Дары Матери

Часть 1. Древнеегипетское сказание о Дарах Матери

[Древнеегипетское сказание о Дарах Матери]

– Сегодня ты услышишь сказку, которую давным–давно, задолго до нашей эры, рассказал своим ученикам один мудрец, а его ученики передавали своим ученикам; и так до тех пор, пока сказка не дошла до нас. – Мужчина заботливо поправил одеяло на малыше и присел на край кровати. – События в ней происходили с тех времён, когда Создатель сотворил Землю…

{«…С помощью богов населил Создатель Землю разными существами, но главным творением стали люди.

Поселились боги среди созданий своих, делились знаниями и умениями с ними, обучали искусствам.

Покорные создания узрели величие богов, силу и власть над жизнью и смертью.

Возвели боги величайшие строения – священные Дома Божественной Искры, где люди поклонялись Им, подносили к алтарям приношения, а на жертвенные плиты возлияния, молили о милости и возрастали духовно в Местах Силы.

Тех, кто чист сердцем, открыт разумом, справедлив и честен, наделили боги Знаниями о том, как управлять волей своей, как умилостивить природу и как обрести жизнь после смерти возле Создателя своего. И нарекли избранных Хранителями Знаний. Люди же называли их Верховными Жрецами или Посвящёнными.

Не было запретов для богов на Земле кроме одного: не может бог сочетаться брачными узами со смертным, поскольку не обладает тот первозданной Искрой Божественной, без которой не быть человеку богом никогда.

Но даже бог не властен над чувствами.

Полюбил Сын Создателя простолюдинку с земель Та–Кеми.

Не мог более смотреть на других, лишь прекрасная жрица стала избранной Им.

Ослушался Отца.

Объявил её своей богиней.

Втайне от Создателя, когда день стал равен ночи и звёзды соединились, родились у них три сына.

Стало известно об этом Матери.

Возрадовалась Она и против воли Создателя благословила Сына Своего, и вдохнула Искру Божественную в жену его, чтобы стала она равной Ему, а новорождённых провозгласила Владыками земли всей Та–Мери.

Велела Мать трём богиням преподнести Дары от Неё каждому из троих детей.

И явилась первая богиня. Возложила на голову одного дитя Венец и промолвила:

«Наделяю твои Мысли Силой, способной призвать меня. Ты будешь знать, если против тебя задумано зло, и в ту же минуту явлюсь Я для твоей защиты. Мой яд парализует врага твоего, мои когти разорвут его на части!»

И явилась другая богиня. Даровала второму дитя Кольцо и промолвила:

«Наделяю тебя Силой Истины. Ты будешь честен и справедлив. Тебе откроются множество вариантов будущего, и ты выберешь лучший из всех!»

И явилась третья богиня. Даровала Она последнему дитя Ключ Жизни и промолвила:

«Наделяю тебя Силой Исцеления. Ты не будешь знать усталости и болезней, а когда твоя смертная оболочка перестанет существовать, тебе откроются Врата, и ты возродишься для новой Жизни!»

И не заметил никто, что свидетелем рождения сыновей стало Око Создателя.

Яркая Звезда взошла в лучах утренней зари и в тот же миг окрасилась в красный цвет.

Узнал Создатель о деянии Сына!

Жгучая ярость охватила Его.

Наслал Он подземных Демонов на людей, вызывающих в сердцах их неудержимое стремление к порокам, дабы наказать и истребить.

Запретил Создатель богам впредь помогать людям.

И покинуло Око Его Землю навсегда.

Чудом спасла Мать новорождённых от кары Создателя, но возлюбленные не спаслись.

Выросли сыновья.

Стали могущественными Владыками на своей земле.

Но хитры были Демоны.

И тьма охватила сердце старшего сына.

Тщеславие направило руку его с оружием на младшего брата.

Поверил он Демонам, что нет могущественнее его и он один вправе обладать всеми Дарами Матери.

Сопровождала могучая богиня Владыку Своего в минуты страшной братской войны, рвала когтями и кусала врагов его, как и обещала.

Завладев Ключом Жизни, явился он к среднему брату.

К удивлению, не встретили его с оружием, а приняли в доме как дорогого гостя.

Честен и справедлив был средний брат.

Выбрал тот путь, где не смогли Демоны проникнуть в дом его вместе со старшим братом и вернулись во тьму.

Освободившись от бремени, узрел старший брат совершённое преступление и пал на колени перед средним братом, прося о прощении за смерть младшего и моля об избавлении мрака в душе его.

