнего и только что рождённого Власова поместили в изолированную «детскую» и возились с ним не меньше недели, пока молодой человек учился управлять мышцами и говорить, применять весь объём знаний и опыта, который впихнули в голову новоиспечённому Шестьсот Первому. С проекции на стене с Власовым постоянно разговаривал молодой человек, учил правильно произносить буквы, складывать в слова, пока лицевые мышцы не усвоили весь набор движений. Далее начались силовые тренировки. Антон заново учился управлять мышцами: ходить, бегать, плавать, координировать движения. И постепенно юноша обрёл, наконец, власть над телом. Странно оказалось осознавать, что он всё это знает и умеет, но почему-то ничего не получается. Также и с электронным интерфейсом. Ни с первого, ни со второго раза ничего не вышло. Даже когда биоина начали вводить в курс его непосредственной работы — знакомые схемы и модели кода ДНК никак не связывались воедино. Целостность информации оставалась за гранью понимания, пока он сам не вник в суть вещей. И лишь когда новоиспечённый молодой человек был подготовлен полностью, Антона выпустили в общий мир. Но и тогда асоциальный образ жизни ввёл Власова в глубокую депрессию. К встрече с обществом он оказался не готов. И затворился внутри себя на долгое время. Дом-комната — работа, и ничего больше. Только со временем чувство одиночества развеялось, общение с сотрудниками позволило обрести немногочисленных знакомых, и Власов начал постигать окружающий мир с его развлечениями.
Теперь же как будто всё повторилось. Словно его только что выкинули из камеры роста, выдернули из общего организма, выщипнули как атом из мироздания и оставили одного. Голос КИРы больше не появлялся, цифровой интерфейс, давно воспринимаемый частью внутреннего мира, умер и не воскрешал, сколько Антон ни просил и ни стучал пальцами по запястью. Это походило на ампутацию, когда человека лишают одной из важных частей тела, ноги ль, руки, или другого о́ргана. Интерфейс вживлялся ещё в капсуле роста, и в течение жизни единица общества настолько привыкала к взаимодействию с ней, что не замечала. Это как подсознательное знание: ты ходишь, но не думаешь об этом, кушаешь, не замечая, как, или ощущаешь потребность в чём-то необходимом. Также срастается с человеком и его сознанием интерфейс.
— Кира? — прошептал Антон в надежде, что заблуждается, и сейчас вновь сквозь короткие помехи прорежется мягкий голос ИИ. — Кира!
Биоин ещё несколько раз потыкал по запястью, поморгал, в надежде, что интерфейс запустится и перед взором вспыхнет цифровая модель ДНК, над которой он только что работал. Но нет. Связь оборвалась. Ни голоса КИРы, ни музыки, что плавно звучала внутри головы, пока этот… этот… отморозок не поднёс к затылку, куда вживлялся основной управляющий молекулярный чип, электроимпульсный генератор. И всё оборвалось, словно система отодвинулась от Власова, как от ненужного.
— Кира! — крикнул он громче, но замолчал — сквозь раскуроченные роботами двери заглядывали люди и с удивлением смотрели на Власова, сидящего на полу такой же сломанной, как и он, кабины.
Скованность медленно покидала тело. Оцепеневшие мышцы и суставы вновь могли двигаться, правда, с бо́льшим усилием, чем раньше. Ощущение ватности в ногах и руках не проходило, и вряд ли пройдёт в ближайшее время — действие адреналина всегда сопровождается внутримышечной усталостью. Антон, опираясь на стены, медленно поднялся и постарался понять ощущения, когда рядом нет КИРы, нет сети и электронного интерфейса, который подсказал бы, что можно сделать при любом затруднении, помог выбрать занятие, направил по ближайшему маршруту, отвлёк бы, наконец, внимание от окружающего мира виртуальностью или развлечениями. Так биоин раньше добирался на работу — всегда одним глазом решая другие задачи: по сути работая, но на ходу. Система оставалась совершенной и опробованной с «детства», а когда чем-то пользуешься всю жизнь, не замечаешь, как применение переходит на бессознательный уровень. Теперь же всё исчезло. И Антону приходилось смотреть на мир своими глазами, ощущать его естественными чувствами, а не усиленными цифровым интерфейсом, и не отвлекаться на сопутствующую работу, ведь к ней невозможно подключиться.
Сначала на Власова обрушилась мощная паническая атака. Шокированный организм привыкал к новым ощущениям, затем хаотично закрутились мысли, лишённые прежнего структурного направления, выстраиваемого годами жизни. Что делать? ЧТО ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?
Идти на работу и показывать всем, что ничего не случилось, или попытаться кому-то рассказать об этом? Но кому? КИРа его теперь не слышит. И вряд ли знает, где биоин находится: система подключала всевозможные датчики и сенсоры, когда опознавала молекулярный чип цифрового интерфейса, а Антон его лишился, что означало невидимость для системы. Даже полный набор видеосенсоров не был необходим, пока датчики не решали обратного. А у Власова всего лишь отключился цифровой интерфейс. Вряд ли КИРа моментально спохватится: об этом кричал и Семён. «У тебя сутки, пока Кира не обнаружит...» Оказывается, он знал? Что ещё контроллер знал о мире вокруг, что не доступно Антону?
Не обращая внимания на толпу, глазеющую на вывороченные двери лифта и разбитого подавленного Антона, Власов выбрался из кабины: пришлось слегка попотеть — подпрыгнуть, зацепиться руками за измятые двери, подтянуться и встать. Вокруг удивлённые лица. На некоторых страх, на других — недоумение, но ни в одном ни капли жалости или сочувствия. Да и кто для них Антон? Всего лишь очередной молодой мужчина, один из десяти миллионов таких же, как и они, винтиков, скрепляющих нечто большее. Шли на работу, но тут — нечто из ряда вон выходящее, задержались, зацепились памятью за картинку с опустошённым, сломанным Антоном, и пошли дальше. К вечеру эта картинка вымоется из сознания очередной порцией развлечений, которыми каждый заполнит свой ум. А Власов, как бы ни хотел, так и останется одиноким и сломленным. Если не сумеет что-нибудь предпринять, пока КИРа не обнаружит неполадку в системе. А это рано или поздно случится: ведь Антон — ведущий специалист генетических разработок, он совершил научно-технический прорыв, к которому стремились столетиями, и его исчезновение из сети не останется незамеченным.