Даугава

глава 1

Доперестроечные годы...

Ира

- Что тебе подарить, Наташ? Как же классно, что у тебя день рождения! Хоть оторвёмся! А то всё учёба да учёба, ещё и поступление это как Дамоклов меч висит!

Мама советует дома поступать. Вдруг, говорит, в Москве не поступишь, и что тогда? Да ну, чего я в Риге не видела! Я в Москву хочу! Хочу мир посмотреть! Красную площадь своими глазами увидеть! В Третьяковскую галерею хочу! В Большой театр!

Я вот думаю, Наташ, да с какой это радости я в Москве поступить-то не смогу? Поступлю, конечно! Математика у меня отлично идёт. И по русскому я лучшая в классе, Эвия Яновна говорит, что я лучше неё русский язык знаю.

Ну, конечно, для меня он родной, а для Эвии Яновны всё же нет. Мама говорит, это не совсем правильно, что у нас русский ведёт латышка. Ну так, у нас же все предметы латыши ведут, хотя школа русская. Вот странно, да, Наташ? А куда, интересно, наши русские учителя подевались?

Мама говорит, раньше в нашей школе только по латышскому латышка вела, а все остальные учителя русские были. И ещё мама говорит, что у меня акцент латышский появился. Ну и что, мне нравится, по западному образцу говорю. В Москве вообще можно будет сказать, что я, например, из… откуда бы мне придумать, ха-ха!

Нет, лучше нашей Латвии ничего не придумаешь! Мы ж Европа! Европейцы! Культура! Здорово, правда? Вот приеду в Москву и всем буду говорить, как есть, что я из Риги… Престижно... Буду ходить такая, откуда эта девочка? Эта девочка из Риги… Повезло нам здесь родиться, правда, Наташ?

Ну ладно, так что тебе подарить? «Что тебе подарииить! Человек мой дорогооой!» Ха-ха-ха! Давай, колись, Натали!

- Ир… Понимаешь, Ир…

- Пока не понимаю. Что это с тобой, Натали? Хочешь что-то, что я не потяну? Так мы тогда с Ленкой напополам тебе подарим! Говори, не стесняйся! Для лучшей подруги ничего не жалко!

- Ну… Ты не обижайся, Ир… Ты хорошая девчонка, но понимаешь… В общем, правда, извини. Но я не могу тебя на свой день рождения позвать. Правда, извини, Ир…

- П-почему?

- Просто нет и всё, Ир. Извини и не обижайся. И это… Не надо ко мне больше подходить. И я теперь с Ленкой на одной парте сидеть буду. Извини, правда, Ир.

- Подожди, Наташа. Я тебе что-то сделала? Тебе наговорил кто-то на меня? Объясни, в чём дело, пожалуйста. Да не бойся, не хочешь со мной дружить, не надо, просто объясни. Мне интересно.

- Отстань от меня! Пошла вон! Пошла вон! Пошла вооон! Так тебе понятнее?!

Я оторопело смотрю, как моя лучшая подружка Наташка орёт на меня, мерзко брызгаясь слюной и покрываясь гадкими малиновыми пятнами. Брезгливо отступаю от неё на шаг, чтобы она не забрызгала меня своей слюной.

Никуда уходить из нашего школьного двора я, разумеется, не собираюсь. После уроков здесь самый движ, все собираются кучками, тусуются, кто-то играет в волейбол, кто-то гоняет на скейте на нашем собственном школьном скейт-споте.

Я тоже иногда пробую научиться кататься на скейте, правда, пока только на ровных дорожках. Учителей у меня хватает, даже с избытком. Любой мальчишка только рад будет поддержать меня немного за талию, чтобы я не свалилась, и подстраховать во время езды. Они даже дерутся иногда за право быть моим скейт-учителем, ха-ха! Дурачки.

Мы так хохотали над ними с Наташкой. С Наташкой. Да что это с ней такое? Почему она смотрит на меня с такой ненавистью, словно я только что поубивала всех её родных? Я пожимаю плечами, высокомерно отворачиваюсь от съехавшей с катушек идиотки.

А я-то ещё дружила с ней столько лет. С самого детского сада. И потом, в школе. Мы всегда сидели за одной партой, вместе ходили на разные кружки, вместе играли в классики у нас во дворе. И вот теперь она орёт на меня как ненормальная на весь школьный двор. Этим она, конечно, позорит только себя, не меня. Ну это же не я ору, как чокнутая.

Брезгливо отряхнув юбочку, словно я запачкалась от соседства Наташки, я спокойно отхожу к своему классу, что кучкуется неподалёку.

- Даа, Иринка, круто ты её обломала. Наташка, наверное, думала, ты убежишь как мокрая курица от такого-то ора, - говорит мне Сара Гризман, вторая по красоте девочка нашей школы.

Вторая после меня. Причём, это вполне официально. У нас же любят всякие конкурсы устраивать, вот и провели как-то раз конкурс красоты среди девочек старших классов. Победила, конечно, я. А Сара была второй.

Но Сара действительно красивая. У неё чёрные волосы почти по пояс, красивый прямой носик, большие жгучие чёрные глаза. Я сказала ей потом, после конкурса, что не считаю себя красивее, чем она, мы просто очень разные. И ещё сказала, что мне жаль, что за все эти годы мы с ней так и не подружились.

А Сара ответила, что она хотела бы со мной дружить, но, к сожалению, на моём фоне проигрывает даже она, Сара. И ещё добавила, что у таких, как я, не может быть подружек, потому что я одним своим видом отобью парня у любой. Да, да, так и сказала.

Сара считается самой умной девочкой в нашем классе. Ну, в принципе, наверное, так и есть. По крайней мере, она выигрывает все олимпиады, в которых участвует. Даже по физике, которую я, честно сказать, не очень понимаю, а вылезаю только на зубрёжке и усердии. Но. Нельзя быть первым во всём, как говорит моя мама.

- Я просто не понимаю, чего она так взбесилась, - доверительно говорю Саре.

Мне действительно хочется хоть с кем-то поделиться. Не каждый же день тебя, можно сказать, кроют чуть ли не матом ни за что. Да ещё и лучшая подруга. Бывшая лучшая подруга.

- А чего тут понимать, Ира? - удивлённо смотрит на меня Сара, - она просто пригласила на свою днюху Улдиса из латышской школы.

- Аааа… Улдиса…

- Ну да, она хвасталась, что он согласился и даже был рад, по её словам…

Улдис… Мальчики из соседней латышской школы очень популярны у наших девчонок. Не все подряд, конечно, а только симпатичные. Ну да, есть в них, в этих симпатичных латышах, что-то такое. Лоск какой-то, что ли. Ещё высокомерие, которое тоже почему-то привлекает. Ну да, эти мальчики так смотрят на нас, девочек из русской школы… Как-то так… Совсем иначе, чем на своих, на этих светленьких латышек.

глава 2

Ира

Сегодня у меня занятие в центре дополнительного развития. Я занимаюсь в группе подготовки к вступительным экзаменам по физике. У нас многие занимаются дополнительно, хотя каждое занятие стоит денег, и не малых.

Поэтому Наташины родители, например, не могут оплачивать ей занятия. Раньше это огорчало меня, а сейчас я просто счастлива, что буду поменьше видеть её страшную рожу. Да она просто уродка рядом со мной, если уж честно!

Мои родители могут оплатить любые занятия для меня. Ведь мой папа военный и получает очень хорошо, так что моя мама, например, не работала ни дня. Папа говорит, что такую женщину, как мама, нужно холить и лелеять, а не гнобить работой. У меня отличный папа.

Наш центр дополнительного развития находится в самом центре Старой Риги. Старая Рига необыкновенно красива. Просто сказочная. Я бы очень хотела жить в одном из этих старинных домов с огромными окнами и высокими потолками.

Но военным дают квартиры в новых домах, поэтому мы живём в обычной девятиэтажке в новом районе. Зато у нас большая трёхкомнатная квартира улучшенной планировки, хотя папа говорит, что по нормам нам положена всего лишь двухкомнатная.

Дело в том, что военные находятся на особом положении, ведь именно они будут защищать всех нас в случае военной угрозы. Поэтому и положено военным чуть больше, чем остальным. И зарплата у папы тоже выше средней. И это тоже очень правильно и хорошо. У нас никогда не было проблем с деньгами, родители всегда покупают мне то, что я хочу.

А каждое лето мы ездим к тёплому Чёрному морю в шикарные военные санатории. Так здорово! А вот, например, та же мерзкая Наташка вынуждена загорать дома, на Рижском взморье. Я люблю наше Балтийское море, но оно такое холодное, бррр…

Все-таки хорошо быть дочкой военного. Всё-всё тебе доступно. И эти занятия в этом красивом месте тоже. Я могла бы ходить хоть на все, меня ограничивает только время.

Кстати, с недавних пор в нашей группе появился тот самый Улдис из латышской школы. Наташка давно влюблена в него. Ну да, он ничего. Тёмная чёлка спадает на глаза. Он её смахивает так небрежно. Черты лица правильные, немного резкие. Высокий, сильный. Нормальный парень. И в физике секёт нормально. Даже непонятно, зачем ему дополнительные занятия.

Тем более, что он наверняка будет поступать в наш рижский политех, а там конкурса почти нет, не то, что в Москве. Если бы я собиралась поступать в Риге, я бы даже особо и не готовилась. Но это понятно. Латвия небольшая республика, и учиться в Риге будут только свои. Ну сколько их там наберётся…

А Москва это совсем другое дело. В Москву едут со всей страны, в том числе и из Латвии. Всё же престижнее московских вузов ничего нет. Так что конкурс мне предстоит выдержать ого-го какой. Поэтому все мальчики и развлечения мною мысленно посланы в баню. До лета учёба и только она.

Но сегодня… Сегодня я всё же сделаю небольшое исключение…

глава 3

Ира.

- Хорошо поработали сегодня. Все молодцы. До следующего занятия, ребята, - прощается с нами наш репетитор по физике Дзинтарс.

Да, у латышей не принято говорить имя и отчество, как у нас. Так, независимо от возраста, и называют друг друга по именам. В школе у нас такого нет. Хотя все учителя латыши, мы зовём их по имени и отчеству.

А вот здесь по-другому. Мне немножко странно и как-то неудобно взрослого человека называть только по имени. Поэтому я его никак не называю, просто обращаюсь: «Скажите, пожалуйста…» Мама смеётся, что для меня всех репетиторов в этом центре зовут «Скажите, пожалуйста».

Дзинтарс уходит. Наша немногочисленная группа начинает собираться, переговариваясь друг с другом. Ну что ж, наступил мой час. Час икс, ха. Я лениво тянусь, ловлю на себе взгляд этого Улдиса. Пусть смотрит, мне стыдиться нечего.

Если до этого я нарочито не обращала на него внимания, зная, что он нравится моей подруге, так называемой подруге, как оказалось, то сейчас я нарочно привлекаю к себе его внимание и даже поворачиваюсь к нему, смотрю в глаза и натыкаюсь на ответный взгляд.

Он смотрит на меня совсем не высокомерно, как на других наших девочек. О нет! Высокомерия в его взгляде точно нет. Есть что-то другое. Мне немного не по себе. Его взгляд какой-то такой… Я бы назвала его взгляд жадным, наверное.

Я мимолётно улыбаюсь ему уголком губ, отворачиваюсь, неторопливо собираюсь. Нарочно роняю тетрадку с домашними заданиями. Но, к сожалению, её успевает поднять другой мальчик, Раймонд.

Раймонд невысокий белобрысый мальчишка, мой официальный провожатый. Ну, просто мы живём рядом, и потом, его мама, тётя Дайна, дружит с моей. Я воспринимаю Раймонда просто как соседа. Как ко мне относится он, меня абсолютно не волнует. Он невзрачный, Раймонд. Такие меня не интересуют даже в теории.

- Ну что, Ирина, пойдём, - говорит мне Раймонд.

- Ты иди, я сегодня хочу пройтись одна, - отшиваю Раймонда.

Тот удивлённо смотрит на меня своими неопределённого цвета глазами, обрамлёнными белёсыми ресницами. Ну да, ну да, Раймонд, сегодня ты мне ни к чему.

Я забываю о Раймонде, стоит тому скрыться из глаз. Даже если Улдис не подойдёт ко мне, ничего страшного, прекрасно доеду на трамвае. Но Улдис не подводит.

- Ты разрешишь составить тебе компанию? - с лёгким акцентом, улыбаясь, спрашивает он.

Мне нравится его акцент. И то, как он ведёт себя со мной. Как смотрит.

- Ты очень красивая, Ирина, - говорит он, стоит нам выйти из центра.

- Я знаю.

- Я бы сказал, что ты немного напоминаешь Софи Лорен, но Софи Лорен рядом с тобой смотрелась бы простушкой.

- И это знаю, - смеюсь я.

Мне приятно, что он говорит всё это. Улдис берёт мой рюкзачок, закидывает его себе за спину. Потом сплетает свои пальцы с моими, и мы так и идём, взявшись за руки. А он смелый с девушками, как я посмотрю, этот Улдис. Ну да, красивые, они все смелые.

Мы бродим по Старому городу, болтая обо всём на свете. Потом идём к Даугаве, сворачиваем на мост. Мы не выбираем маршрут, всё получается само собой. Улдис, оказывается, тоже любит стоять на самой середине моста и смотреть на реку.

- Жалко, что отсюда далеко до моря, - говорю ему я, - мы раньше жили в другом районе, знаешь, где военный городок, в Усть-Двинске. Так оттуда до моря можно было дойти всего за полчаса.

- Твой отец военный? - спрашивает Улдис.

- Да, - с гордостью отвечаю я.

Во взгляде парня мелькает что-то. Не могу понять. Как будто он разочарован. Да нет, не может быть. Показалось, конечно.

- Там было так классно, - продолжаю свой рассказ я, - мы ходили на море почти каждый день.

- Там же, кажется, болото, между вашим этим городком и морем? - спрашивает Улдис.

- Ну оно такое, не очень болотистое, - улыбаюсь я, - и потом, там же до моря идёт дамба. Так что ходить нормально. Я соскучилась за зиму по морю, - подвожу Улдиса к нужной мне цели.

- Если хочешь, можем съездить с тобой в Юрмалу на выходные, - опять оправдывает мои ожидания парень.

- О, давай в воскресенье, - соглашаюсь я.

Ну да, в воскресенье будет праздновать свой день рождения эта бывшая подруга. А поездка в Юрмалу это на целый день. Так что… Вот так-то.

А теперь можно расслабиться и просто смотреть на Даугаву, подсвеченную огнями города и самого моста. Красиво… Я очень люблю Даугаву, даже больше, чем родное Балтийское море. Не знаю, почему. Может быть потому, что меня завораживают её мерно текущие серебряные воды…

Я могу смотреть на их волшебные переливы сколько угодно… Я раскрываюсь в эти моменты перед рекой, разрешаю ей видеть меня всю, со всеми мыслями и потаёнными желаниями. И мне кажется, что иногда река отвечает мне взаимностью, что я тоже нравлюсь ей. Хотя, наверное, это глупости. Выдумки… Я никому не рассказываю про это, даже маме. Это мой маленький секрет. Мой и Даугавы…

Потом мы не торопясь возвращаемся домой, всё также держась за руки. Мне всё больше начинает нравиться Улдис. Он не лезет целоваться, не распускает руки. Хотя вполне мог бы, ведь на мосту мы были совсем одни. Терпеть не могу, когда парень сразу начинает позволять себе слишком много.

Правда, у самого моего дома мне кажется, что Улдис собирается поцеловать меня. Во всяком случае, он слегка приобнимает меня, продолжая рассказывать смешные истории… И его чётко очерченные губы так близко… Мне вдруг хочется, чтобы он поцеловал меня. Но нет, я приличная девочка и не целуюсь вот так, сразу.

- Ну всё, пока, - я отстраняюсь от парня.

- Ты знаешь, у нас завтра факультатив по математике в школе, - говорит он, - хочешь, приходи, у нас классный математик.

- А можно?

- Конечно, ты же будешь со мной. Я зайду за тобой в твою школу после уроков?

- Да, давай. Ну пока… - о, похоже, я совмещу приятное с полезным!

О математике из латышской школы ходят легенды. Я бы очень хотела побывать на его уроках. Но это никак. Да этот Улдис полезное знакомство, похоже. Не зря мама говорит, что всё, что ни делается, всё к лучшему. Я лишилась подруги, зато приобрела полезное знакомство! Математикой позаниматься с хорошим учителем никогда не повредит. Всё же моя цель поступить. Как же я хочу поступить в московский вуз!

глава 4

Ира.

Весна. Сосны. Море. Ласковое солнце. Твёрдые горячие губы Улдиса. Как классно он целуется…

Сейчас не сезон, и в Юрмале никого. Так легко найти место, где будем только мы. Я и он. Улдис… Как хорошо, что эта идиотка, Наташка, съехала с катушек… И теперь Улдис мой парень…

- Я люблю тебя… Красивее тебя нет… Ты похожа на принцессу… - шепчет он…

Его руки… Такие ласковые… Так приятно… Но что он делает? Ох, его руки у меня под свитером… Они такие тёплые, его руки… Но блин! Что он делает?! И когда он успел расстегнуть мой бюстик? Эээ, Ира! Ты чем-то не тем занимаешься! Вообще-то ты хотела порешать с ним алгебру по подаренному задачнику.

Ой, как тяжело он дышит, как потемнел его взгляд, и как настойчивы руки! И только сейчас я вдруг совсем в другом свете осознаю, что здесь, среди этих солнечных сосен, никого нет. Никого, блин! Мы только вдвоём!

- Не надо, Улдис. Убери, пожалуйста, руки.

- Что за ерунда, Ирочка… Ты же сама хочешь… - его голос срывается, но он говорит мне это так уверенно, словно я сама пригласила его сюда именно для этого, для этого «хочешь».

- Да ничего я не хочу! Убери руки! Что ты делаешь, вообще! Пусти меня!

- Не понял. Блин, ты что, динамо?

- Кто?

- Дед Пихто, блин. Нарочно завела? Поиздеваться захотелось? - Улдис хватает мою руку и прикладывает прямо к… Аааа! Я вырываюсь и отпрыгиваю от него как от гремучей змеи. Что он вообразил себе? Он что, реально думает, я буду с ним заниматься вот этим?! Этим, о чём шепчутся девчонки?!

- Ты с ума сошёл! Козёл!

- Что?! Как ты меня назвала?! - он тяжело дышит и смотрит на меня так, что мне реально становится страшно.

Я в панике оглядываюсь по сторонам. Хочу схватить свой рюкзачок, который валяется прямо у наших ног, и уйти отсюда, желательно бегом. Но мой план терпит фиаско, потому что Улдис настигает меня и, грубо прижав к стволу дерева, начинает жадно целовать, больно впиваясь в губы. Он с силой вжимает меня в дерево, плотно прижимаясь ко мне, и я чётко чувствую… ну, то, где была моя рука.

Солнечное хорошее настроение пропало, как не было. Сейчас мне лишь больно, страшно и противно. Теперь Улдис целует меня совсем по-другому, больно и мокро. И его рука по-хозяйски настойчиво пытается расстегнуть кнопку моих новеньких фирменных джинсов. Кнопка очень тугая, я сама с трудом, двумя руками и не с первого раза, могу справиться с ней.

Меня пробивает холодным потом. Мысли лихорадочно мечутся маленькими испуганными мышками.

Даугава! Даугава, помоги! Почему я взываю в ужасе именно к реке? Как она поможет мне? Но я не способна сейчас к логическому мышлению, я действую лишь на эмоциях, подгоняемая обжигающей плетью страха.

Я буквально распластана по стволу сосны. Шершавая кора больно впивается в спину. Мне страшно и обидно, я чувствую себя пугающе беспомощной. Рано или поздно Улдис расстегнёт кнопку, сорвёт с меня джинсы и тогда…

Тогда я буду завидовать даже страшненькой Наташке. Я просто не переживу этого, если случится это «тогда». Почему-то, стоит мне вспомнить Наташку, как бешеная злость неожиданной волной заливает меня. Да что он себе позволяет, этот гад?! Я ему что, обычная страшилка?! Это же я! Я, самая красивая девочка в нашей школе!

Понимание пути к спасению вдруг озаряет меня. Не знаю, как у меня получилось. Да, я слышала о таком от девчонок, видела такие приёмчики в кино, даже читала где-то, но никогда не думала, что мне пригодится такое знание на практике…

Да, я, домашняя девочка из хорошей семьи, это я изо всех сил ударила Улдиса коленом прямо туда, туда, где до этого насильственным путём побывала и моя рука. Ещё успела удивиться тому, как там мягко, там, куда я врезала изо всех сил.

И да, книги, фильмы и девчонки не обманули. Парень коротко вскрикнул и наконец разжал свою хватку. Я точно вырубила его на пару минут, может, больше. Этого времени мне хватит, чтобы умчаться поближе к жилым домам Юрмалы. Надо, чтобы хватило. Потому что я слышала, что после такой «ласки» парни становятся очень, очень злыми и могут даже ударить. Ой, какой будет кошмар, если этот дурак поставит мне фингал!

Никогда, никогда за всю мою жизнь я не бегала так быстро! Когда я влетела на платформу электрички, мои лёгкие горели огнём.

Ох, как же мне повезло! Одновременно со мной к платформе торжественно подплывают знакомые жёлтые вагоны. Успела! Влетаю в вагон, плюхаюсь на сиденье, и только сейчас меня начинает трясти. Трясёт так сильно, что даже стучат зубы.

Осознание того, что только что могло случиться со мной, умницей, отличницей и самой красивой девочкой в школе, ужасает меня. «Спасибо, спасибо тебе, Даугава», - шепчут мои искусанные в кровь, заледеневшие от пережитого губы. Почему Даугава… Не знаю…

Под мерное покачивание электрички я немного успокаиваюсь. Только сейчас вспоминаю, что мой рюкзачок с задачником и ключами от квартиры так и остался валяться там, в лесу, на сосновых иголках. Ничего, переживу. Правда, замки придётся поменять.

В электричке почти пусто. Ну да, сейчас ведь не сезон, никаких туристов, только местные. Честно признаться, я не очень понимаю, зачем вообще люди едут загорать на наше Балтийское море. Оно же холодное, как не знаю что. Можно только забежать и тут же вылететь, как пробка из новогоднего шампанского.

На скамейку напротив меня с шумом падает мой рюкзак. Рядом садится Улдис. О, как это он смог успеть? Но сейчас я не боюсь его. Здесь люди, он ничего мне не сделает. Пусть только попробует ударить меня. Здесь достаточно свидетелей, он просто не посмеет. Я хватаю свой рюкзак, успев порадоваться, что мой задачник снова со мной. На Улдиса не смотрю. Он больше не существует для меня.

- Я бы ничего не сделал тебе, Ира, - вдруг негромко говорит он, наклоняясь ко мне, - и мы можем пожениться сразу после школы, - неожиданно продолжает он.

Я вскидываю на него глаза. Улдис, похоже, не шутит. Смотрит на меня как собака. Ну да, у него сейчас взгляд прямо как у преданной собаки. Надо же. Неужели чувствует свою вину? Пожениться… Что за глупости.

глава 5

Ира.

- Ирочка, ты не ходи одна поздно, - говорит на следующее утро мама, ловко делая мне бутерброд с шоколадным маслом на завтрак.