Глава 1.

[Египет, Дэйр эль–Бахри. 1998 год]

Крутая металлическая лестница, по которой спускались двое, вела в узкий коридор, уходящий глубоко под землю. Мерцающий свет их фонарей откидывал длинные тени, сливаясь с темнотой впереди. По низкому проходу приходилось идти полусогнувшись, а местами – почти ползти, игнорируя осыпающиеся на голову камни и песок. Чем дальше продвигались, тем труднее становилось дышать, и сильнее ощущался затхлый запах склепа. В конце шахты показался вход, и они вошли в погребальную камеру.

Мужчина с маленькой чёрной бородкой в серой галабеи с недоумением осмотрел пустое помещение:

– Филипп, скажешь уже, зачем мы здесь? ^(говорят на арабском)^

– Чтобы найти кое–что, – ответил спутник с лёгким французским акцентом, ощупывая сырую поверхность стены и тщательно высвечивая фонариком каждую трещинку.

– Здесь ничего нет.

– Должно быть.

Араб замер, догадливо уставившись на коллегу:

– Ты расшифровал текст?

Филипп посмотрел на Ахмеда. «Рано или поздно этот вопрос прозвучал бы. Сейчас ответа ждёт друг, а завтра – остальные члены Совета, и глаза их будут гореть не жаждой новых открытий, а человеческой алчностью», – строгое лицо искривилось бессильной злобой. На этот раз умолчать не получится. После того, как представит полный отчёт о проделанной изыскательной работе и раскроет правду, одержимость некоторых уже будет не остановить. Он это знал!

– Нет, но, думаю, близок, – проговорил Филипп. – Не готов пока делиться догадками.

Ахмед тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что настаивать бесполезно.

– Напомни мне, кто написал замечательные строки, – и Филипп продекламировал, не отрываясь от дела:

{«Ненасытная жадность, проникшая в души,

Их мертвит и сжигает, калечит и сушит.

Жадный чахнет, желтеет и сохнет от муки,

Он не спит, домогаясь богатства и власти,

К недоступному тянет дрожащие руки…»}

– {Но разумный не станет рабом этой страсти}, – завершил араб, улавливая скрытый намёк. – Абу–аль–Атахия.

Филипп бросил на друга быстрый взгляд, и губ его коснулась улыбка.

Шаг за шагом они исследовали каждый сантиметр гробницы.

Из–за нарастающей духоты Ахмеду почудилось, будто полутёмное пространство искажается и сжимается, угрожая раздавить незваных посетителей. Он встряхнул головой, отбрасывая жуткое ощущение, и посмотрел на напарника, поглощённого поисками:

– Может, хватит на сегодня? Дышать нечем, – пробормотал, утирая рукавом галабеи потеющий лоб.

– Завтра собрание. Им нужны ответы, им нужны доказательства, иначе не дадут закончить. Слишком я затянул с этим делом, понимаешь ли, – Филипп с досадой повёл плечами. – Признаюсь, я и сам думал, что столько времени потратил впустую, но появилась зацепка, и я обязан её проверить. – «Снова», – добавил мысленно. Ахмеду не следует знать, что он осматривал это место тысячу раз. Однако нынче у него с собой есть Знания и надёжный свидетель их применения, который подтвердит Совету подлинность находки, чтоб не обвинили в подлоге. – Честное слово, – Филипп повернулся к арабу, – затрудняюсь сказать, что конкретно мы с тобой ищем, но обязательно найдем. Ты со мной?

– Что за вопрос? Ты всегда можешь рассчитывать на меня.

– Тогда поторопимся.

Ахмед обследовал склеп, краем уха слушая непонятное бормотание коллеги. Араб часто замечал за другом привычку: когда тот чем–то увлечён, напевал себе под нос мотив какой–нибудь песни или цитировал какого–нибудь поэта. Сейчас Ахмед не мог разобрать слов, поэтому не придавал значения. Он осветил фонариком потолок в поисках невесть чего, когда неглубокие трещины начали сходиться в одном месте, и оттуда посыпался мелкий щебень. Ахмед настороженно направил туда луч: «Не хватало, чтобы обрушился!» Но свет преломился, мерцая ярким голубоватым блеском. Он вытянулся во весь рост и присмотрелся:

– Филипп, подойди, – позвал неуверенно. – Здесь что–то есть. Вон, видишь? – посветил в образовавшуюся щель.

Мерцнуло.

