Даменсток

Шёпот

Серёжа Невдуплён был чрезмерно любопытным и азартным человеком, о чём ему не раз твердили окружающие. В юношестве мать его часто ругала за пагубную любознательность и повторяла, что «это дотошное любопытство когда-нибудь его погубит». Но наш милый Серёжа её не слушал и продолжал лезть не в свои дела, даже если это кому-то не нравилось, и кто-то был против.

На вид это был очаровательный молодой человек двадцати шести лет отроду, с красивым розовым лицом, вздёрнутым носом, большими лазуритными глазами и зализанными набок светлыми волосами; телосложением он был атлетичным и достаточно высоким, что нравилось дамам из его окружения. Одевался Серёжа всегда опрятно и производил впечатление очень вежливого и учтивого человека, коим он и являлся на самом деле, лишь азартность портила облик идеального человека. Он, страшно увлекаясь, почти постоянно проигрывал своё состояние в казино или игорных клубах и порой сводил концы с концами, но даже это не останавливало его от очередной партии. Ежели он побеждал, то радовался, как не в себя, бросаясь к каждому в объятия и восклицая: «Ура, победа!», ежели проигрывал, то спокойно мирился с этим и продолжал игру до долгожданной победы. Но азартность также проявлялась в его нраве: если его интересовал какой-то слух, он старался поговорить с теми, кого сие слух касался, даже если тем это было неприятно и мерзко, постоянно бросал любопытные взоры на объекты своего изучения и в целом лез туда, куда не следует лезть.

И вот, в казино год назад он познакомился со своим ныне лучшим другом Агрием Капкановым – тридцатилетним крупным мужчиной с высоким длинным тёмным хвостом, большой синей родинкой под правым глазом и колючей чёрной бородкой. Статный и видный мужчина в белоснежном костюме и кроваво-красным галстуком на шее привлекал внимание сотен различных женщин, что тайно вздыхали по нему и всячески посылали ему знаки внимания, которые он по неволе пропускал мимо глаз и ушей. Помимо женщин к нему тянулись и мужчины, что желали с ним подружиться и послушать его приятный ласковый баритон да рассказать ему о чём-то своём, поделиться с новым другом своими увлечениями и прочим.

Агрий был очень приятным и добродушным на вид, в обществе его любили и почитали, но нашему Серёже всегда казалось, что за этой маской добродетели скрывается что-то страшное, что-то, о чём надо умалчивать и если ты узнаешь об этом «что-то», то жутко пожалеешь об этом. И любопытство, к сожалению, даже здесь взяло над ним верх.

Впервые в жизни Капканов позвал Невдуплёна к себе в гости испить чаю за светскими беседами. Жил Агрий всегда в достатке, ибо был очень везуч на игры и имел свой бизнес. Двадцать первая квартира его находилась неподалёку от Главной площади, а именно на Пламенной улице (почти рядом с местом, где когда-то жили печально известные Красноречовы) и имела красивые виды из окон (из одного можно было увидеть большую медную статую Создателя на Главной площади). Двухкомнатная квартира его была уютной, светлой и очень милой: нежные персиковые стены скрывались светлой берёзовой мебелью, большие люстры с висюльками в форме разноразмерных капель покачивались из стороны в сторону, высокие потолки сияли белизной.

Агрий заботливо усадил Серёжу за стол на кухоньке, соединённой с гостиной, дал выбрать, какой чай он будет, ибо выбор у него, как у безумного любителя чая, был огромный, и вытащил из духовки испечённый им же малиновый пирог.

– Вот, попробуй; я сам готовил.

– Ого, прямо-таки сам? – испробовав лакомый кусок, удивился Невдуплён.

– Сам-сам. Больше некому.

– Да ты прирождённый пекарь! А мама или девушка? Не?

– Девушки нет, как и жены, собственно, а мама умерла два года назад.

– М-м, печально... А от чего?

– От рака лёгких.

– Оу... Сочувствую, брат, сочувствую.

– Спасибо. Я не так давно отошёл от этого, но всё равно душу щемит от приятных и болезненных воспоминаний... – он подошёл к столику, взял фотографию очень красивой темноволосой молодой женщины с родинкой под правым глазом и лучезарной улыбкой и протянул её Серёже. – Вот, это моя мама.

– Ого! Как молодо выглядит.

– Да, потому что родила она меня в четырнадцать. Отец изнасиловал её и после этого совсем пропал, потому я его не знаю. Даже представить не могу, как он выглядит и какое носит имя, а мама говорить об этом никогда не хотела. Впрочем, понимаю её; мало кто захочет вспоминать о своём насильнике.

– А полиция?

– А что полиция? Ты ведь знаешь нашу полицию; им всё равно на то, что тебя убили или изнасиловали, им главное деньги подавай вёдрами! Да и мама не хотела позориться, потому умолчала об изнасиловании.

Агрий с печальным вздохом поставил рамку обратно и сел напротив Серёжи, который украдкой внимательно всматривался в столик.

На самом деле квартира его была трёхкомнатная, однако одну из дверей Капканов специально покрасил в цвет стены и поставил перед ней столик, дабы она не бросалась в глаза. Но наш Серёжа, как всегда, всё увидел и сразу заинтересовался.

«Что же таится за этой дверью?» – вопрошал он самого себя, пока разговаривал с другом. Но прямо задавать вопрос о том, что за дверью, он не хотел, так как его визави мог солгать, да и его любопытство могли утолить лишь глаза, которым он доверял больше жизни.

– Что-то случилось? – вопросил его Агрий, на что Серёжа помотал головой.

