Дар

День первый

Снег сыпал и сыпал, укрывая город, еще с утра казавшийся грязно-серым. Колючий ветер пробрался в комнату, сильнее распахивая приоткрытое окно, и мужчина поежился. 

Холодно. Вот только закрывать форточку он не станет. Насквозь пропитался запахом больницы, кажется, даже во рту чувствовался горьковатый привкус лекарств. Последняя операция растянулась почти на 8 часов. И душ, под которым, вернувшись домой, он простоял не менее получаса, не помог – лишь немного добавил бодрости, но больничный вкус как будто остался на коже, на губах, в легких. Везде. Хорошо бы до утра немного прийти в себя, смена наверняка опять окажется не из простых.

На улице уже совсем стемнело, хотя до ночи было еще далеко. Обычное дело для этого времени года. Илья равнодушно скользнул взглядом по окнам соседних домов с сияющими в них огоньками. До Нового года осталось всего несколько дней, но ни осознание этого факта, ни тем более внешняя атрибутика не добавляли ощущения праздника. Впрочем, ничего иного он и не ждал. Это детям свойственно рассчитывать на свершение чего-то немыслимого в дни, которые на самом деле ничем не отличаются от всех остальных. Когда-то и сам был таким. И прекрасно понимал коллег, озабоченных не работой, а тем, какой именно подарок положить под елку. Но за последний месяц слегка подустал выслушивать разговоры об этом и уже не знал, как отвертеться от бесконечных просьб дать дельный и свежий совет. 

По большому счету ведь не было в этом ничего. 31 декабря пройдет, наступит новое утро, но не более. Он даже жалел тех наивных людей, которые всерьез рассчитывали, что с приходом нового года в их жизни что-то кардинально изменится. Если перемены и случатся, то уж точно не в связи с каким-то там праздником. 

Новый порыв ветра распахнул форточку шире и донес с улицы возмущенные мужские голоса. 

А вот для переезда не лучшая погода! – подумал Илья, машинально рассматривая припарковавшийся у подъезда грузовой фургон. Грузчики прямо в снег снимали коробки, по всей видимости, не сильно заботясь об их сохранности. Рядом суетилась щупленькая старушка, но у нее мало что получалось изменить. Коробки были слишком велики, чтобы она могла их поднять, а мужчины, явно спешившие на следующий заказ, не особо прислушивались к мнению хозяйки вещей. Ему не нужно было различать их голоса, чтобы понять происходящее сейчас во дворе. Все было слишком очевидно: откровенное расстройство на лице старушки, пренебрежение и ругань грузчиков, нетерпение водителя, переминающегося у кабины с ноги на ногу и то и дело поглядывающего на часы. 

В этот момент подъездная дверь хлопнула, и к машине выскочила девушка. Что-то начала объяснять старушке, отчего та закивала и, кажется, немного успокоилась. Махнула рукой в сторону грузчиков и присела на скамейку у входа. Обхватила за ручку внушительных размеров чемодан, словно кто-то мог унести его прямо у нее на глазах. Илья усмехнулся: типичный жест для пожилого человека. На работе нередко приходилось видеть подобное, когда приходящие на прием старики обнимали сумки с таким видом, будто хранили там несметные сокровища, на которые того и гляди должно было состояться покушение. 

Сама же девушка направилась к машине, о чем-то заговорив с мужчинами, но, похоже, на грузчиков ее слова не подействовали. Никто из них не пошевелился, чтобы помочь. Напротив, Илье показалось, им доставляло удовольствие наблюдать, как две слабые женщины пытаются справиться с ситуацией. Но только для одной это было не под силу из-за здоровья и возраста, вторая же выглядела совсем хрупкой. Как тростиночка. Не любил подобные сравнения, но ничего иного в голову не приходило, когда рассматривал изящную фигурку девушки. Как только с ног не валилась, передвигая массивные коробки? 

К сожалению, ему хорошо было известно, чем могло закончиться такое вот геройство. Только на днях консультировал юную особу, повредившую спину во время ремонта. Дернула что-то тяжелое неаккуратно – и едва не оказалась обездвиженной. 

И здесь та же история. Похоже, девочка не понимала, что вредит себе. И как сильно вредит. Что чревато это не только перетруженными мышцами и мучительной болезненностью завтра, а чем-то куда более серьезным. Особенно если не остановить ее прямо сейчас. 

