Дарли-сити. Альтернатива Вайтона

Глава первая. "Обо всём"

Он проснулся в девятом часе утра, понял, что это был пятничный день, посмотрел в серое от снежных подтеков и запотевшее окно, прошел осторожно в кухню, и покормил оранжево-синего попугая, и, чтоб быстрее привести своё спящее сознание, насыпал в пластмассовый стакан шепотку кофейных зёрен, одну треть сливок, налил десять миллилитров воды, и добавил заменитель сахара. У него часто болела голова в области затылка, он не знал, почему врач утверждал обратное по поводу диабета, но всё же, Алекс помнил своих родителей, и то, как они навещали его в прошлое лето. Бенгалиус не появлялся со вторника, но дом в деревне Чайлддейл пустовал.
Ийвы - такая семья, в которой все темы жизни воспринимались с большим вниманием, но Алекс, повзрослев и став фотографом, решал их сам, иначе бы всё выглядело абсурдным. Несколько черновиков для презентации лежали по-прежнему на столе, на балконе, пылясь и изредка напоминая о своём существовании. Ох, эти ошибки, временные рамки и безнадежное течение безмятежности - что ещё может быть таким скучным, если не желание изменить всё до мелочей, вернуться в прошлое, или начать сначала всю работу. Никто, кроме него самого, никто не смог бы понять ситуацию, потому что он решил так, и теперь, после долгих мечтаний, ему придётся прекратить это.
Энергия снимков - вот, что беспокоило разум. Виноват в этом Уолтер. Берроу знал о проблеме, скорее всего, но не хотел ничем помочь, словно спровоцировал и подставил свободную букву в простое уравнение. Отсюда идет система, и её довести до итога ничего не стоило. А Джек Вайтон - настоящий друг, и просто должен был сделать правильный шаг: найти и заставить Уолтера переделать договор.

Кофе не понравился Алексу, сахар мешал вкусовым ощущениям и портил настроение, но парень допил напиток и вышел на площадку, находившуюся возле дома.

Смотря на стеклянную поверхность окон, светящихся вдалеке, в пространстве зимней темноты, загадывая позитивное желание, он отошёл от толпы странных людей, опустил взгляд на снежную дорогу, повернулся в левую сторону, пошёл, скрипя подошвой ботинок, прямо по толстому слою липкой тропинки. Около него появлялись силуэты сугробов, видные при освещении фонариков.

Глава вторая. "Зеркало тьмы"

Гулять, то есть ходить голодным с четырьмя пакетами личных вещей, после ссор с родным человеком, по ночам, не очень приятно. И самое странное, что после общения с бывшими знакомыми в лживой форме так же не было интересным: все указывали на церковный приют, но уверяли при этом, что он закрыт в такое время. Никто не хотел подумать с позиции Алекса, никто не осознавал ситуацию в ее реальной интерпретации, однако можно было смело и без тени удивления обнаружить, как другие люди покупали горстку товаров в магазине и платили бешеные суммы денег, работая с утра до вечера по восемь часов ежедневно.

Это могло быть ничем иным, как зеркалом тьмы, проявлением могущества подручных Уолтера Берроу. Всё же, советы остались советами, а слова не сопоставлялись с жизнью так же как лимон не употребим с кофе, и то приятно и это, но по очереди и с разными блюдами.

Работу найти было не так сложно, как поездка для её поисков, - кадр за кадрами парень бегал по городу и перезаряжал аккумулятор после влажной обстановки на улице: дождь моросил почти каждые пять минут, словно по заказу, и от этого холод проникал под толстый слой джемперной шерсти, хоть и ранее утверждалось в прогнозе погоды "Будет солнечно и температура повысится на два градуса".

Не возможно прожить ни один день без тишины и без какого-то распутывания логических ниток, они переплетаются повсюду и не дают возможность взглянуть на мир ясным образом, создают вереницу сложных умозаключений, и нет начала для концовки. Были мультфильмы о детективе, о бездомном, о монахе, и всё это подобно вчерашнему случаю, точь-в-точь, как сюжеты.