– Вижу. – Филипп достал из брезентовой сумки лопатку и принялся расширять отверстие.

Песок сыпался в глаза, руки от напряжённой позы слабели, но искатель продолжал аккуратно выскребать известняк.

– Дай мне. – Ахмед заменил его, а когда и он устал, к работе вернулся Филипп.

И вот археолог взял вещицу, стряхнул кисточкой остатки извести и восторженно охнул:

– Admirablement! ^(Восхитительно! (фр.))^ Это же Маат!

Ахмед кивнул, с интересом разглядывая статуэтку сидящей женщины с пером на голове из голубого фаянса:

– Странно, что она оказалась замурована в потолке, тебе не кажется?

– В другой ситуации я бы согласился, но не в этот раз. – Филипп бережно завернул фигурку в ткань и убрал в сумку.

– А ещё странно, что трещины пошли из ниоткуда, камни осыпались сами по себе, – надеялся получить разъяснения Ахмед.

Глава 2.

[Париж.

20 лет спустя]

Да, распрощаться с человеком можно за секунды, а расстаться с мыслями о нём не хватит и жизни.

Так размышлял посетитель, находясь в том самом кабинете и глядя на портрет почтительного мужчины, который скоропостижно покинул этот мир, когда ему было шесть лет.

Образ Филиппа практически стёрся из памяти, но Жорж по–прежнему заходил к нему, когда нужно было подумать перед началом важной кампании.

Он испытывал благодарность и признательность к своему первому учителю; не помнил, но со слов матери знал, что именно Филипп с раннего детства обучал его мёртвым языкам. Вместо обычных детских игр, археолог с племянником расшифровывали секреты древнеегипетской письменности; сажал рядом годовалого ученика и рассказывал историю происхождения иероглифов в сказочной форме:

– Вот, посмотри, – Филипп показал на рисунок. – Это бог солнца Ра. Он всегда держал при себе волшебный скипетр – символ власти, и умел превращаться в сокола, поэтому его изображали с головой этой птицы, а с помощью вот этого креста – «анкх», он дарил вечную жизнь своим подданным. Древние египтяне верили, что именно он создал наш мир и что из его уст вышли первые боги, а из его слёз появились мы – люди. Однажды бог солнца, разозлившись на людей, послал свою дочь – богиню неба, любви и радости – Хатхор в облике львицы Сехмет на Землю, чтобы она уничтожила нас, – его палец скользнул от рисунка женщины с головой коровы, между рогов которой изображался солнечный диск, к изображению женщины со львиной головой. – Испугавшись, что ни одного человека не останется, боги объединили свои силы и остановили её. С того дня Ра не отправлял дочь на Землю…

Уже в пять лет малыш, помимо французского, английского, русского и арабского, переводил небольшие тексты с древнегреческого и латинского языков.

Мама часто говорила, что Филипп гордился способностями маленького ученика и считал особенным, а Жорж, слушая и внимая словам наставника, с воодушевлением приступал к изучению незнакомых картинок, которые с каждым днём всё больше и больше привлекали загадочностью и тайным смыслом.

Филипп придавал большое значение образованию своего племянника и перед смертью успел позаботиться о занятиях с учителями, которые обучали его языкам и прочим наукам.

Благодаря стремлению к знаниям, Жорж без сложностей закончил докторантуру в университете Сорбонна на археолога, как того желал дядя, и защитил докторскую, но во время учёбы осознал, что не хочет, как Филипп, постоянно доказывать кому–то правильность своих суждений, поддерживать или опровергать чьи–либо утверждения, восстанавливать прошлое и объяснять изменения, происшедшие с человечеством во времени, и не прельщало провести молодость в раскопках. Уже на первых вылазках понял, что эти «приключения» ни в какое сравнение не идут с приключениями Индианы Джонс – его любимого героя–археолога из рассказов, которые любил читать в юности. Это вовсе не так увлекательно и романтично, как представлялось изначально.

Полученный в наследство капитал Жорж инвестировал в ценные бумаги. Опыта в таких вопросах в двадцать лет не было, поэтому полагался на невероятную интуицию. Со временем разработал свой инвестиционный план и в итоге достиг финансовых успехов. Став обладателем контрольного пакета акций неизвестной на момент покупки IT–компании, сумел вывести её на лидирующие позиции и теперь единолично владел одним из самых крупных предприятий в Европе по разработке программного обеспечения в разных сферах.