Посетовав про себя о том, что желаемый отдых откладывается на неопределенное время, набросил куртку и, не застегиваясь, поспешил вниз. Хотелось успеть до того, как случится непоправимое. 

Он успел. Выскочил из подъезда, изрядно напугав старушку, помогающую девушке обхватить очередной ящик поудобнее. Профессиональным взглядом врача тотчас оценил и характерную для сердечников синюшность губ, и одышку пожилой женщины, и явное волнение из-за происходящего. Все вкупе слишком очевидно грозило кризом, если только не успокоить ее и не привести как можно скорее в норму. А для этого, похоже, существовал только один путь. Поговорить с нерадивыми грузчиками можно и позже. 

– Дайте мне, – буркнул, забирая ящик из рук незнакомки. – Нельзя девушкам таскать такие тяжести! Вы знаете, к чему это может привести? – его слова прозвучали довольно резко и должны были наверняка произвести впечатление. Образумить. Остановить. Именно такой тон он использовал, когда надо было сделать внушение кому-то из персонала или несознательному пациенту, никак не желающему следовать данным ему лечащим врачом рекомендациям. И это всегда работало безотказно. Вот только девушка нисколько не смутилась. Напротив, – к величайшему изумлению Ильи – она обрадовалась. И, что оказалось вовсе немыслимым, нагнулась за следующей коробкой, чтобы водрузить ее сверху, на ящик, который мужчина держал в руках. 

День второй

Предпраздничные дни были полны суеты. Илья и не ждал ничего другого. У него на работе вообще редко выдавалась свободная минута, а в такое время пациентов всегда становилось больше.

Мысли же то и дело возвращались к Дане. Мужчина вспоминал вчерашний день, свою новую соседку  и обнаруживал, что всякий раз, думая о ней, улыбается.

Это было странно. В теле накопилась усталость, мышцы привычно ныли после очередной тяжелой операции, веки тяжелели, и даже кофе помогал плохо. Но сердце наполняло  какое-то непривычное чувство, будто не зима стояла за окном, а теплое и солнечное лето. И сказанные девушкой слова, ее улыбки, взгляды сплетались в причудливый клубок воспоминаний, до такой степени уютных, словно он и не стоял вовсе у операционного стола несколько часов  и плечи не окаменели от напряжения. Будто нежился на душистой траве, и свежий ветер касался уставшего тела, даря облегчение и принося новые силы.

Илья заполнял очередную историю болезни и в очередной раз прокручивал в голове прошедшую встречу, когда в кабинет зашел Тимур Остапенко – друг и по совместительству коллега-хирург, вместе с которым они работали уже не первый год.

Тимур плюхнулся на диван возле рабочего стола, закидывая ногу на ногу. Ухмыльнулся.

– Вот смотрю я на тебя с утра и понять не могу. Такой довольный, будто главный приз в лотерее отхватил. С Викой что ли помирились?

Мужчина в недоумении уставился на друга. И как такое в голову пришло? В Викой они расстались давно. Да и изначально не было в их отношениях ничего  особенного. Два взрослых свободных человека проводили вместе время, не занятое работой и другими людьми. Но и только. И хотя никакой ссоры не случилось, это был самый случай, когда страница жизни перевернута и возвращаться к прошлому бессмысленно.

– Давай, рассказывай! – Тимур сделал глоток из принесенной с собой чашки и поморщился. – Вот как всегда: только найдется  минутка передохнуть и выпить чайку, как ты сразу всем нужен. Час назад налил и вот только присесть удалось. Ну? – он вопросительно взглянул на Илью.

Тот пожал плечами.

– Да чего рассказывать? Не было никакой Вики. И давно уже нет ее, я же говорил.

– Тогда кто? Маша? Марина? Света? Дело ведь наверняка в какой-то бабенке, с которой ты чудно провел время этой ночью. Иначе с чего бы тебе так улыбаться?

Как это было похоже на Тимура: упрощать все до банального секса и им же все объяснять.

– Ни за что не поверю, что тут не замешана женщина!

– Тебе работать не надо? Яковлева скоро начнет штурмовать ординаторскую, не дождавшись обхода.

Друг скривился, как от зубной боли.