Он потерял помощь Элизабет Ройд, но самовнушение по поводу терпения и трудолюбия всё ещё присутствовало рядом с ним. Он надеялся на победу, на отдых своевременный и на работоспособность качественную, но было бесполезно сопротивляться натиску Уолтера; он как гипноз, влиял на все мысли и на любые проблески саморегуляции, и словно паразитический удав или уж, впиваясь в логику, преграждал путь к свободному движению.

И тут на пути Алекса появился Альфред Берроу, нёсший пакет с мультифорами и альбомными листами, этого адвоката знали немногие, но говорили о неё доброжелательные мнения "способности хорошие" и т.п. Никаких лишних идей не возникало при этой встрече.

Глава третья. "Тьма мыслей"

"Услышав слово, мы принимаем его на личную сторону; услышав что-то, мы оборачиваемся; услышав плохое слово, мы отвечаем на него; свои ошибки не чувствуем, либо видим их не актуальными.
Чужие промахи и неловкость либо оправдываем малоумием, либо критикуем до самого высокого уровня. Не видим нить смысла в новостях, а если и видим смысл, то не придаём значение, ибо часто придавать значение ко всему нелепо. Новости, информация, перегрузка смысловая или её отсутствие всё сводит с ума со скоростью ветра... Вопросов много, но они не слышими..." - такие мысли посещали в тот вечер разум Алекса Ийва, когда его встретил охранник колледжа, открыв перед ним дверь и посмотрев на него внимательно и испытующим усталым взглядом при мерцающем свете, исходящем от далёких комнатных лампочек.

Конечно, поход в магазин, чтоб купить немного, совсем малость продуктов питания, для себя и для подруги, стоил ста двадцати фунтов стерлингов, но, хоть и стоимость была почти справедливой, за исключением налоговых вычетов, интерес пропадал и терялся аппетит, появившийся незадолго до побега от Розали, из её квартиры. Все события, случившиеся в те минуты, были, скорее всего, просто необдуманными поступками его девушки и глупыми реакциями его самого, и всё же, он сожалел только о себе, но то, что она пообещала отправить его в больницу святой Моники, к церковным хищникам, откуда мало кто возвращался в трезвом состоянии и/или в здоровом уме, это могло сойти за верх эгоцентризма или походило бы на странность. Парень, даже если и был помешанным, то только на фотоснимках для "Мэпс о гэпс", дарлийской местной газеты. А версии дальнейшего пребывания на Сороковой улице, бывшие и реальными, и неисполняющимися, путались в голове, словно мухи в период весеннего равноденствия, зато он отлично понимал, что извиниться стоило, но стало бы абсурдным явлением, - якобы он сам виноват в её ошибках, и это тоже, как он слышал, оставалось правдой в том смысле, что девушки часто обвиняют друзей в мелочных и нестрашных, а когда-как, и в очень неприятных ошибках, и зная настоящие обстоятельства, сами страдают от сказанных ими слов.

Родители Алекса, отец - врач-помощник хирурга в больнице святой Моники, и мать - кондитер в кафе «К-Джелси», хоть и находились далеко, однако могли уверить в обратном или сказать наставления по поводу отношений, если и правильные, то в данном случае не уместные, да и от них не исходила бы явная польза, а проявлялись бы результаты самомнения и юношеского идеализа, смешанные с блёклым, пасмурным оптимизмом типа "я смогу" или "всё получится". Но ничего дельного, реально, дельного не выходило из придуманных на ходу или логически верных объяснений. Стало быть, он решил, ему надо идти и просить прощения, когда он чувствовал свои правоту. Дело заключалось в самом обычном, обыденном, промахе - гирлянда виела над притолокой и задевала люстру в гостиной, но так, как вилка от провода не доставала до розетки, а множителя не нашлось, то предполагалось удлинить провода, но они короткие, и не понятно, как поступить по мирному без ссоры. Она говорила один вариант, а Алекс добивался своей позиции и в итоге вынужден был уйти на час-другой, подышать, до тех пор, пока ответ не выскочил бы сам по себе, иначе бы праздник так прошел бы в темноте.