- А что такое, мам? - запивая бутерброд горячим какао, спрашиваю я.

- Ну как же, говорят, вчера девочку около порта изнасиловали, - делает страшные глаза мама.

- Говорят, девочка уже заявление в милицию написала, - продолжает утреннюю политинформацию мама.

- Да ладно, мам, у нас же в Риге спокойно. И как это около порта могло произойти? Там же народу всегда навалом, - удивляюсь страшной новости я.

- Да вот так. Сегодня с утра тётя Дайна забегала, рассказывала. Говорит, что насильник-то совсем мальчик тоже. Ты там смотри, доченька, с мальчиками поосторожнее.

- Ой, мам, откуда тёте Дайне-то прямо всё известно?

- Ну как же, у неё же подруга вчера в Юрмалу к брату ездила, вот в электричке люди и рассказывали. Говорят, на девочке этой живого места не было.

- А люди откуда узнали?

- Откуда, откуда… Доченька, ты разве не знаешь, что Рига это большая деревня, тут всегда все всё знают.

- Ой, ужас какой, - ёжусь я.

Мне немного стыдно, но я всё равно очень рада, что в беду попала другая девочка, а я спаслась. А то, что Улдис сказал, что не тронул бы, и даже чуть ли не замуж позвал, так это пусть не врёт. Не тронул бы он. Ещё как тронул бы, если бы джинсы расстегнул. Скотина. Напугал как… И про замуж сказал, чтобы я молчала про этот ужасный случай, просто задобрить хотел. Скотина…

В школе девчонки тоже шушукаются всё о той же несчастной девочке. Говорят, что девочка после этого попала в больницу и находится чуть ли не при смерти. И что мальчика уже схватили, и он сидит в милицейском участке в клетке для нарушителей.

Но долю сомнения вносит Соня Гризман, папа которой работает в главном управлении милиции по Риге. Соня говорит, что если бы такое действительно произошло, то её папа знал бы однозначно.

- И вообще, откуда вы всё это знаете? - рассудительно спрашивает Соня.

Девчонки отвечают вразнобой, даже я вспоминаю свой источник информации - нашу соседку тётю Дайну.

У остальных девчонок информация из аналогичных источников, собственно, от сарафанного радио. Но все почему-то верят именно знакомым, которые услышали от знакомых, а не Соне, чей папа не обмолвился об этом ужасном случае ни словом.

- А, может, твой папа просто не хотел раскрывать тебе тайну следствия? - предполагаю я.

- Какая тайна следствия, Ира! Весь город об этом говорит, а ты – «тайна следствия». И потом, папа обязательно сказал бы что-нибудь типа, не ходи, мол, доченька, одна.

- Это да… - соглашаюсь я.

На всех переменках наш класс гудит как потревоженный улей. Кто-то вдруг замечает, что не пришла Наташка.

- Ой. Она перепилась вчера и могла пойти куда-нибудь одна… - в ужасе говорит Лена Синицына.

- Ой, да. Она так ревела вчера, напилась когда, - вспоминает Галя Журавлёва.

Мы с девчонками испуганно переглядываемся. Наше настроение передаётся даже скептически настроенной Соне. Почему-то теперь все уверены, что жертвой насилия пала именно Наташка. Мне опять немного стыдно своей радости, что это произошло не со мной. И жалко Наташку. Всё-таки такое никому не пожелаешь.

Масла в огонь неожиданно подливает наш классный руководитель Эльфрида Яновна, которая вместо своего урока вдруг проводит с нами классный час, на котором сначала рассуждает об уголовной ответственности за посягательство на честь и достоинство другого человека, строго поглядывая при этом на наших мальчишек.

Во второй половине классного часа Эльфрида Яновна уже смотрит на девочек и говорит о том, что хотя Рига и спокойный город, но всё же девочкам по вечерам одним ходить не нужно, так как в разгаре весна, а весна это переходное время года, соответственно, могут обостряться скрытые психические заболевания у людей, ранее в этом незамеченных.

Честно говоря, мне становится как-то совсем жутковато. Ещё и Наташки нет. Неужели она сейчас лежит в больнице? Ой, ужас. Такого я ей точно не желала. Бедненькая… Притихли даже наши мальчишки. Ну да, конечно, они тоже в курсе. Правда, мне кажется, что им больше интересна судьба того парня, насильника. Ужас. А ведь таких девочек могло быть две…

Перед самым звонком в класс вдруг влетает Наташка. Вполне себе живая и здоровая.

- Можно войти? - извиняюще улыбается Наташка Эльфриде Яновне.

- О, Ермолькова, тебя уже выписали? - спрашивает кто-то из мальчишек.

- Откуда? - удивляется Наташка.

- Как это откуда? Тебя разве не того? Не чпокнули? - брякает наш двоечник Гошка Гэстин.

- Вон из класса, Гэстин! - отмирает Эльфрида Яновна.

- А чё я сказал такого? - оговаривается Гошка. - Все же уже знают, что Ермолькову вчера в порту чпокнули, - продолжает рубить правду-матку прямо в лицо Наташке Гошка.

- Ты дурак, что ли, Гэстин? - вступается за Наташку Лена, - та девочка в больнице в умирающем состоянии лежит!

- Так Ермолькова у нас живучая! - глупо гогочет Гошка.

- К директору, Гэстин! - одновременно со звонком раздаётся гневный голос Эльфриды Яновны…

- Наверное, следующая биология у нас пройдёт на тему бережного отношения к жертвам изнасилования, - комментирует кто-то из мальчишек увод Гошки.

- Как вам не стыдно, мальчики! - укоряет Соня Гризман, - а если бы такое произошло с вашей сестрой, например?

Но взывать к совести наших мальчишек абсолютно бесполезно.

- Так Ермолькова ж сама этого хотела, - говорит Сашка Николаев, - она ж сама вчера на всех вешалась и называла Улдисами, ха-ха-ха! Чё, Ермолькова, нашла вчера Улдиса своего?

Наташка вдруг заливается малиновой краской и выскакивает из класса. Ужас. Этого же не может быть. Или может? Или после неудачной попытки со мной Улдис каким-то образом встретился с Наташкой? На дне рождения он у неё не был. Получается, они столкнулись случайно, Улдис и пьяная Наташка, и…

Ой. Ну да, говорят, что, когда мужчина возбуждён, ему просто необходимо куда-то, как это… ну, куда-то… ну, хоть с кем-то, всё равно с кем. Потому что, я слышала, у них, у мужчин, если это возбуждение не снять, то потом будет очень болеть. Ну, это самое болеть будет. Фу. Ужас.

глава 6

Ира.

Ну да, конечно, с ужасом соображаю я. Электричка. Тётки. И ещё кто-то. Человек десять – пятнадцать, думаю, там было. И каждый из них сделал свои выводы и поделился со всеми знакомыми. Каждый из которых тоже сделал свои выводы, приукрасил, как смог.

В итоге, получается, мы с Улдисом невольно запустили позорящий наш город слух? Так, что ли? Ну, раз никакого изнасилования в городе не было. И электричка из Юрмалы упоминалась несколько раз. Ох. И Ольгерт Карлович говорит про провокаторов, которых найдут и обезвредят. Ой.

Да, конечно, в итоге всё разъяснится. Ничего не произошло. Справедливость всегда торжествует, как любит говорить папа. И потом, можно будет просто сказать, что мы поссорились. Но позор! Какой будет позор на весь город!

И потом. Самое главное. И я, и Улдис тогда точно какое-то время будем считаться неблагонадёжными, будем под подозрением всё равно! И не факт, что нам удастся доказать, что мы просто поссорились, а не запустили слух. Специально! Чтобы посеять панику!

Ааа! В городе, получается, паника! Из-за нас! И я не знаю, чем это закончится и как быстро закончится, если нас действительно найдут. Но то, что про поступление в Москве можно будет забыть, так это точно! Сеять панику в столице приграничной республики это не шутки! Это не расследуется за один день!

А я собралась в Москву сразу после выпускного! Ааа! Поступление! Ааа! Моя характеристика! У нас в школе очень строго с характеристиками! Например, Гошке Гэстину хорошая характеристика точно не светит! Но Гошка и не собирается никуда поступать! А я! Ааа!

Ольгерт Карлович вещает ещё что-то, но я уже не способна воспринимать абсолютно ничего. Я в панике. Я сжала руки в кулаки, с силой вонзила ногти в ладони, и боль немного отвлекает меня.

На перемене я иду в туалет, там умываюсь ледяной водой, потом зубами отдираю кружевные манжетики от школьной формы, связываю их в одну ленту и завязываю на затылке конский хвост. Новая причёска немного преображает меня, раньше я никогда так не ходила.

Эти люди там, в электричке, запомнили девушку с распущенными волосами. А теперь из зеркала на меня смотрит немного другая девушка. У меня красивые волосы, их точно запомнили лучше всего. Я заматываю волосы в виде гульки. Не очень красиво, конечно. Зато до дома дойду спокойно, не боясь, что навстречу по закону подлости попадётся какая-нибудь тётка из электрички. Ох, кошмар какой…

Меня немного потряхивает, мне уже чудится, что меня точно найдут, вызовут в милицию, будут допрашивать, ааа!

***

- Что с тобой, Иринка? Решила причёску поменять? - весело спрашивает меня кто-то из мальчишек.

- О, ты замечаешь, у кого какая причёска? - на автомате спрашиваю я, не различая лиц своих одноклассников.

- Только у тебя… - смущается спросивший.

Кто-то из ребят начинает рассказывать анекдот про жену и противогаз, смещает внимание на себя…

- Ну вот, приходит муж с работы, а жена в противогазе сидит. И говорит жена мужу, ты, мол, ничего не замечаешь…

Ааа! Холодный пот струится по спине, прямо как тогда, в лесу…

- Ну вот, а муж и отвечает, ты чего, дескать, брови, что ли, выщипала…

Голоса ребят доносятся до меня, но я не понимаю смысла… Мне очень страшно… Как глупо… Как же глупо всё вышло…

Немного успокаиваюсь я лишь дома, благополучно оказавшись в безопасности…

- Мамочка, я хочу подкрасить хной волосы. Можно?

- Зачем тебе это, доченька? У тебя нет седых волос, в отличие от меня, - грустно улыбается мама.

- Нууу, я хочу немного измениться. Это плохо?

- Почему же плохо. Это нормально. Да и волосы укрепишь…

Вместе с хной я мешаю немного и басмы. Противное это дело, красить волосы. Ужас. Целых два часа сижу с замотанной головой, проклиная всё на свете, прежде всего себя. Отомстила, называется, Наташке. Глупо как…

- О, дочка, ты прямо преобразилась. Но должна сказать, тёмный цвет тебе не очень идёт.

Я согласна с мамой. Не очень. Но это и замечательно! Потом я цепляю на нос очки с простыми стёклами, которые остались у меня ещё со времён увлечения драмкружком, когда я играла строгую учительницу…

- Ну как, мам? - корчу рожицы я. - Правда, получилась совсем другая девочка?

- Ох, Ирочка, совсем ты ещё ребёнок… - улыбается мама…

На следующий день я вижу Улдиса издали. Где же его тёмная чёлка, которую он откидывал со лба так небрежно? Чёлки нет. И волос практически тоже. Потому что парень подстригся под ноль. Мы мимолётно встречаемся взглядами и тут же отворачиваемся друг от друга.

Он точно ко мне больше не подойдёт. Потому что боится за своё будущее так же, как и я. Вот и хорошо…

Вот и хорошо…

глава 7

Ира.

- Дорогие, любимые наши ученики! Сегодня, в этот знаменательный день, вы получаете один из главных документов в вашей жизни - аттестат об образовании… Десять лет назад вы пришли в нашу школу такими же маленькими, как сегодняшние первоклассники… Школа дала вам путёвку в самостоятельную жизнь… Двери нашей школы всегда открыты для каждого из вас…

- Ой, ну завела пластинку…

- Ой, скорей бы дискотека!

- Точно!

- Ну что, Ирин, ты точно в Москву?

- Конечно! А ты, Сара?

- Не знаю… Родители говорят, что в МГУ меня могут не взять…

- Как это? Почему?

- Нууу… Потому… Неважно… О, моя любимая песня…

- И моя…

«Когда уйдём со школьного двора

под звуки нестареющего вальса…»

- Ой, Иришка, а ведь в Москве ты запросто можешь мальчиков этих встретить! Вот ты счастливая…

- Каких ещё мальчиков?

- Ну как же, каких? Которые там снимались, в «Розыгрыше» …

- Ааа… Ну, думаю, вероятность крайне мала… Москва это тебе не Рига… Там знаешь, сколько народа…

- Но всё равно… Это более вероятно, чем у нас, в Риге… Тебе какой больше нравится?

- Ха-ха! Ты про кого конкретно? Про тех, что там в ансамбле играли?

- Конечно, про них, про кого же ещё…

«Пройди по тихим школьным этажам…

Здесь прожито и понято немало…»

- Ой, смотрите, девочки, наши мамы плачут…

«Ну как забыть звончей звонка капель

и девочку, которой нёс портфель…»

- Ну, мне очень главный герой нравится, тот, который из Новосибирска…

- А мне другой, друг его, который как раз пел в конце…

- Девочки, а как вы думаете, к нам на дискотеку мальчики из латышской школы придут?

- А мне кажется, девочки, у нас не дискотека будет, а просто танцы. То есть при ярком свете будем. Ведь и родители наши тоже там будут, и учителя опять же…

- Ой, говорят, на прошлом выпускном девчонки нашего физика наперебой приглашали!

- И что? Он танцевал прямо с ними?

- Да! Но на пионерском расстоянии, сами понимаете…

- Всё, ребята, строимся и идём в актовый зал! Коля, Коля, ты впереди с девочкой на руках, смотри, не урони! А ты, Настенька, звоночком звони, как репетировали! Ну всё, идём!

«Но жизнь, она особенный предмет…

Задаст вопросы новые в ответ…

Но ты найди решенье непременно…

Спасибо, что конца урокам нет… »

глава 8

Ира.

«Внимание, внимание! Поезд "Рига - Москва" отправляется с первого пути! Пассажирам занять свои места! Провожающим просьба освободить вагоны!»

«Но ты найди решенье непременно…

Спасибо, что конца урокам нет!» - крутится у меня в голове песня под звук колёс… Тук-тук-тук… Та-та-там…

Я уютно забралась с ногами на мягкое сиденье в купе нашего фирменного поезда «Рига – Москва». Потом, когда мама с папой поедут обратно, оставив меня в Москве, поезд будет называться «Москва – Рига» … Вот интересно…

Тук-тук-тук… «Спасибо, что конца урокам нет…» А ведь и правда, в Москве я запросто могу встретить того мальчика, что играл главного героя… Почему бы и нет? Я же буду ходить там всюду… И на концерты, и в театры, и просто в кино… Здорово… Я сладко зеваю, потягиваясь…

- Ты что, уже спать, доченька?

- Конечно, она же у нас всю ночь не спала. Ты у нас, доча, с корабля на бал…

- Расскажи хоть, Ирочка, как вы рассвет встретили…

- А то ты не видела, Лилечка. Вы же там целым взводом поодаль позицию заняли…

- Ну, конечно, наблюдали. Но издали, Герман, издали. Ведь после того случая, мало ли что…

- Да не было случая никакого, Лилечка, сколько раз тебе говорить. Это явно была провокация, слух, который пустили враги нашей Советской власти… Жаль, не нашли этих артистов пока.

- Что значит «пока», пап? Их до сих пор ищут, что ли?

- Конечно, а ты как думала? Сеять в городе панику, это тебе не шутки… Вон, видишь, как все родители напуганы, даже не отпустили вас толком одних…

- Не отпустили, потому что, Герман, дыма без огня не бывает. Может, слухи. А, может, и нет. Люди зря говорить не будут.

Дааа… Как же хорошо, что я уезжаю подальше от Риги… В Москву!

Папа уже забронировал нам номер в гостинице «Украина». Здорово. А кушать мы будем ходить в ресторан! Он расположен прямо в самой гостинице! В эту гостиницу так просто не попадёшь, с улицы. А вот папа смог забронировать там номер для нас. Потому что мой папа военный. Здорово быть дочкой военного. Всё доступно! Но это и правильно, ведь именно военные защитят нас всех в случае войны.

«Тук-тук-тук… Тук-тук-тук…» - стучат колёса нашего фирменного поезда…

Я сворачиваюсь калачиком на чистом, пахнущем свежестью белье с логотипами фирменного поезда… Перед моим внутренним взором проносится Рига… Даугава… И та девушка, что смотрела на меня сквозь толщу воды. Мне совсем не показалось, девушка была…

Кто она? Я вдруг понимаю, что та девушка с серебряными волосами это сама река! И зовут её так же, Даугава… Как такое может быть? Не знаю. Это неважно. Важно лишь то, что эта девушка есть. И что она показалась мне. Это значит только одно. У меня всё, всё будет только хорошо! Я так верю в это…

Вскоре, убаюканная шумом колёс и тихими голосами родителей, я засыпаю. Мне снится Даугава. Я сижу на берегу величавой реки, обхватив колени руками. Солнце играет в серебряных водах, преломляясь в них. А из водной глуби на меня смотрит девушка с серебряными волосами и улыбается мне…

глава 9

Ира.

Я тащу свой тяжеленный чемодан по ступенькам общажной лестницы. Ой, какой же тяжёлый! Я останавливаюсь, вытираю пот со лба. Даа, погорячилась я, когда запретила родителям проводить меня до институтского общежития. Но самостоятельность так самостоятельность!

Папа с мамой остались в гостинице. Собираются домой с чувством полностью выполненного долга, как выразился папа. Главное дело нашей жизни сделано! Я поступила! Я поступила в московский вуз! Аааа! Я так счастлива! И даже тяжёлый чемодан не может омрачить мою радость! Хотя он меня, конечно, уже порядком достал.

Ох, моя комната аж на четвёртом этаже! Ну где же, где же вы, московские мальчики? Кто поможет мне дотащить мой чемоданчик, а? Ау! Чёрт! Мимо проходят только девчонки. Тоже, кто с сумкой, кто с чемоданом. Все заселяются. Здорово! Интересно, какие у меня будут соседки? Хоть бы симпатичные, а не страшилки! Может, я и подруг здесь найду?

- Что, первоклашка, тебе на какой этаж? – О. Какой мальчик. Чем-то на Улдиса похож. Тоже высокий, плечистый. Но этот постарше будет. Сильный какой. Поднял мой тяжеленный чемоданчик словно пушинку.

- Как зовут тебя, первоклашка? – Ну вот что я должна ответить на такое? Какая я ему тут первоклашка, а?

- Я Толя. Анатолий, – Гм. Чемодан мой поставил и руку протягивает.

Что, он думает, я ему руку, что ли, жать буду? Вот ещё. О, сам взял мою руку и поцеловал… Инициативу проявил, хм. Ой, а теперь осторожненько перевернул мою руку и в ладонь целует. Губы у него горячие какие… И не мокрые. Ненавижу, когда мокрые.

О, девчонка как зыркнула, которая мимо шла. Тоже с чемоданом, между прочим. Ну прости, подруга, Толя не может всем чемоданы подносить. Он же не носильщик. Ай, мамочка! Да что он творит такое среди бела дня! Языком прямо по вене… Блин! Мурашки по всему телу побежали. Наперегонки.

- Что ты делаешь? Кончай!

- Что, прямо здесь?

Чёрт! В краску вогнал! Сама чемодан донесу! Ой! Ещё тяжелее кажется чемоданчик мой! Аж руку оттянул, ай-я-яй!

- Ладно тебе, не обижайся. Давай сюда, - вот блин, хорошо, что дошли наконец до моего этажа.

Наглый какой Толя этот. Где тут моя комнатка номер семнадцать? Таак, ключик… О, да тут уже кто-то есть…

- Спасибо, что донёс. Пока.

- Пока, рыбка…

- Привет, девчонки.

- О, привет!

- Привет – привет! Ты откуда?

- Я из Риги.

- Ух ты! Классно. А я из Коврова. Я Наташа.

- Я Ира, - а Ковров это где, интересно?

- Я Оля.

- А ты откуда?

- Из Электростали… - Электросталь… Тоже не знаю, где это… Зато Ригу знают все!

Аааах… Как же хорошо! Я поступила! Мне дали общежитие! И девчонки в комнате оказались вовсе не страшилки, как я боялась. Симпатичные. Значит, не будут мне завидовать и, возможно, мы даже подружимся! Что ещё надо? Мне лично - ни-че-го!

глава 10

Ира.

- Иринка, дай мне свою тушь…

- Уууу…. Свою надо иметь…

- Тебе хорошо говорить, свою иметь… А где у нас в Коврове такую тушь купишь? Нигде. У нас же не Рига…

- Ну ладно. Только не плюй в неё!

- Не-не-не! Специально водички принесла, видишь?

- Вижу-вижу. А когда я не вижу, то плюёшь!

- Не плюю!

- Ой, девчонки, вы сейчас прособираетесь! Автобус без нас уедет! И вообще. Как будто на месте накраситься нельзя.

- Ага, на месте! Нашла дурочек! А если мы со старшим курсом в автобусе поедем? Ты об этом подумала?
Ихние-то девки все накрашенные будут, как пить дать! А мы простушками должны, что ли?

- Ой, да ладно. Пятикурсницы вам точно не соперницы.

- Почему?

- Потому! Они старухи!

- Ну, эт да. Хи-хи. Но всё равно! Наши-то все ж накрасятся!

- Да, Олька, Иринка дело говорит. Наши-то накрасятся, ясен пень! А мы рядом с ними кем перед пятым курсом предстанем? Бледными поганками! И вообще, тебе хорошо говорить, у тебя твой Юрка есть. А мы с Иринкой ещё не нашли себе. Вот найдём и тоже краситься перестанем!

- Да уж, вы перестанете. И чего вы краситесь, девчонки? И так красивые.

- Хотим ещё красивее быть! Чтобы всех клёвых мальчиков склеить! Опять же, Ирка ладно, Ирка из Риги. А я, например? Я из Коврова. А, к примеру, вон, Галка Чуркина москвичка. Как думаешь, при прочих равных условиях, у кого шансов больше все сливки снять, а? Вот то-то же.

- Вообще-то, у Галки, говорят, двушка смежная в хрущёвке, а в той двушке ещё родители, бабушка и сестра. Так что, Галка, конечно, москвичка, но такая себе.

- А ты откуда знаешь, что у Галки смежная двушка и куча всех?

- Откуда-откуда… Сурайкин ездил в гости. После чего резко отлепился от Галки. Ну, он посмотрел на жилищные условия, и Галка сразу стала ему неинтересна.

- Фу. Гадкий какой, Сурайкин этот.

- Ну да. Но так-то представительный.

- Ой, ну ладно, девочки, погнали. А то точно за автобусом бежать придётся…

***

- «Поспели вишни в саду у дяди Вани…

У дяди Вани поспели вишни…

А дядя Ваня с тётей Груней нынче в бане…»

- Ха-ха-ха!

- А давайте про шхуну, ребята!

- Да, давай, Толян!

- А классно этот на гитаре играет, да, Ир?

- Ничего…

- «Мы с тобой давно уже не те,

Мы не живём делами грешными,

Спим в тепле, не верим темноте…»

- А давайте нашу, стройотрядовскую!