Одержимая

Ассоль одержима Одином. Она любила в нём всё: его весьма некрасивую внешность, гадкие красные прыщи, заполонившие всё его лицо, сальные русые волосы, высокий голос, походивший больше на женский, чем на мужской, вредные привычки по типу курения и злоупотребления алкоголем, плохие черты характера, такие как чрезмерную вспыльчивость и гиблую азартность. Она думала, что даже если бы он её бил, то она всё равно любила его; даже если бы он ей отказал в чувствах, она бы не перестала следить за ним, за каждым его действием, шагом, вздохом и рано или поздно добилась бы его сердца; даже если бы он убил её, она бы закрыла глаза со счастливой улыбкой и по-настоящему была бы рада погибнуть от его руки. Она до безумия любила его и считала, что никто, кроме неё, не способен сделать его счастливым, что он принадлежит только ей и никому больше. Если она видела рядом с ним какую-либо девушку, то страшно ревновала любимого и желала устранить потенциальную соперницу. Но, к счастью, она не была настолько сумасшедшей, чтобы начать их убивать.

Внешне двадцатисемилетняя Ассоль была очень красива и мила: волнистые блондинистые волосы отливали на свету золотом и были всегда заплетены в предлинную толстую косу, рубиновые глаза сверкали живостью, и сама она была весьма стройной и пышногрудой девицей. Все знали её как кроткую и порядочную леди, не способную на странные действия, слова и мысли, но обладающей, казалось, магией соблазнения и особым шармом, притягивающим людей к себе. Среди противоположного пола Ассоль была успешна и, если бы не её одержимость, то давно вышла бы замуж за богатого красивого мужчину и жила счастливо, без невзгод и горестей.

Но беспощадная и шаловливая судьба свела её три года тому назад с плохим, ничем не примечательным, кроме его нрава, Одином. Знакомы они не были, даже ни разу не разговаривали друг с другом, но Ассоль хватило лишь одного взгляда на него, чтобы понять – она обязана его добиться, чего бы это ни стоило.

Вскоре после первой встречи Ассоль по счастливой случайности узнала адрес его дома, этажа и квартиру и была рада, что жили они недалеко друг от друга, – значит, она могла следить за ним и его жизнью без всяких проблем!

Работал Один старшим патрульным в небольшом парке между их домами и часто ругался с посетителями и коллегами по пустякам. И Ассоль, видя его страшную злобную физиономию, влюблялась в него всё больше; от любви к нему у неё постоянно кружилась голова, к горлу подкатывал ком волнений и во рту чувствовалась горечь влюблённости, что была крепче любого алкоголя.

В очередной раз наблюдая за Одином со скамьи, она стала свидетельницей очередной стычки возлюбленного с таким же вспыльчивым коллегой.

– Слушай сюда, утырок! – схватив коллегу за воротник, прошипел Один. – Если ещё раз ты посмеешь мне перечить, я...

– Молчать, сукин сын! – ответил тот, дав пощёчину старшему патрульному и выбравшись из крепкой хватки. – Не буду я слушать тебя, эдакого мерзавца! Тебя здесь никто не любит, понимаешь?! Ты всем жизнь портишь одной своей поганой рожей, так ещё и постоянно визжишь по пустякам на всех, кроме начальства, к которому ты постоянно подлизываешься, которым готов подошву вылизывать! Ей богу, будь моя воля, я бы давно тебя пристрелил, как помойного пса!

– Закрой свой рот, ублюдок, а не то я!..

– Что? Что ты? Ударишь меня? Давай, попытайся! Я тебя одной левой приложу к асфальту! Если ты меня изобьёшь, начальство поверит мне, потерпевшему!

– А ты попробуй, мразь! Только и можешь, что разбрасываться угрозами, а сам трусишь!

– Да я тебя убью сегодня ночью, слышишь?!

– Ага, попытайся!

Ассоль, закрыв рот руками, чуть ли не визжала от возбуждения. Вот он, её любимый, ещё и злой! О, как она обожала его, яростного и неуправляемого Одина! Она готова была целовать его бесконечно, слушать его крики и угрозы и любить, любить нежно, нежно, готова была неустанно усмирять его злобу и быть его грушей для избиений!.. Она совсем не понимала, что окончательно обезумела от своей страшной одержимости этим полностью уродливым молодым человеком. И финальным этапом стало то, что она решила пробраться к нему ночью в дом и украсть какую-нибудь пропахшую его отвратительным, прокуренным запахом вещь.

...

Пробило двенадцать ночи.

Надев полностью чёрный костюм и взяв с собой небольшую сумку, она без труда прокралась в закисший вонючий подъезд с мерзкими зелёными стенами и мерцающими кривыми лампочками. Внезапно свои двери раскрыл старый журчащий лифт, из которого выбежал тот самый молодой патрульный, с которым поругался Один, и, лихорадочно дыша, пронёсся мимо девушки. Ассоль не обратила на него внимания и проскользнула в лифт, нажав кнопку девятого этажа.

Поднявшись, она достала отмычку и хотела было начать взламывать замок одинской квартиры, как вдруг заметила, что дверь приоткрыта. Внутри небольшой скудной квартирки её встретил железный запах крови и ноги в луже крови, что выглядывали из комнаты.

Пройдя в комнату, она увидела распластавшегося на полу совершенно белого Одина с приоткрытыми стеклянными глазами и открытым, мерзким окровавленным ртом. На шее его был глубокий длинный порез, из которого продолжала струями сочиться кровь. Эта жидкая жизненная сила, отдающая железным запахом, помимо кожи и одежды окрасила всю комнату и коридор в ярко-алый.

– Любимый! – радостно воскликнула она, упав на колени и взяв холодную руку в свои тёплые, потеющие от волнения ладони. – Любимый Один, я здесь! Ты рад меня увидеть?