Глава четвёртая. "Прибытие (временно) в спокойствие"

Алекс Ийв пришёл домой, переоделся, прошёл в ванную, помыл руки, и налив из кофейной банки зелёный чай в гранёный бледно-синий стакан, подумал почти вслух:

"После захода солнца, за пробуждением солнца, я до сих пор думаю, что даже свет пытается сиять в темноте больших серых облаков на небе.
Каждый день, с утра до ночи, я начинаю думать о будущем, но желания закрывают выход, когда плохие мысли уходят в никуда. Когда человеку тяжело - в эмоциональном и логическом смыслах, то везде кажутся театр, спектакли, персонажи выходят на воображаемую сцену, советуют разными спутанными голосами, и надо найти силы вернуться к себе, подумать и найти истину. Или мне кажется так?

Странный момент в жизненном движении заставил меня лучше смотреть в далекие края, но все же я снова стоял на месте без шагов для перемен.
Заряды молнии на небе такие длинные и такие медленные, что я никогда не буду наблюдать за пейзажами моего города по ночам. Я устал видеть незнакомцев на дороге в полночь, когда я немного открыл окно, чтобы наблюдать закат..."

Очевидно, что все мысли перемешивались - от тех, которые были днём, редкие завитки появлялись, словно клубы тумана отрывались и испарялись, а новые спали, удивляя и настораживая, хотя эти чувства являлись своего рода такими же мыслями, но он не придавали особое значение им. Голова кружилась - точнее бы сказать - нервозное состояние присутствовало, после долгого похода по тёмной улице руки болели в ладонях и в запястьях, но подавленность и желание лечь спать пересиливали желание пройти в гостиную, взять коробки с ёлочными игрушками и повесить праздничные гирлянды по всем комнатам от дверей до окон. Зато в запасе было целых десять минут, прежде чем Алекс смог бы увидеть великолепный британский салют, разлетавшийся после залпов газа и металлической пыли по небесному своду в разные стороны. Он готовился к торжеству, но его подруга спала в своём чердаке, не желая видеть кого-либо и что-либо, даже вопреки традициям встречи нового года. Рождество было лучше, чем новый год, и сам парень знал это, но годами ранее, побывав на окраинах России, он был готов приучиться к очередным рекомендациям. Это странно, и всё же так могло быть, как бы он ни хотел.

Глава пятая. "Вопросы не по темам"

Словно бульдог, скучающий без дел, Алекс Ийв смотрел в запотевшее окно, видел салюты, поднимающиеся над крышами, взлетающие под облака, падающие волнаи брызг куда-то далеко, оставляя редкие, бледнеющие хвосты, похожие на хвосты комет, пролетающие по сезонным ночам. Он, будучи уверенным в своём мнимом раскаянии, хотел только одно - объяснить подруге правду и постараться помириться, чтоб она тоже поняла ошибки и пошла к нему навстречу.

Однако, она спала и мечтала во сне о чём-то, или пыталась спастись от монстров, которые часто приходят в кошмарах, когда кто-либо делал плохие поступки, - парень не знал это.

Сидя за столом, на елизаветинском редком стуле, фотограф-любитель перелистывал плёнку на фотоаппарате, всматриваясь в изображения лиц - его самого и Вероники, сделанные в канун Хеллоуина, в прошлом году.

Забавно, но ощущения безмятежности и счастья угасали при каждом упоминании об Уолтере Берроу, при посещении метро, при обсуждении презентаций и при мыслях о нём, будто он (Уолтер) мог быть капризным фантомом, не дающем путнику протиснуться в пещеру свободной жизни. И там, и там, и здесь, он преследовал его своими приказами и советами, направляя внимание на снимки, которые он ещё будет должен создать и проявить в течение пяти часов в тёмной фотостудии, не спя и не ев совсем ничего, кроме салатов из паприки, сыра и морской капусты, кофейных напитков и сахарных палочек, для сохранения энергии в моменты ночного бдения. В любом месте парня ждали незамысловатые рекламы "Поиск фотографа/ стилиста" или надоедливые буклеты, приклеенные к стенам или разбросанные по каменным полам с темами "Где искать или как заказать специалиста фото".