Археология по–прежнему манила молодого предпринимателя, но занимался ею по–своему: сам организовывал экспедиции из проверенных и надёжных компаньонов и сам выбирал объекты для научных исследований.

Сегодня Жорж остро ощущал потребность в поддержке человека с портера; смотрел ему в глаза и задумчиво теребил в пальцах конверт, который мама вручила утром.

От порыва вскрыть его немедленно и заглянуть внутрь удерживал любопытный факт: на месте отправителя пусто.

Странно и загадочно.

И это вызывало противоречивые эмоции.

В эпоху компьютеров, электронных почт и множества других способов установить контакт с кем бы то ни было, есть люди, которые предпочитают этот долгий и примитивный способ связи, да к тому же сохраняя анонимность.

Жорж снова чувствовал себя ребёнком, которому дали задание решить головоломку.

Кто же это?

Скользнувшая догадка вызвала скептическую усмешку.

Нет, явно не от отца. Тот за двадцать шесть лет ни разу не связался с ним и даже не приехал на похороны брата.

Из департамента? Или университета?

Профессор Пьер Люссар опять по просьбе матери будет склонять к рассудительности и призывать к благоразумию.

«Нет, – отмахнулся и от этой мысли Жорж, – профессор ни за что не упустил бы случая обозначить себя. Ну всё, идей нет.»

Взял со стола перочинный ножичек, резким движением вскрыл конверт и вынул письмо.

Написано на арабском языке.

Хм. Странно.

Археолог вчитался в аккуратный почерк:

{«Ас–саляяму алейкум уа рахмату Аллях баракату, ас–сайид аль–муХтарам Журж, ибна шакик садики аль–азиз Филиб.»} ^(Мир вам, дай вам Аллах благословения и милосердия, уважаемый господин Жорж, племянник моего дорогого друга Филиппа.)^

Глава 3.

[Египет, Кена. На следующий день.]

Пожилой мужчина лет шестидесяти, с густой седой бородой, невысокого роста, в белой галабее ^(халат «в пол» с длинными рукавами)^ и куфии ^(платок на голову)^, перевязанный икалем ^(шерстяной шнур)^, встретил Жоржа очень радушно:

– {Кайфа канат рихлятука, азизи?} ^(Как доехал, мой дорогой?)^ –поинтересовался араб, выпустил гостя из объятия и слегка подтолкнул в спину к дому.

– Замечательно. ^(говорят по–арабски)^ Ребятишки здесь любопытные: пока не выведают всю подноготную, не отстанут. Стоило мне назвать ваше имя, сразу набежала целая свора, и приволокли меня прямиком к вам. Вы – известная личность. – Жорж вошёл в просторную гостиную. Освещение в комнате исходило от торшеров и бра на стене, хотя на потолке красовалась огромная люстра из хрусталя. На ярко–красных стенах висели картины в золотых рамах, позолоченные аксессуары и изделия из дорогих материалов расставлены по всему дому. Обилие текстиля на окнах и стенах; разноцветные подушки на бело–серебристом диване, ковёр с мелким цветочным орнаментом на полу. Гостиную от кухни отделял массивный стол с резными элементами и стулья с драпировкой из той же ткани, что и диван. Всё кричало о любви к роскоши с колоритом.

– Да, – простодушно рассмеялся Ахмед. – Это благодаря твоему дяде, между прочим.

– Правда? – искренне удивился Жорж, присаживаясь на диван, до которого его любезно довёл хозяин. «Ну да, дело явно не в вычурном богатстве», – отметил про себя скептически.

Сам же хозяин направился к обеденному столу, где на серебряном подносе стоял высокий керамический кувшин ручной работы, украшенный восточными узорами, налил из него воду в стакан, выполненный в том же стиле, и вернулся к приезжему.

Жорж с благодарностью принял предложенную кружку, отпил и поставил на придиванный столик.