О, а эту песню первый раз слышу…

- «А всё кончается, кончается, кончается…

Едва качаются перрон и фонари…

Глаза прощаются, надолго изучаются…»

Классно он поёт, Толя этот. И на гитаре тоже классно играет. Руки у него сильные. Пальцы длинные. Так легко струны перебирает…

Мы все едем на картошку. На целых два дня. Жить эти два дня будем в пионерском лагере. Мы - это наш курс и пятый. Пятый курс заодно будет нас в курс студенческой жизни вводить. Что-то типа шефства. Старшие над младшими.

Даа, а ребята на этом пятом курсе совсем взрослые. Не то, что наши мальчишки. Правда, и среди наших мальчишек есть ничего такие. Вон, Нелька Валкина из нашей группы уже с двумя переспать успела. Вообще, конечно, ужас.

И, главное, Нелька эта совершенно не стесняется нам об этом рассказывать, вот что странно. Как будто в том, что в восемнадцать лет она уже не девочка, ничего такого нет. Ну, если бы она замужем была, то да, тогда конечно. Но так… Ой, она говорит, что этим делом ещё в школе заниматься начала! Ох, ужас-то какой! Как же она в институт поступила… Когда только успевала ещё и учиться…

И, главное, как же она умудряется не забеременеть? Вот как? И сейчас вон, сидит, и на этого Толика пялится! Фу, неприятно. Хотя, у него, похоже, и без Нельки девчонок хватает. Вон, как окружили его. Надо же, сиденье вообще-то на двоих, а эти пятикурсницы с двух сторон этого Толика облепили.

Хотя, конечно, в автобусе мест явно меньше, чем нас. Вон, некоторые пятикурсницы вообще на коленях у своих ребят сидят. Вообще уже. Я бы ни за что так не стала. Лучше уж постоять. А Толик на меня смотрит… Я чувствую его взгляд. Мне щекотно от него…

- Клёвый парень этот Толик, да? И поёт здорово, - шепчет мне Наташка, - но он без вариантов. У него, говорят, девочка есть.

Ну, подумаешь, девочка. Девочка ведь это не жена. Вот если бы жена, тогда да, это было бы ужасно. И потом. Наверняка с их курса девочка. А значит, старуха, как Олька говорит. Ну да, сколько там, на пятом курсе, девочкам лет уже стукнуло? Таак, на первом восемнадцать-девятнадцать, на втором…

- Всё, ребята, приехали. Организованно заселяемся и на общий сбор…

Весело шумя, наша толпа вываливается из шеренги автобусов. О, сколько нас! Целых два курса. Девчонки все при полном параде, как будто не на картошку приехали, а на конкурс красоты. В некотором смысле так и есть. Главная задача нашей жизни решена, мы все поступили, а теперь и парня можно поискать.

Ведь если на первом-втором курсе не найдёшь, то потом будет наамного тяжелее. Ведь всех самых лучших уже разберут! И потом, к пятому курсу мы уже вообще старушками по сравнению с новыми первокурсницами станем. Вот как несправедлива жизнь! Но мне-то бояться нечего! Я буду выбирать из самых-самых лучших! Так что в старых незамужних девах не останусь, этот момент исключён!

А вообще… Пятый курс… Он будет ещё таак нескоро… Так что времени навалом!

глава 11

Ира

- Ой, девчонки… Прямо как в детстве очутилась… У нас в лагере точно такие же корпуса были…

- Ага… Я каждое лето в лагерь ездила… Там мы с моим Юркой познакомились…

- Так ты же говорила, что вы из одного города и живёте рядом…

- Ну да, из одного. Он тоже электростальский. Но город-то большой, это тебе не деревня какая-то. У нас одних заводов, знаешь, сколько? Так чего же здесь удивительного, что мы до лагеря друг друга не знали? Мы же в разных школах учились, хоть и живём рядом. Вот и не пересекались. А потом нас в лагерь родители отправили, - счастливо вспоминает Олька. – Хороший был лагерь, от тяжмаша.

- От чего, от чего?

- От тяжмаша нашего, завод это наш в Электростали. Тяжёлого машиностроения. Я, кстати, там работать буду после института.

- Откуда ты знаешь?

- У меня там папа работает, так что проблем с трудоустройством не будет. И Юрка тоже туда после своего политеха пойдёт. Так что…

Ну да, у Ольки просто вся жизнь на многие десятилетия расписана. На третьем курсе планирует замуж за своего Юрку выйти. На пятом собирается своего первого ребёнка зачать. Чтобы как раз после устройства на работу почти сразу в декрет уйти. Олька очень разумная. Надо же, даже рождение ребёнка не просто так, а чтобы максимум денег от государства получить.

Девчонки здесь вообще очень деньги считают, рассчитывают всё. А я вот даже не помню, что сколько в магазинах стоит. Ну, просто мне это всё равно. Мне папа много денег оставил и скоро ещё пришлёт. А Олька с Наташкой прежде, чем что-нибудь даже из еды купить, обязательно смотрят, сколько стоит, и подсчитывают, уложатся ли они в свой бюджет.

Ну, у них родители люди гражданские, не военные. Наверное, и зарплаты на такие, как у моего папы. Повезло мне всё-таки. Как это называется… А, правильно родиться, вот.

Но вот в лагере я ни разу не была. А зачем? У папы отпуск всегда большой был, да и мама боялась меня одну отпускать. Как ещё в Москву отпустили… Ах, от самостоятельности у меня даже немного кружится голова! Воздух свободы, которым я не могу надышаться, немного пьянит меня! Ура-ура-ура!

- Так, ребята, грузимся и на поле…

- Нуу, даже не заселились как следует…

- Ой, а мы что, прямо в этом поедем…

- Ой…

Перед нами обычные грузовики. Кузов каждого крыт пыльным серым брезентом. Правда, ой… Мы, девочки, в растерянности стоим перед шаткой лесенкой, прислонённой к откинутому заднему борту кузова. Ой. Рискнуть ступить на грязноватую тонкую ступеньку не решается никто из нас. Мы только растерянно смотрим, как ловко, даже не пользуясь лестницей, запрыгивают в кузов наши ребята.

- Не стоим, девочки, загружаемся. Урожай ждать не будет, - командует колхозная тётенька в ватнике, приставленная к нашей незатейливой бригаде.

- Так, девчонки. Давайте, не бойтесь, - а это уже наши ребятишки сообразили наконец. Лёшка Гришин держит лестницу, а Сашка Захаркин готов поддерживать с тыла. Ну, если мы завалимся.

- Ой, нет, я всё равно боюсь, - говорит кто-то.

Ну да. Как-то прям не очень. А вдруг Лёшка лестницу не удержит. Да и Сашка тоже. И кузов этот таким высоким кажется…

- Ну, кто самый смелый? Давайте, девчонки, каждую буду заносить на руках! – опять этот Толя. Запрыгнул в кузов и теперь сверху протягивает руку тут же подскочившей пятикурснице. Легко затягивает ту в пыльные серые недра.

Пятикурсница прижимается к нему, словно нечаянно, и не отлипает пару секунд. Но долго ей так не постоять, в этот грузовик тут же образовалась очередь из девчонок, и наших, и с пятого курса.

- Да они ещё подерутся сейчас за этот грузовик, - хихикает Ольга.

- Пойдёмте в другую машину, девочки, - предлагаю я.

Уходя, я спиной чувствую чей-то взгляд. Почему-то хочется, чтобы это был он. Толя этот.

Около соседнего грузовика я долго капризничаю, выбирая из нескольких пятикурсников самого крепкого, того, кому я доверю помочь мне забраться всё по такой же шаткой лесенке. Всё-таки правда страшно свалиться.

Наконец все разместились, и наши несколько грузовиков нестройной колонной двинулись в сторону колхозного поля. Внутри кузова вдоль бортов поставлены простые деревянные лавки, на которых мы и сидим вплотную друг к другу. Да уж, это тебе, Ирочка, не такси.

Грузовик потряхивает на ухабах, нас мотает из стороны в сторону, но всем весело. «Эй, командир! Не дрова везёшь!» - кричат нашему водиле ребята. В ответ наш грузовик качает из стороны в сторону ещё больше. Но нам всё равно весело, мы даже нарочно начинаем качаться из стороны в сторону всей лавкой.

- Ну что, ребята, готовы стать ударниками социалистического труда? – сквозь царящие в кузове шум и смех спрашивает наш начальник курса, невысокий дядечка с благообразной внешностью, который одиноко притулился на небольшом приступке около водительской кабины.

- Всегда готовы! – дружно выкрикиваем мы.

Странный какой у нас начкурса, честное слово. Кто же на картошку трудиться ездит?

глава 12

Ира

Ну и ухабы! Ой! Как подбрасывает! Нарочно, что ли? Ой, ну и дороги в этом Подмосковье! У нас в Латвии такого нет. Я даже и не знала, что бывают такие дороги, ухаб на ухабе… А пылюги-то сколько! Неужели нельзя заасфальтировать…

- Всё, молодёжь, прибыли. Высаживаемся в организованном порядке!

Ой. Блин. Серая пыльная дорога. Опять всё та же хлипкая лесенка. Как хорошо, что мы здесь всего на два дня!

- Веселее, веселее, девочки! Чего застыли? Вон, у вас кавалеров сколько! – бойко покрикивает колхозная тётенька.

Да ну, я лучше сначала посмотрю, как другие девочки смогут покинуть нашу колымагу.

- Ну что, первоклашка, прыгай, не бойся! – а он тут откуда? Уже из своего грузовика всех поймал? Шустрый какой.

- Нет уж, я лучше по лесенке.

- Ну, давай по лесенке. Да не бойся ты, я тебя из любого положения поймаю, - улыбается мне этот Толя, сверкая белозубой улыбкой.

И откуда у него зубы такие? Я вот заметила, что такая белизна зубов мало у кого. Не знаю, почему. Может, потому что хороших зубных паст не достать? У нас-то в Риге были. Ой, да у нас в Риге снабжение в сто раз лучше, чем в Москве! Здесь, можно сказать, ничего толком нет! А если что и выбрасывают, то тааакие очереди!

Олька рассказывала, что она за своими золотыми серёжками восемь часов стояла! Да что серёжки, недавно Нелька из нашей группы себе футболку приобрела, так тоже говорит, что три часа в очереди оттарабанила. Ужас какой-то. Просто ужас. Хорошо всё-таки, что я из Риги… У нас в магазинах что хочешь есть… И всё свободно, без всяких очередей… Почему так…

- Давай свою ручку, не бойся, - продолжает совращать меня этот Толя.

Вот ещё. Осторожно спускаюсь по лесенке, подав руку уже проверенному пятикурснику по имени… А, забыла уже, как там его зовут, этого веснушчатого некрасивого крепыша. Такие меня не интересуют априори.

- Ребята! Построились! Разбиваемся на бригады! По пять человек на грядку! – голосит как подорванная колхозная тётенька.

- Разбираем вёдра! По ведру на человека! Носящим вёдра ведро не брать! Так, по три человека на комбайн, только парни! Носят вёдра тоже парни! Им вёдра не брать! Тебе вот зачем сразу два ведра, а? – продолжает зычно орать тётенька.

Колхозная тётенька орёт, наш начкурса суетится с этими вёдрами, а мы с девочками, сгрудившись совсем не организованной кучкой, в шоке смотрим на бесконечные серовато-коричневые грядки. Грядки начинаются прямо от дороги и заканчиваются где-то далеко-далеко, там, где сереет полоса лесопосадок. Ой.

- До обеда мы должны дойти до конца поля, ребята, - деловито сообщает наш начкурса. Как же его фамилия-то? Чёрт его знает…

- И обратно! – припечатывает тётенька.

- Давайте, давайте, ребята, приступайте!

Пока мы с Наташей в растерянности обозреваем фронт работ, Ольга уже заняла нам грядку и активно копошится на ней, тягая за собой ведро. Что значит, отличница. Около Ольги нарисовалась Нелька. Нелька ожидаемо работать не спешит, стоит, красиво подбоченившись, и беседует с кем-то из ребят. Ну да, Нельке без разницы, где парней клеить.

- Ну, и чего застыли? Давайте, девочки, давайте, присоединяйтесь к коллективу… - опять этот начкурса. Надоел уже.

- Ну ты и дашь, Оль. Полведра уже набрала. Ты так к концу поля свалишься, - удивляется Нелька, помахивая абсолютно пустым ведёрком.

- Да, чёт ты разогналась так, Оль. Работа дураков любит. И потом. У нас же мальчика-то нет! – спохватывается Наташка. – Кто у нас вёдра-то забирать будет?

- Мальчиков просилось несколько. Я их послала.

- Ты чего, Нель? С ума, что ли, сошла?

- Не сошла, они несимпатичные были. А зачем нам несимпатичные, а?

- Тоже верно.

- Верно-то верно. Но кто у нас вёдра теперь забирать будет, ты подумала, Нель?

- Даа. Так и в жизни. Провыбираешься и вообще без никого останешься, - подкалывает Ольга.

- Так, девочки. А почему вы без мальчика?

- А нам не достался, Юрь Палыч!

- Да как это не достался, Валкина? Парней хватает! Сидорчук! В эту бригаду давай!

- Здорово, девчонки!

- Здорово… - невесело тянет Нелька страшненькому ботану Сидорчуку из нашей же группы.

Да уж, правда, погорячилась Нелька. И когда только парней разогнать успела?

глава 13

Ира

- Оой, ну какой прям дистрофан этот Сидорчук, - недовольно тянет Ольга, глядя, как наш мальчик еле-еле поднимает очередное ведро, протягивая его ребятам на грузовике, фланирующем по полю.

- Счас ещё час до нас идти будет, - продолжает костерить бедного Сидорчука Ольга.

- Юрь Палыч! А можно нам ещё одного мальчика? Сидорчук не справляется!

- Ты чего, Оль? Куда нам ещё одного? И так замучились все, - возражает против усиления нашей бригады Нелька, но получает в ответ возмущённый взгляд нашей правильной Ольги.

Ну да, Ольга у нас просто до предела правильная и исполнительная. Всё делает правильно: рано встаёт, бегает по утрам, ходит на все лекции, а потом ещё их и перечитывает. Ну и спать ложится ожидаемо ровно в одиннадцать. Но при этом нормальная девчонка, не скучная, что больше всего меня и поражает.

- Ох, Олька! Ну какая же ты идейная… - вздыхает Наташка.

- Но, девочки, а кто же всё это уберёт, если не мы? – резонно звучит ответ нашего ударника.

- Ну да, ну да… Ещё в школе проходили… Одни говорят: почему я? А другие: кто же, если не я? – красиво тянется Нелька.

- Но, девочки, если все будут отлынивать и спать на грядках, то что же будет в магазинах? Пустые полки?

- Ой, а то, можно подумать, они сейчас все полные прям!

- Потому и «прям», что все рассуждают «а почему я»! – кипятится Ольга.

- Да ладно вам, девчонки, подеритесь ещё… - мне немного смешно слушать их спор. Да какая разница, кто сколько уберёт… И что там на полках… И вообще всё… Если светит мягкое осеннее солнышко, ласкает лицо свежий чистый ветерок, а я ловлю на себе взгляд то одного, то другого парня из пятикурсников…

- Да у вас тут прямо урок научного коммунизма, девчонки, - слышу голос, который узнаю сразу. Опять он!

- А вас к нам на подмогу прислали? – о, сколько оттенков в Нелькином голосе! Надо было ей в артистки подаваться.

- А чего так официально? На вы? Лучше на ты. Толя.

- Нелли.

- Наташа.

- Ольга.

- А ты? Как тебя зовут?

- Ирина, - неохотно отвечаю я. Ну, я же не Нелька, которая чуть ли из своих брючек не выпрыгнула при виде этого Толика. Причём, красиво так держится Нелька эта. Как неприятно. Почему же мне неприятно? Что я, Нельку, что ли, не видела…

- О. Ирина. Какое красивое имя Ирина. Богиня мира. – я удивлённо вскидываю на этого Толю взгляд. – Ну да, твоё имя имеет древнегреческое происхождение, берёт начало от имени богини мира и спокойствия. Ты не знала?

Я хмыкаю. Наверняка ведь узнал заранее, как меня зовут.

- А что обозначает моё имя, не знаешь, Толик? – встревает Нелька.

- Твое? Напомни, как тебя зовут?

- Неля… - растерянно отвечает Нелька.

- Не, не помню, прости, эм, как, говоришь, тебя зовут?

Нелька покрывается багровыми пятнами, девчонки хихикают, а мне остаётся лишь вновь оправдывать смысл своего имени, имени богини мира.

- Давайте уже картошку, что ли, собирать? – предлагаю я, подавая личный пример швырянием парочки клубней в ведёрко. Картошка гулко стучит о стенки. А потом несчастному ведёрку достаётся от Нелькиного ботинка. Пнув ведёрко, Нелька покидает наш фронт работ, направляясь к лесопосадке, виднеющейся вдали.

- О, а чёй-то Валкина, уже наработалась, что ли? – удивляется подошедший Сидорчук, вертя опорожнённым ведром. Нелькиным, кстати.

- Наработалась, - резко отвечает Сидорчуку Олька, пресекая дальнейшие расспросы. – А ты, Саша, давай-ка, собирай картошку, а Толя относить будет. Давайте, ребята, правда, постараемся уже. Юрь Палыч обещал тем, кто первый придёт, зачёт по электротехнике автоматом поставить.

- Ах-ха-ха! Ах-ха-ха! – ну вот знала я, что не может быть человек настолько идейным, знала!

- Ну ты даёшь, Олька! А откуда ты про зачёт узнала?

- Откуда, откуда. Юрь Палыч на последнем занятии говорил. Его же просто не слушает никто никогда. Все же шумели, как всегда. Вот эта ценная информация в шум и провалилась.

- Оу, Ольга. Ты просто… - не нахожу я слов.

- Просто ценный кадр, - подсказывает Толя, обнимая при этом меня. – Ты настолько красивая, когда смеёшься, - обжигает шёпотом.

Ольга громко хмыкает. Я скидываю Толину руку, чувствую на себе перекрёст взглядов. Пятикурсницы наверняка. Да и наши девчонки тоже.

- Ну чего, за автомат по электротехнике? – ухмыляется Толя, кидая картошку в моё ведро.

Я машинально помогаю немного оторопевшей Наташке, елозящей пустым ведёрком по комьям серой земли.

- Такая девушка не должна портить свои ручки такой работой, - мои руки мягко отстраняют, и в Наташкино ведро тоже летит картошка. Кинутая вовсе не Наташкой.

- О, чувак, так, может, ты за всех повкалываешь? – пытается острить Сидорчук.

- Только за девушек. Ты девушка? Не? Тогда давай, напрягись, помогай девчонкам.

***

- Да он у нас так свалится, если ещё и картофан набирать будет! – бедный Сидорчук, уже и Наташка его подкалывает.

- За зачёт не свалится! Давай, Саша, у тебя получится! Просто собирай двумя руками, а не одной, - поучает Ольга, - вон, смотри, Толя сразу два ведра понёс. Так что тебе и носить не надо, давай, Саша, ты справишься!

А Толя правда сильный какой. Если Сидорчук еле-еле одно ведро тягал, то этот сразу два. Идёт с ними, как будто эти вёдра, полные картошки, ничего не весят. Я смотрю, как Толя протягивает ребятам в машину одновременно сразу два ведра. Вот это да! На вытянутых руках! Ничего себе! Сильный какой…

- О, у вас, я смотрю, тут прямо цирк шапито, - слышу ехидный Нелькин голос, - на арене силачи?

Я не смотрю на Нельку. Не хочу с ней разговаривать.

- Ладно, Иришка, извини. Не обижайся, а?

- Не обижайся… Спасибо, конечно, что только ведро пнула. Вообще уже.

- Да ладно тебе. Ну извини. Ну, хочешь, я прямо при нём извинюсь?

- Не хочешь. Проехали.

- Ой, девочки! Там, в посадке, пятикурсники филонили! Пока мы тут надрываемся!

глава 14

Ира.

- Ой, девочки! Смотрите, смотрите, сколько подсолнухов! – я в восторге!

За посадками обнаружилось целое море чудесных огромных цветов! Окаймлённые солнечными лепестками головки, сгибающиеся под тяжестью иссиня-чёрных бархатных семечек, удивлённо взирают нам навстречу.

- Ну идите, девчонки, я вас сфоткаю, - снисходительно улыбается Толя. Какая у него улыбка…

- Ой, Толя, у тебя есть фотоаппарат?! – ого!

Фотоаппараты есть не у каждого! Ведь ещё и фотографии не каждый может сделать! Ведь это же целая история! Столько всего надо уметь! Попробуй нормально проявить плёнку хотя бы! А до этого плёнку ещё нужно уметь зарядить в кассету!

Я уж не говорю о печати фотографий! Попробуйте всё чётко сделать в кромешной темноте! Да уж, нормально напечатать фотографии в нашей семье получалось только у папы. Я пробовала было, но только загубила дорогую фотобумагу.

Да что там, у меня не получалось даже нормально зарядить плёнку в кассету. Это же тоже надо сделать не глядя! Ловкость рук и никакого мошенничества, как шутит папа. В общем, фотография это, конечно, не всем дано.

Интересно, какие фотографии получатся у Толи? Правда, он умеет их делать? Щёлкает и щёлкает. Неужели ему не жалко плёнку?

Мы с девчонками становимся и так, и так, потом к нам ещё присоединяется Сидорчук, пытаясь обнять всех сразу, мы отталкиваем нахального ботана и с хохотом падаем прямо в подсолнухи!

Солнце ласкает теплом, ласточки молниями носятся в синем безоблачном небе, терпкий запах множества солнечных цветов завораживает… А Толя всё щёлкает и щёлкает кнопкой своего фотоаппарата с видом заправского фотографа…

Потом мы опять трясёмся всё в тех же грузовиках, едем на обед в колхозную столовку. В этот раз мне помог забраться Толя. И сидим на узкой лавке мы рядом. Наш грузовик шарахает из стороны в сторону на каждой кочке. Но нам весело. Каждое шараханье сопровождается взрывом хохота.

Особенно всех развеселил Сидорчук, который слетел с лавки, растянувшись на полу. Мне такое не грозит, потому что с самого начала пути меня придерживает за талию Толя. Мне кажется, что он прижимает меня к себе крепче, чем нужно. Но ведь вообще очень тесно. Мне кажется, что от Толи пахнет подсолнухами. И пыльным солнцем. Странно. Ведь это я кружилась среди огромных цветов, раскинув руки, а не он…

Иногда Толя говорит мне что-то, касаясь губами моих волос. И наклоняется ко мне очень близко, выслушивая ответ… Жаль, что дорога такая короткая…

Потом, в колхозной столовке, нам дают необычайно вкусное мясо с картошкой и компот. Никогда не пробовала такого!

Правда, территория самого колхоза меня удивляет. Пыльная не заасфальтированная улица. Деревянные домики за шаткими заборчиками. Как-то всё… Конечно, я, можно сказать, особенно по деревням не ездила, но у нас в Латвии то, что я видела, совсем другое… Аккуратный асфальт на дорогах, красивые кирпичные дома, богатые палисадники. Причём, все дома разные. А здесь… Всё какое-то одинаковое и какое-то очень простое… Почему такая разница?