Обработка клеёнчатой, журнальной или любой бумаги требовала большого усердия и изматывала нервы, если этот бред продолжался долго, зато Алекс успел уяснить себе важную мысль: не связывать жизнь и не просить контакты с кем-то, кто мог бы мучить световыми спецальными эффектами и вспышками от фото-лампочки. Он снова уставал, протирая глаза, думая о свободе от всего этого, но боясь остаться без работы, не рисковал идти на конфликт с программистом, знавшим его слабости. Хоть одна ошибка, и он слетел бы без средств в бездну мрака, а все труды пошли бы против него, потому что имели плохие источники.

"Проснувшись, именно проснувшись, однажды, утром, в десятом часе, когда остальные люди вовсю работали, ездили в общественном транспорте, шли пешим ходом по их делам, сидели в других домах, разных офисах, и делали различные обстоятельства действия, я осознал, что возникли многочисленные мысли в моей голове, и я понял, что это мои мысли, а не чьи-то.
Я узнал, что и я являюсь часть общества, частью обычного общества людей, и ещё: мне надо учиться, надо работать, да и домой покушать принести тоже надо, прибраться и создать уют надо, и вообще, что только ни пересчитать.
Я заметил, что моё время улетает куда-то с невероятной скоростью, но я ничего такого сложного не сделал, а только подумал об этом, что волновало меня в тот день.
И всё равно, я словно связан и безмолвен, не имея причин на это. Меня не волновали другие люди, я и сам о себе мало думал в последние недели, а в прочем, это не важно для данной минуты, потому что есть обязанности, которые надо выполнять.
Идти и привести себя самого в порядок в самый короткий промежуток времени, приготовить себе и для себя маленький бутерброд из куриного пирожка и подсолнечного масла с огурчиком, съесть это, и попить чай с крошечной щепоткой корицы. Иное надо ещё купить, чтоб и экономно, и чтоб на завтра хватило этого.
Вот, в чём смысл моей однодневной жизни, с которой мне иногда тяжело жить и немыслимо умереть.
Для этого - совсем не надо ничего делать..."

Броско, ярко, с количеством разных красок фломастера ты рисуешь картинки для плакатов и презентаций. Читаешь тексты для речей.
Используешь речевые культурные обороты, стилистические и речевые, логические и нравственные ошибки исправляешь. Редактируешь произведение научной профессиональной литературы так, словно скульптор деревянное твёрдое сухое изделие.
Это ты всё равно не будешь читать за утренним приёмом пищи, перелистывая новости на нетбуке, смотря на облака, остановившиеся на небе, и глядя изредка на руководителя всп, с сумрачным видом дающего указания, задачи, планы, которые надо сделать в укороченные сроки сдачи.
"Зачем всё это? Для чего? Разве ты этого хотел?" Спрашиваешь себя самого, выходя из здания своей работы, смотря по сторонам, переходя дорогу по зебре, на зелёный свет.
Понимаешь, что только ты, только для себя, только о тебе, и только для этого всего, ты стараешься изо-дня в день, от раннего утра до позднего вечера.
Другие делают больше, быстрее, эффектнее, эффективнее и точнее, получая за это, или почти такое же, как у тебя, дело намного меньше, чем ты. Ты не заслуживаешь это. Эгоист!

А всё потому это происходит, потому что каждый раз ты доказываешь самому себе "Я не смогу!" и продолжаешь делать вид, будто другим от этого приходит польза, и что тебе безразлично всё, чего они достигли для тебя и для самих себя. Их дети, их родные, - все хотят спокойствие и трудятся ради этого очень много. Ты это не поймёшь. Не понимаешь, не знаешь, не догадываешься об этом, полагая: "Врядли кто-то позаботится обо мне, когда меня не станет..." Никто не обязан о тебе заботится. Ты сам взрослый! Ты - Алекс Ийв, человек, помешанный фотограф, заслуживший презрение и самораскаяние. Помешанный на неправильных и не уместных в нормальном обществе фотоснимках, сделанных по заказу Уолтера Берроу.