– До знакомства с Филиппом я руководил некоторыми раскопками, – начал свою повесть араб, по–хозяйски устроившись на диване, – но, к сожалению, так и не удавалось найти что–то ценное для науки. Затем мне сообщили, что мою группу расформировывают и перекидывают на объекты, где работали археологи из других стран, для обмена опытом, как любят говорить. Я был крайне возмущён и отказывался принимать тот факт, что человек из Залива знает о моей стране больше, чем Я. Чужестранец будет учить МЕНЯ?! – Мужчина восклицал с такой страстью, что легко представлялось, как было задето его самолюбие в то время. Он немного помолчал и продолжил уже спокойным тоном: – Я был молод, меня душили зависть и амбиции, но платили мало, а ещё приходилось кормить семью, поэтому я вынужден был смириться. Так мы познакомились с Филиппом, и всё изменилось! Не устаю благодарить Аллаха, – Ахмед воздел руки к потолку, – за то, что дал мне возможность познакомиться и подружиться с таким удивительным человеком. Упрямый, своенравный, делал только то, что считал нужным. Пока одни безуспешно копали в одном месте, мы с ним в других местах совершали исторические открытия. Однажды, впоследствии раскопок, он обнаружил древнюю вещь – деревянный ларец – выдающееся художественное произведение древнеегипетского прикладного искусства. Ларец был покрыт тонким слоем золота и расписан военными сценами. В тот день я работал на соседнем участке и к его находке не имел никакого отношения, но, когда мы привезли ларец в департамент, Филипп заявил, что это Я нашёл шкатулку. Я пытался открыть правду, а он отдёргивал меня и говорил: «Поверь, так надо!», – Ахмед постарался голосом изобразить Филиппа. Получилось забавно, и Жорж улыбнулся. – Было много подобных случаев, – с ноткой печали вздохнул рассказчик. – В итоге я стал знаменит и почитаем в своей стране. Меня повысили на работе, зарплата значительно возросла, благополучие моей семьи улучшилось. Тогда я догадался, зачем он это сделал – хотел помочь мне, презиравшему его когда–то! Наше знакомство переросло в крепкую многолетнюю дружбу. Я ни на минуту не забывал о его поступке и надеялся, что однажды смогу отблагодарить его. И момент настал!

– Настал, – эхом откликнулся Жорж, невольно напрягшись в ответ на торжественное восклицание араба.

Ахмед неспешно подошёл к невысокому книжному стеллажу и с той же триумфальной улыбкой вернулся к французу, протянув ему статуэтку.

Жорж покрутил в руках фаянсовую фигурку сидячей женщины со страусиным пером на голове, разглядывая стекловидное покрытие голубого цвета, которое придавало ей неповторимый блеск. Египтяне верили, что фаянс отражает свет бессмертия и наделён силой возрождения, а изделия из него считались волшебными, наполненными неугасимым мерцанием солнца, поэтому фаянс так и называли – «тьехенет» – сияние вечности.

– Маат? – Жорж непонимающе посмотрел на араба.

– В тот день, когда мы нашли её, я в последний раз видел Филиппа, – Ахмед сел на диван, – но история эта началась задолго до этого. Мы проводили раскопки в фиванском некрополе и основные работы планировались в Долине Царей, но Филипп собрал небольшую группу и трудился в некрополе Дэйр эль–Бахри. Тогда он и наткнулся на странную гробницу. На стенах склепа не было никаких росписей, рассказывающих о жизни покойного или изображающих ритуальные сцены, как это принято. Там не оказалось ничего из того, что обычно помещали при погребении: ни каноп, ни ушебти, ни драгоценностей... Ничего! Один саркофаг. Простой, деревянный. Внутри не бальзамированная мумия, а полностью разложившийся труп, и в его руке был зажат короб, в котором находился прекрасно сохранившийся папирус. Коллеги тогда заключили, что покойный при жизни служил писарем, но Филипп с этим мнением не согласился. Он позвонил мне за неделю до своей смерти и попросил встретиться у той гробницы. Я никогда не видел его таким взволнованным. В тексте Филипп вычитал указание на нечто сокрытое в склепе, и мы нашли. – Ахмед кивнул на статуэтку. – Я обнаружил её совершенно случайно; она была замурована в потолке гробницы. Филипп до последнего утверждал, что этот свиток особенный, что он таит в себе неразгаданные тайны. Естественно, это предположения, но я верю моему другу.

Глава 4.

[Париж.

На следующий день.]

Жорж вернулся домой взволнованный.

Елена вздохнула с облегчением и не стала лезть с расспросами, знала, сын не любит рассказывать о своих поездках, но вечером за ужином спросила:

– Как съездил?

– Нормально.

– Я же вижу, ты чем–то озабочен. Расскажи.

Сын окинул её молчаливым взглядом.

Елена ждала.

– Ты вообще когда–нибудь интересовалась делами Филиппа? – неожиданно с претензией выдал Жорж.

– Он часто рассказывал нам о своих приключениях и находках.

– И о свитке? – испытующе посмотрел на неё.

Елена помотала головой:

– Нет, о свитке не рассказывал.

– Так и знал, – разочарованно пробормотал он.