Но я быстро забываю о неказистой деревне, когда мы вновь оказываемся всё в том же пропылённом кузове. И да, я вновь рядом с ним, с Толей. И да, взгляды пятикурсниц на меня уже конкретно не очень.

По степени злобности взгляда особенно отличилась одна из пятикурсниц, кажется, та, которая прижималась к нему всю дорогу из Москвы, и потом ещё, когда запрыгивала в грузовик. Но мне весело от этих завистливых злых взглядов. Что они сделают мне? Бедные старушки. Ваше время тю-тю, ушло! Вы все никто рядом со мной, такой юной и прелестной! Да, да! Именно так! Как же мне повезло с внешностью!

После обеда нас привозят на другое поле. Здесь грядки не такие длинные, и разбиваемся мы по приказу всё той же колхозной тётеньки на бригады побольше.

Но сбор урожая в этот раз идёт слабо. Все размякли после обеда и всё, чего хочется, это прилечь на мягкую ботву и смотреть в синеву неба, заодно загорая на мягком сентябрьском солнышке. Ну да, работать после обеда это неправильно!

Да мы, честно сказать, толком и не работаем. Потому что грузовик, на который мы должны сгружать картошку, отбыл в неизвестном направлении. Видимо, колхозные работники тоже считают, что от работы кони дохнут, как, усмехнувшись, предположил Толя. В общем, нам просто повезло!

Мы, сбившись в кучку, смеёмся и рассказываем анекдоты, удобно усевшись на перевёрнутых вёдрах. И не просто анекдоты, а, страшно сказать, политические! Особенно преуспели в этом два пятикурсника, которых с гордым независимым видом привела Нелька.

Это, видимо, те самые, что филонили в посадках. И ещё мне кажется, что оба парня, Боря и Славик, немного выпили! Но анекдоты они рассказывают очень смешные, хотя это и неправильно! Разве можно такое рассказывать?

Я раньше никогда не слышала политических анекдотов, даже не представляла, что такие есть. Но, правда, смешно. Громче всех над каждым анекдотом смеётся Ленка Арова из нашей группы. Ленка тоже из Прибалтики, только из Литвы. Ленка приземистая, плотная, с каким-то лицом, я бы сказала, никаким. То есть и некрасивой, вроде, не назовёшь, но и красоты в ней тоже ни на грамм.

Ленка очень общительная, просто до предела. И постоянно рассказывает всем встречным и поперечным, как же плохо ей жилось в Вильнюсе. Это в Вильнюсе-то, в красивейшем городе Прибалтики! Якобы Ленку там все попрекали тем, что она русская. Ну, что за бред. В нашей группе Ленка своим нытьём уже всем надоела, зато сейчас нашла себе благодарных слушателей в лице наших новых знакомых с пятого курса.

- Да, да, и, хотя у меня аттестат пять баллов, в Вильнюсском университете мне так и сказали: ты у нас учиться не сможешь, даже если и поступишь! – опять завела свою пластинку Ленка.

- Да лаадно… - недоверчиво тянет Славик.

- Да, да! Только потому, что я русская! – воспламеняется Ленка. – В Прибалтике русских очень не любят!

- Там что, правда так, Ир? – поворачивается ко мне Нелька.

глава 15

Ира

- Знаешь, а я всё пытался угадать, откуда ты, - говорит мне Толя, пока мы бредём к нашим грузовикам.

Сентябрьский день не такой уж длинный, на наше поле уже упали лёгкие сумерки. Хотя после обеда мы почти совсем не работали, так и не дождавшись машину, в которую нужно ссыпать картошку, я всё равно устала.

Ну да, мы ведь не нашли ничего лучшего, чем затеять игру в догонялки прямо на колхозном поле. А мальчишки ещё и кидались друг в друга картошкой. Конечно, наши мальчишки, с нашего курса. Пятикурсники только снисходительно ухмылялись, глядя на нас.

Ну да, по сравнению с нами они уже взрослые. Ещё год учёбы, потом ещё полгода на диплом, и всё, они уже инженеры, будут двигать нашу науку и промышленность. Как хорошо, что мне до этого ещё далеко!

Работать, честно сказать, мне совсем не хочется. Ведь это же обязаловка. Это ведь в институте, не захотел идти на лекцию, пропустил, и ничего тебе не будет. А на работу даже опаздывать нельзя. Но у меня хотя бы будет умственная работа, буду сидеть где-нибудь в НИИ, чай пить и ничего не делать. Ну, я пока так себе это представляю. Конечно, хотелось бы, чтобы это НИИ было в Москве. Но для этого нужно выйти замуж за москвича, да.

- Ну и как, угадал? – лениво спрашиваю я.

- Нет. Я почему-то думал, что ты тоже из Ленинграда.

- Тоже?

- Ну да. Я оттуда, - н-даа… Ну, а что ты хотела, Ирин, он же тоже в общежитии живёт, как он мог оказаться москвичом, а?

Жалко, конечно, что он не москвич. Я по-новому смотрю на своего спутника. Красивый… Профиль как на медалях. Прямой нос, резко очерченные губы. Красивый. Жаль, что не москвич…

- Жаль, что ты не из Ленинграда, Ирин, - говорит Толя.

- Почему жаль?

- Потому что наверняка хочешь остаться в Москве.

- В Москве все остаться хотят. Разве нет?

- Может, и да. А, может, и нет.

- Ну, конечно, нет. Сам наверняка хочешь в Москве остаться.

- Не такой ценой.

- Какой, не такой?

- Брак по расчёту, сама разве не понимаешь?

- Ну, почему обязательно по расчёту? Может, ты ещё встретишь свою любовь, москвичку с квартирой, хм.

- Любовь почему-то не хочет придерживаться территориальных принципов, первоклашка.

Ну вот, опять с этой первоклашкой. Я недовольно морщусь.

- Не обижайся, - легко целует мою руку Толя.

И снова он это делает при всех! И почему жар опять охватывает меня всю? Как хорошо, что нашей толпе, с шумом грузящейся по машинам, похоже, нет до нас дела! Ну, кроме, этих нескольких пятикурсниц, конечно. Что-то я не видела ни одну из них у нас в общежитии. Наверное, москвички. Ну да, наверное, каждая из них хотела бы, чтобы именно ей Толя целовал руки.

Да уж, кто-то, а симпатичные москвички, конечно, считают, что самые лучшие парни должны доставаться именно им. Так вот ждут, ждут самых лучших парней, а время уходит. Так им и надо, хм.

Как бы я хотела остаться в Москве! Как мне нравится здесь! А самая моя большая мечта, это жить в одном из величественных домов на Кутузовском проспекте! Мне кажется, что те, кто там живёт, счастливы каждую минуту. Как?! Как люди попадают жить вот в такие вот дома?! Как же я хочу тоже! Воображение тут же рисует мне сладостную картинку, как я сбегаю по ступенькам из подъезда такого дома. А рядом с подъездом стоит Толик, он подхватывает меня на руки и кружит, кружит по ухоженному двору… И мне так горячо и сладко…

- О чём размечталась, первоклашка? – обжигает меня взглядом тёмных глаз Толя.

Мы все снова трясёмся всё в том же грузовике. Мы опять набились в кузов, как селёдки в бочку, и опять сидим тесно-тесно. И Толя приобнимает меня, и заглядывает мне в глаза, словно силясь прочитать мои мысли. Ах, как хорошо в этом пропылённом грузовике! Пусть он едет подольше!

глава 16

Ира.

- Аааа… Как же я устала! – валится на кровать, не успев зайти в наш временный дом, Нелька. – Ох, девочки, мне просто необходимо немного поспать. Чуточку. Просто чуть-чуточку! Ах…

- Вот ты странная, - удивляется Ольга, - подожди ещё пару часов и ложись нормально. А то из режима вылетишь.

- Ах-ха-ха! Из какого ещё режима? И ты чего, Ольк, как это, лечь спать через пару часов? Ты чего?!

- А что такого? – не понимает Ольга, недоумевающе глядя на Нельку, деловито закапывающуюся в тонкое одеяло.

- Как что, Оля! – Нелька улыбается своей фирменной кривоватой улыбкой. – Как что?! Через пару часов дискотека начнётся! А ты что, спать, что ли, собралась?

- Конечно, спать. Весь день в поле. И завтра опять, - твёрдо отвечает Олька.

- Ну ты даёшь, Оль… - Нелька удивлённо морщит свой большеватый нос и, не тратя более зря времени, укрывшись с головой, отворачивается к стенке.

- Ой, девочки, она спит уже, - замечает кто-то.

Действительно, со стороны Нелькиной кровати доносится размеренное сопение.

- Конечно, чего же ей не спать. Она ж у нас ни одной ночи толком не ночует. Хорошо хоть, Средов больше к нам не приходит. А то кошмар был какой-то, - жалуется Аня Герина, тихая девочка, которая живёт с Нелькой в одной комнате.

Вообще, девочкам, которым не посчастливилось поселиться вместе с Нелькой, не позавидуешь, конечно. Аня говорит, что с этой Нелькой нужен глаз да глаз. Только отвернёшься, как она уже обжимается с кем-нибудь на своей кровати. Приятно, что ли, смотреть на такое? И ведь никого не стесняется абсолютно.

Девчонки замучились уже её кавалеров гонять. Особенно много хлопот у них было с третьекурсником Сашкой Средовым. Он у Нельки самый настойчивый и озабоченный. Первое время вообще, как ночь, так Сашка у Нельки в койке, хоть часы сверяй. Так девочки вставали, включали свет и выгоняли Сашку всей комнатой.

И потом ещё весь этаж слушал их ночные разборки в коридоре. Потому что Сашка упирался и рвался обратно к Нельке. Ужас просто. Но в итоге девчонки победили. Так что теперь почти каждую ночь, как по расписанию, Нелька с выгнанным Сашкой спускаются куда-то в сторону подвала нашего общежития и там без помех предаются страсти.

При этом Сашка ещё и страшно ревнивый. Поэтому бедной Нельке приходится изворачиваться, как червяку на сковородке, чтобы сбежать от него на очередное свидание. И в колхоз Сашка провожал Нельку самолично и демонстративно сосался с ней около автобуса. Я лично со стыда бы сгорела, а Нелька ничего, ей всё как с гуся вода. Не успели отъехать, как она уже Толе глазки строила, пялилась на него всю дорогу.

Но на Толю она свои залпы глазками зря потратила. Но, надо признать, утешилась Нелька быстро, тут же найдя замену в лице аж целых двух пятикурсников, тех самых Борьки со Славиком. Ну да, на Нельку ребята западают прямо как мухи на мёд. Девочки говорят, что это из-за того, что у Нельки дающий вид.

Хотя справедливости ради следует признать, что у Нельки очень миленькая фигурка, такая она вся тоненькая, прямо как тростинка. И как только в Нелькином поле зрения появляется хотя бы один достойный, по её мнению, мальчик, как она тут же начинает принимать всякие соблазнительные позы. На это очень смешно смотреть.

Правда, конечно, большеватая голова, какие-то смазанные черты лица и немного кривоватая улыбка часто портят Нельке всю охоту. Но умение подать себя делает своё дело, так что недостатка в кавалерах у Нельки нет.

И ещё Нелька единственная, кто спокойно чувствует себя рядом со мной. Потому что я уже заметила, что все остальные девочки, когда поблизости находятся мальчики, все, как одна, стараются как бы не светиться около меня.

Даже Олька! Даже Олька, при всей её уверенности в своём Юрке, слёзно попросила меня погулять где-нибудь, когда Юрка вдруг собрался приехать к ней в общагу. Я ушла, конечно. Ещё и Нельку посылала узнать, ушёл Юрка или нет.

И на лекциях рядом со мной редко кто из девочек садится, только когда совсем мест нет. И то я всегда чувствую, как напряжена моя соседка. Хотя в общежитии, когда мы собираемся у кого-нибудь в комнате, только одни девочки, там всё нормально. Вот ведь, а. И, главное, девочки у нас в основном вполне симпатичные. Но вот ни одной подруги у меня нет. Ну, не дружить же с Нелькой, в самом деле.

Видимо, права была наша школьная умница Сара, когда сказала, что у такой, как я, просто не может быть подружек, что я всего лишь стоя рядом, отобью парня у любой. Ну и хорошо. Зато у меня никто не отобьёт моего парня. Когда он у меня появится…

глава 17

Ира

- Ну вот, а оказалось, что этот мальчик как раз брат того самого Рустика, который…

Мы с девочками сидим у себя в палате пионерского лагеря, сбившись на двух кроватях, стоящих напротив друг друга, и занимаемся нашим любимым делом: обсуждаем мальчиков и, конечно же, моем косточки отсутствующим, в данном случае, кое-кому крепко спящему в дальнем углу.

Ну вот, да, когда рядом нет симпатичных представителей противоположного пола, все девочки чувствуют себя вполне комфортно рядом со мной, и иногда мне даже кажется, что у меня появились подруги.

- Везёт же тебе, Ирин, - касается моих волос Аня Герина, - мало того, что у тебя лицо как у Софи Лорен, так ещё и волосы шикарные.

Софи Лорен рядом с тобой смотрелась бы простушкой, вспоминаю я слова Улдиса. Улдис… Как он, интересно? Куда поступил? В Рижский политех, как хотел? Интересно, появилась ли у него девочка?

Я ловлю себя на мысли, что почему-то черты лица Улдиса смазались в моей памяти. Я не могу чётко представить его себе. И всё моё возмущение и боль от его поступка тоже стёрлись, мне уже как-то всё равно. Странно как. Я думала, что буду ненавидеть его долго, а теперь даже не могу толком вспомнить его лицо.

Вместо Улдиса я почему-то вижу Толю. Болтаю с девочками о том о сём, а сама вспоминаю, что он мне говорил, как смотрел. И как бегали мурашки по телу, когда он приобнимал меня в грузовике...

Интересно, как он целуется? Вдруг мокро? А вдруг… А вдруг он захочет того же, что и Улдис тогда, в лесу? Меня передёргивает от воспоминаний. Как хорошо, что всё обошлось. Я знаю, мне помогла Даугава, хотя это и кажется настолько невероятным, что никому невозможно рассказать. Но ведь сладить со здоровым парнем хрупкой девочке точно так же невероятно и невозможно. Я словно вновь и вновь вижу ту девушку в толще воды…

У нас в Латвии много легенд. Есть легенда и про Даугаву. Легенда гласит, что когда-то жила-была прекрасная девушка по имени Даугава. И вот как-то раз приглянулась красавица заезжему молодцу. Но отказала гордая девушка в ласке залётному молодцу.

Не стерпел молодец отказа и решил похитить девушку, увезти её из родной Латвии далеко-далеко. Но не тут-то было. Вырвалась Даугава из загребущих рук злодея и помчалась быстрее ветра куда глаза глядят. Но закончились силы у девушки, вот-вот схватит её злодей! И тогда обернулась девушка рекой величавой, а злодей упал в ту реку и утонул в ней как не было.

Я всегда считала эту легенду всего лишь красивой сказкой. У нас в Латвии очень много сказок, мама часто рассказывала их, когда я была маленькой. А эта, про Даугаву, была моей любимой. В детстве я даже просила родителей звать меня не Ирочкой, а Даугавой…

Внезапный грохот мощных басов прерывает мои мысли. О, дискотеку настраивают. Вот и Нелька тут же вскинулась, как старая полковая лошадь, схватила полотенце и помчалась в умывалку.

- Мыться понеслась. Видимо, чтобы чистенькой во всех местах предстать, - послышался ехидный голосок кого-то из девочек.

- Чистота залог здоровья, хи-хи.

- И как она только умудряется не заражаться и не беременеть?

- Может, у неё презервативы есть?

- Откуда? Где это ты презервативы, интересно, видела? В кино?

- Ир, а у вас в Риге презервативы продаются?

- Без понятия. Никогда не интересовалась.

- Ой, девочки, а я как-то раз в аптеке спросила! На спор!

- Да ты что!

- Да! Так и спросила, а есть ли, мол, презервативы? Ой, на меня все тааак посмотрели!

- Ну и чего? Были?

- Не, не было.

- А у меня сестра купила один раз.

- Где?!

- В аптеке, где ж ещё, не в продуктах же! Но на прилавке их не было, конечно, ей из-под прилавка достали. Так Машка, сестра, сказала, что ужасно. Что мало того, что с ними больно очень, так у них с мужем порвался!

- Ой.

- И чего они делали?

- Чего, чего. Ничего. Племянника мне родили. До этого они по Машкиному циклу предохранялись, и всё нормально было. А тут поверили, презервативы на экспорт были, со знаком качества, и на тебе.

- Нууу, девочки, по циклу предохраняться тоже такое себе. Можно влететь, запросто.

- Вот поэтому, девочки, сначала надо замуж выйти!

- Замуж, замуж… Это тебе хорошо, Олька, у тебя Юрка сознательный…

- Да откуда вы знаете, девочки, какой он сознательный? Может, пока ты тут, в Москве, Олька, он у вас там в Электростале спокойно спит с кем-нибудь!

- Мой Юра не такой!

- Какой, не такой? Если у него со здоровьем всё в порядке, то ещё какой такой!

- Нет уж, я пока замуж не выйду, ни за что не буду этим заниматься! А то вдруг получится как у Дашки из четвёртой группы…

- А что такое с Дашкой?

- Вы не знаете, что ли? Она залетела от своего Алика.

- Ой. И что теперь делать будет?

- Сама не знает. Алик жениться отказывается.

- Гад какой…

- Ааа, вот почему к ней мать-то приехала…

- Ну да, они даже в милицию ходили, заявление на Алика писали… Дашка сказала, что если не женится, сажать его будет. За изнасилование!

- Ой. Вот ужас…

- А что, девочки, он правда её того? Ну, изнасиловал?

- Ой, да кто там кого насиловал! Дашка сама сколько раз девчонок своих из комнаты погулять просила!

- Ну, девчонки же не будут против Дашки…

- Девчонки, может, не будут, а ребята из Аликовой комнаты будут.

- Но, вообще, этот Алик сволочь, конечно.

- Ещё какая. А теперь, говорят, он с другого факультета девочку себе нашёл, дурочку очередную.

- Ой, он так себе целый гарем заведёт.

- Ну да, а потом уедет к себе и женится на своей, на чистенькой.

- Ну да, точно. Для них же все русские девочки это шалавки, а все их девочки чистенькие.

- Наши девочки сами виноваты. Зачем спать до замужества? Вышла замуж и спи себе на здоровье.

- Ой, Оль, если бы все как ты рассуждали, то половина людей вообще бы не родилась!

- Ну почему не родилась бы? А разве мало случаев, когда женились по залёту?

глава 18

Ира

Конец сентября, днём тепло, а сейчас, почти в ночь, очень даже прохладно. У нас в Латвии в это время ещё намного теплее. Я зябко кутаюсь в ветровку, натягиваю на ладони рукава свитера. Дискотеку ребята устроили прямо на улице, на лагерной танцплощадке. Здесь уже вовсю танцует в быстром танце достаточно большая толпа.

Бр-р-р… Нужно скорее запрыгнуть в круг и двигаться, двигаться, двигаться под этот «Синий иней»!

«Синий, синий иней!

Лёг на провода!

В небе тёмно-синем!

Синяя звезда, а-а-а!» - мы подпеваем как можем «Поющим гитарам»! Подпеваем, потому что, когда поёшь, то теплее! Или это так кажется?

А потом, когда начинают звучать первые аккорды медленной песни Битлз, о, я знаю! Я точно знаю, он пригласит меня! Я с улыбкой смотрю, как он идёт ко мне, не обращая внимания на призывные взгляды девчонок. Кто-то опережает Толю, становясь передо мной, но я отмахиваюсь, не глядя. Я не хочу, чтобы до меня дотрагивался другой. Только он.

Его горячая ладонь привлекает меня к себе, он сразу сокращает расстояние между нами до минимума. Мы медленно кружимся, тесно обнявшись… Толя целует меня в волосы… Я хочу танцевать и танцевать с ним бесконечно под тёмным небом в сполохе дискотечных огней…

Он прижимает меня ещё крепче… О… Мне совсем не противно чувствовать то, что прижимается сейчас к моему животу, напротив, мне нравится его реакция… Как хорошо, что темно, что много народу, что все разбились на парочки под эту песню про девочку, и никому нет дела до того, что происходит сейчас между нами. Но потом, после танца, мне становится немного не по себе, я не могу взглянуть в Толины глаза.

- Пойдём, погуляем, - предлагает он…

- Я хочу потанцевать, - глядя мимо него, отвечаю смущённо. Не знаю, отчего я всё время думаю про то… ну, про то горячее, что упиралось мне в живот. Мне самой становится горячо и мурашки откуда-то взялись прямо там… ну, там…

Всю дискотеку Толя не отходит от меня ни на шаг, легко шутит, мы разговаривает о том, кто какие песни любит слушать, я даже хвастаюсь, что у меня в Риге есть пластинки с Абба и Биттлз и что некоторые песни я знаю наизусть… А Толя говорит, что тогда мы можем спеть дуэтом. И так это звучит, про спеть дуэтом…

Другой смысл совсем. Может, он подразумевает… совместную жизнь? А что… Я, наверное, вышла бы замуж за него… Ну и что, что не москвич… Мне это всё равно. Конечно, нужно узнать друг друга получше… И я ещё не знаю, как он целуется!

А потом, после дискотеки… Потом мы, не сговариваясь, идём совсем в другую сторону от лагерных строений. Конечно, мы идём в другую сторону! В сторону редкого соснового леса, окружающего лагерь. Сосны. Опять сосны? Мимолётно появляются в моей памяти совсем другие сосны. С запахом весны и моря. И ужаса, и страха.

Я запихиваю пинками эти воспоминания далеко-далеко. Это прошлое, и я не дам прошедшему испортить настоящее. Я знаю, сейчас, сейчас, когда мы скроемся с глаз наших однокурсников, Толя поцелует меня. Дрожь предвкушения зарождается во мне. Я вспоминаю его губы на моей ладони. Горячие. Твёрдые. Хочу, чтобы он поцеловал меня!

глава 19

Ира

- Красивая, красивая, волшебная… - шепчет Толя, покрывая поцелуями моё лицо.

Ах, как же он целуется… Не сравнить ни с кем… Только сейчас понимаю, что значит таять от поцелуя… Ах… Мы целуемся жадно, ах, он шепчет, что хотел этого с первого дня… Его язык… Ааах, я даже не знала, что так можно… Я таю и горю одновременно… И даже его руки под моим свитером… Ах, я готова сама разорвать застёжку бюстгальтера… Ааах…

- Хочу тебя… - шепчет он, прижимая меня к себе ещё теснее…

Ах, его рука на моём голом животе… Я льну к его руке как… Не знаю, как… Ах, опять эта кнопка… Ха-ха… Кнопка моих джинсов отказывается расстегнуться. Нет, это же будет совсем неправильно, если я сама расстегну её. Толя может не так понять. Он может подумать, что я согласна…

- Нет, я не буду это… - мой шёпот срывается, и я сама вопреки своим же словам подаюсь навстречу его руке, которая проникла в мои джинсы…

Аааа… Я выгибаюсь от неведомого мне раньше удовольствия, оно молнией пронзает меня… Я насаживаюсь на Толину руку, забыв обо всём, о стыде и дурацких правилах… А потом обмякаю на нём, тяжело дыша. Что это было…

Мне легко и хорошо. Возбуждение спало, я расслабленно закрыла глаза и наслаждаюсь покоем в его руках…

- Пойдём домой… Завтра рано вставать, - шепчу ему, вновь не в силах посмотреть Толе в глаза.