– Ты же нарочно поместил ее в мою палату? Чтобы она каждый день выносила мне мозг?

Илья развел руками:

– Ты же знаешь, она не оставила мне выбора. Еще в приемном покое начала голосить, что будет лечиться только у Остапенко. Ну что поделать, если ты пользуешься таким спросом?

– Она мечтает женить меня на своей племяннице. Каждый раз перечисляет ее достоинства, – начал загибать пальцы: – И умная, и красивая, и работа престижная, и здоровьем Бог не обидел. Сказка!

– Ну а ты, я вижу, запомнил все очень хорошо.

– Забудешь тут, – буркнул в ответ Тимур, – она же напоминает без конца. В гости зовет. В прошлый раз, когда лежала у нас, даже фотографию показывала. Хотя в жизни девочка куда симпатичнее.

– В жизни? – Илья хохотнул. – Ты успел и лично уже познакомиться?

– Ну так она же приходит навещать старушку. А та подгадала, когда мое дежурство будет, чтобы ее в это время заманить к себе. Но ты же знаешь, я терпеть не могу, когда меня сватают. Уж что-что, а самостоятельно выбрать себе женщину я еще в состоянии. 

– Ладно, не оправдывайся, я все понимаю, – на самом деле Илья был даже рад, что, рассказывая о своих делах, друг отвлекся от расспросов. Не потому,  что не доверял Остапенко. Просто не собирался рассказывать о вчерашней встрече. Во всяком случае, пока.  Было в ней что-то такое, что хотелось удержать глубоко внутри. Сберечь от посторонних глаз, ненужного любопытства и пошловатых шуток. Дана слишком не походила на всех его прежних знакомых. И о ней нельзя было так говорить. Посмеиваться и шутить так – нельзя. Никому, даже лучшему другу.

– Ооо, да ты попал, брат! – тот отставил чашку и подсел ближе, приподнимая очки на переносице и делая вид, что внимательно его рассматривает. – Не иначе, как влюбился? Такую улыбочку я у тебя, кажется, никогда не видел. И мне страшно представить, во что ты вляпался, если дело не в хорошем сексе.

– Так, – терпению все-таки пришел конец. Ссориться не хотелось, а успокаиваться Тимур, похоже, не собирался. – Сейчас ты отправляешься на обход и заодно разбираешься с Яковлевой. Если она придет сюда, скандала не избежать, а я этого совершенно не хочу.

– Но потом ты мне все расскажешь? – друг подмигнул.

– Обязательно расскажу. Когда будет о чем. Иди уже!  

***

В этот день он впервые за долгое время спешил домой не для того, чтобы добраться до кровати и уснуть. Ехал, перебирая возможные поводы, по которым можно было бы заглянуть к соседям. Например, предложить свою помощь с перестановкой, – им ведь наверняка нужно что-то передвинуть и наладить. Вариант был так себе, но ничего более вразумительного в голову не приходило.

День третий

– Вот скажи мне, – Илья сдвинул в сторону истории болезни и поднял глаза на друга, чтобы задать вопрос, который со вчерашнего дня не давал ему покоя. – Что должно быть в голове мужика, чтобы бросить своего ребенка?

***

Установка елки неожиданно оказалась весьма приятным занятием. А может, все дело было в компании. Илья вновь ощутил, как легко находиться рядом с этой девушкой. Она была полна жизни и энергии, и от ее улыбки становилось теплее на сердце.

Ему давненько не приходилось так проводить время. Ерундовое вроде бы занятие, тем более что он так и не понял смысла всех этих новогодних причуд. Но вместе с Даной возиться даже с колючим деревом было приятно. И елочный запах, смешавшийся с ароматом мандаринов, которые девушка, нанизав на ниточки, развесила по веткам, напомнил о чем-то давно позабытом, о детстве, куда  в своих мыслях он давно не возвращался. А сейчас сам не узнавал себя: смеясь, когда пальцы кололись о тоненькие хвоинки, помогал  размещать остальные игрушки. И хотел, чтобы этот вечер не кончался подольше. Как и ее вроде бы легкомысленная болтовня ни о чем. Но пожертвовал бы многим, чтобы продлить это время.

– Красота-то какая! – в комнату заглянула бабушка, от удовольствия всплеснув руками. – Вот повезло встретить тебя, сынок! Да, Дануля? Ну вы работайте, а я чайку сделаю сейчас. С пирожками!