– Жорж, в чём ты меня обвиняешь? – непонимающе нахмурилась Елена. – Если я чего–то не знаю, это не значит, что мне наплевать! Я очень благодарна Филиппу. Он заменил тебе отца, многому научил, но, как и ты, часто находился в разъездах. Поэтому от него ушла жена, поэтому у него не было своих детей, поэтому я мало что знаю о нём. Его либо не было, либо всё свободное время проводил с тобой: постоянно чему–то учил, что–то рассказывал. Он очень увлечённо занимался твоим развитием, и благодаря ему ты вырос таким… чересчур умным, – стрельнула в него наигранно–недовольным взглядом. – Но я тоже старалась быть хорошей матерью! Поддерживала во всём, а взамен получаю упрямое молчание и упрёки, – закончила обиженно, погружаясь мыслями в прошлое. Филипп, когда узнал, что брат сбежал с любовницей от беременной жены, проявил благородство. С Жаном Елена жила в съёмной квартирке на окраине города. Филипп предложил Елене переехать к нему в центр Парижа. Она, не задумываясь, согласилась; перспектива растить ребёнка в одиночку не радовала, а Филипп был добр, ничего не требуя взамен.

Совесть неприятно кольнула Жоржа, напомнив о себе. С раннего детства он регулярно занят, мало бывает дома и никогда не делится с матерью подробностями о своей жизни. Всегда казалось, что ей нет до него дела, занят ребёнок – и ладно. Со временем эта мысль засела так глубоко, что смирился с этим и окончательно закрылся от неё.

Жорж пересилил себя и кратко рассказал о визите к арабу. Приятно было наблюдать, с каким вниманием мама слушает, и осознал, что сам рад поделиться с ней рассуждениями:

– Хоть убей, не понимаю, зачем Ахмед хранил артефакты у себя двадцать лет. Не год, не два! Уже давно расшифровали бы текст и выяснили его ценность. По его словам, Филипп хотел, чтобы эту тайну раскрыл я, поэтому ждал подходящего момента, чтобы передать эти «сокровища» мне.

– Не сомневаюсь, – подтвердила мама, – но не займёт ли это и у тебя слишком много времени? Тебе двадцать шесть лет, пора задуматься о собственной семье. Пора не сокровища искать, а жену!

– Опять двадцать пять, – Жорж закатил глаза. – Всему своё время. Выбор такой огромный, здесь главное не ошибиться.

– Ах вот как ты объясняешь свои многочисленные мимолётные отношения? – мама неодобрительно выгнула бровь.

– Угу, – с полным ртом смешливо бросил сын.

– Угу, – передразнила его с улыбкой. – Вы ведёте себя очень легкомысленно, молодой человек. Я требую внуков! – и сменила тон на серьёзный: – Ты собираешься заняться свитком?

– Собираюсь, и, с твоего позволения, незамедлительно, – Жорж поднялся, поцеловал маму в макушку и ушёл.

Елена задумчиво посидела с минуту и набрала нужный номер в телефоне.

– Всё в порядке? – сходу проявил участие Жан.

– Да. Друг Филиппа отдал ему какой–то свиток, и он собирается его разгадывать.

– Так и знал!

– Знал?! – возмущённо вскрикнула Елена.

– Ну, не то, чтобы знал, – замялся мужчина. – Предполагал. Филипп рассказывал о нём незадолго до… смерти.

Елена пристыжено вздохнула:

– Прости, что не пустила на похороны. Мне и без того было тяжело.

– Я не имею права упрекать тебя, – тихо ответил голос в трубке.

Елена промолчала. Двадцать лет назад Жан осмелился позвонить ей. Извинялся, просил, умолял не наказывать за новую любовь. Первым порывом было бросить трубку, но искренность и отчаяние в его голосе тронули, она сдержалась и выслушала. Оказалось, Филипп тайно делился с предателем подробностями о малыше. Известие о смерти брата вызвало у Жана помимо скорби – страх: боялся, что окончательно потеряет сына. Елена смягчилась и согласилась изредка оповещать о событиях в жизни Жоржа взамен на обещание, что изменник не станет связываться с сыном лично. Жан не перечил и выполнил все условия.

– Лена, я хочу попросить тебя, – вернул из неприятных воспоминаний мужчина.

– Очень любопытно, – фыркнула она. – Тебе не кажется, что это слишком?

– Я хочу познакомить Жоржа с Сергеем, – заявил Жан.

Повисла напряжённая тишина.