- Домой… - немного ошарашенно повторяет он.

- Ну да. Пойдём, - тяну я его за руку в сторону лагеря.

- Хм. Пойдём…

Мы молча возвращаемся в лагерь. Мне не хочется ни о чём говорить, а он… А он просто молчит, больше не обнимает меня и не прижимает к себе, просто держит за руку.

Я… Я просто в эйфории от того, что испытала только что! И Толя не стал делать ничего из того, что когда-то… Нет, я не буду вспоминать! Мне даже кажется кощунственным сейчас, в этот момент, вспоминать какого-то придурка, так напугавшего меня когда-то. Даже имя его вспоминать не хочу. Толя. Только Толя. Анатолий. Если мы поженимся, то у наших детей будет очень красивое отчество. Анатольевич. Или Анатольевна. Ах.

Когда мы доходим до ограды лагеря, я поворачиваюсь к Толе и обвиваю руками его шею. Я хочу, чтобы он поцеловал меня на прощанье. Ведь сейчас мы вернёмся на территорию лагеря и там, несмотря на поздний час, наверняка встретится кто-нибудь. А наши поцелуи, они только наши, это что-то настолько личное для меня…

Я не сразу понимаю, что Толя в ответ не целует меня. Он даже не обнимает меня в ответ и смотрит куда-то мимо меня. Почему так?

- Ты чего? – растерянно улыбаюсь ему.

- Я не железный как бы, - криво усмехнувшись, отвечает он.

Волна облегчения заливает меня. Я уже испугалась, что по какой-то причине разонравилась ему! Что он счёл меня слишком доступной! Ну да, я так многое позволила ему! Сейчас не понимаю, как я могла! Но нет, я не разонравилась ему из-за моего поведения! А, может, даже ещё больше понравилась… Ведь он сказал, что не железный…

Краска заливает меня. Он хочет меня, но не стал заставлять и настаивать! Ах, ведь у ребят же, если… ну, если такая ситуация, то им становится плохо и больно…

- Ну… Я… Я не могу… - я не знаю, как сказать, чтобы он понял меня, понял правильно.

- Ладно, первоклашка, всё норм, - Толя легко целует меня в губы.

Я хотела бы ещё. Но Толя, по-прежнему держа меня за руку, словно мы пионеры из этого самого лагеря, доводит меня до одноэтажного строения, куда поселили нас с девочками.

- Пока. Сладких снов, - он целует меня в лоб, как ребёнка, и растворяется в окружающей темноте…

глава 20

Ира

Вдохнув напоследок полной грудью свежий ночной воздух, тихонько захожу в одноэтажное строение, где уже давно сладко спят наши девчонки. На ощупь беру мыло, полотенце и как на крыльях лечу в умывалку.

Холодная вода приятно охлаждает моё разгорячённое лицо. Я счастливо улыбаюсь, глядя на себя в зеркало. Ах, как сверкают мои глаза! Я очень, очень красивая сейчас! И Толя… Как он сказал: «Я не железный»! Ах, как же здорово!

Наверное, он скоро сделает мне предложение! Предложение руки и сердца… Ах, как это звучит… Руку, чтобы защитить. А сердце, чтобы любить. Любить горячо и сладко. Я вспоминаю всё, что было между нами сегодня. Толя… Ах…

- Чего задумалась, красотуля? – Нелькин голос вырывает меня из сладких грёз.

Я вздрагиваю от неожиданности, с удивлением глядя на целый арсенал в Нелькиных руках. Какие-то банки-склянки, пузырьки. Ой, а спринцовка-то ей зачем?

Нелька ловко разводит, ой, марганцовку? Действия Нельки слаженны и точны. Видно, что движения отточены до автоматизма. Я круглыми глазами наблюдаю за манипуляциями нашего общажного секс-символа. Набрав в спринцовку малиновой жидкости, Нелька шустро скрывается в туалетной кабинке. Нет, шустро это не то слово, хм. Нелька просто носится стрелой по нашей скромной лагерной умывалке.

- А ты чего стоишь как засватанная, Ирк? – Нелька с видом человека, выполнившего свой долг, выплывает из туалетной кабинки.

- В смысле, Нель? – я сижу на подоконнике, болтая ногами и забавляясь, глядя на Нельку.

Нелька очень забавная. Большеватая голова на тоненьком теле. Крупноватый нос, кривоватая улыбка, и, о, ужас! У неё сбоку нет одного зуба! Кажется, клыка. Видно, когда улыбается. Ааа, вот почему у неё такая кривая улыбка. Чтобы дырку между зубами было не видно. Специально старается улыбнуться одним уголком рта на людях.

Ещё и модная химия на блёкло-коричневых волосах, которая ей совсем не идёт. Но при всём при этом недостатка в мальчиках Нелька не испытывает! Неужели им не противно с ней после всех. По очереди, хм.

- Так что, ты хочешь сказать, что не дала ему? – с весёлым изумлением спрашивает между тем Нелька.

- Ну, гм, - я даже не знаю, что ответить на столь прямо поставленный вопрос. Любой другой я бы, наверное, ответила грубо, но Нелька слишком забавная, чтобы ещё и обижаться на неё.

- Ну ты даёшь! – правильно истолковав мой ответ, в своём духе реагирует Нелька. – Так только красивыми глазками ты мужика не удержишь, Ир. Ну, можт, выдержит он ну неделю, ну две. Ладно, пусть месяц. А потом пошлёт тебя подальше, помяни моё слово, Ирин.

Я удивлённо смотрю на Нельку. Что она несёт? Бред какой-то, просто бред…

- Ой, ну вот, и удовольствие получила, и не залетела, - Нелька аккуратно складывает в потёртый пакетик свои банки-склянки. – Хочешь, и тебя научу, Иринк?

- Да мне-то зачем?

- Затем, что без секса ты всё равно не обойдёшься, а презервативы у нас днём с огнём не сыскать. Ни один парень с тобой без секса встречаться не будет, будь ты хоть золотая. Потому что мужики думают нижней головой, а не верхней! Устроены так, и ничего ты не поменяешь. У них потребность сначала пожрать, потом трах, а потом уж всё остальное, тут хоть что.

- Ты так говоришь, будто мужики это животные какие-то. Как будто им вообще всё равно, с кем, - снисхожу я до беседы с Нелькой.

- Да, в общем-то, так оно и есть. Если даже самая первейшая раскрасавица не даёт, то по итогу любой мужик и на козу залезет, лишь бы спустить, - выдаёт Нелька.

- Ерунду ты говоришь, Нель. По-твоему получается, что есть только голая потребность, а ни о каких чувствах и речи нет, что ли? – вступаю во взрослый разговор я.

- Почему это нет? Есть чувства, конечно. Но без траха все чувства испаряются. Трах это всё равно что полив для цветка, например. Нет полива, нет цветка. Нет траха, нет любви. Всё просто, это тебе не высшая математика.

- Тебя послушать, Нель, кто дал, того и любят.

- Не, не так, конечно. Во-первых, дать тоже надо уметь, начнём с этого. Во-вторых, дают сейчас вообще-то все. Поэтому просто дать мало. Нужно ещё и нравиться.

- Подожди, Нель, то есть, если две девочки нравятся примерно одинаково, то полюбят ту, которая даст? А ту, которая не дала, прям вот так сразу и разлюбят, что ли?

- Да нет, Ира! Ну чего ты непонятливая такая! Полюбят, если и так уже любят, и дала хорошо! А если дала, но мальчику не понравилось, как дала, то он будет другую искать! Потому что брёвна в постели ещё никого не удерживали, как бы там тебя ни любили! – немного раздражённо выдаёт Нелька.

- А, поняла! – я немного издеваюсь уже над Нелькой, но в то же время мне интересно её видение этих ситуаций. – То есть ты хочешь сказать, что если прям любовь-любовь, а в койке девочка оказалась бревном, как ты говоришь, то такую девочку в итоге разлюбят?

- Не то, чтобы разлюбят, но гулять от такой начнёт любой. И по итогу может и разлюбить, конечно. Потому что для мужиков самое главное это секс. Ничего другого. Только секс. От этого и пляшем. Если ты секси, то всё! Неважно, как ты даже выглядишь. Все мужики всё равно будут твои.

- Да ладно тебе, Нель, со своим сексом, - я с удовольствием произношу слово секс, оно настолько внове для меня. – Ведь сказано же тебе было, что в СССР секса нет! – уже откровенно смеюсь над этой Нелькой.

Но Нелька настроена крайне благодушно и совсем не обижается.

- Да ну тебя, Ирка, - пожимает плечиками Нелька. - Вспомнишь ты ещё тёть Нелю, да поздно будет, - Нелька от души тянется, вытянув кверху руки, сонно зевает, и глянув на меня с непонятной мне жалостью, позёвывая на ходу, уплывает в нашу палату.

А я ещё долго сижу на подоконнике, обхватив руками колени, и смотрю в ночную тьму, и вспоминаю весь этот такой длинный и счастливый день. Толя. Как он сказал… Как он смотрел… Ах, что он делал! Что он делал…

А Нелька просто дура. Просто наша общажная давалка. Что она может понимать? Она примитивная самка, вот она кто. А я… Я фея. Нет, я «гений чистой красоты», вот кто я!

глава 21

Ира

- Ой, девочки, не могу уже с этими чертежами! – Наташка обречённо кладёт голову на руки.

- Если не будешь чертить, то стол не занимай, – а это уже Олька ждёт место для своего чертежа.

Ну да, черчение это просто шлах. Предмет называется, конечно, по-другому, красивым словосочетанием «инженерная графика», но по сути это черчение, но страшно сложное.

- Хорошо тебе, Иринка, тебе твой Толик чертит, - завидует мне Наташка.

- Так что ж тогда у Ирки хвост по инженерке, если ей Толик чертит? – вот Олька, не терпит нестыковок. – Или это теперь так называется, "инженерная графика", а, Ир? – подкалывает меня Олька, одновременно сдвигая Наташку с нашего единственного стола и основательно размещая на нём свой лист ватмана с начатым чертежом.

Ну да, всякий раз, когда Толя приходит за мной, я обычно говорю девчонкам, что мы идём заниматься инженеркой. На самом деле до черчения у нас ещё ни разу не дошло. Ну да…

Толя так же, как и я, живёт в своей комнате не один, с соседями, с парочкой ребят, с которыми я почти никогда не сталкиваюсь. Но вот чему я не перестаю удивляться, так это тому, что, например, в нашей комнате почти никогда не бывает так, что и Ольки, и Наташки нет.

Даже если нет моих соседок, то обязательно зайдёт кто-нибудь из девчонок, что-нибудь взять или просто поболтать. А вот у Толи довольно часто его соседи где-то гуляют. И как только Толя остаётся один, он сразу приходит за мной.

- Пойдём, объясню тебе инженерку, - говорит он обычно при девчонках.

Кстати, да, вот ребята в черчении нормально понимают. Непонятно, но факт. А вот девочки с каждым чертежом мучаются. На самом деле Толя действительно начертил для меня пару чертежей. И даже пытался было объяснить мне принцип начертания этих чёртовых линий.

Но. Когда мы остаёмся наедине, инженерка уплывает для меня в туман. Потому что Толя закрывает на ключ дверь в свою комнату… Выключает верхний свет… Его лицо в свете настольной лампы всегда такое красивое… Мы сплетаемся на его кровати в одно целое… И целуемся, целуемся…

На редкие стуки в дверь мы не обращаем никакого внимания. Это же общага, народ тусуется из комнаты в комнату, весь этаж общается друг с другом. На примере нашей общаги можно изучать броуновское движение, как шутит Толя…

На Толином этаже живут только ребята, и ведут они себя совсем по-другому, нежели девчонки. Если кто-то стучит в дверь, то это обычно всего один быстрый небрежный стук, и всё. Потом стучавший просто поворачивает ручку и нажимает на дверь. Если же дверь не открывается, значит, мы просто слышим удаляющиеся шаги, и всё.

У нас же на этаже… Это просто атас. Если девчонки знают, что в комнате есть хоть кто-то… Это ужас. Они будут стучать до последнего. Ещё и орать на весь коридор что-то типа: «Иришка, открой, это я, Маша!». Да, гм. Маша-растеряша. Наши девчонки не понимают, что если ты закрыл дверь в редкие минуты, когда остался один, то и хочешь побыть один!

Вернее, конечно, я как-то хотела один раз побыть с Толей у себя в комнате, когда его сосед попросил Толю погулять пару-тройку часиков. Так это был ужас! Стоило нам закрыться, как в нашу комнату началось паломничество, как мне казалось в тот момент, всего нашего этажа! Всем срочно потребовалась соль, сахар, спички, лекции и далее по списку!

Пришлось нам с Толей пойти в кино, взять билеты на последний ряд… Мы целовались весь фильм… Причем, я ни за что не вспомню, что это был за фильм… Даже если меня поставить под дуло пистолета и сказать: «Вспоминай, Ира!» … Ах, как целуется Толя…

Даже на лекциях я вспоминаю его поцелуи… И всё то, что происходит между нами за закрытыми дверями его комнаты… Ах… Его руки… Моё наслаждение… Мы понемногу заходим всё дальше в наших ласках. Нет, нет, я не раздеваюсь догола, конечно. Конечно, нет!

Конечно же, мы не занимаемся ничем таким, чем могут заниматься муж с женой. Нет! Но… Я вся, каждая клетка моего тела в предвкушении… Мне так хочется, так хочется того, что нельзя… И Толя… Ах, как тяжело он дышит всякий раз… И его возбуждение… Я… Он… Он хочет, чтобы моя рука… Ну, чтобы моя рука была там! Там, где так горячо. Горячо и твёрдо. Толя словно каменный там!

И ещё. Он целует меня так, что потом остаются следы… На лице… На шее… Алые следы его поцелуев на моей коже проходят быстро, но когда я возвращаюсь к себе на этаж, девчонки так смотрят на меня… Мои губы всегда распухшие теми сладкими вечерами, когда мы закрываемся в его комнате на мужском этаже… Мне идёт. Красиво.

И ещё. Иногда Толя вдруг нависает надо мной. Коленом раздвигает мои ноги. И… И начинает раздевать меня, быстро, рывками… Но я выкручиваюсь из-под него в таких случаях и убегаю к себе на этаж…

Хотя с каждым разом это даётся мне всё тяжелее. Ведь мне тоже хочется остаться. И разрешить ему снять с меня джинсы. И не только…

Но нет. Нужно подождать немного. Пройдёт совсем немного времени, Толя сделает мне предложение… Предложение руки и сердца. Ах… И тогда… Мы не будем тянуть со свадьбой. Зачем, если нам так хорошо вместе? Ах… Мы подадим заявление в московский ЗАГС... Может быть, даже в Грибоедовский...

И нам дадут талоны в салон для новобрачных!

глава 22

Ира

- «В школьное окно смотрят облака…

Бесконечным кажется урок…

Слышно, как скрипит пёрышко слегка…

И ложатся строчки на листок…»

Па-ра-ра-ра-рааа… Па-ра-ра-ра-рааа… - напеваю, бегом спускаясь на второй этаж.

Мы, первый курс, девочки, живём на четвёртом этаже, а ребята с пятого курса – на втором. Я сегодня освободилась пораньше, всё сделала, всё посчитала, даже немножко начертила, всё-превсё выучила и вот лечу как на крыльях к Толе! Вдруг у него сейчас никого… Я соскучилась. По его рукам. По его губам. По нему всему! Хочу к нему!

Всю эту неделю у нас не получалось остаться наедине. Толины соседи, как назло, ударились в учёбу и не вылезали из комнаты. Надо было договориться с Толей и пропустить занятия! И пока все в институте… Ах… Да, да, надо было сделать именно так! Как же я раньше не догадалась?

Из комнаты отдыха на третьем этаже доносятся звуки дискотеки. О, уже началась. Я люблю дискотеки. Потом, когда мы… ах, когда мы побудем наедине, я потяну Толю на дискотеку! И мы будем кружиться в танце, тесно прижавшись друг к другу, под завистливыми взглядами этих противных старых пятикурсниц.

Ах, как же хорошо жить! Как я люблю наше общежитие с его широкими лестницами и чугунными перилами, по которым так хорошо скользит рука!

Я влетаю на Толин этаж так быстро, что меня даже слегка заносит на повороте! Ах, ну да, сегодня же натирали паркет! И машинка для натирки тааак шумела утром! Ах, как же весело! Я чуть не шлёпнулась, но удержалась! Обязательно расскажу Толе, сразу, как увижу его!

У нас в общежитии коридорная система, а само общежитие построено буквой Г. И это тоже почему-то очень смешит меня. Сейчас, вот сейчас я заверну за угол, и там, в конце коридора, Толина комната. Ах, хоть бы, хоть бы у него никого сейчас не было!

Я заворачиваю за угол. И ещё успеваю увидеть Толю. Он заходит в нашу… в свою комнату, обнимая… Обнимая какую-то девчонку. Пропускает... её... вперёд... А потом… Потом захлопывает за собой дверь. И ключ. Ключ поворачивается в замке. С той стороны…

глава 23

Ира

«В школьное окно…

Смотрят облака…

Бесконечным кажется…»

Я медленно-медленно, крепко держась за холодные чугунные перила, поднимаюсь по бесконечной лестнице нашей общаги.

Куда я иду? Я не знаю.

«В лужах голубых…

Стекляшки льда…»

Мне кажется, что моё сердце осыпается кучкой блестящих стекляшек прямо на натёртый паркет нашей общаги…

На моём этаже носятся девчонки, переговариваются весело.

- Ты не идёшь на дискотеку, Иринка? – спрашивает кто-то.

Сейчас спрашивает, а если я приду, будет стараться не становиться рядом со мной, чтобы не проигрывать на контрасте.

Софи Лорен смотрелась бы простушкой рядом с тобой, вспоминаю я слова Улдиса из прошлой жизни. У такой, как ты, не может быть подруг, говорила когда-то наша мудрая Соня Гризман. Не может быть…

Соня, Улдис, наши девчонки, их слова и разговоры…

Всё кружится, кружится вокруг меня роем серых скучных мух.

Я уже берусь было за ручку двери в свою комнату, но отдёргиваю руку, словно от змеи. Перед глазами другая дверь, точно такая же. И другая рука. Та дверь открывается медленно-медленно… И девичий силуэт в проёме, словно ядовитый туман.

- О, а ты не идёшь на дискач, что ли, Ирин? – ну да, я не пойду.

А ты, чьё лицо и голос я не могу сейчас различить, будешь чувствовать там себя лучше без меня. Потому что рядом со мной все вы кажитесь грубо слепленными куклами. Ах-ха-ха… Как смешно…

Как же смешно всё это… Я не могу заставить себя открыть дверь в свою комнату. Я не перенесу звука характерного скрипа, как скрипят все старые двери в нашей старой общаге. О нет. Мне не нужно ничего, что напомнит о… О нет. Мне нужно к людям, туда, где всем весело и где в каждой девочке живёт надежда найти, встретить кого-то, кто… Что кто? Я не знаю.

Я ничего не знаю, кроме того, что мне нужно идти сейчас прямо и не плакать. Только бы не расплакаться, это всё, чего я сейчас хочу…

На моём пути продолжают носиться как потревоженные пчёлки девчонки. Ну да, дискотека это каждый раз событие. Никогда не знаешь, как она пройдёт, кто там будет в этот раз…

Около открытой двери в свою комнату стоит Нелька, согнув одну ногу и поставив стопу прямо на крашенную нежно-голубой краской стену. Нелька сейчас выглядит как проститутка из квартала красных фонарей, зазывающая клиентов. Они стоят точно так же, я сама видела в каком-то фильме.

В каком? Я не помню. Нужно обязательно вспомнить, как называется фильм… Нужно сосредоточиться только на этом, и тогда я смогу нормально дойти до гремящей дискотеки, и тогда я не заплачу и не упаду ниц прямо на сверкающий натёртый старый паркет…

глава 24

Ира.

Пам, бам, пам… Бум, бум, бум… Бухают, бухают, утрамбовывая воздух, басы дискотеки… Как хорошо, что здесь темно, лишь сверкают огни светомузыки. Никому не видно толком моих глаз, в которых стоят слёзы. Всем видно только моё безупречно красивое лицо. Да и о чём может плакать такая красивая девочка?

Я стою у стенки в той части нашей комнаты отдыха, где темнее всего. Меня не беспокоит никто: девчонки стараются не становиться рядом, а парни… А парни знают, что у меня есть… что у меня есть парень, и не подходят. Уверены, что я просто жду своего… своего парня… Вот так. Вот так бывает…

Я потерянно смотрю на танцующих. Сегодня здесь особенно много народа.

- Видела, какие мальчики на ПО поступили? – я вздрагиваю.

Ко мне пристроилась Нелька и орёт мне прямо в ухо. Ну да, здесь же такой грохот. Нелька красиво накрашена, её тоненькое тело облачено в обтягивающие джинсы, которые Нелька приобрела за бешеные деньги у фарцовщиков, и короткую футболку, как бы нечаянно задирающуюся на животе.

- Что, вышла на охоту? – равнодушно спрашиваю я.

- Ну, а что такого? – хихикает Нелька. – От жизни надо брать всё, что дают, Иришк. Ладно, поплыву в сторону пэошников, бывай.

- Бывай… - роняю вслед Нельке.

Счастливая она. Мне кажется, что такие как Нелька не умеют чувствовать вообще ничего. Ей абсолютно всё равно с кем, был бы красивый. Как, например, вон тот высокий пэошник, рядом с которым Нелька уже пристроилась извиваться тоненькой змеёй.

Пэошники это те, кто поступили на ПО. А ПО это подготовительное отделение. Туда принимают только если есть рабочий стаж минимум два года. Или после армии, для ребят. На ПО поступают где-то в конце осени. Обычно почти все, кто поступил на ПО, потом поступают и в сам институт, потому что для пэошников свои экзамены, говорят, более лёгкие.

Так что да, на наш факультет прибыло. Новенькие. Так. Не надо плакать, а надо сосредоточиться на этих новеньких. Нужно думать только о них и забыть, забыть, забыть!

- А сейчааас… А сейчас будееет… Бееелый… Танец! Йухууу! – идиот дискотекарь. Придурок. Чего так орать… Белый танец… Кому он нужен…

О, как зашевелились все девочки. И наши, с первого курса, и старушки пятикурсницы… Как ужасно, как ужасно быть пятикурсницей и незамужней… Если её никто не взял так долго, она, что, думает, сможет подцепить кого-нибудь здесь, среди девочек первого-второго курса? Смешно. А я злюка. Зачем я так думаю про них? Лучше думать про них, лучше про них, и так, чем…

О, а к этому… К этому высокому пэошнику какой аншлаг… Наша Нелька, какая-то пэошница… Ух ты ж, какой спрос… Посмотрим, кого он выберет на этот медленный танец под эту красивую иностранную песню… Будь моей леди на ночь, если перевести с английского… Давай переспим, короче… Ах-ха… Ну и с кем же ты, высокий и, кажется, красивый пэошник?

- Разрешите Вас пригласить? – склоняется передо мной высокий парень, чем-то похожий на артиста Василия Ланового.