– У бабули замечательные пирожки. Я их так люблю, – Дана подняла на него сияющие глаза. – И она права, мне действительно повезло. И с тобой, а еще раньше – с ней.

– А твои родители, они… – Илья внезапно ощутил, что не знает, как себя вести. Чувство было сходным тому, которое мужчина испытывал, когда приходилось говорить с родственниками после неудачной операции. Что бы ты ни сказал, это не могло помочь или принести облегчение, потому что боль от утраты была намного сильнее, чем это подвластно простым словам. Но Дана лишь улыбнулась какой-то рассеянной и немного грустной улыбкой.

– Нет, с ними все хорошо. Просто… мы отдельно живем. С самого начала. Они сами по себе, а я – вот сейчас с бабушкой.

– Они живы? – идиотский был вопрос, и Илья тут же одернул себя, но слова уже вырвались, повергая его в еще большее недоумение. Если с ее родителями все в порядке, тогда почему они не вместе? Пусть бы даже развелись, но тогда рядом должен был бы быть хоть кто-то один.

– Живы, конечно, – девушка снова улыбнулась. – У них все хорошо. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

– Но вы общаетесь? – еще оставалась надежда, что он что-то не до конца уловил. Ну бывает у людей такая работа, которая вынуждает много ездить по разным городам и оставлять детей под присмотром родственников. Но последние крохи этой надежды рассыпались в пыль, когда Дана отрицательно покачала головой.

Он поежился, машинально переводя взгляд на окно. Закрыто. Холод, внезапно охвативший его, имел другую природу: исходил изнутри, нагоняя оцепенение и делая совершенно беспомощным. Илья понятия не имел, что сказать в ответ на это странное заявление. В его жизни и врачебной практике бывало всякое, но вот с подобным сталкиваться еще не приходилось. Смотрел на девушку – и не представлял, как такое могло случиться. И тем более, как она может говорить об этом настолько спокойно.

– Злишься на них? – спросил, спустя время, так и не найдя в собственном разуме ничего, что могло бы хоть как-то объяснить или оправдать услышанное.

Дана ответила сразу, будто ждала этого вопроса, не раздумывая ни секунды.

– Нет. А почему я должна злиться? Так бывает. Часто бывает, просто в этот раз случилось со мной.

Знать бы, кто ее родители или хотя бы отец. С каким бы удовольствием раскрасил бы ему морду!

– Ты так спокойно говоришь…

Она и впрямь была спокойна, и даже ему, повидавшему так много, не казалось, что спокойствие ее наигранно. Дана чувствовала именно то, что произносила, и это не укладывалось в его разуме. Видел в красивых, ясных глазах совсем юной девушки такую глубину, которую порой и у умудренных жизнью стариков не встретить. И по-прежнему не знал, как вести себя, как реагировать, чтобы это оказалось сейчас хоть сколько-нибудь уместным.

– Дана?

Девушка опять улыбнулась, но повела плечами, будто ей тоже было холодно.  Илья едва удержался, чтобы не сгрести ее в объятья, прижать к себе и отогреть немного. Помочь. Только как можно помочь, когда ты сам ничего не понимаешь? Дергаешься, как брошенный в воду беспомощный котенок, перед тем как захлебнуться.

– Да хорошо все. Илья, ну правда. Что ты? Я ни в чем их не виню, – она словно окунулась в собственные мысли. – Мы все делаем ошибки. Никто не застрахован от них, понимаешь?

– Нет, – то, что так неожиданно стало темой их разговора, слишком мало походило на простую ошибку. Во всяком случае, в его понимании. – Не понимаю. И удивляюсь, что понимаешь ты. И что еще и оправдываешь их.

– Они были молоды. Мама – как я сейчас. В семнадцать лет мало кто планирует свою жизнь на многие годы вперед. А если и планирует, то в эти планы редко вписывается неожиданный ребенок. По большому счету сами недавно были детьми. И многое не знали.

Будь на ее месте кто-то другой, он бы рыкнул грубость, которая так и рвалась на язык. Чего именно они не знали? Как предохраняться? И сделать собственного ребенка у них ума хватило, а вот вырастить его – нет? Но говорить это все Дане в любом случае не стоило.