Красивый парень. Не просто так вокруг него крутился хоровод из наших девочек. Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай… Это он, тот самый востребованный нашими девочками пэошник. Вот странный. Вообще-то танец белый.

Или он так оригинально хочет спастись от Нельки и иже с ней? Ах-ха… Я не хочу подавать ему свою руку. Я даже не могу представить себе, как это… как это меня коснётся кто-то другой, не… Забыть! Забыть даже имя…

Я уже открываю было рот, чтобы отказать этому самоуверенному пэошнику, как вдруг боковым зрением вижу… Аааах… Как же больно… В зал входит он… Рядом с ним трётся она, та самая… Я узнала её по одежде, по очертаниям… Аааа… Я умру сейчас, наверное… Ааах, спасите меня, хоть кто-нибудь…

Я безвольно вкладываю свою руку в руку кого-то, кто стоит, склонившись, передо мной…

глава 25

Александр

Как надоели эти девки… Они все словно на одно лицо. Все накрашены как шалавы, все надушены какой-то гадостью. Крутятся передо мной, предлагая себя. Наши с ПО, с других курсов…

Особенно усердствует одна, тоненькая, как змейка, с полоской голой кожи живота, выглядывающей из-под футболки. Глаза щедро обведены чёрным и кажутся огромными, чуть ли не в пол-лица. Немного напоминает панду. Змейка кажется нежной и мягонькой, как зверёк, так и не скажешь сходу, что шалава.

Но шалава, шалава… Ничего такая. И рот, алеющий помадой, тоже хорош. Думаю, она легко сможет заглотить по самое нехочу. Думаю, да.

О, белый танец. Тоненькая змея тут как тут. Отпихнула наших девчонок с ПО так нагленько. Смотрит на меня откровенным взглядом. Сексуальненькая такая сучка, ничего не скажешь.

К нам в армии приходили такие на проходную, представлялись чьими-нибудь сёстрами. Сёстрами милосердия, не иначе. Сексуального.

Что ж, Саня, жизнь становится лучше, жизнь становится веселей. Эта змейка точно скрасит сегодня твой вечер. Но трах-тарарах ей не светит, конечно. Думаю, спрос на неё велик. Соответственно, велика и вероятность бегать потом по вендиспансерам.

Хотя… кажется, у меня ещё осталась парочка импортных презервативов. Даа, похоже, повезло тебе, змейка. Сначала трах, потом минет… Нет, лучше сначала минет, и если ты, птичка, справишься на ура, а я уверен, что ты справишься…

Я уже протягиваю было руку, чтобы обхватить тоненького птенчика за талию, как вдруг мой рассеянно шарящий среди всполохов дискотеки взгляд натыкается на одиноко стоящую девушку у противоположной стенки…

Моё сердце словно останавливается на миг…

С тем, чтобы торжествующе понестись в обновлённой бешеной скачке, захватывающей дух. Я как будто умер и родился вновь. Я не верю своим глазам. Кто это? Как, каким чудом на нашей затрапезной дискотеке оказалась она?

Или она лишь издали кажется феей, а при ближайшем рассмотрении чудо исчезнет, и волшебная фея окажется как все, обычной? Или вообще растает в огнях дискотеки? Превратившись в один из них?

Я не помню, как оказался перед ней. Огромные глаза, сверкающие точно бриллианты. Лик, рядом с которым все остальные девицы кажутся не более, чем грубо слепленными куклами. Кто она? Она реальность или плод моего воображения?

Я склоняюсь перед ней. И чувствую нежнейший аромат, и вижу чистейшую кожу на прекрасном лице. Когда она протягивает мне свою руку, я воспринимаю это как дар небес. Она есть, она реальна, и она танцует со мной под эту красивую заграничную песню. Что-то о том, как прекрасна девушка и как прекрасна ночь…

Мои руки на её изящной фигурке. Так и нужно, мои руки созданы только для этого, держать в объятиях её, и только её… Я мягко прижимаю её к себе… Она не противится…

Я благоговейно целую её в шелковистые волосы, не в силах поверить в реальность происходящего. Её руки с тоненькими пальчиками на моих плечах. Мы молча кружимся под красивую заграничную песню о любви и о прекрасной девушке в ночи…

Внезапно какой-то лишний шум вклинивается в красивую заграничную песню. Я отрываю взгляд от лица чудесной девушки и вижу, как какой-то хмырь рвётся в нашу сторону. Его удерживают ребята, рядом повизгивают девчонки. Если он прорвётся к нам, я убью его.

Но его выводят. До меня доносится что-то вроде: «Спокуха, Толян… Не нагнетай, Толян…» Моя прелесть вздрагивает, как от удара. Я прижимаю её к себе покрепче. Если она боится того хмыря… Я убью любого, кто посмеет обидеть её…

глава 26

Александр

- Выходи за меня замуж, фея, - произношу я одновременно с финальными аккордами нашего первого танца.

Она удивлённо вскидывает на меня глаза. Ох, ё, у неё печальные глаза беззащитной газели. Меня скручивает от дикого желания прямо там, в толпе ненужных, лишних людей, наброситься на неё с поцелуями. Прижать её к себе тесно. И запустить руку прямо туда, в тесные джинсы. От дикого возбуждения мне становится больно. Ох, чёрт, надо остыть, иначе она может принять меня за маньяка. Ох ты ж чёрт…

- Я не шучу. И повторю своё предложение через месяц, - шепчу ей в губы.

Идеальной формы, без грамма помады, манящие нежные губы… Я рывком отстраняюсь от неё. И вновь привлекаю к себе, мысленно говоря спасибо диск-жокею за очередной медленный танец.

Я не слышу музыки, я не различаю слов. Я вдыхаю как ненормальный аромат её волос, аромат её кожи. Меня ведёт от неё словно от крепкого вина. Я что-то говорю ей, кажется, что-то смешное, потому что она слегка улыбается мне. А я залипаю на её улыбку, на ровные белоснежные зубки. Я хочу ворваться к ней в рот, хочу исследовать её всю. Но надо успокоиться, блин. А то она точно решит, что я с прибабахом…

Потом гад диск-жокей ставит быстрые танцы, один за другим. И тогда она двигается напротив меня. Так далеко. Я пожираю её глазами, каждое её движение, каждый взмах ресниц. Рядом с нами дёргается в ритме ещё кто-то, но я не различаю ни лиц, ни силуэтов. Есть только она в этом зале, только она, больше никого нет…

Потом я провожаю её до её комнаты. Она позволяет взять её за руку. Мы стоим около её двери, и я не в силах уйти, выпустить её нежную ручку из своей лапищи.

- Может, сходим завтра в кино? - предлагаю я. Она неуверенно пожимает плечиком. Я слишком сильно давлю?

- Хочешь, я займу тебе завтра очередь в столовке? – не нахожу предложить ничего более умного я. – Я приду туда к восьми утра и буду ждать тебя там, - как дурак продолжаю я.

В наших столовках всегда сумасшедшие очереди. Но все стоят. Никому и в голову не приходит готовить самим. А вдруг она не ходит в столовку?

- Завтра выходной, и очередей нет, - раздаётся наглый голос рядом с нами.

Блин. Это давешняя змея. Чего ей надо? Неужели они живут в одной комнате? Да эта змеюка может испачкать кого угодно одним своим присутствием. Но нет, к моей фее не прилипнет никакая грязь.

- Иринк, у вас соли, случайно, нет? – противным голосом спрашивает змеюка.

- Так ты ещё прошлую не отдала, - я осознаю, что наконец слышу голос моего волшебного видения.

Я наслаждаюсь каждым оттенком звука её голоса. Её голос ещё лучше, нежели я представлял себе. И как она ответила этой змеюке! С каким юмором и достоинством одновременно!

- Так как же она прошлую отдаст, если ты ей новую не дашь? – пытаюсь острить я.

Змеюка закатывается хохотом, моя фея, моя Ирочка, улыбается. Ирочка.

- Александр. Саша, - спохватываюсь я.

- Очень приятно. Неля, - опять влезает змеюка. Мне очень хочется послать её на три весёлых буквы. Не будь здесь Ирочки…

Мне становится жутко от того, что вот сейчас Ирочка откроет дверь в свою комнату и уйдёт. И я останусь один, без неё.

- Может, пойдём посмотрим видеомагнитофон? – как последнее средство предлагаю я.

- О! Ау! У тебя есть видак?! – восторженно визжит змеюка, Неля - хренеля. Неля - хрен сосать умеля, блин.

Я не обращаю внимания на чуть ли не подпрыгивающую Хренелю. Я выжидающе, с безразличным видом, смотрю на Ирочку. Она никогда не узнает, чего стоит мне этот долбаный безразличный вид, чего стоит мне не наброситься на неё, словно голодному, прямо здесь, в коридоре женского этажа. Прикоснуться к её губам. Сначала легонько, пробуя их на вкус…

Я как заворожённый смотрю на Ирочкины губы. Как они шевелятся. Потом складываются в вопросительную полуулыбку. Ох, блин! Она же спрашивает меня!

- Извини, я не расслышал. Боевая контузия, со мной бывает, - несу ерунду я.

- У тебя есть «Розыгрыш»? – спрашивает Ирочка.

«Розыгрыш» … Что это такое, блин? А, фильмец.

- Есть! Конечно есть! Пойдём, посмотрим?

Я так и не выпустил Ирочкину руку.

- Мне кажется, что если я тебя отпущу, ты растаешь, как чудесное видение, - наклоняюсь к ней.

- «Как мимолётное виденье, как гений чистой красоты!» - тут же слышу тупой комментарий Хренельки. Дать бы ей в рожу. Даже жаль, что на женщин у меня рука не поднимается.

Видимо, эта Хренелька думает, что моё терпение безгранично. Но я вынужден терпеть её склизское присутствие. Не могу же я послать эту даму полусвета открытым текстом при Ирочке.

Мы с Ирочкой, взявшись за руки, идём по коридору их этажа. Хренелька тащится где-то сбоку.

- А мы идём фильм по видеомагнитофону смотреть! – хвастается кому-то Хренелька.

- Ой, а можно мы с вами? – слышу умильные девичьи голоски.

Эх, шли бы вы, девчули, в… сад, а?

***

- Ах-ха-ха!

- Ах-ха-ха!

- Ой, Саш, а ещё расскажи!

- Ах-ха-ха!

Я готов прибить эту восторженно повизгивающую толпу. Но эти девки живут на одном этаже с Ирочкой. Кто-то даже учится с ней в одной группе. Поэтому терплю и травлю анекдоты как подорванный. Жду только одного, когда эти особи наконец свалят. И оставят нас наедине.

Фильм я им уже показал. Правда, того, который хотела посмотреть Ирочка, у меня не оказалось, но зато нашёлся вполне приличный другой, «Соломенная шляпка». Его мне дали в одном подпольном видеосалоне в нагрузку к куда более интересному фильмецу. Но тот мы посмотрим вдвоём с Ирочкой. Тогда, когда мы наконец останемся одни…

Наконец, далеко за полночь, до моих гостей доходит, что пора бы и свалить.

- Ой, Саааш… Поздно как… Мы, наверное, пойдём, да, девочки? – доходит до кого-то из них.

В упор не помню, как кого зовут. В упор не вижу ни одну из них. Встречу завтра в институте, не узнаю. Я смотрю только на неё. На Ирочку.

Когда галдящая толпа наконец вываливается из моей комнаты, я придерживаю мою фею за руку.

глава 27

Ира.

Что я делаю… Ах, да что же я такое делаю… Саша… Девчонки углядели вино у Саши на полке и попросили дать попробовать под фильм. Саша налил немного каждой… Вино было сладкое и вкусное, как патока… Как густая тёмная сладкая кровь.

Я первый раз в жизни попробовала вино. Мне понравилось, если честно. Стало тепло-тепло, даже жарко. Как-то по-хорошему жарко… И хорошо. Всё то, что случилось со мной, как-то отодвинулось… Словно то, что было, это было не со мной, а с другой девочкой. А у меня всё хорошо…

Потом… Потом девчонки ушли. Я тоже хотела уйти вместе со всеми, но Саша предложил посмотреть «Греческую смоковницу».

«Греческую смоковницу», за которую, я точно знаю, у нас в Риге посадили несколько человек!

Я столько слышала об этом фильме… И вдруг можно так запросто посмотреть!

Когда на экране появились первые кадры, я была почти счастлива… Я даже забыла о… Да, я почти забыла. И захотела ещё немного вина.

Я думала, мы с девчонками выпили, наверное, весь Сашин запас. Но у Саши нашлось ещё немного. Он не очень хотел мне наливать ещё, это было видно. Он сказал, что с непривычки мне, наверное, хватит. Но я попросила. И он налил мне четверть стакана кровяной сладости. Я сказала, что этого мало. И тогда мне досталась целая половина стакана.

Мне было всё равно, что подумает про меня Саша. Я понимала только то, что с каждым глотком мне становится всё легче и легче на душе. Какой чудесный способ…

А потом меня всю поглотило происходящее на экране. Я больше не была в нашей общаге, я была там, вместе с героями фильма, которые делали то, что хотели… Потом… О, потом на экране развернулась сцена секса! О… Только тогда я вспомнила о Саше.

Я совсем забыла о нём, хотя он сидел совсем рядом и держал меня за руку… Но когда началось это… Саша посоветовал мне прикрыть пока глаза… Пока там не закончится секс. О… Секс. Да я совсем взрослая… Я смотрю секс! Жаль, что нельзя было сказать Саше, чтобы он вышел из комнаты… Тогда я бы посмотрела нормально…

Я прикрыла глаза… А Саша… Он вдруг поцеловал меня… Я удивилась. Его поцелуй был таким… Таким приятным… Это было так странно… С другим парнем… И приятно… И совсем не стыдно… Ах, почему мне совсем не стыдно, целоваться то с одним, то с другим…

На экране звучала музыка, с экрана лились звуки, будоражащие меня… А Саша целовал и целовал… Целовал нежно и… очень умело… Потом…

Потом его рука оказалась в моих джинсах. Мне было так жарко, как будто костёр пылал во всём теле. И его рука… Она тоже была горячей… Я… Я хотела, чтобы его рука… чтобы Саша сделал так, чтобы те самые, знакомые сладкие судороги скрутили моё тело… Но Саша убрал руку…

Он всё время шептал мне что-то, о моей красоте, что-то ещё… А потом… Потом он лёг на меня, так, что матрац прогнулся под нами и скрипнули пружины… Я не знаю… Я не знаю, как так вышло, что моя одежда словно растворилась в тягучем сладком мареве…

На экране шёл фильм, но я не могла открыть глаз… Саша целовал меня всю… С ног до головы… А потом… А потом я совсем потеряла стыд, и сама направила его руку туда, чтобы забиться наконец в невыносимо сладких судорогах, и тогда марево спадёт, и я снова начну мыслить ясно и понятно, и открою глаза, и досмотрю фильм…

Но… Сашины руки легли мне на бёдра… И… Я понимала разумом, что происходит, но моё горящее тело предало меня. Мой голос отказал мне. Если бы я сказала нет, если бы я хотя бы прошептала нет, я знаю, всё было бы не так…

Меня отрезвила лишь боль. Дикая внезапная боль, до искр перед глазами, до целого звездопада в кружащейся в призрачном вальсе мутной тьме…

глава 28

Ира

- Прости, прости, прости… - он целует мои ноги, стоя на коленях передо мной.

Не хочу прощать. Ничего не хочу. Я встаю, вытираюсь его казённым вафельным полотенцем. Ай! Больно…

- Ирочка… Ирочка… Пойдём в ЗАГС прямо завтра?

Не хочу отвечать. Не хочу разговаривать. Молча натягиваю джинсы, одёргиваю кофту. Ай! Идти больно! Ну, не совсем больно. Некомфортно. Ау…

- Ира, Ирочка… Я люблю тебя… Я обожаю тебя… Пожалуйста… Выходи за меня…

- Дай пройти…

- Я провожу…

Сначала хочу отказать. А потом… А вдруг меня увидит Толя? Как я иду, еле переставляя ноги. С мужского этажа! Толя. Это он во всём виноват! Ненавижу его.

Мы идём в обнимку. Потому что Саша фактически чуть ли не несёт меня. Нам не встречается никто. Поздно…

Потом я иду в душ. Опять с помощью Саши. Он ждёт меня под дверью. И опять провожает до моей комнаты.

- Пара дней и всё пройдёт, - говорит он мне на ухо, обнимая около моей двери.

Пройдёт. Что пройдёт? Уже ничего не будет как раньше. Ничего.

Потом, уже у себя, я долго-долго плачу в подушку, затыкая себе рот, чтобы не разбудить девчонок…

глава 29

Несколько лет спустя…

Ира

- Слууушай, Свет… Какой мальчик симпотный…

- А, это. Так это Сашка Стрельников с нашего потока…

- Ой, а ты его что, знаешь?!

- Ну как, знаю… Знакома, в принципе.

- Ой, Свет! Пошли, подойдём!

- Зачем это? Клеить, что ли, собралась?

- Ну а чего такого? Он же неженатый у вас? Не, ну это понятно, что девок вагон у такого. Но ведь неженатый же, да, Свет?

- Неженааатый… Хи-хи…

- Ну так пойдём! Подойдём. Ты у него спросишь чё-нить, какая пара у вас счас, к примеру. А, Свет?

- Не выйдет у тебя ничё, Танюх, даже время не трать.

- Здрасте. Это почему это?

- Потому это. Он у нас как на ПО ещё влюбился в Ирку Горину, так всё. Никого больше в упор не видит.

- А кто это, Ирка Горина?

- А это которая на Софи Лорен чем-то смахивает.

- Аааа… Тогда да… Хм… Блин…

- Так что, умойся, Танюх.

- Ну да… Против этой Ирки даже я не потяну…

- Это ты её ещё не видела, когда она на первом курсе была. Ты же к нам недавно перевелась… На первом курсе она была вообще… Просто вообще… Сейчас-то, конечно, старенькая уже…

- Это да. Старенькая… А Сашка ваш, говоришь, прям влюбился…

- Не то слово, Таньк, ты что… Он прям от неё это вообще как тащится… Так что. Так что мы свои губки ещё на ПО насчёт него закатали…

- Так чё ж он не женится тогда на ней?

- Это не он не женится. Это она не соглашается!

- Во как… И он всё равно…

- Да всё равно не то слово…

- А у неё есть кто-нибудь?

- Вроде нету. Но так я без понятия, конечно. Она ж с другого курса. Но вообще, девчонки с их курса говорили как-то, что ещё на первом курсе был у неё один старшекурсник. Там точно любовь-морковь была. Но с тем, как я поняла, они только нервы друг другу трепали.

Ну, а потом наш Сашка нарисовался. Вроде там даже драки были с тем, который старшекурсник. Но толком никто не знает. За драку же, сама знаешь, можно и отчалить из института. В общем, не знаю. Да и тот парень окончил институт давно. А Сашка наш всё страдает.

- Даа… Но вообще, я тебе скажу, довыбирается эта Ирка. Ещё год, два, и кому она нужна-то будет? Сейчас-то уже старенькая…

Старенькая. Старенькая. Старенькая. Довыбирается… Я смотрю вслед каким-то девчонкам, что так бесцеремонно только что обсуждали меня.

Старенькая. Старушка… Вот и я подпала под это жестокое определение. Ну да. Пятый курс. Чего же я хотела…

Многие наши девочки уже вышли замуж. Некоторые уже беременные, гордо ходят с налитыми упругими животиками. А я… А я нет. Я не замужем. И я уже по сравнению с сегодняшними первокурсницами старенькая. Так и есть…

Да ко мне уже и не подходят наши ребята, вдруг понимаю я. Потому что все уже давно нашли себе девушек. А у меня остался только Саша. Да, он любит меня. Можно сказать, не отходит от меня. И зовёт, зовёт в свой ЗАГC…

У меня толпа поклонников была за это время. Я даже не всех помню. Но ни один почему-то не затронул меня. Ни один. Ни с кем не захотелось даже поцеловаться ни разу. Не знаю, почему. Просто не хотелось и всё. Только Саше разрешаю иногда меня поцеловать. И всё. Больше ничего. Не знаю, как он свои проблемы решает. К пэтэушницам, наверное, бегает. Мне всё равно.

А Толю я забыла давно. И вспоминать о нём не хочу. Потому что до сих пор больно. Хотя сейчас я, конечно, отчасти понимаю, что та девчонка для разрядки была, ничего другого. Толя потом, уже после всего, пытался несколько раз поговорить со мной… Объяснить… Но нет. Я специально при нём с Сашей ходила. Смеялась. Обнимать себя давала…

Ну, в общем, так как-то всё и закончилось. Толя перестал подходить ко мне, когда видел… А потом он закончил институт… В общем, всё закончилось.

А Саша остался. Я, в принципе, привыкла к нему. Если сравнивать с другими ребятами, даже с москвичами, то Саша всё равно более лучший вариант. С ним хотя бы показаться нигде не стыдно. И язык у него подвешен. Смешит меня всё время, что-нибудь интересное рассказывает…

Ой, а москвичи эти на самом деле вовсе не лучший вариант для замужества. Даже далеко не лучший. У нас одна девочка вышла замуж за такого, так ноет и стонет от свекрови. Ой, да, я даже не представляю себе, как это, в одной квартире с какой-то чужой тёткой жить. Которая тебе ещё и указывать будет, чего и как тебе делать. Ужас. Ну уж нет.

Так что да. Лучше Саши я за все эти годы не встретила. И пятый курс… Ох, уже! Уже пятый курс! Как же быстро, как же быстро пролетело время! Ну почему так…

глава 30

Ира.

- Меня тошнит уже от каши твоей, Саша! – ах, как же меня всё раздражает!

Ах, как же меня тошнит всё время… Но Саша не обижается, готовит для меня, потом ещё и посуду моет. В общем, всё делает…

Я забеременела почти сразу после нашей свадьбы… Ах, какая же жуткая вещь этот токсикоз, ох…

- Ирочка, ну ты же должна хоть что-то кушать. Чего ты хочешь, моя маленькая?

Какая-то девчонка завистливо хмыкает, наблюдая, как Саша хлопочет надо мной на нашей общажной кухне, словно курица над цыплёнком.

Ну да. Саша, он ничего. Ох, ну как же тошнит… Один плюс, от секса отдохну хоть чуть-чуть… Ну да, Саша, он как голодный просто с этим сексом. Мне кажется, ему ничего в жизни не надо, а только спать, спать и спать со мной.

Нет, ничего такого сказать не могу. Он всё нормально делает… Возбудить меня старается… И, в принципе, мне с ним нормально. Даже жаль, что так долго не решалась… Но… Да слишком это как-то много! Ну сколько можно, правда! И по ночам не спим совсем, и днём ещё иногда…

Нет, когда первые раза два, то приятно даже… Блин. Но вообще-то сколько можно?! И да, что такое оргазм, я так и не знаю. Понятия не имею. Ничего такого, чтобы улетать к звёздам, и чтобы сладкие вихри, и чтобы забывать обо всём на свете… Нет, ничего такого… Просто приятно.

То есть сказать, что это такое прямо удовольствие, лучше которого и быть не может… Да нет, конечно. Обычно всё… Так что врут, наверное, все насчёт всего этого… Врут…

- О чёрт! – ха, опять у Саши молоко убежало… А нечего стоять рядом со мной и целовать в макушку! Не отлипает от меня. Как приклеенный…

- Не хочу я кашу твою, Саша! Съезди, купи лучше… Ну, хоть колбаски…

Как же плохо здесь, в Москве, со снабжением… За всем приходится в очереди стоять. И это ещё хорошо, если очередь есть. Если народ стоит, значит, дают чего-то хорошее. За всем очереди, просто за всем…

Но мне в этом плане хорошо. У меня Саша за всем стоит. Да он и до свадьбы точно так же. Всегда для меня продукты приносил. Даже красную икру доставал где-то! А ещё паштет импортный… И кур болгарских… Он, Саша, конечно, как помешан на мне просто. Но чего удивительного? Я же красивая. Как фея, как Саша говорит. Он меня так и зовёт, когда мы одни – фея…

Вот не знаю… Ребёнок будет, а я этого как-то и осознать не могу… Как это будет всё… Мама поможет, конечно. Я рожать домой поеду, в Ригу…

Саша не хочет, чтобы я уезжала. Говорит, что просто умрёт без меня. Ничего, не умрёт… Доучится, защитит диплом и приедет ко мне в Ригу. Сам Саша, конечно, не очень хочет после института в Ригу. Предлагает к нему домой поехать, в Воронеж. Ну вот ещё, что я там не видела. Если уж в Москве ничего нет, то что тогда в Воронеже…

Опять же, жить с его родителями… Нет, не хочу. К нам поедем, в Ригу. Устроимся на самое престижное предприятие… Конечно, на самое престижное, мы же будем после столичного вуза! Это не какой-то там рижский политех! Думаю, нам и квартиру быстро дадут… Папа свои связи поднимет… Будем по выходным на взморье ездить… В Домский собор ходить орган слушать… Всё будет хорошо…

Ах, но как всё же жаль, что мне так и не встретился достойный москвич… Достойный моей красоты… Дааа, был бы Саша ещё и москвичом, цены бы ему не было… Жалко, жалко уезжать из Москвы… Хотя здесь и нет толком ничего в магазинах… Всё равно жаль!

Мы с Сашей в Большой театр несколько раз ходили… Не знаю, как он смог билеты достать… Ах, я так полюбила просто гулять по Москве… Ну почему?! Почему одним так повезло, что они родились в Москве, а другим нет?!

Ах, как же хорошо, как весело было учиться… Перебирать поклонников, думая, что так и будет долго-долго. Ездить в студенческие лагеря. Даже в стройотряд один раз. Ходить в кружки в нашем студенческом доме культуры. Ах, и везде, везде я была самая красивая! Кому же ещё жить в этом прекрасном, несмотря ни на что, городе, как не мне?

Ходить по проспектам, цокая каблучками. И люди пусть смотрят мне вслед, думая, ах, какая же красивая девочка… Девочка… Уже молодая женщина. Ужас…

И всё же как жаль, что мне так и не встретился достойный меня москвич с отдельной квартирой… Хотя… Вряд ли такое возможно, чтобы у молодого парня уже была отдельная квартира… Наверняка пришлось бы жить опять с чужими тёткой и дядькой, родителями этого мифического москвича… Так что лучше уж мой Саша…

глава 31

Ира

- Я скоро к тебе приеду.

- Я буду ждать… - Саша целует меня, целует… А я, наверное, первый раз с жаром отвечаю ему.

Мы стоим около моего вагона поезда «Москва – Рига» и не можем оторваться друг от друга. Ах, почему я только сейчас понимаю, как я привыкла к нему, каким он стал родным мне. Он красивый, высокий, такой весь мой!

Ах, как не хочется вдруг уезжать, как хочется плюнуть на всё и остаться! Ах, если бы Саша сказал вдруг, останься… Я бы спрыгнула со ступенек поезда прямо в его объятия… Но нет, как же мы будем… А в Риге мама уже договорилась со знакомыми, меня возьмут в самый лучший роддом и даже приложат ребёнка сразу к груди, как только он родится!

Да, да, я знаю, прикладывают ребёнка к груди только по блату! Просто когда идёт поток рожениц, то никто с ними не заморачивается, родила и будь здорова. Я знаю, наши девочки рассказывали, кто уже родил.

И потом, как я буду одна с ребёнком? Я ведь даже не знаю, как его толком брать. Саша ведь постоянно то на учёбе, то на работе. И я, получается, буду одна. Ой, нет, я боюсь даже. Вдруг сделаю что-нибудь не так! А мама всё знает, мама поможет во всём.

И потом, у нас дома есть стиральная машинка, а в общаге её нет. И пеленки сушить тоже толком негде. А грудью кормить. Вдруг мастит? Или ещё что-нибудь. Как я буду? А мама поможет мне во всём. Так что, конечно, я права, что настояла на отъезде. Это правильно.

Я главная в нашей семье. У нас всё так, как я хочу. Саша во всём и всегда идёт мне навстречу. Это здорово. Но иногда мне хочется, чтобы он настоял на своём, хочется подчиниться в чём-нибудь.

- Я буду скучать. Приезжай скорее, - говорю я Саше.

- Приеду, - не отрывает от меня глаз он. Так смотрит… Хотя я сейчас такая, ужас просто. Толстая, неповоротливая, с опухшим лицом. Но он всё равно смотрит на меня как на самую прекрасную женщину на земле…

Поезд трогается. Сначала тихонько, а потом всё убыстряя ход… Я смотрю в окно на своего мужа. Саша идёт за поездом, потом бежит… Мне становится одиноко и грустно. Хочу к нему! Хочу к Саше!

Пам-па-рам… Пам-па-рам… Стучат, стучат колёса… Мелькают, мелькают за окном дома, перелески, опять дома… Так же и моя московская жизнь промелькнула яркими красками. Сколько всего было… И как быстро всё прошло… Весёлые студенческие годы, учёба, театры, дискотеки, шумные компании… Диплом…

Ох, как же тяжело мне дался диплом! Хотелось спать и гулять на свежем воздухе, а не корпеть над чертежами и расчётами. Если бы не Саша. Саша чертил для меня ночами. А ещё подрабатывал на двух работах, чтобы я ни в чём не нуждалась. Хотел сам меня всем обеспечивать.

А про те деньги, что присылали мне родители, Саша сказал, чтобы я клала на книжку. Что то, что моё, это моё. А то, что Сашино, то наше… Вот такой Саша. Ах, мне завидуют все девчонки! Всё хорошо… Рожу ребёнка… Очень удачно получилось, что я успела защитить диплом…

Ах, у меня диплом московского вуза! Здорово. И у Саша будет. Так что все дороги перед нами открыты, ведь образование это самое важное! Поживём в Риге. Отработаем три года после института. Нам дадут квартиру как молодой семье. А там посмотрим. Может, и поменяемся на Москву. А что? Если с доплатой, то можно попробовать, почему бы и нет… Ах, как это здорово, когда перед тобой открыты все дороги!

глава 32

Спустя некоторое время…

Ира.

- Ирочка, Ирочка… Доченька, пора Артёмку кормить… - ааа… ааах… как же я хочу спать! Как же я хочу выспаться хоть раз!

Ааах… Артёмка… Маленький, смешной и сладкий… Так чмокает смешно. Чмок-чмок… У нас с Сашей родился Артёмка! Как здорово. Но как же тяжело всё время не спать. Артёмка кричит постоянно. Мама говорит, что это газики. Никак не включится нормально животик.

Ох, ещё и молока у меня мало. Поэтому я постоянно кормлю, каждый час почти. Мы с мамой уже сбились с ног. А ещё пелёнки, подгузники… Просто счастье, что у нас есть хорошая машинка. Как бы мы с Сашей справлялись в общаге, даже представить не могу…

Саша… Саша разрывается между Москвой и Ригой. Приезжает к нам… Не отходит от Артёмки… Ласкает меня ночами… Целует меня везде. И даже там… Его руки скользят и скользят по моему телу… Так приятно… Приятно, но… Да не существует оргазма этого никакого! Ложь это, ничего другого… Есть только приятно и очень приятно, это я могу утверждать с полным правом, как солидная замужняя женщина, да…

Ах… Всё хорошо… А будет ещё лучше… Вот закончит Саша институт, приедет… И тогда и с Артёмкой будет попроще, ах, тогда я уж точно смогу наконец-то высыпаться!

О, папа пришёл… Что-то рано…

- Ух ты ж, наш маленький! Антидепрессантик ты наш! – папа носит на руках Артёмку, кружится с ним неспешно…

- Почему ты говоришь «антидепрессантик», пап? У нас же всё хорошо…

- У нас-то хорошо, доченька… У нас-то хорошо. А вот в стране политическая обстановка не очень.

- О чём ты, пап? Какая ещё обстановка?

- Не забивай Ирочке голову этими бреднями, Герман. Ей нельзя никаких волнений сейчас. И так молока мало.

- Если бы бреднями, Лилечка. Если бы…

Мама с папой ещё говорят о чём-то, о чём-то, что мне мало интересно. Ну что, что такого может произойти в нашем Советском Союзе? Ничего. А если что-то такое и произойдёт, то наша милиция со всем разберётся. Наша коммунистическая партия не допустит ничего, что нарушило бы мирное течение нашей жизни. Такой удобной, такой хорошей… Так что я лучше посплю… Ааах…

***

Спустя некоторое время…

- Ну что, в нашем полку прибыло! Ещё один дипломированный инженер в нашей семье! Выпьем, ребята, чтобы всё у нас было хорошо! Отдохни, Сашок, чуток, осмотрись. У нас в Риге предприятий много, выбирай на вкус. Ты ж у нас не абы кто, а выпускник московского вуза…

- Ой, я тоже уже на работу хочу! Что ж, я зря училась, что ли? Мам, ты же посидишь с Артёмкой?

- Да зачем тебе-то на работу, доченька? У нас же с тобой, смотри, мужчины какие!

- Ну я хоть попробовать хочу. Показать нашим рижским, какие в Москве инженеры бывают! А не понравится, так брошу. А потом, нам же говорили в институте, что после диплома три года отработать надо, а то диплом недействительным будет. Да, Саш?

- Не совсем, Ирочка. Три года это для тех, у кого распределение. А у нас с тобой получается свободное распределение. Так что твоему диплому ничего не угрожает. И работать тебе действительно необязательно. Только если сама захочешь.

- Захочу, захочу. Немножко.

- Ну, определяйтесь, ребята. Мы со своей стороны поможет всем, чем можем.

- Да я сам устроюсь, Герман Олегович. Похожу, посмотрю. Если и Ирочке понравится, то вместе и устроимся.

- Это ты правильно рассуждаешь, Сашок. Работать лучше вместе. А то, смотри, уведут жену-то, у нас тут, знаешь, латыши-то какие! И глазом моргнуть не успеешь…

- Не уведут… - Саша обнимает меня, прижимает к себе крепко. Да уж, если уж в Москве меня никто не увёл, то уж в нашей-то Риге… В нашей знакомой, спокойной, немного скучной и такой предсказуемой Риге…

***

Спустя некоторое время…

- Нет, в Вашем районе прописка приостановлена…

- Как это, приостановлена? Мне нужно мужа прописать, я имею полное право.

- Право она имеет. Не положено. Приостановлено.

- А Вы почему так разговариваете? Вы по закону обязаны прописать мужа к жене.

- Через неделю приходите. Следующий! Обязаны. Учить она меня тут будет…

***

- Ничего не понимаю, мам. А без прописки Сашу на работу не возьмут…

- Ох, Ирочка… Непонятно что творится… В городе неспокойно. В стране неспокойно. Что же дальше-то будет…

- Ничего, Ирочка, прорвёмся. Ну поработаю пару месяцев грузчиком, мне не привыкать. А там либо ишак сдохнет, либо эмир помрёт. Не переживай…

***

Спустя некоторое время.

- Всё. Латвия вышла из состава СССР.

Мы, замерев, смотрим друг на друга. Латвия больше не в СССР? А как же… Как же мы теперь будем…

***
- Папа, папочка, что с тобой?!

- Герман! Что?! Что случилось?

- То, что и должно было, Лилечка. Наши войска выводят из Латвии. Из Риги. Я теперь безработный, Лилечка…

глава 33

Александр

- Я, советский офицер, теперь живу в стране, которая держит курс в НАТО. В НАТО, Сашок! Эх…

Даа, блин, обстановочка в этой Риге не очень, конечно. Мало того, что теперь тесть из уважаемого человека вдруг превратился чуть ли не во врага народа, латышского народа, так ещё и вся наша семья оказалась за гранью бедности. Те деньги, что были накоплены, обесценились в момент, а то, что зарабатываем мы с тестем…

То, что зарабатываем мы с тестем, перебиваясь на разовых работах… Это даже заработком не назовёшь. Меня никуда не берут потому, что нет прописки, ну а на тесте как клеймо – военный, то есть оккупант по-ихнему, по-латышски.

Латыши, конечно, здорово здесь русских ненавидят, просто истово как-то. Демонстрации устаивают со слоганами: «Русские, вон из Латвии!», «Латвия для латышей!» Приватизацию объявили. Только приватизация эта не для всех, а только для граждан. А вся Ирочкина семья оказалась не гражданами. То есть им так и выдали паспорта, где чётко написано: негражданин Латвии. Это надо ж, а, ёпрст. Негражданин. Со всеми вытекающими. В частности, свою квартиру Ирочкина семья обязана отдать нуждающимся в улучшении жилищных условий латышам, во как. Положительного здесь только то, что таких, как Ирочкина семья, оказалось много, чуть ли не пол-Риги.

После первого шока народ объединился, подал коллективный иск в суд. Сначала, понятно, в городской суд Риги, где судья злорадно иск не удовлетворила, более того, повелела жильё освободить.

Тёща после этого суда, конечно, в истерике билась, тесть глушил самогон, а мы с Ирочкой и Артёмкой пошли на реку, на Даугаву. Артёмка камешки в воду бросал, а мы с Ирочкой сидели, обнявшись, и просто молчали. Говорить было не о чем. Слишком уж известие это было… Шок, короче, был.

Ирочка почему-то больше всего жалела своё пианино, которое достанется неизвестному нуждающемуся в улучшении латышу… А я радовался, что в моём Воронеже никто и никогда не выселит мою семью из нашей хрущёвки. И что нам с Ирочкой и Артёмкой хотя бы есть, куда податься. А вот что будут делать другие люди, которых из благоустроенных квартир попросят на улицу…

Теперь, кстати, понятно, почему тётка в паспортном столе наотрез отказывалась меня прописать. Уже тогда знала эта пожилая латышка, что будет вот эта вся буча. Откуда? Тесть объясняет это одной фразой: два латыша это три партии.

То есть если видишь вместе хотя бы двоих о чём-то мирно беседующих латышей, то знай, на твоих глазах, возможно, рождаются как минимум три партии, во как. Причём, секретность у них на уровне. То есть все латыши что-то знают, и ни один из них чужому не проговорится. Сплочённый народ и скрытный. Теперь вот против русских сплотился.

Хотя чего теперь-то против них сплачиваться, спрашивается. Свободу латыши себе от Советского Союза отвоевали. Теперь независимая Латвия. Хотя от чего свободу? Как говорит тесть, свободу от экономического благосостояния, что ли?

Ну да, тестя хлебом не корми, дай о политике порассуждать. Как заведёт свою шарманку, так хоть из дома беги. Кто теперь у них эти шпроты покупать будет? Во, это риторический тестев вопрос. Со шпротами этими у тестя вообще отдельная история вышла.

Устроился он вроде как раз по этой части, бухгалтером в местную рыболовную артель. Рад был страшно. Ну да, это ж не вагоны разгружать, сиди себе, бумажонки перекладывай…

глава 34

Александр

Ну так вот, устроился тесть мой в рыболовную артель, бухгалтером, как раз по части этих самых шпрот, рыбёшкам хвосты считать, как горько шутил сам тесть. Ну да, окончить военную академию, дослужиться до подполковника, а потом податься в бухгалтера за мизерную зарплату… И это после более чем приличного оклада и прочих благ…

Пессимизм тестя понять, конечно, можно. Ну да ладно. Устроился и устроился. День работает, два, третий. Привыкать уже начал. И тут как-то раз в самый разгар рабочего дня вдруг буквально влетает к нему в кабинетик женщина, латышка. И как начинает на тестя волну гнать. Что, мол, руки у тестя в крови, что он убийца и всё такое прочее в том же духе.

Орала эта женщина так, что сбежался послушать весь их небольшой коллектив. Причём все слушали молча, и хоть бы один за тестя вступился. Ну, коллектив же латышский, они все один за всех и все за одного. Тесть, кстати, вспомнил потом эту женщину. Она у них в части уборщицей работала. Была тише воды, ниже травы, тесть её и не замечал никогда. А она, вишь ты, вспомнила, узнала.

В общем, с работы в тот день тесть как оплёванный пришёл. А вскоре его вообще оттуда попросили. По просьбе трудящихся, коллектива, то есть. Вот такие дела.

Вообще теперь те латыши, с которыми у моих были вполне хорошие добрососедские отношения, вдруг резко перестали здороваться. А при встречах смотрят на моих свысока и как-то так, словно мои тесть с тёщей им что-то должны. По этому поводу тёща особенно расстраивается, даже всплакнуть может иной раз.

У них соседка есть, бывшая тёщина типа подружки, тётя Дайна, как её Ирочка зовёт. Так если раньше эта тётя Дайна и дня не могла прожить, чтобы с тёщей новости не перетереть, то теперь ходит гордо и в сторону тёщи моей даже и не смотрит.

Ну, и другие тётки, которые латышки, мою тёщу напрочь игнорировать стали. Хотя раньше, говорят, даже праздники вместе семьями отмечали, на пикники на Даугаву ходили. То есть не было различий никаких, кто русский, кто латыш, кто еврей, кто ещё какой национальности. Жили все мирно и спокойно.

Во дворах, Ирочка рассказывает, до поздней ночи дети бегали, играли, орали, и никому и в голову не приходило различать, кто есть кто. А теперь, оказывается, все латыши на самом-то деле всегда чётко знали и различали, кто какой национальности есть. И втайне не любили, да что там, не любили, а истово ненавидели всех русских! У моих это до сих пор в головах не укладывается. Тёща плачет от обиды, а тесть её утешает этим своим слоганом, про двух латышей и три партии…

И, кстати, во дворах дети больше толпами не бегают. И на улицах рижских народу не особо, по вечерам вообще никого. Ирочка говорит, раньше такого точно не было. Рига всегда оживлённая была и весёлая.

В общем, обстановка та ещё, не сказать, что оптимистичная. Единственное светлое пятно было, это когда наши суд выиграли. Дошли, кстати, аж до Страсбурга. Тёща моя, кстати, в инициативной группе была.

Даа… Выцарапали-таки квартиры свои в международном суде, выцарапали. Как тесть выразился, из глотки вытащили. Тут же и на приватизацию подали, пока латыши ещё чего-нибудь не учудили. Собирались у нас тогда самые активные участники, праздновали свою победу. Песни пели. Про подмосковные вечера, про русское поле, даже гимн Советского Союза…

Правда, пели недолго. Потому что сначала соседские латыши по батареям стучать начали, а потом вообще полицию вызвали. Так всей нашей компании чуть было нарушение общественного порядка не пришили. Так что песни мы потом шёпотом пели.

В общем, праздник со слезами на глазах вышел, причём в буквальном смысле. Тётки плакали от всех обид, а мужики их утешали, как могли. Вот так как-то.

Но и это ещё не главное. Главное лично для меня совсем другое…

глава 35

Александр

Дааа. Блин. Главное для меня вовсе не то, как латыши относятся к русским, вовсе не это. Лично мне это вообще по барабану. Не знаю, чего тесть с тёщей так переживают по этому поводу. Открытие для них прямо, оё-ёй, латыши не любят русских. Да ё моё, это вообще-то весь Советский Союз знал, что в Прибалтике русских не любят.

У нас даже в институте как-то раз девчонки из группы поехали на экскурсию, правда, не в Ригу, а, вроде, в Вильнюс, что ли, не помню точно, в общем, в Прибалтику. Да какая, к чертям, разница. Так вот, зашли девки наши в магаз парфюмерный, скупиться всем таким, чего в Москве не было. Ну и столпились около прилавков своей стайкой галдящей.

Набирали, конечно, и себе, и подружкам. Ну, а как ещё? Так в этом магазе местные прибалтийские тётки на девок наших прямо змеями шипели! С такой злобой, будто девки наши у них всех родственников порешили. Как будто наши девки виноваты были, что в Москве нет ничё, а здесь, в Прибалтике, есть.

Я рассказал своим-то случай этот, чтобы глаза им раскрыть хоть как-то. Ну, и чтобы обстановку разрядить заодно. Так что вы думаете? Тёща на меня вылупилась так высокомерно, да и говорит, что, мол, Саша, конечно, девки эти твои, значит, вели себя некультурно. А вот, мол, если бы девки, например, насчёт памятников архитектуры спросили бы, или ещё там чего-нибудь подобное, то, мол, местные жительницы им бы с радостью рассказали бы.

Да ёпрст! Какие на хрен памятники, если у одних изобилие, блин, а других пустые полки? И что, наши девки вместо магазов должны были по музеям ходить? Они и ходили потом, когда деньги кончились.

И ещё что меня прямо-таки поражает, что в тесте с тёщей, что даже в Ирочке. Ну, плохо вам здесь, разочарование постигло и прочее. Ну так продайте вы квартиру свою, улучшенной планировки, ё моё, да и купите взамен жильё в России. Хоть в том же Воронеже. Там и мама моя с Артёмкой бы помогла, и все мы себя людьми бы чувствовали, а не негражданами, блинский блин.

Так на это моё вполне разумное предложение реакция у моей новой семьи была ну просто взрывная, иначе не скажешь. «Как, уехать из Риги?! В Воронеж?! Ты в своём уме, Саша?! Ну, если бы в Москву, мы бы ещё подумали, а в Воронеж…»

В Москву, блин. Для Москвы должно быть пять таких квартир, тогда бы, может, и хватило на московскую двушку. Да ещё они бы и думали… Слов цензурных не хватает, честное слово. Как этих людей понять, я не знаю.

И как дальше в этой Риге жить, я тоже не знаю. Потому что постепенно перестаю я себя здесь мужиком чувствовать, мужиком, который любимую жену обеспечить может всем, что ей хочется. Не могу я здесь свою любимую обеспечить не то, что всем, что ей хочется, а и вообще, можно сказать, ничем.

Одна отрада это ночи наши. Когда уснёт наконец Артёмка… Когда угомонятся тесть с тёщей со своим телевизором… Вот тогда наступает и наше время. Но и оно, наше время это, омрачено страхом Ирочки забеременеть. Чёрт побери, я даже на презервативы нормальные здесь заработать не могу!

Хотя сейчас начали наконец продавать нормальные, импортные, от которых не больно нигде моей нежной фее. Но стоят они… Или лишнее яблоко Артёмке купи, или презики. Блин. Унизительно мне именно вот это, бедность наша, а вовсе не взгляды свысока латышей этих. Что они мне? Они мне по фигу. Пусть смотрят, как хотят.

А вот то, что мой сын будет расти в такой токсичной обстановке, мне уже не по фигу. А если русские школы вообще запретят? Что тогда? Мой Артёмка должен неучем быть? А начинаю речь про это со своими заводить, так только и слышу в ответ, ты что, мол, Саша, в Латвии процент русскоязычных, знаешь, какой? Да знаю я, знаю.

И что с того, с процента этого? Запросто всё, что угодно может быть. Или русские школы вообще запретят, или такое там образование давать будут, что лучше бы и вовсе ничему не учили. Но моим бесполезно говорить всё это. Тестю особенно. Как заладит своё, про то, что всё утрясётся, что Рига это всё-таки Европа, не то, что какой-то там Воронеж…

Что в Европе к правам человека относятся будь здоров как, и что Рига это столица европейской страны теперь, как ни крути… Поэтому и в Риге, и в Латвии в целом все права каждого будут соблюдены… Просто нужно время… Ну, и прочий всякий подобный бред.

В общем, верят тесть с тёщей, что всё наладится и станет если не по-прежнему, то вполне терпимо. Что в случае чего всегда можно и в международный суд по правам человека подать. И что суд рассудит, и останутся русские школы, и учить в тех школах будут не хуже, чем в латышских, и прочая, прочая лабуда.

Да не наладится ничего! Всё так и будет идти и продвигаться от плохого к худшему. Почему мне это ясно видно, а моим нет? Не знаю. И как жить дальше, тоже не знаю…

Эх, взять бы Артёмку и махнуть из этой Риги в свой Воронеж. Бегал бы, играл бы мой Артёмка с такими же пацанятами в нашем дворе, и никто никогда не попрекнул бы моего сына тем, что он говорит и думает на русском языке.

Если бы не Ирочка, так бы и сделал. Но против Ирочки не могу я идти. Всё она для меня.
Вот и живу в этой постылой Риге, вкалываю на трёх работах за копеечную зарплату, терплю житьё в примаках в тестевой квартире и никакого дальнейшего просвета в упор не вижу.

Вот такие вот пироги. С котятами…

глава 36

Ира.

- Для неграждан вакансий инженерно-технических работников у нас нет…

- Для неграждан вакансий школьных учителей математики у нас нет…

- Для неграждан вакансий бухгалтеров у нас нет…

- Для неграждан в нашем центре вакансий нет…

- Для неграждан вакансий нет…

- Негражданин? Нет…

- Вакансий нет… Нет… Нет…

Я скоро сойду с ума. Везде кто только не требуется, но… Но для неграждан вакансий нет, нет, нет! А деньги нужны! На одного только Артёмку сколько уходит… Он растёт не по дням, а по часам. Нам бы радоваться, а я всякий раз думаю, откуда деньги взять. И кормить его нужно только самыми лучшими продуктами, он же растёт. И игрушки не хуже, чем у других. А это деньги, деньги, деньги…

Я физически чувствую, как тяжёлым камнем прижимает меня к земле безысходность. Какое страшное чувство. Неужели прав Саша, и дальше будет только хуже?

«Чемодан, вокзал, Россия!», «Русский! Клади больше, кидай дальше! Это твоё будущее!», «Будущее русских в нашей стране – смотрите очередную серию фильма «Рабы в Португалии!» Плакаты, плакаты, плакаты… Ими завешены все улицы Риги… Что же это… И разве может быть ещё хуже, как говорит Саша?

Саша считает, что всё то, что происходит сейчас, это ещё цветочки. А ягодки впереди… Не может быть хуже, не может… Некуда хуже. А уехать в Сашин Воронеж… Ох, ну это даже не смешно. После Риги в Воронеж… Дичь, просто дичь. Я не смогу там жить, я просто умру.

Здесь хотя бы красивый древний город, море и сосны. Европа… И у нас всё же относительно спокойно. Такого разгула преступности, как в других местах, у нас всё-таки нет. Девочки пишут, что у Нельки из нашей группы, например, мужа убили. Тот организовал какой-то кооператив, ну и перешёл кому-то дорогу. Вот так вот.

Так что Саша тоже многого не учитывает, когда заводит речь о переезде. Вот как он это вообще себе представляет, мы продадим квартиру и с кучей денег поедем в его Воронеж?! Ага, чтобы нас там же и грохнули всех разом местные бандиты. Ну уж нет. Но Саше не объяснишь ничего. Мы с ним сейчас словно на разных языках говорим.

И потом, не может так продолжаться бесконечно. Латыши поймут, образумятся. Мы же так долго жили бок о бок, жили мирно, весело и хорошо. Нужно просто перетерпеть. Перетерпеть до лучших времён, вот и всё. И найти наконец работу. Уже любую. Потому что денег не хватает катастрофически. Я устала, я так устала считать каждый лат!

И Саша… Саша старается, я вижу. Но все те работы, которые он находит, не приносят почти ничего. Я понимаю, что Саша не виноват ни в чём, понимаю. Но невольное раздражение глухой волной поднимается иногда во мне. Особенно когда я вижу новые магазины, появляющиеся в Риге как грибы после дождя.

Одежда, косметика, средства для ухода за кожей. Ах, я могу только смотреть на витрины. Но ведь кто-то же покупает всё это! И выходят из новеньких вращающихся дверей весёлые и довольные люди. И переговариваются между собой в том числе и на русском языке!

Значит, можно, можно зарабатывать и здесь! Почему же у Саши не выходит? Почему я вынуждена искать не просто работу, а любую работу, чтобы прокормить своего ребёнка?! Это неправильно. Так не должно быть. Мужчина должен, обязан нормально обеспечивать свою семью!

Я устало останавливаюсь перед очередной доской объявлений. В местный ДЭЗ требуются инженер, бухгалтер, паспортистка, уборщица… Ну вот же, требуется, требуется инженер! Вот же. И ДЭЗ. Это совсем не престижная работа. Неужели и сюда меня не возьмут?

- Паспорт. Негражданин. Какая инженерная должность? Вы смеётесь? Русским негражданам мы можем предложить только место уборщицы. Ну и что, что диплом. Русским не место на инженерных должностях, пора бы уже усвоить. Ну что, уборщицей пойдёте? Два раза предлагать не буду. Откажитесь, больше в наше учреждение можете не заходить…

***

- Мам… Мне только уборщицей предлагают… В соседнем ДЭЗе… Нет, мам, ты что! Не надо тебе, ты там вообще свалишься. Вон, как папа… Ну да, только Саша у нас работник остался. Ну что ты говоришь, мам? Почему толку никакого? Приносит же что-то… Ну, мам, это в тебе тёща просыпается!

Ничего Саша не проедает всё то, что зарабатывает! А что же, ему теперь не есть ничего? Тогда он тоже свалится с папой на пару… Ну не плачь, мам. Всё наладится… Да ничего такого страшного, ты же сама меня учила, что любой труд нужно уважать. Помнишь, ещё плакаты везде висели «Уважайте труд уборщиц!» Ха-ха-ха! Да не плачу я, мам, не плачу. Смешно просто. До слёз…

***

Один пролёт. Другой. Мои руки в жёлтых резиновых перчатках отжимают грязную тряпку. Ох. Я не выдержу так долго. Мне унизительно. Мне тяжело. Мне горько. Хочется взять это ведро с грязной водой и вылить его на противную латышку из отдела кадров. Прямо ей на голову. Ненавижу. Ненавижу всех латышей вместе взятых. Всё ненавижу.

Жизнь такую свою ненавижу. Сашу ненавижу. Зачем, зачем он таскался за мной с этой женитьбой? Может, если ли бы я не вышла за него замуж, я ещё успела бы найти себе москвича. Или поступила бы в аспирантуру и осталась бы в Москве ещё на два года. И нашла бы себе достойного москвича, нашла бы! Ах, жила бы сейчас в Москве, работала бы в НИИ, сидела бы в тепле и чистоте, не замечала бы этих уборщиц, не различала бы их лиц…

Чьи-то начищенные чёрные ботинки останавливаются прямо около меня.

- Ну, привет, первая красавица школы, - слышу я… - Не ожидал, не ожидал… - продолжает обладатель начищенных ботинок.

Душная краска заливает меня. Любой труд почётен, любой труд почётен, любой труд почётен, повторяю я про себя как мантру. И медленно поднимаю голову…

глава 37

Ира

Передо мной Улдис. Всё та же тёмная чёлка спадает на глаза. Всё те же глаза стального цвета. Он всё тот же. И совсем другой. Он стал совсем взрослым, Улдис. Уже не симпатичный мальчик из соседней школы, а уверенный в себе молодой мужчина. Красивый. Представительный такой.

Стрелки на брюках отглажены так, что, наверное, можно порезаться. Белоснежная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами, из которой выглядывает крепкая загорелая шея. На миг я невольно западаю на ямку в основании его шеи. На серебряном блеске цепочки, что уходит под рубашку.

Наверное, крестик. Он же носит крестик? Мы же с ним одной веры. Или нет? Ах, как же мало я знаю на самом деле о народе, бок о бок с которым прожила всю свою жизнь.

- Что глазками шаришь, Иришка? Отсосать, наверное, хочешь? Я к твоим услугам. Даже заплачу дорого. Очень дорого.

Я вздрагиваю. Вдруг осознаю, что так и сижу на корточках рядом со своим ведром. И моё лицо ровно на уровне его брюк. Там, где прямо на моих глазах появился и растёт, словно длинный порочный воздушный шарик, внушительный бугор.

Я поднимаюсь. Ноги затекли, их покалывает мелкими иголками. Только бы не схватило судорогой. У меня бывают судороги в последнее время. Я прислоняюсь к холодной подъездной стенке на всякий случай. Потом не торопясь под насмешливым взглядом Улдиса снимаю резиновые перчатки.

Зачем я их сняла? Пощёчину, для которой замахивается моя рука, можно было бы дать и в перчатке. Моя рука останавливается на полпути. Вовсе не из-за того, что Улдис успел перехватить мою руку. Нет. Я сама опускаю свою руку на полпути.

Потому что Улдис латыш. А я русская. Если он ответит мне тем же, ему абсолютно ничего не будет. Абсолютно. А вот меня могут даже привлечь. Например, за хулиганство. Или выслать из страны. Или ещё что-нибудь. Фантазия латышей не знает границ.

- Молодец, Иришка. Смотрю, ты уже поняла и приняла своё новое место в моей стране. Молодец. Умная девочка. Ты больше ничего не можешь. Я же могу сейчас нагнуть тебя прямо здесь, в этом ссаном подъезде, и вытрахать так, как захочу, и мне ничего не будет. Тебе просто никто не поверит. Да ты даже не сможешь написать заявление в полицию на языке той страны, где живёшь. И где тебе место только в уборщицах. Ведь так?

Так, конечно, так. Я могу ответить ему лишь взглядом, полным бессильной ненависти. Пусть только попробует прикоснуться ко мне. Пусть только попробует…

Серая пелена ярости застилает мне глаза. Красивое холёное лица Улдиса вдруг искажается, его правильные черты лица предстают безобразной маской плохого клоуна перед моим взором. Холодные стальные точки его глаз буравят меня двумя острыми иголками. Он с высокомерным видом вещает ещё что-то, я вижу, как шевелятся его губы, вдруг превратившиеся в два малиновых червяка.

Меня мутит от него. Я не могу дышать одним воздухом с ним. Он делает шаг ко мне, опустив одну руку на бугор в своих брюках. Я слышу, как тяжело он дышит. Совсем как там, в Юрмале, тогда. Тогда, когда солнце в Латвии светило одинаково для всех.

Тошнотворный запах его парфюма окутывает меня, словно могильным саваном. Он совсем близко, он рядом. Сейчас он коснётся меня. Моя ненависть и отвращение вдруг скручиваются клубком где-то в недрах моего тела, стремительно подкатывают к горлу и вырываются наконец наружу фонтаном зеленоватой блевотины.

Вонючая жижа мелкими ручейками неторопливо скатывается по острым стрелкам его брюк, по его руке, зажавшей бугор, оседая на начищенных до зеркального блеска ботинках…

Фонтан забористых ругательств взрывает вязкую тишину подъезда.

- О, как много русских слов ты знаешь, - кривлю губы в насмешливой ухмылке я. – А что, латышский никак не позволяет также красочно выразить свою мысль?

Улдис в бешенстве смотрит на меня. На миг мне кажется, что вот сейчас, сейчас он набросится на меня с кулаками. Но нет. Он быстро берёт себя в руки. Его глаза, только что метавшие раскалённые стальные молнии, вновь холодны, словно сталь на морозе.

Нарочито медленно он достаёт маленький белый прямоугольник и кидает его к моим ногам. Но его рука всё же слегка дрогнула, и прямоугольник падает в моё ведро с грязной водой.

- Это моя визитка. Буду рад повидаться с тобой ещё раз. Иришка… - развернувшись на каблуках, он уходит, насвистывая какой-то мотив.

Нет, не какой-то. «Когда уйдём со школьного двора… Под звуки нестареющего вальса… Учитель нас проводит до угла…»

Подъездная дверь гулко хлопает. Белый прямоугольник в моём ведре плавает, кружась, словно маленький плот. «Генеральный директор…», невольно лезут в глаза золотые буквы на белом фоне. Я зачерпываю воду и топлю бумажонку.

Потом долго умываюсь в подсобке. Потом драю как проклятая этот проклятый подъезд. Физическая работа немного успокаивает меня. Я мою и мою эти бесконечные ступеньки. Один подъезд, другой, третий.

Люди идут мимо, не замечая меня. Ну правильно, кто же обращает внимание на уборщиц? Разве что Улдис. Как он меня узнал? Мне кажется, от меня прежней почти ничего не осталось. Мне кажется, мои глаза потухли, а волосы потускнели. Моя кожа больше не светится, словно драгоценный фарфор.

Конечно, мне уже давно не восемнадцать лет. Я не могу покупать дорогие хорошие средства для ухода за кожей, которые продаются в этих новых красивых магазинах. Я могу только смотреть на них. Всего одна баночка элитного французского крема стоит как несколько моих зарплат.

Да что там крем. Прошли времена, когда мы могли позволить себе кушать всё, что хотим. Теперь полноценно питается у нас только Артёмка. Но я рада и этому. Главное это Артёмка. А я… А моя красота… Для Саша я всё равно красивее всех. Он помешан на мне, Саша. Да и сам он выглядит не лучшим образом. Бедность ещё никого никогда не красила.

Мне кажется, что все мы словно попали в тёмный мутный поток, который несёт и несёт нас куда-то. И из которого не спастись, не выбраться…

глава 38

Ира.

Наконец мой жуткий. Ужасный. Унизительный до предела рабочий день окончен. Наконец. Я складываю в подсобку орудия своего труда, снимаю с себя кошмарный тёмно-синий халат уборщицы, попутно удивившись в который раз, как же умудрился узнать меня Улдис, и, тяжело ступая, направляюсь наконец домой.

Я устала. Просто предельно устала. Это плохая усталость, очень. Вовсе не такая, когда идёшь, не чуя под собой ног, с занятий балетом или современными танцами. Или медленно, с удовольствием возвращаешься домой из бассейна…

Нет. Моё состояние сейчас совсем другое. Настолько кошмарное, что я даже применяю известный психологический приём. Я представляю себе, что это не я бреду тяжёлым некрасивым шагом домой, где лежит больной, сорвавший спину папа, и где изощряется, чем бы накормить Артёмку, невесёлая мама.

Нет, это вовсе не я. Это другая уставшая женщина с посеревшим лицом. А я, красавица Ирочка, самая красивая девочка во всём прекрасном городе Рига, я… Я просто смотрю сверху на уставшую, сгорбившуюся от тяжёлого труда женщину… У которой катятся, катятся по щекам слёзы.

Нет, не помогает мне известный психологический приём, нисколько не помогает. Снова и снова я вспоминаю Улдиса. Он… Он всё-таки изнасиловал меня. Морально. И мысль о том, что это всего лишь месть когда-то отвергнутого мною мужчины, не утешает меня.

Я всё равно чувствую себя использованной. Униженной. Изнасилованной в том самом ссаном подъезде. Изнасилованной не только Улдисом, но и этой работой, которую я стыжусь, которую я ненавижу.

Сквозь пелену слёз я не различаю лиц людей, идущих мимо. Но высокую статную фигуру седовласого мужчины с добрым лицом мой взгляд выхватывает сразу. Это же он! Это он, тот самый знаменитый на всю Ригу математик из латышской школы, когда-то подаривший мне жутко дефицитный задачник Сканави! Это он! Петерис! Слёзы высыхают, и я снова чувствую себя девочкой, с благоговением слушающей знаменитого учителя.

- Здравствуйте! – я буквально подбегаю к нему. – Здравствуйте! Вы меня помните? Вы подарили мне задачник! Он мне очень помог! Я поступила! Я поступила в московский институт! И уже закончила его!

Я не знаю, чего я жду от Петериса. Наверное, того, что он улыбнётся своей доброй мудрой улыбкой и скажет что-то вроде, вот молодец…

- Московский институт? В Москве разве есть институты? – холодно спрашивает меня человек с добрым лицом и седыми висками. – Разве русские способны к обучению? – и проходит мимо, не удостоив меня взглядом…

Я долго стою, застыв, провожая взглядом статную фигуру в сером костюме. Потом разворачиваюсь и иду на реку. На Даугаву. Домой сейчас нельзя. Артёмка может испугаться, увидев выражение моих глаз…

***

Я сижу, обхватив колени руками, у самой воды. Бетонные ступеньки с набережной заходят прямо в воду. Река плещется о них, словно стремясь вырваться на волю и разлиться вдоволь, побежав весёлыми ручейками, заливая дворы и улицы.

Если долго-долго смотреть на Даугаву, то всё зло, накопившееся в тебе, уходит. Медленно, неохотно, но покидает тебя. Петерис. Петерис, честно сказать, меня добил. Даже издёвки Улдиса не сделали мне так больно… Больно. Плохо. Но это уйдёт. А река останется. Потому что зло преходяще, а река вечна. Ты удивляешься, наверное, Даугава, на то, что сейчас творится, шепчу я. Кому? Реке? Или самой себе…

Помоги мне. Помоги мне, Даугава, прошу я. Пожалуйста…

Я вглядываюсь до боли в глазах в живое серебро великой реки. Вдруг всё же появится та девушка? Но девушки нет. Ах, Даугава, Даугава… Может быть, ты тоже теперь латышка, Даугава?

Волны накатывают и накатывают на ступеньки набережной, словно прогоняя меня. Да, ты права, Даугава. Мне нужно идти. Уже совсем темно.

Мне становится страшно от мысли, что я побегу сейчас по тёмным пустынным улицам совсем одна. Ах, какая я глупая! Подумаешь, из-за какой-то ерунды засиделась до самой темноты! Да кто они мне, эти Улдисы, Петерисы? Никто. И звать их для меня больше никак.

Я вскакиваю с холодных ступенек, умываюсь прохладной чистой водой и бегу к дому. Скорее, скорее, Ира! Рига уже не тот спокойный город, по которому можно было гулять даже ночью. Беги быстро, и да пребудет с тобой удача!

Уфф… Я влетаю в родной подъезд, радуясь, что всё обошлось, я дома! Сейчас я поем, приму душ, поиграю с Артёмкой, и спать, спать, спать. Завтра будет новый день и новая песня…

- Мам! Я дома! – радостно кричу я. И растерянно застываю на пороге…

глава 39

Ира

На маме, выбежавшей в коридор встретить меня, лица нет.

- Что? Мама, что?!

- Ирочка. Звонили с твоей работы. Сказали, если не явишься сейчас же, уволят, - мама растерянно вытирает руки о фартук.

- Ох, мам, - облегчённо вздыхаю. - Ну нельзя же так пугать! Я уж подумала… - Ах, я не успела ничего подумать, кроме того, что произошло что-то ужасное.

Ну, мама… Ах, я просто не могу видеть маму такой! Такой… жалкой. Ах, хоть бы это всё закончилось! Как-нибудь, только бы закончилось! Этот ужас. Я словно живу в каком-то дурном сне. Сон наяву, вот что такое моя жизнь теперь.

- Опять звонит. Это она. Ах, Ирочка, как она орала! Эта раньше всегда тихая Илзе, - мамины руки нервно теребят и выкручивают фартук.

- Алло.

- Ну наконец-то. Явилась. Быстро в седьмой дом. Начальство с ревизией, а седьмой дом не мыт!

- Так седьмой дом не мой.

- Ну и что! Она ещё оговариваться будет! Немедленно приступай к работе. Как там тебя, Дикарева. Приступай к работе. Или завтра можешь на работу не выходить. Седьмой дом. – и эта скотина бросает трубку!

Ах, мне кажется, я могу сейчас убить эту бесцветную латышку! Просто взять и убить! Убить.

Но вместо этого я обнимаю маму, бормоча ей слова утешения, в которые не верю сама.

- Ирочка! А покушать! Хоть немножко… - слова мамы тают, растворяясь в душной тишине подъезда.

Я бегом спускаюсь по ступенькам, чуть не натыкаюсь на грузную женщину с сумками в руках.

- Ой, простите, тёть Дайна, - машинально говорю я.

Но тётя Дайна, раньше не упускавшая случая пошутить со мной, приобнять, сказать что-нибудь смешное, что, вот, мол, какая невеста моему сорванцу растёт…

Эта же, всё та же вроде бы тётя Дайна, умудряется молча высокомерно посмотреть на меня с высоты своего маленького роста… Словно я вдруг стала… не человеком… Так, что ли… Ну да, я сейчас ведь уже официально негражданин. Негражданин. Они сумели уколоть нас больно. Очень больно…

Я выбегаю из подъезда, оглянувшись на свои окна. В окне мама с Артёмкой на руках. Артёмка радостно машет мне ручкой. Ничего, мой маленький, ничего. Сейчас я быстро добегу до этого проклятого седьмого дома, уберу этот проклятый чёртов подъезд. И ещё успею почитать тебе сказку на ночь…

- Ну наконец-то. Приступай. Дом одноподъездный, справишься быстро.

Одноподъездный, блин. А то, что в этом одноподъездном аж целых двенадцать этажей, так это ей ничего. Тебя бы заставить после изнурительного тяжёлого дня убрать этот одноподъездный, тварь. Или, ещё лучше, твою дочь. Если у тебя есть дочь, тварь.

Но это всё я, конечно, не говорю своей начальнице, бесцветной пожилой латышке. Я думаю. Похоже, это всё, что нам осталось в этой стране, горько усмехаюсь я.

Я захожу в подъезд, зябко ёжась. Как здесь холодно. Как здесь мрачно. Да здесь и не видно, убрано или нет. Сейчас, подмахну тряпкой быстро, и пошли они все.

Но весь мой задор мгновенно улетучивается, стоит мне увидеть огромные горы мусора, скопившиеся около мусоропроводов. Всё ясно. Забит мусоропровод. Я обречённо опускаюсь на корточки, сжимая голову руками. Я не смогу. Я просто физически не смогу очистить эти Авгиевы конюшни. Я тупо смотрю перед собой, не в силах двинуться и приступить к своей так называемой работе.

Гул голосов, отражающихся от стен, плывёт по подъезду гулкими всполохами.

- И что, Илзе, это Вы называете выполнением плана работ? И Вы ещё заводите разговор о премии?

Тихий подобострастный шелест бесцветной Илзы. Такой же бесцветный, как и она сама. И уверенный мужской голос. Голос человека, облачённого властью. Тоже латыш, конечно.

Шаги, уверенные мужские, и тихие семенящие женские, приближаются…